После обеда у солдата полчаса законного времени на отдых. Старшина подаёт команду 'Разойдись!' и мы расходимся. То есть разбредаемся по прилегающей к казарме территории. Я расстёгиваю курточку х/б, укладываюсь на зелёную травку и подставляю мускулистый торс лучам июньского солнца. Калорийная 'солдатская каша' весело бурлит, перевариваясь в животе, и я в блаженстве закатываю глаза.
Эх, жизнь, братцы, хороша! Что ещё нужно солдату, чтобы достойно встретить дембель?
- Егоров!
Твою мать! Это меня. Кому там на хрен Егоров понадобился? Открываю глаза, вижу радость на лице дневального, обнаружившего объект поиска.
- Ну чё те?
- К командиру роты!
- Бля... Скажи не нашёл.
- Ну да! - возражает дневальный. - Он сказал из-под земли достать.
- Бля...
С неохотой поднимаюсь, привожу в порядок форму одежды и придаю лицу вид 'лихой и придурковатый, чтоб разумением своим не смущать' капитана Копейкина.
Стучу в дверь канцелярии.
- Разрешите, товарищ капитан?
- Заходите по одному!
Заходим.
- Товарищ капитан, рядовой Егоров по вашему приказанию прибыл.
Капитан долго с прищуром на меня смотрит так, будто я стянул у него со стола порножурнал и не признаюсь в этом гнусном воинском преступлении.
- А! Егоров! - восклицает радостно он. Узнал - Ты где, мать твою, бродишь? Я тебя, блядь, днём с фонарём уже полдня ищу. Ты чего пришёл?
- Так вроде вызывали... - растеряно развожу руками и тут же молодцевато козыряю.- Разрешите идти?
- Ага, щас! Сиди, где стоишь!
Капитан Копейкин вновь погружается в раздумье и уже через десять минут хлопает себя по лбу. Вспомнил!
- Егоров, ёптыть, ты где бродишь? Ну-ка мухой в библиотеку! Полдня на тебя дурака потратил! Смотри мне, бля, я тебя научу службу нести, - грозится капитан.
- Так точно! - вытягиваюсь в струнку. - Разрешите выполнять боевой приказ?
- Действуйте!
- Есть!
Вылетаю 'мухой' из канцелярии и вспоминаю, что ротный не сказал к кому и зачем идти в библиотеку. Блин! Но назад не пойду. Копейкин наверняка уже и забыл, что я у него был.
Вообще-то я редактор 'Боевого листка'. Это такая типа стенгазета, в которой я поддерживаю боевой дух бойцов и клеймлю позором нерадивых солдат, список которых мне даёт лично 'его блаародие' капитан Копейкин. Я неплохо рисую, и меня иногда привлекают оформлять стенды в штабе или солдатском клубе. Там, кстати, и находится 'библиотэка', как говорит начальник клуба майор Смирнов. Ещё он не выговаривает букву 'р' и в слове 'арест' ударяет на первый слог.
Так вот, в библиотеке работает прелестная жена прапорщика Руденко. Блондинистая хохлушечка лет тридцати. И, если...
- Гядовой! Вы куда?
Лёгок на помине. Майор Смирнов собственной персоной преграждает мне путь внутрь клуба.
- В библиотэку, товарищ майор, - докладываю и добавляю: - По приказу капитана Копейкина.
- Это вы в моё гапо'гажение!
- В ваше?
Видно, что майор что-то прочитал на моём лице, потому как злорадная ухмылка всплыла на румяном лице.
- Идите за мной, Его'ов!
Ну надо же! Страна знает своих героев!
Поднимаемся на второй этаж и направляемся к кабинету Смирнова. Ну, блин!
Начальник клуба долго и с наслаждением возится в карманах брюк, я уж неладное заподозрил. Но нет, вскоре он извлекает ключ и вставляет в замочную скважину.
- Заходите!
Стою в кабинете, настроение на 'нуле', сами понимаете. Рассматриваю паркет, стулья с облезлым лаком, такой же стол времён Дзержинского.
- Так! - говорит начальник клуба. - Бе'гите кисти, к'гаски и идите в библиотэку. Нужно с'гочно офо'гмить стенд новинок. Ма'гия Семёновна вам все 'гаскажет и покажет.
- 'Газ.... Ой! Разрешите идти?
- Идите. Я п'гове'ю че'гез два часа.
- Есть!
Перед библиотекой снимаю пилотку, поплёвываю на ладонь и привожу в порядок причёску. Стучу и отворяю дверь.
- Разрешите?
- Войдите!
Улыбка медленно сползает с моего лица и скрывается в неизвестном направлении. Прапорщик Руденко - прошу любить и жаловать! Слышу сзади приближающиеся шаги, оборачиваюсь и вижу злорадную морду лица начальника клуба.
- П'гоходите и 'габотайте!
- Егоров, вы проходите, - приглашает Руденко. - Мария Семэнивна зараз будет.
Я с хмурым лицом готовлю стол для работы. Раскладываю краски, кисти...
- Ой, Егоров, вы уже тут? - слышу голосок Марии Семёновной и улыбаюсь. Сколько в этой женщине жизнерадостности!
- Здравия желаю, Мария Семёновна! - говорю.
- Так, товарищ майор, Мыкола, ану гэть отсюда! - распоряжается прелестница. - Не мешайте нам работать! Быстренько, я сказала. Освободите помещение! Давайте, давайте... И не надо строить жалостливые мордочки...
Мужчины, хоть и военные, просьбу красавицы поняли с первого раза. Вусмерть разобиженные покидают помещение библиотеки, подталкивая друг друга к выходу и бросая на меня испепеляющие взгляды. О, как я их понимаю! Мне захотелось показать язык, но я сдержался.
- Ну так!
Дверь наконец закрывается. Мария упирает ручки в бока и, о чём-то соображая, прикусывает нижнюю губу. - Егоров, нужно оформить стенд новинок. Михал Михалыч (это начклуба, он же майор Смирнов) привёз несколько новых книг, ну и вот...
- Понял, - говорю. - Нет проблем. Ща сделаем...
- Вот и молодец! - улыбается Мария, и слегка пухлые щёчки украшают две симметричные ямочки. - Люблю сообразительных мальчиков!
Я расплываюсь в улыбке, принимая комплимент целиком на свой счёт, и моё воображение дорисовывает её 'любовь'. Уф! Краснея, разворачиваю на столе ватманский лист, прикрепляю края кнопками, беру карандаш и приступаю к работе.
Мария уходит за стеллажи, и до меня доносятся напевы какой-то украинской песни. Голос у Марии волшебный. Такой мелодичный, насыщенный и грудной... Кстати, грудь у неё тоже... такая насыщенная, такая... И что она нашла в своём Мыколе? Селянин, каких поискать надо...
Солнце шпарит будьте-нате! В библиотеке жара, не помогают даже открытые окна. Я расстёгиваю три верхних пуговицы, достаю носовой платок (каждый солдат обязан иметь носовой платок, расчёску, две иголки с чёрной и зелёной нитками и прочую дребедень) и вытираю пот.
- Та шо ты паришься? Сними свой китель, - слышу за спиной. - Или стесняешься?
- Я? - спрашиваю фальцетом и, кашлянув, перехожу на тенор: - Я не стеснительный.
Медленно стягиваю курточку х/б и с упоением ловлю её восхищённый взгляд.
- Вот это мышцы! - не сдерживаясь, восклицает она. - Никогда б не подумала, Егоров, шо ты такой накачанный! Можно потрогать?
- Конечно, Мария Семёновна...
- Та яка там Мария Семёновна - просто Мария!
Видел я это кино. Куда там той 'просто Марии' до нашей 'просто Марии'! Это ж две большие... Ой!
Она стоит позади меня, а её теплая ладошка плавно скользит по моим бицепсам, предплечьям и обратно. Сердце, кажется, собирается выпрыгнуть из груди, и я задерживаю дыхание. Вторая ладошка присоединяется к первой, и обследование молодого солдатского тела продолжается в области пресса.
- Да-а, - она вдыхает запах моего пота. - Сплошные мускулы. Ни грамма жира, не то что у моего Мыколы - сало на рёбрышках...
- Стараюсь, - шепчу и поворачиваюсь к ней лицом.
В нетерпении обхватываю её талию и привлекаю к себе...
Она смеётся, а я стою, покрасневший, и чувствую себя дурак дураком. Отвожу глаза и поворачиваюсь к грёбаному ватману. Со злостью втыкаю в него карандаш и ломаю.
- Блин!
- Егоров, ты шо расстроился? - с иронией спрашивает она.
- Да нет. Обрадовался.
- От вредна тётка, да? Обидела такого красивого мальчика! - она продолжает веселиться, а я злиться.
- А не мальчик! - цежу сквозь зубы.
- Ой, та ты шо? - деланно изумляется Мария. - А хто ж ты - девочка? Чи можэ этот... голубой? - прыскает она.
Ну это уже слишком!
Я оборачиваюсь, хватаю Марию и впиваюсь долгим поцелуем в мягкие податливые губы. Через несколько секунд ощущаю ответ на поцелуй и её руки на моих ягодицах. Она притягивает к себе и я задыхаюсь в жарком поцелуе.
Плохо соображая, нервными нетерпеливыми движениями расстёгиваю под маечкой бюстгальтер и хватаю налитую грудь.
- Та нежнее ж ты... дикарь, ей-богу, - шепчет она.
Её руки хозяйничают в моих штанах, умело добираются до стосковавшегося по женской ласке 'младшего брата', так быстро выросшего и возмужавшего, и освобождает его из тесного плена трусов. Она опускается на колени и головка 'брата' исчезает в её влажном рту. Мы задыхаемся от наслаждения и я со стоном запускаю руки в белокурые локоны Марии. Её язычок и губы делают настоящие чудеса, заставляя меня трепетать осенним листиком на ветру. Голова кружится от возбуждения, руки судорожно сжимают волосы Марии и я едва успеваю оттолкнут её голову. Нет, дорогуша, рано. Я хочу ещё и долго...
Мы вновь сливаемся в поцелуе. Я подтягиваю вверх юбочку, запускаю руки под призрачную ткань трусиков и ощущаю под ладонями мягкие ягодицы. Мария отстраняется, и, повернувшись ко мне спиной, упирается в стол. Она оглядывается и смотрит на меня, лукаво улыбаясь. Картина, возникшая перед затуманенным взором, заставляет меня издать звериный рык и кобелем наброситься на податливую суку. Стол безбожно скрипит в такт наших движений, кисти сыплются на пол, но какое мне дело до каких-то кистей?! Мария, сдерживая стон, кусает губы и до белизны костяшек пальцев сжимает столешницу. 'Вот тебе, сука, вот!'
'Вот близится конец
Минуты сладострастья...'
Кто это написал? Я? Сейчас неважно, сейчас...
Вот близится конец... Нет, нет... Мария выгибается дугой, машет головой, заставляя веером разлетаться волосы и издаёт чудный ре-диез во второй октаве. Я выскальзываю из лона Марии и протискиваюсь в соседнюю дырочку. Её стон срывается на крик и она бьётся на столе в сильнейшем оргазме. Ещё секунда и я присоединяюсь, издавая вопль вожака гамадрилов над поверженной самкой, и без сил падаю на обмякшее тело женщины.
Сквозь туман забытья слышится приближающийся топот в коридоре. Ещё пол секунды я спокоен и вдруг молнией мысль - ДВЕРЬ!!!
- Дверь! - кричу я, и мы с Марией играючи бьём мировые рекорды по одеванию.
В момент, когда в библиотеке грохнула о стену распахнувшаяся дверь и в проёме возник переполошенный майор Смирнов, мы красные, то ли от возбуждения, то ли от охватившей паники, склоняемся над чистым ватманом и я успеваю опрокинуть на него баночку гуаши.
- Да, - подтверждает Мария. - Уже почти готовый стенд был. И вот...
- Вы, Его'гов, в своём 'гепе'гтуа'ге! Я уж думал вы Ма'гию Семёновну убили.
- Никак нет, - отвечаю. - Как можно! Такую женщину только любить надо...
- Смот'ги мне, - погрозил майор. - Не то живо под а'гест!
В общем, день удался, и я впервые за последний год ощутил себя счастливым солдатом. Теперь я понимаю, что в армию стоило идти ради одного такого дня. Будь счастлив военком, направивший служить меня в эту прославленную краснознамённую воинскую часть! Будь счастлив капитан Копейкин... Н-нет, это, пожалуй, лишнее...