Мать замерла. Легкий ветер перебирал ее волосы, оглаживал руки и ноги, посыпал пальцы на ногах песчинками. Позади с шелестом уходили вниз по склону дюны слои песка. Мать прислушивалась. Кроме ветра и песка было слышно собственное дыхание, так сильно похожее на ветер. Песчинки танцевали в темноте по всему гребню дюны, сталкиваясь друг с другом, увлекая друг друга то вверх, то вниз, по невидимым склонам. Было слышно эхо такого же песчаного танца впереди. И позади. Везде вокруг. Это был самый звук ночи, звук холода и темноты. Песок ночью жесткий, будто бы обросший холодом, как шипами, и когда ветер подхватывает песчинки, они цепляются друг за друга этими шипами, и создают шепот, который наполняет собой всю пустыню. Мать с закрытыми глазами следила слухом за этим шепотом. По его изменениям, по провалам и напряжениям в звуке она ощущала все происходящее вокруг, как если бы смотрела глазами. Дюны тянулись во все стороны, до самого горизонта. Где-то далеко позади, там, откуда пришло племя, чернел будто бы огромный провал в шуме песчинок. Там они сталкивались редко, зато в звуки движения их, короткие и грубые, вкрадывались звуки длинные и мягкие. По-прежнему очень слабые, но становящиеся похожими на звук прикосновения руки к телу, когда пальцы касаются кожи или одежды, и некоторое время скользят по ней. Так поет песок, скользя по поверхности замерзшего озера. У берегов этого озера племя жило, передвигаясь с места на место, все ночное время, и теперь направлялось в сторону дневного света, сквозь мир, в котором иногда казалось невозможным существование чего-либо, кроме песка и холода. Они завораживали своей бесконечной песней, усыпляли, будто бы имели свою волю и старались не выпустить никого в день.
Мать переместила внимание с пройденного пути на мир справа и слева от себя. Там тоже были песок и ветер. На грани слуха, очень далеко, чувствовалось еще одно озеро, куда более глубокое - песчинки словно бы со страхом пролетали над его поверхностью, замедляясь под действием огромной толщи воды, спрятанной под верхним твердым слоем. Еще где-то в другой стороне была пропасть. В ней песок будто бы обрушивался в немое ничто, где не было ясно различимых звуков, только сплошь черная тишина. Туда никто не ходит, туда ходить нельзя. Поэтому хорошо, что бездна так же далеко, как и озеро.
Мать прислушалась к миру прямо перед собой. Чем дальше, тем шелест песчинок становился все слабее и слабее, превращаясь в глухие толчки, а потом исчезал совсем. В месте его исчезновения, которое линией вытянулось вдоль всего горизонта, жил сильный шелест, треск, звуки роста, движения и тепла. Так мог петь только Светораздел. Впервые Мать услышала его за эту долгую ночь, и сердце ее обрадовалось, и будто бы часть напряжения, стеной стоявшего вокруг уже давным-давно, устремилась к Светоразделу и погибла в тепле и свете по ту его сторону. Стало легче дышать, и воздух будто бы даже потеплел, хотя ветер еще никак не мог доносить сюда дневное тепло.
Светораздел был еще достаточно далеко. Ночь укрывала мир своим огромным телом, она была так же велика, как и далекий день, и большой путь по-прежнему лежал впереди. В темной пересыпи ветра и песчинок не было слышно опасных животных. Лишь изредка, похожий на мгновенную слабую вспышку, возникал в темноте резкий звук движения, слишком незначительный, чтобы испугать. Это жили на теле пустыни маленькие животные. Во всем пространстве, которое охватывал слух Матери, между горизонтами, множество было их, не связанных друг с другом. Плавно звучащая ночь то и дело пестрела этими внезапными шорохами, и Мать с напряжением искала среди них большие звуки, тяжелые и непреходящие, от которых замирает все вокруг. Даже ветер выдыхается, стихает, едва только приблизившись к скоплению голода и силы... Но сколько хватало слуха, везде ветер жил ровно, не пугался, и Мать успокоилась.
Уловив ее спокойствие, сзади возник звук большого движения, сразу во многих местах, соединяясь в неделимое целое. Огромное множество шагов, перекрывая друг друга, выросло в темноте за дюной, заполонило ложбину, и двинулось вверх по холму. Мать слушала эти звуки, и под их действием спокойствие наполняло ее тело и мысли. Скрипели кожи седел и ремней, гулко вздыхали огромные тела под грузом вещей и людей, слышались щелчки и посвистывания, а впереди, между Матерью и этими звуками, неслись вверх по склону легкие шаги и смех. Ветер разлетался во все стороны, радостно вторя этому смеху, и казалось, что холод опадает с песчинок, делая их танец мягким и теплым. Так бежали дети и подростки, которым скучно было передвигаться медленно так близко от долгожданной цели путешествия. Мать чувствовала, как огромная дюна оседает под грузом идущего племени, и извечная настороженность в ее душе соединялась с удовлетворением. Вот-вот подойдет к концу очередной ночной переход. Погибших мало, зато много воды и еды, а еще - зачато много детей. Пустыня на этот раз была жестока где-то в другом месте, далеко за гранью слуха. Поэтому Мать уже который переход за эту ночь ткала в своих мыслях благодарность пустыне, стараясь не ошибиться ни в одном слове, чтобы не навлечь беду. Соединяла слова с ветром и шорохом песка, с движениями своего тела и всего племени. Возможно, если вдруг появится опасность, сила сотканных слов и звуков сможет ее отпугнуть. Благодарность эта была уже такой большой, что приходилось выделять для нее достаточно большую область тела, всю левую часть груди и шею. Там жила она, не мешая мыслям, и лишь изредка Мать перебирала ее памятью, чтобы определить дальнейшее плетение узора слов.
Теперь, когда племя переваливало через гребень дюны, Матери захотелось посмотреть на мир дневными глазами. Она открыла их, и чернота поглотила ее, оттеснила на второй план все звуки. Везде вокруг ночь, сплошная ночь. Но нет - далеко впереди, за многими и многими переходами, протянулась вдоль всего горизонта бледная полоса. Все вокруг тоже видели ее. В темноте вокруг начали проступать силуэты движения племени. Будто бы та же светлая линия, которая обрисовала горизонт, нашла свое отражение в каждом человеке. Было видно, что все люди смотрят теперь только туда, вперед, и все время вскидывают руки вверх, проверяя, есть ли уже достаточно тепла. Огромные глаза животных то и дело выныривали на мгновение из темноты совсем рядом с Матерью, проплывали мимо. Пробегали мимо дети, иногда останавливаясь прямо подле нее и заглядывая в лицо. Они наслаждались возможностью видеть, и использовали ее для изучения всего вокруг. Еще нельзя было узнать их по очертаниям, но другие чувства верно указывали, кто именно сейчас держится за руку, замерев во внезапном ожидании.
Так заканчивался каждый ночной переход. Однажды на горизонте возникал силуэт Светораздела, до этого невидимый, и тогда пропадала часть страха, живущего в каждом человеке племени. Во всех, даже в старых и искушенных людях, жил он, иногда принимая форму всего лишь напряжения и настороженности. Почти никогда не случалось такого, чтобы страх этот оправдывался. Да что там почти - никто из живущих и слыхом не слыхивал о подобных случаях. Но все равно, у каждого внутри жил он, а значит, мог в любой момент натворить бед. Поэтому о нем не говорили, не обсуждали его возможность, не остерегали друг друга. Незачем говорить о том, что чувствуют все. Страх этот - остаться в темноте, не успеть выйти на дневную сторону до того, как иссякнет в теле тепло, которое можно получить только под дневным светом. Стоит только зайти слишком далеко - чего, правда, никогда не случалось - или просто задержаться в пути, и тогда проникнет внутрь ночной холод, превратит тело во множество песчинок, чтобы ветер развеял их по всей пустыне. И в такие минуты, когда дневной свет показывается вдали, страх этот утихает, напряжение отступает, и можно позволить детям немного пошуметь и побегать вокруг племени. В их телах появляется сила, которую ранее сковывал страх. Это хорошая сила. Дети должны учиться использовать всю силу, которая в них есть, до последней капли. Должны уметь доставать ту силу, которая уходит на напряжение, которую связывают осторожность и инстинкт.
Вот уже большая часть звуков в племени утихла. Дети вернулись к родителям, получив свою порцию свободы. Стихли окрики, щелчки и похлопывания по телам животных, которые теперь и сами торопились идти. Племя снова слилось в нечто единое, двинулось сквозь песок и ветер, как живое озеро, неразделимое и неудержимое.
Еще один ребенок подбежал к Матери, остановился рядом, и посмотрел ей в глаза. Слабый свет от горизонта обрисовывал его силуэт, плавал в глазах маленькими огоньками. По теплу, которое исходило от него, Мать узнала его. Он родился две ночи назад, после сильных ветров, которые дули всю ночь и весь день. Весь мир тогда сходился к Светоразделу, прятался под его листьями, чтобы не быть унесенным, или засыпанным песком с головой. Роды принимали на ночной стороне. Ребенок рождался, а в это время из пустыни выходили все новые и новые животные, спасаясь от ветров. Они были ясно различимы в неярком свете, пробивающемся сквозь Светораздел. Слушать тогда было нельзя, из-за постоянного рева ветра, и все смотрели только дневными глазами. Огромные и маленькие силуэты зверей возникали в пыльной темноте поодаль, безмолвно проходили рядом, сопротивляясь течению ветра, и так же таяли в пыли где-то возле дневной стороны. Шли они повсюду вокруг племени, и сквозь него. Огромные мохнатые хищники, которые едины с темнотой, наполнены ею внутри так же, как и воздух везде вокруг, тоже проходили сквозь стоянку племени. Они поворачивали головы из стороны в сторону, будто бы осматривая людей, и это было даже немного страшно. Ведь все знают, что видеть они не умеют, но что расположены все их чувства в окружающей темноте. И сколько есть темноты вокруг, так далеко и так ясно могут они воспринимать все происходящее, намного яснее людей. Даже они убегали от ветров, выходили к дневному свету - ослепшие от выцветания ночи, не умеющие жить даже при слабых лучах дня, и оттого становившиеся испуганными и замкнутыми. Они собирались группами под самым Светоразделом, находили самые темные места под его листьями и стеблями, и лежали там, не умея воспринять ничего вокруг, кроме ветра. Множество было там и других животных, самых разных, равно как и племен. Со всего мира сходились они, собирались вместе, соединялись, стараясь не обращать друг на друга внимания, проходя друг друга насквозь, и ждали. И, как и надлежит возле Светораздела, рожали детей. Вот и этот мальчик родился тогда. Всегда в нем теперь будет чувствоваться этот сильный ветер, и прозрачность всех живых вокруг, собравшихся вместе, но будто бы не существующих друг для друга.
Подержав Мать за руку несколько мгновений, он побежал к семье. С разбегу кинулся на огромный мешок, висевший на боку у ездового животного, и начал карабкаться по нему вверх, хватаясь за неровности, будто бы карабкался по огромной скале. Мешок колыхался, туго набитый вещами, и то подталкивал вверх, то нависал и пытался столкнуть вниз. Сквозь него доносился внутренний гул из тела животного, похожий на ветер, только запертый внутри, без возможности вырваться и разлететься во все стороны. Ребенок взобрался по мешку на самый верх, и устроился в одном из седел, рядом с сестрой. Тесно прижавшись друг к другу, они слушали, как гулко гуляет ветер под ними, в огромном теле. Наверняка там, внутри, тоже есть своя пустыня. В ней живут очень маленькие люди, и очень маленькие звери, и для них она поэтому кажется огромной-огромной, так что невозможно достигнуть ее края. Когда племя выходит в день, свет проникает сквозь глаза животного, и освещает эту внутреннюю пустыню, и там тоже наступает день. Когда племя уходит в ночь, там наступает темнота. "Это так удивительно" - говорят дети друг другу. "У них нет Светораздела, и над одной и той же землей могут быть и ночь, и день. Наверное, это очень тяжело для всех". Они жалели жителей этого внутреннего мира, и осторожно гладили кожу животного.
Стенки седла были высокими, так что дети помещались в нем с головой. Ветер оставался снаружи, внутри было уютно и почти тепло, особенно если крепко обнять друг друга. Вверху, куда единственно могли смотреть дети из седла, прямо над ними, проносились песчинки, а еще выше все тонуло в темноте. И даже если прислушаться, закрыв дневные глаза, то ни единого звука не сходило сверху. Именно там, наверху, и жила ночь. Все люди и животные, которые когда-то жили там, уже давно превратились в песок и были сброшены темнотой сюда, в пустыню. Там же не осталось ничего. Лишь редко-редко, один или два раза за ночь, доносились сверху слабым эхом неясные отзвуки, похожие на хлопки ладонью по толстой коже ездовых животных. Только очень-очень далекие, а потому еле слышные. Все племя останавливалось тогда, и прислушивалось, не произойдет ли что-нибудь еще. Люди говорили, что это ночь обращается ко всем живущим, к ветру и песку, говорит им, хорошо ли они себя ведут. И если за всю ночь темнота вверху не произносит ни одного слова, значит скоро что-то произойдет, что-то нехорошее. Скорее всего, кто-нибудь из племени погибнет. Этой ночью племя уже слышало несколько слов, сошедших сверху, поэтому можно было надеяться на благополучное завершение путешествия.
Долго еще шли они, поднимаясь и спускаясь по склонам дюн, пересекая каменистые участки земли, свободной от песка. Хищники не встречались им, другие племена тоже не появлялись в пределах слышимости. С каждым переходом через очередной песчаный холм свет вдали становился немного ближе, и все яснее проступали черты мира вокруг. Но все равно, до самого Светораздела было очень темно. Когда под ногами появлялась каменная поверхность, дети вылезали из седел и исследовали ее, не покидая пределов племени. Ориентироваться здесь было намного сложнее. Среди камней то и дело обнаруживались трещины, иногда глубокие, или наполненные застуженной водой углубления. В хаосе звуков пустыни и идущего племени детям нелегко было различить их, поэтому взрослые по-очереди присматривали за ними. В ущельях жили поющие крабы. Это самые красивые ночные существа. Панцири их покрыты отверстиями, сквозь которые ветер проходит свободно, превращаясь в самые разные звуки. Разные отверстия группируются на панцирях в полосы, так что когда краб перебегает между расщелинами, поворачиваясь к ветру разными боками, или выбирается из озера, ветер попадает в эти отверстия, и, пытаясь выбраться, свистит, гудит и поет. Дети бегали от ущелья к ущелью, отыскивая такого краба, выгоняли его из укрытия, и потом следовали за ним, пока он пытался спрятаться в другом месте. Ночь расцветала полосами и волнами звуков, расходящимися от него во все стороны, и казалось, что песок вокруг начинал шуршать слабее, чтобы тоже их послушать. Взрослые не позволяли вредить крабам, потому что были они несъедобными, и дети с нетерпением ждали каменистых мест, чтобы хоть немного отодвинуть, приподнять еще выше нависающую над племенем безмолвную ночь.
Через некоторое время свет далеко впереди перестал становиться сильнее, зато теперь он рос все выше и выше, оттесняя ночь с неба. Потом стало видно, что это не только свет, но еще и множество теней, протянувшихся от земли до неба, и в обе стороны до горизонта, куда тянулся Светораздел. Теперь уже можно было совсем ничего не бояться. Здесь никто никогда не охотился, потому что вся тревога и страх, голод и злость пропадали, стоило только подойти к подножию Светораздела. Раздвигая песок, из земли поднимались стебли растений, одинокие или сплетенные друг с другом. Огромные листья тесно прижимались друг к другу, едва пропуская с дневной стороны свет. Высоко вверх уходила эта стена, теряясь в темноте и бледном неярком свете, и не было края у нее нигде.
Племя остановилось неподалеку. Все люди раскинули руки так широко, как только было возможно, раскрыли глаза и рты, и приветствовали тепло, наполняясь им. Брат с сестрой тоже стояли рядом друг с другом, на песке, и с восхищением смотрели высоко-высоко, туда, где Светораздел растворялся в темноте. Мать стояла рядом, и наблюдала, как слабое, едва ощутимое тепло опускается от листьев на песок, оглаживает маленькие, еще слабые детские тела, и проникает внутрь, чтобы вытеснить ночной холод. Она сама тоже раскинула руки, и слушала, как темнота выходит из нее, уносится вместе с ветром, а свет омывает все внутри, подготавливая тело к дневному переходу. Кожа потрескивала, теряла жесткость, приобретенную ночью. По всему телу словно бы прокатывалась волна, и из глубин его, куда никто не способен заглянуть, начинало подниматься тепло. Медленно, постепенно, едва заметное. Скользило по ногам, по пальцам на руках, теплилось в корнях волос и где-то глубоко в груди.
"Здесь нельзя долго задерживаться" - сказала Мать брату с сестрой.
"Почему?"
"Вы чувствуете тепло, которое появляется в ваших пальцах, в ногах и в груди?"
"Да, чувствуем! Оно такое теплое..."
"Если мы останемся здесь долгое время, мы превратимся в такие же растения, которые сейчас перед вами. Вы чувствуете силу Светораздела. Она дается вам, чтобы суметь пережить день и согреться после длинной ночи. Но если напитаться ей слишком сильно, вы сами станете его частью, чтобы навсегда остаться здесь".
"Давайте тогда останемся! Мы станем высокими и сильными, и достанем высоко-высоко!"
"Вы и так вырастете сильными, дети. Намного сильнее этих растений".
"Правда?"
"Правда. Когда-то этих растений не было совсем. Свет дня и ночи смешивался, и никто не мог ни видеть, ни слышать здесь, настолько все было неправильно. Тогда сюда стали приходить люди и животные. Все они превратились в растения, выросли такими высокими, переплетаясь друг с другом, пока не появился Светораздел, чтобы все остальные могли нормально переходить между ночью и днем. Поэтому нам не нужно становиться растениями. Нам нужно пройти сквозь них, и идти дальше. Если мы этого не сделаем, те, кто стали растениями, расстроятся. Они поймут, что зря выросли так высоко, что никто из людей не хочет проходить из ночи в день. И снова станут людьми, а день смешается с ночью. Поэтому мы должны идти дальше".
Племя тронулось с места. Люди и животные погружались в сплетение ветвей, проходили между огромными листьями, каждый из которых мог накрыть несколько человек. Воздух теплел и колол кожу. Подняв головы, все смотрели вверх. Тугие стебли поднимались высоко-высоко, теряясь в сплошном лесном покрове. Между стеблями на земле валялись кучи мелких камней, кости, старые порванные ткани и вещи, росла трава. В воздухе стоял гул, как будто бы по стеблям из-под земли вверх несся ураганный ветер. Стоило только приложить руку к стеблю, сразу чувствовалась мелкая дрожь, и идущий изнутри звук.
"Почему они дрожат?" - посмотрела сестра на Мать, ощущая сквозь ладошку глубокий гул и движение.
"По ним несется ветер. Он поднимается по стеблям из-под земли высоко-высоко, и потом развеивается на дневную и ночную стороны. Когда растений не было, не было и ветра. Весь мир был неподвижен, и ничто никогда не изменялось. Тогда люди почти не ходили в ночь, которая была очень далеко отсюда, потому что без ветра там было очень мало звуков, и ушедшие быстро сходили с ума от черной тишины. Некоторые умирали, а некоторые превращались в хищников. Таких, каких мы встречаем теперь".
"А если стебли исчезнут, все снова будет так?"
"Да".
Сестра погладила шершавую поверхность стебля. Она представила себе, как ветер крутится и гудит под землей, совсем как в теле их ездовых животных. И что там тоже живут люди, только, наверное, они огромные-огромные, и тоже никак не могут добраться до конца своей земли. Наверное, там совсем сильный ветер, если он вылетает сюда с таким гулом. Она побежала вслед за племенем, отыскала брата, и все рассказала. Он выслушал, и покачал головой. "Тогда нам нельзя нигде копать песок и землю. Представляешь, если ветер прорвется?" Они вспомнили, как, охотясь за крабами, раскапывали небольшие щели, полузасыпанные песком, и разбирали небольшие кучи мелких камней. "Зато подставить бы краба под такой порыв ветра - вот было бы здорово!" В общем, копание вдруг представилось и страшным, и интересным, и они так и не решили для себя, стоит ли этим заниматься в будущем.
Вокруг становилось все светлее и светлее. Свет наливался силой, становился почти жестким, как поверхность камней, заполнял все вокруг, уничтожая тени. Отдельные песчинки, залетающие в гущу Светораздела, были горячими, и очень сильно кололись. Сестра почувствовала, как кожа на лице натягивается, сопротивляясь этим уколам, становясь похожей на кожу животных - такой же грубой и жесткой. Вот впереди уже совсем нет теней. Тело пылает от жары, и сквозь глаза внутрь потоками льется свет, заполняя тело полностью. Последние стебли и листья проплывают мимо, и люди оказываются на дневной стороне.
Старик сидел в тени большого камня, и ковырялся негнущимися пальцами в ракушке, пытаясь вытащить из нее мякоть улитки. Тень была слабая, старик едва помещался в ней, хоть камень и был огромным. Жар лил со всех сторон, охватывая камень, не давал тени появиться. Ветер трепал стариковы уши, беспомощно прижатые к голове, и казалось, заносил жар даже в те места, где тень все-таки была. Пальцы не справлялись с маленькой ракушкой, и старик вертел ее то так, то этак, не желая отпускать улитку на свободу.
Брат с сестрой смотрели на него из-под брюха своего ездового животного, почти полностью зарывшись в песок. Если не знать заранее, что они были людьми, любой принял бы их торчащие головы за пару камней, настолько искусно они прятались. Это была тренировка. Старика нужно было напугать, чтобы ему впредь было неповадно вот так вот садиться возле камня, на окраине стоянки, даже не посмотрев по сторонам. Мало ли кто может тут прятаться. А вдруг это не дети, и не камни, а кто-то другой? А он знай себе ковыряет ракушку кривыми пальцами. И зачем ему понадобилась эта улитка? Она ведь даже не съедобная. И панцирь у нее не блестящий, и не разноцветный, чтобы любоваться ей.
Детям стало жалко старика, они отвернулись, и стали смотреть на стойбище. Все люди стояли с запрокинутыми вверх лицами и раскинутыми руками. Животные лежали, обложенные вещами, и тоже смотрели вверх. Ветер трепал вещи, засыпая их песком, закручивал небольшие вихри и разбрасывал их по всей стоянке. Иногда ветер утихал, песок оседал, и тогда все становилось неподвижно, только свет и жар продолжали падать сверху, бить по телам и туго растекаться по земле. "Наверное, из жара родилась когда-то земля. Ведь она такая же тугая и твердая, такая же тяжелая". - думали брат с сестрой, пересыпая в ладошках песок. "Где-то наверху она совсем не тяжелая, а потом спускается все ниже и ниже, становится тяжелее и тверже, пока совсем не превращается в песок и камень. И дальше уже не может спускаться, замирает. Иначе нам было бы негде ходить". "Так и есть" - вдруг отвечает им старик, не поднимая глаз от несчастной улитки. "Когда-то земля была намного выше, чем сейчас. Там тоже жили люди и животные, и был свой Светораздел. Но потом все они умерли, а земля стала спускаться ниже, чтобы найти новых людей. Так повторялось много-много раз, и повторится снова. Пока однажды уже некуда будет ей опускаться". "А что случится тогда?" "Никто не знает, потому что этого еще никогда не случалось. Говорят, что тогда верх и низ поменяются местами, земля начнет подниматься, а люди станут жить на обратной ее стороне, вниз головой". "Так не может быть. Ведь они тогда упадут". "Вот, и я так думаю".
Дети с непониманием смотрели на стариковские пальцы, как они мнут улитку, словно стараются превратить ее в песок. Почему же пустыня может однажды прекратить опускаться? И действительно, что же будет потом?
Из-за далекого камня, торчащего из склона дюны в стороне от стоянки, показались фигурки людей. Они несли на себе что-то большое, что не под силу было поднять одному человеку, и это было явно намного интереснее, чем странные стариковы слова. Дети выбрались из песка и побежали к охотникам.
"Привет, дети!" - поприветствовал их первый охотник. Худые и высокие, они свободно шли между порывами ветра, уставшие, но довольные. На спинах их лежало что-то очень большое, так что все охотники несли эту странную вещь вместе. Будто бы огромный плоский кусок земли. Снизу, куда могли смотреть дети, из темной рыхлой породы торчали камни и какие-то длинные тонкие стебли, совсем как у Светораздела, только коричневого цвета. Песок и земля то и дело осыпались вниз, и пока охотники шли к лагерю, дети бегали между ними, забегали под этот кусок земли, и с удовольствием подставляли лица и руки под земляной дождь. Ведь до сих пор они видели в воздухе только песок, а теперь узнали, что и обычная земля, которую так редко можно встретить в пустыне, может падать сверху. Брат с сестрой носились между охотниками, и были в полном восторге. "Наверное, это жара превратилась в землю, не долетев до поверхности пустыни, прямо у них на спинах! Представляешь, если и с нами такое же случится?" Тогда они выбирались на открытое место и бегали вокруг, то и дело поглядывая вверх, а потом наклоняясь, чтобы жара стала землей у них на спинах. "Эй, жара, а ну давай!". Но ничего не происходило, только продолжало сверху литься на плечи вязкое и тяжелое. "Наверное, мы еще совсем маленькие для этого" - решили они, когда устали.
Охотники внесли добычу в лагерь. Люди сразу же перестали смотреть вверх и обступили их со всех сторон. От вещей отчистили место, где из-под песка на поверхность выходили большие каменные плиты, и охотники опустили свою ношу. Люди обступили вокруг нее, чтобы получше рассмотреть. Брат с сестрой пробрались в первые ряды, вместе с другими детьми. Ведь им было очень интересно, что же это все-таки такое. И что будет дальше. Зачем жара превратилась в землю на спинах охотников? Наверное, специально, чтобы ее принесли ко всем остальным. Почему она не появилась сразу здесь? Конечно же, потому, что каменная площадка не была расчищена. Что будет дальше?
Верхняя поверхность этой странной земли оказалась совсем не похожей на обычную землю. На ней дыбились огромные морщины, которые тянулись во все стороны, иногда все вместе закручиваясь в круги, в центре которых были темные отверстия вглубь, а иногда просто идя рядом друг с другом, как множество полос. Все они были разных цветов, и цвета эти были настолько яркие, что хотелось смотреть на них, не отрывая глаз. Воздух над полосами переливался такими же цветами. Цвета в воздухе смешивались друг с другом, в зависимости от ветра, поэтому все время казалось, что морщины на поверхности двигаются, то сближаясь друг с другом, то расходясь в разные стороны. Глубокие отверстия будто бы пульсировали и подрагивали, отдельные полосы вокруг них шевелились. Да, так действительно было, это двигались не только цвета в воздухе. Вот ветер изменил направление, и в лицо детям пахнуло ночным воздухом. Это было настолько странно, что они даже приготовились слушать, и на мгновение прикрыли глаза. Но сразу же открыли, потому что слух не показывал ярких цветов. Все взрослые вокруг тоже просто смотрели, не пытаясь закрыть глаза или прикоснуться. Через некоторое время детям стало понятно, что холодный воздух выходит из темных отверстий. Вместе с каждым движением каждого отверстия, когда стенки его сжимались, и темнота внутри становилась немного плотнее, чувствовали все вокруг прохладу. Цвет, проникающий в воздух, тоже растекался вокруг, и даже достигал самых близких людей. Брат с сестрой восхищенно поднимали тогда руки, и прикасались к нему пальцами и ладошками. Цвета не были холодными, руки их совсем-совсем не чувствовали, зато тонули в них, изменяя свои очертания. Едва только дуновение холода ослабевало, цвет исчезал в воздухе, снова уступая место яркой жаре.
Взрослые достали ножи, и начали аккуратно вырезать из полос кусочки. Потом поднимали их, не обращая внимания на разбегающийся по ветру цвет, клали в рот и жевали, сыпя вниз крошками. Брат с сестрой тоже было потянулись к полосам, чтобы взять и себе, но старик, стоящий рядом, остановил их. "Не торопитесь. Их нелегко отрезать. Да и есть можно далеко не все цвета". "Почему?" "Сил может прибавить только черный, зеленый и синий. От желтого у человека вырастают липкие волосы по всему телу, песок быстро прилипает к ним, и человек превращается в камень. Красные полосы настолько горячие, что есть их невозможно. А тот, кто съест коричневую, больше никогда не сможет слышать, поэтому не сможет уйти в ночь и погибнет здесь".
Он отрезал детям по кусочку черного цвета. Дети сразу же положили их в рот, и удивились, насколько они были прохладные и вкусные. Но очень странно было теперь сидеть на камне. Ведь когда-то этот камень был человеком. Потом этот человек, а может быть даже ребенок, неосторожно съел кусок земли желтого цвета, и превратился в камень. А ведь вокруг очень много камня. Наверное, здесь целое племя наелось желтого цвета, и все потом обросло песком, окаменело. "Вот для чего нужны желтые полосы! Чтобы некоторые люди стали камнями, и можно было потом класть на них такую еду. А на что же клали ее, когда еще люди не превратились в камень?" "Наверное, иногда жара превращается в совсем маленькие кусочки желтого цвета, которые очень легкие. Их не нужно никуда носить, а можно съесть прямо на месте, без чьей-либо помощи!" "Да, точно, так и есть!" "А раз появляются так желтые полосы, то обязательно должны появляться и все остальные".
Дожевывая, дети выбрались из толпы людей и начали бегать вокруг, петляя между вещами и огромными гулкими телами животных. Наверное, полосы могут появиться на спинах в любой момент, поэтому нужно бегать очень долго.
Пока они бегали, временами теряясь в налетающих потоках песка, все съедобные части были вырезаны. Невырезанных цветов осталось намного меньше, и теперь по всей поверхности бледными пятнами ползли раны и трещины. Глубокие отверстия, которые были с самого начала, теперь судорожно вздрагивали, а порывы холодного воздуха совсем пропали. Наоборот, иногда вырывался воздух до того горячий, что приходилось отходить подальше.
Люди сложили все вырезанные куски, которые не были съедены, в мешки, а оставшуюся странную землю разрезали на большие части и разнесли животным. Как только брат с сестрой увидели, как животные поднимают с земли свои огромные головы и начинают жевать то, что нельзя есть людям, они прекратили свой бег, и, пораженные, подошли поближе. Глаза у животного были закрыты, оно переваливало во рту огромные разноцветные куски, и сквозь кожу его из горла доносилось рычание и клокотание. "Как же так получается, что ему можно есть, а людям нельзя?" Коричневая кожа, покрытая едва заметными морщинами и пятнами, мерно двигалась, прикрывая перекатывающиеся внутри звуки, и по всему телу временами возникали слабые движения. Вздрагивала нога, туловище раздувалось сильнее во время дыхания, из него доносились резкие звуки, похожие на те, которые ночью доносятся сверху, из сплошной темноты. "Так вот что это за звуки ночью! Наверное, мы тоже живем внутри такого животного, только очень большого. Оно съедает землю, которую ее люди есть не могут, и земля эта опускается к нам сюда, появляется у нас на спинах". "Значит, из всех несъедобных цветов, после того, как животное их съест, могут появиться и хорошие цвета?" "Да, наверное. Может быть, все хорошие цвета есть в теле животного, оно само их добавляет к тому, что ест". Дети представили, как внутри животного, в его необъятном животе, живут люди, и как земля падает к ним вниз, разбитая на мелкие части огромными челюстями. Прямо в воздухе появляются новые цвета, и смешиваются со старыми, издавая при этом громкий звук. Они повсюду сыпятся на землю, и иногда падают прямо в песок, и ветер заносит их, так что никто их никогда не находит. А некоторые падают прямо на плечи людям, чтобы они могли принести их домой.
Вскоре после того, как животные доели последние части цветной земли, племя тронулось в путь. Ветер стих, песок исчез из воздуха, и было видно теперь далеко-далеко. Повсюду, сколько хватало глаз, из песчаных склонов торчали высокие камни. Их поверхность была ровная, лишь местами покрытая выветренными полосами, и внутри каждого из них мог поместиться взрослый человек. Поэтому дети, выглядывая через край своего седла, удивлялись, сколько же людей здесь когда-то окаменели. Песчаная равнина уходила далеко, и, расплываясь, терялась в белом сиянии. Стоящие силуэты камней заполняли равнину, и вдалеке, где земля исчезала из виду, казались уже совсем похожими на людей, замерших без движения.
Иногда вдалеке возникали яркие шарики света, намного более яркие, чем обычный свет. Они находились у самой поверхности, временами скрываясь за склонами дюн и торчащими камнями, и детям не удавалось разглядеть, что же это такое. Никто из взрослых не обращал на этот свет внимания, хотя все ясно его видели. Когда же такой свет возник прямо на пути племени, ряды идущих разделились, обходя его с двух сторон. Дети не отводили от него взгляд, следя за его приближением. Он становился все больше и больше, пока не оказался очень большим, выше человека. Несколько толстых ног, такого же цвета, как стебли Светораздела, вырастало из земли, и на них, как огромное тело, лежал раскаленный шар, очень яркий и горячий. Во все стороны от него растекался дрожащий прозрачный туман, и дети видели, что все, кто шел пешком, торопливо залезли на животных. Наверное, ногам было слишком горячо в этом тумане. Иногда в глубине сияния возникали красные или желтые завихрения, и тогда шар пульсировал и покачивался, будто бы подчинялся движениям ветра, которого в это время не было. Вокруг него не было песка, только черная земля, без камней и трещин, кругом расходившаяся далеко во все стороны. "Что это?" - спросили дети у человека, который ехал вместе с ними, в соседнем седле. "Это растение, такое же, как в Светоразделе". "Почему же оно совсем не похожее? Не высокое, и светится?" "Потому что те расположены на границе дня и ночи. А здесь слишком жарко, чтобы вырасти высоким, и слишком много тепла, которое заставляет стебель растения светиться изнутри". "Оно очень горячее?" "Да. Никто никогда не мог подойти к нему вплотную". Люди и животные, обходившие шар с другой стороны, выглядели совсем маленькими, настолько далеко они были, и детям казалось, что они входят в него, а потом выходят с другой стороны. Скоро они почувствовали, что кожа на лице стала болеть и стягиваться. "Спрячьтесь. Вы еще не привыкли к такому яркому свету". Дети сели на дно седла, и стали думать об этом шаре. "А если бы человек остался жить по эту сторону Светораздела навсегда, он бы стал таким же?" "Да. Или просто умер бы. Обычно люди просто умирают. Такими растениями становятся очень редко, и никто не знает, почему это вообще происходит". После этих слов дети почувствовали, что очень устали и нужно поспать, ведь встретилось им в последнее время так много нового. Они прижались друг к другу, и уснули, укачанные дорогой.
Они проснулись одновременно, и удивленно посмотрели друг на друга. Что-то в них изменилось. Глаза остались теми же, руки и ноги были на месте. Разве что немного потемнела кожа на лице, где ее обжог свет от странного растения. Через несколько мгновений они поняли, что стало темнее. Свет уже не лился сплошным полотном к ним в убежище, не давил на плечи, но всего лишь мягко прикасался к головам и стенкам седла. Небо потеряло яркость, стало серым. Осторожно привстав, они выглянули наружу. Ветра не было, и воздух по-прежнему был очень чистым, открывая обзору большие пространства. Люди и животные стояли и сидели везде вокруг, тесно прижавшись друг к другу, как если бы ветер свирепствовал и грозил засыпать всех неосторожных песком. Над пустыней расстилался слабый серый свет. Несколько ярких растений-шаров все так же сияли вдалеке. Небо выцвело. Часть его стала почти совсем черной, а часть все еще сохраняла подобие прежней яркости. Дети никогда не видели такого. Небо всегда было либо темным, когда была ночь, либо белым, когда они выходили в день. И переход между ними всегда был резким. Теперь же свет плавно переходил в тень, как будто бы накрыли всю землю огромным покрывалом, часть которого была более светлая, а часть - более темная. Люди и животные вокруг были напуганы. Страх висел в воздухе совсем так же, как недавно свет. Растекался между мешками, пробирался в укромные уголки между людьми, то и дело заставляя их вздрагивать. А еще было очень тихо. Словно бы все звуки, которые должны сейчас быть, откладываются на потом, чтобы всем вместе стать громкими и резкими, возникнув внезапно, без предупреждения. "Наверное, огромное животное, в котором мы живем, немного прикрыло глаза. Оставило маленькую щелочку, чтобы проникало немного света" - подумали брат с сестрой.
Стало еще немного темнее. Не внезапно, а будто бы уже давно было, но только сейчас все это заметили. Тогда брат с сестрой перестали думать, и начали наблюдать, будет ли еще темнеть. И действительно, светлая часть неба становилась все меньше, уходя куда-то за горизонт, а темная нависала над ней, разворачиваясь во всю ширину. Как будто бы кто-то очень большой закрывал глаза. "Оно сейчас полностью закроет глаза!" - с восхищением подумали дети, и даже подпрыгнули от интереса. Света становилось все меньше и меньше, до тех пор, пока с неба он не исчез совсем. Но внизу, в пустыне, он по-прежнему жил. Повсюду над дюнами поднимались вверх огромные полукруглые сияющие холмы. Внизу они были яркими, а вверху становились все более бледными, пока совсем не таяли в опускавшейся с высоты темноте. Сначала дети совсем не поняли, что же это такое. Но потом увидели, что такие же холмы встают над далекими растениями-шарами, и поняли, что это просто свет, исходящий от них.
От камней, которые стояли, как люди, повсюду до горизонта, в разные стороны протянулись тени. От каждого камня было множество их, все одинаковой формы, очень длинные, и расходились они сразу во все направления. Вот это было совсем непонятно. Как может быть столько теней, если вокруг столько света? Ведь тень может быть только одна, потому что камень, который ее отбрасывает, только один. И именно это множество теней, которые разукрасили всю поверхность пустыни переплетающимися полосами, и казалось сейчас детям, да и всем людям племени, самым удивительным.
Скоро люди почувствовали, как в телах их появляется холод. Изнутри стала подниматься дрожь, которая возникает всегда, когда тело еще не согрелось достаточно перед погружением в долгую темноту. И это было очень странно. Ведь воздух продолжал еще оставаться теплым, хоть уже и не горячим, и слишком мало времени прошло, чтобы почувствовать ночь. Да и достаточно долго люди шли под дневным светом и вобрали в себя очень много тепла. Его должно было хватить надолго. Но дрожь все равно поднималась, и дети с удивлением смотрели на свои руки. Пальцы старались жить собственной жизнью, то напрягаясь, то расслабляясь. То же самое происходило и со всеми вокруг. Будто бы неладное происходило не только с небом, но и с живыми существами.
Брату с сестрой очень хотелось подобраться поближе хотя бы к одному из высоких камней, чтобы посмотреть, как это у него получается отбрасывать столько теней. Может быть, на самом деле каждый такой камень состоит из множества камней? И каждый из них рождает ту тень, которую захочет? Но делать этого было нельзя, потому что вокруг никто никуда не двигался. Так всегда происходило во время большой опасности. Многие люди даже закрыли глаза или спрятали лица в ладонях. Это тоже было странно, ведь совсем ничего опасного вокруг не происходило. Поэтому дети просто продолжали смотреть по сторонам, пытаясь углядеть вдалеке хотя бы один камень, у которого была бы только одна тень. Или вообще бы не было теней. Но таких камней не было.
Через некоторое время в воздухе появился звук. Люди подняли головы и прислушались. Нечеткий, слабый, он доносился будто бы со всех сторон. Появлялся с одной стороны, некоторое время крался мимо, цепляясь за одежды и вещи, затем исчезал, и возникал уже совсем в других местах. Кроме этого звука ничего нового вокруг не появилось. Тогда люди закрыли дневные глаза, и стали только слушать, как если бы вокруг была настоящая, самая темная ночь. Звук доносился из-под земли. Повсюду под ногами был он, и далеко вокруг, глубоко под землей. Как если бы там глубоко дул ветер, пересыпающий песок и россыпи мелких камней. Глубинные камни эти раскатывались во все стороны, сталкивались друг с другом и с невидимой каменной поверхностью, и виделось их так много там, как никогда не бывает в пустыне. Нужно собрать камни со всей пустыни, чтобы получился такой звук, чтобы ветру хватило камней для него. Но может ли быть ветер под ногами, в земле? Почему раньше никогда не было его слышно? "Наверное, внутри земли тоже все нарушилось, так же, как в небе и у нас внутри. Поэтому она дрожит, как наши руки" - думали люди.
Звук становился все сильнее, поднимаясь все ближе и ближе. Дети открыли глаза. В неярком свете, рассеченном во все стороны теневыми полосами, песок пустыни шевелился. Шевелился он и повсюду между людьми, которые от этого движения вскакивали с криками, и забирались на своих животных, которые продолжали оставаться невозмутимыми. Двигалась поверхность земли совсем не сильно, но из-за полного отсутствия ветра движение это было очень заметным и страшным. Ведь обычно песок умеет двигаться, только если его подхватывает и несет ветер. Или если на него ступает нога, или опускается вещь, или один из множества других предметов. Как говорят взрослые, песок - это одно из тех существ, которые, хоть и живые, но никогда за свою жизнь сами не двигаются. Как земля, или камни. Теперь же казалось, что песок оживал. Больше ничего не изменялось, звук и движение текли по поверхности пустыни, и люди, наблюдая, думали об ожившем песке. Что же произойдет теперь, если он сможет двигаться по своему желанию? Не случится ли, что он весь уйдет, или превратится в песчаных людей и животных, которых нужно будет избегать во время переходов?
Прошло много времени, а племя так и не решалось тронуться с места. Вскоре все заметили, что одна сторона неба будто бы стала немного светлее. Все снова насторожились, уже успев привыкнуть к странному шевелению пустыни. И правда, горизонт светлел все больше и больше, так же медленно, как до этого темнел. Небо снова стало похоже на огромный глаз, который медленно открывался. Только было очень странно, что открывался он не там, где закрывался, а совсем в другом месте. Темнота все больше и больше скатывалась за горизонт, и вот по коже побежало тепло. Оно мягко брало людей за дрожащие руки, усмиряло дрожь, проникало внутрь и успокаивало все тело. Вместе с теплом внутрь проникала и надежда, что вот теперь-то все станет нормально, может быть даже как прежде, без непонятных странностей.
Когда большая часть неба уже разгорелась, брат с сестрой отвели от него глаза, посмотрели на пустыню, и от увиденного засветились удивлением. Всю поверхность пустыни покрывал зеленый цвет, местами перемешанный с коричневым, красным и синим. Между людьми пучками выросла трава, а между ней переплетались стеблями растения, похожие на те, которые есть в Светоразделе, только очень крохотные. У них были не только листья, но и красивые разноцветные наросты, которых дети раньше никогда не видели. "Это соцветия. А растения такие называются цветы" - сказал им взрослый, стоявший рядом с их животным, удивленно глядя себе под ноги. И сколько хватало глаз, до самого горизонта простиралась теперь земля этих растений. Безветрие сохранялось, но иногда отдельные пучки травы или цветы вздрагивали, задетые чем-то невидимым. "Это они растут!" - воскликнул человек. И действительно, некоторые растения будто бы становились немного больше, но были ли это те, которые двигались, запомнить было очень тяжело, ведь было их невероятно много.
Мать слезла со своего животного на землю, стала медленно прохаживаться между растениями, стараясь как можно меньше наступать на них. Одновременно она думала о том, что нужно что-то делать. Мир вокруг становился странным, непонятным, и не было ясно, безопасно ли отправляться в дорогу. Смогут ли люди и животные идти по траве, когда песка совсем не видно? Смогут ли вовремя заметить хищников, которые теперь будут прятаться в высоких растениях? А в том, что высокие растения появятся, она была почти уверена. Ведь не зря же начали они расти. Значит, поняли, что есть возможность вырасти высокими. Да и как находить теперь еду, ту же цветную землю, которую почти всегда можно было заметить издалека, а теперь в какую сторону ни посмотри - ничего кроме зеленой поверхности. Без еды не сделаешь мешки и многие вещи. И нужно будет больше времени тратить на запасание дневного тепла. Это совсем не хорошо. Жить станет намного тяжелее, и Матери это категорически не нравилось.
Подул ветер. Сначала осторожно прошел мимо, слегка дотрагиваясь до растений и людей, будто бы тоже был удивлен происшедшими переменами. Люди, не отрываясь, смотрели на зеленый ковер. Ветер крепчал, а песка в воздухе было совсем мало, и были видны шаги ветра по пустыне. Местами становилась она то темнее, то снова светлее, и всю ее заполонило движение. Растения раскачивались, нагибались к земле во время сильных порывов, и было это так ново, и так всеобъемлюще поглотило весь мир это движение, что Мать почти отчаялась. Жизнь в такой пустыне, настолько непохожей на прежнюю песчаную, будет совсем другой.
Так странно было чувствовать телом прикосновения ветра, мягкие, без жесткости песка, что Мать удивилась, чувствуя в себе новые ощущения. Словно бы впервые в жизни встретилась она с ветром, почувствовала его таким, какой он есть на самом деле. И все люди вокруг тоже с волнением оглядывали свои руки и ноги, не понимая, что же изменилось в них самих, не умея связать новые ощущения с ветром.
Племя пробыло на одном месте весь день. Мать ожидала, не случится ли еще что-нибудь, и пыталась определить правила, по которым теперь нужно жить. Пыталась понять, по каким законам стала жить природа вокруг. Без этого не решалась она двинуться в путь. Люди сидели, сбившись тесными кучками, мяли в руках ростки травы и бутоны цветов, а те медленно, но верно становились все больше и больше. Дети не бегали вокруг, а пытались подражать взрослым, тихо укрывшись между ними или в седлах, откуда время от времени выныривали их головы - убедиться, что не произошло новых удивительных изменений. Когда люди начали замечать, что растения перестали расти, а стебли и листва начинают выгорать и скручиваться, небо вновь стало гаснуть, поглощаемое темнотой. Тогда Мать поняла, какой порядок появился в природе. День и ночь больше не жили раздельно, а сменяли друг друга над одной и той же землей. "Наверное, что-то произошло со Светоразделом" - решила она. Нужно было идти к нему.
До Светораздела было очень далеко. Племя шло под небесным ритмом смены дня и ночи, и наблюдало, как живет вокруг них новый мир. К концу каждого дня растительность начинала увядать, но приходила темнота, и вновь начиналось движение под поверхностью земли, выталкивающее растения вверх, в рост. Временами встречались на пути растения, ставшие уже выше человека. Они были будто бы скручены из множества маленьких стеблей в одно твердое тело, и пытались прикрываться от жары огромными листьями. Растения-шары, которые раньше никого к себе не подпускали, теперь не выпускали настолько обжигающий туман вокруг, и на выжженной вокруг них черной земле тоже появилось движение. Люди опасались выходить на эти негостеприимные места, но видели, что поднимаются там над песком круглые коричневые будто бы камни, временами сходящие с места и медленно перебирающиеся друг к другу. По ночам во всех телах поселялась дрожь, людям было тяжело брать предметы или идти, поэтому племя останавливалось и ожидало, пока ночь не уйдет за горизонт, вернув тепло.
Днем стали появляться растения, которые жили прямо в воздухе. Были они размером со взрослого человека. В верхней части цвел у них большой полупрозрачный цветок, от которого вниз спускались зеленые стебли и листья. Такие растения плыли по ветру, то поднимаясь очень высоко, то скользя над самой низкой травой. Люди поначалу пугались их, уступали дорогу, но потом привыкли, и только смотрели, как ветер посылает эти растения в разные стороны, совсем как до этого песок. "А вдруг скоро весь воздух заполнится этими растениями, как до этого песком?" - думали некоторые люди. Тогда ходить станет совсем неудобно, и совсем ничего не будет видно, ведь они такие огромные. Но пока таких растений было немного, и издалека выглядели они в небе, как одинокие камни на поверхности пустыни, так же похожие на людей.
Во время одного из таких переходов, под дневным светом, племя заметило вдали яркое сияние. Оно было очень сильным, и совсем не похожим на горячее пылание растений-шаров. Оно мерцало на горизонте, в одном единственном месте. Племя остановилось. Детей попрятали, и несколько охотников вместе с Матерью отправились к этому свету, чтобы узнать, что же это такое. Всегда нужно быть осторожным, если встречается на пути нечто непонятное и одинокое. В одиночестве всегда живут только те существа, которые опасны для остальных. Что, если появился хищник, который распространяет вокруг себя такой же страшный жар, как растения-шары? Тогда нельзя будет его остановить, и все племя может погибнуть, неосторожно приблизившись к такому существу.
Чем ближе подходили охотники к свету, тем более не понимали, что же перед ними. Сначала свет становился все больше и больше, похожий издалека на огромную светящуюся скалу. Потом он стал тускнеть, и даже теряться в дневном сиянии. Это было совсем не похоже на все, известное людям. Ведь когда подходишь к светящимся растениям, они светят только сильнее. А это новое существо будто бы таится. Но силуэт его все же оставался различим, похожий на торчащие повсюду высокие камни. Воздух вокруг становился все более тяжелым, так что с трудом охотники продвигались вперед. Трава вокруг тоже чувствовала эту тяжесть, и бессильно лежала на земле. И чем ближе подходили люди к цели, тем меньше было вокруг здоровой растительности. Стебли были вырваны и разбросаны повсюду, иногда свалены в обгоревшие кучи. Воздух потускнел, заполненный будто бы песком, но темного цвета, с очень большими песчинками. Они мягко прикасались к телу, без жесткости обычного песка, покрывали плечи и голову. Ветер тоже будто бы чувствовал тяжесть, совсем ослабел и не мог сдуть их, поэтому люди постоянно отряхивались, не желая, чтобы этот черный песок оставался на них.
Серая громада непонятного предмета нависала над охотниками. Они подобрались к нему совсем вплотную, и теперь шли по твердой, вздыбленной и угловатой поверхности, из которой иногда торчали будто бы остатки растений и камней, соединившиеся вместе. Предмет же был наоборот - совсем гладкий, без единой неровности, и люди поняли, что сам он не светится, а только отражает свет, как это делают глаза. Возникали на поверхности его такие же блики, какие часто можно заметить днем в зрачках людей и животных. На ощупь он оказался прохладным, будто бы только что принесли его с ночной стороны. И был он таким высоким, что нельзя было разглядеть его вершину, стоя у подножия. "Наверное, он специально забирает все ровные поверхности у жизни вокруг. У камней, у травы и песка. Поэтому все вокруг так смешалось, а он ровный, совсем как ночное озеро" - подумала Мать, и решила, что нельзя надолго оставаться рядом с ним. Иначе и они превратятся в непохожие ни на что угловатые кучи.
Охотники сделали полный круг вокруг предмета и стали пробираться обратно. Он же их будто бы не заметил, продолжая все так же нависать без движения, высокий и холодный. "Наверное, это новый камень" - решила Мать. - "Так же, как и растения-шары, он убивает землю вокруг. И теперь повсюду станут появляться такие камни". Как только они добрались до местности, где трава росла здоровой, а темный песок не летал в воздухе, то сразу увидели других существ. Они были намного меньше нового камня, но все равно, раза в два выше человека. И они двигались. Как и у людей, у них было по две руки, две ноги, но были они такого же серого цвета, как и странный камень. Не было у них ни ртов, ни глаз, только сплошная серая ровная поверхность. Местами на ней были наросты, большие и маленькие, проходившие по спине, рукам и груди. Существа бродили по траве, перенося с места на место большие и маленькие серые камни, которые были обрублены со всех сторон, так что было на них много ровных поверхностей и углов. Иногда кто-нибудь из существ опускался ближе к земле, что-то делал с ней руками, а потом поднимал стебель растения или камень, и прятал в свой большой обрубленный камень. Будто бы был это самый обыкновенный мешок. "Наверное, у них такие мешки" - подумала Мать. Потом существо оставляло мешок в траве, и начинало просто ходить, или стояло, оглядываясь по сторонам или смотря в какую-нибудь одну выбранную точку. Потом трое из них внезапно взлетели в воздух. Просто плавно поднялись вверх, не меняя положения тела. Мать и охотники были настолько поражены, что на некоторое время забыли обо всем, что увидели до этого. Ведь они никогда не видели, чтобы летало что-нибудь, кроме ветра и всего, что он может подхватить и унести. В спинах у существ мигали и сменяли друг друга яркие цвета, и существа то поднимались, то опускались, перелетая между летающими в воздухе большими растениями, иногда отдаляясь очень далеко, а потом возвращаясь. Как только на спине загорался синий цвет, они поднимались выше и летали быстрее. Коричневый - опускались. Как действовали остальные цвета, Мать понять не успела, но все-таки немного успокоилась. Чувствовалось во всем происходящем что-то общее с их жизнью, пусть и очень отдаленно.
Вот существа выбрали несколько летающих растений. Спустили их на землю, осмотрели со всех сторон, отобрали самый большой и самый маленький цветок, и положили их в самый большой мешок, который до этого незамеченным лежал в траве. Остальные цветы они отпустили, и ветер сразу же подхватил их, поднял вверх и увлек вдаль, подальше от происходящего. Существа долго стояли и провожали цветы взглядами, а когда те потерялись вдали, просто смотрели, как ветер повсюду влечет цветы над пустыней, будто бы только сейчас увидели их, и сами не летали перед этим в небе.
Одно из существ легло на траву, вытянулось во весь рост и раскинуло руки в стороны, словно хотело заснуть, и долго лежало без движения. Вскоре и остальные сели или легли, и тоже надолго замерли. Только одно продолжало ходить вокруг. Голова у него была опущена, руки сложены за спиной, и оно медленно бродило в сторонке от остальных, иногда останавливаясь и отгибая ногой в сторону стебли травы или кучу песка. Не делая никакой попытки наклониться и рассмотреть поближе. Это тоже было странно. Ведь если нужно что-то найти, то нужно искать руками, и наклоняться к самой земле. Иначе ничего не найдешь. "Тогда, может быть, оно ничего и не ищет? Но зачем шевелить траву и песок, если ничего не нужно искать?" Мать не помнила, чтобы сама когда-либо делала так. И никто из людей не делал. Вообще все движения существ были странными. Они двигались медленно там, где нужно было двигаться быстро, и наоборот. Так не двигают руками и ногами. Так не стоят, не сидят и не лежат. Они будто бы совсем не умели ходить по песку, но не боялись прикасаться к растениям. И от них исходило ощущение, которое Мать никак не могла понять. И от неправильной тягучести их движений у нее начала болеть голова. Едва заметно начавшись, боль усиливалась и ослабляла внимание, так что детали происходящего стали ускользать. То же самое чувствовали и остальные охотники. А еще в кончиках пальцев появилось покалывание, как во время очень большого страха. Страха же не было, и это тоже было странно. Мать поняла, что нужно быстрее уходить, пока не случилась беда. Стараясь не шуметь, они обошли существ, скрываясь в траве, и отправились к племени.
Племя двинулось в обход серого камня, забирая далеко-далеко в сторону, чтобы избежать встречи с существами. Мать решила, что те вряд ли далеко отходят от камня, потому что были сильно похожи на него, и вряд ли случайно встретились неподалеку. Когда опасная местность уже осталась далеко позади, до слуха людей донесся отдаленный грохот. Все обернулись, и увидели, как из-за горизонта вверх растет темная полоса. Вверху она пылала ярким светом, который вспыхивал то красным, то желтым оттенками, и дневной свет не мог скрыть его. Чем выше рос черный столб, тем толще становился он у основания, рос в ширину. Грохот некоторое время становился сильнее, а потом стал слабеть, доноситься лишь слабыми отзвуками. "Неужели это растет новый Светораздел?" - испугалась Мать. Черный стебель все рос и рос, и вот уже совсем не стало видно его верхушки, которая потерялась в ярком небесном свечении. От подножия стебля в стороны ползли огромные темные тучи, совсем как бывает во время сильных ветров. Но ветер не приходил, и через некоторое время тучи стали оседать, светлеть. Гигантский стебель тоже стал опадать, и Мать поняла, что он тоже состоит из песка. "Наверное, это тот темный песок, который был повсюду вокруг серого камня". Грохот полностью исчез, и когда черный дым рассеялся полностью, все увидели, что больше нет яркого света на горизонте, где стоял серый камень. Мать отправила охотников посмотреть, что же случилось с ним, и они рассказали, что камень превратился в огромное количество черного песка. Песок этот продолжал плотно висеть в воздухе, и было очень тяжело дышать и пробираться сквозь него. Все растения, которые раньше оставались живыми вокруг, исчезли, а земля стала липкой, твердой и горячей, так что охотники не решились заходить по ней далеко. "Почему же он превратился в песок?" - думала Мать. "Ведь был он таким большим и твердым". Потом она вспомнила, что на вершине стебля сиял белый свет, и решила, что если существа могли летать, то и камень мог. Существа летали на синем и коричневом цвете, а камень - на желтом и красном. Существ нигде не было видно в серой мгле, повисшей над уничтоженной землей, и тогда все поняли, что они улетели вместе с камнем. Наверное, сами они были слишком слабые, чтобы летать высоко, поэтому использовали большой сильный камень. "Может быть, и обычные камни могут летать?" - подумала Мать, оглядывая зеленую равнину и торчащие камни.
После исчезновения камня сменилось еще две короткие ночи. Во время одной из них брат с сестрой подкрались к одному из больших равнинных камней, и стали думать, как же заставить его полететь. Сначала они пробовали откопать его подножие, чтобы песок не мешал ему. Но это было очень тяжело, и тогда они решили, что камень легко справится и сам, если захочет. Тогда они стали ходить вокруг него, дотрагиваясь до его грубой поверхности, и стараясь не наступать на тени, расходившиеся от камня в разные стороны. "Не наступай, осторожнее! Иначе ему будет тяжело взлететь". "Почему ты так думаешь? А вдруг наоборот?" "Хм. Давай попробуем сначала так, а потом наоборот". Но камень все равно не хотел взлетать, даже когда дети все время наступали на его тени. "Наверное, камни, которые получились из людей, совсем не умеют летать. Или они слишком маленькие для этого, а летать умеют только самые огромные камни. Вот, прикоснись к нему! Он ведь совсем не хочет лететь, а совсем наоборот - он хочет зарыться как можно глубже в песок, чтобы никто его не видел".
Племя шло к Светоразделу, и оставалось до него совсем немного, когда не наступила очередная ночь. День длился и длился, и даже признаков темноты не появлялось на небе. Летающие цветы спустились ближе к земле, а потом и вовсе осели на нее, лишь немного подрагивая при каждом порыве ветра, но не двигаясь с места. Трава и цветы быстро выгорели, стебли их опали на песок, который вновь стал появляться в воздухе. Люди чувствовали, как тепло снова проникает в их тела до самых глубин, наполняя и будто бы расширяя их, и радовались, что не пришел холод, а вместе с ним дрожь и слабость. У всех прибавилось сил, и племя шло без остановки до самого Светораздела. Вскоре от зеленой травы уже почти ничего не осталось. Песок вновь свободно жил в воздухе, разносимый ветром, покрывал всю поверхность пустыни, сколько хватало глаз, и только очень редко хрустели под ногами, скрытые песком, желтые сухие стебли.
Еще издалека люди поняли, что Светораздела нет. Как и рассказывали старые истории, на подходе к нему дневной свет начал тускнеть, превращаясь в серое блеклое свечение, в котором с трудом можно было что-либо различить. В том месте, где раньше тянулись вверх гигантские стебли, теперь осталось только несколько останков их, зарывшихся в дюны. Слышно и видно было плохо, и люди, бродя повсюду и изучая происшедшее, двигались почти вслепую в серой мгле. Иногда вблизи возникали силуэты диких животных, даже хищных, но никто никого не трогал. Все собирались сюда, чтобы узнать, что же произошло. "Может быть, вы увидите огромных ночных хищников" - сказал один из охотников брату с сестрой. "Будьте внимательны, чтобы не пропустить. И не пугайтесь. Сейчас мы друг другу не опасны, хоть и нет уже Светораздела". "Почему?" "Потому что они приходят сюда не чтобы есть, а потому что боятся". Брат с сестрой поэтому смотрели во все глаза, но так и не увидели никого нового и огромного, только несколько поющих крабов проползли неподалеку.
Под большим камнем, в котором ветер давным-давно сделал пещеру, нашли нескольких человек из другого племени. Люди собрались вокруг них, и они рассказали, что прятались там уже давно, и видели все, что произошло. Однажды Светораздел просто рухнул, без предупреждения, и многие из их племени были убиты падающими стеблями. Гигантские растения падали и падали, и негде было укрыться от них, и длилось это так долго, что все заполнилось ими. Совсем не осталось места для других вещей, даже для воздуха. Там, где он мог быть, повсюду возник песок, поэтому оставшиеся в живых были погребены под ним. Несколько человек оказались в пещере, под упавшими стеблями, и не могли выбраться наружу, пока стебли не ссохлись и не уменьшились в размерах от дневной жары. Пока люди находились под ними, в темноте, воздух сам собой становился то теплее, то холоднее, и они решили, что заболели и скоро умрут, потому что такого происходить просто не могло. Когда они выбрались и стали искать свое племя, то обнаружили, что ночь перестала находиться на одном месте, а двигалась вслед за днем. Совсем как происходит, когда рвется мешок с вещами, и его содержимое высыпается наружу. Стебли скоро полностью высохли и сгорели под дневной жарой, хоть и сменялась она теперь регулярно ночным холодом. Зато повсюду вокруг выросла трава, и в воздухе полетели цветы. Испуганные изменениями в мире вокруг, не нашедшие никого из племени, люди остались в пещере, надеясь либо скоро умереть, либо дождаться других людей. Там их и нашли.
Через некоторое время из-под песка показались свежие ростки. Они быстро вытягивались вверх, по всей линии бывшего разделения дня и ночи, намного быстрее, чем до этого росла трава по всей пустыне. Рост этот был видим невооруженным глазом, если сесть очень близко. Брат с сестрой сидели рядом друг с другом и смотрели, как листья становятся все больше и больше, и как ближайший стебель с едва уловимым шорохом трется о песок, выбираясь из-под него. В теле у детей тоже поднималось странное чувство, и они с интересом ждали, что и сами вот-вот превратятся в растения, как когда-то им рассказывали. Но этого не происходило, зато стена растений все поднималась и поднималась, а они вспоминали тот длинный черный стебель, который с грохотом поднял вверх большой серый камень. "Вот бы и эти росли так же быстро! Тогда было бы так же шумно, и растения тоже были бы черными, а не зелеными". "Для этого им нужен очень большой камень". "Да, наверное. А он улетел, и мы таких больше не встречали". С ночной стороны становилось все темнее, а с дневной - светлее, и люди начинали чувствовать спокойствие. Жизнь возвращалась к тому виду, в котором всегда была. Ночь и день снова разделились, пустыня освободилась от зелени. И пока племя оставалось на одном месте, дети все время перебегали с одной стороны растущего Светораздела на другую. На ночной стороне они видели, как белый свет множеством полос рассекает черное небо и упирается в темные дюны, будто бы поддерживает рост, не дает всему снова обрушиться. На дневной стороне так же упирались в светлые склоны темные лучи, проникающий с ночной стороны. С обеих сторон подпирали светлые и темные лучи стену растений, поэтому ничто не могло повалить ее. Так было всегда.
"Почему же вдруг случилось так, что он разрушился?" - думала Мать и все люди. Они вспоминали все происшедшее, как день смешался с ночью, и появились эти странные существа, которые совсем не умели ходить по песку, зато не пугались травы. А стоило им только улететь, как все сразу же восстановилось. И Мать решила, что причина действительно была в них. Что в своем огромном камне они привезли свой мир, в котором растет очень много травы. Может быть, они решили, что он сможет вырасти здесь, и тогда они смогут остаться. "Но почему же тогда они улетели? Ведь он действительно пророс, уничтожив многое из того, что было до их прихода. Почему превращали его в черный песок и липкую угловатую поверхность, по которой явно не способны передвигаться?" Мать вспомнила, что у существ не было глаз. А на дневной стороне можно видеть только глазами. Вспомнила их странные движения, от которых болела голова и кололо в кончиках пальцев. Как ходило одно из них, ворочая ногой траву и песок. "Может быть, они искали что-то, совсем непохожее на их мир? Что-то, похожее на наш. Что, если там у них день и ночь все время сменяют друг друга, и у них все и всегда одно и то же? Поэтому они ищут что-то другое. А если найдут, то останутся". Мать снова вспомнила головную боль, и подумала, что они точно не смогли бы жить вместе. И племени пришлось бы уйти далеко-далеко, чтобы никогда не встречаться с существами. В их движениях не было желания жить в пустыне. Они хотели изменить ее, поэтому так плохо становилось рядом с ними. А пустыне уйти некуда. Она бы погибла. "Наверное, она притворилась, что в ней день сменяется ночью, и повсюду растет трава, летают цветы. Чтобы существа не нашли ничего, что смогли бы изменить, и вернулись домой. Поэтому погиб Светораздел, а потом вырос снова, едва они улетели. Мир защищался. И сумел обмануть их. Поэтому они больше никогда не вернутся".
Едва поняв это, Мать почувствовала такое же облегчение и спокойствие, которое ощущала каждый раз, выходя с ночной или дневной стороны к Светоразделу. Все люди вокруг почувствовали это спокойствие, и тоже перестали бояться. Потому что происшедшее, оказывается, было совсем не плохим, а хорошим событием, которому можно было только радоваться.