Мы познакомились в Сараево примерно месяц назад. Только-только закончилась война, мир между хорвато-мусульманами и сербами был хрупким. Но вчерашние солдаты все-таки возвращались к своим очагам. Наемники и добровольцы отправлялись на родину.
Он пока остается в Республике Сербской, за которую провоевал почти полтора года. Мир выбил его из привычной колеи.
При встрече он назвался Юрием, хотя ясно, что это не настоящее имя. Мы условились, что если он не захочет говорить правду, то врать не станет, а лишь откажется отвечать на какой-либо вопрос. Таковые появились сразу. Юрий отказался говорить, где родился и есть ли у него близкие родственники, за исключением жены, с которой он развелся, и малолетнего сына. Впрочем, разговор сразу перескочил на войны, в которых участвовал Юрий, и здесь он уже не таился.
Выполняя обещанное, я привожу рассказ русского добровольца в виде монолога, ничего в нем не меняя.
* * *
Мне чуть больше тридцати. Окончил Суворовское и общевойсковое военное училища. Распределение получил в Туркестанский военный округ. Вскоре попал в Афганистан, в одну из мотострелковых бригад, которой приходилось там наиболее тяжело. Отвоевал в разведроте почти два года и перед самой заменой был тяжело ранен. Меня эвакуировали в Союз, где я вскоре был списан на "гражданку" по ранению. Так я превратился в инвалида второй группы.
Но внешне никто никогда бы не сказал, что я на самом деле числюсь в инвалидах. Стал я работать телохранителем в одной коммерческой структуре. Затем плюнул на это дело и снова отправился на войну.
С июля по октябрь 1992 года я воевал в батальоне Костенко в Приднестровье. Неловко как-то говорить о том, что я был именно в его подразделении, но из песни слова не выкинешь. Если честно, то, не дожидаясь закономерного финала, все мы потихонечку разошлись. А Костенко потом то ли убили, то ли он погиб.
Когда вернулся, сразу возникли проблемы с семьей. Какая женщина перенесет, что ее муж добровольно мотается по войнам? Но это еще ничего. Стал работать телохранителем у банкира. А потом случились уже настоящие неприятности: я попал между двух огней - и со стороны милиции и со стороны бандитов.
Тогда я уехал в Карабах, откуда ушел в апреле 1994 года после ранения. Долечился и уже в августе был здесь, в Боснии, в Республике Сербской.
Если сравнивать все войны, то Афган был для меня командировкой, Приднестровье - "Зарницей", Карабах - восточным базаром, где все продавалось и покупалось, а Босния оказалась адом.
В нашем районе боев никогда не было много русских. Состав постоянно менялся: одни приходили, другие уходили. За то время, что я здесь, было, наверное, человек тридцать. Абсолютно разные люди. Были классные ребята, а были и откровенные подонки. Война - это отражение общества. Поэтому сюда приезжали и по идейным соображениям, и для того, чтобы ухватить сразу и много денег. И когда этих денег они не получали, то уходили. Однако бывало так, что люди разочаровывались и в своей идее. Тогда они тоже уходили. Никто никого не держал.
Я никогда не был в чисто русском подразделении. Воевал в составе специального подразделения - разведывательно-диверсионной группы "Белые волки" сараевского армейского корпуса. Мы подчинялись непосредственно его командиру и работали исключительно по специальным заданиям.
В основном мы занимались разведрейдами и "штурмовкой". Работали малой группой одни, и за нами никто никогда не шел.
Максимальное количество штыков у нас было чуть более тридцати. А так, в основном, 15-20.
Пошел в этот отряд я потому, что действительно приехал сюда воевать, а не отсиживаться где-то в тылу. В Боснию привела меня психология человека войны. Сейчас я хочу надеяться, что смогу без войны прожить. Но кто его знает. Шансов очень мало.
Да, так вот: тридцать человек - это активные, те, кто шел вперед, а вообще мы имели свои экипажи боевых машин, своих минометчиков. Человек двадцать у нас было одних только интендантов.
О каких русских я хотел бы рассказать? Понимаешь, я только что был на кладбище, где они похоронены, и сил уже не осталось. Нервы уже не те. Самые лучшие - они на кладбище.
В наше подразделение приходило много русских и уходило тоже много. Оставались только самые надежные ребята, которым можно было верить. И ты знал, что если что-то случится, то тебя вытащат, непременно вытащат.
У каждого были свои интересы на этой войне. Но общий, что всех роднит, так это здоровый авантюризм. Православная идея присутствовала, была одним из мотивов приезда в Боснию, но цементом, основой всего был, безусловно, авантюризм. Это нормальное слово. Ведь в переводе с французского оно означает: искатель приключений, человек, идущий вперед.
В нашем подразделении были французы, канадцы, итальянец, норвежец, чехи, поляк, румыны, болгары, русские, греки. В соседнем был даже японец. Воевали они хорошо, потому что те, кто воевал плохо, долго не задерживались.
Мотивы? Честно? Надоели им "муслы" в своих странах, прямо- таки достали.
Почему они их там в таком случае не бьют? Потому что там "муслов" защищает закон. А здесь тебе за это жмут руку и благодарят. Ребята даже так говорят: "Закончим здесь с ними, а потом и у себя дома разберемся!" У них были откровенно антимусульманские настроения. И никто этого не скрывал.
Норвежец был откровенный авантюрист, которому просто нравилось стрелять. Вот он и приехал сюда пострелять.
А японец маленький такой был, шустрый. Как только район какой-нибудь возьмем, так он сразу начинал из баллончика расписывать стены домов, заборы антиамериканскими и антимусульманскими лозунгами. По правде говоря, он только Америку не любил и из этих соображений приехал сюда. Вот он, в основном, и писал, какая плохая Америка, и что мы с ней сделаем, когда ее одолеем. Где-то здесь, в Сараево, он написал свой коронный лозунг: "Сербия до Токио".
Поляк классный парень был. Прекрасно воевал и вообще был забавным человеком. Когда "муслы" за мою голову пообещали 50 тысяч марок, то он каждое утро подходил ко мне, трогал так осторожно и говорил: "Береги голову! Береги, Юра!"
Чехи отличные ребята. Один из них был очень юморным человеком. Однажды у него в ногах разорвалась ружейная граната и посекла осколками очень сильно. Когда его выносили с поля боя, то он плакал и матерился на всех языках мира. У него спрашивают:
- Тебе больно?
А он отвечает: "Нет, обидно!"
Румыны были замечательными ребятами. Но у меня сложилось мнение, что приехали они сюда, потому что голодные были. Они непрерывно ели. Представляешь, лежим под обстрелом. Минометы бьют по нам, как проклятые. Все ребята зеленые, матерят всех и вся на чем свет стоит, а румыну рядом со мной некогда: он баночку консервов открыл и спокойненько так наминает.
Болгары мне были ближе, чем сербы. Отличные ребята. Один из них погиб. Все остальные были ранены. И не один раз.
В Герцеговине вообще был танк, где экипаж состоял из двух американцев и русского. Это был очень сплоченный и "споенный" коллектив. И воевали они здорово - на всю Герцеговину гремели. Русский потом, правда, погиб. Один американец вернулся домой, а другой остался здесь.
На той стороне тоже воевали иностранцы. Немцы, в основном, были у хорватов. И сражались они за них против мусульман. Ведь хорваты с мусульманами еще как воевали, в том же Мостаре, например.
У мусульман было много наемников из арабских стран. Разные среди них были бойцы, но иногда попадались очень подготовленные.
В плен? Нет ... в плен мы не брали.
Скажем, пройдя через четыре войны, я могу сказать, что самый лучший солдат в мире - русский. Я видел, как и кто ведет себя в бою. Наши ребята способны в критический момент боя отречься от всего. Я был свидетелем, как ребята шли на пулемет в полный рост. Глупо, конечно, но это было нужно. Выбора не было. Или, когда ребята выходили на открытую местность, заранее зная, что они покойники, потому что там насквозь простреливалось. Но это было необходимо. Не было другого пути. А однажды был момент, когда мы бежали под огнем по минному полю. Все перебежали. Никто не погиб. Для нас это была удача, а сербы ходили точно в шоке, когда узнавали об этом.
Все мы рано или поздно умрем. Но лучше умереть в бою, чем в постели. Я горд тем, что принадлежу к касте военных. Настоящих военных, а не тех, кто носит форму. Я приехал сюда воевать добровольно. Никакой вербовочной сети в России не было. Когда об этом говорят, я смеюсь. Я знаю, что на войне деньги не делаются. Рядом с войной делаются огромные деньги. А мы просто чернорабочие войны, мусорщики.
За все время войны через наш участок фронта прошло около 300 русских. Погибших только по составу четырех корпусов - 31 человек. А так, здесь, погибло около 50 человек. Я знаю, что в других районах тоже воевали русские. И некоторые фамилии знаю.
Слышал, что погибали. Но вот, сколько их всего было, сказать не могу. Даже приблизительно.
Можете к нам относиться, как хотите, но мы были и остаемся солдатами России.
Мы постоянно ощущали это, пытались сохранить здесь честь России.
У меня в жизни были моменты, когда я искал смерть. Например, тот же разрыв с семьей. Случалось, что я обвешивался пулеметными лентами, как матрос Железняк, брал пулемет и шел в полный рост на позиции врага. Или брал гранатомет, выходил из-за бункера, спокойно прицеливался, стрелял и так же спокойно уходил обратно. И ни царапины. Видимо, Бог меня спасал.
Война для меня допинг. Когда привыкаешь к чувству опасности, то очень тяжело с ним расстаешься.
У меня малолетний сынишка. Ему бы я никогда не пожелал такой судьбы, как у меня. Но я законченный фаталист и считаю, что если у него такая судьба, то так и будет. Ничто и никто не поможет.
Я собираюсь возвращаться в Россию только в одном случае: если там начнется война. Только не такая, как в Чечне. Не война политиков, а война военных.
Здесь тоже была война политиков. Когда ты идешь вперед, берешь позицию, а тебе затем приказывают ее оставить, но не из-за военных, а каких-то политических соображений, то что можно сказать о подобной войне.
А эта война была с глубоким смыслом. Здесь был интерес ислама - прорыв его в Европу. Ну а второй интерес - НАТО, прорыв в Восточную Европу. И то и другое удалось.
А вот дальше может быть третья мировая война. У меня сейчас аналогия с предвоенной Европой 30 - 40-х годов. Окончание войны в Боснии - это Испания 1938-го, а Дейтон - это Мюнхен того же года. Ну а дальше воевать будут Россия, Болгария и Греция с исламом. Его, в свою очередь, будет поддерживать НАТО. Война в Чечне - начало войны.
Война в Боснии только закончилась, а меня уже снова тянет на войну. Мне все равно где воевать. Главное - чтобы на другой стороне был ислам. Это смысл моей жизни. Третья мировая война будет с исламом. Для меня она идет уже десятый год.
Да то ты снова о деньгах!? В который раз говорю: заработать большие деньги на войне практически невозможно. Вот, мы ушли на линию фронта в феврале 1995 года, а вышли только в ноябре. Все это время были в непрерывных боях. Если ты все время на линии фронта - не получается у тебя денег заработать. Сколько мне платили, я тебе уже говорил: приблизительно 15 немецких марок в месяц, если пересчитывать на них.
Где-то в сентябре 1995-го украинские корреспонденты были на той стороне и снимали диверсионную группу. Типа нашей, только мусульманскую. Их бойцы в интервью говорили, что на другой стороне есть "Белые волки", которые за каждую акцию получают 5 тысяч долларов. Потом этот репортаж показали на Украине.
Так к нам оттуда сразу приехало человек десять. Они приехали, а денег нет. Ну, им неудобно было как-то сразу уезжать. Решили они по разу сходить на операцию, а затем потихонечку уехать. Сходили. Почти все сразу были ранены: кто в руку, кто в плечо, кто в спину, а кто-то в лицо.
Для мусульман мы были самым опасным подразделением на своем участке. Лично я воевал советским "Калашниковым", который взял у убитого мусульманина. У них, вообще-то, было осень много оружия и советского образца, и советского производства. Оно, думаю, попало из Восточной Европы и арабских стран.
Но кое-что настораживает. Например, берем 10 октября 1994 года высоту и находим ящик патронов с маркировкой 323/94, выпуска мая 1994-го. Это были русские патроны, взятые у мусульман. Потом они попадались нам постоянно. Находили мы
И одноразовые гранатометы "Муха - 28", и минометы российские. Трофеев подобных было много.
Пока ты был здоров и шел в бой, ты был нужен. Но как только ты выбывал из строя, то сразу вычеркивался из их памяти. Помощи от сербов никакой не было: ни инвалидам, ни семьям погибших.
В основном все ребята вернулись домой, но у всех проблемы, связанные с послевоенным психозом: кто-то целыми днями лежит на диване, кто-то пьет, кто-то потерял смысл жизни. А я так скажу: лучший способ уйти от одной войны - это отправиться на другую.
Если честно, то у меня нет особой ненависти к мусульманам или хорватам. Каждый имел свой смысл в этой войне. И тот "дух", который меня ранил. Он имел право ранить меня. Он меня переиграл. Или я кого-то там завалил. Я оказался сильнее.
Связи с Родиной у меня прерваны. Ехать некуда. Я один. Волк - одиночка.
* * *
Потом я узнал, что Юрий собирается жениться на жене своего друга, который погиб и похоронен под Сараево. Молодая женщина с ребенком покинула Россию и осела в Республике сербской.
Юрий, который много раз был ранен, имеет лишь 10% печени, треть правого легкого, так и не извлеченную из шеи пулю, разумеется, тоже надеется на свое счастье.