25 октября.
Сквозь узкий проем пещеры мы смотрим на мир. Нечасто, можно даже сказать, 
редко. Да и зачем это, когда мир так страшен и полон неведомых напастей? Там 
лишь холод, сырой осенний дождик да вечно ждущая тьма. Когда ты вылезешь в 
очередной раз из пещеры, чтобы взглянуть на луну, она тебя и схватит. Схватит и 
унесет с собой. 
 Не знаю, что будет с тобой дальше, но, думаю, ничего хорошего, - так сказал 
папа.
 А он никогда не ошибается. 
 В пещере всегда спокойно, тепло от костерка в глубине. Древние каменные стены 
укроют случайных беженцев, оставя их в своей жесткой утробе надолго.
 Думаю, навсегда. 
 Я знаю, что бывает и день. Странный период, который следует за ночью. Сам я 
никогда ничего подобного не видел, потому что папа не разрешает выглядывать из 
пещеры днем. Говорит, что это опасно, что твари, которые ночью спят, днем 
выходят на охоту и могут нас обнаружить. И тогда будет плохо, может быть, даже 
хуже, чем если тебя унесет тьма. 
 Хотя куда может быть хуже. У меня есть старая книжка с картинками, оставшаяся 
с ТЕХ времен. Там пишут, что ночью на охоту выходит вся нечисть и вольготно ей 
до утра. Я как-то спросил у папы, что это за нечисть, но он лишь поморщился и 
сказал, что ее давно нет и бояться не стоит. 
 Нет никакой нечисти, есть только мы и многочисленные твари снаружи. Но они 
любят солнце и в темноте почти ничего не видят.
 Еще они годятся в пищу. 
 Сколько себя помню, я живу в этой пещере. Папа говорит, что когда-то мы жили 
в большом белом доме со множеством этажей. Очень давно, еще до переворота. Но я 
этого не помню, потому что был очень мал. Все равно мой дом - пещера. Да укроют 
нас ее надежные стены. 

 30 октября.
 В воздухе пахнет зимой. Когда на землю окончательно ляжет мягкий пушистый 
снег, время наших прогулок увеличится. Твари боятся снега, они мерзнут и потому 
появляются в наших краях крайне редко, а значит, их можно не боятся.
 Жду не дождусь этого, все-таки в пещере тесновато. 
 Нас здесь немного, одна семья - папа, мама, я и две моих сестры. Но они еще 
очень маленькие и не умеют разговаривать, только орут и требуют молока.
 Еще они мешают мне спать. 
 Есть еще один жилец. Это мой дневничок, куда я буду писать о том, что 
произошло со мной.
 Если честно, то писать нечего, потому что в пещере ничего не происходит. Дни 
тянутся медленно и похожи один на другой. Вот и сегодня ровным счетом ничего не 
произошло. Проснулись, позавтракали, подбросили в костер сухих смолистых веток. 
Перекусили вяленым мясом мерзких тварей, другой живности в округе нет. Мясо на 
вкус сладковатое и мне не нравится. Но есть надо, чтобы не умереть. Так говорит 
мама. 
 Напишу о том, что было раньше. До того, как мы перебрались в пещеру. 
 Был переворот. Так называет его папа. Были люди, много людей, которые жили на 
земле. Такие, как я и моя семья. И папа тогда жил среди людей и работал на 
оборонном заводе. Он пытался мне объяснить, что это такое, но я не понял. А там 
было излучение. Второе непонятное слово. Папа всегда был рядом с этим 
излучением, и оно что-то сделало. Может быть, излучение - это змея? 
 Когда случился переворот, все люди, которые жили на земле, превратились в 
монстров. Все до единого, рассказывает папа. Это значит, что не осталось ни 
одного человека, все стали тварями. 
 А те злобны и безобразны, любят есть детей. 
 А папа не превратился, потому что был под излучением. И мама не превратилась, 
потому что была рядом с отцом.
 И они бежали сюда, в пещеру, на берег большой и широкой реки. Когда-то на 
земле ее называли Волгой. 
 Мои сестры родились уже здесь, так что мы самые последние люди на планете. 
Иногда мне грустно от этого. 
 Хорошо, что мама научила меня читать и писать, так что теперь я могу вести 
дневник. Скоро наступит ночь, и мы снова пойдем на прогулку. 

 31 октября. 
 Папа рассказывает, что раньше, кроме дней и месяцев, были годы. Когда 
проходит двенадцать месяцев, получается год. А когда я спросил, почему мы не 
считаем так, он ответил, что у нас нет будущего и лучше жить одним днем.
 Я его не понял. А он добавил, что лучше, наверное, не считать и месяцы. 
 Ерунда. Сегодня отец ушел на охоту и вернулся с добычей. Он всегда 
возвращается с добычей, потому что сильный и ловкий. С собой таскает каменный 
топор, который сделал сам. Топор очень тяжелый, и я не могу его поднять. Но 
когда вырасту, буду охотиться на тварей.
 Меня раньше смущало, что твари - это бывшие живые люди. А как я могу их есть? 
Но папа сказал, что твари не думают и ничем не отличаются от волков или того же 
пещерного буки. 
 Его я боюсь, он иногда приходит ночью из глубины пещеры. Боюсь, что унесет 
одну из сестер. Мама тоже боится и укладывает их поближе к огню. Как-то раз на 
них даже загорелись пеленки, а они только смеялись и тянули ручки к костру.
 Они очень глупые, растут почему-то медленно и никак не хотят научиться 
разговаривать.
 Мне скучно одному. Папа целый день на охоте, а мама разговаривает все меньше 
и меньше. Меня это пугает. Иногда она странно смотрит в сторону, и кажется, что 
вот-вот вскочит и побежит. А наружу нельзя, ведь там ее сразу схватят твари. 
Лучше сразу утонуть в Волге, чем попасться им в руки. Папа говорит, что твари 
жестоки и беспощадны и не знают жалости. 

 1 ноября.
 Папа вернулся с охоты с новым трофеем. Он говорит, что тварей снаружи стало 
больше и можно ловить по одной каждый день. Это хорошо и плохо в то же время. 
Хорошо - потому что мы обеспечены пищей, а плохо потому, что твари могут нас 
обнаружить. И это конец. Они хитры и расчетливы, умеют выслеживать добычу. 
 А пока очередная из них лежит на полу, ожидает, когда с нее стянут шкуру и 
обрежут мясо. Тварь похожа на отца, у нее две руки и ноги, только цвет кожи 
другой, да и сама она омерзительна на ощупь. Я трогал.
 Головы у твари нет, папа всегда сносит ее топором. Он говорит, что у них в 
голове основное зло и его надо выцедить прежде, чем использовать чудовище в 
пищу. 
 Папа тварей ненавидит, они чуть не поймали его, когда он бежал к пещере.
 Пещера - вот наш кров и спасение. Она надежно укроет и сохранит нас.
 Я на это очень надеюсь. 
 Ну ладно, дневничок, пора спать. Вот только почитаю перед сном. 

 2 ноября. 
 О чем я писал вчера? А, вечером читал книжку. У меня их много - они очень 
старые, потертые, с толстыми обложками. В них рассказывается, каким был мир до 
переворота. Очень интересно читать. В книжках есть города, страны, а главное, 
люди, с которыми можно поговорить. Вечерами я мечтаю оказаться в городе. Широкие 
улицы и никакой крыши над головой. Только небо и яркое желтое солнышко. 
 Никогда не видел его. Папа говорит, что оно похоже на луну, только ярче. 
 Теперь за солнцем могут наблюдать только твари. И папа, когда выходит на 
охоту. 
 Ночью мы выйдем на прогулку. Я не могу усидеть на месте, дожидаясь, когда 
взойдет луна!

 3 ноября.
 Ужас, какой ужас!!! Я до сих пор не могу прийти в себя. Даже рука дрожит и 
неправильно выводит строчки. 
 Этой ночью прогулки не получилось, потому что пришел пещерный бука. Я знал, 
что он придет. Он очень большой, покрыт жесткой бурой шерстью. У него длинная 
голова и страшные клыки. Бука живет в глубине пещеры, питается слепой рыбой - 
такую однажды приносил нам отец. 
 Бука тоже не думает. У него одни инстинкты. Еще он очень боится огня. Когда 
сегодня вломился к нам, папа не растерялся, схватил горящую ветку из костра и 
стал ею махать перед носом буки. А потом хлестнул его по глазам. 
 Тот заревел и ушел. Но, думаю, не надолго. Бука всегда возвращается, и 
кажется, что когда-нибудь он доберется до нас. 
 Очень страшно, хочется накрыться с головой одеялом или выскочить наружу, в 
темноту. 
 Папа долго меня утешал, а мама повела себя странно. Она закричала, стала 
биться о землю и чуть не закатилась в костер. Я спросил отца, что с ней, и он 
ответил, что просто истерика. 
 Что такое истерика? Может быть, излучение? 
 Надо спросить. 

 4 ноября.
 Ночью не спал, читал книжки. Люди многое умели: плавали через моря, летали по 
воздуху. А еще могли быстро ездить по дорогам в автомобилях. И никого не 
боялись, потому что тварей тогда не было. 
 Сегодня отец впервые вернулся без добычи. Мама после вчерашнего молчит. Папа 
сказал, что тварей снаружи так много, что выходить на охоту нельзя. 
 Значит, нас ждет голод? В конце концов мы можем ловить слепых пещерных рыб. 
 Расспросил папу про тварей, почему они такие хитрые и жестокие. Он долго 
думал, а потом сказал, что в них осталось очень много человеческого. 
 И про буку объяснил. На самом деле его зовут бурый медведь, он родственник 
волкам. В том смысле, что зверь.
 Все равно его очень боюсь. 
 Завтра ночью мы снова выйдем на прогулку. Если мама не перестанет молчать, 
выйдем без нее. 
 Почему-то мне страшно.  

 5 ноября (поздно ночью).
 Сегодня я видел живьем одну из тварей! Она удивительно гадкая, ...но обо все 
по порядку.
 Мама сегодня так и не заговорила, и мы, оставив ее в пещере, пошли с папой 
вдвоем. Я спросил его, не съест ли ее пещерный бука - бурый медведь, но отец мне 
не ответил, он выглядит хмурым в последнее время. 
 Прогулка была замечательная! Через речку тянулся лунный мостик, такой 
плотный, что захотелось встать на него и перебежать на тот берег, где много 
огней.
 Жаль только, что эти огни из домов, в которых живут чудовища. Но все равно 
красиво. Сладко пах воздух, а под ногами хрустели ломкие осенние листья.
 Как обычно, я бегал по берегу, а папа сидел на пороге пещеры и внимательно 
смотрел, чтобы нас не заметили. И тут я увидел, что через лунный мостик что-то 
плывет. Черная вытянутая тень с желтым и ярким глазом. Она жужжала. Как только 
папа увидел ее, сразу вскочил и закричал, чтобы я скорее бежал в пещеру. В этот 
момент тварь посмотрела на нас, и ее глаз осветил папу, тот упал, и я подумал, 
что он уже не поднимется. Но он ползком добрался до пещеры.  
 Теперь я знаю, что твари бывают ходячие и водоплавающие.
 Папа очень мрачный, даже боязно к нему подходить. 

 10 ноября.
 Питаемся пещерной рыбой. Она невкусная и пресная, но другого нет. Позавчера 
отец отправился на охоту и его чуть не поймали, теперь у него на руке длинная 
резаная рана. Он сказал, что кольцо сужается. Я знаю, что кольца носят на 
пальцах. Но как они могут сужаться?
 15 ноября.
 
 Сестры орут и не хотят есть рыбу. Странные они. Хотя я каждый день 
разговариваю с ними, они по-прежнему ничего не выговаривают, иногда шипят, как 
змеи. А мама молчит. Видно, бука лишил ее навсегда речи. Когда вырасту, возьму 
папин топор и убью эту тварь! 
 У папы большие круги под глазами, иногда он что-то бормочет под нос. Мне 
плохо, мой дневник, кажется над нами что-то нависает. 
 17 ноября.

 Теперь я понял, что означает кольцо. Когда в пещеру вошла живая тварь, я 
подумал, что наступил конец света. Но нет, я еще жив. Она появилась под конец 
дня, внезапно и неожиданно. Прошло вошла в проем пещеры и изумленно 
остановилась, глядя на нас. Лицо у нее не страшное, а глаза похожи на голубые 
камушки. 
 Папа схватил топор и обрушился на тварь. Она упала с жалким криком и еще 
долго дергалась и хрипела. А папа бил и бил ее топором, пока все вокруг не 
залилось мерзкой красной кровью. Я забился  в угол и плакал.
 Отец подошел ко мне и сказал: "Видишь, сынок, с ними всегда можно справиться".
 А я не верю. Твари найдут нас. 
 Сегодня мы питались мясом гадины. Это все-таки лучше, чем слепая рыба. 
 И еще одно, я знаю, что этого писать нельзя и пусть пещерный дух покарает 
меня. Но это бросается в глаза. Тварь очень похожа на папу. 

 22 ноября. 
      Выпал первый снег, а мы по-прежнему не ходим гулять. Нельзя. Чудища рыщут 
снаружи день и ночь. Иногда я слышу странные звуки за пещерным проемом. Мне 
кажется, это ищут нас. Одна из сестер сегодня попыталась убежать. Она резво 
бегает на четвереньках, и я с трудом сумел ее поймать. Она укусила меня очень 
больно. 
 А мама не обратила на это внимания. 
 Я попытался подсчитать, сколько же месяцев моим сестрам. Получилось сорок 
шесть. Много это или мало для младенцев? И сколько мне? 
 Ах, дневник, только ты и книжки мое спасение. 

 23 ноября.
 Сегодня ушла из пещеры мама. Просто взяла и среди белого для потихоньку вышла 
наружу. Когда мы с папой заметили, было уже поздно. Так что теперь мы остались 
одни, и отцу приходится кормить сестер. Они вырываются и кусаются. Не люблю их.  
Из-за мамы долго плакал. Очень хотелось выйти за ней в день, но нельзя, надо 
держаться во что бы то ни стало. Папа тоже плакал, я это заметил. 

 24 ноября.
 Весь день снаружи раздаются голоса тварей. Они то отдаляются, то 
приближаются. Я знаю, почему. Они ищут нас. Они поймали маму, теперь пытаются 
определить, где наше жилье. Я молюсь пещерному духу, чтобы нас не нашли. Папа 
забился в угол и молчит. Топор сжимает в руках. 
 Может быть, нас не найдут. Может, завтра чудовища уйдут подальше. И пропустят 
хорошо спрятанный вход в пещеру. 
 Я в это не верю, как не верю в пещерного духа. Кажется, у меня не будет 
завтра, как не будет его у отца.
 Сегодня с утра я спалил в костерке свои книжки. Пусть они никому не 
достанутся. Смотрел, как закручиваются от огня ломкие старые страницы, и плакал. 
Вот так и мы сгорим, потому что попадать в руки чудовищам нельзя. Может, лучше 
пойти в глубь пещеры и разбудить медведя? Там, по крайней мере, найдем скорую 
смерть. Папа молчит, и мне не хочется спрашивать у него совета. 
 Мне страшно. Даже не за себя. Сейчас, когда мерзкие голоса раздаются совсем 
рядом со входом в пещеру, я задаюсь вопросом: что будет, когда они нас 
обнаружат? Неужели в этой пещере угаснет некогда великий человеческий род?
 Ах отец, отец, лучше бы ты остался в городе.

                      * * *
 
  - Все... - сказал выходящий из пещеры солдат. Противогаз он снял и нес в 
руке. Лицо было зеленоватого оттенка. Кажется, он с трудом сдерживал рвоту. 
 - Всех до одного? - спросил немолодой представительный майор и оглянулся 
назад: там суетились солдаты в камуфляже, и покачивался на волнах видавший виды 
баркас. 
 Солдат кивнул и устало побрел к своим. Стоящий поодаль незаметный человек в 
штатском вопросительно глянул на майора:
 - Мы можем проверить?
 - Проверяйте, - сказал военный, и они, чуть пригнувшись, вошли в пещеру. 
 Внутри пахло гнильем, рыбьей чешуей и еще какими-то отходами. Пещера была 
низкая, смрадная и темноватая. 
 - Это здесь, - сказал майор и остановился. 
 Человек в штатском остановился, морщась, осмотрел лежащие перед ним тела. 
Потом носком ноги перевернул одно из них, внимательно вгляделся в лицо. Кивнул:
 - Да, это он и его отродье. 
 Не удержался - плюнул.
 Майор его не осуждал, ведь кроме пожилого седого мужчины с пулевой раной в 
голове, среди мертвецов не было людей. На земле скорчились монстры. Два 
маленьких чешуйчатых гада с длинными змеиными клыками из полуоткрытых пастей и 
кособокий трехглазый уродец с серой щетинистой кожей, лежавший чуть в стороне.
 Штатский мрачно зыркнул на человеческий труп. Спросил:
 - Что, не приходилось видеть подобного? 
 Майор покачал головой.
 - Работал на заводе, - пояснил штатский, глядя на мертвеца, - облучился и 
повредился головой. Вообразил, что вокруг монстры. Паранойя. Сбежал из психдома, 
как-то убедил жену. И вот на тебе - нарожал тварей. 
 - Генофонд, - произнес майор, - мутация. И ведь оставил в живых. Людей... - 
добавил, - тоже он? 
- Он, - кивнул штатский с кривой ухмылкой, - перед вами знаменитый волжский 
каннибал, подкарауливал людей, убивал и, похоже, ел. И семью кормил. 
 Майор поморщился, потом сделал шаг к морщинистому трупу:
 - А это что?
 Своей изувеченной клешней маленький уродец прижимал к себе толстую 
ученическую тетрадь, страницы которой были испещрены ровными фиолетовыми 
строчками. Старая шариковая ручка валялась рядом. 
 Штатский подошел, пробежал глазами пару строчек. Изменился в лице:
 - Это... оно писало? Эта тварь могла быть разумной? 
 Военный обернулся, посмотрел ему в глаза. 
 - Все может быть. Если так, представьте, что оно чувствовало? Это дневник, и 
последняя дата в нем - сегодняшнее число.
 - Мы должны отдать это экспертам, - напомнил штатский, - там прочтут, 
проанализируют, а потом доложат на симпозиуме. Разберут по косточкам дни 
этого... существа.
 Майор помолчал. Потом они кивнули друг другу, и военный бросил дневник в 
костер. Пламя быстро охватило тетрадь.
 - Спи спокойно, бедняга, - произнес военный. 
 Они пошли к выходу из пещеры. Навстречу сквозь свет нового дня бежала группа 
оперативников и экспертов в белых халатах. Они смотрели на трупы с брезгливостью 
и омерзением. Они явно не предполагали, что те могли быть разумными. И в этом 
своем заблуждении не знали пощады, как не знал его солдат срочной службы, 
посланный в пещеру, чтобы застрелить мутантов.
 - Хорошо, - подумал майор, - что заблуждения бывают разные. Большие и 
маленькие.