– Он, конечно, не маг, но понять, что к чему сумеет. Разберешься, Тесар? – Азархан взошел на пригорок почти вровень с Тесаром, оглядывавшим гряды холмов и луга, раскинувшиеся среди редких балок. Тот оторвался от горизонта и бросил быстрый взгляд на старшего товарища. Добродушно улыбнулся и снова прищурился, всматриваясь вдаль и прикрываясь ладонью от полуденного света. Подал голос:
– Вот там, вдоль воды, движутся... за поймой. Эй, Гауф! Дай-ка свои стекла!
Флигауф раздвинул подзорную трубу, подавая Тесару. Тот взял, не оборачиваясь, чтобы не терять направление, и нетерпеливо навел на дальний берег.
– Похоже на птиц, но... огромные! Гляньте, у деревьев.
– А вдруг это крыламы? – заволновался Елеш.
– Крыламы давно вымерли, – проворчал в бороду Флигауф, беря трубу обратно и пытаясь отыскать место. Тесар осторожно направил ее повыше, и старик охнул: – вижу! Да непохожи они. Вроде таких я видел в одном трактате, это метацыпленарии.
– Хорошо, что они за рекой, – заключил Тесар, – Двинем-ка дальше в сторону кряжей. Может, до темноты отыщем лесовиков.
Он спустился к тропе, подошел к послушно ожидающим их зверюгам. Положил руку на жестко вздыбившуюся на загривке шерсть. Скотинка чуть поводила лобастой башкой; Тесару показалось, что зверюга внимает доносящемуся со стороны реки едва различимому клекоту. Прислушался сам, но не услышал ничего, кроме шелеста листвы и шуршания трав на ветру.
– А что за мега... мага... цитлы?.. – допытывался у старика Елеш.
Тесар потрепал скотинку за ухом, взобрался на пружинистую спину и направился к веренице колымаг, растянувшейся вдоль заросшего тракта, подавая команды сниматься с места и продолжать движение. Возницы отпускали рычаги тормозов, подтягивали ведущие жаровни повыше. Ходовые черви, заключенные внутри огромных полых колес, пришли в движение и побежали вверх, стремясь подобраться к ускользающему источнику тепла. Повозки неспешно покатились, поскрипывая, по чуть заметным колеям в сторону отлогого подъема. Тесар обогнул замыкающую, проверил: парни в сборе, арбалеты наизготовку, дозорные по обеим сторонам на нужной дистанции. Пустил зверюгу вскачь и нагнал ведущего колонну Азархана.
Ветер стих, на потемневшем небе проявился тусклый серп Хеймдаля. Широко шагая, Тесар всматривался в подступающую к дороге растительность, следил за трусившей рядом скотинкой: та временами принюхивалась, но бежала размеренно и спокойно. Оглядывался на погромыхивающие следом повозки: в сумерках просветы жаровен казались все ярче. На востоке засиял диск Делингра. Флигауф измерил угол между лунами и сообщил Тесару: время искать место для ночевки. Тот начал присматриваться к седловине меж близлежащих холмов, когда зверюга застыла, навострив уши и напружинив лапы. С низким хриплым рыком повернула морду к зарослям, от которых отделились три едва заметных сгустка темноты.
– Ож так цельный обоз под ночь пожаловал? – раздался скрипучий голос. Стали видны контуры приближающихся разведчиков в косматых накидках. Заговоривший лесовик продолжал:
– Она уж порядком нас нюхтить зачала, смекалая животинка, что твой маг, все ведь распознала!
При звуках его голоса зверюга в восторге узнавания принялась бешено вилять хвостом, еле слышно повизгивая.
– Псенюшка, рюхливая тварина, помнит! А вы, брате, меня не признаете?
Тесар усмехнулся и решительно протянул руку:
– Ну как же, человече. Ты – Прочухарь с Озёрища. Далёко ль до селения?
– Напрямки мигом доведем, но шарабаны пусть до света тут останутся. Это откуда ж и зачем такой обоз тащите?
– С побережья, от плотовой переправы, – ответил Флигауф, и пояснил: – княжич велел тянуть новый тракт за Осыпи, ставить дозорную башню. Ему свыше откровение было, – и указал вверх. Увидев ритуальный жест, Прочухарь в испуге осмотрелся, приоткрыв рот. Флигауф огладил бороду и солидно продолжил: – Я останусь. Телеги сгоним в круг, соорудим нотьву, бойцов хватит. И зверюги покараулят. Отрядишь кого с нами?
– Вот Вачика оставлю. Да не бойся ты ее, околотуш! – дед ободрил долговязого парня, опасливо замершего перед обращенной в его сторону шумно сопящей мордой. – Не тронет она, ей и так твои селезенки верхним обнюхом наскрозь слышно.
По пути к сельцу Прочухарь расспрашивал: по-прежнему ли соперничают племена, что творится в городище, для чего новому князю заставы за Осыпями?
– Наверное, собирается подчинить весь северный край, до самого Фазольта, – объяснил Тесар, – магов слушает, желает верить, что сделается, как встарь был Император. Мне-то он о своих планах не рассказывает, – добавил он и задумался: ведь ясно, что не хочет видеть меня рядом с Каэлией, шлет в один поход за другим. Как может он всерьез ревновать Высокую Деву к безродному бедному хавильдару? Вспомнился омрачившийся взгляд князя при виде Тесара, преклонившего колено перед благосклонно простертой белой дланью, и глаза Каэлии, обратившиеся к нему из-под длинных ресниц. Тряхнув головой, он обратился к лесовику:
– Скажи, найдется ли на селе ввечеру съестное?
– Нынче сытно. Оногдысь худо было, но слащины вдосталь уродилось. Кликнем баб, наготовят разварушу на всех.
После плотного ужина выбрались под яркие звезды. Азархан неторопливо раскурил трубочку, Тесар принял горячую чарку у стройной высокой девицы. Уходя, она обернулась, сверкнула синим глазом, перехватив его взгляд, и жарко покраснела. Присевший рядом Прочухарь аж крякнул:
– Разгарчивая девка... Слышь, Тесар? Брось ты тех скрипопёров в городище, оставайся тут со своими парнями. Угодий хватит, поднимете домину за Косой Падью.
– Они не мои.
– Я ж вижу, как они тебя слушают. Станешь хозяином урочища, подберешь вот себе пружкую молодуху...
Остаться здесь, подумал Тесар. Городище далеко, на другом материке, долгие недели пути. Не видеть больше князя, позабыть светлые пряди Каэлии, не возвращаться к изукрашенным свиткам в хранилище книг. Скрыться от сверлящих взглядов Его Могущества Семальда... Наверное, он еще не готов отвернуться от того, что может его там ждать. В мыслях о будущем оно представлялось Тесару запертой дверью, к которой не было ключа. Как понять, что скрыто за порогом? Согласен ли он отказаться от того, что ему неизвестно? И Тесар покачал головой.
– Идите через Скорёчки, мимо Опестышей, вдоль речки Кусьвицы, одалью. Там тропа оказистей будет. В чащу не лезьте, корма там нет, ягоды все неедкие, и облуды шатаются, самодивы.
– Да это сказки, наверное?
– Все ж остерегись, а то настигнет такая полудница с ухватом – выйдет тебе сказка. Ночами ховайтесь покойно, пока не развиднеется, а то, глядишь, рукоеды пообгрызут... Ну, храни вас Высшие Силы.
После нескольких дней пути за пологими холмами с угрюмым лесом стала виднеться каменная громада Фазольта. Елеш долго рассматривал зловещий силуэт на фоне холодного белесого неба, наконец спросил:
– А вдруг он оживет?
– Как? Когда Фафнир лишил его жизни, он в камень обернулся, – возразил Флигауф. – Сам Фафнир превратился обратно в рептилоида, а когда его убил Сигурд, то Фазольт ожил бы, если б мог.
– Ведь он делал такое, что даже Высшим Силам было не по плечу? Построил за них небесные чертоги. Сами они не могли, их магии было недостаточно.
– Выдумки, – нахмурился Тесар.
– Не веришь, что они сами не справились бы?
– Не верю, что эта груда камней когда-то была живым великаном! И Высших Сил наяву тоже никто не видел.
– Но с ними можно говорить! А маги...
– Парни, в таких гиблых местах эти разговоры лучше не заводить. Камнепад!
После нескольких шальных камней целый грохочущий поток посыпался на дорогу и накрыл ряд повозок, оставленных разбегающимися людьми. Огромные куски скалы, катясь и сталкиваясь с шумом рухнули в заросли вдоль текущего ниже тропы ручья. Стихающие раскаты осыпи перекрылись криками. Тесар бросился к тяжелораненому.
Надрезав листья в которые были обернуты темные бугристые гроздья, Флигауф принялся выжимать пенящийся сок на искалеченную грудную клетку, повторяя магическую формулу. Застывающая пена обволокла туловище хрипящего раненого, покрыла торчащие наружу переломанные ребра. Азархан, заглянув в закатившиеся глаза, сказал:
– Родник оздоровления. Ближайший – в Торфянке на Ладорском озере.
Флигауф кивнул, отдал распоряжения молодым бойцам. Двое притащили плетеную корзину, откуда он, кряхтя, вытащил тяжелый серый кокон. Бережно уложив его у вытянувшегося тела, почти полностью покрытого застывающей целебной пеной, Флигауф открыл поданную ему бутыль и аккуратно опорожнил содержимое на кокон, на котором стали видны расходящиеся швы. Через несколько минут на глазах бойцов из распускающегося бутона показались быстро распрямляющиеся пластины с прожилками, вытягивающиеся в полупрозрачные крылья. С кадкой воды наготове Елеш спросил: “Куда, Гауф?”, и принялся осторожно поливать тихо стрекочущее создание. Стали проявляться фасетчатые глаза и суставчатые лапы. Наклонившись, Флигауф раздельно произносил заклинания. Скоро полностью раскрывшиеся крылья с потемневшими жилами загремели, поднимая ветер, и создание, плотно охватив укутанного с головой раненого, поднялось над усыпанной камнями тропой, описало широкую дугу и рвануло в направлении озер, продолжая набирать высоту, пока не скрылось за холмами.
Две разбитые повозки решили оставить: переместили груз, и под хлынувшим ливнем колонна двинулась снова. Над верхушками деревьев в косо падающих потоках воды обозначились едва заметные призрачные контуры трех подвижных продолговатых тел, быстро ускользнувших из виду.
***
Годами ранее, мальчишкой, Тесар мечтал, что станет могущественным волшебником. Маги по звездам читают будущее, говорят друг с другом через леса и моря, слушают, что шепчут Высшие Силы. Маг может выведать любой секрет, от его расшитого самоцветами плаща исходит аромат волшебных трав, он способен стать невидимым. Невидимкой можно пробраться в покои княжны Славолюбы и подсмотреть, как она выходит из утренней купели, увидеть ее большие округлые груди, любоваться распущенными по белым плечам золотыми косами. Маг может подчинить своей воле кого угодно, даже важных тарханов или самих Высоких Дев...
– Я поступаю в ученики к Альмастору, – заявил собравшимся младший сын Мон Хоркая, заносчиво обвел взглядом притихших мальчишек и победно уставился в лицо побледневшему Тесару: – Будете слушать, или очень пожалеете! Стану приказывать, а низкие отродья будут драться, чтобы стать моими слугами!
Тесар, первогодок интерната для удостоившихся милости быть обучеными прикладным ремеслам при господарском дворе Эдвакара, в застиранном доломане с нашивками бригады каменщиков, не сдержался:
– Ты еще никакой не маг, и ничему не научишься.
– Сделаю так, что ползать будете! – заорал будущий чародей, – А тебя за шею на цепь посажу, буду как на зверуине верхом ездить!
– Ты тупой, никогда ничего не сможешь, никаким магом не станешь!
– Да я сейчас волосы на тебе спалю! Скажу такое заклинание, что глаза у тебя лопнут! – прикрыв рот обеими ладонями, тот принялся хрипло шептать в них, почти выкрикивая отдельные бессвязные слоги.
– Не можешь ты ничего! Это просто слова, и не твои это слова – бормочешь, а сам не понимаешь!
– Я – веран и одан, а ты – низак, поддонок! – сорвавшись на визг, тот ударил Тесара в лицо, разбив в кровь и нос, и губу. Они покатились в пыли. Тесар чувствовал, как в глазах темнеет от прилившего к голове багрового жара. Он вкладывал в удары все силы, когда был поднят в воздух цепкой рукой, схватившей его за загривок. От низа шеи по спине разлился обжигающий огнем холод. Маг, подоспевший на помощь его хрипящему противнику, отшвырнул Тесара на груду битого кирпича, где его, покрытого кровью и пылью, и нашел наставник Фольбранд.
После, расспросив обо всем, Фольбранд долго молчал, хмурясь, и, наконец, взглянул Тесару в глаза:
– Никому не дано стать иным или уйти от того, что ему выпало. Видел, как астрогаломант швыряет на стол свои зары? Вот так легли знаки, и это – ты. У тебя глаза зеленые, на другие ты их не поменяешь. А у меня серые, так уж нам досталось. Кому-то выпало стать князем, а иному на роду написано быть магом. Вот, прочти историю землемера Варана, на что ушла его жизнь. Может, поймешь.
И Тесар прочел множество историй, втайне желая найти ответ на вопрос, который по молодости не смог бы даже сформулировать сам. Ему мечталось, что, как Развияр из легенды, он сможет запомнить все до мельчайшей черточки. Но свитков было много... Казалось, по мере прочтения одного вороха манускриптов за другим, он с каждым годом подходил все ближе к пониманию чего-то трудноуловимого, но важного. Покуда однажды, пытаясь постичь темный смысл одного загадочного свитка, не разобрал по складам непонятную фразу: “Хлёр у фанг аксаксаксас мля”. Перечтя несколько раз, остановился, пораженный неожиданно пришедшей мыслью: он тратит недели и месяцы жизни, а кто-то неведомый смеется над ним. Теребя пробивающиеся усы, пристыженный и раздосадованный, он поведал о своих сомнениях наставнику. Постаревший Фольбранд покачал головой:
– Ты пытаешься прийти к чему-то по чужим следам. Идешь по тропе, проложенной другими. Как если бы услыхал от кого-то: “накопи гору серебра”, и ждешь, что если так и сделать, то все точно будет хорошо, так? Да ведь это просто чья-то идея, может и неплохая, но твоя ли она? Есть пять смертных грехов, есть пять добродетелей, но как найти собственную дорогу – тайна. Вот тебе еще одна притча – о человеке, что сумел отыскать врата Высшего Закона и до самой кончины пытался проникнуть за порог. Прочти и обдумай. Может, поймешь, что должен пройти свой путь. Читай не только книги на бумаге, читай жизнь как Книгу. Запомни: кто не ловит знания каждой частицей своего существа, как задыхающийся – воздух, тот не может уразуметь Высших Тайн.
***
Он не забыл слова наставника, что все происходящее – это часть Книги жизни. Еще бы понять – идет ли он по своему пути, где ключ к будущему? Возвратясь из похода за Северные Осыпи, как всегда навестил старика. Рассказал, как едва не дал себя уговорить: зажить оседлой жизнью господина сумрачных урочищ, сделаться со временем хозяином всему холодному краю, а заодно – и себе самому. Одряхлевший Фольбранд вздохнул:
– Небесные силы могут манить тебя обещаниями: вот ты шел наверх, стоишь на ступени, готовый сделать шаг: что за порогом и как открыть проход? Кто обратит в золото мудрости тяжкий свинец ноши что за годы постепенно ложится на плечи? Ибо душа твоя ощущает надвигающийся холод, и ты начинаешь стареть. Приходит черед отвечать, и тут ты оказываешься сам по себе, один. Как быть? Ничто не происходит случайно. Что направляет нить судьбы? Не осталось у меня историй, что ты не читал, но расскажу, что было со мною самим. Хотел описать это в повести о своей жизни, да не решился:
– Я в молодости хавильдаром был, как ты сейчас, в урочище князя Ингъяльда, прадеда нынешнего. Он снаряжал караваны через Соленые равнины, до самой Троны, мы их охраняли. Тогда зверья хищного было побольше, и воры в Седых горах шалили. Мне Ингъяльд благоволил, покровительствовал, я даже в сераскеры стал примериваться. И вот я с отрядом, и Дияр-стрелец, он тогда молодой был, отправились к горам напрямик, через Ермун-Рах: это возвышенность, но с хоженными тропами. Торопились: слухи шли о готовящемся набеге, и мы решили, что проберемся через холмы и успеем упредить. Нашли проводника. Спешим налегке, а я вижу, что проводник вроде как обмер, озирается, боится. “Что не так, отче?”, и тот насилу признался: места, говорит, словно подменили, примет знакомых нет. Было тут озерцо, а стала сухая котловина. Вот бор стоял, а теперь скалы видны. Следуем дальше, а у него коленки трясутся. Подходим: деревья огромные повалены, словно траву ветром положило. Но не поворачивать же назад? И за павшим лесом открывается горелый холм: видно, пожар был, и разрезанный сверху, будто секирой рубанули, камни разметало далеко, целую гору кто-то надвое развалил. Мы с Дияром взошли наверх, а проводник умолил нас, чтобы его туда не тащили. Приказали стеречь, а то сбежит. Поднялись и видим: дальше борозда, словно кто-то пропахал эти холмы плугом по прямой до самых утесов. В конце стоит косо вроде как длинный дом, похожий на огромную лодку, и блестит, как из старого серебра сделан. Дияр говорит: крепкий какой, пролетел через каменную гору как стрела сквозь песок! Тут только я понял, что борозду проделала эта ладья, и уперлась в скалу...
– Что это было?
– Не знаю. Мы помчались пресекать набег, после Ингъяльд призвал нас к себе, и я решил: вернемся на следующий год. Но отправили нас торить гати через Гиблые болота. Я Дияра уговаривал в межсезонье с отрядом туда идти, но он отмахивался: не стоящее, мол, дело, а потом ушел к другому князю дружину обучать. Я о ладье, влетевшей в холмы, рассказал при дворе, уговаривал снарядить поход, разобраться – что такое? Да со мною не соглашались, а потом вовсе запретили людей брать и со службы отпрашиваться. И так из года в год. Что ни придумывал, всякий раз выходило, что даже близко к тем местам приблизиться не удавалось. Я упрям был очень, отправился своей волей, с небольшой партией. Но не суждено мне было ее найти! Леса поваленного даже не отыскал. За сухой котловиной – луга с цветами, дальше утесы. Никакой развороченной горы там не оказалось, наоборот: на том месте – лощина с оврагами, никаких следов. Обыскивали те края два дня, и никто моим рассказам так и не поверил. Со службы меня Ингъяльд удалил, не простил ослушания. Не дано мне было снова увидеть эту ладью и понять, что произошло. Как сговорились все, чтоб это не открылось.
– Чтоб не открылось... – повторил Тесар, словно пробуя слова на вкус, затем невесело усмехнулся: – Бывает и наоборот: наставляют... на путь праведный.
***
Он пришел к холму с огромным раскидистым деревом в цвету уже на закате. Бриз утих, гряда багряных облаков растворялась над заливом. По границе луга, полнящегося собранием всех кланов, юноши освященным клинком чертили заклятый круг. Девичьи голоса затянули древнее славословие в честь владыки на холме: со светлой кроной и гибкими ветвями разрастается он свежими зелеными ростками, побегами, распускается дивными цветами... Ступив перед вождями во главе с молодым Кор-Суваром, подняв посох, Его Могущество Семальд воззвал:
– Внимания прошу я, все священные роды!
Самоцветы на одеждах, тысячи глаз с отсветами костров. Пламя разгорелось, искры, кружась, улетали в темное небо. С ветвей срывались сверкающие лепестки. Раскатились слова старинного гимна: “...Цвет волшебный, что блестит однажды в год – златоцветный и целебный, на мнговенье расцветет”. Близ Тесара ряды юношей и девушек, положив руки на плечи друг другу и раскачиваясь, пели: “И понятны будут строки ненаписанных страниц, и небесные намеки, и язык зверей и птиц...”
Все больше лепестков медленно осыпалось на общинный круг, расступившийся перед Высокими Девами. Те начали танец: летали под восхищенные крики золотые косы молодой Эльвиранды, металась черная грива гибкой, как кошка, Арнесены, развевались белые пряди самой Каэлии... Сияние опадающих цветочных лепестков сгустилось вокруг танцующих легких фигур, образуя вокруг них блестящий ореол. Предвещая утро, взошел Аэгир. Хоровод огоньков становился все ярче, окутывая одну из дев, следуя за нею, как легкий искристый шлейф: Каэлия, подняв руки в танце, увлекала за собою мерцающий вихрь кружащихся лепестков. И была увенчана как Владычица весеннего цветения, избранница священного дерева.
Начинались дни состязаний, игр, турниров. Ритуалы, традиции, обычаи... Тесар смотрел на поющую и смеющуюся молодежь. Водят хороводы внутри очерченного круга, не видят охватывающей их стены. А те, кто видят – не знают, что в стене могут быть двери. Кроме немногих. Развияр из легенды – знал, и верил, что право ступить за порог можно купить, принеся Медному Королю в жертву что-то сокровенное. А верит ли в это он, Тесар, и чем может поступиться?
***
Он приподнял полог, впуская Азархана, прикрыл вход, указал на место у очага. Усевшись, тот поднял на Тесара взгляд из-под нахмуренных темных бровей.
– Семальд, забери его скуц, не забудет тебе отказа подчиняться. Ушлют тебя за тридевять земель, разыскивать в океане Бел Камень Аладырь, змейсов гонять. Князю нашептали, что Каэлия на тебя глаз положила, он успокоиться не может. Маги кипят, что ты парней мутишь – дескать, все племена это одна семья...
– Скажешь нет? Ведь все говорят на одном языке. Мои деды бились на топорах, твои предки рубились саблями, и что с того? Разве у сыновей Ветра и дочерей Кольги не бывает детей?
– Семальд рычит, что ты стал кощунником, смеешься над ритуалами, подговариваешь не слушаться оракулов.
– Своей головой надо жить. Каждый, коли не станет слушать вещие талисманы, может додуматься, что все ветви – на самом деле от одного корня. А ночные шепоты, ересь всякая – как раз от Шуу.
– Когда Семальд про это узнал...
– Постой, как? Никто не мог передать.
– А он знает, непонятно откуда. Как слышал, о чем ты толкуешь. Но они, похоже, боятся: ребята за тобой последуют. Когда ты сказал, что состязаться не желаешь, даже на турнире в честь Каэлии, хотели тебя ославить – вроде ты спасовал, да не выйдет у них. Но я тебя, Тесар, тоже никак не пойму! Хотя я раньше, наверное, похожим был. Стремился куда-то, и сам не знал зачем. Пока не соблазнился обычными посулами. Хватал жизнь обеими руками, а сейчас – очутился как взаперти, и смотрю на тебя изнутри. Лиулана со мною... я вечерами в поместье за собой замечаю, что уж не тянет, как бывало, к лагерному костру под широким звездным небом. Прежний дух вышел весь, стар я стал. Ни сомнений, ни тайн.
– Какие тайны, Хан? Тебе ведь вечно все ясно как день, без загадок и сомнений!
– Верно. Но так было не всегда. Приключилось и со мной в молодости одно чудо, скверное. Никому не рассказывал. Была у меня одна... до Лиуланы, она ведь моложе меня. А ту я встретил, когда мы после похода на Эрхильд стояли у взморья. Она неизвестно откуда была родом, то ли из рыбаков, то ли из торговцев. Сам знаешь, в тех краях много таких, непонятно где взялись. И родни у ней не было. Как она меня любила... ты не представишь. Хотела идти за мной хоть на край света, все время мы были вместе. Пока она не сделалась отчего-то очень больна. Не знаю, как и откуда. Ослабела, бредила непонятными словами, потом упрашивала, чтоб не оставлял ее целителям, ни за что не соглашалась. А затем... она стала превращаться в кого-то другого. Волосы стали светлеть, начался страшный жар, и одним утром ее глаза вместо черных стали голубыми. Меня это как-то лишило воли. Первый и последний раз в жизни не знал, что делать. Понимал, что происходит что-то невообразимое, недоброе. Потом она исчезла без следа. Пропала, как и не было. Я искал ее, попал к пиратам в плен. Ну, дальше была история с побегом и захватом казны. Это ты уже слыхал много раз. С тех пор хватит с меня всего загадочного.
– Понимаю. Вот послушай: “Куда ты стремишься? Жизни, что ищешь, не найдешь ты! Когда Силы Небес создавали человека – смерть ему определили, а жизнь в своих руках удержали. Ты же насыщай желудок, днем и ночью да будешь ты весел, праздник справляй ежедневно, днем и ночью играй и пляши ты! Светлы да будут твои одежды, волосы чисты, водой омывайся, гляди, как дитя твою руку держит, своими объятьями радуй подругу – только в этом дело человека!”. До сих пор наизусть помню. Фольбранд говорит, что нет истории старше этой.
– Однако и в чтении книг есть польза. Но ты-то сам – что ищешь? Я думал, на турнире будешь Каэлии добиваться, вызов Кор-Сувару бросишь.
– Не буду. Меня все словно наталкивают на это. Все, включая ее саму. Будто рассчитывают... как если бы я был обязан. Долг перед предками, честь племени, пример для молодежи. Душа не лежит.
– Знаешь, кто этому рад будет несказанно? Арнесена. Она из нашего клана, доверилась мне. Вот тебе от нее записка. Ждет тебя, места себе не находит. Говорит о тебе и дрожь унять не может, она ведь – огонь...
***
Он всматривался в ее лицо, скрытое в полутени. Подумал, что оно кажется еще смуглее от прилившей к щекам жаркой краски. Она опустила густые ресницы, пригасив блеск глаз. Губы приоткрылись, наконец она сказала чуть слышно:
– Я тебя очень ждала, – от глубокого вздоха колыхнулась высокая грудь. Запинаясь, продолжила: – Я... молилась, говорила с вещими амулетами, и поняла: если не буду с тобой сейчас, то уже... никогда.
– Прелестная дева, не изберу я стези против своей воли, и никто не может определять мой путь за меня... кроме твоей милости.
– Тогда мы можем скрыться вместе, далеко! О, горе мне, ты качаешь головой... Но будь моим сейчас.
Завладев его пальцами, поднесла к губам, раскрыла ладонь, прижалась лбом. Повлекла его руку ниже, вдоль гладкого живота, в нежную податливость. С жалобным тоненьким стоном прильнула вплотную всем телом, покрывая его шею и плечи настойчивыми жадными поцелуями. Он ласкал ее гибкую спину, гладил колени, сжимал упругие лядвия... Она склонялась над ним, словно таяла в его объятиях, впивалась мягким губами. Лицо его было мокрым от ее слез, снова и снова она шептала ему ласковые слова уже в полной темноте.
Напившись из прохладного кубка, они слушали тихое журчание ручья и становившиеся все звонче утренние трели. В отяжелевшую голову Тесара, как сквозь вату, прорвались посторонние звуки: на террасу кто-то вошел. В глазах стало совсем темно, когда сквозь шум в ушах он услыхал отчаянный вскрик Арнесены: “Куда вы его забираете?!”...
***
– Он в моих руках, пусть пеняет на себя! – в ярости повторял Кор-Сувар.
Маг простер руку, подняв раскрытую пятерню, ритуальное напоминание о пяти смертных грехах, прямо к перекошенному злобой лицу:
– Княже, не роняйте себя до грехов гнева и ревности! Я говорил с Высшими Силами, мне открылась их воля: не желают они его крови! Ему лучше исчезнуть. Для всех народов затеряются следы его, пропадут в безвестности. Взгляните на него в последний раз, и предадим его темным глубинам.
Тело Тесара, обернутое в полотно и увитое тяжелой цепью, без плеска погрузилось в неподвижную воду протоки, скрылось среди разошедшихся слабо фосфоресцирующих водорослей. Вереница воздушных пузырьков среди юрких стаек серебристых рыбок – и спокойствие снова вернулось в прохладые воды залива. Маг возгласил: “На все – воля Небес, и каждому – что суждено.”
Обращенный вверх взгляд и воздетые руки Его Могущества были видны еще некоторое время, затем картина потемнела. Отведя глаза от экранов, Директор резюмировал:
– Он, по крайней мере, исчез со сцены тихо. Удалось убрать его без крови и побоища. Подумать только, креативный отдел постоянно бьется с сюжетом, формирует былинные характеры, подгоняет ходы под схемы по Кэмпбеллу: чудесное рождение, подвиги юности... нашептывают соплякам нескончаемые истории про клинки застрявшие в пнях! А тут натуральным образом является настоящий герой, правда – закоренелый скептик, не верящий ни в Одина, ни в Шуу – и приходится из кожи лезть вон, чтобы обошлось без сакральной жертвы и зарождения религии. И это – в культуре, сконструированной из иррелигиозных традиций и политеистических обрядов!
– Директор, как раз об этом: этнографический отдел собирается зарегистрировать меморандум с формальным протестом. По их мнению, ни один из протоколов не предусматривает подобного вторжения в естественный культурный процесс. Корпорация получила права на все материалы при условии невмешательства...
– Вы на Герде недавно, и повторяете официальную историю соглашения. А я вам объясню: после того, как перед самой войной потерпел крах давний проект многолетних съемок эпических сериалов по Дяченко, Толкиену и тому подобному, все актеры со “временно” подавленной памятью остались просто брошенными на двух изолированных материках удаленной планеты. Прошли поколения, прежде чем до них добрались – представляете, какие бы средства потребовались, чтобы их эвакуировать или хотя бы реинтегрировать? Контракт, по которому Корпорация отвечает за их здравоохранение, уровень жизни – это выигрыш для всех! У них пригасили междоусобицы, перевели все на рельсы культурной экспансии, освоения новых земель – смертность теперь ниже, чем на Земле. И как можно сравнивать существование в Солнечной системе, в этих людских... ульях, с тем, как живут здесь, среди бескрайних просторов и чистых морей? Не зря все человечество, не отрываясь, следит за их жизнью, полной красот и приключений. А академики пускай исследуют дальше.
– Позиция культурологической группы: последователи Тесара могли превратиться в секту или философскую школу, развивать воззрения... которые мы подавляем на корню.
– Книгочеи в чем-то правы, сценарный отдел будто топором работает. Но этнографов следует предостеречь от конфронтации. Нам ведь прекрасно известно о похождениях их сотрудников и сотрудниц в командировках “на натуру”. Их понять можно: предки нашего контингента отбирались в основном по здоровью и физической привлекательности; их общество свободно от застарелых комплексов: похоть и ненасытность грехами не считаются. Наоборот, желание брать от жизни как можно больше, радость без угрызений совести... Так что есть способ утихомирить культурологов, не доводя дела до рассмотрения в контрольной комиссии. Новому юрисконсульту комиссии Гутману не позавидуешь: заполучить подобный казус. Когда передаем ему нашего подопечного?
– Мы транспортируем его под седативами, так что только завтра.
– Ясно. Жаль, конечно, что он выбывает. Увидите, эта последняя сцена с Арнесеной станет настоящей классикой.
***
Он снова ощутил, как сознание медленно перетекает из одного туманного сна в другой – на этот раз в тревожный кошмар, очень похожий на явь – пока не понял, что в самом деле проснулся. С запозданием вспомнил свое предыдущее пробуждение со всем, что за ним последовало: странно одетая пара – седая смуглолицая женщина и болезненно хрупкий субъект с некрасивым асимметричным лицом – долго и терпеливо растолковывали ему, что он не умер, не вознесся в страну предков, и не захвачен враждебными духами. Окружающая обстановка не поменялась – помещение более всего напоминало внутренности простого короба для хранения льда: гладкие чистые стенки без отделки и украшений, не считая неподвижных светляков, расположенных аккуратными группами. На этот раз перед ним оказался темноволосый человек с едва заметными морщинами на бледном лице.
– Мое имя – Гутман. Я помогу вам устроиться в новой среде, – черты говорившего, казалось, жили своей жизнью, неуловимо подергиваясь, будто в такт скрываемой нервной дрожи.
– Помоги мне вернуться в мой мир. Карнингол, где княжит дом Вегериха. Где я был три ночи назад.
– Вы по-прежнему на Герде. Не верите? Ну конечно, вы – прирожденный скептик. Когда окажетесь снаружи – увидите на небе привычные вам луны. Просто мы – на другом континенте, здесь сейчас осень. Я могу показать вам на карте...
Пояснениям не было конца. В заключение Гутман произнес: “Мир нижний – это отражение мира верхнего”, и снова уверил Тесара, что его будущее можно считать обеспеченным хотя бы в материальном отношении:
– Многие эпизоды с вашим участием имеют высокие рейтинги. Формально вы могли бы вчинить иск на адекватную компенсацию, но я уверен: Корпорация постарается прийти к соглашению в досудебном порядке.
***
Он мысленно перебрал предстоящие этапы своего путешествия. Оно начнется с сигнала о прибытии челнока, что доставит его на межзвездный корабль. В который раз поймал себя: произнося “десять с половиной световых лет”, избегает по-настоящему задумываться, что на самом деле означают эти слова. Прощаясь с Гутманом, Тесар повторил: “Может, ты и прав. Но я должен увидеть все сам, раз уж представилась возможность”. Придется привыкать к незнакомым небесам, к скоплению людей, к лицам, напоминающим уродливые карикатурные маски, к непонятным словам и непостижимым выражениям. К их пище и к их воздуху. Но не сделать этот шаг он не может.
Когда перед встречей лицом к лицу с Директором местного бюро Корпорации он внимательно перечитал свои записи – тогда, в начале, он часто так делал – то едва не рассмеялся от мысли: ведь это встреча с предводителем Высших Сил, вершивших судьбы его прежнего мира. Объяснив эту мысль Директору, спросил почти всерьез: в чем заключается истина? Тот, согнав с лица улыбку, некоторое время молчал, наконец ответил: “Истина заключается в том, что истины не существует”.
Может и так, размышлял Тесар, когда с мелодичным аккордом вспыхнули две полосы по сторонам открывшегося прохода. Делая шаг, подумал: теперь я знаю, что скрыто за порогом. Там еще одна комната. С другой дверью, к которой не найти ключа, и суровая стража, и следующий порог.