Вот опять я про Соловскую дорогу. И не первый уж раз.А что поделать,!
Был такой естествоиспытатель, не помню, к сожалению, его имени, который особенно дотошно изучал червей
У него спрашивали: и что здесь изучать, в червяке то?!
"Жизнь короткая, а червяк такой длинный- отвечал учёный.
Вот и я подобным образом про дорогу.
Рассказываю, рассказываю, а как будто не начинал вовсе.
Едва только выхожу из дому, поворачиваю на прямую, как стрела и широкую, как степь, дорогу. По левую руку от меня автобусная остановка. Отсюда по вторникам и пятницам ездят маршрутки до Чаплыгина. И народу набирается изрядно. И так ладно устроено, что есть обратный автобус через три часа.
Самое, чтобы по делам. Кому к родне, кому(и таких большинство) на рынок или по магазинам.
Садятся. Все друг друга знают и чинно приветствуют. Но мы пока не поедем вместе с ними в райцентр.Попозже.
Ранним вечером здесь, болтая ногами, сидит на скамеечке Рая, добродушная женщина лет шестидесяти, что по местным меркам почти что молодость.
Она сидит спокойно и беззаботно,впору позавидовать. Кто из нас может подобным образом сидеть!
Через время подтягиваются подруги и до глубокой темноты идут разговоры. О чем же они говорят, думалось мне. Ведь тут ничего не происходит,
Я делаю в памяти зарубку, чтобы при случае выяснить. Мне любопытно.
Мне навстречу идут две женщины. Я их не знаю. Громко здороваюсь, и вдобавок энергично киваю головой. И мне в ответ и отвечают громко, и кивают приветливо.
А вот проезжает старенькая иномарка. Водитель кивает мне головой
Кто это? А неважно. Я киваю ему в ответ.
Здесь все со всеми здороваются.Заведено.
Большинство знают друг друга всю жизнь. А если кто новый, то это и тема неисчерпаемая. Да чей, да кто, да откуда.
И обязательно находится знаток, который к общему удовлетворению все расскажет основательно и неспешно.
Через три дома двор местного дурачка, который содержит тут разнообразное хозяйство. Мотоблок, три собаки, да бабуся, его мать с костылем на скамеечке в полудреме к дому прислоняясь.
Приезжают и внуки. ЧуднЫе. Очень толстый мальчик лет десяти, который здоровается по пять раз на дню. Громким и ясным голосом. В нашем детстве его бы за толщину дразнили. А здесь ничего.Его толщина никого не беспокоит и менее всех его самого.
Поздней осенью, когда уже подмораживает, он утром выходит на крыльцо и потягивается. В одних трусах и босиком.
Он играет во дворе сам с собой и ему не скучно. Иногда ездит на велосипеде.
Летом его сопровождает маленькая белобрысая девочка, вероятно сестра. У нее остренькое пугливое личико. И она кажется такой хрупкой что вот вот разобьётся.
Она тоже здоровается истово, заглядывая в глаза, как будто проверяя довольны ли ее приветствием. Все довольны. И она успокаивается.
Идём дальше. По левую теперь уже руку сидит у старенького дома тихая старушка в косыночке. Она терпеливо ждёт Раю, когда та придет от компании на остановке.
И Рая попозже, когда основные гуляки расходятся, приходит к ней. И они долго сидят вместе.
Чуть далее от них по ту же левую сторону в глубине от дороги стандартный памятник героям отечественной войны. Выложенная камнем дорожка ведёт к чуть скрытому елями обелиску.
По обеим сторонам дорожки растут анютины глазки, ноготки и ромашки.
За цветами ухаживают женщины из правления. Так заведено. Так они сами завели.
Не то, чтобы субботник, а следят , чтобы не заросло.
Одно время прошел слух, что правление хотят упразднить, поскольку село слишком малочисленно. И жители забеспокоились. Самым прозорливым было понятно, что без правления селу не прожить.
Не будет приезжать бульдозер чистить дорогу от снега и машина, чтобы посыпать ее песком при гололёде.
Не будут косить газон ни у памятника, ни у правления, ни у почты
Не будут забирать каждый понедельник строго по часам мусор, выставленный в мешках по обочине дороги
Не будут обрезаться хвойники, пахнуть перед церковью клумбы с розами.
Не будут тихо мирно улаживаться редкие житейские конфликты и ссоры.
Исчезнут порядок и простор, как будто и не бывало их вовсе.
Мы идём дальше. По правую руку само правление. Довольно длинное одноэтажное здание белого кирпича. Вдоль всей его длины посажены те же цветочки и теми же руками, что и перед памятником.
Смотрится веселенько.
Войдём с вами в правление и что же мы увидим? Длинный коридор в обе стороны. И если мы пойдем вправо и заглянем в открытую дверь то окажемся в светлой небольшой комнатке, где за машинкой сидит секретарша и печатает бумаги. Чуть дальше сама председательша- местная женщина, которая занимается своими делами тихо и незаметно. И высокого поста отчасти смущается.По правую руку - библиотека. И если мы хотим, к примеру, получить томик Чехова или комедии Шекспира, то нам любезно об'яснят и принесут. И никто иной, как уже знакомая нам библиотекарша.Добрая душа.
В штате есть ещё зав клубом и уборщица.
И все- на равных.
Вот от этих женщин и исходит благотворный порядок и покой.
Так же как он исходит из находящейся рядом церкви, которой примерными прихожанками все они являются.
Видимо, они и задают тон Соловской жизни.
За церковью с правой стороны нередко встретишь худощавую улыбчивую женщину. Она, стоя на обочине около своего дома, ведёт мирную беседу с проходящими изредка бабами. Она выращивает рассаду, и понимает в этом деле все тонкости. А их немало. Ее внимательно слушают и мотают на ус, в переносном конечно смысле. Иногда Юля, так ее зовут,одаривает подруг редкой рассадой. Конечно же безвозмездно.
Хорошая женщина, но не сложилось. Муж, как большинство здешних мужей,умер, а мать лежит парализованная. Прежде она была истовой прихожанкой и служб не пропускала. Но теперь от матери не отойти и она слегка грустит.
Батюшка навещает ее и ведёт с ней мирные беседы. Так что и у нее жизнь не стоит на месте.
После Юлиного дома дорога берет влево и вниз к пересыхающему в летнюю пору ручью. Перед самым мостом по левую руку огромный клён, который в осеннюю пору необычайно красив. И около которого обязательно сидел бы с мольбертом прилежный художник и писал бы колоритную картину, которая не могла не порадовать зрителя. Писал, если бы он тут был. Но за неимением художника около дерева делает передышку пешеход любитель Петров.
Он стоит долго, забывая о времени и малочисленных заботах, пока не спугнет его, проезжающий скутер.
За рулём сидит совсем молодая хожалка, которой не более пятидесяти,в автомобильных очках.
Вид у нее деловой. Она и действительно при деле.
Она обслуживает десять бабок, которые сами уже не выходят и которых надо поить, кормить, веселить и вселять дух. Она и кормит и веселит.
Петров никогда ранее не слышал этого слова- хожалка. Хотя догадывался, что произошло оно от глагола "ходить, ухаживать". Хожалки варили щи, привозили продукты из продуктовой лавки, а порой ездили и в Чаплыгин на базар или в Пятерочку
Кроме того, они мыли стариков и старушек в ванной
Бабки были благодарны и мелочишкой одаривали благодетельницу.
И богу молились на нее. Но были немногие и с капризами. И выражали недовольство.
Хожалки не обижались и озорно отшучивались.
Кроме того, немощным помогали и соседи-знакомые. Приносили к празднику сладкое или картошечки с мясом или что самим в дому готовили. А ещё важнее всякой еды и всякого мытья были неспешные разговоры.
Бабки от них оживлялись и молодели.
Такая вот была меж ними происходила взаимопомощь.
Хожалок было две
И обе живые и энергичные. И назывались они социальными работниками. Или хожалками.
Что звучало краше и живее.
Ещё попадалась Петрову старая знакомая, Елена. Точнее, Ленка. Ленка по отношению к женщине за пятьдесят звучит неподходяще, но так уж между бабами принято. Многие знакомы друг с другом с детских или школьных пор, когда они были друг для друга Нинками, Зойками, Наташками. Так и остались они меж собой.
Была эта Лена(все таки так буду ее называть, по своему) хорошая знакомая и Петрова и его племянника. Ленин сын с давних пор приятельствовал с Петровским внуком. И бегали друзья друг к другу в гости, пока не подросли.
Я уже прежде писал об этом мальчике Вадиме и о его матери.. Но напомню для забывших, что Вадим для Лены не родной ребенок, взятый из детдома.
Вадим в детстве был хрупким и нервным, но материнская любовь, щедрая и ровная выровняла мальчика.
Ее упрекали за опрометчивость и говорили что с детдомовскими каши не сваришь, но она твердо стояла на своем
"Мой подрастет будет ещё приветнее ваших"
Так и вышло. Вадим кончил девять классов, поступил в техникум и учился неплохо. Кроме того, он поступил на курсы сварщиков.
Пригодится, рассуждал он по взрослому.
..Когда Вадим был хрупким, хрупкой была и она сама. Как будто несла стеклянную вазу в руках. А как Вадим подрос и окреп, и она окрепла и утвердилась
Петров несколько лет не видел ее и поразился перемене. Хрупкость прежняя пропала, а появилась уверенность, свобода и удовлетворение. Она стала больше улыбаться. Все в жизни ее совершилось, как надо, как хотелось.
...Под вечер Петров ложится в своей любимой комнате с многочисленными окнами, полный приятных дневных впечатлений.
Первые недели,проведенные здесь были для него откровенно скучны. И он даже подумывал уехать. Но не уехал. А потом уже и не захотел уезжать. Здешняя неспешная жизнь имела свою не сразу открывающуюся прелесть. Ее(жизнь) можно было сравнить с тем, как в давние времена проявляли фотографии. И на фотобумаге опущенной в специальный раствор волшебным образом вдруг возникало изображение. Поначалу смутное, но с каждой секундой все более отчётливое и ясное.
Он смотрит в окно и видит через дорогу край Лениного дома. И вспоминает недавний разговор с ней.
Речь шла о Солнцевском бизнесмене Фоме, который прогремел на весь район своими небывалыми преобразованиями. Он так обустроил главную поселковую улицу, что любо дорого посмотреть. Перестроил и отреставрировал дома и стало чисто хорошо и красиво, как на картинке.
Но были о Фоме и другие мнения. Не столь для него лестные.
Говорили, что дома эти самые внутри как были так и остались ветхими и убогими. И что Фома народу только пыль в глаза пускает. И что вся улица его не что иное, как Потёмкинская деревня.
Лена защищала Фому
"Крутой мужик- говорила она о Фоме
А Петров задумался. И попытался представить этого самого Фому. Но у него не получилось. Что то его тревожило, не складывалось в голове.
Он снова посмотрел в окно, на скудное, сиротливое поле, услышал унылое завывание осеннего ветра
" Может он и крутой- мысленно обратился к Лене Петров,- но не настолько. До тебя ему далеко