У посадочной площадки они стояли вдвоём. Он, Джаред Антуан Уолкер, ветеран-космопроходец в чёрном пилотском комбинезоне, со шлемом в руках и бластером на поясе, и она - Хелен Ричардсон, блистательный ксенобиолог, дочь планетарного губернатора и третья любовь в жизни капитана Уолкера. Первой был космос; вторая ждала его на Земле.
На площадке хищным зверем замер межзвёздный фрегат "Улисс", вдалеке громоздились здания восстановленного космопорта, а за ними расстилались пейзажи планеты-оазиса Олимбос; капитан привычно скользнул по горным вершинам взглядом. Вид был чуть нечётким, но это почти не мешало ему.
Вчера он подал в отставку. Сегодня он возвращался домой.
Хелен не плакала. Она умела прощаться; с каждым разом, иногда казалось ему, это получалось у неё всё лучше.
- У нас с тобой разное одиночество, Джаред, - печально сказала она, и горы на горизонте будто сделались выше. Ветер гнал по голубому небу белые облака. - Мы оба знаем, что каждый внутри себя одинок... Но ты устал: тебе нужен другой человек, чтобы заглушить это знание; человек, чтобы взять в охапку, уткнуться в его плечо - и не помнить о дыхании смерти за спиной, не чувствовать беспредельного мира вокруг, в котором ты - песчинка, влекомая бурным потоком времени. Не осязать испепеляющих прикосновений солнца и пронизывающего холода тёмных ночей, а построить из иллюзии общности дом, назвать его "счастье" и укрыться в нём раз и навсегда. Потягивать ледяное пиво в жаркий полдень и согреваться под мягким одеялом в предрассветные часы. Но иллюзии недолговечны, Джаред! Ты знаешь. Я знаю. Поэтому, говоришь ты, домик нужно строить прочным, чтобы он мог выдержать любой ураган... У тебя когда-нибудь была собака, Джаред?
- И сейчас есть, - сказал он.
- Человек внутри себя одинок, - продолжала она. - Я ищу того, с кем могла бы разделить это одиночество... Жару и холод, парализующий ужас и ослепляющую красоту беспредельной пустоты, из которой мы пришли и в которую уйдём... Всё это! - Она на миг прижала руки к груди, затем раскинула в стороны. - Настоящее. Наши одиночество и печаль, восхищение и робость перед Вечностью - настоящие. Слишком велика цена вопроса! Отказаться от них - всё равно, что завести робопса вместо настоящей собаки. Он послушен, не кусается и не гадит, но... Не то. Ты понимаешь меня, Джаред?
- Понимаю, - сказал он. - Да, Хелен.
- И всё же ты уходишь. У нас разные дороги, Джаред. Но если когда-нибудь...- Она замолчала. Её взгляд, прямой и открытый, задевал что-то глубоко внутри.
- Да, - повторил он, вызвал виртуальный терминал и нажал "Выход". Миллионы пикселей её прекрасного лица погасли; но перед тем её губы успели сложиться в последнюю, не прописанную в коде улыбку. Ласковую и чуточку печальную: "До встречи, Джаред".
- Меня зовут Константин, - громко сказал он. - Ивлев Константин Евгеньевич.
Чем дальше, тем чаще ему казалось - она тоже всё понимала, его Елена Прекрасная: маломощный ИИ, персонаж-напарник из старенькой компьютерной игры, к которой Ивлев сумел кое-как присобачить софт для переноса сознания в виртуал; знала и понимала, что предлагает ему и вместо чего. Он каждый раз рассказывал ей всё, но она забывала... Или нет?
Последним Ивлев выдернул кабель из порта на затылке; встал, потянулся и, привычно ступая по накренившемуся полу беспомощно распластанного на земле корабля, вышел из рубки. Гулкое эхо шагов после богатства звуков на Олимбусе казалось противоестественным, чужеродным; в железных коридорах пахло ничем. Пёс на лежанке из обрывков посадочного парашюта - робопес АХ-1 "Робинзон", чей век без нормального техобслуживания подходил к концу, - навострил уши и попытался приподняться на передних лапах. А сколько еще без нормального обслуживания мог проработать корабельный синтезатор пищи на скудной местной органике?
- Идём, Роб. - Ивлев открыл шлюз, взял собаку на руки, и, пыхтя, спустился по трапу. Робинзон не мог всё время оставаться снаружи - там он ржавел; но его батареям нужен был свет.
Корабль после столкновения с метеоритом упал в одной из заброшенных колоний периода Первой Экспансии. Командир и второй пилот погибли при ударе о планету; Ивлеву в навигационной рубке чудом повезло выжить. Он помнил свою радость в первые минуты, когда увидел человеческие дома - и горькое, чёрное разочарование, которое последовало потом. Радио молчало. Связи с Землёй не было, посёлок сильно пострадал от дождей и морозов, из-за чего почти всё невывезенное оборудование оказалось непригодно к использованию. Только в корпусе одного из компьютеров отыскалась провезённая в колонию контрабандой игровая приставка. Она была надежно запрятана и потому сохранилась. И работала.
За двенадцать лет со дня аварии Ивлев прошёл историю капитана Джареда Уолкера и войны за планету-оазис тысячу раз; или больше: он не считал. Каждый раз она оканчивалась одинаково: капитан принимал решение покинуть Олимбос, прощался с Хелен у посадочной площадке и уходил... Выходил из игры.
- Вот так. - Ивлев уложил пса на глинистую землю и сам сел рядом; тот благодарно лизнул руку. Робинзон умел лаять, но с некоторых пор перестал: зауважал тишину пустынного мира, в котором неумелые попытки сделать климат более благоприятным для земной флоры и фауны почти уничтожили местные виды. Ивлев досадовал на это молчание: он был бы рад поговорить хотя бы с собакой. Но Робинзон безмолвствовал и всё реже поднимал голову, чтобы взглянуть на неприветливое серое небо.
Ивлев погладил пса; устроился поудобнее, привалившись спиной к чуть разогретому чужим солнцем корпусу.
Который раз он подумал, что у истории капитана Уолкера наверняка существует продолжение; какая-нибудь "Улисс-2: Священная война", в которой тот возвращается на Землю, где находит лишь прах и пепел. На руинах разрушенного орбитальной бомбардировкой города клянётся отомстить за любимую женщину и поруганную честь Федерации, и вновь устремляется в космос навстречу опасностям, приключениям, будущему.
Ивлев не знал, ждёт ли его ещё кто-нибудь дома: жена, друзья, родные... Не знал и не мог знать, сколько ещё лет пройдёт до того дня, пока какой-нибудь пилот-нелегал, привлечённый сигналом аварийного маяка, не свернёт с трассы к брошенной планете, чтобы проверить, не осталось ли на погибшем корабле чего ценного - если это вообще когда-нибудь случится. Поэтому Ивлев давно запитал уцелевший модуль корабельной машины с подключённой к нему приставкой от главного аккумулятора корабля: этого должно было хватить лет на пятьдесят: ещё полстолетия после смерти тела - почти что вторая жизнь... И всё же что-то удерживало его от того, чтобы сделать последний шаг: отключить маяк, подсоединить последний кабель - и запустить полный и необратимый перенос в простенький, но гостеприимный мир, где ему были рады; где в пределах прописанного кем-то сценария и даже чуть за его пределами он мог бы жить и быть счастлив.
Ради чего он возвращался, почему не остался раз и навсегда на Олимбосе? С Хелен?
- Я ведь люблю её, Роб, - прошептал он, рассеяно гладя жёсткую синтетическую шерсть. В глазах щипало, и мир вокруг казался нечётким, словно из-за слабой графики. - На самом деле люблю.
И всё же что-то не позволяло ему остаться.
Может быть, Робинзон; или не только Робинзон. Может быть, иное...
Иное.
И ещё, может быть, то, что капитан Джаред Антуан Уолкер - ты не права в своих упрёках, Хелен! - на его месте никогда бы так не поступил.