Аннотация: Три истории обобщенные одной темой и одним концом.
Коктейли третьей мировой'
Мы вместе спустили курки
И одновременно упали.
Диана Арбенина
Война шла уже седьмой или восьмой год, просто счет был давно потерян, потому что конца этой войне было невидимо. Из русско-грузинской плавно и размеренно переросла в мировой конфликт. А как все начиналось? С газа или электричества, да кто теперь это помнит, да и кому это важно?
Как только за окном прекратились взрывы - так называемые "миротворцы" взрывали штаб "людей нового времени", заседавший тут уже около года, он смог спокойно перезарядить свой "Вальтер" и, засунув его под облезлую жесткую подушку, уснуть, хотя долго отдыхать ему не дали. Послышались глухие удары в дверь.
Он чертыхнулся, встал, снял пистолет с предохранителя и пошел в темную, плохо освещенную прохожую - городские власти, если такие еще остались, отрубили свет в этом районе за неуплату, хотя платить тут было некому - люди с деньгами прятались в своих виллах в другом конце страны, где как считали, они было спокойнее пережидать "смуту". А это действительно была смута, уже не война... Все эти лагеря - "миротворцы" пытавшиеся вернуть все на места и отчаянно взывавшие к сознанию и совести народа (которой как выяснилось, у народа совсем не было) требовали, чтобы все сложили оружие, "люди нового времени" безнадежно требовали реформ и еще чего-то без чего отлично жили много лет, некая новая "белая гвардия" настаивала на возвращении монархического строя в стране, не молчали даже "красные" черт знает, откуда взявшиеся... И все они не знали, чего они хотели, слепо разрывая и без того уже развалившуюся страну. А в это время террористы, мародеры и мелкие бандиты разоряли и убивали взбесившееся население... Веселое время, когда даже мирному человеку приходилось держать под кроватью "двустволку".
Он потоптался у двери, потом лениво спросил:
- Кто?
- Миротворцы...
- Пошли в жопу, миротворцы, - машинально буркнул он, снова ставя предохранитель и слушая огорченное сопение за дверью и отдаляющиеся шаги. Потом он подошел к окну и из-за темной шторы выглянул на улицу. Там горел соседний дом, - были выбиты стекла, - где-то кричала женщина и раздавались звуки выстрелов. Здесь становится опасно, видать сюда принесло каким то течением этих полудурков бандитов, которые мечтали захватить власть в разоренной стране. Или что-то еще.
Он отошел от окна, потому что понимал, что не защищен от шальной пули, а эти молоденькие солдатики, которых забирали у матерей, совсем не умели стрелять и воевать вообще и были гораздыми попалить по окнам. Он чертыхнулся, понимая, что нынешней армии "миротворцев" не хватало профессионалов, и приходили они именно за этим... Позвать в свои ряды бывшего преступника, приговоренного к смертной казни на электрическом стуле, но спасенного неожиданной "революцией" когда каждый стал спасать свою задницу, плевав на все. Ну а разве можно было не воспользоваться подаренным шансом на жизнь?
Вот он и пользовался, правда, мирная жизнь (хотя мирной ее назвать было сложно) уже начала ему надоедать. Потому что жить в мирно в таких условиях было сложно, а продержаться и не пустить пулю в лоб очередным умникам желавшим переманить его на свою сторону.
Он поморщился при звуке очередного взрыва и процедил сквозь зубы:
- Придурки...
Взрыв
Вовсе не всем, как ему, удавалось идти через эту нелепую и кровопролитную войну так легко, без жертв. Для юного Дани Кармилова, которого забрали к себе, в солдаты миротворцы война была черной полосой в жизни - на фронте в бою, когда пошли на прошлом лоб в лоб друг на друга две воинствующие партии погиб старший брат, да и не особо радостной для него была перспектива оставить родной более-менее безопасный дом и идти воевать за кого-то, даже не зная за кого, за какие-то сомнительные идеалы представленные лысыми дядечками выше по чину, и безразличными ко всему. По этому Данина служба долго не продлилась: он бежал как трус, бежал ослепляемый человеческой жестокостью в родной дом. Его никто не стал искать: таких как он, пугливых неумелых мальчишек хватало выше крыши, никто даже не следил, их не вел счета, на кону были редкостные профессионалы, успевшие выучится расчетливости и хладнокровию, до войны, когда вообще учить чему бы, то ни было перестали. По этому Даня остался дома со стареющей матерью и больной сестрой, каждый раз вздрагивая при звуке выстрела или взрыва, вспоминая свое предательство, и при каждом стуке в дверь, хватаясь за потрепанный старый Макаров. Но не все было так просто: город, в котором они жили, недавно еще безопасный и тихий теперь тоже стал местом ведения кровопролитных стычек и боев теряющей силы армии. Взрывали дома, жгли магазины, по ночам освещаемые вспышками взрывов на улицу выходили мародеры и грабители. И каждую ночь Даня брал Макаров, снимал предохранитель и караулил у двери, поглядывая через проем для ключа на облупившуюся лестничную площадку, потому что через глазок смотреть было нельзя: бывали случаи, когда маленькое стеклышко выбивалось и туда ставилось дуло пистолета, тогда смотревший рисковал остаться без глаза. Даня все это прекрасно знал, по этому слыша, как хлопает на нижнем этаже входная дверь, был готов ко всему, ведь дверь не помеха беззаконникам, да и Макаров, заряженный пятью пулями тоже не помеха. Когда проходила ночь, можно было вздохнуть спокойно, можно было даже выйти на улицу, на поиски пропитания.
Но сегодня ему пришлось выйти поздним вечером, его это, возможно и спасло. Его матери стало плохо. И понадобились какие-то таблетки: сестра написала их название на листе. И он отправился в лагерь миротворцев, где при большом желании можно было найти все что угодно, и купить, на уже ничего не значащие деньги.
Как только через весь горящий и полуразрушенный город он добрался до того места, где когда-то возможно находился лагерь, его взору предстали обгоревшие развалины. Видимо, здесь было сражение, и было совсем недавно. И Даня разочарованный и расстроенный побрел обратно к своему дому. Вокруг носились толпы людей, явно норовивших задавить его своей беспорядочной массой. Взрыва самого он не видел, его только настигла волна, огненная, палящая. И сюда донесся грохот. Даня в ужасе бросился туда, и увидел, что от родного дома осталось только пара этажей, черных от сажи. Вокруг уже сновали миротворцы, обычные люди, еще какие-то лагеря он совсем в них не разбирался. Лаяли собаки, кричали дети, ревела громко где-то очередь автомата. В общем, взрывы для этого места были делом привычным, но никто конкретно не знал, кого взорвут завтра...
Даня пошел, расталкивая толку к тому, что оставалось от его подъезда, обугленные стены, груда камней. Он взлетел по развалившейся лестнице и отодвинул останки двери, на согнувшихся петлях. Он быстро влетел в обуглившийся коридор, и остановился. Дальше шла немая и глухая бездна, в которой были видны другие этажи. От его квартиры остался только коридор, а остальную часть разнесло взрывной волной. Значит, у сестры и матери просто не было шанса спастись.
Откуда-то неслись стоны и крики, взывали к помощи. Даня стоял, как зачарованный глядя в бездну, сжимая в руке свой старый Макаров. Потом не в силах сдержать разрывавшей груди боли он опустился на колени и бессильно застонал, сжимая голову руками. Такого не может быть... Это просто бред, хотя ведь он жил с немым ощущением и пониманием того, что возможно следующим взлетит на воздух его дом.
- Тебе удалось убежать от службы, но от войны убежать не удалось, - услышал он сзади себя и резко обернулся. Оперившись на изуродованный дверной косяк, стоял... Этот убийца, которого хотели казнить на электрическом стуле, его даже по телевизору показывали. Даня был наслышан о его жестокости и равнодушии. Но сейчас бояться уже не было смысла. Он гордо поднял голову и встретился с ледяным взглядом голубых глаз.
- Откуда вы узнали? - спросил Даня с интересом.
Преступник только кивнул на жетон, выбившийся у него из-под рубашки. Но долго думать он Дане не дал, достал из-за спины Пистолет-пулемет HK MP5 и выпустил по оторопевшему Дане всю обойму в тридцать патронов. Даня бессильно рухнул на пол родной квартиры.
- Ему все равно не зачем было жить, - сказал себе преступник на крохотный укол совести. И пошел своей дорогой. Слабым не место на войне.
Бони и Клайд
Они шли по войне бок о бок, - они были похожи как брат и сестра, но при этом у них общими чертами были только бесстрашие и хладнокровие. Они были из разных лагерей и предпочитали разное оружие. Но это не мешало им быть вместе.
Она была воином декаданства, из тех, кто звали себя "новой белой гвардией", основным оружием ее был старинный компактный револьвер Colt 36 калибра, который она всегда носила с собой. Хотя на этой войне от такого оружия, было, мало толку, по этому для сохранности у нее всегда был припасен Walther PPK, меткий быстрый, но его она использовала только в рисковой ситуации. Обычно женщины боялись убивать, пытались избежать этого, считали это страшным грехом, но только не она. Наверное, за это ее и ценил ее вечный спутник. В Войну она вошла пятнадцатилетней девочкой, и вошла со странной для ребенка жестокостью и хладнокровием. Она была из какого-то древнего дворянского рода и только и мечтала о том, чтобы вернуть в страну монархический строй, одновременно понимая, что это невозможно. Но она отказалась от своих идей, от своих планов, предала свой лагерь, свои идеалы ради него. Его жертва тоже была не маленькой.
Он был анархистом, старался еще больше разрушить и без того разваливающуюся страну. Ему было безразлично все, даже собственная жизнь. Но встреча с этой женщиной перевернула все: ему пришлось отказаться от своего эгоизма, а это великая плата, ему пришлось, научится ценить ее, пожелать оберегать ее, хотя она совсем в этом не нуждалась. Пистолетам, винтовкам и револьверам он предпочитал с трудом добытый английский пулемет Bren L4.
С тех пор как они встретились, они оставили идеалы и интересы и стали воевать только за собственную жизнь, и за то, чтобы улучшить ее. Путем вооруженного набега они захватили Вилу мелкого чиновника в южной части страны. Оттуда они с интересом и ненавистью наблюдали, как всеобщее безумие поглощает мир страну за страной. Как весь мир сошел с ума.
Во дворе особняка обитали собаки, выученные так, что растерзывали в клочья любого вошедшего на территорию их уединения. Но в это утро она, думаю, нетактично будет называть имена, по этому я условно буду называть ее Бони, чтобы соответствовать жанру. Она сидела, раскинувшись в широком кожаном кресле перед большим экраном, потягивая из высокого стакана апельсиновый сок, наслаждаясь роскошью, и другой рукой, тоненькой стальной щеточкой чистя револьвер. Она смотрела на экран, где рассказывали о падении еще одной страны, и все это вгоняло ее в уныние. Как только проснулся ее спутник, она отложила револьвер, вдребезги как бы нечаянно, но на самом деле специально разбила стакан, и после страстного поцелуя с привкусом апельсинового сока и ее дорогой помады, рассказывала ему о своих мыслях:
- Знаешь, - сказала она, - я хотела съездить во Францию... но она пала, это нагоняет на меня депрессию и скуку. Как ты думаешь, есть ли смысл жить в мире, который обречен на смерть? Люди так циничны, так глупы...
- Если ты захочешь, мы убьем себя.
- Мне страшно умирать второй... Ну, наверное, это будет интересно? Знаешь, я устала от этой войны... От взрывов у меня болит голова. Давай уедем?
- Куда...?
- Я знаю отличное место, - ее рука остановилась на револьвере, - там нас никто не разлучит... там не будет скучно. Только я не хочу умирать второй.
- Ты и не умрешь...
- Правильно.
Потом больше они не говорили об этом, просто, когда доходило до этой темы, они понимали что это лучший выход. В первые годы двадцать первого века люди часто говорили о конце света. Он наступил, они погубили себя сами. Нефть кончалась, страны ссорились... Люди убивали друг друга, без смысла и цели. Этому миру грозит скорая разруха. Только Клайд знал о том, что однажды кто-то просто нажмет красную кнопку и даст этому балагану логический конец. По этому они решились на то, о чем помышляли так долго, тихо и торжественно. Сначала они пили холодный чай, каждый, думая об одном, и скрывая свои мысли, ведь это слабость...
- Я хочу слышать твои мысли, - сказала она, - я больше так не могу. Воевать - бессмысленно. Жить - осточертело. Давай со всем кончим, красиво уйдем?
- Ты только что назвала мои мысли, - ответил он.
Потом они стояли друг напротив друга, понимая, что конца у войны не будет. Потому что мысли в слух, правда. Они вместе спустили курки, и одновременно упали. Звуки двух выстрелов прогремевших почти одновременно разнесло по пустому огромному дому. Все это немое великолепие, казавшееся таким бессмысленным, на фоне изуродованной войной жизни навеки застыло в своем торжестве. Одиноко лаяли собаки во дворе. Где-то спустя пару месяцев, на дом упала бомба, и от него ничего не осталось. Но историю о них, о русских Бони и Клайде, не раз потом рассказывали жители местных деревень, выжившие после войны, если она конечно когда-то кончилась. Он тоже слышал эту историю, хотя совсем не придавал этому значения.
Пуля
Лавринов был обычным солдатом, дремал на своем посту, мечтал вернуться домой, курил тугие терпкие сигареты. Но однажды добился повышения по службе и был переведен в генеральный штаб. Тут было скучно и спокойно. Ходили командиры миротворцев, звонили телефоны, мыла полы полная уборщица Женя. Иногда они перебрасывались парой слов, потому что Женя хоть иногда выходила на поверхность, а штаб находился глубоко под землей, дабы обезопасить его обитателей. Лавринов больше года уже не видал солнечного света, а о событиях наверху знал только из газет, от Жени и из подслушанных кабы нечаянно разговоров начальников. Однажды Лавринов нашел, бродив по длинным железным коридорам, маленькую стальную пулю примерно 12 мм, которая, скорее всего, подходила Кольту 1911, хотя он не был уверен точно. Он спрятал находку в карман и воротился на свое место, попробовал ее на зуб, повертел в пальцах и сделал вид, что старательно несет службу. И тут неожиданно перед ним возник начальник: полковник, или как его там ну, в общем, Петр Сергеевич. Лавринов испугался, подумал, что его будут отчитывать за плохую службу.
- Караулишь? - ехидно спросил начальник.
- Так есть, сэр, - выпалил Лавринов.
- Полно халатничать, - сказал Петр Сергеевич, - никакой я тебе не сэр. Пойдем что покажу.
И велел Лавринову следовать за ним. Тот послушно пошел по длинному железному коридору, на лифте спустились еще на пару ярусов вниз. Лавринову стало не по себе, но он молча шел за начальником. Потом небольшая комнатка дверь с кодовым замком, Петр Сергеевич приложил ладонь к системе, видать, она работала по отпечаткам пальцев. Они прошли в круглую комнату с шестью экранами.
- Смотри, Лавринов, - начал Петр Сергеевич, - вот в этих экранах видно местонахождения нашего секретного оружия... А если нажать на красную кнопку... в прочем на нее лучше не нажимать. Теперь будешь караулить здесь.
Лавринов остался тут, с интересом наблюдал за экранами, жадно как воздух, глотая новости с земли, сверху... Ему было страшно и интересно. Впрочем, однажды его служба пригодилась. Дверь открылась, и на пороге он увидел не своего начальника, а странную женщину с растрепанными черными, как воронье крыло волосами, яркими светлыми глазами с разводами под ними туши. В руках у нее был револьвер Colt 36 калибр, и возможно, читатель спокойно узнал бы в ней вышеописанную Бони, и возникает вопрос, только, как так получилось. Произошла осечка, - сбитый прицел и пуля прошла в паре сантиметров от ее головы, оставив ее в живых. Тогда Бони загорелась желанием кончить войну к чертовой матери. Кончить, потому что жить смысла уже не было. Солдат Ларионов хотел остановить обезумившую от горя женщину, но она выпустила в него сразу три пули и рванулась к красной кнопке. Ларионов из последних сил выпустил по ней обойму из своего автомата Калашникова. Но она резко разбила стеклянную крышку, хранившую кнопку и резко нажала на нее своей изящной красивой рукой. В это мгновенье, во всех шести экранах разорвав землю на встречу еще голубому небу вырвались огромные и длинные серебристые ракеты, - оружие распада. Теперь наступит конец. Лавринов и Бони еще видели это прежде чем умереть. Для точности Бони поднесла свой револьвер к виску, и, сползая на железный пол, произнесла:
- Мне страшно умирать второй...
Он с интересом и ужасом смотрел, как за окном вырывается серебряная ракета, и в принципе он знал, что это конец. Наконец-то война кончилась. Ценой гибели человеческой расы. И только в этот момент он попытался перебрать всю свою жизнь вспомнил недолгое мирное время, вспомнил свою сестру, такую же резкую точную. Вспомнил то время, когда его хотели казнить за страшное преступление. Теперь все это было только воспоминанием. Которое плавно уползало в вечность. Он сел в кресло, расслабился, и стал ждать конца. Как только ракеты найдут свою цель. А потом, подумав, он решил, что это ему не надо: он достал Макаров того мальчишки и приложил к виску. Возможно, было все исправить, но зачем, если понимаешь безысходность...