Навстречу соседка через дом, Анастасия. Бывшая подруга.
Она опускает голову и проходит мимо.
Не то чтобы она зазналась. Просто ей не ответят. И она проходит мимо, чтобы не испытывать ещё и ещё раз унижения.
С некоторых пор с ней перестали здороваться. И перестали разговаривать.
И потому она выходит из дома лишь по необходимости.
..А как все было хорошо. И как налаживалась жизнь, благо не требовала она от жизни многого
И вдруг в один день все переменилось.
И началось с того, что ее обидели без всякого повода обозвав грубым словом.
А она ничего не сделала. Просто по привычке говорила громко, и вот эта самая громкость шумливость, которая свойственна почти всем бабам, ее и подвела.
Городская Любка, Сонькина дочка, разодетая и важная, посчитала тон ее за обиду. И ответила почём зря.
Ничего страшного не было. Обычное дело. Жизнь.
Но не в этот раз.
Настроение было испорчено и Полина была сама не своя.
Ей бы постоять,пройтись остыть- но не случилось.
Светка, рослая племянница которая жила с нею и приглядывала за детьми, не углядела за меньшим и тот сорвался с табуретки и ушиб голову до крови.
И она в сердцах накричала на немую безответную племянницу.
Светка всплеснула руками от ужаса, глаза её расширились и она со стоном выбежала за дверь.
Она побежала до реки и упала замертво.
Полина, чуя недоброе, принялась искать.
И нашла ту на зелёной травке тихую и бездыханную.
Она закричала страшным криком и упала рядом.
Так она и рассказала впоследствии. Что она на Светку накричала, а та безвинная сиротка, от горя и обиды умерла.
Приехавшая скорая выслушала эту версию в угрюмом молчании и Светку увезли
И с той поры все от Полины отвернулись.
И она сама от себя отвернулась.
И все стало у нее не так, как надо.
Хозяйство не шло. Каша подгорала. Тарелки бились, мусор скапливался и даже корова Машка махала головой и недовольно мычала .
Дети были растеряны и с тревогой глядели на мать, младший постоянно куксился и капризничал.
И Полина погрузилась в свою печаль, она будто оцепенела.
Ей не с кем было поговорить, да и разговоры были бы ей тяжелы.
Всякий день ездила она в Чаплыгин на рынок, где торговала молоком и творогом. (за мальчиком присматривала старшая сестра)Стояла молчаливо и с покупателями не обменивалась забористой шуткой и бездельным мягким разговором.
Все будто перестало интересовать ее, все стало постылым.
После рынка не спешила она домой. А ходила по центральной улице, которая одна со своими живыми аккуратными домиками начала прошлого века, ее тоску утишала.
В конце улицы высилась отреставрированная церковь, на которую она смотрела с непонятным чувством
Но не заходила.Бог простит, говорят люди, но она не была в том уверена.
Ее грех, как ей казалось, непростителен. И она шла мимо.
По узкой улочке спускалась она вниз, проходила заросший дикий кустарник, выходила на открытое пространство к реке. И это открытое пространство, как будто было единственное, что не вызывало в ней отторжения. Территория перед рекой назвали парком и обустроили по современному, понаставили лавочек, беседок. Сделали детскую площадку.с зверями из папье маше. А на другом берегу баскетбольную площадку и коробку для футбола
Все это было хорошо и отвлекало.
Как будто жизнь не замерла, а продолжается.
Но сидеть здесь долго ей не хотелось и через заросли сирени она шла к одинокой уединенной скамейке, где сидела уже всласть, смотря на жёлтые кувшинки и проплывающие щепки. Солнце светило почти по летнему. Лёгкая рябь на воде блестела и переливалась и она, убаюканная течением, как будто находила минуту желанного забытья.
И становилось ей покойно и вдруг возникало непреодолимое желание слиться с этим течением и с этими солнечными бликами в одно единое блаженное целое.
И она вдруг вставала и шла к воде и только неожиданный холод уже осенней ледяной воды приводил ее в чувство и она в страхе бросалась вон от наваждения.
Как то раз на рыночке к ней подошла женщина .
Взяла полкило творогу но не уходила. Лицо ее показалось Полине знакомым. Так и есть. Ольга Петровна. Она улыбнулась было старой учительнице, но вмиг стёрла улыбку с лица.
Поговорили ни о чем.
С тех пор Ольга Петровна, заходя на рыночек, искала ее глазами и хвалила творог, который пришелся по душе ее домашним
Однажды учительница пришла уже к концу рынка, когда народ собирал и яблоки свои и мед и местных щук, и попросила проводить ее до больницы.
Полина живо откликнулась. И всю дорогу до старого краснокирпичного здания больницы держала ее под локоток.
Задавать вопросы она не решалась.
Они прошли по коридору, где народ стоял в очереди. Но они нигде не остановились а поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где было пусто.
И не стучась, вошли в кабинет.
Рядом с большим окном стояла кадка с фикусом и письменный стол.
В комнате была ещё одна дверь в которую и вошла Ольга Петровна, наказав ей сидеть и ждать.
И Полина приготовилась ждать терпеливо
Но Ольга Петровна вышла сразу и не одна.
За ней шёл старичок в халате и со стетоскопом.
-Меня зовут Пал Иваныч. Я главный врач этой больницы.
А вы, как я понимаю, Полина Михайловна.
-Да - Полина оробела и не могла ничего добавить.
-Меня просили с вами поговорить. О смерти вашей племянницы.Вы знаете от чего она умерла?
И он взглянул на нее цепким далеко не старческим взглядом.
-Полина страшно покраснела и не могла выговорить ни слова.
-У нее была аневризма сердца. Проще сказать тяжёлый, вероятно от рождения, порок сердца.
Мне говорили, ваши односельчане считают вас виновной в ее смерти. И даже вы сами возможно так думаете. Дескать она умерла от того, что вы на нее накричали.
Уверяю вас, это полная чушь. Я знаю наших женщин они шумны и крикливы. Если бы от их крика люди умирали то у нас мало кто живой и остался.
К сожалению, она была тяжело больна и вы не могли этого знать. Ее жизнь могла оборваться в любой день.
Старичок пожал ей обомлевшей руку и скрылся в своем кабинете.
На следующий день Ольга Петровна посетила самую бойкую из сельских баб.
Клавдию. И всё ей рассказала. Как обстояло дело.
Клавдия слушала с ужасом в глазах ее выступили слезы.
Он встала, выпрямилась, перекрестилась и сказала уже твердым голосом.
- Все сделаю. Не сомневайтесь.
Полина повеселела, ожила, бабы стали с ней , как прежде. И жить бы да жить.
Но иногда находила тоска
Как будто какая черная точка внутри.
Брали сомнения. А так ли уж она невинна.
И вставали в памяти эти расширенные глаза
И хотелось спрятаться от них и не думать
Потом все проходило. И жилось. Да и надо было жить. И для детей и вообще.
Все вернулось в прежнюю колею. Все кроме одного.
Пропали громкость и шумливость. Пропали, как и не были. Как корова языком слизала.
Прошло некоторое время( уже после разговора с доктором ). Был ясный солнечный день. Обедали. Она на секунду вышла в сенцы. Вдруг раздался звон, грохот. Она бросилась а комнат.
Дети в страхе глядели на нее.
Банка с вареньем вдрызг разбитая растекалась липкой лужицей по полу. А напуганный мальчик растерянно глядел вниз и всхлипывал.
Острая боль как иглой пронзила ее сердце.
Она бросилась к ребенку, и в страстном порыве прижала его к груди
Она гладила его русую головку и шептала нежные ласковые слова, которые, казалось уже забыло ее измученное сердце
"хороший ты мой, кровинушка ты моя. ласточка. птиченька..