Инспектор-стажер Легуэн прибыл в Пенн-ан-Марв промозглой весной. Был март, месяц ветров и забастовок. Стажер высадился из реннского поезда и едва успел на автобус, в семь тридцать пять вечера оказавшийся последним. Пенн-ан-Марв назывался городом - там имелись мэрия и полицейский участок. Все городское на этом кончалось. Угрюмая бретонская деревушка, одним краем уходящая в лес и похороненная в оставшемся от зимы снегу.
К тому времени о Корригане в Пенн-ан-Марв говорить уже перестали.
Не то чтобы он был в участке лишним. И так людей не хватает, не говоря уж о забастовках. Но сперва, конечно, все морщились - новенький. Комиссар Легерек страдал затянувшимся гриппом. Он сам два года назад был здесь новой метлой, но об этом уже не помнили.
- Бретань, - кашлял Легерек, - Три месяца у нас холодно, а все остальное время - замерзаем к черту.
Покашлял и сдал новоприбывшего на руки помощника. Белобрысый инспектор Пелен, сам стажера старше года на три, картинно вздохнул, потянулся, ноги на стол положил. Пометил территорию.
- Здесь тебе не Париж, - говорил инспектор Пелен, - Дел-то у нас тут - сорока утащила фамильную брошку. Кража года. За что они тебя сюда сослали, хотел бы я знать.
За что его сослали, стажер не сказал, а глаза заблестели:
- А как же Корриган?
- Такой раз в сто лет случается, - сказал Пелен, - Думаешь, на твою долю еще один перепадет? Шиш...
Убийца - Корриган, как прозвали его журналисты - на целый год выдернул Пенн-ан-Марв из привычного спокойного безвестия. Четыре человека было убито за год, причем таким способом, что хоть рассказывай американским туристам. Все четверо были повешены в лесу. И все жертвы оказались приезжими.
Корриганом он стал, потому что по одному убитому пришлось на каждую веху кельтского календаря.
Они сидели с инспектором Пеленом и отмечали первое дежурство стажера. Пелен вытащил откуда-то бутылку шушенна. Его оказалось нетрудно разговорить. О чем еще рассказывать холодными весенними вечерами. Выговор у инспектора был местный, вместо слов во рту будто галька.
- Никто вначале ума не мог приложить. Думали, кто-то посторонний прокрадывается по лесу. Ходили, лес прочесывали - ничего. Да его не слишком-то и прочешешь. Действовал этот маньяк чисто, ни одной улики ребята не подобрали. Сук, веревка - вот и все. И только после последнего убийства смогли отыскать доказательство. У той студентки - которую последней повесили - был браслетик. Плетеный из ниток. Знаешь, как у хиппи.
- Фенечка, - кивнул стажер. Он не был уверен, что шушенн позволен на работу. Но здесь не Париж.
И нашли этот браслетик в кармане пальто у Мишеля Бризу. Порванный. У того жена пожаловалась соседке - мол, дома не ночевал. А сказать той соседке - все равно, что передать по "Радио Брейз". Мы проверили, когда его дома не было - и аккурат вышло все четыре убийства. Съездили за ордером, пришли с обыском. Он пропал. Пока суть да дело, отыскали его ближе к утру. На такой же самой веревке болтался, с той только разницей, что никто его не душил. И признание в кармане.
После третьего стакана шушенна инспектор покрепче уцепился за стол и сказал:
- И все так хорошо сходилось. И повесился сам, и признание в кармане, и браслетик...
Стажер раскрыл глаза. Сам он потягивал пока первый стакан.
- Раз ты теперь из нашей кухни, Легуэн, я тебе скажу. Поймали-то не того.
- Как - не того?
- А вот так... Душил этот парень удавкой И та девчонка - Бишоп как ее там - боролась с ним, пока он ее душил. И частички его кожи, которые у нее под ногтями остались, мы отправили на анализ ДНК. Пока пакет дошел до города, пока там сделали анализ, пока он вернулся - судья уж приготовился дело закрывать.
Пеленн вылил остатки шушенна в стакан Легуэна, бросил пустую бутылку в мусорную корзину и захоронил ее под смятыми листами бумаги.
- А ДНК оказалось не то. Только мало кто об этом знает. Мы сперва замалчивали, думали - он расслабится и покажется. Но все прекратилось. Ни одного убийства с тех пор.
- И что?
- И ничего. Официально дело все еще открыто.
Дни шли один за другим, неповоротливые и промозглые. Комиссар Легерек вернулся на работу, обчихал все бюро, заразил секретаршу, снова взял больничный.
Легуэн дежурил по три ночи подряд. В прочной тишине ему было не по себе. Церковь недалеко уныло вызванивала каждые полчаса. Его, как любого стажера, отправили копаться в архивах.
Вечером какая-то какие-то старики доложили : молодежь буянит. Поехали с Пеленом на вызов, послушали "Ю-Ту", гремевший из окна. Наслушались, постучались, велели сделать потише.
Позвонил ребенок, весь в слезах: кошка не может слезть с дерева, а пожарных надо вызывать аж из административного центра. Отправились с Пеленном снимать кошку. Первым на дерево полез стажер, на полпути разорвал рукав, сполз.
До серьезных преступлений - вроде кражи брошки сорокой - в Пенн-ан-Марв не доходило. В конце марта пошел снег.
Из супермаркета на Большом перекрестке поступил сигнал: кто-то ворует с полок. Тамошние охранники глядели-глядели да ничего не выглядели. Легуэн с Пеленом отправились наблюдать.К вечеру поймали вора. Весь магазин глазел, как они забирали несчастную старушку. Старушка клялась и божилась, что у нее склероз и она забыла заплатить.
- Мадемуазель Магали, - вздохнул Пелен в коридоре. - Та еще лисица - в ее-то возрасте. Объясни ты мне, зачем ей теперь духи? Да еще дешевые... Но не будешь же сажать бабулю, в самом деле.
Легуэну доверили миссию - доставить старушку домой. Потому что дороги были плохие, а передвигалась бабуля в ее годы плохо.
Мадемуазель Магали было восемьдесят три года. Она позвала Легуэна пить чай с бисквитами, которым лет было ненамного меньше. Но снаружи мела буря. Стажер обрадовался горячему чаю.
- Они меня здесь не слушают, молодой человек, - жаловалась мадемуазель Магали. - Они думают, я выжила из ума. Но я вам вот что скажу: не надо в этот лес соваться, коли нет в том особой нужды. Человек тем лесом не владеет. Там такое водится, что и говорить страшно, - старушка перекрестилась. - В мое время, конечно, было не обойтись - топить-то надо. Так и то за опушку не заходили. Я вам скажу - то, что в том лесу, не от Бога и не от дьявола. Оно все старше и Бога, и дьявола, прости меня, господи. В ночь на Сен-Жан, знаете, в траве чертовы огоньки пляшут, манят кладом? Упаси вас Бог за этими огоньками пойти...
- Рассказывали - человек уйдет за хворостом и не вернется, - говорила старушка, разливая кипяток по довоенным фарфоровым кружкам. - С немцами-то слышали историю?
Стажер наставил уши.
- Я девчонкой была во время оккупации, - мадемуазель Магали устроилась поудобнее.- Как американцы высадились, боши начали оступать, и через нашу деревню немало их прошло. Уж не знаю, почему нас не перестреляли, не сожгли... Не было времени уже, наверное. Вы бы их видели - торопились, тащили с собой, что успели награбить. Аукнулось им потом это награбленное... Останавливались на ночь на квартире. а утром - дальше... И вот те четверо, что жили у матери Мадлен - Мадлен-то, знаете, у которой дом у самого леса, рядом с лесопилкой, дочь у нее уехала в Париж, да там и...
Легуэн перетерпел обстоятельное повествование о похождениях дочери Мадлен. Наконец старушка спохватилась:
- Так вот те четыре немца отправились под вечер в лес, я так думаю, макизаров искать. А у нас маки-то никогда и не было. Вечер прошел, утро -нету их и нету. Ну, особо никто не искал. Лейтенант велел обшарить лес, да времени у них уже не оставалось, так и уехали...
Стажер возвращался от старушки вечером. Было темно, и снег, за день укрывший дома, некстати напомнил саван. Церковь разразилась тоскливым длинным звоном - так звонят, когда в деревне кто-то умер. Темная стена леса вдали выглядела угрожающе. Легуэн ускорил шаг.
Из приемника, настроенного на Радио Бро, неслось что-то тягучее и тоскливое. Легуэнн взял в автомате стакан капуччино. Разложил на столе папки, вытащенные из пыльной картонной коробки. Четыре мертвеца смотрели на него с фотографий.
Брендан Фонберг, 51 год, археолог-американец из парижского университета. Приехал откапывать кельтские кости - вернее, готовить почву для команды студентов, которая должна была их откапывать. Утром первого ноября его нашли повешенным на дереве недалеко от места раскопок.
Примечание в досье, от руки зелеными чернилами: "ночь на Самэйн?"
Янн Галлек, 26 лет, аспирант из Страсбурга, дальний родственник Марго Галлек, проживающей в Пенн-ан-Марв, улица Генерала Де Голля, семь. Приехал повидаться с родственницей. Повешен на дереве в ночь на второе февраля. "Имболк", - подписано зеленым.
Жорж Брюно, 41 год, директор столичного предприятия, приезжал поговорить с мэрией Пенн-Ан-Марв о покупке пять лет назад закрытой лесопилки. Первого мая - в ночь на Сен-Жан - найден качающимся на ветке дуба.
Лора Бишоп, двадцать пять лет, из Корка, студентка по обмену, путешествовала дикарем по Бретани, собирала легенды. Путешествие закончилось первого августа в здешнем лесу. На сосне.
- Получается - ничего общего, кроме веревки на шее, - поделился он на следующий день с Пеленом. Они играли в бильярд в баре. Пелен усмехнулся:
- Вот ведь penn kalet, как зубами в это дело вцепился . Думаешь, приехал со стороны - сразу так все и раскрыл? Хорошо бы... Ты считаешь, мы два года назад все не обсосали? Не передумали? Тут весь участок на ноги подняли, из Кемпера людей присылали, едва из Интерпола не приехали.
Инспектор положил кий, сел на краешек стола, закурил.
- Комиссара нашего - прежнего - из-за этого дела уволили. После четвертого убийства. И меня могли бы уволить, стажер. Потому, что я заслужил.
Он затянулся, не глядя на Легуэна.
- В августе, когда мы его цикл поняли, неделю кряду караулили лес. Все вроде бы проверили, за каждой тропинкой следили. Забыли, как ночью спать. А он повесил эту девчонку... прямо у меня под носом.
Он развернулся:
- А потом такие вот парижане приезжают и думают, что все расследуют в одиночку.
По радио судам объявили штормовое предупреждение.
- Знаешь, как переводится Пенн-ан-Марв, сынок? - сказал Легуэну хозяин кафе, наливая сидр. - Голова мертвеца. Мертвецов нам здесь хватило, а?
Зал нестройно загоготал. Сидевшая у стойки парочка - студенты, явно нездешние, с толстыми рюкзаками - попросили рассказать. Хозяин просить себя не заставил, кафе присоединилось. Легуэн слушал тоже - вполуха, поедая сосиску.
- Мамочки, - сказала девчушка.
- Я Корриган! - парень набросил ей на шею ремень от рюкзака и стал понарошку душить.
- Ай! Отпусти! - девчушка вцепилась в его руки.
- Осторожнее, - обиделся "душитель", - ты меня поцарапала!
- И много здесь таких бывает? - спросил Легуэн у хозяина, заплатив по счету.
- Только такие и бывают, - улыбнулся тот. - Так-то к нам кто будет ездить? А эти - подождите, ближе к лету их налетит. У кого диплом по кельтской культуре, кто диалекты изучает, кто просто из любопытства.
Стажер думал о Лоре Бишоп. Вот до чего может довести любопытство.
За обедом - они бегали есть в пыльный бар напротив участка - Легуэн спросил инспектора:
- А почему туристы?
Тот затушил сигарету.
- Потому, собственно, и заподозрили старого Бризу. Он приезжих ненавидел. В молодости, ксати, состоял в сепаратистах, правда, ничего серьезного на него не нашли. По крайней мере, это хоть с чем-то вязалось. У нас туристов не убивают. У нас их и так мало.
В конце концов выдался ясный день. Во дворе колледжа святой Анны играли опущенные на волю дети. Яркие курточки, светлые головы. "Раз, два, три - солнце!" - кричал ведущий, и застигнутые солнцем "ночные создания" замирали в вычурных позах.
- Неужто вы от нечего делать интересуетесь нашей историей? - спросил Жан Матье, сорокалетний преподаватель.
- Можно сказать и так, - пожал плечами Легуэн.
- Много здешних погибло в Сопротивлении. Но не у нас. Люди отсюда, те, кто не хотел терпеть, уходили в группы ближе к Кэмперу, кто-то даже в Ванн подался... Кюре вот только - знаете нашего кюре? Весь город знал: если отец Гийом уезжает соборовать покойника - значит, или боша застреленного рядом найдут, или поезд под откос полетит. Ходят слухи, он и парашютистов встречал. Но в этой части леса никто не приземлялся.
- Мне Мадемуазель Магали говорила, что четыре немца в лесу пропали. Разве они не макизарам попались?
- Старая Магали? Вы ее слушайте больше. Она уж сама не помнит, про какую войну рассказывает. Я довольно долго изучал городскую историю. Просмотрел все документы в мэрии. Нигде ничего о пропавших немцах не написано.
- Хотя, конечно, во время отступления... Все торопились, было им не до записей. Но я бы все равно не слишком доверял россказням Магали.
- Вы сами не отсюда?
- Я родился в Париже, - сказал историк. - Увлекся кельтскими языками, поступил в Ренн, на регионоведение. А потом.., - он махнул рукой, будто дальше все было понятно.
- Я тоже из Парижа, - сообщил стажер. - А те легенды, которые здесь существуют - насчет леса?
- Господин инспектор, - серьезно сказал Матье. - Это же Бретань. Здесь некоторые даже по-французски не говорят. В это трудно поверить, я понимаю, но местных людей можно сравнить с затерянными в Африке племенами. Они верят чему угодно. А этот лес когда-то назывался Бросельянд. Так что вам тут всего порассказывают - если вы задержитесь, конечно. Но ради Христа, инспектор - вы же университет кончали!
Старомодный звонок задребезжал на всю деревню, заставив Легуэна вздрогнуть и прикрыть уши.
Кюре был высохшим и хрупким, с прочной верой в глазах. Легуэн не знал человека, которому больше подошло бы выражение "божий одуванчик". У кюре слетела цепь на велосипеде. Старыйй был велосипед; тот же самый, наверное, на котором во время войны священник ездил "соборовать покойников".
- Вот вы, молодой человек, - строго сказал он, когда Легуэн справился с цепью. - Вы здесь уже третью неделю, а на мессе я вас так ни разу и не видел.
- На... мессе? А. Я это. - оправдался Легуэн. - Того...
- Куда девалась вера? - вздохнул отец Гийом. Он повел пострадавший велосипед вдоль узенького тротуара. Легуэн пошел рядом. Они миновали ресторанчик домашней кухни, откуда тянуло блинами с каштановым сиропом.
- Господин кюре, а правду рассказывают про ваше боевое прошлое?
Отец Гийом нахмурился.
- Я не очень-то люблю о нем вспоминать, молодой человек.
- Но ведь вы, получается. герой, -сказал стажер.
- Герой! - старичок поглядел на Легуэна с раздражением. - Думаете, наш Господь этого от меня хотел? Бог - это мир. Вряд ли он ждал от одного из своих слуг, чтобы тот бегал по лесам со сворой молодых бандитов. Кто, кстати, рассказал вам об этом? Жан Матье, я думаю?
Стажер пожал плечами.
- Он хороший человек, - сказал кюре, - и прекрасный учитель. Но он не понимает - есть прошлое, которое лучше не раскапывать. Он не чувствует себя у нас своим, вот в чем дело. Я себя спрашиваю, что его к нам привело из Парижа.
Уж не в мой ли огород камешек, подумал Легуэн. Сказал:
- Но ведь, кроме вас, было некому.
- В том-то и дело, - покачал головой кюре. - Мы сражались в одиночку. И, самое отвратительное, - старческое лицо сморщилось, - сражались против своих же. Это страшно, молодой человек, - видеть, как твой сосед или знакомый надевает их форму и отправляется зверствовать.
- Я слышал про ребят из ФЛБ, которые сотрудничали с бошами, - кивнул стажер. - А что, и здесь такие были?
- Были, - хмуро ответил кюре. - Взять хотя бы братьев Брюно. Или Жоэля Бризу...
- Бризу? - уцепился Легуэн. - Отец того, которого - который повесился? Сын-то, я слышал, тоже был националистом?
Кюре остановился. Велосипед звякнул.
- Сын мой, - сказал старичок, пристально глядя на Легуэна. - Я понимаю, что любопытство у вас профессиональное. Но зачем вам это
- Простите за нескромность, отец мой. Те четыре немца в лесу - вы о них что-нибудь знаете?
- Я слышал, что те немцы пропали, но меня там в то время не было, и я понятия не имею, что с ними стало. Да благословит вас Господь!
Священник оседлал велосипед и поехал к церкви, не обернувшись.
Задумчивый стажер вернулся в участок. Поработал над рапортом. Отправился в архивы и снова вытащил дело первого убитого. Поглядел повнимательнее на страничку с личной информацией. Брендан Фонберг. .
Все также задумчиво Легуэн отправил копию по допотопному факсу.
Лес Легуэну не нравился. Профессионально, так, как не понравился бы человек с бегающими глазками, которому на первый взгляд нечего скрывать. Лес обманывал; он начинался приятным светлым подлеском, и обступал визитера со всех сторон, обхватывал темными стволами, зловеще-густыми кронами раньше, чем тот успевал заметить. Стажер тем не менее старался идти неторопливо. В руках он нес лопату. За деревьями, по обе стороны от тропинки, что-то шуршало. Хрустело. Шагало и следило. Даже при свете дня лес не казался безопасным.
Место, где когда-то проводили раскопки, почти полностью заросло, и если бы он не вглядывался пристально в траву, то, скорее всего, прошел бы мимо. Всмотревшись, однако, можно было приметить небольшую вмятину в почве и траву, росшую мельче, чем на остальной поляне, с большими залысинами.
Легуэн вытащил из кармана ксерокопию страницы, где описывалось место убийства. Археолога повесили здесь близко, лишь ненамного углубившись в чащу, стеной начинавшуюся прямо от лужайки. Легуэн постоял, глядя на вмятину. Поплутал среди деревьев, отыскал дуб, по описанию, кажется, совпадавший с "деревом преступления". Посмотрел на него внимательно, будто ожидал увидеть свисающую с сука веревку или кровь на коре.
- Гензель и Гретель пошли за хворостом, - вслух сказал стажер, - Злая мачеха велела их отцу завести детей поглубже в чащу и там оставить...
Он поднял глаза вверх, к изрезанному ветвями кусочку неба. Потом принялся копать, с трудом разбивая мерзлую землю. Без сомнения, это было глупой затеей.
Лопата наткнулась на что-то твердое. Это мог быть, к примеру, камень. Легуэн нагнулся и вытащил череп с забитыми землей глазницами. Он осторожно смел землю с части человеческого скелета. Одежда на костях почти вся истлела. Но остатки вышитого серебром орла со свастикой еще держались на полусгнившей кокарде.
Гензель и Гретель так и не вернулись домой.
Стажер распрямился, положил лопату, вытер со лба пот.
- Ищете вещественное доказательство?
Легуэна тряхнуло. Он развернулся, схватившись за казенное оружие. Рядом стоял учитель истории.
- Дерево не то, - сообщил он, - археолога повесили вон там, - он указал в другую сторону, - а девушку - еще дальше, если я не ошибаюсь. Весь город ходил смотреть. Могли бы спросить.
- А вы, - сказал стажер, когда сердце успокоилось, - вы здесь гуляете?
- Я живу тут недалеко, - сказал тот, - мой дом рядом с лесопилкой. Увидел, как вы сюда идете...
- И решили пойти за мной? Вы за всеми приезжими так следите?
- Это намек или просто вопрос?
- Вопрос... пока.
- Я просто хотел вас предупредить. И не думаю, что я первый. От этого леса лучше держаться подальше.
- Это почему же?
Матье пожал плечами:
- Я человек нездешний. Вы лучше у кюре спросите. Спросите, почему он не велит прихожанам заходить дальше опушки.
Он попытался обойти Легуэна и взглянуть на яму. Легуэн не дал.
- Что-то интересное?
Стажер вздохнул и вытащил трехцветное удостоверение.
- Здесь проводится полицейское расследование. Вы не уполномочены. Идите лучше домой.
- Вы бы все-таки были поосторожнее, господин инспектор. Убийца-то все еще на свободе. И он не любит приезжих.
Участок перевозбудился. С одной стороны, кости, с другой - пришли из профсоюза сказать, что бастовать будут в конце апреля точно, и, скорее всего, не меньше недели.
- Завтра приедут раскапывать, - сообщил Пелен, поговорив со специальной командой из Бреста. - Ничего себе находочка, а, стажер?
- Интересно было бы знать, кто они и кто их закопал, - задумчиво проговорил Легуэн.
Пелен посмеялся:
- Это уже не по нашей юристдикции. Этим комендатура должна была заниматься. Сейчас бы этих гансов опознать..
- Кто знал, что Корригана не поймали? - с места в карьер спросил стажер.
Пелен поморгал:
- Здесь-то? Мы старались, чтобы не просочилось. Ну, я знал, ну, напарник мой, комиссар... Патологоанатом. И жена комиссара, вестимо. А сказать мадам Легерек - это все равно, что...
- Передать по "Радио Брейз", - закончил за него Легуэн. - Ясно. - И рассказал Пеленну про учителя истории.
- Тип еще тот, - кивнул инспектор. - Ну да мы его проверяли. Алиби - не придраться. Да ты посмотри сам, раз уж копаешься в архивах.
Ночью лес был гораздо хуже. Стажеру Легуэну не хотелось туда идти. Вообще. И тем более, к тому месту, где не своим сном заснули четверо немецких солдат.
Яму оцепили, обвили желтой полицейской лентой, будто подарок экспертам. Сам мэр сказал, чтобы ничего не трогали руками, а комиссар повторил. Поставили полицейского агента - отгонять любопытных. Но тех было немного. Люди, по местной традиции, держались подальше.
Свет прыгал по стволам, по веткам, высвечивая чужой неприютный мир. Агент должен был стоять и курить возле захоронения. Но он там не стоял. Парень мог отлучиться по естественной надобности. Вот только стоявшая вокруг тишина вовсе не казалась Легуэну естественной.
- Агент?
Стажер осторожно посветил во тьму, вверх, боясь увидеть свисающее с ветки тело. Не увидел - от сердца чуть отлегло. Он опустил фонарь, вглядываясь теперь в землю. Тело агента лежало ничком у самых желтых лент, одна рука свешивалась в яму.
Рядом хрустнула ветка.
Легуэн вытащил казенный пистолет, с третьего только раза расстегнув кобуру - пальцы тряслись.
- Ни с места! Полиция!
Крутанулся вокруг. Кинулся между деревьев, туда, где слышал хруст. Никого. Никого, только чаща со всех сторон, плотная, давящая. Лес, в котором он - чужак. Незнакомый лес, в который и свои-то не ходят.
Стало страшно.
Озираясь, вцепившись в пистолет, он опустился на землю рядом с трупом. Тот, слава Богу, трупом не был - когда стажер развернул к себе лицом, агент замычал и открыл глаза.
- По голове, гады, - сказал он обиженно. - Сзади...
- Кто-то что-то искал, - сказал стажер, стоя на коленях и глядя в яму. Кто-то подумал о том же, что и Легуэн. Только подумал раньше. Не постеснялся потревожить мертвых - земля была разрыта и раскидана, кости побросаны там и тут.
Пострадавший, топтавшийся за спиной Легуэна с его фонарем и револьвером, очухался достаточно, чтобы спросить:
- А вы-то чего тут делаете, инспектор?
Он не ответил. Он обшаривал фонарем землю меж деревьями. Прошлогодняя трава, хвоя, ломаные ветки. Какой здесь может остаться след?
Дуракам и новичкам, говорят, везет.
- Глядите, Берлю, - подозвал Легуэн. Тот подошел, держась за голову. На комочке мятого снега под деревом отпечаталась гладкая округлая подошва.
- Он был в кроссовках, - сказал стажер. - Без экспертов видно.
- А толку-то, - пессимистично сказал агент. - Полгорода в кроссовках ходит.
Наутро его вызвали на ковер. Ковер был старый и потертый, кабинет шефа - мрачный и облезлый. Пахло старыми бумагами и кофемолкой. Легуэн рассматривал открытки на стене - виды Ниццы и испанского берега.
- Вчера пришел факс, - комиссар Легерек все еще говорил хрипло и в нос. - Факс из Парижа. Вот этот вот.
Легуэн глянул на бумагу - и снова на испанский берег
- Ты что, решил заняться дорасследованием?
Стажер разглядывал неестественно синее море на открытке.
- Ты не думаешь, что сначала следовало спросить у меня?
- Следовало, патрон, - сказал стажер.
- Это первый вопрос. Второй - что ты ночью делал в лесу, kor ki gwenn? Строжайший же был приказ - до приезда экспертов не ходить и не трогать!
- Извините, патрон, - сказал стажер.
- Тебя, значит, в лес понесло. А агента Берлю по голове ударили. А если я сложу два и два?
- Я не знаю, кто ударил агента.
- Вот как, - устало сказал комиссар. - И не догадываешься?
Легуэн помотал головой. Комиссар видел - догадывается. - Если я еще раз услышу, - проговорил он, - или увижу, что ты хоть пальцем шевельнул несанкционированно - у тебя будет другое место для стажа. Не знаю, правда, можно ли найти похуже.
Легуэн знал, что можно. Парижский пригород Сен-Дени, к примеру. Он смирно сказал "да" и поднялся.
- А факс? - сказал ему вслед комиссар Легерек.
В факсе слегка размазанным черным по белому было сказано: Брендан Фонберг, сын Келли Фонберга, изначально - Курта фон Берга, беженца из Германии. Принадлежность Курта к немецкой армии доказана не была, но американские федералы им одно время сильно интересовались.
- Письменного предупреждения не вкатал, и хорошо, - авторитетно сказал испектор Пеленн. Легуэн показал ему факс. Тот долго щурился, потом до него дошло.
- И ты думаешь, это, - он кивнул за окно, в сторону леса и команды экспертов, - связано?
Легуэн пожал плечами.
- По-твоему, этот археолог приезжал искать друзей отца? Вот чего нам не хватало, - Пеленн облокотился на подоконник и закурил, - это очумевшего пенсионера-мстителя из Сопротивления.
Оба замолчали.
- Кюре не смог бы этого сделать, - сказал наконец Легуэн. - Он цепь-то на велосипеде натянуть не может, а уж человека втянуть на дерево...
В двери ввалились сделавшие свое дело эксперты. Громкие, говорливые, раскованные - люди большого города, где никто не слушает тишину. За ними в участок затолкались два репортера местной газеты (комиссар мрачно предрекал, что уже завтра притащатся из "Уэст-Франс", и хорошо, если не из "Монда")
- Значит так, пока точно ничего сказать не можем, - отрапортовал главный, - но жмурика, скорее всего три. По крайней мере, столько мы насчитали черепов. И, похоже, они были застрелены. У двоих во лбу дыры. Экспертиза покажет, но я не знаю, чем, кроме пули, такие дыры делаются.
Все пошли смотреть на упакованные кости. У фургона, на котором их должны были отвезти в Брест, стоял кюре. Его позвали, чтобы обеспечить хоть какое-то Божье присутствие.
Отец Гийом вертел в руках крест.
- Я вот думаю - зачем? - проговорил он очень тихо. - Оставить свою страну, отправиться неизвестно куда, убивать - зачем? Чтобы закончить вот так?
Зрелище было то еще. Не все кости остались целыми, и скелеты уже не напоминали человеческие, а напоминали собачью еду.
Три скелета. Четверо пропавших и три скелета. У стажера в голове начинало что-то складываться. Он попросил экспертов, чтобы результаты опознания - если будут - прислали, как только получат.
Кюре попрощался, сел на велосипед и укатил прочь. Легуэн долго смотрел ему вслед. Ну да, разумеется. Сан саном, а на велосипеде гораздо удобнее ездить в кроссовках.
- Взгляни-ка, стажер, - сказал ему Пелен на следующий день.- Я нашел это в библиотеке мэрии.
Бумага, желтая в пятнах сырости и старости, была исписана ровным почерком военного. Легуэн по-немецки не читал, но скрепкой был прицеплен перевод. Рапорт гауптмана девятнадцатой армии Штаге о пропаже близ пункта Пенн-ан-Марв четырех членов личного состава.
Среди которых числился лейтенант Курт фон Берг.
- Там у них есть пачка немецких документов, - объяснил инспектор. - Тех, которые маки перехватили. Но больше я ничего не нашел - все перетряс. Это, конечно, ничего не доказывает.
Из прозрачных глаз Пелена исчезало равнодушие.
- В мэрии, говоришь, - сказал стажер.
В субботу вечером в баре было набито битком и прокурено насквозь - "Ренн" принимал "ПСЖ". Стажер взял сидра. Увидел в углу преподавателя истории. Жан Матье сидел в одиночестве и болел. За "ПСЖ".
- Не боитесь? - спросил Легуэн, устраиваясь рядом на батарее.
- Я тихонько. Тут уж я ничего сделать не могу, это моя команда с детства.
Экранный судья просвистел на перерыв.
- Да, несчастная находка, конечно, - сказал учитель. - Знаете, иногда здесь еще попадаются неразорвавшиеся бомбы. Да этот бедный Берлю. Надо же - получить по голове фонарем!
- Любопытно, - занитересовался стажер. Агент Берлю стал на полдня национальным героям, потирая голову в баре над кружкой темного и рассказывая о произошедшем всем, кто желал слушать. Но он сам не знал, чем его ударили. Врач сказал, что рана его - слава Богу - не настолько глубока, чтоб можно было определить, чем ее нанесли. Он лично склонялся, например, к рукоятке пистолета.
-Так вы говорите, это был фонарь, господин Матье? - стажер смотрел на холеные руки учителя, думая, что они не кажутся сильными, и что, вполне возможно, агенту повезло.
- Я? Говорю? Я просто предположил, - испугался Матье. Ощутимо испугался.
Стажер глянул на его ноги. Черные, начищенные туфли. Преподавательские.
- Так вы, значит, ничего не знаете об этих немцах?
- Я ведь вам уже говорил, инспектор.
- Странно. Даже пересмотрев все документы? Мне архивистка в мэрии сказала, что вы особенно интересовались той пачкой немецких документов - знаете, которые остались у макизаров?
- Сожалею, - учитель глядел на экран, но взгляд его не следил за игроками, застыл. - Ничем не могу вам помочь.
Нападающий Ренна обвел двух парижан и запустил мяч в "девятку". Бар взорвался ором. Жан Матье понурил голову.
Пришел конец апреля, и полиция забастовала. Даже комиссар Легерек, который не любил профсоюзы и не бастовал из принципа, сдался и отправился отдыхать. Инспектору Пеленну полагалось входить в аварийную команду, но он укатил в Ренн на семинар по борьбе с терроризмом.
Легуэн остался один в пустом участке с молчащей мини-АТС. Он сидел, слушая дуэт мухи и кофейного автомата.
- Странно получается, - сказал он мухе. - Как ты свяжешь кельтские шабаши и убитых бошей?
Муха потерла лапки. Это было за пределами ее компетенции.
- Мне кажется, мы с самого начала ставили вопрос неправильно.
Кофейный автомат замолчал и прислушался.
- Вопрос не в том, почему маньяк охотился за приезжими. А в том, какого лешего забыли четыре туриста в ночном лесу.
Белтайн, Ламмас, Самэйн... Четыре человека, приехавших с разными целями, оказываются рядом с захороненинем в четырех точках цикла.Что можно делать на шабаш? Плясать через костер? Колдовать на костях? Что там говорила старая Магали - в ночь на Сен-Жан чертовы огоньки манят кладом...
Стоп.Немцы тащили с собой трофеи. Экспроприированное золото, фамильные драгоценности, отобранные у растрелянных... Курт фон Берг и его три приятеля отправились в лес, где не было маки, а вернулся оттуда только один. И его сын, много лет спустя, приехал на место захоронения... Приехал вести раскопки, но о телах не обмолвился.
Легуэн позвонил другу в Париж. Поблагодарил за факс, пообещал бутылку шушенна - вот только вернется.
- Тут такое дело... - он коротко рассказал. - Так вот тот археолог - его прислали из Парижа-8. У него в бумагах все как-то смутно. Ты не мог бы связаться с университетом и спросить, что он тут собирался раскапывать?
Стажер положил трубку,поставил мини-АТС на автоответчик и отправился к Марго Галлек. Он долго стоял на крыльце неприветливого дома с захлопнутыми ставнями. Надавил еще раз на звонок. В конце концов дверь отворилась.
- Кем вам точно приходился Ян Галлек?
Марго глядела на него недоверчиво. С раздражением.
- Послушайте, я ведь все это уже полиции рассказывала.
- Возможно, мадам Галлек, в этом деле появились новые факты.