Ирина Васильевна и Василиса Ивановна были одногодки и жили по соседству с самого рождения. Они даже родились в один и тот же день в одном и том же роддоме, и с того момента были практически неразлучными. Их матери, познакомившись при рождении детей, дружили до самой смерти, и ушли из жизни по какому-то капризу судьбы в один и тот же год. Общее горе еще больше сблизило подруг. И мужей они нашли в своем же доме, так что им не пришлось менять своего адреса. Но, несмотря на то общее, что их объединяло, были вопросы, которые заставляли спорить до хрипоты, сердиться друг на друга и ссориться так, что они по неделе не разговаривали. Но потом одна из них делала шаг к примирению, а вторая только того и ждала, и мир восстанавливался до очередного спора. Внешне они являли друг другу полную противоположность. Ирина Васильевна была настоящей русской матроной, солидной, неторопливой, спокойной, уравновешенной. Прежде, чем слово молвить вслух, долго обдумывала, что, когда и как сказать. А Василиса Ивановна была роста невысокого, сухопарая, подвижная, скорая в суждениях, словах и поступках. Многие, глядя на них, удивлялись их многолетней дружбе, но подруги на мнение со стороны не обращали никакого внимания.
До выхода на пенсию Ирина Васильевна работала главным бухгалтером в научно-исследовательском институте, который в лихие девяностые годы, можно сказать, "приказал долго жить". Институт еще еле теплился, но от численности в четыреста пятьдесят человек осталось всего пятнадцать, да и то некоторые из них только числились работающими, а фактически находились в административных отпусках, дожидаясь пенсионного возраста, или работали за мизерную зарплату. Ирина Васильевна не стала дожидаться агонии родного учреждения и, как только ей исполнилось пятьдесят пять лет, вышла на пенсию и уволилась. Но отдыхать ей долго не пришлось. Ее старший сын организовал кооператив по автосервису, а мать попросил стать главным бухгалтером. И она работала в нем с доселе незнакомым рвением, потому что работала на семью, а, значит, и на себя. Дело процветало, и Ирина Васильевна пребывала всегда в благодушном настроении.
Василиса Ивановна до недавнего времени трудилась на городской ТЭЦ ведущим инженером, и у нее на глазах происходило разрушение некогда единой энергетической системы страны, работавшей прежде, как часы. Все в этой системе в советское время было продумано и отлажено: своевременно проходили плановые предупредительные и капитальные ремонты, проводимые специализированными организациями, всегда на каждой станции лежал запас оборудования, который в случае необходимости передавался другим станциям. Между станциями существовали взаимопомощь и взаимовыручка. "Проклятый" Чубайс (только так, а не иначе звала его Василиса Ивановна) своими корыстными целенаправленными действиями не только развалил мощный энергетический комплекс страны, но и ввел в практику игру с акциями. Прежде у Василисы Ивановны было определенное количество акций одной организации, а потом после преобразования РАО "ЕЭС" в многочисленные ТГК, ТГРК и прочие компании ее акции растворились в акциях всех этих новоявленных организаций. Зато оттуда с завидной регулярностью стали приходить толстые письма, отпечатанные на лощеной бумаге. Да, только содержание этих писем не радовало адресата. Василиса Ивановна понимало одно, что прежде представлявшие хоть какую-то ценность акции в ходе дополнительных эмиссий, перепродажи друг другу и прочих манипуляций превращаются в обычные фантики. Руководители этих компаний не скупятся на щедрые премиальные себе, любимым, а простым акционерам от сладкого пирога прибылей не достается даже крошек. И еще она понимала, что раздробление единой энергетической системы представляет самую серьезную угрозу безопасности страны. До этого во все времена не мог додуматься самый злейший враг страны, а потому Чубайса она считала дьяволом во плоти и виновником всех бед своих и чужих. Одно время она собиралась послать ему открытое письмо, в котором хотела высказать все, что накипело и наболело за долгие годы. И даже начала его:
"Не уважаемый мною господин Чубайс!
Как тебе живется, не мучает ли бессонница, с совестью своей в ладу ли? Или наши многочисленные проклятия все же беспокоят твою бессовестную душу? Это какую же бесовскую игру ты затеял в нашей стране, которая вот уже больше двадцати лет продолжается, и конца ей не видно? Чей заказ ты выполняешь и на чью мельницу льешь воду? Или не боишься гнева людского и суда Божьего? Большой у меня к тебе счет накопился, начиная с приватизации. Хорошо ты, видно, наш народ простодушный изучил, что без зазрения совести провернул со своими подельниками такую грандиозную аферу с ваучерами, которая твоим западным учителям и не снилась. А потом ты, возглавляя Госкомитет страны по управлению госимуществом, буквально за копейки продал часть оборонных предприятий иностранцам, тем самым, создав угрозу безопасности страны. А потом, возглавляя РАЭ ЕЭС, разрушил единую энергетическую систему, окончательно подорвав экономику и безопасность страны.
Начну по порядку. Припомни свои слова, что ваучер будет стоить не менее двух автомобилей. Правда, ты не уточнил, каких. Мы, наивные, думали, что настоящих, а ты, видно, имел в виду игрушечные. Как лихо вы, молодые и алчные "благодетели", облапошили все население, присвоив себе многомиллиардные богатства страны и в один миг сделавшись миллиардерами, оставив народ прозябать в нищете. Да, за одно только это деяние совесть твоя не должна давать тебе покоя ни днем, ни ночью!"
Но потом она эту затею оставила, так как при написании письма волновалась так сильно, что давление зашкаливало и пришлось даже несколько раз вызывать скорую помощь. Да, и подруга Ирина Васильевна отсоветовала, сказав после очередного скачка давления:
- Я не знаю, прочитает ли Чубайс твое письмо и проснется ли у него совесть, к которой ты взываешь, а вот ты можешь закончить свои дни досрочно, так и не дописав ему письмо.
Так и осталось письмо недописанным. А потом события стали разворачиваться так, что ей стало не до письма и не до акций.
Едва Василисе Ивановне вышел пенсионный срок, ей предложили выйти на пенсию. Многочисленные попытки найти работу по специальности успехом не увенчались. Дома у нее тоже не все было благополучно. Муж, с которым она прожила более тридцати лет, загулял и, похоже, серьезно собрался уходить из семьи. Видно, правду люди говорят, что жизнь чередует светлые полосы с черными. Вот такая черная полоса настала в жизни Василисы Ивановны. Слава Богу, дети пока не доставляли особых огорчений, но они жили отдельно своими заботами и в дела родителей особо не вникали. А она оберегала их от ненужных волнений и своей бедой не делилась. Только своей задушевной подруге Ирине Васильевне могла высказать она все печали и тревоги, а та старалась ее поддержать и утешить:
- Васочка, надо перетерпеть. Ты воюй с ним оружием соперницы. Та ведь чем его берет? Лаской, нежностью. Вот и ты не устраивай ему скандалов, а встречай, как самого желанного и дорогого гостя.
- Тебе легко так говорить! А как могу я быть ласковой, если меня так и подмывает вцепиться в его бесстыжие глаза, высказать все, что накипело в душе? Кем бы он был без меня? Это я заставила его учиться сначала в техникуме, а потом и в институте. Ночи не досыпала, сидя над его чертежами, вместе с ним разбирала мудреные задания, писала за него рефераты. И у него тогда для меня и слова нежные находились, и ласки, и подарки дарил. Пусть пустяковые, но важно внимание. Я их все храню. Детей вместе подняли, выучили, помогли устроиться в жизни. А теперь я стала нехороша. Конечно, мужики дольше нас выглядят бравыми молодцами. А молодые бабы теперь пошли такие бесстыжие, сами на них вешаются, не разбирая холост или женат. Нет, в наше время такого не было.
- Так уж и не было? Вспомни нашу соседку Анфиску, которая при живом муже закрутила роман на стороне, и две семьи порушила.
- Это был все же единичный случай. А сейчас сплошь и рядом только и слышишь: там семья рухнула, там разбежались чуть ли не сразу после свадьбы. Да, и как не трещать семье, если по телевизору с утра до ночи пропагандируют свободную любовь вместо того, чтобы показывать достойные семьи, где люди живут в любви и согласии, растят хороших деток? О чем говорят нам в новостях? Там что-то взорвалось, в другом месте что-то упало. Впечатление такое, что со всего мира собирают самую жуть и показывают людям. А люди не железные, нервишки у них сдают. Вспомни, в наше время разве мы слышали о том, чтобы деток насиловали, чтобы из-за денег белым днем убивали, забирали в рабство натуральное или сексуальное, чтобы столько людей пропадало без следа? Я ночами спокойно спать не могу от таких новостей.
- А ты не смотри телевизор, - успокаивающим голосом говорила Ирина Васильевна. - Я вот не смотрю и сплю спокойно. Что ты сама себя накручиваешь и вовлекаешь в свои переживания мужа? Слушай, подруга, так ты рискуешь его потерять.
- Не устаю тебе поражаться. Ты живешь только своим домашним мирком, отгородившись от всего, и ничего знать не хочешь. Я так не могу. К тому же мужа твоего с моим не сравнить, он на сторону не смотрит.
- Сейчас не смотрит, - подтвердила Ирина Васильевна. - А совсем еще недавно смотрел и даже уходил из дома к своей зазнобе.
- Ты ничего не говорила. И когда это было?
- В прошлом году. Он, когда уходил, я не истерила, не ругалась, хотя в душе у меня все в тугой узел тогда завязалось. Я ему сказала: "Уходи, если так сильно полюбил. Я тебе поперек дороги становиться не буду. Но помни: здесь твой дом, здесь тебя всегда ждут я и дети". Он через три дня пришел со словами: "Я вернулся. Я без вас жить не могу".
- И ты спокойно его приняла?
- Приняла. И не просто приняла, а ни разу его не упрекнула, ничем не напомнила о прошлом. По мне: прощать, так от души. Вот так, подруга.
- Железная ты женщина, Ирина! И нервы у тебя стальные. Я так не могу. Вчера так разозлилась на него, что со всей силы дала бутылкой кефира по коленке. Он аж подпрыгнул от боли.
- Ты с ума сошла! Разве в такой ситуации силой поможешь? Ты только отталкиваешь его от себя. И потом ты ведь могла его покалечить.
- Уже покалечила, он второй день хромает. А мне его, представь, ничуть не жаль. Пусть почувствует, какую боль испытываю я, правда не физическую, а душевную. Так моя мука еще горше.
- Слушай, подруга, такими действиями мужа не вернешь.
- Да пропади он пропадом! Разве сейчас лучше? Приходит, поест, уйдет в комнату и сидит, делая вид, что читает. Но я-то знаю, что не читает, а о ней думает, о разлучнице.
- С чего ты взяла? Мне кажется, ты больше фантазируешь, чем есть на самом деле. Хотел бы уйти, давно ушел. И, поверь, уйдет, если ты к этому подталкивать его будешь. Наберись терпения и, будь добра, приведи себя в порядок. Посмотри, ты совсем перестала следить за собой, а мужчины этого не любят.
- Давно ли ты сама стала следить за собой?
- А вот с тех самых пор, как муж собрался уйти от меня. Я всю жизнь свою тогда пересмотрела и поняла, что сама виновата в этом. Кого он видел, приходя с работы домой? Растрепанную бабу в застиранном халате, уставшую, вечно недовольную. А какой я была, когда он меня встретил? Звонким колокольчиком, жизнерадостной хохотушкой, веселой затейницей. Когда он ушел, я выбросила все халаты, сделала модную прическу, купила себе обновки, начиная с нижнего белья. И теперь я всегда в форме, всегда в ровном веселом настроении, вьюсь вокруг него заботливой пчелкой, устраиваю периодически романтические вечера вдвоем, изучила приемы обольщения в постели. Его любовницам теперь до меня далеко. Да, он больше и не смотрит на сторону. Знаешь, я даже благодарна той незнакомке, которая уводила мужа: она меня встряхнула, обновила наши с мужем отношения. Нельзя нам, женщинам считать, что штамп в паспорте стоит и теперь муж - наша собственность. Как бы не так!
- Удивляюсь я тебе, Ирина! Неужели тебе не противно ложиться с ним в одну постель, зная, что он совсем недавно миловал другую? Или ты так сильно его любишь, или боишься остаться одной?
- Представь себе, и то, и другое. И люблю, и боюсь остаться одной. Не нужно себя переоценивать. Кто сейчас заинтересуется брошенной немолодой женщиной? Мужа с удовольствием подберет не одна, так другая, а ты? С чем останешься ты? И неужели тебе не жаль лет, потраченных на него? Сама говоришь, что и выучиться ему помогла, и деток вместе подняли. В нашем возрасте страшно остаться одной. У детей - своя жизнь, и не всегда в ней находится место для нас. Впрочем, даже не в этом дело, а уже в детях и внуках. Уйдет муж к другой, и не будет у детей места, куда приятно придти, не будет единого дома. Подумай, Васочка, и пока не поздно, сделай правильные шаги.
- Умом понимаю, что ты во многом права, а сердце не мирится с предательством. Как можно будет ему верить? И во что превратится наша жизнь? Он задержится, к примеру, на работе, а я буду думать, что он у нее, разлучницы. И получится не жизнь, а сплошная маета.
- Значит, ты его недостаточно любишь, если думаешь только о себе. А ведь ему тоже сейчас нелегко. Думаешь, просто рвать налаженную жизнь, менять ее коренным образом?
- Уж не пожалеть ли мне его? Я его, что ли на измену толкала?
- В чем-то и ты. Ты со своим Чубайсом стала раздражительной, ворчливой, все видишь в черном свете. Да Бог с ним, с Чубайсом! Какое тебе дело до него? Жила ты без этих акций и ни о чем не тужила, проживешь и дальше.
- А как же справедливость?
- Где ты ее видела? Ищи справедливость в своем доме, оберегай свою семью от потрясений, создай дома такие условия, чтобы мужу бежать домой хотелось в покой и уют. Думаешь, его не одолевают всевозможные проблемы? Но не нужно их нести в семью. Веришь, я как перестала интересоваться политикой, так стала спокойной, и в доме у меня царят мир и покой.
- Ты всегда была домашней курицей. Не обижайся на правду, пожалуйста. У тебя в доме достаток, потому тебя ничто и не волнует. А если бы ты оказалась без работы, считая при этом каждую копейку? Хотела бы полюбоваться я тогда на твое спокойствие. Неужели тебя не волнует то, что происходит в стране?
- А что такого сверхъестественного происходит? Люди, как жили, так и живут.
- Только живут все по-разному! Одни с жира бесятся: яхты покупают, футбольные и прочие клубы, деньги в казино проигрывают, а другие еле концы с концами сводят. Разве это справедливо?
- Опять ты про справедливость! - поморщилась Ирина Васильевна. - Наше дело пенсионное, мы уже отработанный материал, не представляющие ни для кого интереса. Что ты все выискиваешь для себя лишние поводы для волнений? А потом жалуешься на высокое давление. Ищи в жизни позитив, а негатив сам в глаза лезет.
- Гляжу, задубела ты, Ирина, в своем достатке, жиром обросла, непробиваемая для чувств и эмоций стала. Вот про таких еще Александр Сергеевич Пушкин сказал: "Народ безмолвствует". Моя хата с краю, я ничего не знаю, да? Тебе наплевать, что в стране разруха, молодежь ищет забвения в наркотиках и алкоголе, здравоохранение и образование сведены к самому низкому уровню, везде царит бездуховность, насаждается с экранов воровская культура? Да что с тобой говорить! Сытый голодного не разумеет!
- Это ты голодная? Пойдем, накормлю от души, может, добрее станешь! - примирительно сказала Ирина Васильевна и улыбнулась.
- Ешь сама свои деликатесы, а меня уволь! Пока!
И Василиса Ивановна, гневно посмотрев на подругу, пошла домой. Дома она долго не могла успокоиться, приводя мысленно все новые доводы в пользу своей точки зрения. А тут, как нарочно, по телевидению озвучили предложение миллиардера Прохорова установить шестидесятичасовую рабочую неделю. Василиса Ивановна так и ахнула:
- Каков негодяй! Ведь сейчас новый Трудовой кодекс позволяет работать до шестидесяти часов в неделю, но при этом сверхурочные нужно оплачивать. А если узаконить эти часы, то люди будут гнуться на работе за те же копейки с утра до ночи. А когда же будут рождаться дети, и какими они будут? Совсем оборзели богатеи, все им мало! Довели страну "до ручки" и продолжают измываться над народом. Наш народ терпелив, но ведь всякому терпению приходит конец. Или они не боятся людского гнева? Не приведи, Господи! Если народ поднимется, это будет пострашнее, чем в революцию семнадцатого. Что ты молчишь? - повернулась она к мужу, который увлеченно читал газету.
- Извини, я не слышал, что ты говорила.
И тут Василису Ивановну понесло. Она припомнила мужу все свои обиды, а их за долгую жизнь накопилось достаточно. Он смотрел на нее сначала с недоумением, потом с удивлением, а потом и с раздражением. Наконец, он не выдержал и закричал:
- Да, замолчи, наконец! Какая муха тебя укусила? Ты совсем разучилась говорить нормально. Это, в конце концов, невыносимо! Я ухожу!
- Как уходишь, куда уходишь? - в неожиданном страхе залепетала она. - Не уходи, мне так плохо!
- Мне тоже плохо. Пойду, проветрюсь, а то от твоего крика уши заложило.
- Опять к этой пойдешь? Не пущу!
Муж легко отстранил ее и вышел, хлопнув дверью. Василиса Ивановна бросилась на диван и зарыдала. Она чувствовала себя совершенно несчастной. Зазвонил телефон, но она не захотела подойти к нему. Телефон все звонил и звонил, не переставая, и она подумала, что нужно встать и ответить на звонок. Оказалось, что звонила подруга Ирина Васильевна:
- Вася, ты почему не отвечала на звонок? Я звоню, звоню, а никто не берет трубку. Я уже начала волноваться. Как ты?
- Плохо. Мой ушел от меня совсем.
- Как ушел? Что ты выдумываешь? Он сидит у нас, с моим играет в шахматы. А я тебе решила позвонить, пригласить на чай. Давай, собирайся и приходи. Посидим по-семейному.
- Ты бы видела, на кого я похожа. Что он вам сказал, когда пришел?
- Ничего. Предложил моему сыграть в шахматы.
- И все?
- И все. Давай, умывайся, приводи себя в порядок и приходи.
Василиса Ивановна не сразу решилась пойти к подруге. Она придирчиво осмотрела себя в зеркало: "Хороша - нечего сказать!" Глаза от слез покраснели, нос распух. Она умылась, сделала на глаза примочки из чайной заварки, после чего припудрила покрасневший нос, и, посмотревшись снова в зеркало, результатом осталась довольна. Она надела новое платье, которое купила недавно по совету Ирины Васильевны, и в котором муж ее еще не видел. Платье выгодно подчеркивало ее по-девически стройную фигуру и шло к ее рыжеватым волосам.
В квартире Ирины Васильевны пахло пирогами, ярко горела люстра, приглушенно звучала музыка. Мужчины сидели за шахматной доской и сосредоточенно на нее смотрели. Они даже головы не повернули, чтобы поинтересоваться, кто пришел, - так были увлечены игрой. Василиса Ивановна прошла на кухню, где ее ждала подруга для чаепития и душевного разговора.
- Вот такой ты мне нравишься больше, - приветствовала подругу Ирина Васильевна. - Сейчас мужчины закончат партию, и будем пить чай. Помоги мне соорудить бутерброды, а заодно расскажи, что у вас произошло с твоим.
- Даже не знаю, что рассказывать. Поругались в очередной раз, он хлопнул дверью и сказал: "Это, в конце концов, невыносимо! Я ухожу". Я думала, что он совсем ушел, а он у вас в шахматы играет. Ничего не понимаю! Даже не знаю, что думать.
- А что тут думать? Никуда твой драгоценный уходить не собирается, и ты его, пожалуйста, не провоцируй. Послушай хоть раз в жизни меня: будь ласковой и нежной, заботливой. Мужики это любят. И поменьше говори о политике и меньше критики на нашу жизнь наводи. Думаешь, он сам не видит, что вокруг творится, думаешь, не переживает по этому поводу? А ты ему соль на раны сыплешь. Тут даже самый терпеливый мужик с ума сойдет и сбежит из дома.
- Может, ты и права, подруга. Только как себя переделать? Не могу я равнодушно смотреть на все, что сейчас творится. Молодежи рассказывают, каким убогим и страшным было время, в которое мы с тобой прожили основную часть жизни. А они всему верят. Недавно в троллейбусе схватилась я с одним юнцом, который громко доказывал, что войну не мы выиграли, а американцы. Думаешь, откуда он это взял? Нынешние горе-историки так преподносят им нашу доблестную победу. Разве можно слышать это равнодушно? Конечно, не все радужно было в нашем прошлом, но вспомни, какими мы были счастливыми и уверенными в завтрашнем дне. Эти юнцы еще не столкнулись с жестокой правдой нынешней жизни. Мы были социально защищены: бесплатная медицина, образование, копейки платили за коммуналку, после института нам была гарантирована работа, а также бесплатное жилье. Конечно, не теперешние хоромы, которые, кстати, у единиц, а нормальное жилье для нормальной жизни. А теперь наплодили коммуналок, от которых столько лет уходили, да вот не ушли.
- Васенька, опять ты возвращаешься в политику. Давай хотя бы один вечер без нее обойдемся!
- Знаешь, Ира, я иногда завидую тебе, твоему спокойствию и равнодушию. Откуда у тебя они?
- От покойной бабушки. Она, бывало, говорила: "Не огорчайся по пустякам, не кличь беду в свой дом и на свою голову. Придет беда, тогда и будешь переживать. А так радуйся каждому дню, который Господь дает тебе. Кто знает, сколько их у тебя в запасе". Вот так и живу по ее завету. И тебе советую.
Василиса Ивановна задумалась, ушла в себя и после длительного молчания сказала:
- Наверно, твоя бабушка права. Только как себя переделать, как от себя самой убежать?
Ирина Васильевна обняла ее за плечи:
- Васенька, радуйся жизни и помни: нервные клетки не восстанавливаются. Как бы мы с тобой не старались, жизнь идет своим чередом. Помнишь, как пела Долина: "Главней всего - погода в доме, а все другое - суета!"? Вот и делай в своем доме хорошую погоду, и тогда и с мужем все будет хорошо.
- Я попробую! - улыбнулась Василиса Ивановна. - А сейчас напои меня чаем! Нет сил ждать, пока наши мужья наиграются в шахматы.
- Радуйся, что в шахматы играют, а не за воротник закладывают. Видишь, все не так уж и плохо. Жизнь налаживается, подруга!