Общий план:
Комсомольская площадь, серая пасмурная погода. Грязь, лужи. Шум проезжающих машин, трамвая и проч. Шум толпы.
Кадр медленно укрупняет маленький участок из огромной копошащейся массы. В нем стоит у киоска Андрей.

Крупный план:
Андрей поворачивается от киоска, совершенно равнодушно и бесцельно идет куда-то прочь, глядя сквозь набегающую толпу.

У края проезжей части стоит туристический ЛиАЗ и женщина-зазывала приглашает выходящих из вокзалов людей совершить экскурсию по Москве:
"Уважаемые москвичи и гости столицы! Московское городское бюро по туризму и экскурсиям приглашает Вас совершить увлекательную поездку по столице.. В программе поездки посещение исторических,культурных памятников: Красная площадь, Бородинская панорама, Новодевичий монастырь.."

Хорошо поставленный, натруженный голос с трудом пробивается сквозь снующую толпу. Отъезд. В кадр входит равнодушный, ушедший в себя Андрей.Он механически оборачивается на зазывалу у автобуса, стоит в нерешительности, толкаемый прохожими, потом медленно направляется в ее сторону.

Титры: "ПОЗДНИЙ СНЕГ".

Салон туристического автобуса, полупустой. Автобус движется по Москве. Андрей сидит у окна, рядом пустое место. Он смотрит вверх, на разбегающиеся от сильного ветра облака.
Ветреная весенняя погода: голубое небо в разрывах серых облаков.
Салон автобуса: Андрей сидит сзади, смотрит в окно. Панорама на передние места. Крупно: тетка рязанского вида, с сумкой на коленях, что-то говорит сидящему рядом небритому мужику, который клюет носом в такт движению автобуса. Тетка рассказывает подробно, обстоятельно, поджимая губы. Кадр переходит на Андрея. Он в прежней позе, кажется заснул с открытыми глазами.

Тупик у Новодевичьего монастыря. Из подъехавшего автобуса выходят экскурсанты. Последним выходит Андрей. Кучка направляется вслед за экскурсоводом в спортивном темпе. Андрей все время отстает.

Перемежаясь, идут кадры:
У ворот стоит милиционер, перекрывая проход гражданам в серых пальто: посещение Новодевичьего кладбища опять по пропускам.
Потом милиционер оборачивается в глубь парка и выпускает группу разноцветных иностранцев. Они через дорогу направляются - кто к стоящему невдалеке Икарусу, кто чуть дальше - в "Березку".
Андрей медленно бредет по двору монастыря. Смотрит в лица икон на погребальных каменных плитах. Отрешенные лики святых смотрят на него.
..Экскурсанты торопливо продолжают свой путь,пробегая глазами решетки оград, имена на склепах, вслед за гидом, привычной скороговоркой сопровождающего экскурсию. Озабоченные лица экскурсантов.
Навстречу идет группа иностранцев - они смеются, постоянно фотографируются на фоне русской экзотики. Негр валится на пожухлую прошлогоднюю траву, высунувшуюся из-под талого снега, хохочет. Герла в джинсах таскает его за ярко-красный батник, непонятно - поднимает или наоборот. Все это снимает, снимает другой турист. Вся группа хохочет. Упавший тоже хохочет. Вот выронил окурок и поднимается..

Птицы все время орут - очумели от весеннего солнца. Лицо Андрея чуть морщится: "чтоб вы обчирикались!" - думает он. Экскурсия далеко
уже его обогнала и движется к выходу. По инерции и он ускоряет шаг и выходит за ворота. За воротами стоят интуристовские Икарусы, Мерседесы, Тойоты и художники с маленькими мольбертами о трех ногах.
"Его" экскурсия почти бегом отправляется к стоящему в стороне автобусу. Группа заметно поредела: кто-то потерялся в ГУМе, кто-то на
Арбате. Андрей решил остаться здесь. Посмотрел вслед уезжавшим, повернулся и пошел вдоль стены вниз, к пруду.

В парке у Новодевичьих прудов спокойно и размеренно гуляли мамы с детьми и папы с сигаретами. Кругом уже зелено. В грязно-серой луже
пруда плывут стройные лебеди, ближе к берегу и на самом берегу развращенные подачками утки и голуби дерутся за черствые куски, которые им бросает пухлый карапуз и его бабушка. И невольно возникает
за кадром мелодия старой-престарой песенки Макаревича "В старинном ботаническом саду".
Мой герой идет мимо всего этого фона, по грязным подтаявшим снегом аллеям, мимо пустой клетки и дома-поплавка, где ночуют лебеди и медленно поднимается на вал Новодевичьего проезда.
Пока он шел, солнце то скрывалось за тучу и все становилось серым и тусклым, то вырывалось молодым весенним желтым лучом и заставляло светиться все вокруг: и лужи на дороге, и вялый снег, и окна домов. И вот когда он поднялся на улицу, как раз вышло солнце, засияла дорога, пруд. А на другой сторонe пруда белые стены Новодевичьего монастыря.
Мимо них он уже проходил - они были серыми и грязными внизу (а выше не хотелось задирать голову), почти такого же цвета, как снег, который
лежал под стеной, да еще с облупленной штукатуркой. А теперь, издали они были совсем другими, чем - то напоминая рощу стройных белых берез.
Подсвеченные ярким солнцем ослепительно-белые контрфорсы отражались в пруду и еще одна стена - со своими зубцами и башнями, перевернута
светила огромным белым прожектором всему миру.

(Звук: цитата из спектакля "Юнона и Авось" -
"Там за далью синей,
От стены наклонились в пруд
Белоснежные контрфорсы -
Словно лошади воду пьют.." )

Ему стало жаль, что солнце вот сейчас опять уйдет, пропадет за серую тучу и все здесь - на земле и на небе, тоже станет серым. Но оно не исчезло, хотя ветер с огромной скоростью гнал кучу маленьких серых туч мимо острых золотых крестов - сколько их промчалось за три века. А купола все стоят, как бессменные часовые охраняют колокольни покой могильных плит - Нарышкиных, Давыдовых, Баратынских, Хрущева...

Но вот - вздрогнули башни и храмы, поднялись глупые сизари и серые вороны. Не стало на улице машин и сберегательной кассы. Пропали фонари и модные иностранцы. Все превратилось в звук и это был звук веков, которым переговаривались между собой колокола.
Сначала ударил один - мощный, большой колокол. Он скрыт где-то там, в вышине метровых стен Сретенской колокольни. Еще пять таких же,
как он старожилов, но давно беззвучных - лежат во дворе монастыря у стен Софийского собора, и туристы, проходя, удивляются их размерам и
стараются чем-нибудь постучать о бок или нацарапать по зеленой краске, вылитой на колокол, и не верится, что такая громадина может быть
поднята и подвешена в этой тонкой и тесной колокольне.
..Еще не растекся и не дополз до Бережковской набережной звук первого колокола, как вслед уже ударили другие, маленькие, частя и обгоняя друг друга.

На улице, спешащая к обедне старушка остановилась и стала креститься на звонницу через пруд и дорогу. Андрей глянул на бабусю с неприязнью - колокольный звон всегда напоминал ему "Славься" Глинки, и раболепие не вязалось с торжественной музыкой стен, которая вдохновляла, но молиться...

Он повернулся и пошел на троллейбусную остановку. XVII век кончился, в мир вернулось электричество.