|
|
||
Философия боя
|
поморщился. Все некстати. Некстати получил новое назначение и улетел в Союз его бессменный второй пилот Ваня Гальцев, очень некстати назначен на его место лейтенант Сашка Кудрявцев и уж совсем некстати попала в засаду разведрота десантников, которую и требовалось сейчас поддержать огнем. Бой там похоже идет нешуточный, а у Кудрявцева - первый боевой вылет. Ах, как хорошо бы иметь сейчас Гальцева за спиной, вот это было бы очень кстати! - Понял задание, лейтенант? Курс сто пятьдесят пять, высота двести. - Понял, командир! Голос спокойный, вроде держится молодцом. Ладно, там посмотрим, в конце концов у каждого из нас был свой первый боевой. Капитан оглянулся. Ведомый шел слева и сзади как привязанный и у Казанцева потеплело на сердце. Тут все было в порядке, тут свои проверенные люди, с Пашкой они уже восьмой месяц в Афгане, кремень не мужик. После ранения вполне мог остаться в Союзе, но вернулся в полк, к своим. Зачем? Казанцев часто размышлял, примеряя к себе этот Пашкин поступок. А что бы он сделал на его месте? Остался в той чудесной мирной жизни или вернулся бы в этот стреляющий и грохочущий кошмар? И все чаще приходил к убеждению - нет, не вернулся бы. До смерти надоели ему и эти чужие горы, и вечно скрипящий на зубах песок, и главное - эта бессмысленная, никому не нужная война. - Командир, цель по курсу, удаление пять! - вырвал его из непатриотических мыслей, бодрый голос лейтенанта Кудрявцева. - Понял! Паша - на боевой! - Есть, командир! Начиналась работа, обычная работа профессиональных военных - убивать людей. Сверху было хорошо видно, в какое дерьмо вляпались разведчики. Вся группа находилась в расселине, меж двух сопок с которых их и расстреливали залегшие на высоте "духи". Капитан привычно наметил цели и, почувствовав знакомый холод внизу живота - страх перед предстоящим боем, скомандовал: - Атака! И завертелось! К земле потянулись белые, дымные следы ракет, взрывами вздыбился песок на сопках, фонтанчики снарядных разрывов потянулись к позициям "духов". "Духи" яростно сопротивлялись. Ясно было видно, как один из них, стоя на коленях за валуном, непрерывно палил из ручного пулемета целясь в Пашкин вертолет. Капитан послал в его сторону длинную очередь и кажется попал, при следующем заходе этого пулеметчика он больше не видел. Боекомплект заканчивался. - Уходим, командир? - Пашкин голос как всегда был ровным и спокойным, как будто он сидел у себя на дома за чаем, а не в центре этой свинцовой круговерти. - Вот нервы! - подумал капитан и вдруг увидел распластавшиеся в расселине фигурки десантников и отчетливо осознал, что им отсюда не уйти. Вертолеты конечно поддержали их огнем, частично уничтожили, частично рассеяли "духов", но не всех, нет не всех. Их еще много и они хорошо вооружены, а ребята здесь давно и у них наверняка тоже закончился боекомплект, и воевать им нечем, их просто перестреляют как баранов на бойне, и оставлять их тут ни в коем случае нельзя. Капитан Казанцев точно знал, что никогда не простит себя, если бросит этих пацанов здесь без патронов, без помощи, без надежды на жизнь. - Паша, прикрой меня! - крикнул он в микрофон и направил машину в расселину. - Капитан, там не сесть. Слишком узко. - снова спокойно ответил Пашка, однако повел вертолет на боевой заход. - Узко-то узко, да не это плохо, - думал капитан, - а совсем хреново то, что буду болтаться я в этой расселине неподвижно, как г...но в проруби, в самом секторе обстрела. А неподвижный вертолет - это граждане не грозная боевая машина, это мишень, очень хорошая, большая мишень. И вся надежда сейчас на Пашку, не прижмет он "духов" к сопкам и будет нам с лейтенантом пи...ец, полный и красивый. Думая так, капитан снижал машину, стараясь делать это быстро и аккуратно, что было невозможно - быстро и аккуратно, потому, что из под шлема ручьем тек пот от духоты кабины, от напряжения и заливал глаза. Он не мог стереть пот с лица, руки были заняты управлением и ноги были заняты и даже мысли, нужно было следить за наползающими на кромки винта склонами сопок. Склоны надвигались грозно и неотвратимо, а высота была еще слишком большой для погрузки людей и он вновь медленно, по сантиметру, опускал вертолет вниз. Это был дикий, безумный пилотаж, на грани жизни и смерти в протуберанце поднятой винтами желтой пыли и казалось ему не будет конца. - Саша! - впервые он назвал своего второго пилота по имени, - я сейчас подвисну как смогу... а ты - организуй там погрузку... и в темпе, в темпе! - Есть, капитан! - ответил тот, впервые назвав Казанцева капитаном, подчеркивая этим, что понял - его приняли в негласное боевое братство и он теперь наравне с Пашкой, с Ваней Гальцевым и другими близкими Казанцеву людьми, получил право на такое обращение. Краем глаза капитан видел, как к десантному люку бежали низко пригнувшись десантники, волоча за собой оружие и раненых. Между ними мелькал белый Сашкин шлем с болтающимся проводом радиогарнитуры,- как косичка на лысине - не к месту подумал Казанцев. Один из десантников, видимо командир, прикрывал отход, стреляя в сторону сопки из автомата. Сашка что - то кричал ему сквозь грохот винтов и свист турбин, но тот не слышал его, увлекшись боем и тогда он, махнув рукой, подбежал к нему и схватил за плечо. В этот момент, Казанцев четко это видел, на белом Сашкином шлеме появилась вдруг черная точка, очень черная и очень круглая, ноги его подкосились и он стал неловко заваливаться на десантника и десантник, бросив автомат, подхватил Сашку под руки и потащил к вертолету. Еще Казанцев увидел как лейтенанта затащили в кабину, мелькнули его ноги в летном комбинезоне и люк закрылся. Стиснув зубы, капитан резко выдернул машину из ущелья и, выскочив из тучи им же поднятой пыли, огляделся наконец вокруг. Пашкин вертолет, оставляя за собой густой шлейф черного дыма, под ненормально острым углом уходил вниз, за сопку. Этого не могло быть, это было совершенно невозможно, но это было и капитан видел это собственными глазами. Через мгновение вертолет клюнул носом и скрылся за вершиной, почти сразу оттуда взлетели комья земли, обломки и повалил густой дым. - А-а-а-а! А-а-а су-у-у-ки! - дико заорал Казанцев и заложив машину в крутой вираж, вдавил пальцем гашетку. Боекомплект давно кончился, пушка обессиленно молчала, но капитан продолжал свою бессмысленную атаку, выискивая по привычке, ненавистные цели. Он пришел в себя, когда явственно увидел быстро надвигающийся на него склон сопки, развернул машину и взял курс на базу. Пашка погиб! Пашка с которым они за восемь месяцев прошли огонь и воду, с которым вчера еще пили спирт и травили байки, погиб. Он мог остаться дома, но вернулся, что - бы остаться в этих гребаных песках навсегда. Зачем? Какой высшей силе понадобилась его смерть и во имя чего была эта смерть?А как там Сашка? В глубине души Казанцев надеялся, что он жив. Шлем прочный, а пуля могла быть на излете, может просто - оглушило, контузило? Натренированный слух уловил вдруг новые, угрожающие ноты в привычной песне двигателей. Капитан пробежал взглядом по приборам. Похоже, они с лейтенантом получили свою порцию в том секторе обстрела, давление масла заметно падало, а температура так же заметно повышалась. Судя по ручке управления - гидравлика тоже повреждена. Шасси! Пока работает гидравлика, нужно выпустить шасси! Он щелкнул тумблерами и с замиранием сердца смотрел на панель пока не зажглись долгожданные зеленые лампочки. Шасси в порядке, встали на замки. Так! Теперь подобрать режим полета, постараться снизить обороты двигателей и не потерять скорость. Вроде получается, должен дотянуть. Связавшись с базой, капитан доложил обстановку и получил положенные в таких случаях инструкции и распоряжения. Все! Оставалось надеятся на чудо, на черта, на двигатели и тянуть машину домой. - Давай, родной! - он поймал себя на мысли, что общается с вертолетом как с живым существом, - Давай, терпи! Я понимаю, тебе плохо и ты - наверное, погибнешь сегодня, зато погибнешь как воин, на поле боя, а не сгниешь на свалке от ржавой старости. Потерпи, мы уже почти дома. За ближайшей сопкой уже видно было летное поле с зелеными крыльями радиолокаторов и капитан завел машину на посадку. В привычный свист турбин уже совершенно отчетливо вплелся режущий слух визг, но и до полосы оставались считанные метры. Казанцеву удалось таки довольно сносно посадить вертолет и он уже мягко катился по глиняному полю, когда визг двигателей перешел в скрежет и они окончательно встали. Наступившая внезапно тишина оглушила. Капитан сейчас только заметил, что вся кабина заполнена едким, раздирающим глотку дымом. Он стащил с головы шлем и распахнул люк. Впервые жаркий суховей пустыни показался ему морским бризом. Выскочив из кабины он подошел к десантному отсеку. Люк был уже открыт, возле него стоял старлей-десантник, видимо тот самый, прикрывавший отход. - Что с пилотом?- выдохнул Казанцев. - Крупнокалиберная. Видимо из пулемета, - ответил старлей, вытирая рукой лицо - Я шлем снимать не стал... Там каша... Он помолчал удивленно разглядывая свою окровавленную руку и добавил: - Спасибо, капитан... Может увидимся еще. Подняв клубы пыли, к вертолету подъехали пожарные и медицинский "батон". Казанцев сел, откинувшись спиной на колесо, ничего не видя и не слыша вокруг. Он думал о том, что встань сейчас перед ним выбор, как перед Пашкой - остаться здесь или вернуться домой, он бы остался. Он - капитан Казанцев, остался бы в этом проклятом Богом месте, ради погибших друзей, ради этих мальчишек-десантников, с исковерканными войной телами и душами, ради тех, кого он еще может быть спасет от смерти. Это- его долг и он исполнит его до конца... |
|