Аннотация: О щемящем чувстве старческого одиночества, человеческой черствости и неблагодарности, и о доброй памяти о хорошем и достойном человеке
Старость для многих людей - пора подведения итогов всей прожитой жизни, пора довольно грустная, особенно, если встречаешь ее без единой родной души в полном одиночестве. Разве в молодости думаешь о том, что когда-то тебя оставит прежняя сила, не так быстро будешь приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам, ухудшатся зрение, слух и станешь ты никому не нужным и не интересным человеком, как бы лишним на этом пиру жизни? Так думала Елизавета Ксаверьевна, женщина, три года назад перешагнувшая семидесятилетний рубеж, сидя у раскрытого в сад дачного окна летним вечером. Еще совсем недавно она считала, что жизнь ее состоялась, она добилась всего, о чем мечтала. Карьера ее была успешной: в тридцать с небольшим она защитила докторскую диссертацию и долгие годы возглавляла один из престижных вузов страны. Ее и сейчас все еще приглашали в качестве консультанта при рассмотрении важных проектов, правда, в последние годы все реже и реже. Наверно, она слишком много времени уделяла этой самой пресловутой карьере и вот теперь встречает старость одна. На соседних дачных участках слышатся звонкие и веселые голоса детей, иногда перемежаемые капризами и даже плачем. А у нее тихо, как в склепе. Последние годы прежде не умолкавший телефон совсем не звонит, ее забыли и многочисленные ученики и более молодые коллеги, которым в свое время она немало помогала утвердиться в этой жизни. Что ж, так устроена жизнь. Молодость - пора бурления, кипения, безудержной активности, пора необозримых возможностей, когда кажется, что все тебе по силам, все возможно, все впереди. И как-то совсем не задумываешься о том, что может наступить грустная пора жизненной осени, когда начнут одолевать немощи, а рядом не будет никого, кто бы позаботился о тебе, подал бы, наконец, пресловутый стакан воды. И как же быстро проходит жизнь! Еще вчера не имевшая ни минуты свободного времени, востребованная и успешная женщина стала балластом, в тягость самой себе и окружающим. Впрочем, окружающих как раз и нет.
Размышления Елизаветы Ксаверьевны прервал звонок в дверь. Немного встревожившись (кто бы это мог быть?), она поспешила к двери. На пороге стоял высокий спортивного вида загорелый человек с широкой улыбкой, обнажавшей белые крепкие зубы:
- Елизавета Ксаверьевна, к вам можно? Не прогоните? Вы узнаете меня?
- Неужели Петя? Петр Сергеевич? - поправилась она. - Какими судьбами? Надолго в наши края?
- На все лето, если не прогоните. Гостиницу в Москве я, честно говоря, не потяну. В студенческие годы мы нередко пользовались вашим гостеприимством. Вот я и подумал...
- И правильно подумали. Конечно же, не прогоню и даже очень рада вашему появлению. Проходите!
Петр Сергеевич - бывший ее самый любимый студент, подававший большие надежды. Он с увлечением занимался научной работой под ее руководством и готовился к защите диплома. Что произошло, она так и не знает до сих пор. Только Петр за месяц до защиты забрал документы и ушел из института, ни с кем не простившись и ничего не объяснив. Она долго недоумевала по этому поводу и сожалела, что наука потеряла талантливого ученого.
- Сколько же лет мы не виделись? - продолжала спрашивать она, идя на кухню, чтобы накормить нечаянного гостя. - На улице я ни за что бы вас не узнала. Вы стали настоящим мужчиной, а я за это время превратилась в обычную старушенцию, всеми забытую и никому не интересную.
- Не кокетничайте, Елизавета Ксаверьевна, вы прекрасно выглядите и почти не изменились.
- Неужели я уже в те годы выглядела такой дряхлой? Какой ужас! Кстати, Петр Сергеевич, что с вами тогда случилось, почему вы так неожиданно исчезли, ничего не объяснив? Думаю, что это была очень веская причина, ведь до защиты диплома оставалось всего ничего. Я очень сожалела о вашем уходе. Так, что же все-таки случилось?
- Все расскажу, Елизавета Ксаверьевна. А сейчас мне хотелось бы умыться с дороги. Где это можно сделать?
- Ах, да, конечно, извините. Я по-стариковски совсем вас заговорила. Проходите сюда, а я тем временем разогрею обед и приготовлю вам комнату.
Позже, сидя за обеденным столом вместе с Петром, Елизавета Ксаверьевна не торопилась задавать ему вопросы. А он с аппетитом ел, и, казалось, не был расположен к откровениям. Когда она подала ему чай, он неожиданно раздумчиво произнес:
- У вас, Елизавета Ксаверьевна, как в сказке: вы меня, фигурально выражаясь, в баньке попарили, накормили, напоили, пришла пора расспрашивать о моей жизни.
- Не беспокойтесь, Петр Сергеевич. Я не буду приставать к вам с расспросами, хотя, не скрою, мне интересно, почему вы так внезапно оставили учебу и уехали в неизвестном направлении.
- Направление известное, - усмехнулся он. - Дом и домашние проблемы. Отца внезапно арестовали по ложному обвинению, мать с сердечным приступом положили в больницу, а младшая сестренка осталась одна. Слава Богу, соседи оказались сердобольные, присмотрели за ней, и меня срочно вызвали телеграммой. А потом все закрутилось, завертелось с небывалой силою - не до учебы стало. Хотя институт я все же окончил, правда, заочно. Отца оправдали после его смерти, а мать не пережила его ухода из жизни. Так я остался один с сестрой на руках. Пришлось посражаться, чтобы ее не забрали в детдом и даже фиктивно жениться. В неполную семью сестру никак не хотели отдавать. Зато сейчас она у меня и умница, и красавица. Я ведь не случайно к вам приехал, хочу посоветоваться. По-моему, у меня достаточно накоплено материалов, чтобы оформить все это в кандидатскую диссертацию. Вот и хотел, чтобы вы посмотрели своим опытным глазом. Не откажетесь взглянуть на мои труды?
- Конечно, взгляну. Причем с превеликим удовольствием. Вы ведь были одним из самых способных моих учеников, и я очень жалела, когда вы оставили учебу.
В последние годы жизнь не баловала Елизавету Ксаверьевну встречами с интересными людьми, и поэтому она необычайно обрадовалась появлению у себя на даче Петра Сергеевича. Появилась возможность заняться любимым делом и общаться с умным человеком на одной волне. Сразу же после обеда она попросила Петра Сергеевича дать ей собранные им материалы и, пока тот отправился знакомиться с окрестностями, она углубилась в просмотр бумаг. Оказывается, ее ученик не терял времени даром и накопил огромный практический материал, которого хватит даже для докторской диссертации. Но, конечно, предстояла большая работа по систематизации и анализу материалов, подведению под него теоретической базы. И в этом она могла оказать Петру неоценимую помощь, а себя наконец-то вновь почувствовать нужной и полезной.
Началась новая полоса в жизни Елизаветы Ксаверьевны. Теперь ее день был заполнен до отказа некогда любимой работой, жизнь снова обрела смысл и значение. Она помогла Петру Сергеевичу устроиться на работу в институт, которым она руководила долгие годы, познакомила его с нужными и полезными людьми. Работа над диссертацией позволила ей лучше узнать Петра Сергеевича и проникнуться к нему глубокой симпатией. Она воспринимала его как родного и любимого сына, старалась во всем помогать ему и оберегать от бытовых проблем. Петр Сергеевич платил ей неизменным уважением и искренней привязанностью. Он много лет не знал материнского внимания и заботы, поэтому очень ценил отношение к нему Елизаветы Ксаверьевны. Как-то за вечерним чаем она осторожно завела разговор о том, что негоже ему молодому и успешному мужчине жить только работой, пора подумать о семейном очаге и привезти жену. Петр неожиданно откликнулся:
- Жены у меня давно нет. Я же говорил вам, что брак был фиктивный, и как только необходимость изображать мужа прошла, мы развелись. А как вы посмотрите, если я вас познакомлю с одной молодой симпатичной девушкой?
- Что за девушка?
- Новая сотрудница кафедры, она устроилась сравнительно недавно.
- Что ж, приводите, буду рада познакомиться.
Она постаралась произнести эти слова беспечным тоном, но голос предательски дрогнул, и от внимания Петра Сергеевича это не ускользнуло. Он посмотрел на нее и серьезно сказал:
- Елизавета Ксаверьевна, поверьте, если она вам не понравится, она исчезнет из моей жизни моментально.
- Зачем же так? Если вам девушка нравится, я не буду против ваших отношений. Нельзя ставить свои отношения с девушкой в зависимость от капризов престарелой дамы.
- Какая же вы престарелая? У вас самый прекрасный возраст мудрости и большого жизненного опыта.
- О, это точно, жизненный опыт у меня очень и очень большой, да только не очень востребованный.
Этот разговор взволновал ее. Она боялась, что появление третьего лица может изменить сложившееся жизненное равновесие, отдалить Петра Сергеевича и снова сделать ее одинокой. С нетерпением ждала она нового знакомства. Оно не заставило себя долго ждать. В ближайшее воскресенье Петр Сергеевич приехал из города не один. С ним была молодая женщина яркой внешности, уверенная в себе и, что поразило Елизавету Ксаверьевну более всего, чувствующая себя свободно и независимо в незнакомой обстановке. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не холодный немигающий взгляд ореховых глаз, который придавал ее лицу слегка хищное выражение. "Глаза, как у тигра" - отметила про себя Елизавета Ксаверьена. Одним словом, незнакомка ей не понравилась, но она постаралась ничем не выдать своего разочарования. Не такую девушку она хотела бы видеть рядом с Петром Сергеевичем. А та, бесцеремонно оглядев Елизавету Ксаверьевну, сказала своему спутнику:
- А она неплохо сохранилась для своих лет, ты не находишь?
И, обращаясь к Елизавете Ксаверьевне, представилась:
- Вероника, но вы можете меня называть Никой, так привычнее мне и легче запоминается. У вас как с памятью, все в порядке? А то моя бабушка ничего не помнит, что ей не скажешь. Одна беда с ней общаться!
- Зовут меня Елизавета Ксаверьевна, - сухо произнесла хозяйка дома, которую покоробила бесцеремонность гостьи, и добавила: - Ника, вы тоже не всегда будете молодой. К сожалению, молодость проходит в один миг, поэтому будьте снисходительны к своей бабушке и к моим сединам.
Петр Сергеевич отметил холодность Елизаветы Ксаверьевны и постарался смягчить неблагоприятное впечатление, произведенное Никой:
- Простите Нику за молодую категоричность. Ей все люди старше тридцати кажутся глубокими стариками.
- Вот и неправда! - возразила Ника. - Тебя я не могу назвать стариком, хотя ты и старше тридцати. К тому же ты мужчина, а мужчины долго остаются молодыми. Правда, Елизавета Касарьевна?
- Ксаверьевна, - поправил ее Петр Сергеевич. - Видишь, ты тоже страдаешь слабой памятью, как твоя бабушка.
Он сказал это шутливым тоном, но Вероника вся вспыхнула, лицо ее покрылось самолюбивым румянцем, и она неожиданно разрыдалась громко и безутешно.
- Ника милая, что ты плачешь? - суетился вокруг нее Петр Сергеевич. - Я пошутил, я не хотел тебя обидеть.
- Не хотел, а обидел! Всегда я у тебя самая виноватая!
И она продолжала рыдать, а он гладил ее плечи, целовал волосы и уговаривал, как маленького ребенка:
- Милая моя, прости меня, прости! Я больше не буду так шутить.
Рыдать Ника прекратила так же внезапно, как и начала. Сквозь слезы она улыбнулась и сразу стала похожа на маленькую обиженную девочку.
"Да, - подумала про себя Елизавета Ксаверьевна, - намучается Петя с этой девицей. Она самолюбива, капризна, плохо воспитана. А он, похоже, от нее без ума. Будет она из него веревки вить. Что ж, это его выбор". А вслух она сказала:
- Ника, вы можете умыться. Ванна по коридору налево. И приходите обедать. У меня сегодня на обед вареники с вишнями.
Вот так вошла в ее жизнь Ника и, как оказалось позднее, не просто вошла, а многое в ней изменила. За обедом Ника задавала бесконечные вопросы Елизавете Ксаверьевне, порой бестактные. Так, она без обиняков спросила, как случилось, что та живет одна. Хозяйка дома горько усмехнулась и ответила односложно:
- Так сложилась жизнь.
- Неужели вы никого не любили, и вас не любил никто?
- У меня просто не было времени на все эти глупости! - со скрытым раздражением в голосе ответила Елизавета Ксаверьевна. - Оставим эту тему, она мне неприятна. Заканчивайте обед без меня, а я пойду, прилягу, что-то я устала.
Она задержалась немного у двери и услышала, как Ника спрашивала Петра Сергеевича:
- Что это с ней? Я, по-моему, ничего особенного не спросила. Нет, общение со старухами - не моя стихия!
- Ника, сколько раз тебе повторять, что Елизавета Ксаверьевна - не старуха! - ответил Петр, и она заторопилась к себе, чтобы не расплакаться навзрыд от нечаянной обиды.
Придя к себе в комнату, она достала из запертого ящика стола тщательно охраняемый ею от посторонних глаз альбом со старыми фотографиями. Вот эта единственная фотография молодого человека с искрящимся взглядом осталась ей на память от юношеской безумной любви. На первом курсе института она вместе со своими сокурсниками была на уборке картофеля в подшефном колхозе, и там встретилась с Юрием. Он учился на третьем курсе, а она только что окончила среднюю школу, была наивной и беспечной, вся в предвкушении предстоящих чудес. Любовь пришла внезапно и накрыла ее с головой. В выходной день она пришла с девчонками в сельский клуб на танцы и почти сразу увидела его: высокого, плечистого, похожего на героев любимых фильмов. Она смотрела на него, не отрываясь, как завороженная, и рядом стоящий с ним парень толкнул его и что-то сказал, кивнув в ее сторону. Ей бы отвернуться или даже уйти, а она продолжала смотреть на него. Юрий взглянул на нее, и она в тот же миг поняла, что пропала безвозвратно. Он с улыбкой подошел к ней и пригласил на танец. А дальше все было, как в волшебном сне. Она таяла от блаженства в его руках, с замиранием сердца слушала слова, которые он шептал ей. И так хотелось, чтобы никогда не кончался этот вечер. А потом они целовались, и ей хотелось раствориться в нем, чтобы они стали единым целым. Никогда и ни к кому она прежде не испытывала такой нежности и страсти; она даже не подозревала, что способна на них. Вернувшись в институт, они продолжали встречаться почти каждый вечер, и в институте их прозвали Ромео и Джульетта. В новогоднюю ночь Юрий предложил ей стать его женой. Она ответила согласием, не предполагая, какую бурю негодования это вызовет у ее родных. Дело в том, что родители с раннего детства определили ее в жены сыну своих закадычных друзей Илье, который учился в МГИМО и подавал большие надежды. Илью она не любила и родителям твердо сказала, что либо она выйдет замуж за Юрия, либо ни за кого.
- Ты не понимаешь, что твой Юрий человек не нашего круга. Будь благоразумна! С Ильей тебя ждет яркая жизнь, ты повидаешь весь мир. А что тебе даст Юрий? У него даже жилья нет, чтобы было, куда привести молодую жену, - горячился отец.
А мать плаксивым тоном вторила ему:
- Разве я растила тебя для этого голодранца? Пожалей нас с отцом! Мы уже не молоды.
Эти ссоры лишали ее душевного спокойствия. Она стала плохо спать по ночам, часто по пустякам раздражаться. Юрий терпеливо сносил перепады в ее настроении. Он понимал, что пришелся, что называется, не ко двору. И однажды он предложил Лизе принять окончательное решение: расстаться или стать его женой вопреки родительской воле. После очередной ссоры с родителями Лиза пришла в общежитие к Юрию вся в слезах. Она сама не может до сих пор объяснить себе, как получилось, что они с Юрием стали фактически мужем и женой. Она была воспитана матерью в строгих правилах и всегда помнила, что до свадьбы мужчине уступать нельзя. Но тут, словно какой-то вихрь незнакомых прежде чувств и эмоций подхватил ее, и она не могла больше контролировать себя. Юрий был счастлив и твердил:
- Теперь нам осталось только закрепить наши отношения в ЗАГСе. Теперь твои родители вынуждены будут согласиться на наш брак.
Лиза плакала и с ужасом думала, что и как она скажет родителям о случившемся. Какая же она тогда была глупая! Ну, что страшного с ней произошло? Ежедневно это происходит с тысячами любящих людей. Но так сильно было вбито в ее сознание с детства, что порядочная девушка не должна до брака лишаться девственности, что она искренне считала: произошла катастрофа ее полного морального падения. Юрий не понимал ее отчаяния. Для него все было просто: они любят друг друга и должны быть вместе всегда независимо от мнения родителей. Жить им, а не родителям!
Если бы можно было все отмотать назад! Она сегодняшняя пожинает плоды своей многодавней трусости, именно трусости! Она не смогла решиться идти против воли родителей, и чем все это закончилось? Ребенка родить не решилась, а согласилась на прерывание беременности, которое закончилось прободением матки, и оставило ее на всю жизнь бесплодной. Юрий, узнав об аборте, с ней расстался, не сумев простить, как он выразился, "подлое убийство нашего сына". А позднее уже она не решилась ни с кем связать свою судьбу, чтобы не изведать новой боли расставания. Что за семья без детей, а вот как раз дать детей она потенциальному мужу дать не могла. И любой нормальный мужчина обязательно бросит бесплодную жену - так считала она. Пока были живы родители, пока она много работала и была востребована, Елизавета Ксаверьевна не ощущала одиночества. Бывали времена, когда она искренне считала, что отсутствие детей для нее благо. Иначе она не смогла бы многого добиться в профессиональной деятельности. Но что теперь ей делать с профессорским званием, многочисленными дипломами и публикациями? Сейчас все это кажется таким несущественным в сравнении с одиночеством, которое обступило ее со всех сторон. Пока она полезна для Петра Сергеевича, но он не будет вечно жить у нее, обзаведется своей семьей и уйдет. Сначала будет навещать и звонить, а потом жизнь его закрутит, и ему некогда будет вспоминать о своей бывшей покровительнице.
Она до вечера просидела у раскрытого окна, выходившего в сад. Уже на небе зажглись первые звезды, и она собиралась идти спать, но неожиданно услышала голоса Ники и Петра. Они расположились на скамейке под ее открытым на втором этаже дачи окном. То, что услышала Елизавета Ксаверьевна, заставило ее принять неожиданное для нее самой решение. Говорила Ника:
- Петя, ну разве это справедливо, что эта бабулька имеет и шикарную квартиру, и роскошный дачный дом, а мы с тобой нищенствуем? Неужели ты не можешь ее обаять, чтобы она тебе подарила хотя бы часть своей недвижимости? Ведь случись что с нею, и кому это все отойдет? Она же говорила, что у нее никого нет родных. А ведь бабульке далеко не пятьдесят и даже не шестьдесят!
- Ника, как ты можешь так говорить? - раздался возмущенный голос Петра, - Сколько раз я тебя просил не называть Елизавету Ксаверьевну бабулькой или старухой! Она великолепно выглядит, в хорошей форме и еще нас с тобою переживет, поскольку в отличие от тебя не курит и ведет здоровый образ жизни. Я никогда не буду что-либо просить у нее. Мы сами должны заработать для себя, а не рассчитывать на чье-либо милосердие.
- Как же, заработаешь! Сколько же нужно работать, чтобы иметь все это? Жизни не хватит!
- Хватит. Вот я скоро защищу докторскую диссертацию, мне прибавят жалованье...
- Вот, вот! - перебила его Ника. - Жалованье! Это то, что платят из жалости. На твое жалованье даже кошку прокормить невозможно! А ты еще хочешь жениться!
- Знаешь, я, наверно, передумаю жениться именно на тебе. Судя по твоим словам, у тебя очень большие запросы, а я, как видишь, не в состоянии их удовлетворить. Я, похоже, поторопился с предложением руки и сердца.
Затем послышался звук поцелуев, и воркующий голос Ники проговорил:
- Нет у меня никаких больших запросов! Я люблю тебя таким, какой ты есть. И только попробуй передумать! Ничего и никого мне не нужно, кроме тебя! Уже и помечтать немного нельзя!
- Не нравятся мне твои мечты. Елизавета Ксаверьевна принимает нас как родных, помогает мне в моей работе, и мы должны быть ей за это благодарны. А то, что говоришь ты, в моей голове не укладывается.
- Ну, прости, прости, прости! Я больше не буду затрагивать эту тему. Пойдем, сходим к озеру, вечер такой чудесный!
Они ушли, а Елизавета Ксаверьевна осталась недвижно сидеть у окна со своими раздумьями. Странно, но слова Ники ее не рассердили. Она понимала, что не всем в жизни достается достаток с рождения, и многим приходится изрядно потрудиться, чтобы достигнуть материального благополучия. Нетерпеливой молодости всегда хочется всего и сразу. Ника из числа нетерпеливых, а Петр совсем другой. Он привык всего добиваться сам, своим трудом и умом. Непозволительно, чтобы он тратил свои способности на решение бытовых проблем, а Ника не даст ему заниматься только научной деятельностью, будет тормозить его движение вперед мелкими житейскими заботами. Не такая женщина нужна Петру, не такая... Но, видно, сердцу не прикажешь, а Господь без нашего разумения ведает, кого, с кем и когда соединять. Она решила не вмешиваться в отношения Петра и Ники. Они взрослые люди и сами во всем разберутся. Ее задача - помочь Петру освободиться от груза мелочных забот. К утру она приняла твердое решение.
За завтраком Елизавета Ксаверьевна попросила Петра непременно приехать к двум часам дня сюда, за город. Он пообещал. В отсутствие Петра она позвонила знакомому нотариусу и попросила его приехать тоже к оговоренному часу. Нотариус приехал раньше Петра, и она посвятила его в свои планы:
- Я хотела бы подарить городскую квартиру своему подопечному. Именно для этого я вас пригласила.
- Может, лучше составить договор ренты? Пока вы живы, вы как бы хозяйка своего имущества. К тому же, в случае недобросовестности плательщика ренты вы можете этот договор расторгнуть.
- Мне не нужно никакой платы, как вы не понимаете? Петр Сергеевич - очень способный ученый, и я хочу оградить его от решения жилищной проблемы. Он собирается жениться и считайте, что это мой ему подарок к свадьбе.
- Вы уверены в его порядочности?
- Более, чем.
- Я советую вам вместо договора дарения составить договор купли-продажи, тем самым ваш подопечный избежит налога на даримое имущество. В договоре укажем условную сумму продажи. К тому же, в случае договора купли-продажи вы избежите ненужных сплетен и толков, за что и почему вы сделали такой щедрый дар постороннему мужчине.
- Пожалуй, вы правы. Хорошо, пусть это будет договор купли-продажи.
В общем, когда появился Петр Сергеевич, Елизавета Ксаверьевна и нотариус все условия сделки обговорили и даже подготовили сам договор, в который нужно было только вписать личные данные Петра Сергеевича и подписать его. Узнав, по какому поводу Елизавета Ксаверьевна пригласила его приехать, он долго отговаривался, не соглашаясь принять в дар квартиру. Она употребила все свое красноречие и вместе с нотариусом сумела его убедить в правильности своего решения, сославшись на то, что ближе его у нее нет человека, а возраст таков, что в любую минуту с ней может случиться любая неприятность. И Петр сдался.
Для Елизаветы Ксаверьевны настали счастливые времена, у нее появилось подобие семьи. Петр Сергеевич, испытывая к ней чувство благодарности, был само внимание и предупредительность. Утро начиналось с его телефонного звонка:
- Доброе утро, Елизавета Ксаверьевна! Как вы себя чувствуете? Все ли у вас есть или нужно привезти какие-либо продукты, лекарства?
- Доброе утро, Петенька! Все у меня есть, ничего не нужно. Если будет свободная минутка, приезжайте с Никой к обеду. У меня сегодня грибной супчик и блинчики со сметаной.
- О, вы знаете, чем меня можно соблазнить. Обожаю ваш супчик и ваши блинчики.
Он приезжал иногда с Никой, а чаще всего один, нагруженный продуктами, лекарствами, с непременным букетом ее любимых цветов - белых роз. И она в очередной раз выговаривала ему, что не стоило себя так обременять, что у нее все есть. А сама счастливо хлопотала вокруг него, стараясь накормить, узнать последние новости, поведать ему о своих маленьких радостях. Им было хорошо вдвоем. Присутствие Ники всегда вносило какую-то нервозную нотку в общение: все-то ей не нравилось, чем-то всегда была недовольна. В такие минуты Петр старался сгладить возникавшее напряжение и был подобострастно нежен с женой, что вызывало в душе Елизаветы Ксаверьевны чувство обиды за него. "Ну, почему, - думала она - хорошим мужчинам достаются скандальные жены? Не умеет Ника ценить свое счастье". Но никогда в разговорах с Петром она не затрагивала тему его отношений с женой.
Но однажды он сам затронул эту больную для себя тему:
- Елизавета Ксаверьевна, объясните мне, чего Нике не хватает, что во мне не так? Почему она видит мир в искаженном свете? Почему она постоянно дергает меня, я никак и ни в чем не умею ей угодить?
- В старину говорили: "Плохой жене хорошего кулака не хватает". Конечно, кулак - это не метод и не выход, но быть с Никой пожестче вам просто необходимо. Вы, простите меня, Петенька, но, по-моему, вы избаловали жену. Дайте ей понять, что вы не позволите ей переходить определенные рамки в отношениях.
- Как, как ей дать это понять?
- Уйдите от нее на время, поселитесь хотя бы здесь на даче. Пусть она почувствует, что ваше терпение не безгранично. Правда, этим предложением я рискую вызвать огонь на себя, но я готова на эту малость, лишь бы у вас наладились отношения.
- Если вы не против, я сегодня же переговорю с Никой и, если она не готова измениться, вечером же перееду к вам.
Вечером Петр Сергеевич появился на даче с небольшим чемоданчиком в руках и нарочито весело отрапортовал:
- Можете считать меня с этого дня холостяком. Ника заявила, чтобы я катился на все четыре стороны, а она меняться не намерена, не видит для этого никаких причин. Так что, принимайте гостя!
Несмотря на веселость тона, глаза его оставались грустными, как у побитой собачонки. Совсем поздно, когда Елизавета Ксаверьевна собиралась ложиться спать, позвонила Ника и, не поздоровавшись, скандальным тоном заявила:
- У вас, что ли Петр обитает? Позовите его к телефону немедленно!
- Здравствуйте, Ника! Мне кажется, вам следует успокоиться прежде, чем вы начнете говорить с Петром Сергеевичем.
- Позвольте мне самой решить, как и когда говорить мне с моим мужем! Так вы позовете Петра?
- Конечно.
Она не стала слушать их разговор и ушла к себе. Вскоре в комнату заглянул Петр:
- Не спите? А я зашел попрощаться, уезжаю.
- Куда же вы, на ночь глядя? Дождитесь утра, утром и поедете.
- Нет, поеду сейчас. Простите меня за беспокойство. Ника требует, чтобы приехал немедленно, - пояснил он со смущенной улыбкой
- Что ж, счастливого вам пути и ангела в дорогу!
Закрыв за Петром дверь, она попыталась уснуть, но сон бежал от нее. Неясная тревога не давала покоя. Она и сама не могла объяснить себе, в чем дело. Ведь и прежде бывало, что Петр уезжал от нее поздним вечером, но тогда она не волновалась. А сегодня ныло сердце в предчувствии нехорошего. Утром Петр позвонил, как обычно, поинтересовался ее самочувствием и пообещал, что в ближайшие дни приедет навестить ее. И она успокоилась и повеселела.
В очередной свой приезд Петр спросил, не будет ли она возражать против приезда на выходные дни Ники с детьми. К этому времени у него их было двое: мальчик Сережа и девочка Лиза. Привозила их на дачу Ника не часто и, тем не менее, дети любили бывать у Елизаветы Ксаверьевны, которая всегда радовалась их приезду и старалась побаловать их тем, что они любили. У нее всегда были для них припасены фрукты и сладости, всевозможные игрушки развивающего характера. Она много с ними разговаривала, отвечая на их многочисленные вопросы, от которых Ника обычно отмахивалась, ссылаясь на занятость. И дети платили ей искренней привязанностью, считая ее второй бабушкой. В этот приезд Елизавета Ксаверьевна предложила Нике оставить детей на даче до начала учебного года, но та резко отрезала:
- Я не могу доверить детей посторонней женщине. Простите, но это так, ведь вы для нас чужой человек и дача нам не принадлежит, как вы знаете.
- Ника, какой же я чужой человек? Вы мне стали, как родные, ближе вас у меня никого нет!
- Если бы вы так считали, то давно бы позаботились о том, кому достанется и эта дача, и все, что в ней после вашей смерти. Ведь вы не молодеете год от года, вам пошел девятый десяток. В вашем возрасте в любой момент все может случиться. Кому, как не нам придется вас провожать в последний путь, а что мы за это будем иметь - одну головную боль. Поскольку мы вам не родня, все ваше имущество отойдет государству. Вы простите, что я завела этот разговор, но ведь, согласитесь, я права.
- Да, да, - пробормотала Елизавета Ксаверьевна и вышла из комнаты.
У себя в комнате она вновь и вновь осмысливала слова Ники и не могла не признать их правоту. Единственное, что ее неприятно поразило, - тон, каким все было сказано. Конечно, ей самой давно нужно было позаботиться о завещании, но завещание - документ, которому Ника может не поверить, поскольку он подлежит изменению или отмене в любое время. Но она не может лишиться общения с детьми из-за такого пустяка, как та же дача. Нет, нет, дача - не пустяк. Это память о родителях и беззаботном детстве. Впрочем, какая разница, кому она будет принадлежать? Елизавета Ксаверьевна приняла твердое решение подарить дачу Петру Сергеевичу. Она не привыкла откладывать дела в долгий ящик, и уже на следующей неделе сделка была оформлена. Зато, какое вознаграждение ее ожидало - Ника привезла Сережу и Лизу и оставила их на все лето. В общении с детьми Елизавета Ксаверьевна молодела. Оказалось, что она помнит множество сказок, которые в далеком детстве ей рассказывала нянюшка. Они славно проводили время вместе, и дети обожали слушать рассказы о путешествиях, сказки о злых королях и прекрасных принцессах. Петр приезжал каждый день и иногда даже оставался ночевать, и эти дни были самыми лучшими, потому что, уложив детей, они вели неспешные задушевные разговоры на кухне. Елизавета Ксаверьевна чувствовала себя нужной, полезной и счастливой.
Но счастье редко бывает продолжительным. Начался учебный год, дети уехали, и опять потянулись дни одиночества, перемежаемые приездами Петра и ежедневными телефонными разговорами с детьми. Осень выдалась на редкость ненастной: небо было затянуто серыми неподвижными тучами, моросил нескончаемый мелкий дождик. Елизавета Ксаверьевна не любила это время года, когда все становится серым и безликим, дни кажутся бесконечными, а ночь без рассвета. Однажды утром раздался резкий телефонный звонок, и сердце ее сжалось в нехорошем предчувствии. Рыдающий голос Ники сообщил, что Петя попал в автокатастрофу и находится в больнице в тяжелом состоянии. Елизавета Ксаверьевна еще нашла у себя силы, чтобы спросить, в какой он больнице, и даже записала на клочке бумаги, чтобы не забыть. Она самой себе приказала не паниковать и решила немедленно ехать в больницу к Петру. Она не даст ему умереть, сделает все, что в ее силах, чтобы Петр поправился.
В приемном покое ей сказали, что Петр в реанимации, и ей туда нельзя, но она настаивала до тех пор, пока к ней не вышел врач. Он сообщил, что состояние Петра крайне тяжелое, он в коме, и врачам пока не удается вывести его из этого состояния.
- А вы, собственно, кто ему будете? - неожиданно спросил он.
Не раздумывая ни секунды, она ответила:
- Я его мать. Прошу вас, пустите меня к нему. Я согласна ухаживать и за другими больными.
- В этом нет необходимости. Ладно, под свою ответственность я пущу вас к нему, но только на одну минуту. Возможно, ваш голос поможет ему вернуть сознание.
Суровая обстановка реанимации ее шокировала. На столах лежало несколько человек, подключенных к всевозможным аппаратам. Они тяжело и прерывисто дышали, стонали, но к ним никто не подходил. Петра она бы не узнала, если бы врач не подвел ее к одному из столов. Голова Петра была обмотана бинтами, на которых яркими пятнами рдели следы крови, лицо было закрыто маской. Он был подключен к аппарату искусственного дыхания. Руки его были загипсованы, и только ладони были свободны от гипса, но не бездействовали. Через вены на тыльной стороне ладони подавалось лекарство из капельницы. Елизавета Ксаверьевна подошла к столу и тихим проникновенным голосом сказала:
- Петруша, сынок, как же это все случилось? Милый мальчик, только не умирай! Ты нужен своим деткам и мне, старой больной женщине, которая любит тебя, как родного сына. Как несправедлива судьба! Ты молодой, талантливый, красивый лежишь здесь в страшных мучениях, а я старая бесполезная головешка живу, не зная зачем. Господи, если ты меня слышишь, забери мою бесполезную жизнь, но не позволь умереть Петеньке!
Неслышные слезы полились из ее глаз, и одна слезинка упала на ладонь Петра. Ресницы его затрепетали, и тогда Елизавета Ксаверьевна закричала:
- Доктор, доктор, он слышит меня!
Вбежавшая медсестра набросилась на нее:
- Кто позволил вам сюда войти? Уходите немедленно! Здесь нельзя находиться!
Вошедший следом врач сказал:
- Это я разрешил, не шуми, Анечка. Почему вы решили, что он вас слышит?
- У него ресницы дрожали.
- Хорошо, мы проверим. А сейчас вам пора уходить.
- Доктор, позвольте мне быть при нем!
- Нет, нет, и не уговаривайте. Я и так нарушил правила, что допустил вас сюда.
В коридоре силы изменили ей, и она опустилась на стоявший у стены стул. В голове назойливо билась одна мысль: "Почему именно Петя? За что?" К ней подошла Вероника:
- Что вы здесь делаете, Елизавета Ксаверьевна? Неужели вы провели здесь всю ночь? Вы же ничем ему помочь не в силах. Не хватает, чтобы еще и вы свалились! Что я тогда буду делать? Поезжайте домой, пожалуйста, и предоставьте врачам делать свою работу. Кстати, как Петя, что говорят врачи?
- Ничего не говорят, не дают никаких прогнозов. Слишком тяжелая травма, почти несовместимая с жизнью, - безжизненным голосом ответила Елизавета Ксаверьевна и странно всхлипнула.
Но глаза ее оставались сухими, лишь руки мелко, мелко дрожали.
- Еще раз вас прошу, поезжайте домой, а я поговорю с лечащим врачом и вам вечером перезвоню. В вашем возрасте такие нагрузки чреваты... - произнесла Вероника и пошла дальше по коридору в направлении ординаторской.
Елизавета Ксаверьевна смотрела ей вслед и поражалась ее выдержке и спокойствию. Она послушалась совета и вернулась домой. Несмотря на сильное волнение и усталость, она уснула моментально и проспала без сновидений до утра. Проснулась от телефонного звонка Вероники, которая бесстрастным деловым тоном сообщила:
- Звонили из больницы, что Петя умер. Врачи ничего не смогли сделать, слишком тяжелая была травма. Может, это и к лучшему. Если бы он выжил, что бы его ждало? Врач сказал, что он был бы как растение. Я сейчас еду в больницу за справкой о смерти, а потом займусь организацией похорон. Вы держитесь, пожалуйста! Я буду вам периодически звонить.
Не успела Елизавета Ксаверьевна ничего сказать, как Вероника отключилась. Слова бессильны описать состояние Елизаветы Ксаверьевны. Сказать можно одно - жизнь ее потеряла смысл: не о ком стало заботиться, не с кем делиться своими мыслями и переживаниями, некого ждать, некого, некого, некого....
Она не видела Петра мертвым и не была на его похоронах, потому что попала в больницу с инфарктом. Вероника приехала и вовремя вызвала скорую помощь, а то лежать бы ей рядом с Петром. Но провидение для чего-то оставило Елизавету Ксаверьевну жить. Из больницы ее выписали через три недели, несмотря на высокую температуру и давление. Как она горько пошутила - "умирать". Но жизнь, видимо, еще не все испытания ей "преподнесла в подарок" или не вышел еще срок, назначенный ей свыше. Только она постепенно стала поправляться. Целыми днями она сидела у окна, наблюдая, как постепенно меняется картина за окном: промелькнула серая дождливая осень, вот уже и зиму сменила весна. Но она не пробудила прежнего восторга в душе, хотя это было самое любимое время года Елизаветы Ксаверьевны. Цветущие ветви сада тянулись к ней с утешением, как бы призывая восхититься их красотой, забыть свои печали и скорби, но в душе ее царили мрак и опустошенность, и она равнодушно взирала на пробуждение природы от долгой зимней спячки. Со смертью Петра что-то в ней сломалось, что-то ушло безвозвратно, то, что давало силы жить и радоваться любой малости. Она сама себя окрестила ходячим трупом. Прошло уже больше полгода со дня смерти Петра, но душевная боль не становилась слабее.
Однажды приехала Вероника с озабоченным видом и, оглядевшись по сторонам, сказала:
- Елизавета Ксаверьевна, мне предложили работу за рубежом. Я собираюсь вместе с детьми в ближайшее время уехать, и поэтому все продаю. Дачу я тоже намерена продать.
- А как же я? Меня ты тоже вместе с дачей продашь? Ведь, позволь тебе напомнить, эта дача была моей.
- Вы правильно сказали - была. Вы же сами подарили ее Петру, а после его смерти я вступила в права наследования. Мне вы ничего не дарили, и я вам ничем не обязана. Единственное, что я могу для вас сделать - подыскать приличный дом престарелых, где вы проведете остаток жизни не в одиночестве и под наблюдением врачей.
- Поступай, как считаешь нужным. Сколько времени у меня еще есть, чтобы привести свои дела в порядок.
- Не более десяти дней.
- У меня к тебе будет небольшая просьба: привези Сережу и Лизу попрощаться. Я хочу им кое-что подарить на память.
- Хорошо, договорились. А сейчас мне пора.
Вероника уехала, а Елизавета Ксаверьевна долго не могла придти в себя. Не думала она, что ей придется попрощаться с домом, в котором еще жили ее родители, где прошли ее детство и юность, где ей знаком каждый уголок, где все так дорого, любая мелочь. Что ж, сама виновата! Ведь предупреждал ее нотариус, что пока жива, сама должна распоряжаться своей собственностью. Она не послушала его и вот расплата. Как говорит народная мудрость: "Снявши голову, по волосам не плачут". Она тяжело поднялась и пошла по дому, любовно поглаживая каждую вещь и с каждой прощаясь. В дом престарелых она решила взять только самое необходимое, а остальное раздать: книги - в библиотеку института, ценные вещи, а их у нее накопилось немало, - молодым сотрудникам института, начинающим самостоятельную жизнь. Приняв такое решение, она немного повеселела. Потом достала шкатулку с драгоценностями и взяла из нее себе только золотые кольца родителей, а остальное содержимое решила подарить Лизе. Не Бог весть, какие украшения по нынешним меркам, но пусть у девочки останется память. Впрочем, этот комплект: золотые серьги с изумрудами, кольцо с тем же камнем и браслет, украшенный крупным изумрудом в обрамлении россыпи бриллиантов - вещь весьма ценная и в своем роде уникальная. Он достался Елизавете Ксаверьевне от бабушки. Теперь уже подобных украшений не встретишь. Нынешние ювелиры слишком торопливы. Сереже она решила подарить кортик отца в серебряных инкрустированных слоновой костью ножнах и его старинные часы с боем.
Прощание с привычной жизнью было до обидного спешным. Вероника торопилась, наспех поблагодарила Елизавету Ксаверьевну за подарки детям, объяснив, что они приехать не смогли, назвав какую-то совершенно пустяковую причину. Она пообещала решить вопрос с книгами и вещами в соответствии с волей отъезжающей бывшей хозяйки дачи, а теперь бездомной и гонимой в неизвестность. И вот Елизавета Ксаверьевна в доме престарелых. Это был видавший виды особняк, давно не видевший ремонта, расположенный в запущенном парке с покосившимися старыми скамейками. Ей отвели отдельную комнату на первом этаже без привычных удобств, но она не роптала. Ей по большому счету, было все равно, где доживать оставшиеся дни. Впереди ее ждало только одиночество, горькое одиночество. Сил на общение с прочими обитателями дома у нее не было, как не было и желания с кем-либо общаться.
Послесловие
Елизавета Ксаверьевна умерла через три месяца после переезда в дом престарелых. Ее похоронили на сельском кладбище и поставили на могиле деревянный крест с табличкой. Прошло около десяти лет, и однажды к дому престарелых подкатила на шикарной машине молодая женщина, словно сошедшая со страниц глянцевого журнала. Она искала Елизавету Ксаверьевну. Заведующая домом престарелых не сразу вспомнила, о ком идет речь, но, заглянув в архивные документы, сообщила незнакомке, что разыскиваемая ею старушка давно умерла. Она проводила Лизу, а это была ставшая взрослой дочь Вероники, на кладбище и помогла найти заброшенную могилу. Крест покосился, но на табличке еще можно было прочитать, кто под ним лежит. Лиза положила букет цветов на могилу и тихо сказала:
- Простите нас, Елизавета Ксаверьевна! Вы столько для нас сделали, я никогда вас не забуду. Простите маму и нас, ее детей!
Через неделю могилу было не узнать: ее обрамляла красивая невысокая кованая оградка, территория вокруг могилы была выстлана тротуарной плиткой, и стоял памятник из черного гранита, на котором были высечены слова благодарности и мольбы о прощении. И стояла подпись: Лиза и Сережа, дети Петра Сергеевича.