Он взмахнул крыльями и переместился в чужую галактику, чужое время, чужое сознание, обронив случайно одно из своих перьев. Оно надолго повисло в голубом июньском небе. Мы любовались на это парение сверхъестественного (а на самом деле просто безотносительного), полагая его всего лишь многокилометровым скоплением пара, застывшим над озером. Если бы мы узнали подлинную сущность этого облака, весь мир рухнул бы, поскольку сразу стало бы ясно, что небо не голубое, и озеро - не голубое, а уж этот домик на берегу - совсем уж не голубой, хотя мы всегда считали его именно таким. Да что это такое - домик? И что такое берег? И кто такие были мы? И что мы были такое? Вся прелесть того момента состояла в том, что мы не могли всего этого постичь. Постарались забыть даже о догадках, поэтому тот миг, когда мы посмотрели на небо, остался настоящим, он есть и сейчас, но где он, и каким образом его можно было бы достигнуть, мы никогда не сможем узнать. Если только потом, когда это кривое время пройдет, а мы будем смотреть на все прошедшие секунды существования сразу. Они будут аккуратно разложены за стеклянной витриной в магазине бытия. Все без исключения мгновения наших жизней будут предложены нам во всём цвете и объёме, с разгаданным смыслом, просвеченные насквозь. Это будут разные товары. Некоторые секунды будут похожи на драгоценности, некоторые - на дешёвые китайские тряпки, одни - на французский коньяк, другие - на замороженный минтай. Но мы выберем его. Не знаю, на что он будет похож, этот глупый и прекрасный миг любви. На куклу барби или на свежий огурец? Не знаю, продают ли в этом супермаркете букеты полевых цветов... Потом были (есть, будут) месяцы, годы, но мы не задержим на них свой взгляд. Если честно, тогда, когда мы не могли выбирать, нам просто всучили их в нагрузку. Почему все эти подделки под счастье так похожи одна на другую? Почему они так не похожи на единственное настоящее, созерцающее парение гигантского пера? Я тогда молилась, а ты?