Аннотация: Мы привыкли считать, что удача - вещь непостоянная, не поддающаяся управлению. А может быть есть всё-таки формула удачи?
СЕКРЕТ РЕПОРТЁРА-УДАЧИ
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся...
Ф.И.Тютчев
Взрыв в подземном переходе произошёл около шести вечера. С десяток людей погибли, более сотни ранило. Самодельное взрывное устройство было безоболочным, начинённым шурупами и винтами. Его оставили в хозяйственной сумке рядом с павильоном, где торговали часами. Их детали, разлетевшиеся после взрыва, подействовали не хуже начинки адской машины. Когда группа подъехала к месту происшествия, репортёр с конкурирующего канала уже был на месте и снимал. Подмигнул Лене: 'Что, сирые-убогие, опоздали?' Её спутник сплюнул и выругался. Конкурент обернулся и бросил: 'Если тебе плюют в спину, значит ты впереди'.
Его прозвали репортёр-удача. Был у него и острый глаз, и мастерство, и точный расчёт, и много чего ещё, но главное, небывалое везение, помогавшее оказаться на месте происшествия за несколько минут до того, как оно случится. Однажды на тусовке по поводу присуждения премии 'Экстра-камера', обладателем которой оказался, конечно же, репортёр-удача, заспорили. Подумаешь, повезло, очутился человек в нужное время в нужном месте и гребёт премии, а мы пашем день и ночь, хлебаем, так сказать, суп из собачьих ушей. Несправедливо! Общеизвестно, зависть к чужому творчеству - один из движителей любого процесса. Всякий склонен объяснять успех собрата по ремеслу самыми фантастическими обстоятельствами, только не талантом.
Репортёр-удача не смутился, подошёл, хлопнулся на стул, подмигнул злопыхателям: 'Что коллеги, а вам слабо? Попробуйте-ка оказаться около железнодорожного полотна за пару минут до того, как Анна Каренина бросится под поезд. И чтобы камера была направлена на нужное место, и звук настроен, и свет бы выгодно падал на рельсы, а в кустах чтобы оказался ... рояль!' 'А как же, - отозвался он на дружный хохот, - сюжет должен иметь достойное музыкальное оформление. Да ещё важно эту Анну не спугнуть, а то, чего доброго, передумает кидаться под поезд'. 'Да иди ты, - загалдели коллеги, - пару раз повезло, а ты уж зазвездился. Никакого таланта, да и везенья особого не нужно. Могучая и вонючая московская грибница новостями обеспечит, она каждый день кладёт чью-нибудь голову под колёса, успевай собирать!' 'Нет, милые, - не согласился с профессиональными насмешниками репортёр-удача, - везёт тому, кто везёт'. Повернулся к Лене: 'Потанцуем, красавица?'
Они танцевали, немного пили и много смеялись. Он едко и метко характеризовал коллег. Лене казалось, между ними пробежала искра, есть во всём этом нечто бóльшее, чем беззастенчивое желание опьянённого удачей мужика закончить вечер в чужой постели. У Лены было такое чувство, будто она 'поймала медведя'. Только ведь, с медведем дружись, а за топор держись. На них уже стали обращать внимание, и вдруг сказка кончилась. 'Ладно, хватит, понюхали, чем пахнет красное вино победы', - произнёс он и ушёл, не оглядываясь. Оставил одну под насмешливыми взглядами коллег. Она чувствовала себя словно мальчишка, заработавший щелчок по носу от проходившего мимо пьяницы. Местный остряк пропел на ухо: 'И солнце садится, и пыль клубится, всё... ускакал'. Лена долго бродила по улицам, глотая злые слёзы. Когда замёрзла, направилась в родную хрущобу-маму, милые комнаты, где не вставая из-за стола, закрываешь дверь. Бухнулась на диван, злоба перехлёстывала через край. Хотелось нассать кому-то в суп, но соседей не было.
Потом началось обычное дерьмо, но Лену будто сглазили. Того вечера она не забыла и пристально следила за репортёром-удачей. А его распирала энергия и жажда деятельности, всегда был на острие событий. Лену едва замечал, то слегка кивал, то вовсе не здоровался. На одной из тусовок снова пригласил танцевать. Та отказалась. 'Нет уж, пошёл на хрен, - злобно решила она, - дорого яичко ко христову дню'. Не привечал он и других. Этакая 'кошка, которая гуляет сама по себе'. Да ещё был человеком импульсивным и эмоциональным, часто рубил сплеча. Простить это напрочь лишённым чувства юмора и обидчивым до мстительности 'мастерам острого слова' было сложно. Лена искренне считала, что ненавидит мужика, и всё же во всём, что она делала после того вечера была доля его влияния, воздействия его личности. От него исходила потрясающая энергетика. В его присутствии она ощущала подъём духа, обострение чувств. Он превратился для неё в этакого ненаглядного врага. И было очень обидно, что 'враг' её не замечает, не выделяет из толпы марионеток. А ему казалось, что она лишь играет положительную героиню, а на самом деле лжёт и изворачивается. Он ощущал двойное дно, коварную женскую изощрённость.
У каждого репортёра есть звёздный час, когда ему удаётся добыть жареные факты на ровном месте из самого рядового материала. Примеряясь, какой бы сюжет снять о 'нелегалах', он бродил по строительному рынку, перекидываясь словами то с тем, то с другим. Скрытая камера как раз фиксировала его разговор с эмоциональным, несдержанным на язык рабочим-строителем, когда нагрянул ОМОН с инспекторами миграционной службы. Возникла обычная паника, кто запирался в контейнерах, кто спасался бегством или пытался предупредить соотечественников. Рабочего-строителя задержали на глазах репортёра-удачи. Тот бросился бежать и пырнул ножом пытавшегося сбить его с ног милиционера. Камера очень остро подцепила этот момент. 'Нелегал' обвинялся в убийстве актрисы. Та была найдена повешенной на душе в ванной комнате своей квартиры, которую перед тем ремонтировал этот представитель одной из братских республик бывшего СССР. В ходе следствия выяснилось, что он совершал также убийства случайных собутыльников, таких же рабочих-строителей, как значилось в протоколе 'на почве неприязненных отношений, возникавших при совместном распитии спиртных напитков', а недавно убил бригадира, заподозрив того в укрытии зарплаты. Все преступления совершались одним и тем же способом - мужчина сначала избивал свои жертвы, а затем душил. Сюжет обошёл все каналы. Завистник-коллега сладко предупредил: 'Смотри, не надорвись'. 'Рынок выходных не знает', - отрезал репортёр-удача.
Телевидение - это конвейер, где ежедневно 'на ура' выдаются нескончаемые информационные потоки, поэтому жизнь часто сталкивала Лену и репортёра-удачу. В следующий раз встретились на месте предполагаемого теракта. В универмаг уже прибыла бригада специалистов-взрывотехников и кинологов с собаками. Прохожие и зеваки, столпившиеся на противоположном тротуаре, вопрошали друг у друга, что творится. Силовики уже начали проверять помещение, но делали это вяло. За последнюю неделю участились звонки анонимных 'доброжелателей', и им шестой раз приходилось эвакуировать граждан из якобы заминированных зданий. Взрыв в торговом зале прогремел неожиданно. Позже выяснилось, что адскую машину заложили в одну из ячеек камеры хранения. Почти одновременно на воздух взлетела припаркованная неподалёку легковушка. Столь кровавого теракта никто не ожидал. Выбор места и времени свидетельствовал о том, что неизвестная преступная группа, а может, псих-одиночка, сознательно намеревались убить и покалечить как можно больше людей. Кареты скорой помощи явно не справлялись с потоком пострадавших. Репортёр-удача бросился внутрь здания, успев схохмить: 'Если не вернусь, считайте меня коммунистом'.
Почти тотчас же прибыли силовики. Место происшествия было перекрыто милицейскими кордонами. Официальных комментариев не давали, журналистов настойчиво гнали и запрещали проводить съёмку, ссылаясь на тайну следствия. У особо ретивых грозились конфисковать камеру. Кто-то пытался прорваться сквозь заграждение, кто-то снимал из-за оцепления. Другие носились по окрестностям, отлавливая очевидцев. К вечеру все, лохматые и грязные, валились с ног от усталости. Большинство уезжало несолоно хлебавши, лишь репортёр-удача как всегда в седле. 'Слушай, как же они у тебя камеру не отобрали?' - поинтересовалась Лена. 'Не имеют права. Не существует ни одного нормативно-правового акта, запрещающего снимать что-либо на территории Российской Федерации. Все объекты, которые нельзя фотографировать, обнесены такими заборами и так охраняются, что снять их невозможно' - назидательно ответил тот. 'А если бы задержали, когда выходил из универмага?' - поёжилась Лена. 'Задержали - невелика беда. Поругают, максимум - фингал под глазом поставят. Заберут в отделение - отмажусь. Если тронут технику, можно смело писать заявление в прокуратуру'. 'Слушай, пошли поедим, с утра не жрамши', - предложил он.
Они расположились в кафе по соседству, жадно накинулись на принесённую еду. Пища сняла напряжение, по телу растекалось блаженство. Внутри организма начало вырабатываться дополнительное тепло. Слегка замаслившийся репортёр-удача распространял вокруг себя облако всепоглощающего довольства. Может поэтому Лена и осмелилась завести тот разговор. 'Слушай, - спросила она, - почему тебе так везёт? В рубашке родился, что ли?' 'Блажен, кто родился в рубашке и даже с синицей в руках...' - рассмеялся репортёр-удача, - нет, милая, удачливыми не рождаются. Возьмём, к примеру, случайные возможности. Они рассыпаны равномерно, люди постоянно с ними сталкиваются. Только везунчики их замечают и используют, а невезучие проходят мимо'. 'Однако в моём случае дело совсем не в этом', - помолчав произнёс он. 'Расскажи', - воодушевилась Лена. 'Ну, слушай. В конце 80-х я только-только окончил физфак. Впереди открывались годы радостного бытия, головокружительные возможности и перспективы звучали на все лады и переливались радужным сиянием. И не у меня одного. Собирались яркие компании, звучали 'обильные, страстные речи' . Мы жили так, будто человек всё может, и почти никогда не умрёт. Если бы не произошёл трагический слом начала 90-х, я, вероятно, нашёл бы своё место в физике, стал классным специалистом. Но наступили 'ревущие' 90-е, и наша жизнерадостная тусовка осталась при полном обломе и разбитом корыте. Помнишь ведь, годами по стране не платили зарплату, закрывались заводы и фабрики, народ был поставлен на грань выживания. А уж деградация академического сообщества перехлёстывала все плотины. Причём мы ещё долго держались. Работали прежние стереотипы, казалось, если есть страстное желание, то любая цель будет достигнута и все препятствия преодолены. Слом наступил внезапно. Многие мои друзья погибли, спились, пропали. Моя жизнь проходила среди, говоря словами Зощенко, 'неутомлённых высшим образованием граждан', и шутка физиков 'наконец-то займёмся своим настоящим делом: физической работой' уже не веселила. Мы не были так уж плохи, просто жизнь ставила нас в немыслимые ситуации, мы поворачивались друг к другу самыми чёрными, самыми отвратительными сторонами. Я жил в полном нищебродии и уж не чаял, к какому забору прислониться, когда судьба подарила мне шанс.
Тогда я перебивался сбором металлолома. Работал по мелочам, не то что гроссмейстеры, снимавшие десятки метров рельсов и линий электропередач. Я тырил крышки с люков, металлические детали из лифтов, даже электросчётчики, обыскивал заброшенные гаражи на окраинах. Тот день прошёл под знаком 'газа'. Я набрёл на настоящее сокровище - старую газовую плиту. Разобрал её и сволок в пункт приёма металлолома. Газеты пестрели заголовками 'Бои в секторе Газа' и 'Наш дом - Газпром'. Домой я возвращался в приподнятом настроении, напевая 'А у нас в квартире газ, а у вас? А у нас есть ганджубас...' На лестничной клетке почувствовал едкий запах газа. Принюхался, вонь шла из соседней квартиры. Тронул дверь - открыта. Вызвал милицию. Потом узнал, соседа мало что ограбили, так воры ещё и газ включили. Если бы я зажёг свет, полдома бы разнесло.
Всю ночь я проворочался в постели, 'газ' не шёл из головы. Столько газа в один день - это уж слишком'. 'Ничего здесь нет необычного, - затараторила Лена, - Это судьба посылает нам предупреждения, иногда скрытые, в виде вещих снов и предчувствий, либо прямые и ясные, как твой газ. Только большинство людей не понимает, что их решили предостеречь, игнорируют это знаки и прут напролом. Я сама не раз отмахивалась от таких намёков, как от назойливых комаров, и всегда бывала наказана. Вот например, недавно собиралась пойти...' 'Да нет, это совсем не то, - бесцеремонно прервал её репортёр-удача, - Да и какая, на хрен, судьба. Где она прячется, эта судьба? Окружающая жизнь заливает нас информацией, и чтобы в ней не утонуть, большую часть её мы просто отметаем. Но когда напряженно думаешь о чём-то одном, производишь жёсткий отбор, замечаешь лишь то, что помогает решить проблему. На следующий день мой взгляд зацепил заголовок лежащей на развале у уличного букиниста книги 'Как производить действия при помощи слов'. Текст был темноват, автор мусолил какие-то мыслеформы, холодинамику и ещё черт знает что. Единственное, во что я сразу же поверил, так это в утверждение, что наши мысли - материальны, каждая имеет определённую массу, свою, так сказать, весовую категорию. А мысль, высказанная в слове, - это уже действие. Недаром в народе говорят 'Не накликай беду' или 'Типун тебе на язык'. Понимаешь теперь, в чём дело? Я оттого успеваю на происшествия, что сам их создаю. Я - властелин слов, маг в законе, обо мне говорил тот, на кого наступил Заратустра'. Лена удивлённо слушала экстравагантную речь, не понимая, кто он, искусный провокационист или его действительно поцеловала судьба, и он обладает магическим даром. Есть ли у него за душой что-либо, кроме выкрутасов? А может, он гений, которому трудно среди обычных людей? И несмотря ни на что, слушать его было безумно интересно.
Эйфория была недолгой. Он, как тогда, поднялся, натянул куртку, равнодушно заметил: 'Пойду, хватит разговоры разговаривать'. Выходит, ею опять пренебрегли. Лена кипела злобой, и лишь он вышел, с сердцем произнесла: 'Провались, сдохни, сейчас, сию минуту!' Ей, самолюбивой и обидчивой, трудно было перешагнуть через подобное равнодушие. Закодированная рассказом репортёра-удачи, она и впрямь поверила, что в человеке дремлет огромная разрушительная сила, и на пике владевшей ею злости можно одним словом уничтожить кого пожелаешь. Раздался гомерический хохот и показался репортёр-удача. 'Что, подлянку решила мне кинуть? Чух-пух, берегись, собачий дух, чтоб ты заразился, чтоб у тебя член отвалился. Вот так проверяют людей на чистоту. Оплеух бы тебе надавать, дрянь'. 'Подожди, - взмолилась Лена, - ты не понял'. 'Нет уж, кредит доверия исчерпан', - отозвался тот и ушёл, оставив Лену оцепеневшей от одиночества, будто репку, за ненадобностью оставленную дождливой осенью на грядке, и поселив в ней стойкую уверенность, что ей морочили голову, прикалывались, посмеиваясь над её хилым умишком, верящим в порчу и сглаз, которому недоступна подлинно научная глубина.
Бледная от злости она понеслась к метро, попала каблуком в выбоину на тротуаре, сломала его и чуть не взвыла. Неизвестно, ворожил ли репортёр-удача или злоба - плохая помощница, но на станции метро толпа текущая из поезда толкнула её, она не удержалась на ногах, разбила коленки. 'Во, нажралась-то, - взвизгнула баба-пассажирка, с силой отпихнула, - не лезь в вагон, пьянь подзаборная!' Тут же подбежал парень в форме, потребовал документы, пригрозил отвести в отделение. Когда Лена добралась до дома, в квартире заклинило входную дверь, а назавтра шеф объявил ей, что репортаж, для которого она долго собирала материал, забракован. Лена была совершенно деморализована. А репортёр-удача будто догадывался о её злоключениях, встретив в коридоре, бросил: 'Так тебе и надо, как говорится, всем по семь, а тебе восемь'. У Лены будто тормоза отказали, в душе бушевал настоящий ураган. Она выматерилась, выхватила у проходившего мимо коллеги флакон колы и бросила в обидчика. 'Жаль, пробку не отвернула', - понеслось в голове. 'Размах рублёвый - удар копеечный' - едко заметил тот. Лена затопала ногами. 'Оставь его, - потянул за рукав коллега, - сдохнет и сам. Не видишь, его смерть укусила'.
Они и впрямь вскоре схоронили репортёра-удачу. Видно нелегко нервно курить, потреблять кофе в товарных количествах и подобно Господу Богу словом передвигать человеческие массы. Сделав репортаж, он испытывал 'синдром посткоитуса' - странное ощущение вакуума, безмерную усталость, а часто и гнетущее чувство вины. Потом появлялась очередная идея, и колесо вновь набирало обороты. Невозможность остановиться, принадлежать себе самому, хронический стресс, стимуляторы разного рода - и всё, сердце не выдерживает.
Его конец представлял красивую короткую сцену, целое кино в одном долгом кадре. Под ногами шуршат листья.
В осеннем парке городском
Вальсирует листва берёз ...
Чёрная ворона, сидя на мусорной урне, деловито поедает доставшийся ей городской деликатес. Завидев репортёра-удачу, она на мгновение замирает, направив на него холодный, проницательный взгляд. Решив, что тот не опасен, вновь суёт клюв в пластиковый стакан. Мужчина садится на скамейку и прикрывает глаза. Бледное сентябрьское солнце не греет, ласкает лицо. Покой... Тут же вспоминается сеанс известного гипнотизёра: 'Закройте ваши глаза... Усните...' И всё, будто внезапно выключили свет.