До звезды по имени Солнце 145 миллионов километров, а оно все же самый лучший будильник, причем не только для человека, но для всей природы. Уже высоко поднявшееся светило озаряло слегка розоватые оштукатуренные стены старой княжеской усадьбы, ставшей ныне здравницей. Над цветочными клумбами начинали свою ежедневную кропотливую работу пчелы, вдалеке жужжала газонокосилка. Куда-то направлялись девушки с пластиковыми ведрами и садовыми инструментами. И в вышине пел свою песню жаворонок, радуясь наступившему утру. Начинался новый день, полный процедур, неспешных прогулок, степенных трапез и прочих непременных атрибутов отдыха в санатории. Тут был невероятный процент пожилых обитателей и не менее невероятное количество различных мероприятий, призванных этих обитателей оздоровить. Порядка двухсот человек отдыхающих, из которых человек десять сидят в номерах или в изоляционном блоке. Около полтораста человек персонала. Около здания усадьбы раскинулся парк, есть речка, где-то за оградой деревенька. Тихое, сонное место.
Самый древний будильник поднял Макса в половину шестого. Сквозь светло-желтые льняные занавески на окне пробивался рассеянный свет, а из щели между ними коварные лучи падали прямо на лицо. Двадцатилетнему парню в такую рань вставать совсем не в кайф, но сон не шел. До завтрака было свободные три часа, не обремененные необходимостью помогать деду, жившему в соседнем номере. Или палате, как их тут называют, но это совсем по - больничному. Можно было прогуляться.
Выйдя из корпуса, Максим сладко потянулся, любуясь проснувшимся уже парком, в котором пели птицы под сенью древних деревьев. Да, место тут с историей... Фронтон здания украшала пышная лепнина, коринфские колонны подпирали выступающую часть крыши. С двух сторон лестницы на постаментах стояли статуи греческих богов: Афродиты, Диониса, Зевса, Плутона. Множество вазонов с цветами, два фонтана - все эти детали создавали атмосферу изысканности, причастности к высшему сословию России девятнадцатого века. И хотя Макс всем с гордостью сообщал, что он либерал и во всем поддерживает Владимира Вольфовича, в душе ему не чуждо было стремление хоть чуть-чуть приобщиться к чему-нибудь помпезному и княжескому, вроде этого поместья.
Краем глаза Максим уловил движение справа, у стены здания. Похоже, что какую-то пленку вздуло порывом ветра, а потом она опала обратно, в полуподвальный этаж. Ветерок был совсем слабый, вроде и не должно бы так сдувать даже что-то легкое. Видимо, это снизу сквозняком пакость какую-то выдуло, а потом втянуло обратно. Подумав о том, как такая незначительная деталь может опошлить всю красоту безоблачного летнего утра, наш новый знакомый отправился на пробежку километров на пять в один конец. Парк простирался довольно далеко, были в нем и совсем дикие участки. Славились эти места тем, что там водились в изобилии благородные олени, косули и не очень благородные кабаны. Широколиственный лес с дубами-великанами стоял стеной, давая приют этим животным. Минуя лес и не обращая особого внимания на пасущееся на опушке семейство оленей, он добежал до дальних ворот. Возле них в крохотной серой будке скучал пожилой охранник, поражавший воображение оранжево-желтыми кустистыми усами, занимающими большую часть его лица. Убранство в небольшом помещении было крайне простым - стол, стул да крюк для одежды на стене. На столе лежала завернутая в коричневую бумагу книга, парочка дохлых мух и консервная банка, полная окурков. Единственное окно было заляпано потеками светло-синей краски. Возникало ощущение, что красили не глядя и очень размашисто. Максим с охранником, обменявшись приветствиями, пришли к соглашению - Макс может сбегать в деревню и вернуться обратно, но при этом должен захватить старику завтрак из дома. Аркадий Петрович жил в этой деревне в крайней "избушке", старуха его уже встала, она корову доит по утрам. Как раз и молочка попьет - полезно для растущего организма. "Куда мне еще расти", - мрачно усмехнулся парень и вышел за ворота, местами еще покрытые лохмотьями зеленой краски, но в целом ржавые и неприглядные.
Деревня начиналась метрах в трехстах от ворот, нужный дом был самым ближним. По дороге Макс размышлял: "Странноватое тут все-таки место. Может быть, дело в расстоянии от столицы? Хотя... Нет, даже расстояние не может столь изменить привычки человека. Почему пожилой человек сидит всю ночь в будке, читая поваренную книгу в подозрительной обложке из оберточной бумаги? Почему не поют петухи в деревне? Почему каждое утро газон под окнами примят, будто там устраивали танцы? Непонятно. Ну по крайней мере про петухов я смогу сейчас спросить". Две колеи с высокой травой между ними провели его мимо небольшого заросшего ряской пруда, рядом с которым грозно щетинились колючками заросли дикой розы, неимоверно пыльные и сухие. С другой стороны дороги медленно гнил коровник, поражающий воображение солидной вывеской "Частная собственность". Максим внимательно смотрел по сторонам - контраст с санаторской территорией был разительным, будто разделяли их теперь не сотни метров, а многие километры безлюдья. Потихоньку вышел он к крайнему дому, стоящему на пригорке возле пруда. Около ветхого строения копошилась невысокая сгорбленная фигурка. Вот и хозяйка дома, одетая в длинную темно-синюю юбку, местами прожженную, и синюю же куртку, покрытую бурыми пятнами. На голове был повязан цветастый платок, практически скрывающий пряди желтоватых, но чистых на вид волос. Общее впечатление сразу не складывалось - общая неопрятность одежды не сочеталась с чистыми волосами, неожиданно живыми глазами и почти полным комплектом желтоватых и неровных, но явно собственных зубов. Она собирала черную смородину с куста, росшего возле крыльца маленького деревянного дома с резными ставнями на окнах и небольшим флюгером в форме барана на коньке крыши. Под вопросительным взглядом Максим прошел через полуоткрытую калитку и подошел к крыльцу и хозяйке:
- Доброе утро! Меня Аркадий Петрович к вам направил, просил завтрак ему передать и молоком меня напоить. Он на дежурстве пока что, но говорит что скоро его напарник сменит. Вы извините, что я вас от дела отрываю.
- Доброе, внучек, доброе. Ничего страшного - кусты эти никуда не убегут. Молочка ты себе сам возьми - кувшин в сенях стоит. А с завтраком обожди пять минуток, не успела я еще его собрать.
В сенях было душновато, угнетающе давили серые стены, верхний слой древесины на которых отшелушивался и походил на струпья. На полке стояли запыленные кастрюли, на крючке висела на радость моли изрядно потертая шуба из овечьей шерсти. Вместе все наводило на мысль, что люди здесь не живут, а обитают. Но молоко оказалось очень вкусным, треть кувшина опустела минут за пять. Не успел Максим решиться выпить еще чуть-чуть, как хозяйка вернулась с завтраком, завернутым в замасленную бумагу вроде той, в которой у Аркадия Петровича книга была. Универсальный оберточный материал, ничего не скажешь. А когда эта бумага совсем придет в негодность, они растопят ею печь. Советский период стал эпохой дефицита всего и научил народ каждую мелочь выжимать до конца, извлекать из нее все полезное. В людях постарше это еще не умерло, особенно в сельской местности и среди заядлых дачников. Только сейчас горожане, да и то не все, потихоньку освобождаются от этого стремления. Хотя на фоне общемировой тенденции к переработке ресурсов это выглядит немного несвоевременно. Ведь интересно получается - во всем мире такие призывы не выкидывать пакеты и использовать их по многу раз, дабы не загрязнять окружающую среду. А в России это делают из-за бедности, стирая пакеты и ругаясь, когда выкидывают по недомыслию древний журнал. Необычная у нас страна. Макс так глубоко увлекся этой темой, что вздрогнул при словах недовольно поглядывающей на него старушки:
- Вот, внучек. Ты не думай так шибко, ведь и в пруд свалиться по рассеянности можешь. Иди, а то и завтрак у тебя скоро, и мне дела нужно делать. И передай старику моему, пусть поскорее возвращается. Подсобить мне нужно, печь совсем забилась.
- Передам обязательно. И можно вам вопрос задать? Я обратил внимание, у вас в деревне петухов совсем нет. Почему? Мне казалось, в каждой деревне в России кур держат. А вообще тут у вас прям затишье какое-то - я только вас и видел. Остальные-то жители что, скотину не держат?
- Так этот, птичий грипп ведь! Как тут птицу держать - боязно, болеть то не хочется. Вот и решили от греха подальше всех кур да петухов поубивать да собакам скормить. Теперь вот и собак у нас нету... А другие селяне попозже чуток встают, это у нас буренка капризная. У них понеприхотливей скотина будет. Ну ты заходи к нам еще, рады будем. - глаза у старушки блеснули.
- Странно, вроде собаки от птичьего гриппа умирать не должны. Ну да Бог с ними. Побегу я обратно, а то действительно на завтрак опоздаю, дед ругаться будет. Если буду еще по утрам бегать, зайду обязательно!
- С Богом, внучек. Заходи, молочко тебе всегда найдется.
- Спасибо большое. До свидания!
По пути обратно Максим забросил пакет с завтраком в будку охранника и, лишь махнув рукой на многословную благодарность, припустил на завтрак. Обратная дорога заняла меньше времени - голод подгонял его. Молоко только раздразнило вредного червяка, просыпающегося обычно немножко позже своего хозяина. Вот красоты природы и перестали интересовать столь жаждущего пищи Макса.
За завтраком Макс пообщался с дедом, рассказал об утренних своих похождениях. Но делиться сомнениями по поводу местных странностей не стал, не привык обсуждать со старшими свои раздумья. Мужественно расправившись с овсянкой и парочкой котлет, Максим покинул столовую, оставив дедушку за беседой с соседом по столику. Поскольку процедур у него практически не было, пока лечить было нечего, он пошел гулять по парку. В одиночестве, компании пока что не наблюдалось. Пошел на речку - там был небольшой песчаный пляж, на дереве рядом висела тарзанка. Но основательно искупаться и попрыгать в речку не удалось, его изгнала большая сплоченная компания бабусь весьма почтенного возраста в открытых купальниках. Не выдержав сего зрелища, парень ретировался в лес. Получасовые блуждания по тропинкам привели его на очень милую полянку с кустами дикой малины. Тут, правда, нельзя было забывать о возможности вторжения местной живности. Но все обошлось. По пути к корпусу Максим подвергся нападению со стороны белки, швырнувшей в него вышелушенную шишку. Завязалась перестрелка, но шустрый древесный зверек оказался куда более сведущем в вопросе ведения боя в лесу и Максу пришлось с позором ретироваться. День был замечательно солнечный, легкий ветерок и кучевые облака облегчали жару. Сидеть в помещении он вовсе не стремился, поэтому шел медленно, рассматривая травы и деревья. Вокруг росли дубы, сосны, березы, тополи, каштаны и ясени - князь хотел собрать множество древесных пород у себя в поместье. Некоторые деревья так и манили к себе, зазывали залезть. Но светлые брюки, как правило, даже самых заядлых древолазов заставляют отступиться. Поэтому Максим только рассматривал их, планируя вечернюю прогулку. Подойдя к зданию усадьбы, он обратил внимание на открытое окно полуподвального помещения. Страсть лазить где не просят есть в каждом мальчишке и остается и у уже взрослых в глубине души. И при виде открытого окна в Максе проснулся сорванец и потребовал исследования подвала. Ему всегда было интересно бродить под землей: а вдруг обнаружатся какие-нибудь катакомбы? Тут уж и белые штаны не остановили...
* * *
Воровато оглянувшись, он аккуратно пролез через окно на полуподвальный этаж. Почти все свободное пространство было завалено какими-то коробками, в углу возле стены примостилось пианино, закрытое двумя простынями. Прямо напротив окна громоздилась некая устрашающая металлическая конструкция, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся остатками древнего несгораемого шкафа. В нем еще князь Игорь свои сокровища мог хранить. Рядом притулился солидных размеров письменный стол с вынутыми ящиками, на нем возлежал остов бывшего когда-то шикарным торшера. На полу лежал тонкий слой пыли, наводящий на раздумья. По идее ведь тут должны хранить что-то, что хоть изредка да нужно. А сюда не заглядывали уже недели две-три, если не больше. Но от открытого окна и влево шел след, будто протащили небольшой мешок. Он был довольно узкий, но совсем свежий. Заинтересованный исследователь подвалов пошел по следу, приведшему его к лестнице вниз. На ближней к ней стене были маслянистые темные потеки, образующие причудливый и несколько жутковатый рисунок. Под ногами изредка приглушенно хрустели трупики погибших насекомых. Лестница с ободранными перилами длиной в три пролета спускалась, видимо, на склад. Максим задержался на пару секунд в середине второго пролета, задумчиво рассматривая следы на перилах. Похоже, кто-то пытался ободрать с них пластиковый чехол. Причем обдирал чем-то острым, смутно напоминающим нож. Детективные изыскания заняли немного времени, ведь самое интересное ждало внизу. В этой части помещения никого не было и в темноте смутно вырисовывались очертания какой-то техники, а также старой мебели. Инженерные изыскания Макса не увлекали, он оглядывался в поисках источника света. Но все лампы лишь мертво висели под потолком, заставляя вспоминать разные фильмы ужасов. В этом случае Максиму почему-то вспомнился заброшенный цех завода по производству боевых роботов в фильме "Крикуны". Эти самые роботы кромсали людей на далекой пустынно-пыльной планете, где почти никого из Homo Sapiens уже и не осталось. Такая параллель очень напрягла парня, тишина почти ощутимо давила на уши. Полузабытые рассказы и легенды смутно начали давить изнутри, мозг сам себя взвинчивал, доводя количеством адреналина в крови до нервной дрожи. За перегородкой раздался резкий шорох, издали донеслось что-то похожее на тихий смех. Зловещий довольно смех, особенно в темном полузаброшенном подвале, где есть только молодой человек с развитым воображением и еще не до конца ушедшими в прошлое детскими страхами. Звук резко исчез, поглощенный ватной тишиной.
- Кто здесь?! Отзовитесь, что за игра в прятки? - Макс нервно потер лоб рукой, ощутив выступившую испарину. Ответом ему была тишина. Хотя...
Из-за тонкой перегородки из листа железа донесся легкий топот, сопровождавшийся тяжелым сопением. Парень вжался в стену, напряженно вглядываясь в темноту. Кто же оттуда сейчас выскочит?
- Дядя, дядя! Забери меня отсюда! - в темноте обрисовался силуэт девочки лет десяти, шумно дышащей. Увидев Макса, она радостно взвизгнула и схватила его за руку. - Пойдем скорее, тут темно и страшно!
- Блин, нельзя так людей пугать! Что ты там делала? - Макс с облегчением поддался на уговоры и повел девчушку наверх. - Куда только твои родители смотрят...
- Я не знаю как туда попала. Я спала, легла вчера у себя в номере с мамой. А проснулась от вашего крика, испугалась и побежала к вам. Лучше бояться вместе, вам ведь тоже страшно было, а то бы вы не закричали? - полувопросительно сказала гипотетическая жертва лунатизма.
- Ну не то чтобы страшно... Но и правда там не по себе было. Ладно, пойдем скорее к твоей маме. Где она сейчас может быть? Ищет тебя наверно по всему санаторию... - сам спросил и сам же ответил. - Ладно, поищем и мы ее. Наверное, лучше ей позвонить?
- Я наизусть ее номер мобильника не помню, а мой телефончик на тумбочке в номере остался. Меня Леной зовут, а вас? - она уже вылезла из окна на солнышко и теперь с интересом смотрела, как здоровый мужик протискивается неуклюже на свет.
- Максим, можно без отчества и на ты. Слушай, Лена, а ты всегда спишь в одежде? - он только сейчас обратил внимание, что на ребенке джинсы и футболка с Микки Маусом. Сзади вся одежда была в грязи. - Стой спокойно, я тебя отряхну. Надо придумать, что твоей маме сказать. Не рассказывать же ей, что ты в подвале в пыли спала. Кстати, а ты никогда во сне не ходила?
- Нет, не помню. Мне мама говорила, не смотри ужастики, а то к тебе придет страшная бука и заберет в подвал. А я вчера "Кошмар на улице вязов" смотрела. Я теперь больше никогда-никогда их смотреть не буду! И дверь, и окошко буду закрывать на ночь. - только сейчас у нее на глазах проступили слезы. - Хочу к маме! Дядя Максим, я к маме сейчас хочу! - всхлипывая, она уткнулась Максиму в живот. Тот несколько неуверенно приобнял ребенка и осторожно поглаживал ее по голове, беспомощно оглядываясь в поисках поддержки.
- Так вот ты где, хулиганка! - из парка выбежала молодая женщина с мобильником в судорожно сжатой руке.
- Так, все легенды посыпались... Придется про подвал рассказать, - пробормотал себе под нос невольный спаситель девочки.
Путем сложных дипломатических переговоров было выяснено, что девочка лунатизмом и правда не страдает. С утра мама ее недосчиталась ребенка, да и одежда со стула пропала. Поднимать на ноги охрану она не стала, зная шальной характер своей дочки, которая вполне могла вздумать с утра пойти собирать цветочки. Ну в таком духе. Тяжело мамочке придется когда дочка подрастет и будет уже не цветочками интересоваться... Всплакнув немножко, женщина унесла Леночку в номер, поить чаем с медом и показывать врачу. Хотя что тут сделает врач, если кто-то, скорее всего, украл девчушку из номера. Странный довольно вид похищения - украсть маленькую девочку в санатории и спрятать в подвале в ста метрах от номера. Женщина правда не подумала об этом варианте, ее вполне устроила версия внезапно проявившегося лунатизма. Максим просто не стал рассказывать про след на полу, и так молодой маме досталось сегодня. Ведь самое страшное - неизвестность, пришедшая внезапно и захватившая собой все мысли человека. Самая страшная правда не столь истощает человека, как неизвестность. Но философские размышления новоиспеченного психолога были прерваны шуршанием, донесшимся из полуподвального окошка со стороны ведущей вниз лестницы. Стоя на четвереньках, Макс заглянул внутрь. Что-то неуловимо изменилось в запыленном помещении, появилась какая-то почти незаметная деталь. Будто разлили ведро черной краски на верхних ступенях лестницы. Но мрак немного рассеялся и у парня появилось ощущение, что на него из этой лужи кто-то смотрит... Кто-то, спрятанный в большом полиэтиленовом мешке для мусора, лежащем на лестнице. Встряхнув головой чтобы разогнать морок, Максим отполз от окна и, все еще ощущая себя надышавшимся паров бензина, пошел на массаж.
"Вернусь сюда вечером. Возьму фонарь, ножик и проверю, есть ли там что-то действительно интересное", - такие вот мысли и приводят к самым неожиданным результатам. Но тем вечером он водил деда своего на дискотеку и с затравленным видом целый час наблюдал, как пожилые люди зажигают под хиты восьмидесятых.
* * *
Тук - кап-кап... По жестяной крыше лениво барабанили капли медленно затихающего летнего утреннего дождя, столь усложняющего и без того тяжкий процесс покидания уютной мягкой постели. Сквозь листву столетних лип за окном виднелось уныло-серое небо. Где-то рядом во внутреннем дворе тонко скулил щенок, пришедший откуда-то из поселка при санатории. Тихонько щебетали птицы, тоже угнетенные переменой в погоде. И насмешкой звучала мелодия будильника. Красивый женский голос сообщал: "Ночь пройдет - наступит утро ясное...". Максим отдавал должное талантам солистки группы "Мельница", перепевшей "Луч солнца золотого", но сейчас был совсем не рад "утру ясному". Пришлось вставать, бриться, заправлять постель, задумчиво смотреть на вчерашние носки, определяя степень их опасности, а потом идти на завтрак. Смутно вспоминался сон, в котором его силком удержал убаюкивающий дождик. Или туда вдавило низкое ватное небо?
...По небу плыли иссиня-черные тучи, бросая бегущие тени на землю, но не проливая ни капли воды. Небо грозило живущим под ним людям, оно ненавидело их. Вся природа вокруг ополчилась против человека, стремясь навеять черные сны, вселить самые жуткие мысли и побудить к бегству. Вокруг раскинулась полуразрушенная деревня - остов неприглядного чудовища, человеческой цивилизации, посмевшей потревожить местные поля и леса, бросившей вызов самому небу. Каким-то образом он понимал, это та самая деревня, что раскинулась неподалеку, за оградой санатория, сейчас превратившейся в изглоданные беспощадным временем обломки кирпичей и отдельные торчащие останцы. Окна наполовину обрушенных серых домов выходили на улицу черными провалами, обочины заросли пропыленным насквозь бурьяном, в луже вяло покачивался под легким ветерком клок серой шерсти. Все утратило привычные яркие краски, остались лишь черный и серый цвета. Все дома походили один на другой: серые полусгнившие доски, прохудившаяся крыша, ощерившиеся осколками стекол окна и пустота внутри. Не та пустота, которая образуется в старой квартире когда хозяева съехали, а пустота живая и голодная, которой не хватает эмоций людей. Но даже в этой пустоте жил звук. Из крайнего дома доносился резкий скрежет, будто раз за разом проводили ржавым гвоздем по листу железа. Картинка медленно менялась, дух Максима медленно скользил к тому дому. Именно дух, он ясно чувствовал свою бестелесность, но все же ощущал страх, будто кто-то зловещий знал о его присутствии здесь. Вот этот дом, дверь открыта, звук идет с заднего двора. В углу в сенях кто-то шевелиться. Оттуда медленно выползает поившая его молоком старушка, но что-то с ней не так... Человеческое тело и голова остались, на месте же конечностей и из боков торчат нелепые суставчатые лапы, сзади к телу прирос рачий хвост. Воздух наполнило зловоние, переплелись запахи испорченной рыбы, тины и застоявшейся воды. Существо медленно открывает рот, из него высовываются небольшие жвалы, раздается скрежещущий звук:
- Здравствуй внучек, вновь ты к нам пожаловал. Ты не пугайся, ничего мы тебе не сделаем. Только приведи моего настоящего внука обратно.
- Приведи его поскорее, он слишком долго в санатории вашем гуляет, - из-за угла вылез подобный первому существу Аркадий Петрович. Только на месте рта у него пульсировал мясистый розовый отросток, состоящий из нескольких лепестков. В лапах у него были громко скрежещущие большие ржавые садовые ножницы. - Иначе нам придется оставить тебя здесь, кто-то должен же старикам помогать.
- Но как я его найду...? - голос Максима прозвучал шелестом сухой травы в жаркий летний полдень.
- А ты смотри, вот он какой... - "старушка" вытащила из-за спины черный полиэтиленовый мешок, в котором вяло шевелилось...
Пробуждение наступило резко и болезненно, когда заиграла музыка в будильнике. Постель была смята, но чувства опустошенности, присущего пробуждению после кошмаров, Макс не испытывал. Вот и сейчас, заходя в столовую, он чувствовал только недовольство, что так и не узнал, как выглядит то существо из мешка. Будто не досмотрел интересный и необычный ужастик из-за внезапно отключенного электричества. Нелепый сон: слова какие-то неправильные, существа очень уж нелепые. Но последние секунды, этот мешок... Ведь наяву, в полуподвальном помещении он видел что-то очень похожее. Только вот не шевелился там никто.
- Переутомился я вчера просто, вот и чушь всякая сниться. Надо отдохнуть сегодня от всего, - пробормотал он себе под нос.
Хотя раньше считал, что продержится без мантры "надо отдохнуть" лет до сорока - пятидесяти. Но предыдущий день и вправду выбивался из обычного размеренного течения жизни. Макс был домашним ребенком, не любил большие компании, предпочитал вечером посидеть с хорошей книжкой, а не пить пиво в ближайшем лесу. С другой стороны, именно привитая родителями с детства жажда знаний, интерес к окружающему привели к развитию в Максиме наблюдательности и любопытства. И теперь он начинал за эти качества потихоньку расплачиваться.
Завтрак был в точности такой же как и десять завтраков в предыдущие дни, обещая не измениться и в последующие. Разнообразность приносили только немудреные новости, преподносимые дедушкой: кто сколько рыбы поймал, кто видел лису поздно вечером возле столовой, какие сегодня ему предстоят испытания воли в виде процедур. Суть не сильно менялась, только слова были разные. Да и сам дедушка не выделялся: невысокий, худощавый, с короткими седыми волосами, с потемневшей с возрастом сморщенной кожей лица, с натруженными руками. Обычный человек, всю жизнь зарабатывавший на это право - съездить раз в год с любимым внуком в санаторий. Внук его внешне тоже не выделялся. Среднего роста, русый, подтянутый. Спорт его не ужасал, но и фанатизма проявлено не было. Такие вот рядовые люди.
А ситуация начинала проявляться не очень рядовая, побуждая людей проявлять скрытые прежде качества, заставляя что-то делать. Макс был не из тех представителей рода человеческого, которые спокойно сидят с книжкой, когда рядом цветет манящая тайна. Такие тайны, правда, зачастую оказываются цветами на кактусах со здоровенными колючками. Но оставлять все под завесой тайны Максим не намеревался. И сразу после ужина продолжение отдыха было отвергнуто, фонарик и нож нашли свое место в карманах плотной куртки, на ноги были одеты тяжелые туристические ботинки. Впереди предполагалось приключение и, возможно, вовсе не тривиальное.
* * *
Внизу царила все такая же гнетущая тишина, заставляющая вспоминать рассказы и повести о Конане, могучем воине из мифической страны. Он постоянно сражался с древними монстрами и злыми магами, неизменно повергая их в прах. Только вот у Максима такой непоколебимой уверенности в себе не было, как и невероятной силы варвара. А развитое за годы чтения воображение услужливо, но так не вовремя подбрасывало в топку страха все новые и новые образы, заставляя все нервы трепетать. Не самое лучшее состояние для человека, решившего побродить по темному подвалу, заполненному разнообразными, но ненужными теперь изделиями рук человеческих. Шепот шарахающихся шуршащих шагов казался ураганной силы звуком, дыхание напоминало взрывы при извержении вулкана, тонкий луч небольшого фонарика лишь сгущал тьму вокруг. Иногда он выхватывал из нее потеки влаги на стенах, фрагменты загромождавших все вокруг предметов, куски труб под потолком. Периодически раздавался приближающийся глухой стук, при ближайшем рассмотрении оказывающийся звуком падающей из прохудившегося водопровода на полиэтиленовую пленку воды. Максим медленно шел по следам Лены и размышлял о том, кто же ее все-таки утащил. Или же то пятно было просто порождением его излишне бурной фантазии? Парню очень хотелось этого, он прямо таки жаждал поскорее осмотреть все помещение и уйти наверх, навстречу солнцу и живым людям, оставив всю эту пыльную темноту и жуткие фантазии. Ведь из-за каждого угла высовывалось жуткое рыло горгульи, тихо нашептывающей о весьма неприятном будущем. И каждый раз, моргнув, Максим убеждался в иллюзорности своих страхов и, встрепенувшись, собирался уже повернуть обратно. Но любопытство и страх потерять эту тайну гнали его вперед и он шел тщательно осматривая каждый угол. Горгульи отступали перед человеческой волей, возвращались в свои готические соборы. Темнота же не рассеивалась, продолжая сжимать свои незримые объятия.
Склад был разделен перегородками, чаще всего из тонких бетонных плит, выщербленных и грязно-серых от времени. Дверные проемы были широкие, рассчитанные на протаскивание через них крупногабаритных вещей. Следующее помещение на первый взгляд от предыдущих не отличалось: те же груды старых ящиков, прикрытых полиэтиленовой дырявой пленкой. Макс вспомнил, как его дед на даче такой же укутывал грядки с непонятными для внука целями. Сам он думал, что помидору или огурцу, наверно, не очень нравится, когда доступ к кислороду и свету ему перекрыт старой грязной пленкой. За воспоминаниями возникло тревожащее чувство неправильности окружающего, столь часто навещающее его в последнее время. Что же такое? Все предыдущие комнаты оставляли впечатление древних гробниц из-за обилия пыли, тут же ее не было и в помине. Зато были на стенах подозрительные бурые потеки. Декорации к фильму ужасов кажутся невинными и милыми, когда попадаешь в такое помещение. Разные стороны экрана... Потеки при ближайшем рассмотрении оказались не кровью, а чем-то непонятным, но не менее неприятным от этого. Крови и не должно быть на стенах подвала приличного санатория, причем подвала прорытого не так давно, вовсе не двести лет назад, когда строилась усадьба. Но и таких следов быть не должно, кто тут мог пачкать стены? Из дальнего угла донесся тихий шорох, а затем смех. Нет, смех вовсе не наводил на мысли о Мефистофеле, всего лишь тихий старческий смех. Даже не совсем старческий, но почему-то наводящий на мысли о чем-то древнем, как ювенальный океан. Максим медленно отступал от стены, продолжая светить на потеки. Издали они выглядели уже более осмысленно, постепенно складываясь в какое-то слово. Вздрогнув, он прочитал на стене: "Уходи...". За спиной что-то стремительно прошуршало из одного угла в другой. За небольшим пятном света темнота была только гуще и в этой темноте раздавались шорохи и тихое невнятное бормотание, складывающееся в не менее непонятные слова. Что-то проскользнуло по ногам, страх плотным кольцом обхватил горло, не давая закричать, не давая дышать свободно, выпуская только сдавленный хрип. Посветив под ноги, он увидел черный полиэтиленовый мешок, пустой, но, казалось, сохранивший очертания того, что в нем было так недавно. Шорох и бормотание теперь стихли, но источнику их деваться было некуда. Это была последняя комната в анфиладе подвальных помещений, а сквозь дверной проем никто не проходил, каким-то шестым чувством Макс это чувствовал.
Сейчас ярко вспомнился случай из раннего детства. На даче с мальчишками из соседних домов шестилетний Максимка уговорился пойти ночью на лесную поляну, лежащую в километре от их домов вглубь леса, начинавшегося сразу за оградой. Спустившись с маленьким фонариком, в половину того, что он сжимал в потной руке сейчас, на первый этаж по скрипучей лестнице, замирая при малейшем шорохе, мальчишка вышел на крыльцо. Ночь была пасмурная и потому особенно темная. Лучик слабого фонарика выхватывал только отдельные детали вроде куска жасминового куста или отдельный кабачок. Друзья его должны были ждать близ задней калитки, за небольшим шатким мостиком, перекинутым через канаву, в которую крайне нежелательно было сваливаться из-за свирепых и кровожадных пиявок. Но крошечный пятачок вытоптанной земли был пуст. И пока растерянный ребенок елозил лучиком фонаря по кустам, зловеще нависающим над ним, напоминая корявые лапы сказочных чудищ, один из его друзей подкрался и схватил его за ногу. От пронзительного вопля сразу в трех окрестных домах зажегся свет, а потом люди выбежали на улицу. Досталось тогда крупно всем, и несчастному перепуганному Максиму, и его непредусмотрительным друзьям. С тех пор остался дикий страх, что кто-то подкрадется из-за пределов освещенного узкого коридора и схватит за ногу.
Все еще с трудом преодолевая сопротивление легких, Максим освещал поочередно все углы, не сходя со своего места возле двери. Но все закоулки, которые видны были отсюда, оказались пусты. Нащупав в кармане нож, он отстегнул ремешок, удерживающий лезвие в ножнах, но пока решил не доставать его. Как это не удивительно, но его еще волновала мысль о том, как он будет выглядеть с фонарем в одной руке, охотничьим ножом в другой, идя крадучись по темному подвалу. За ящиками слева на полу лежал рулон пленки, неинтересно. Справа не было ничего, только голый бетонный пол. Еще метров шесть и ему предстояло упереться в дальнюю стену, а ничего необычного обнаружено пока не было. Страх неприятными мурашками, будто стайка тараканов, полз по позвоночнику. Кожа на затылке натянулась, будто стремясь открыть тот третий глаз, что сохранился на Земле лишь у пресмыкающегося гаттерии. В ушах медленно нарастал звон, будто нервы обрели свои голоса, тонкие и противно звенящие. За очередными штабелями чего-то укрытого пленкой не было обнаружено ничего. Оставались только самые дальние углы. Повернувшись сначала влево, Максим физически ощутил, что на него кто-то смотрит практически в упор, не мигая. Освещенный участок был пуст, осталось только обернуться. Медленно, будто увязая в бочке с чем-то липким и маслянистым, луч перемещался по стене. Было такое чувство, как будто спишь, уткнувшись носом в старую пыльную подушку, видишь кошмар, но нет сил проснуться. Постепенно пятно света выхватило из темноты искомое. Описания внешнего вида ни о чем не говорят. Что толку от знания количества лапок у тарантула или об отвратительном запахе раффлезии, если нет собственных впечатлений? Максим не составил себе картинки в целом, в памяти отложились лишь отдельные черты: буровато-серая покрытая струпьями и множество ранок, в которых что-то шевелилось, кожа; утопленные в неестественно глубоких, будто норы, глазницах болотно-зеленые глаза; плоский, вытянутый назад череп; овальное отверстие на месте носа и рта, лишенное губ, сочащееся гноем... Тело существа осталось в темноте.
Оно издало утробный звук, напомнивший тот, что издает болотная жижа, когда медленно проваливаешься туда. Максим зачарованно смотрел ему в глаза, медленно сходя с ума. Так в кошмарном сне ты осознаешь, что все происходящее нереально, но отчаянно стремишься проснуться. И не можешь. Это существо начало медленно двигаться в его сторону, продолжая глухо причмокивать, подволакивая задние конечности, отвратительно скрежещущие по бетону. В воздухе запахло тухнущей на ярком солнце в штиль груды рыбы. Резко вздрогнув, внезапно попавший в ночной кошмар парень неуклюже метнул нож, услышав глухой звук. Черт, попал рукоятью! Отбросив все сомнения, Макс понесся к выходу, оставив за спиной квинтэссенцию мерзости. Во всех углах теперь ему чудилось неясное шевеление, отовсюду к нему тянулись щупальца, стремясь остановить и высосать внутренности. Не помня себя, он птицей пролетел сквозь все также открытое окно и побежал в сторону парка. На бьющие по лицу ветви он не обращал внимания, хотелось только побыстрее как можно дальше оказаться от найденного. Но судьба редко бывает благосклонна к тем, кто столь резво передвигается по лесу в темноте. Зацепившись за корень, он исполнил в воздухе немыслимый кульбит и упал. Больше Макс не шевелился.
* * *
Пробуждение было крайне неприятным: во рту ночью паслось стадо небольших гиппопотамов, на зубах налипла мерзкая гадость, уши и нос заложило, все кости ломило. Будто не на мягкой подстилке из начинавшей опадать листвы поспал, а в бетономешалке! Макс с протяжным стоном сел и беспомощно огляделся, пытаясь вспомнить, как же он здесь оказался. Тем временем деловитые муравьи проложили себе новую тропку, проходящую непосредственно по его коленям. Постепенно в мозгу вырисовывалась картина вчерашнего вечера, вовсе не добавляющая оптимизма. Утро смутно напоминало подобные начала дня, но после весьма душевных пьянок, всегда требующих разбора полетов. Но тут не с кем было посоветоваться и выяснить правдивость произошедшего. Теперь его мучила дилемма: вроде бы и нужно пойти в подвал и выяснить все до конца, чтобы не оставлять позади такого страха, но было очень страшно. Лучшим вариантом казалось временное помрачение рассудка, вызванное, к примеру, какими-нибудь газами... Хотя нет, вряд ли в подвале санатория кто-то будет хранить психотропные вещества. А голова продолжала раскалываться. Пошатываясь и хватаясь за стволы деревьев, Максим добрел до реки и слегка привел себя в порядок. Умывшись, он с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух, насыщенный влагой и свежестью. В воде отражались бегущие по небу облака, близ берега плескалась рыба, легонько колыхался тростник. Слабо, практически на грани притупленного сейчас обоняния, чувствовался запах гари. Причем доносил его ветерок со стороны корпусов санатория, что очень странно. Немного более твердыми шагами стал он продвигаться к месту своего временного обитания. Люди пока на пути не встречались, да и солнце еще невысоко поднялось. Поскольку часы все пришли в негодность, время можно было определить только примерно - было около половины шестого. Только вдали, на берегу реки красным пятном вырисовывалась кепка рыбака. А вот и корпус, где вчера он такого страха натерпелся! Только вся нижняя часть здания из розоватой стала угольно-черной, обгоревшей. На траве валялись осколки стекол, лопнувших от жара. За ограждением из красно-белой ленты дремал пожилой охранник. Видимо, в его задачи входило не пускать излишне любопытных к зданию. Приглядевшись, Максим узнал в нем Аркадия Петровича и, вспомнив свой недавний сон, счел за лучшее пойти сразу в номер и лечь спать. Выяснить все про пожар можно и потом. Проснулся он только в час дня от громкого стука в дверь.
* * *
- Максим, открой дверь! Да что с тобой такое приключилось?! - под барабанную дробь Максим вынырнул из черного забытья, не сразу узнав голос деда.
- Ммм, сейчас, подожди секунду, дедуль! - с трудом встав, он открыл дверь. Дедушка в изумлении смотрел на него, будто в первый раз увидев.
- Ты что это, внук, пил всю ночь горькую? В зеркало на себя не смотрел? - за первой волной гнева проснулись воспоминания о бурной молодости и, вместе с ними, жалость. - Пойдем, я тебе цитрамона дам, через полчаса будешь в строю. Все-таки не надо пить, если не умеешь.
- Хорошо, постараюсь запомнить этот урок,- слабо улыбнулся страдалец, решив не посвящать деда в более чем странную правду.
Процесс возвращения к жизни прошел успешно, скоро моргание уже не приносило немыслимых мук. И даже голова стала вести себя почти прилично. Но от обеда тем не менее Максим отказался, предпочтя сходить в магазин за парой бутылок кефира и финскими галетами, что вызвало весьма уважительный отзыв дедушки о мудрости внука. Мало-помалу Макс смог привести себя в то состояние, в котором уже смотришь на себя в зеркало без ужаса и можешь выйти на люди не одевая темные очки в пол-лица. И, поужинав пшенной кашей со слабо заваренным чаем, он решил выйти совершить вечерний променад. "Променадом" в санатории называли довольно длинную дорожку с набережной, идущую вдоль реки. Там можно было и посидеть на лавочках, глядя на воду и проходящих мимо людей, и походить, став предметом наблюдений. А еще по ней было весьма популярно среди отдыхающих средних лет бегать по утрам и перед сном. Так что Максим был далеко не в одиночестве, и это его радовало - думать не приходилось ни о чем, можно было просто смотреть и слушать. Уворачиваясь от проносившихся мимо крупных мужчин, он шел и вслушивался непроизвольно в разговоры. В основном народ толковал о произошедшем пожаре. Дескать: халатность администрации, хранившей слишком много легковоспламенимых веществ в одном месте; произошедшая утечка газа, которого вообще не было в санатории (нельзя же такому риску подвергать памятник архитектуры). Причины придумывались разные, но все сходились в одном - само бы все не загорелось. Значит, кому-то надо было бросить в подвал минимум спичку. Экстремизмом попахивает это дело... Услышанное осело в глубинах максовой памяти, но проанализировано Максимом не было. Его решительно выхватила из небольшой кучки ползущих по дорожке отдыхающих и повлекла за собой по боковой дорожке девушка. Осознав резкую перемену в направлении, Макс заинтересовался и пригляделся к похитительнице: миниатюрная, стройная, правильные тонкие черты лица, красивые большие голубые глаза, без излишней худобы, с короткими - еле-еле достающими до плеч - каштановыми волосами, в джинсах и кофте с длинным рукавом. Он вспомнил, что периодически видел ее в столовой и на водных процедурах, но ни разу не разговаривал. И с ее стороны прежде не замечал особого стремления к общению с ним. Но факт резкого появления этого стремления был неоспорим. Поэтому завязался разговор:
- О прелестная дева, куда ты влечешь меня? Я даже не знаю, что мне говорить. Меня раньше девушки столь решительно не похищали. Они меня в принципе не похищали, я для них слишком тихий и застенчивый. Какую-то я чушь нести начинаю, - все это сопровождалось выразительными жестами, призванными несколько замедлить движение, отвлекая девушку от исполнения роли буксира.
- Давай мы не будем общаться в стиле "1000 и 1 ночи"? Зовут меня Марина, тебя, насколько я знаю, Максим. Нам надо уйти подальше от мест прогулок отдыхающих, есть у меня к тебе разговор. И ни к чему его слушать кому бы то ни было еще, - решительный вид дополнился решительным и не терпящим возражений тоном.
- Хорошо, буду говорить по-человечески. И я действительно Максим. Не могу сказать, что такой способ знакомства очень приятен, но буду рад тебе помочь чем могу. Только давай не будем слишком увлекаться игрой в шпионов, ладно? - вот у него уверенности и твердости в голосе не было. Максим не слишком любил непредвиденные обстоятельства и неожиданные знакомства. Они выбивали его из колеи, и так удаляющейся от него в последние два дня.
- Пожалуй, не будем. Пойдем вот на эту полянку, сюда никто не догадается заглянуть, - "эта полянка" находилась за такими зарослями крапивы, что никто туда точно не мог забрести. Только Максим с Мариной, основательно обезопасившиеся от ревматизма, добрались до нее.
Полянка была небольшой и заросшей уже основательно пожухшей колкой травой. Сидеть можно было только на земле, тут потребовалось приложить все искусство естествоиспытателей, дабы не сесть на муравейник. Окружали полянку преимущественно ясени и клены, между стволами которых ютились кусты орешника и лесной жимолости. Было еще довольно светло и поэтому место не утратило до конца своей уютности и очарования. Единственно, пришлось потрудиться при вытаптывании себе места для сидения. Иначе выражение "как на иголках" обретало самый буквальный смысл. И вот на этой уютной полянке должен был состоятся некий очень таинственный разговор. Опять что-то странное начинало твориться вокруг...
- Я видела тебя вчера, когда ты выбирался из подвала. Ты хоть понимаешь, что ты там потревожил? Я дольше тебя здесь пробыла, да и отдыхаю тут не в первый раз. Еще в прошлом году никаких ужасов не творилось - был самый обыкновенный санаторий, выделяющийся только собственно усадьбой. Контингент как везде, вполне обычный поселок, где живут работники, заурядная деревенька вблизи. Тихое, спокойное место было, тут действительно люди отдыхали от городских забот. А в этом году я приехала и не узнала местных людей. Ты не заметил конечно - привык к стрессу в большом городе. Но ведь здесь люди должны быть немного другими. Те же руки-ноги, туловище и голова, но поведение и мировоззрение другие. Приехав сюда две недели назад, я увидела, что они стали напряженнее, будто что-то постоянно гонит их куда-то, заставляет шевелиться быстрее, есть меньше и спать беспокойнее. Ты не удивляйся такой проницательности моей, я ведь социолог. И специализируюсь как раз по проблемам сельского населения.
- Так, то есть на меня напала нехилая такая проблема сельского населения? Ты меня не знаешь, я тебя не знаю... Так почему же мы сидим на лесной поляне и треплемся о социологии?! Тут весьма колко и неудобно, нужно что-то более весомое, чтобы удержать меня в сидячем положении.
- Это я проговорила вступление. Поспрашивав всех кого знала, я выяснила, что никто толком причин изменения в настроении и не знает. Просто началось это в апреле и все. На этом мне пришлось успокоиться и попробовать отдыхать как всегда. Получалось это три дня, а потом я, выйдя после завтрака из столовой, увидела заплаканную молодую женщину, которая искала своего маленького сына. Он ночью просто испарился из комнаты. И она ищет его уже третий час, сообщила уже администрации санатория, но пока безуспешно. И они его так и не нашли до сих пор! Что ты на это скажешь?
- Уже интереснее... Мое знакомство с этим подвалом началось с попавшей туда столь же непонятным образом маленькой девчушки. И она тоже была тут только с мамой. Но ты продолжай, я и потом высказаться смогу.
- Вот, мы подходим к самому интересному. Через восемь дней, то есть три дня назад, пропал опять маленький мальчик. Но на этот раз его нашли возле реки, он лежал без сознания, на боку были глубокие порезы. Страшное зрелище - идешь с утра искупаться в речке, а вместо купания получаешь до полусмерти измученного ребенка, окровавленного и всего в грязи. Малыша срочно увезли в больницу, в город. Его маме, как и маме без вести пропавшего мальчика, директор санатория из своего кармана выплатил много денег - вроде в качестве моральной компенсации. Репутацию пытался спасти. Удалось как-то скрыть все подробности от остальных отдыхающих. До них дошли только тревожные слухи, которые они же и опровергли, не желая думать на отдыхе о чем-то негативном. В общем и целом все вернулось на круги своя, замечательно. Никого больше судьба этих детей не взволновала. А мне сказали, что любые возмущенные вопли с моей стороны будут рассматриваться как диффамация и меня привлекут к ответственности. Уж не знаю, как они собирались это сделать, но я поостереглась вмешиваться открыто. Тут такая дирекция, что и закопать могут, если что-то им не понравится. Но попыталась понаблюдать за происходящим здесь сама. До твоего появления из подвала с той девочкой не очень-то и получалось. Я только поняла, что где-то тут орудует маньяк. Но это было бы и ежу понятно, вздумай он пошевелить иголками.
- Все это звучит действительно удручающе, но откуда ты про то существо-то знаешь? И не могла бы ты прояснить ситуацию с пожаром в том самом подвале? Он ведь не сам вспыхнул.
- Я вчера решила понаблюдать за тобой. Пришлось, конечно, постараться - я ведь не профессиональный сыщик. В подвал я за тобой, разумеется, не полезла, но, увидев как ты оттуда вылетел, поняла, что нашел ты там явно не цветочки. Минут пять раздумывала, стоит ли туда лезть, а потом-таки решилась. Отвратительное ощущение испытываешь, когда лезешь в неизвестность, которая к тому же обещает быть весьма страшной. Подойдя к лестнице, я услышала шлепки и сопение, доносившиеся относительно издалека. То есть издающее звуки существо было где-то метрах в тридцати от лестницы. И даже на слух оно не возбуждало симпатии к себе. Человек такие звуки не издает, да и животные, которых я знаю, тоже. Весь подвал, судя по длине корпуса, тянется метров на пятьдесят. Я по лестнице-то спустилась, но дальше идти совсем не тянуло. Ты может быть заметил канистры литров по тридцать непонятного назначения возле лестницы?
- Если честно - не помню. Я там был всего два раза и каждый из них заставлял сосредоточиться явно не на канистрах, бочках и чем бы то ни было еще. Меня интересовало нечто живое. Вот я и нашел сначала девочку, а потом нечто мерзкое. А канистры не нашел.
- Но они там были. И в них оказалось машинное масло, а в двух даже мазут. Уж не знаю, кому в голову взбрело хранить их в простом подвале, но они, повторюсь, там были... - девушка несколько нервно оглянулась. Видимо не хотела узреть поблизости чьи-то слишком любопытные уши.
- То есть ты разлила масло и мазут и подожгла?... - шепотом осведомился Макс, тоже нервно озираясь. Его слегка начало напрягать общество девушки, способной на столь неординарные поступки.
- Да, я подумала, что лучше сжечь то, что тебя испугало. Как-то ты не производишь впечатления человека, убегающего от теней. И уши мои мне твердили, что лучше с тем, кто там в глубине подвала беснуется не сталкиваться.
- Ты меня извини, но ты сумасшедшая. Нормальной девушке такое и в голову бы не пришло. Я пойду, - Максим начал приготовления к сложному процессу извлечения себя из травы.
- Пожалуйста, посиди еще две минуты! Ты думаешь мне не страшно? Вспомни того ребенка! И вспомни то, что ты там увидел... Между прочим, я о нем так ничего и не узнала, - Марина умоляюще смотрела своими очами прямо в душу слегка остолбеневшего парня. И он поддался чарам, естественно.
- Представь себе смесь Голлума, жабы и кровососа. Полученное умножь на десять и получится оно. Я не умею описывать, ты уж извини. Но выглядело и воняло оно воистину мерзко, - он непроизвольно поежился и придвинулся ближе к девушке. Та уже не выглядела решительной амазонкой, похоже, что фантазия сработала в верном направлении и из данных компонентов получилась не забавная зверушка, а противный монстр.
- Но оно теперь сгорело, мы можем больше не думать об ужасах. Главное, чтобы меня не заподозрили в поджоге.
- Это верно... Пойдем-ка в корпус, уже темнеет быстро. "Ночь пройдет, наступит утро ясное...", - продекламировав, Максим встал и подал руку девушке.
Рука об руку они пошли по темной тропинке мимо древних дубов и кленов к временному пристанищу. Максим уже не думал об ужасах, монстрах и древних проклятиях. Да и Марину эти темы завлекали не больше. Молодые люди тянулись друг к другу, общая тайна только усиливала влечение. Тьма, казалось, отступила во вчерашний день, уже поглощенный лангольерами. Но на самом деле придуманные мастером ужасов прожорливые монстры не существуют, а тьма никогда не уходит навсегда. Она возвращается к нам каждую ночь, прижимая своей лик к окнам домов и мечтая о дне, когда солнце погаснет на небе и в душе каждого человека. И воцариться ее вечное царство, раскинутое между звездами...
* * *
Утро выдалось не очень погожим, скорее пасмурным и неприветливым. Солнце через тучки проглядывало, но как-то неохотно, будто вид кутавшихся в свитера и куртки людей раздражал его. Поверхность реки покрыла легкая рябь, склонившиеся над ней ивы тревожно шелестели на ветру. В траве прошелестел ежик, далеко забравшийся от своего родного леса. Птицы притихли, но можно было заметить изящные силуэты между деревьев и над водой, изредка мелькавшие и вновь исчезающие где-то в чаще леса. Вся природа словно притаилась, пережидая непогоду. Редкие блики солнца на воде оживляли посеревший пейзаж. Отдыхающих почти не было видно, за исключением рыбака в красной кепке, с завидным упорством строившего свои коварные планы в отношении рыбы. Иногда из бегущих по небу сизых клочьев ваты сыпались мелкие противные дождинки, вкупе с ветром заставляющие рискнувших выйти на улицу чихать. Максим с Маришей сидели на бережку реки, смутно осознавая, что в песне погода была получше и кемарившим пескарикам сейчас совсем неуютно. Скорее всего, они не кемарят, а активно стараются разогреться ловлей насекомых. Но это были отвлеченные размышления. На самом же деле их интересовала совсем другая проблема:
- Знаешь, я сегодня ночью опять видел странный сон. У меня ощущение, что он был вовсе не так далек от реальности, как обычно бывает. И он практически в точности повторил сон, который я видел позавчера.
- Что за сон? Ты не забывай, что мы знакомы чуть дольше полусуток, - Марина задумчиво смотрела на серые барашки на воде.
- Если вкратце, то я был в местной деревне, что за задними воротами. Мрачно, пусто, все серое. И только в крайнем доме слышался скрежет. Я переместился к нему, и ко мне вышла живущая там старушка, во сне превратившаяся в ракообразного монстра. А потом к ней присоединился и ее муж. Они дали мне задание - привести их внука в деревню, а то он слишком "загулялся" в санатории. Старуха начала доставать из-за спины черный полиэтиленовый мешок, но тут я проснулся. Сегодня место действия и монстры выглядели так же, но теперь они сказали мне, что ты совершила ужасную ошибку. Все кто сейчас отдыхает и работает тут, должны умереть. Нас же с тобой те создания заберут к себе. В общем и целом сны странные, - неопределенно взмахнув рукой, Макс угрюмо уставился в землю.
- Да брось ты! Ты просто перенервничал, вот теперь кошмары и сняться. Пусть даже они идентичные, это не становится поводом для депрессии. Пара-тройка дней пройдет, и ты забудешь о них, - Марину такое доверие ко снам удивляло, слишком она была прагматична.
- Далеко не все так просто. Я вот верю в вещие сны, однажды я даже видел такой. Он был, правда, весьма банален: просто приснилось, что девчонка согласится сходить со мной в кино. Ну, она действительно согласилась. Ты смейся, это разумно после моих слов. Но сейчас предчувствие беды гораздо сильнее, чем тогда предчувствие успеха, - на миг лицо Максима осветила улыбка, но последние слова начисто ее стерли.
- Если хочешь, можно просто сходить в эту деревню после обеда и все. Увидишь, все страхи твои развеются, станешь спокойнее и жизнерадостнее.
- Идея неплохая, тогда через полчаса после обеда собираемся около "променада" и идем.
К обеду погода окончательно испортилась, теперь уже все небо покрыли свинцово-серые тучи, тяжким грузом нависая над головами, ежесекундно грозя прорваться и разразиться ливнем. Все жались по номерам, поближе к теплым пледам и чайникам. Весь корпус горел теплыми желто-оранжевыми прямоугольниками окон, за которыми, как пчелы в улье, обитали люди. Эти ячейки выглядели маленькими бастионами тепла и уюта, защищающимися от сил природы, угрожающе хмурившихся снаружи. Деревья жалобно скрипели, сгибаясь под порывами безжалостного ветра. Вся живность попряталась по дуплам и норам, не желая быть застигнутой грозой. Трава, которую по каким-то соображениям оставили нескошенной, волновалась на ветру, напоминая покрытое водорослями море. Древнегреческие боги выглядели довольно уныло, и даже громовержец Зевс не стал грозным и властным в ожидании разгула стихии. Волнение на реке приближалось к размерам маленького локального шторма - волны заливали набережную, обдавая брызгами и без того уже мокрые от мороси скамейки. На дорожках местами уже появились небольшие лужи, перегоняемые ветром с места на место. И живыми существами были только Макс с Мариной, торопливо идущие в сторону задних ворот. Они были экипированы куртками с капюшоном, зонтами, непромокаемыми ботинками и штанами. Выглядело все это так, будто они собрались в поход дня так на два. Впечатление закрепляли рюкзаки, явно наполненные под завязку и палатка, притороченная снизу к рюкзаку Макса.
Объяснение было вполне тривиальным, но само решение удивляло. Ведь люди редко собираются переночевать за пределами уютной комнаты в такую непогоду. Но эти двое ненормальных решили, что такое приключение поможет отвлечься от прочих проблем, заслонив их собой. И теперь их ждал вечер в компании двух банок тушенки, макарон и бутылки мартини. Никакие страшилки не должны были мешать им отдохнуть, как казалось тогда. А пока что они продвигались к деревне, уже виднеющейся с пригорка, поросшего невысокой изрядно потоптанной травой. Все вокруг посерело, ветер все усиливался, сгоняя, казалось, тучи со всего света сюда. Тени пропали, линия горизонта за полем сливалась с небом. Однообразный монохромный мир вводил в тоску, так что Максу захотелось поскорей оказаться в лесу у костра, рядом с яркой оранжевой палаткой. Но сначала нужно было разобраться с той паранойей, которая одолевала его последние часы все сильнее и сильнее.
В будке у ворот никого не было. О стороже напоминала только опрокинутая на пол банка-пепельница. Да мухи все так же лежали на столе, добавляя в картину еще больше неряшливости. В угол задуло несколько опавших кленовых листьев - только они приносили немного оживления в эту серость. Насмотревшись вдоволь, друзья хотели уже идти дальше, но тут начался ливень.
- Замечательно, по закону подлости как всегда вовремя, - Максим сокрушенно примостился на краешке стола, намереваясь переждать кульминацию выливания воды из туч.
- Нам еще повезло, что он не застал нас в поле. Сейчас бы никакие ультрамодные походные куртки нам не помогли. К тому же у нас их и нет, - с этими словами Марина устроилась с удобством на единственном стуле, недовольно заскрипевшем при этом.
Через десять минут торопливый и жадный стук крупных капель по крыше закончился, наступило относительное затишье. С ветром в лицо еще летела мелкая водяная пыль, но она не способна была остановить кого-либо, а тем более Макса с Мариной. Снаружи все окружающее больше и больше становилось похоже на кадры из довоенного кино. Ветер дул порывами, начиная завывать, но только он нарушал тишину. За настежь распахнутыми воротами все было столь же серо и безлюдно. Поверхность вода в пруде была присыпана сдутым со стога сеном, посеревшим от воды. Все окружающее было копией сна, все казалось столь же ирреальным, столь же пугающим. Даже клок шерсти, вяло покачивающийся в луже, был точно таким же. Но столь интересующий Макса дом они прошли первым, и он выглядел столь же пустым, как и все остальные. Деревня будто вымерла. Нет, это не дождь загнал жителей в их дома. Жителей тут просто не было, они ушли. Или просто испарились... Во всяком случае, изыскания Максима и Марины окончились ничем. Обстановка только больше пугала, глубже заталкивала страхи в подсознание, лишая возможности когда-нибудь избавиться от них, грозя превратить их в паранойю.
Стремясь поскорее избавиться от гнетущего впечатления, они покинули зловещую деревню и вернулись на территорию санатория. Найдя в лесу небольшую не заросшую крапивой полянку, друзья расположили на ней свой бивак. Скоро тихое потрескивание сучьев на огне начало успокаивающе действовать на изможденные нервы. Отсветы огня уютно ложились на ярко-оранжевый тент, поставленный над такой же палаткой. Дождик периодически начинал накрапывать, но не мог затушить уже разгоревшийся костер. Так хорошо сидеть большой дружной компанией, с песнями под гитару и умеренным количеством алкоголя. Но Макс с Мариной не думали об этом. Идиллия продлилась до утра...
* * *
Прямо над палаткой раскинул свои ветви чрезвычайно разлапистый дуб, достигший зрелых лет. Листья его уже частью начинали желтеть, медленно зрели желуди на радость местным кабанам. И на ветке, ближе всех других нависавшей над палаткой, устроился птичий квинтет, яростно чирикавший свои народные песни. И немудрено - солнце сияло так, что любая уважающая себя птица в лесу, принарядившись и почистив перышки, пела гимн последним летним дням. У земли было еще холодно из-за росы, густо покрывавшей каждую травинку, но тепло в воздухе уже ощущалось. Все это великолепие заставило Макса со стонами выползти из палатки и начать умываться водой из двухлитровой бутылки из-под кваса. Но едва начав это действо, он призадумался, а потом поелозил ладонями по траве и умылся росой. Угли в костре еще не окончательно отсырели, и от них шло тепло, согревая слегка озябшие максовы конечности.
Скоро и Марина покинула палатку, сонно потягиваясь и благожелательно жмурясь на солнце. Подойдя к Максу, она доверчиво приникла к его плечу и спросила:
- Ну что, теперь вернемся? Можем даже на завтрак успеть.
- Да, пора уже. Дедушку дольше волновать не стоит, к тому же он может мою порцию съесть, если я не приду. Спасибо тебе, ты меня оживила прям, - он не менее доверчиво улыбнулся.
- И тебе. Я ведь тоже вовсе не бесстрашная воительница, разгадывающая невероятно сложные тайны и побеждающая монстров. Тоже хочется тепла и уюта. И ты мне все это смог подарить, - привстав на цыпочки, она чмокнула парня в щеку и пошла складывать палатку. Макс немного призадумался (видимо, ночь прошла уж очень пристойно) и присоединился к ней.
Сборы заняли минут пятнадцать. Помимо палатки и спальников, нужно было еще собрать мусор и окончательно затушить костер. Солнце тем временем продолжало потихоньку нагревать воздух, напоминая о ходе времени. На траве уже лежало несколько опавших листьев, дыхание осени чувствовалось вокруг. Но все же лето пока было сильнее, хотя и готовилось сложить полномочия. И парк был столь же живописен, как и всегда. Ранним утром он обретал особую прелесть, еще не наполненный шумными отдыхающими и работниками, ведущими работы по окультуриванию ландшафта. Громкие разговоры глуховатых пожилых людей, визг и смех маленьких детей, плеск воды, доносящийся от причала, жужжание газонокосилок - все это сильно отвлекает от любования природой. Сейчас же тишину нарушало только пение птиц да приглушенные травой шаги. Даже вечной красной кепки рыбака не было видно. А над головой раскинулся чистый нежно - голубой купол неба, полностью свободный от облаков, маняще-таинственный, но все же родной.
Подойдя к жилому корпусу, друзья простились, условившись встретиться после завтрака у фонтана. Максим вошел в западное крыло, отметив мимоходом неестественную даже для столь раннего часа тишину. Дело близилось к семи часам утра, но ни детских криков, ни возни за дверями номеров не было слышно. Но он был слишком грязен и небрит, чтобы вникать в окружающую обстановку. К тому же последние дни, казалось, канули в Лету. В номере его встретил привычный бардак: насмерть засохшая булочка на холодильнике соседствовала с чехлом от зонта и двумя крышечками от газировки. На полу гордо возлежали кроссовки и тапочки, образуя непреодолимое препятствие на пути в ванную комнату. Покрывало на кровати сбилось и забилось в угол, будто ему угрожают страшной смертью десять бородатых террористов. И посреди всего этого безобразия только стол с лежащим на нем ноутбуком выглядел относительно прилично, да и тот являл собой любопытнейший объект для специалиста по дактилоскопии. Сокрушенно пожав плечами, Макс приступил к утреннему туалету. Потом он повозился с ноутбуком, сосредоточенно отражая атаки операционной системы на свое терпение. А там уже подошло время завтрака.
* * *
В коридорах царила все та же гнетущая тишина, от которой начинался звон в ушах. У Макса возникло ощущение, что он идет по театральным декорациям, и за дверьми, нарисованными на листах фанеры, ничего нет. Даже за дедушкой ему не удалось зайти - никто не отозвался на стук. Теплый персиковый тон обоев и мягкий ковер под ногами оставались все столь же уютными, но поменялся сам воздух. В него высыпали пару мешков тишины с толикой недоуменности и тревоги, с радостью обступивших единственного поблизости человека. Максим постарался пройти сто метров, лежащих между его номером и столовой, как можно быстрее. Как никогда сильно ему захотелось увидеть всех этих милых пожилых людей, нетерпеливо оглядывающихся в поисках официантки, которая в этот момент скорее всего сосредоточенно пытается разобраться в меню, чтобы ничего не перепутать и вместо манной каши не привезти бифштекс. Двери столовой, сделанные из тяжелого мореного дуба, были настежь открыты. На паркете возле них одиноко блестела кем-то оброненная монетка в пять рублей. В самой же столовой царила все та же тишина. К прежним компонентам в воздухе примешивалась тревога уже в больших долях, и от нее першило в горле. Зайдя в столовую, Макс поразился царящей там пустоте и налету небрежности. Часть скатертей сбилась со столешниц, обнажая дерево, покрытое застаревшим поцарапанным лаком, крошащимся на углах. Один стул лежал в проходе опрокинутый, будто кто-то очень спешил, задевая и круша все на своем пути, когда покидал помещение. В углу сиротливо лежала солонка, за которой тянулся белый след. На ум почему-то сразу пришло слово "стрихнин". Бегло осмотрев первый зал, Макс медленно покинул столовую, пытаясь понять, что же все-таки случилось. Навстречу ему шла Марина:
- Что такое, еще не пускают? Вроде время кормежки уже пришло, - она явно не чувствовала и не замечала перемен.
- Все куда-то пропали. Может, была пожарная тревога или что-то вроде того? Мы пропустили ее, а всех остальных вывели за пределы территории, в поселок? Я не знаю что случилось, но нравится мне тут все меньше и меньше. Я бы походил еще, попытался найти отдыхающих. А потом можно будет уходить в поселок, спрашивать там, что случилось.
- Есть-то как хочется... Ладно, пойдем искать людей. Ну и отдых тут! Почувствуй себя Индианой Джонсом!
- А мне всегда казалось, что девушки очень мало едят. Все о фигуре беспокоятся да о соблюдении диеты, - Макс слегка ехидно покосился на девушку.
- У тебя несколько странные представления о девушках. И это что же, ты считаешь, что я не берегу фигуру? - видно было, что возмущение наигранно, но парень смутился.
- Ладно, не время сейчас. Пойдем в восточное крыло, в западном никого вроде не было. Не ломиться же нам в каждый номер. А если кто и остался, то он должен быть озадачен не меньше нашего.
- Может быть...
Восточное крыло было зеркальным отражением западного, разве что мебель немного другая стояла да обои на стенах были лилово-бирюзовые. Но воздух был более спертый и давящее ощущение усилилось. Вся ехидность и бравада разом покинули друзей, испуг отразился на их лицах. В первых десяти номерах, занимавших коридор до поворота, никого не было. Тишина так испугала Марину, что та стала колотить во все двери подряд, взывая к обитателям. Но тщетно. Максим сам пребывал в растерянности, и успокоить девушку был не в состоянии. Так, рывками передвигаясь от двери к двери, они дошли до поворота. Оттуда веяло легким ветерком, но запахи он нес совсем не приятные. Кто-то из отдыхающих, видимо, оставил какие-то продукты на столе. Или уборщица где-то недоглядела. Дверь второго номера за углом была приоткрыта, сквозняк зарождался именно там. Велев Марине зачем-то держаться сзади, Макс медленно открыл дверь и зашел в номер.
Это был люкс, главным отличием которого было наличие раздельного санузла (причем он не напоминал две клетушки, как в обычных номерах), а также вторая комната. Везде было очень чисто, все санаторские вещи аккуратно лежали на своих местах. Из личных вещей была только небольшая сумка с героями какого-то мультика на ней (у Макса возникло впечатление, что персонажи вырезаны из бумаги) и лежал блокнотный лист на трюмо. На листике аккуратно была написано послание: "Женя, искать нас будешь возле ворот, когда вернешься. Мы срочно уезжаем. Сумку твою собрали".
- Если этот Женя ушел, то почему его сумка здесь? - у Марины недоумение в глазах было уже постоянным. Теперь к нему примешивался страх.
- Может и не ушел, можем его поискать. Чувствую себя персонажем квестовой игрушки. Записки, тайны... Это еще что?
Со стороны ванной доносился слабый, хнычущий детский голос. Все слова различить было невозможно, понятно было только "помогите". Слова сменились тихим плачем. Максим остолбенел, вспоминая, что скрывается за детским плачем в тишине во всяческих фильмах ужасов, а Марину материнский инстинкт заставил броситься на помощь ребенку. Рванув на себя дверь ванной, она сначала замерла на миг, а потом отшатнулась и медленно сползла по стене, прижав руки ко рту. Мерзкое жужжание наполнило воздух - целая туча мух роилась возле открытой двери. Зловоние было столь сильно, что дышать возможно было только через ткань. Медленно приближаясь к двери, Макс настраивался увидеть самое худшее - труп ребенка и мобильник, на котором включена запись последних минут жизни бедного малыша (иначе как они услышали бы его голос?). Искатель приключений осторожно заглянул в помещение, закрыв рот и нос футболкой. В первый момент он не понял ничего, а потом замер. Трупа ребенка не было, но под раковиной лежала его голова. Обыкновенная голова: нос, рот, уши, глаза, кучерявые волосы. На лице том были написаны ужас и боль, заставляя вспомнить полотна Босха. Веки медленно, дрожа поднялись: "Помогите мне, пожалуйста. Очень больно". От места, где оканчивался обрубок шеи, под ванну тянулась толстая розовая жила, медленно пульсируя в такт ударам человеческого сердца. В ней виднелись темные сгустки, поверхность покрывала тонкая сеть прожилок. Под ванной что-то тоже пульсировало и источало невообразимую вонь. Бывшее столь недавно мальчиком по имени Женя существо прошептало: "Уберите это от меня, уберите...", - и медленно закрыло глаза. Пульсация медленно затухала, прекращаясь. Все еще зажимая рот и нос тканью, Максим выволок другой рукой Марину из номера. Несчастная девушка задыхалась, хрипя. После этого испытания она выглядела так, что нельзя было поверить в ее решительность, столь поразившую Макса так недавно. Прошло минут двадцать, прежде чем они смогли продолжить свои поиски. Но теперь за каждым углом, в каждом номере им мерещились подобные ужасы, заставляя покрываться испариной и дрожать.
Первый этаж не преподнес им больше пугающих сюрпризов, продолжая давить только пустотой и ощущением безысходности. На ум приходили слова "психологическая атака", но это казалось чем-то из области научной фантастики. Тут же был сюрреалистический кошмар. В холле второго этажа температура резко подскочила, жаркий воздух иссушал легкие, будто где-то поблизости открыли заслонку исполинской печи. Интерьер дополняла бывшая когда-то очень изящной женская рука, лежащая посреди ковра. Пальцы судорожно впивались в ворс, кожа обгорела до черной корки. В воздухе стояла причудливая смесь запаха горелой плоти и начинающей тлеть бумаги. Обои и правда начинали отставать от стен, сворачиваясь по краям от жара. Стараясь не смотреть на руку, они проскочили через весь холл как можно быстрее. В коридоре было гораздо прохладнее, но спокойствия и отдохновения прохлада не принесла. Шевеление на ковре сначала осталось почти незамеченным - они смотрели вперед, а не под ноги. Потом же, заметив что-то неладное, они опустили глаза и увидели глаз, смотрящий на них с верхней части бедра. Просто нога, на которой был гигантский, с красными прожилками желтый глаз, буквально воткнувшийся взором в оторопевших людей. Нога была толстая, короткая, но явно женская. Извиваясь подобно змее, она стала приближаться к друзьям. Вскрикнув от отвращения, Макс рефлекторно дернулся, пнув в орган зрения это отвратительное создание. С отвратительным треском глаз лопнул, обдав желтым гноем кроссовки и штаны смельчака. Конвульсивно дернувшись пару раз, исчадие замерло навсегда. Марина осторожно обошла это, но в глазах помимо ужаса отразился некий интерес к происходящему. Девушка начинала привыкать к экстраординарным событиям, происходящим с ней и ее приобретенным в столь необычных обстоятельствах другом. Поддерживая друг друга, они пошли дальше, несколько успокоившись от сознания, что могут уничтожать хоть что-то из этих кошмаров. Коридор был залит светом из больших окон, лежавших по правую руку. Но мир за ними будто потерял одно измерение, стал двухмерным и недостижимым. Осталось только это здание и неизвестно, сколько еще нужно было испытать, чтобы из него выбраться в здравом уме. До поворота все номера были закрыты, никаких звуков не раздавалось, и только пылинки кружились в столбах света.
За углом же все было не столь спокойно: тишину нарушал равномерный скрип, негромкий, но сильно режущий слух. На подоконнике сиротливо примостились два детских башмачка, явно неуместные в такой обстановке. Дверь одного из номеров висела на одной петле и была изрядно поцарапана, будто по ней били чем-то тяжелым и твердым. Опасливо заглянув внутрь, они увидели тело, медленно раскачивающееся там, где когда-то висела люстра. При жизни это был довольно крупный и представительный мужчина, сейчас же одежда на нем была порвана, лицо в ссадинах и кровоподтеках. С кончиков пальцев на ковер до сих пор капала кровь - ногти были жестоко изломаны, некоторые даже вырваны с корнем. "Не могу выйти. Все двери и окна будто замурованы. Но уж душу-то они не удержат!" - эти слова были написаны синим маркером на обоях. Действительно, ручки на окнах были вырваны, все рамы покрывали вмятины, стекла валялись на полу, густо усыпая ковер. Но воздух почему-то не входил в комнату, будто на его пути было препятствие.
- Пойдем отсюда, а то и нас замуруют, - Марина потянула Макса за руку, торопясь покинуть напоминавшую усыпальницу комнату.
Как только они вышли в коридор, за их спинами раздался глухой стук - тело сорвалось с провода. Оглянувшись через плечо, Макс увидел, что оно лежит на ковре, простирая руки к двери. И он мог поклясться, что остекленевшие глаза медленно открылись, а пальцы на руках слегка дернулись, будто желая подтянуть тело к двери. Но Марина настойчиво влекла Макса к лестнице в дальнем конце этажа. Она не намеревалась продолжать эти блуждания по ставшему вдруг столь далеким от реальности давно знакомому ей месту.
Ее номер находился близко к выходу на улицу, но прежде чем начать собирать самые необходимые вещи, она распахнула настежь окна и убедилась, что воздух проходит свободно, а двери открываются и закрываются как обычно. Максим только стоял в дверях и беспомощно смотрел как девушка, подобно миниатюрному смерчу, носится по комнате и судорожно упихивает вещи в спортивную сумку на длинном ремне и в рюкзак. В последнюю очередь она решила уложить вещи из ванной. Макс бы на них плюнул и уехал, но Марина ведь девушка, значит, не может без всех тех мелочей, позволяющих поддерживать внешность на должном уровне. И даже в стрессовой ситуации она не забыла про различные кремы, шампуни, гели и прочее, неведомое более непритязательным мужчинам. Но из ванной комнаты раздался истошный визг и последовавший за ним грохот. Теперь была очередь Максима бросаться на помощь, и он поспешил в ванную. Полочка со всеми принадлежностями обвалилась и разбилась, пол был скользким от содержимого одной из баночек, тюбик зубной пасты был раздавлен, и по полу тянулась трехцветная змейка. Девушка судорожно сучила ногами по полу, тщетно пытаясь отползти сквозь стену от ванны, в которой кишело множество раков, соединенных между собой какой-то серой субстанцией, смутно напоминавшей густую паутину. Членистоногие перебирались друг через друга, перекусывали друг другу усы и лапы своими мощными клешнями и постоянно старались выбраться. Помещение наполняло резкое щелканье - раки резко подгибали под брюшко свой хвост, пытаясь передвигаться. Эта грязно-зеленая масса выглядела омерзительно и пахла тухлой тиной. Впадать в истерику Максим не стал, а только вытащил Марину из ванной комнаты и плотно закрыл дверь.
- Ну же, успокойся. Это всего лишь безобидные раки, никому они вреда не причинят. Не плачь, милая, пойдем, - он почти бессознательно повторял ласковые слова, осторожно укачивая девушку и поглаживая ее по голове. Постепенно всхлипывания утихли, и они смогли закончить сборы.
Путешествие в западное крыло и сбор вещей прошли гораздо более спокойно. Из необычного им встретилась только пара жирных крыс, но эти существа просто выбрались на поверхность, почувствовав отсутствие людей и возможность поживы. Но, подойдя к главным воротам, друзья обнаружили, что те намертво заварены, а перелезть никак нельзя - сверху очень острые штыри. Через КПП пройти они не решились - приблизившись, они услышали, как что-то тяжелое и неуклюжее ворочается там и сопит. На тот день им хватило знакомств с различными представителями местного нечеловеческого населения, нужен был спокойный и безопасный путь. И они решили пройти через задние ворота, так как такой путь хоть и являлся очень длинным, но был им знаком. Да и в деревне вроде никого больше не было.
* * *
Путь должен был занять у них часа три, так как и задние ворота были далеко от корпуса, и вокруг обходить территорию было целым путешествием в миниатюре. Но они не унывали, радуясь солнцу, теплу и обществу, которое они вместе составили. "Друзья познаются в беде" - эта фраза была для них очень актуальна в тот момент. Солнце светило, деревья и травы вокруг играли все еще свежими красками, хотя и несущими уже признаки будущего увядания. Но отсутствие пения птиц и дуновения ветра настораживало, превращая окружающее в какую-то очень красивую, но лишь картину.
Проходя мимо причала, Максим заметил на другом берегу ребенка, девочку. Он узнал в ней ту самую, которую он еще недавно вызволил из подвала, но окликать ее не стал. Видна была только верхняя часть туловища, от головы до плеч. Остальное было скрыто кустами, из-под корней которых медленно сочился красный ручеек, почти невидимый с такого расстояния. Но заметил он все это на границе восприятия и, после того как он моргнул, картинка рассеялась, не нарушая больше пасторальной идиллии окружающего пейзажа. Весь дальнейший путь был усеян подобными пугающими деталями, видными хоть и углом глаза, но очень четко: вот стая кабанов беззвучно рвет на части пожилого мужчину, подозрительно похожего на дедушку Максима; вдалеке мелькнула девочка, убегающая от накрывающей ее кроваво-серой волны, отдельные взвихрения которой напоминают рыла горгулий; а те кусты вдруг задрожали, будто через них ломиться большой зверь; с кроны дерева, стоящего в метрах ста от дороги на опушке леса взвивается в небо стая летучих мышей с головами пауков. И не только Максим, но и Марина замечала все это, но они не хотели друг друга пугать, думая, что это все галлюцинации, а себя полагая частично помешанными.
У задних ворот ничто не изменилось: все так же облезала с них старая краска, все та же сторожка уныло серела на фоне кустов, и дорога уходила в сторону деревни. И звуки начинали вокруг появляться, развеивая тишину и давая отдых ушам.
- Кажется, только на территории твориться какой-то кошмар, а здесь все прежнее. Природа естественная, ветер дует и радостнее все гораздо, - чувствовалось, что Марина утратила вместе со спокойствием способность нормально изъясняться.
- И не говори. Только мне хочется поскорее добраться до поселка и выяснить, что же произошло. А природные красоты уже осточертели. Я видел все это много раз, - у Макса же прорезался практически беспричинный гнев. Дальше они шли молча.
Деревня уже не выглядела столь покинутой. Нет, на улице было все так же пустынно, но появилось ощущение, что кто-то смотрит в окна и ему не нравятся пришельцы. Видимого движения не было, только неясные шорохи иногда доносились из старых посеревших домов. Солнце уже прошло зенит, близилось самое жаркое время суток. И они стремились поскорее покинуть пыльную деревню, обойти территорию этого странного санатория, а потом и уехать домой. Последний дом остался уже позади, когда они услышали скрежет. Звук шел сзади и был довольно слабым, но отчетливым, будто сквозь толстую подушку слушаешь, как трут две большие ржавые пластины, и он довольно стремительно приближался. В головах у Макса и Марины словно возникли большие куски ваты, резко лишившие их всяческой самостоятельности. Воля их была подчинена кому-то извне, и этот кто-то вовсе не питал добрых намерений по отношению к ним. Их головы медленно повернулись и, тщетно пытаясь вернуть на место самопроизвольно лезущие на лоб глаза, они увидели существо из ночного кошмара. Непостижимым образом Максим понимал, что оно было Аркадием Петровичем, с которым он вполне мило общался, но сейчас это было нечто сочетающее в себе части рака, человека и полипа. Мерзкий розовый нарост на месте рта плотоядно вытягивался в их сторону, и чем ближе он был, тем четче было видно множество игл, выступавших из розовой плоти, благоухавшей тухлой рыбой. Друзья никак не могли овладеть своим телом и только ждали, что с ними сейчас будет. В мыслях они молили лишь об одном - умереть быстро, а не быть превращенными в некое извращенное подобие живых существ, подобно покинутому ребенку в восточном крыле жилого корпуса. Оно двигалось все ближе к ним, беспрестанно со скрежетом открывая и закрывая гигантские ржавые садовые ножницы, лезвия которых были окровавлены. С перекрестья свисало что-то, что навязчиво напоминало им про вскрытия человеческого тела. Безысходность можно было резать на порции и продавать оптом, столько ее было вокруг.
Конец был уже неизбежен, Максим начал осознавать тщетность всех планов на будущее. Так не хотелось умирать молодым! А судьба к тому же извратилась и придумала им крайне неприятную смерть, пришедшую из закоулков подсознания, рождающую полчища мурашек на коже при одной мысли о ней. Отвратительная участь, приговор того, кому неведома жалость, а именно - слепого случая. Можно верить в предопределенность всей человеческой жизни, протянутой во времени подобно струне, по которой мы идем как воздушные гимнасты в цирке, ежесекундно рискуя сорваться. А можно верить в могучий случай, когда самое незначительное решение меняет картину нашего будущего, а решений таких тьма. И будущее неопределенно, постоянно меняется и поддается предсказанию в ничтожном количестве случаев. Ведь человеческая история видела вовсе не так много Нострадамусов. Но в этот раз слепой случай проиграл и обиженно отвратил мерзкую морду свою, обратив свой взор на других несчастных. Максим же с Мариной удивленно обнаружили, внезапно очнувшись, что их смерть возвращается в свое логово на другом конце деревни. Это существо достигло некой границы, за которую не могло преступить. Или же оно по неведомым причинам переменило свои намерения. Так или иначе - влияние на разум и волю исчезло, оставив лишь вялость движений. Друзья медленно продолжили свой путь, взявшись за руки и пытаясь унять дрожь, сотрясающую все тело.
Путь до поселка более не был омрачен никакими мрачными и пугающими событиями. Фатум сжалился над измученными страхом сердцами и дал им немного покоя, дав надежду когда-нибудь убедить себя в том, что произошедшее было всего лишь сном.
* * *
- Ну, вот мы и почти на месте. Видишь, вдали люди ходят, машины ездят. Прямо-таки не вериться, что мы, наконец, сможем пообщаться с нормальными людьми, не думающими о чем-то непонятно-страшном, - от избытка чувств он привлек девушку к себе и крепко обнял. Та с радостью ответила на этот порыв.
- У меня прям даже силы откуда-то появились. Пойдем скорее, нужно сначала найти место для отдыха, а потом уже выясним, что все-таки происходило здесь, в поселке, - широкая улыбка не сходила с милого лица девушки. Перспектива отдыха раздула еле-еле тлевшую в ней искру жизнерадостности, и она прямо-таки засветилась от счастья.
- Пойдем. Думаю, что местные жители не откажут нам в крове. А если и откажут, сможем палатку где-нибудь на отшибе поставить - в кровати отоспимся, уже вернувшись в родной город. Не унывай, теперь мы уже не будем бродить по коридорам всяким, - Максим тоже улыбался, крепко сжимая ладонь девушки, ставшей ему родной. Он о многом подумал на пути в поселок, вырвавшись из клешней смерти. Теперь у него было отчетливое ощущение, что нужно начинать новую жизнь.
Они быстро шагали по направлению к продуктовому магазину - торгово-культурному центру поселка, как это часто бывает в небольших провинциальных поселениях. Пока что на их пути не попадались прохожие, только маячила впереди спина женщины средних лет, толкающей перед собой коляску с ребенком. Подойдя ближе, Макс с Мариной углядели в ее движениях некую неестественность, будто она двигается по заданной программе, механически. Она передвигалась плавно, но во всех действиях была какая-то закономерность, бесконечно повторяемая из раза в раз. На обогнавших ее молодых людей она не обратила ровно никакого внимания, а те решили, что это только свидетельство некой внутренней борьбы, горя, случившегося с матерью. Не желая ее тревожить, они только еще ускорили шаг и направились к группе своих ровесников, кучкой сгрудившихся возле крыльца магазина, обступая сидящих на лавочке товарищей.
- Привет! Ребята, вы не могли бы нам помочь? Мы приехали сюда на отдых, а путевка действительна только с завтрашнего утра. Вы не знаете, кто-нибудь может пустить нас переночевать? - говоря, Максим сделал беспомощный жест руками, свидетельствующий о его смущении и нежелании причинять неудобства.
Но ответом была тишина. Только один паренек из компании, выглядевший значительно младше остальных (на вид ему было лет 13-14), посмотрел на Макса стеклянными глазами. Когда их взгляды пересеклись, лицо пацана исказила гримаса, но она промелькнула, и сразу вернулось прежнее отсутствующее выражение. Все будто были зомбированы, настроены на некую последовательность действий, на однородную поведенческую модель, не допускающую реакции на среду. Максим повторил свой вопрос громче, попытался растормошить кого-то, но толку это не принесло. Марина испуганно сжалась в комочек за максовой спиной, а окружающие люди постепенно превращались в ее глазах в марионеток, безвольных кукол. Только тут кукловод отсутствовал, оставив кукол на попечение механизма вроде шарманки, бесконечно твердящего одно и то же. Теперь они заметили, что и машины ездят по кругу, повторяя свой маршрут, пока не закончится топливо. Это был городок в табакерке, и сложно было сказать, что будет, когда закончится завод. Быть может, все вокруг окончательно замрет и останется в таком виде, пока не истлеет. А может, придет кто-то и посеет семена жизни, но другой, пугающей своей новизной и причиняющей боль людям, неспособным понять и принять ее.
- Да что же это... Куда мы ни идем, везде неладно, везде творятся странные вещи, нигде нет покоя. Похоже, мы пробудили проклятие, довлеющее над всем этим местом - рекой, деревней, санаторием, поселком. Не знаю, что теперь делать, - парень выглядел действительно беспомощно-растерянным. - Подожди, у меня еще есть идея, - Максим сбросил с плеч сумку и рюкзак и подбежал к женщине с коляской, которая только подходила к магазину. Заглянув в коляску, он озадаченно вернулся назад. - Ребенка в коляске нет. Даже не знаю, радоваться ли этому. С одной стороны - маленький ребенок-зомби это ужасно. С другой стороны, куда он мог пропасть? Лучше, наверно, на эту тему не думать.
- И правда, давай лучше не думать, а уезжать отсюда. Мне очень хочется попасть в место, где не будет всяческих странностей. Мне последние дни, чувствую, привили любовь к банальному, приземленному, тривиальному. Называй как хочешь, а все что мне нужно - горячая ванна и большая кружка вкусного крепкого кофе с шоколадкой. Так что пойдем искать какой-нибудь транспорт - к вечеру как раз доберемся до вокзала и, может быть, даже сможем купить билеты и сесть на поезд.
Максим кивнул, и они даже уже собрались выдвигаться в сторону одной из машин на обочине, но их внимание привлек стук, доносящийся от одного из окон пятиэтажки, стоящей возле магазина. Раньше его слышно не было, а предположение, что кто-то из жителей запрограммирован на стук в окно, казалось слишком нелепым. Ведь все остальные вели себя сообразно ежедневным привычкам. Другое дело, что эти привычки теперь выглядели гротескно искаженными, как тля под микроскопом. Поэтому Максим подошел к дому, не обращая внимания на возмущенные оклики Марины, которая была возмущена тем, что ее желания были отодвинуты на второй план. В окне третьего этажа были видны детские лица, испуганные и обрадованные одновременно. Все они были осунувшимися, с кругами под глазами, будто они не спали несколько ночей и голодали. Прикинув, в какой квартире они могут быть, Максим зашел в подъезд и попытался проверить свои предположения. Он позвонил в две двери, не боясь побеспокоить жильцов, и за второй ему ответили.
- Кто вы? Вы можете открыть дверь? У нас есть ключи, но замок почему-то не открывается и окна тоже. Нас тут пятнадцать человек, - дети говорили вразнобой, перебивая друг друга. Но суть удалось уловить в этом гаме.
- Не уверен, что получиться, но я попробую выломать дверь, - с этими словами Макс резко ударил ногой правее замка. Но дверь была сработана из хорошего металла, грамотным мастером поставлена, и держалась она крепко. Навыков взломщика Максим не имел и другого способа открыть запертую дверь без ключа придумать не мог. - Не получается! А окно вы разбить не пробовали?
- Пробовали конечно, но стекла почему-то не бьются. Помогите нам, пожалуйста! Тут страшно и еда у нас заканчивается.
- Как же я вам помогу-то? Не знаю, ребят. Я сейчас схожу за чем-нибудь, что может помочь выломать дверь. Вы подождите, я вернусь, - с этими словами он повернулся и уже ступил на лестницу, когда из-за двери раздались истошные вопли. В детском визге сложно было разобрать отдельные слова, но было понятно, что кто-то зашел в квартиру и сильно их испугал, довел до истерики. Но крики ужаса сменились криками боли. Теперь уже никаких слов не было, только квинтэссенция детских мучений страшным ручейком текла из-под двери, из замочной скважины. И столь тяжко это было, что Максим ринулся вниз по лестнице, зажимая уши руками и стараясь выбросить из головы все мысли, будто укрываясь в коконе из пустоты от того, кто подверг таким мучениям детей. Но он не удержался и, спустившись во двор, посмотрел на то окно: шторы были задернуты, но сквозь щель пробивалось слабое сияние. И издали доносилось тихое пение, наводящее на мысли о духах, собравшихся в полнолуние над могилой. Сознание, вынесшее в последние дни слишком тяжкие испытания, стояло на грани. Действительно, нужно было срочно покидать это место.
Взглядом Максим дал Марине понять, что сейчас не до препирательств и надо срочно искать транспорт. В одной из машин, припаркованных на краю дороги, сидела молодая девушка, механически перелистывающая журнал. Стекла у передних сидений были опущены, ключи обнаружились в бардачке. Про дальнейший путь можно сказать кратко: девушку высаживать не стали, но за пределами поселка она медленно перестала листать журнал, а затем просто привалилась к дверце. Пульс не прощупывался, тело было ледяным и покрытым трупными пятнами, будто она умерла много часов назад. Нехватка бензина была устранена после обнаружения канистры с топливом в багажнике. Восемьдесят километров, отделявших санаторий от ближайшего железнодорожного вокзала, были преодолены за полтора часа.
С билетами тоже не возникло проблем, они даже ехали в отдельном купе. Все будто компенсировало переживания прошедшего дня, располагало к расслаблению. Но Максим не мог уснуть. Глядя на Марину, которая, уткнувшись носом в подушку, тихонько сопела под казенным пледом, он размышлял. Он размышлял о пропавшем дедушке и о том, что ему придется рассказать своим родителям. Он пытался представить себе, что же все-таки случилось с другими отдыхающими и смог ли кто из них спастись от неведомой угрозы. И больше всего занимала его мысль, как дальше жить с подорванной верой в незыблемость окружающего мира, стены которого внезапно растворились в море неизведанного и кошмарного. Раньше мысли о тайнах приводили его к размышлениям о будущих научных открытиях, о полетах в космос. Теперь же его занимала мысль: а такие ли мы единовластные хозяева планеты, или рядом затаились другие, куда более могущественные силы, побеждающие главное оружие человека - его разум. Эти размышления, подобно копоти от свечи, тонким слоем оседали в его сознании, постепенно скрываясь под другими мыслями и переживаниями. Дальнейшая его судьба была связана с Мариной, и жизнь их была мирной и обыденной. Но копоть осталась навсегда.