Аннотация: Сказки на вырост для мальчика Пети. Сказка первая
Елена Блонди
СЕДЬМОЙ КОРОЛЬ
Сказка для мальчика Пети
Закат был прекрасен, а других тут и не бывает, так думал Джон, сидя на любимом своем закатном месте - на склоне холма по-над гладким озером, за которым мягко круглились другие холмы, и спины их, отражаясь в крутых высоких облаках, походили на слонов и верблюдов.
Солнце медленно село, расплываясь по серой дымке алым туманом. Пролетела мимо лица летучая мышка, ловя комаров. Снизу так звонко гремела посуда, что Джон захотел есть, но все же дождался, когда отыграет вечерняя заря, заберет в сумрачный вечер алые и пурпурные ленты. И тогда встал, расправляя плечи. Улыбнулся и пошел вниз, петляя вместе с узкой тропинкой, навстречу теплому запаху мяса в похлебке, тонкой дудочке пастуха и крикам усталых овец, что возвращались с пастбища.
Кроме валуна на закатном месте у Джона была маленькая скала на месте восхода, а еще, на маковке Дымной Горы - старые бревна, сложенные настилом. Оттуда в полдень видны были все шесть королевств, если точно знать, куда смотреть.
Жаль, думал Джон, принимая от Марты горячую миску, утром не успею на место восхода. Но уже три ночи на севере пылали сигнальные костры, далеко, точками огненной пыли, такими крошечными, что никто из пастухов их не видел - не знали, куда смотреть.
Еще не рассвело, а Джон уже шел, мерным шагом горного пастуха. Сверток с теплым мясом в котомке грел спину, ручка посоха гладко ложилась в сильную ладонь.
- Думать не думай! - Марта толкнула дочь, суя ей в руки корзину, - и смотреть нечего! Мало что голодранец, ни овцы, ни земли, один старый домишко да плащ в дырьях. Так еще и голова повернута. Собери яйца. Потом поможешь отцу, пока этот, друг его, бродит незнамо где.
Анна вздохнула и ушла, в яркое утро, оттуда - в полумрак старого курятника. Собирая теплые яйца и отряхивая руки от соломинок, подумала упрямо "зато красивый, хоть уже не мальчишка"
***
Первый закат Джон встретил в лесу. Солнце запуталось в черных ветвях, потом провалилось за толстые стволы, и свет потемнел, угасая.
Поев мяса у маленького костра, Джон долго сидел, слушая ночь, потом лег спать, а перед утром проснулся, совсем один - спали ночные звери и еще не проснулись дневные, не было слышно первого птичьего крика. Только туман шел по своим делам, путая ветки и оставляя на них мелкие капли воды.
Так что никто не видел, как Джон, уйдя от костра, пробрался через бурелом, к старому дубу. С черным дуплом, но крепкому, с мощными корнями по влажной земле. Между корней открылась пещерка, когда Джон, стоя на коленях, сдвинул замшелые камни. И вытащил тяжелый тугой сверток.
***
Пятый восход смотрел на усталого охотника, что вышел из леса королевства Смиллы - потертые высокие сапоги, арбалет на удобном ремне, сумка с пятнами крови на мягкой замше.
- Вижу с добычей, славный мейстер, - трактирщик еле заметно поклонился, оглядывая запыленную куртку с дырой на локте, - продать не хотите? А я пущу ночевать, небось ноги побили, пеши.
- Заберешь так, - Джон выложил на прилавок диких уток, блеснувших тугим пером, - ты тут ростовщик и меняла?
- Я, славный мейстер, вон и бумага висит, на стене, с печатью казначейства Смиллы, да будет славен король наш Петт Доблестный. Хотите занять пару золотых? Если на дни, процент невелик, а надолго не дам, простите, не вижу, что там в залог у...
На прилавок, рядом с мертвыми утками, обрывая слова, легла бумага, украшенная вензелями.
- Не заем, хозяин. В счет моих золотых, что лежат в казначействе Смиллы, мне нужна хорошая одежда и хороший конь.
Беря бумагу, хозяин прочитал подписи, осмотрел печати, и низко кланяясь, прогоняя тоску от внезапной траты, заговорил быстро:
- Конечно, славный мейстер, конечно. Я кликну из лавки портного, а коня, вон на окраинном пастбище пригнан табун, наилучшие скакуны, от самого Велимира, из Вельды. Как сговорите, скажете, сколько монет. Или вперед возьмете? Ох, в этом году купить коня дорого, а потому что, - хозяин наклонился через прилавок, блестя испариной на лысой большой голове, - грядет великая битва, и верно, скоро закроют границы. Посланники короля нашего Петта, пусть плечи его всегда покрывает плащ доблести, уже двинулись в путь, на большой совет. Так говорят. А нам ухо востро, оно ведь все на торговле. Да. То упадут цены, то вверх летят. То на мирный товар, а то на оружие. Вы сами, часом, не с юга ли? Может слышали, что там, в седьмом королевстве?
- Нет, - сказал Джон, вешая пустую сумку на плечо, - я охотился тут, в диком лесу Смиллы. Монеты возьму, на коня. Портной пусть принесет кафтан, плащ с золотом, новые сапоги, шляпу с перьями озерного гуся, две пары кожаных штанов и пять кусков цветного полотна: синего, красного и золотого.
***
Восьмой восход увидел быстрого всадника на тракте, в сердце королевства Онтаг, четвертого из семи, которым правила Справедливая Кейя, и на все содружество славилось оно своими воинами и оружейными мастерскими. Джон скакал быстро, черный конь мерно шел под ловким всадником, радуясь ровной дороге. Они обходили стороной города и у самой границы Джон заехал в один из военных лагерей.
Вечером они сидели у шатра, вдвоем. Джон и приземистый Корос, с кожаной нашлепкой через вытекший глаз. Пили вино, ели жареное на углях мясо.
- Ты мне навечно друг, - Корос вытер мокрые губы, улыбнулся, показывая щербатый оскал, - я тебя спас, а ты перед тем спас меня. И пусть ты совсем безумец. Был бы. Если бы был бы. Чего ты смеешься? Я же сказал, если бы. Был бы. Тьфу. Я к тому, что кровь у нас теперь одна. Ты почаще только приезжай, а то снесут голову старому Коросу, и все, с кем тебе посидеть, попить вина вволю. То-то же. Тебе как, Джон, девок-то в шатер приказать? Не надо. Я вот и говорю. Странный ты человек. Но я тебя люблю. Как поедешь? Да хоть парням дай поспать, утром и уезжайте.
Джон покачал головой, поднимаясь. Похлопал Короса по спине, тот в ответ обнял, тиская широкие плечи. Отпустил, шмыгнув раздавленным носом.
- Ладно. Бери парней. То лучшие. Ну и слова нигде никому. Никогда. За каждого - головой. Вот этой!
Снизу, поднимая иссеченное шрамами лицо, спросил Джона, который уже держал поводья:
- Ты не слыхал ли? Про войну, Джон? Говорят, скоро большой совет. Говорят, все короли, и вроде как замириться не могут. Я конечно, всю жизнь в боях, но знаешь, надоело как-то.
Он поманил друга рукой и зашептал в сторону его склоненного уха:
- Ежели явится Михаэль Большая Гора, придется им поутихнуть, да говорят, в Седьмом королевстве смута. Говорят, Михаэля убили его сыновья, и теперь делят провинции, а дочь отравила мужа, и ушла в монастырь. Ты не слыхал ли?
- Нет, Корос.
- Жаль. А мне тут бродяга один рассказал, он каждые три года туда ходит. Далеко и огромное оно. И много в нем чудес. Драконы даже. В аккурат год туда пути. И опасно. Вот он, про смуту-то. Ну и разве ж успеет король Михаэль, ежели год добираться. Эх.
- Прощай, Корос.
- Парней-то, сам бы и привел, - попросил Корос, хлопая коня по лоснящемуся крупу, - да чего я, ладно. Это я так. Хороших тебе дорог, друг Джон.
***
На десятый закат три сотни Короса встали лагерем у степного озера, каких тысяча в третьем королевстве, а звалось оно Керабан и трон делили между собой близнецы - беловолосые надменные Залин и Зоя. Пока воины Джона варили еду и чистили усталых коней, он кликнул сотников и уехал в ночь, туда, где озера сливались ожерельем, полные рыбы и окруженные деревеньками рыбаков.
У одного, далекого, встретили они восход. Джон выехал вперед, осматривая толпу настороженных людей в старой рабочей одежде.
- Мне нужны восемь сотен мужчин, я даю им работу! Каждый получит одежду, и по пять серебряных монет. Если есть такие, идите сюда. А через десять дней вы вернетесь обратно.
Перед мужчинами вышла мощная женщина в сером платье, украшенном бусами из речного жемчуга, уперла в крутые бока сильные руки.
- У них есть работа! Кто станет ловить рыбу, если наших мужей убьют на войне? Я - старшая деревни Большухи, не дам тебе мужчин. И старшие других деревень откажут тебе.
- Никакой войны, - улыбнулся Джон, - монеты, плащи и немного легкой работы. А чтоб ты поверила мне, старшая большой деревни Большухи, именем Лемка, прозвищем Светлячок, вот тебе мешок подарков от старого Короса, с его приветом на словах "вспомни, Лемка, про дальнее озеро, и другу моему - верь".
- Светлячок, - прошептал кто-то и под общий смех могучая Лемка покраснела, махнула рукой, вытирая заблестевший глаз.
- Ах он старый барсук, уже небось еле ходит, а языком болтать - все такой же. Ну хоть жив, и на том поклон тебе, друг Короса. Сколько сумеем, соберем, с двадцати деревень. Рыбы возьмите.
- Спасибо, старшая деревни Большуха, - Джон поклонился.
***
Не торопясь ехали всадники, соблюдая строй. Трижды по сотне, у каждого стремени по два пеших, и еще за хвостами, сплетенными в тугие блестящие косы - оруженосцы в крепкой дорожной одежде, с железными латками на локтях и длинных рубахах.
И к тринадцатому закату веселые рощицы в степях сменились темными купами мрачных кедров и сосен. У большого ручья встали заночевать, зажигая костры и ведя у огня тихие беседы. Пешие рыбаки, набив животы мясом и жареной рыбой, помалкивали, востря уши на разговоры воинов, но те говорили скупо или молчали вовсе, слушая старика с потрепанной лирой. Тот уже спел о давних подвигах предков шести королей, и про битвы драконов, а еще про дивную красоту Неренги - дочери моря и сестры ста ручьев. И утомясь, но поглядывая на свой опустевший кубок, завел покашливая и ухмыляясь, баюльную песню, что матери всех шести королевств издавна пели засыпающим детям.
- Горы большие, до самого неба, -
пел старик, кивая воину, что подлил ему вина,
- Но выше высокой сам Михаэль Большая Гора.
Реки глубокие, сильные струями,
Но сильнее сильной воды сам Михаэль Большая Гора.
Ломит деревья косматый медведь, топчет поляны,
Но тысячи бревен идут в города, что построил
Сам Михаэль Большая Гора...
Песня колыхала распахнутые полотнища белого шатра, в котором Джон сидел перед полированной бронзой зеркала, а над его лицом клонился нанятый брадобрей, аккуратно скребя жесткие щеки у короткой подстриженной бороды.
- Славная песня, славный король, - вздохнул брадобрей, расчесывая бороду и отскакивая, чтоб присмотреться, - счастье седьмому королевству. А еще говорят, когда скачет он на переговоры, то по бокам горячего коня рычат два золотых льва, бьют хвостами. Звенят золотые цепки. Много денег в седьмом королевстве, много у Михаэля войска, много люду живет на богатых землях. Все, славный мейстер, смотрите, хоть завтра жениться! Или торопитесь на войну? Люди рассказывают, смутно везде. И будет великий совет. Но страшно, вдруг не смогут столковаться. Оно же когда война, хорошо тем, кто наживется на смерти. А мне что? У мертвых волосы не растут.
Джон встал, кивнул оруженосцу и тот передал маленький кошелек с монетами.
- Слышал и я, - добавил он, отдавая плату, - что будет на совете сам Михаэль Большая Гора, и слово его станет последним на чаше весов. Как было то пять лет назад, и семь лет, и десять. Когда прискакал он с лучшими воинами, ведя на цепях двух львов, да?
- Львов, славный мейстер, именно львов.
- А следом за Михаэлем шла рать, но встала в лесах у границы Лизейского леса, в ничейной земле. Говорили, тысяча голубей ждали, когда их отпустят ловчие, чтоб передать войскам волю государя.
- Тысяча, - ахнул брадобрей, прижимая к животу свою сумку, - это ж какая рать, если - тысяча только с приказами.
***
Солнце семнадцатого дня осветило дорогу, полную всадников и пеших. Над клубами пыли вились штандарты - синие, как небеса, алые, как горные маки, золотые, как цепи, на которых ярились два льва, бия себя по бокам хвостами. И между них ехал на вороном коне статный воин, в блестящих доспехах, с рыжим плюмажем, бившимся по плечу.
Перед большим кордоном вперед выехали двое, спешились, идя навстречу заставе. Подали свитки, придерживая свисающие печати.
- Покидая королевство Керабан, вступает на земли Геретии, второго королевства семи, коим владеет Герет Остроглазый, ... король Михаэль Большая Гора?
Толстяк, затянутый военными ремнями поверх латной рубахи, приблизил свиток к лицу, перечитал, шевеля губами. И опустив его, посмотрел на недвижного всадника. За которым весь тракт был закрыл блестящими шлемами, острыми копьями, плечами в накладках вороненой стали.
- Михаэль, - повторил дозорный, поклонился, протягивая руку, взял у помощника печать, разложил свиток на подставленной доске и сделал оттиск, с поклоном вернул бумагу, - Михаэль Большая Гора. Да.
***
Шесть королей молча сидели в креслах с высокими спинками, положив руки на каменную столешницу. Были уже и споры, и обвинения, и яростный смех, и угрозы. Но первый день совета подходил к концу, и шестеро, поглядывая на пустое кресло, покрытое шкурой медведя, устали, так и не сумев мирно договориться.
Смотрел на всех, хмуря рыжие брови над маленькими глазами, Герет, прозванный Остроглазым. В его лесах росли драгоценные кедры, и охотники приносили торговцам прекрасные меха лесных зверей.
Беловолосая Зоя, оставив брата править рыбацким краем, надменно щурила поверх кубка ледяные глаза.
Грузный король Петт, прозванный Доблестным, перегнулся через резной подлокотник, что-то вполголоса толкуя маленькой строгой Кейе, укутанной в драгоценный вышитый плащ.
И молча смотрел на свои руки, украшенные кольцами, седой старый Петрауш, король северного края, где в шахтах добывали грязный уголь и чистейшие алмазы.
Каждый из шестерых готов был договориться с другим, или с двумя, чтоб усилить себя, ополчаясь против оставшихся. И пока в головах проплывали варианты и комбинации, глаза испытующе рассматривали лица, пытаясь понять, с кем нынче лучше, кто выгоднее. А потом взгляды обращались к пустому креслу.
"Может, на этот раз Михаэль не успеет", думал Велимир Конник, "и я столкуюсь с Кейей, мои табуны, ее воины..."
"Война, это хорошо для торговли", надменная Зоя взглядывала и отводила глаза, "с одной стороны, войска хотят есть, но с другой - придется отдавать в солдаты моих рыбаков..."
Каждая королевская голова находила выгоду для своего королевства. Даже те, кто и хотел бы дальше жить в мире. Даже старый Петрауш, чьи шахты и рудники должны бы работать без перебоев. Или выгода, или - страх. Я могу встать против всех, думал старик, разглядывая кольца, но мой край разорят.
Мерно ударил гонг, возвещая последний переворот песочных часов на маленьком столе у стены. Все головы поднялись, все глаза следили за тонкой струйкой, уносящей мгновения. Может быть, последние мирные мгновения мирной жизни шести королей.
Но за высокими створками послышался шум, звук многих шагов, запели трубы и стукнули барабаны.
- Его величество король Михаэль Большая гора! Властитель седьмого королевства, именем Южный край, сын Михаэля Смелого, внук Михаэля Умного!
Четверо встали, прикладывая к груди ладонь в знак уважения к равному. Две королевы склонили головы, не вставая - в знак уважения к равному.
Михаэль ответил на приветствие, сел, кладя руки на стол, не беря кубок, наполненный старым густым вином.
Герет прокашлялся, уже зная, что будет, и не зная, доволен ли сам.
- Ты успел, друг наш, седьмой из семи равных. Как завещано нам предками, твое слово станет последним на чаше весов, свои мы уже сказали. Может быть, ты хочешь выслушать правителей? У каждого есть, что сказать.
- Нет, - сказал Михаэль, - мне не нужны доводы в пользу смуты и дрязг. Я воспользуюсь правом, которое есть у каждого из нас. Мое слово - нет.
- Ты даже не выслушал, как можешь ты одним словом рушить наши надежды! Наши стремления! Наши договоренности!
Голоса неслись со всех сторон и неясно было, кто возмущен, а кто молчит, испытав облегчение. Но, не слушая, Михаэль встал, обведя всех спокойными пристальными глазами.
- Вы собрали совет, как делали это всегда, повинуясь заветам наших отцов и их отцов. Каждый из вас имеет право на "нет", когда дело касается войн и смуты. Никто из вас не использовал это право. Кроме меня. Но оно есть. Благодарю вас, за то, что выслушали, - он вышел из-за стола, - и мне пора. Путь обратно долог и полон хлопот.
Шум стих. Молча сидели шесть королей. Молча стоял у кресла, укрытого мягкой шкурой, строгий король Михаэль Большая Гора.
"Эта провинция, - думал Герет, щуря глаза под рыжими ресницами, - о которой идет давний спор. В войне отнял бы тучные земли у ледяных близнецов, все одно им не нужны леса, в их рыбоедском краю. Но придется теперь искать другие пути. Повести переговоры. Это сложно..."
"Такие кони, - Велимир даже языком щелкнул от досады, - а мог бы в несколько дней утроить казну, продавая обученных воинам. Придется поломать голову, ища другие пути. Это сложно..."
"Ну что ж, - Справедливая Кейя вздохнула, кивая старому Петраушу, - видно пора обучать мастеров вместо клинков и стрел делать плуги и что там для шахт с углем и алмазами. В войну все было бы проще. Быстрее. А так - сложно, да. Ну, что ж..."
У длинного стола, над которым повис гобелен, линялый и древний, полный доблестных войск, знамен, коней, вставших на дыбы, летящих стрел и далеких пожаров над зубцами городских стен, выстроились писцы и герольды. Первые держали свитки, что ждали печатей и подписей. Вторые уже завели торжественные трехзвучия длинных труб, прерываясь, чтоб важный глашатай мерно сказал, читая из главного свитка:
- Как скреплено договором, что крепит силу семи королевств, из древних времен во времена наши, семь королей сказали волю свою.
Замолчал, давая герольдам погудеть в свое удовольствие.
- Главное слово первого дня большого совета - "нет", сказанное одним из семи. И быть посему. Не будет войны, и любой военный союз внутри большого союза объявлен вне закона.
Михаэль ждал, стоя и слушая.
- Совет продлится столько дней, сколько нужно правителям для решения их вопросов. Всеми способами, кроме того, что остался под запретом. Под сим печати семи, и подписи, начертанные правителями собственноручно.
Он опустил бумагу и строго осмотрел большой круглый стол. Герольды дунули, трубы визгнули и замолкли.
Откуда-то издалека, прорвавшись через конское ржание, звяканье железа и гул голосов, сердито заплакал ребенок. И засмеялся. Залаяла собака. Не из тех, что сопровождали военных - крупных псов с мускулами под гладкой шкурой, а маленькая, визгливая. И снова смех и собачку накрыл мерный гул большого лагеря.
Старый глашатай, ведающий бумагами, с поклоном взял из рук Михаэля подписанную всеми бумагу.
- Это сложно, - сказал Михаэль и все лица повернулись к нему, ожидая продолжения. Но он улыбнулся, пожал широкими плечами.
- Но вы же не зря короли.
И через минуту, как раз, когда последние песчинки, шурша, покинули прозрачную, будто из воздуха выдутую колбу, и легли на острие желтого холмика в нижней, покинул мрачный зал, освещенный сотней свечей.
***
Солнце уже садилось, когда рыбаки, развесив сети, и разобрав дневной улов, усаживались у костерков, ожидая ужин.
- Ну, - сказала Лемка по прозвищу Светлячок, садясь на перевернутое ведро и упирая в колени толстые руки, - много наврал сегодня, парням-то?
- Да я, - задохнулся от возмущения тощий парнишка, выпрямляясь и запахивая на груди добротный плащ, - ты чего, Лемка? Клянусь матерью-рыбой, он это и был. Сам Михаэль Большая Гора. Спроси вон хоть. С Большухи сколько мужиков ходили, а? А с других деревень? Неужто все брешем?
Лемка пожала плечами. Покачала головой. Нахмурилась. Подняла брови и опустила их. Подумала, барабаня пальцами по коленям. Вздохнув, встала.
- А был же тут, обычный вроде проезжий. С хорошей деньгой, да. Думала, купит улов. Ладно, если вам так приспичило, пусть сам Михаэль. Главное, не будет смуты.
- Чего ж с собой не забрал? - подначила его Лемка, - были бы эх, герои! Привез бы всяких диковин, с других дальних стран.
- Не воюет он, - вздохнул парень, - какие там герои. А уйти, ну я думал, да. Многие хотели. Да только уехал он с верховыми на охоту, и уже не вернулся. Только раздали нам серебра и велели идти по домам. Разве их догонишь, вон у них какие кони. От самого Велимира.
***
Отпуская всадников в лагерь, Михаэль передал старому Коросу мешок, в нем подарки - пара старинных книг, купленных на базаре Геретии, бронзовая чернильница с перьями, инкрустированными цветными веселыми камушками, добытыми в шахтах Черенга, да связку пушистых шкурок лесных соболей.
И поскакал дальше один, улыбаясь и думая не о том, что осталось позади, а о том, по чему уже заскучал.
В большом трактире навстречу ему поспешил хозяин, кланяясь и вытирая руки полотенцем, кинутым на плечо - узнал.
- Рад вам, славный мейстер. Хотя и накладно иметь дело с таким богатым человеком. Забавно, да? Вы богатый, а мне, бедному, от вашего золота одни вроде убытки.
Михаэль положил на стол тяжелый кошель, глухо звякающий монетами.
- Не всегда, мой друг. Вот немного золота в казну, напиши мне бумагу, и коня забирай обратно, он сыт и здоров, устал немного. Есть ли комната для ночлега?
Хозяин сочувственно цыкнул языком, ловко выписывая строчки заемной бумаги, и сверяясь с высыпанным на стол золотом.
- Видать, не пошли дела, а? Ну, то бывает, славный мейстер. Хорошо, что есть, чем отдать, а потом все поправится. Как надо будет, денежка ваша тут, я марку держу. Комната наверху, ужин принесут, а то посидите в зале? Много сейчас порасскажут. Про большой совет! Сам Михаэль Большая Гора! Прискакал, во главе несметной рати, топнул ногой, бился с Геретом и королевой Кейей. Чтоб, значит, по евойному. А еще говорят, подарил десять львов и десять львиц королеве Зое, в знак сильной любви, и звал ее править Южным краем. Да Зоя верна своему брату, потому...
- Хорошо, мой друг. Может и спущусь.
Утром хозяин стоял в пустой комнате, где за маленьким окном попискивали ласточки, качая хвостиками на карнизе крыши. Пожимал плечами, осматривая кинутую на постель одежду. Шляпу с перьями озерного гуся, кафтан, шитый золотом плащ, кожаные штаны и высокие сапоги.
- Ну. На дороге чего не бывает, - сказал философски, пряча одежду в сундук, - пусть полежит пока, но вряд он вернется.
***
Дальний уголок почти ничейной земли, за краем шестого королевства - Смиллы, тихий и пустынный, такой заброшенный, что непонятно, то ли им кончались владения Петта Доблестного, то ли начинались бескрайние земли Южного Края, был полон мягких холмов, поросших дикими травами. Каменистая почва не годилась для пшеницы и овса, травы не могли прокормить тучных стад. Ничего не было в этом углу важного и нужного. Кроме разве что маленьких тихих озер в неглубоких ложбинах, дымчатых гребней холмов, похожих то на спину слона, то на горбы большого спящего верблюда. Да еще - дивных в пылании пурпура закатов, нежных восходов, блистающих светлым золотом . И с маковки Дымного холма, если сесть на самой его вершине, где для этого сложены настилом старые бревна, во все стороны света распахивался чудесный вид. Все шесть королевств можно увидеть сверху, если знать, куда и как смотреть.
Анна повернулась на шаги, выпрямилась, убирая руки от согнутых колен. Джон подошел и взобравшись по бревнам, сел рядом, тоже обхватил руками колени, упирая в них подбородок.
Она улыбалась, и сразу хмурила тонкие темные брови, боясь, вдруг увидит, как сильно она ему рада.
- Там, - указала рукой на мягкий дымчатый горизонт, - там Вельда?
- Да. Видишь, где темная линия скал переходит в желтое? Это степи, где пасутся табуны Велимира. А там...
Теперь он повел рукой, показывая еле заметные черные пятнышки с другой стороны:
- Там начинаются леса Геретии. Кедры такие высокие, что царапают небо. На них живут белки. Кидаются шишками.
Тут Анна засмеялась, потому что он пошутил, пусть думает - она смеется шутке.
- Как хорошо, что ты вернулся, Джон, - сказала потом, - а у нас пестрая овца потерялась, но отец нашел. А она принесла двойню. Ягнята такие слабые, я брала их в дом, чтоб не замерзли ночами.
- Да.
- А еще я сделала пироги, с ягодами терна. Сама ходила за ними. В Козью лощину. Получились вкусные.
- Да.
- Джон, я боялась, ты не вернешься. Ты не уйдешь больше?
- Я всегда буду уходить, Анна.
Он смотрел на холмы и дальние поля, на блеск воды в озерах и серебряную нитку реки, на дымку, закрывающую выход к огромному морю, бывали дни, можно было увидеть даже его.
