|
|
||
 Неужели я узнала что за зверь такой эта психоделия?Третье место на конкурсе психоделического постмодернизма "Пот Сознания-2" | ||
А.Л.Х.И.М.И.Я
(историю с названием можно найти в комментарии N 9)
В наше время никто не может назвать себя алхимиком. Век ученых бездарей, променявших целое на частности, расчлененные под лупой познания. Тряхни любого - как вши с бездомного посыплются осколки и обрывки знаний, полученных в школах и институтах... В этом месте умозаключений своего дяди я неизменно отвлекался и терял нить рассуждений. Раз за разом, а монологом на эту тему дядюшка потчевал меня каждый день, я спотыкался об образ несчастного нищего, не способного прокормить себя, но дающего жизнь сотням крошечных вшей. И блох, наверняка у него должны быть блохи. Эти даже скорее посыплются с бездомного бедолаги, вши - те крепко держаться в волосах, засаленных и нечесаных. - О чем ты думаешь?! - здесь мне всегда доставалось по голове - затрещина, а то и просто по носу ложкой - выбор орудия кары зависел от места и времени нашей с дядей "беседы". Хотя, почему беседы? Мне никогда не удавалось вставить в разговор что-то кроме: "Простите, я больше не буду!" - Жалкий невежда! Ты обещаешь мне это в тысячный раз! Вот умру я, и что будет? Что, я тебя спрашиваю?! Прервется древний схоластический род - вот что случится! Дальше я тоже никогда не слушал - будь дядя последовательным, то давно понял бы, что противоречит сам себе. Можно сказать, что мы никогда не понимали друг друга. В моей жизни дядя появился, когда мне исполнилось одиннадцать - мать сама отвезла меня к брату, решив, что ее любви мне не достаточно. Чтобы воспитать мужчину, нужен мужчина, так она объяснила то, что я счел предательством и изгнанием из Рая. А ведь нам было так хорошо вдвоем. Отца своего я никогда не видел. Мать говорила, что он умер до моего рождения, но по острому запаху я знал, что она лжет. Мне было все равно - пусть она не хочет признаваться, мне отец не нужен. Я с младенчества чувствовал себя маленьким зверенышем: верный глаз, чуткий нос, крепкие когти. Этого было достаточно, чтобы чувствовать себя защищенным. Пищей мне служило материнское молоко и любовь, щедро источаемая каждой порой ее тела. Я часто прижимался к ней - крепко-крепко - чтобы почувствовать биение там, где у нее не хватало одного ребра. Закрыв глаза, я впитывал горький аромат этого места - острый и тонкий как игла - запах ее неправдивых слов. Слова - они всегда мешали нам. Во сне я видел, что они подобны наперсткам, в которые пролит океан. Правда - она всегда где-то там, в бархатной синей глубине. Зачерпни чем угодно - наперстком, ведром, дамской туфлей - ты получишь лишь малую меру чего-то большего. Оно всегда есть, по крайней мере, у меня. Дядя встретил нас радушно. Вечером, оглянувшись через порог чужого дома, мать покинула меня, забрав себе только то, что уместилось в наперсток. - Ну-ну, мой мальчик, - дядя утер мои слезы, - твоя мать приняла правильное решение. Такова женская доля, в этом ее материнский долг. Пойдем... С тех пор, под бесконечные бормотания и пафосные монологи дяди, я позабыл прежние сны и запахи. Когти мои сточились. Но я все еще был молод и силен. И я был зверем. А философия и взросление - западней. - Именно дробление стало каменной пятой, преткновением на пути священного брака. Сама идея трансмутации испарилась, рассеялась в перегонных кубах разного рода "экспериментаторов", увлекшихся "наукой". Вот почему мужчины нашего рода собирали и передавали знания из поколения в поколение... Я опять отвлекся. На этот раз на запах. Дядя сказал "род" - это слово пахло знакомо, оно билось в пробоину среди ребер, оно было знакомого цвета. - ...пока не появился ты - венец охотников на ворон! Мне опять досталось по затылку. Это стало последней каплей. Я тяжело задышал, почувствовав, что плотина мясной и костной плоти вот-вот рухнет и безмерная синева затопит все вокруг. Когти сжались на горле иссохшего под солнцем заблуждений старика, звавшегося братом моей матери. - Мол-ч-чи... - слова были странные, свинцовые на вкус, они сыпались свежеотлитыми заготовками из моего брюха. Слова звенели как серебряные монеты, развешенные на ветвях осины. - Я голоден от твоего учения. Обглоданные не единожды кости философа крошились в моих руках. - Я иду к тебе, мама... Плоть ина рухнула. Я разлился там, где был везде, поглощая и отдавая малости, скованные абстракциями формы. С предметами было легко. Сложнее со словами - они никак не желали становиться похожими на что-то прежнее. Им больше не было интересно сковывать, они стремились вслед за мной: "А?л?х*и((м;и-ЯяЯ, а69Ль&х|/|...м|\|,,,я" Мы больше не вмещались в наперсток...
(C) Demon Hazard 20 марта 2010 г.
|