Black Queen : другие произведения.

Арбелла, часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая часть исторического романа под кодовым названием "Арбелла". Действие происходит в Англии в конце шестнадцатого века. Пока что с парой купюр, которые в ближайшее время будут исправлены и дополнены. Ну и продолжение вроде как наметилось, потому что очень хочется "довести до ума"
  Часть Первая
  
  Уильям Сесил, Лорд Берли плотнее укутался в тяжелый, отороченный мехом плащ и ускорил шаг. В свои пятьдесят пять лет он предпочел бы сидеть дома в собственном поместье в тепле и покое, а не шагать в такую рань по серым коридорам, ломая голову над политическими проблемами. Гобелены в изобилии украшавшие стены дворца нисколько не препятствовали сквознякам и сырому утреннему туману, и казначей Ее Величества Елизаветы Английской поежился при мысли о том, какогО было этим промозглым утром шотландской кузине его повелительницы. Конечно, Шрусбери старался, как мог, но что поделаешь со старой руиной, расположенной посреди болот. Елизавета, как обычно отказавшись принимать решительные меры, предпочитала ждать. Чего именно, не догадывался даже Сесил; однако похоже, она надеялась, что английские зимы примут решение за нее. Казначей вздохнул, подумав, что нынешняя новость вряд ли улучшит настроение Ее Величества.
  В кабинете королевы было холодно - заспанная служанка только начала растапливать камин. Впрочем, в данный момент Елизавету, видимо, это неудобство нисколько не занимало. Ее длинные рыжие волосы небрежно рассыпались по наброшенной на плечи расшитой золотом и отороченной песцом мантии. Похоже, она лишь недавно проснулась и сейчас же велела послать за Берли. Сейчас все ее внимание было обращено на невысокого смуглого мужчину стоящего, чуть склонившись, над столом и негромко оживленно рассказывающего о чем-то.
  'Значит, Уолсингем, опередил меня с новостями,' - подумал Сесил, как всегда испытывая некоторую ревность к человеку, который занял его должность. - 'Что ж, значит ему и придется взять на себя гнев Глорианы.'
  Королева действительно была в гневе. Ее обычно янтарные глаза сейчас были совсем темными, а в правой руке она рассеянно сжимала и разжимала огромную жемчужину, висящую у нее на груди.
  'Какая наглость!' - возмущенно говорила Елизавета, шагая из угла в угол своего небольшого кабинета. - 'И они полагают, что я поверю в эти сказки! В эти совпадения! Эта старая волчица Леннокс принимает меня за деревенскую дурочку! Сначала Дарнли и моя дорогая кузина, а теперь младший сын и дочь Бесс Хардвик! Юная невинность и пламенная любовь! Я сошлю их всех в разные углы Англии и посмотрю, как долго протянет это чувство!'
  За время этой тирады Уолсингем почти не пошевелился. Он стоял почтительно склонившись и, казалось, думал о своем. Елизавета заметила Сесила и дала знак, что он может войти. Через минуту она обратилась к своему советнику, уже более спокойно: 'А что думаете об этом Вы, милорд?'
  Сесил вздохнул. Он уже не раз высказывал свое мнение по этому поводу: Англии был нужен наследник. В отсутствие такового стране грозили войны, восстания и иностранные принцы, всегда готовые урвать лакомый кусочек. Однако Ее Величество предпочла проигнорировать его настойчивые просьбы о замужестве. Теперь же, когда королеве исполнилось сорок лет, рождение наследника было вряд ли возможно. Немудрено, что она считала каждый брак между людьми, в чьих жилах текла хоть капля королевской крови, оскорблением и угрозой своему престолу. Впрочем, в случае с графиней Леннокс такие подозрения наверняка не были лишены основания. Возможно, что после не вполне удавшейся попытки возвести своего старшего сына на трон Шотландии, она решила подойти к делу с другой стороны. Так или иначе решение этой деликатной проблемы требовало чрезвычайной осторожности.
  'Ваше Величество,' - ответил Сесил, - 'сегодня утром я получил письмо от графа Шрусбери. Он очень расстроен этим событием, однако настаивает, что молодые люди действительно полюбили друг друга. Как Вы уже знаете,' - он бросил многозначительный взгляд в сторону молчаливого министра, - 'Графиня Леннокс заехала к графине Шрусбери и внезапно занемогла. Недуг оказался настолько серьезным, что графиня Шрусбери шесть дней не отходила от одра больной, а молодые люди оказались предоставленными сами себе. Граф настаивает, что у них просто не осталось другого выхода, как повенчаться.' - деликатно кашлянув закончил казначей.
  'Не осталось другого выхода!' - передразнила его Елизавета. - 'Шрусбери должен бы лучше следить за своей своенравной женой.'
  'Нынешние обязанности не дают ему этой возможности,' - ответил Сесил. - 'Ваше Величество запретило графине находиться в одном замке с Марией Стюарт.'
  'Запретила, потому что она пользуется любой возможностью, чтобы плести интриги. А граф наверняка не в обиде, что я избавила его от присутствия этой горгульи.'
  Сесил промолчал, не желая указывать на явную противоречивость последних утверждений.
  Королева взглянула на Уолсигема: 'А что скажете Вы, сэр?'
  'Я уже послал своих людей допросить слуг графини Шрусбери, чтобы убедиться, что данный брак - действительно ... случайность. Я ожидаю результатов завтра и доложу Вашему Величеству, как только гонцы вернутся.'
  'Как бы не обстояло дело, я не оставлю без наказания двух старых интриганок. Подготовьте приказ о заключении их обеих в Тауэр!'
  Уолсингем поклонился, но Сесил поспешил вмешаться:
  'Ваше Величество, мы не можем доверить графу Шрусбери честь охраны вашей кузины, в то время как его жена будет заключена в Тауэр...'
  Елизавета задумалась, видимо мысленно пытаясь подыскать другого тюремщика. Так и не найдя достойного кандидата она устало взглянула на своего министра:
  'Вы правы, Лорд Берли. Подготовьте приказ о заключении графини Леннокс в Тауэр. А Бесс Хардвик пока останется под домашним арестом. Сэр Уолсингем, надеюсь услышать завтра Ваш доклад. И не спускайте глаз с влюбленных,' - она иронично подчеркнула последнее слово.
  Советники низко поклонились и покинули покои Ее Величества, а королева позвала своих служанок и начала одеваться к утренней аудиенции.
  
  Человек в черном, во весь опор мчащийся по дороге, был известен своим друзьям и коллегам как Джимми. Настоящего его имени не знал никто - даже он сам. Родителей своих он тоже никогда не знал и придерживался мнения, что и они мало знали друг друга. Возвращавшийся из города монах нашел завернутого в грязную тряпку младенца на покрытой ноябрьской изморозью дороге и отнес его в монастырь. Историю эту монахи часто рассказывали и Джимми и друг другу, называя случившееся чудом. Однако Джимми не очень-то верил в чудеса и предпочитал думать, что его мать позаботилась-таки о нем, как могла, буквально подсунув ребенка под нос проходившему мимо монаху. Впрочем, монахи нынче жили небогато - сорок лет назад король Генрих здорово поживился церковным имуществом. Нынче монастыри были снова разрешены, но коронованные особы естественно не собирались возвращать давно потраченные деньги.
  В монастыре мальчика научили читать и писать, но Джимми отнюдь не ограничивался чтением духовной литературы. При каждом удобном случае он заглядывал в тяжелые тома, разукрашенные видениями фантастических птиц и животных. А если в монастырь заезжал в поисках ночлега путник, Джимми жадно расспрашивал его о жизни за стенами монастыря. Когда ему было тринадцать, он твердо решил, что не желает провести свою жизнь в посте и молитвах и, выбрав ночь потемнее и потеплее, навсегда покинул свой приемный дом, прихватив с собой лишь ломоть хлеба с кухни.
  Первоначально он честно намеревался найти работу, однако это оказалось не так просто. Люди смотрели на него с недоверием и не раз угрожали сдать местным властям за попрошайничество, хотя Джимми и не думал попрошайничать - гордость никогда не позволила бы. Вернуться в монастырь он тоже не мог. Вполне возможно, что там его приняли бы с распростертыми объятьями, как блудного сына. Но мальчик уже решил, что такая жизнь не для него. В конце концов ему не оставалось ничего иного, как прибегнуть к воровству. Он был ловок, умен, хитер и изворотлив, но в один прекрасный день, когда он уже срезал тяжелый на вид кошелек, железная рука сжала ему запястье с такой силой, что Джимми от неожиданной боли рухнул на колени.
  На лице неброско, но со вкусом одетого смуглого человека не промелькнуло ни одной эмоции. Он смотрел на воришку, как на какое-то странное насекомое, изучая, как показалось Джимми, каждую черту его лица и каждый лоскут его лохмотьев. Затем он ослабил хватку так, что боль прошла, но никакой надежды на побег все равно не оставалось, и обратился к своему спутнику, на которого Джимми только сейчас обратил внимание:
  - А Вы что думаете, Нортон?
  Человек, названный Нортоном, некоторое время так же пристально изучал злополучного воришку и безмолвно кивнул головой.
  Джимми вспомнил множество страшных историй о наказании, ожидавшем воров в славном городе Лондоне и принял последнюю отчаянную попытку вывернуться, но смуглый дворянин вцепился в него мертвой хваткой. Теперь мальчишка заметил, что эту пару сопровождал огромных размеров лохматый рыжий пес непонятной породы, который угрожающе зарычал, обнажив внушительные клыки.
  -Господин, отпустите меня, я больше не буду, - залепетал он сквозь неподдельные слезы, но тот, похоже, даже не услышал его. Задумчиво помолчав еще с минуту, он перевел взгляд с Нортона на Джимми и сказал голосом, не терпящим возражений:
  - Пойдешь с нами. Попробуешь бежать - этот пес разорвет тебя на куски.
  Он наконец-то отпустил затекшее запястье мальчишки и даже не оглянувшись на него, пошел дальше. Подгоняемый кровожадным рычанием пса Джимми поспешил вскочить на ноги и последовать за странной парой.
  
  С тех пор прошло несколько лет и шестнадцатилетний Джимми ни разу не сожалел о встрече с 'королем шпионов'. Фрэнсис Уолсингем стал для него отцом и богом. Благодаря ему Джимми получил образование достойное дворянина и возможность неплохо зарабатывать себе на хлеб. Для начала поручения Джимми сводились к слежке за людьми, заинтересовавших тайную полицию Уолсингема.Однако Сэр Фрэнсис быстро заметил интеллект юноши и постепенно стал поручать ему более сложные миссии.
  Когда Уолсингем был назначен на должность посла во Франции, он не преминул взять Джимми с собой и не разочаровался. Его помощник буквально на лету овладел французским и уже через несколько дней был знаком с Парижем не хуже чем с Лондоном. О жизни среди монахов он вспоминал все реже, а кровавые ужасы Варфоломеевской ночи и вовсе отвратили его от какой бы то ни было религии.
  Вернувшись обратно на родную землю, Джимми продолжал верой и правдой служить сэру Фрэнсису, постепенно став его незаменимым помошником.
  
  Сейчас Джимми направлялся в Хардвик Холл, чтобы выяснить истинную подоплеку внезапного брака Элизабет Кэвендиш и Чарльза Стюарта. Сэр Фрэнсис снабдил его длинным списком вопросов, которые следовало задать в основном управляющему поместья. Вопросы юноша еще вчера выучил наизусть, а бумагу сжег - осторожность никогда не мешала.
  Впрочем, Ее Величество уже, кажется, утвердилась в собственном мнении и приняла соответствующее решение - по дороге Джимми обогнал неторопливо плетущийся отряд королевской гвардии, видимо, вызванный, чтобы препроводить виновников переполоха в Тауэр. Он презрительно улыбнулся, взглянув на унылые лица солдат, кутающихся в свои недостаточно теплые плащи. Жизнь полная тайн и приключений влекла его куда больше сравнительно безопасного, но скучного существования гвардейца. Не обращая внимания на промозглую утреннюю сырость, он пришпорил коня так, что плащ парусом раздулся у него за спиной, и вскоре оставил маленький отряд далеко позади.
  
  Наконец Джимми увидел перед собой очертания все еще строящегося Хардвик Холла. Подъехав ближе, он удивился количеству и размеру окон и вспомнил когда-то слышанную им прибаутку о том, что в новом поместье графини Шрусбери больше стекла, чем камня. В холодном и сыром климате британских островов подобное строение свидетельствовало о богатстве и экстравагантности. Возможно, именно поэтому Леди Дуглас*, в чьих жилах текла кровь Генриха Седьмого, но чьи карманы были огорчительно пусты решила обвенчать своего сына с неизвестной Элизабет Кэвендиш. Впрочем, Джимми приехал сюда отнюдь не затем, чтобы строить предположения, а чтобы разузнать, как было все на самом деле.
  Он позволил коню сбавить ход и задумался над тем, как наилучшим образом выполнить свое поручение. У него были с собой бумаги, подписанные самим сэром Фрэнсисом, которые позволяли ему вести официальное расследование. Однако же, расследование неофициальное могло оказаться гораздо более полезным в данных обстоятельствах.
  Джимми подумал о снулых стражниках и о том, какой эффект возымеет их прибытие на обитателей Хардвик Холла, но после непродолжительных размышлений решил, что предсказать его было невозможно. Грядущий арест либо еще больше напугает всех, либо позволит предположить, что самое плохое уже позади и стало быть взглянуть на мир с меньшей подозрительностью. Однако слуги обоих великих дам, наверняка настолько привыкли к постоянным интригам своих повелительниц, что, скорее всего, всегда относились к чужакам крайне настороженно.
  Если бы ему удалось прикинуться своим... Но это относилось к области фантазий, а сэр Фрэнсис ждал результатов к завтрашнему утру. Так что Джимми не мог позволить себе медлительности или ошибок. Вздохнув, юный агент отложил на время мечты о приключениях и шпионских страстях и снова пустил коня в галоп.
  
  Бесс Хардвик наконец перестала мерять шагами комнату и остановилась у одного из высоких окон своего кабинета. Она взглянула вдаль на покрытую осенней слякотью дорогу. Уже который день хозяйка Хардвик Холла не находила себе покоя. Причиной тому был вовсе не страх перед гневом королевы. Бесс отлично разбиралась в придворной политике - она играла в эту игру с детства - и понимала, что пока ее муж был тюремщиком поневоле, сама она была в сравнительной безопасности. Судьба графини Леннокс - ее сообщницы - не особенно ее беспокоила. Леннокс была лишь временной союзницей и, по сути дела, ее отсутствие позволило бы Бесс безраздельно управлять молодоженами. Конечно от своей дочери она и так не ожидала ничего, кроме полного повиновения, но юный Чарльз наверняка больше прислушивался бы к своей матери. В любом случае присутствие двух столь могущественных матриархов в одном доме уже явилось причиной немалого количества ссор и потому графиня Шрусбери с удовольствием выпроводила бы свою союзницу со двора.
  За судьбу самих молодоженов она не сильно опасалась, ибо относилась к недавно заключенному браку лишь как к весьма дерзкому ходу в династической игре. Элизабет и Чарльз были в данном случае пешками, которыми в случае неудачи вполне можно было бы пожертвовать. Королева могла бы объявить брак недействительным и даже заключить новобрачных в Тауэр - такое нередко случалось, когда коронованные особы были недовольны тайно заключенными союзами. Однако при столь высоких ставках стоило рисковать. К тому же несмотря на продолжительное пребывание вдали от королевского двора, Бесс находилась в активной переписке со многими влиятельными особами, а, стало быть, была не без друзей.
  Именно об этим союзниках она теперь и задумалась. Лорду Берли она написала еще накануне, как только священник закончил краткую службу. Какой эффект возымело это письмо ей предстояло еще узнать. Теперь же Бесс подумала о том, что имеет смысл прибегнуть к помощи своего давнего друга и союзника - человека, пожалуй, еще более могущественного, чем Лорд Берли. Графиня Шрусбери присела к столу и велела принести перо и бумагу.
  'Мой дорогой, граф Лестер**...' - написала она размашистым почерком и в нерешительности поставила перо обратно в чернильницу. Проблема, однако, заключалась в том, что граф Лестер редко брался за дела, в которых не видел собственной выгоды, а на данный момент Бесс не могла ему ничего предложить. Подумав еще минут десять владелица Хардвик Холла вздохнула и взяла чистый лист.
  'Мой дорогой муж,
  Надеюсь это письмо застанет Вас в добром здравии. В связи с браком моей дочери Элизабет и сына графини Леннокс, последняя настаивает на выплате обещанного приданного - трех тысяч фунтов....'
  Бесс не знала, как отнесется к этому требованию граф - последнее время их отношения были чрезвычайно натянуты. Она была даже рада, что приказом королевы ей было запрещено подолгу гостить у своего супруга и его благородной узницы. Но недавние слухи о том, что в отношениях между Шрусбери и его подопечной появились намеки на романтику безмерно раздражали Бесс. Даже длительное пленение не могло изменить того факта, что шотландская королева была на двадцать лет моложе графини. А про искусство Марии очаровывать даже самых жестокосердных мужчин ходило множество легенд.
  Бесс резко встала из-за стола и снова подошла к окну, рассердившись на себя за бесполезные мысли. Ее муж мог заниматься чем ему было угодно, пока сама она обладала материальной независимостью и ее дети были хорошо пристроены. Сейчас надо было думать о другом.
  На дороге, ведущей к воротам Хардвик Холла появилась маленькая черная точка - одинокий всадник. А далеко на горизонте возникло облако пыли. Игра продолжалась. Королева сделала свой ход.
  
  Джимми вихрем ворвался на широкий двор Хардвик Холла. Он лихо соскочил с коня, бросив поводья поспешно подбежавшему мальчишке и оглянулся. Посреди двора стояла огромная колымага, уже запряженная восьмеркой гладких черных лошадей. Судя по гербу на дверце к отъезду готовилась графиня Леннокс. 'Недалеко же она уедет,' - усмехнулся про себя Джимми, вспомнив увиденный по дороге отряд.
  'Что вам угодно?' - спросил юношу вновь подошедший мужчина средних лет, окинув его подозрительно-настороженным взглядом.
  'Я с поручением от...' - начал было Джимми.
  'Тогда давайте мне письмо и я передам его госпоже,' - пробурчал слуга, протягивая руку. У Джимми складывалось впечатление, что присутствие посторонних на подворье Хардвик Холла было сейчас крайне нежелательно. И хотя неприязнь эта была понятна, ученик Уолсингема был оскорблен тем, что его приняли за простого посыльного. Кровь бросилась ему в лицо, однако он взял себя в руки и вежливо сказал:
  'Я с поручением от Сэра Френсиса Уолсингема. Мне необходимо переговорить с управляющим. Где я могу его найти?'
  Он ожидал увидеть на лице слуги хотя бы мимолетный страх, но тот не подал никаких признаков, что ему было знакомо имя, произнесенное Джимми с таким благоговением. Мужчина вздохнул, едва слышно выругался и снова обратился к Джимми:
  'Извольте, следовать за мной.'
  Юноша последовал и был удивлен, когда слуга привел его на второй этаж поместья - в приемные покои. Небрежным кивком головы Джимми было велено ждать здесь, в то время как его проводник поспешно проковылял в соседнюю комнату. Через минуту оттуда послышались голоса - извиняющийся голос слуги и властно звенящий женский. А спустя еще некоторое время Джимми узрел хозяйку дома.
  На вид ей было лет пятьдесят и, хотя на лице ее не осталось никаких следов былой красоты, если таковая когда-либо имела место, юноше показалось, что там еще жило то обаяние, которое когда-то так сводило с ума мужчин. Бесс Хардвик, графиня Шрусбери, была с ног до головы одета в черное. Непроницаемое выражение ее лица наводило на мысли о каменных изваяниях, а серо-стальные глаза сразу давали понять, кто правит в Хардвик Холле.
  На минуту Джимми показалось, что она - строгая учительница, а он ученик, которому предстоит признаться, что урок не выучен, но вспомнив о своем поручении он воспрял духом. Он достал из-за пазухи рекомендательное письмо, предусмотрительно написанное сэром Френсисом и с низким поклоном протянул его графине.
  'Ваша Светлость, простите за причиненное беспокойство. Мне необходимо было переговорить лишь с Вашим управляющим...'
  Бесс в молчании прочитала письмо, затем взглянула на стоящего перед ней юношу, как будто оценивая его.
  Джимми был невысок, но гибок и мускулист, как обезьянка. В целом внешность его была совершенно не примечательна - возможно потому он годился так хорошо для ремесла, избранного за него судьбой. Таких светловолосых, веснушатых парней было множество в любой лондонской толпе. Однако ясные глаза светились интеллектом и наблюдательностью.
  Проницательная Бесс не упустила последнего факта и подумала, что с пареньком придется считаться. Однако этот вовсе не означало, что она была обязана сделать его пребывание под крышей Хардвик Холла приятным.
  'Господин Норуэлл,' - обратилась она к нему, произнеся имя, написанное в рекомендательном письме, я желаю знать обо всем, что происходит в моем доме. Именно поэтому Джон привел Вас сюда. Вы имеете мое разрешение на проведение Вашего... расследования.'
  В комнату заглянула совсем молоденькая богато одетая рыжеволосая девушка со смертельно бледным лицом. Она присела в низком реверансе и не обращая внимания на Джимми обратилась к графине голосом, в котором звенели слезы:
  'Мадам, сюда едет целый отряд королевской стражи. Что с нами будет?'
  Бесс бросила на девушку взгляд, полный какого-то изможденного презрения:
  'Узнаем, когда они сюда доедут, Элизабет. Не стоит лить слезы, пока все еще хорошо.'
  'Леди Элизабет?' - вмешался Джимми, - 'Возможно, если мне будет позволено спросить...'
  'Ваши бумаги касаются моих слуг, господин Норуэлл. Они не дают Вам никакого права докучать членам моей семьи. Так что извольте ограничить свою деятельность рамками ваших полномочий.' - произнеся эти слова, хозяйка Хардвик Холла величественно покинула комнату. А Джимми, поняв, что аудиенция окончена, пошел во двор искать управляющего.
  К счастью найти его оказалось не трудно - он стоял во дворе и лично распоряжался приготовлениями к отъезду графини Леннокс. Несмотря на рекомендательные письма управляющий отказался бросать свои дела и Джимми ничего не оставалось, как сесть неподалеку в ожидании.
  Приехавший вскоре отряд королевской стражи положил конец этим приготовлениям и Джимми с некоторым злорадством принялся пристрастно расспрашивать освободившихся слуг о жизни Хардвик Холла в течение последних месяцев.
  
  Джимми похлопал по боку своего нетерпеливо переступающего скакуна и раздосадованно вздохнул. Солнце почти уже село, а переночевать королевскому агенту, похоже, было негде. Под влиянием юношеской вспыльчивости он отказался от вынужденного гостеприимства Хардвик Холла и решил остановиться в близлежащей деревне. Как назло, оказалось, что постоялый двор сгорел лишь неделю назад, а новый пока-что не имел крыши. Джимми стоял в нерешительности перед недавно возведенными стенами и тщетно пытался принять решение.
  Он мог вернуться в Хардвик Холл, но это оказалось бы признанием собственной слабости и глупости, а Джимми, как и все молодые люди обладал болезненным самолюбием. Он мог попроситься на ночлег в деревне, но несмотря на то, что последние пятнадцать лет прошли весьма мирно, восстания и войны все еще были свежи в памяти людей, и незнакомцев пускали на порог очень неохотно.
  Джимми взглянул на струи пара, идущие из конских ноздрей и решил, что на улице он ночевать тоже не может. Он снова похлопал коня по теплой шее и вскочил в седло, решив, что проскачет пять миль до соседней деревни в надежде, что там постоялый двор окажется в целости и сохранности.
  Он уже собрался было пустить коня в галоп, но тихое приветствие остановило его. Он обернулся и увидел женский силуэт. Хотя черты лица незнакомки были скрыты вечерним сумраком, ее грациозные проворные движения свидетельствовали о том, что она была молода.
  - Господин ищет пристанища на ночь? - спросила она без тени лукавства.
  Джимми от неожиданности лишь неопределенно промычал.
  Девушка подошла совсем близко и взяла коня под уздцы. Джимми увидел, что она действительно очень молода. Одета она была несколько странно: поверх строгого серого платья на ее плечи был накинут мужской плащ. Каштановые вьющиеся волосы были заплетены в аккуратную толстую косу и покрыты бесформенной широкополой шляпой. Зеленые глаза смотрели на юношу внимательно и серьезно.
  - У меня найдется место, - продолжила она, не сводя глаза с Джимми.
  - Очень кстати, - пробормотал Джимми, снова спешиваясь. Внезапно он понял, что густо покраснел и понадеялся, что странная девушка не разглядела этого в темноте. Он снова взглянул в зеленые глаза и поспешно пробормотал:
  - Впрочем, я могу и до соседней деревни доехать...
  - Испугался, рыцарь? - перебила его девушка, улыбнувшись.
  - Ничего я не испугался, - совсем уж по-детски возмутился королевский агент, беря коня под уздцы. Он сам удивился овладевшему им смятению. В конце концов он не раз пользовался гостеприимством хорошенькой девушки, однако незнакомка явно была не из тех - слишком уж пытлив и серьезен был ее взгляд.
  Девушка знаком пригласила Джимми последовать за собой. Он последовал так же безмолвно. Через некоторое время она привела его на самый край деревни - на опушку леса, где стояла одинокая покосившаяся избушка. Джимми привязал коня к ближайшему дереву и вошел в дом вслед за молчаливой проводницей.
  Он оказался в маленьком помещении, озаряемом лишь рыжеватыми отблесками тлеющих углей. В воздухе стоял дурманящий запах лесных трав, от которого у Джимми закружилась голова. Он поспешно присел на стоящую неподалеку табуретка. Еще две табуретки и большой дубовый стол, похоже, являлись единственными предметами мебели в комнате.
  Девушка безмолвно склонилась над умирающим огнем, бросила на него клочок сухого мха и принялась дуть. Вскоре у нее между ладонями затанцевали маленькие язычки пламени. Она подкинула дров и обернулась к не сводящему с нее глаз Джимми.
  - Забыла представиться, - без тени смущения сказала она. - Меня зовут Этельреда.
  - Джимми, - коротко представился юноша. Огонь осветил прежде темную комнату и теперь королевский агент увидел что у дальней стены стоял огромный шкаф, в котором виднелось множество горшков и мешочков, к каждому из которых была привязана аккуратная этикетка.
  - Этельреда - знахарка, - пояснила хозяйка, заметив недоумение гостя. Она сняла шляпу и плащ и бросила их в угол на охапку соломы, видимо заменяющую ей постель.
  Джимми не испытывал особого доверия к знахаркам, считая грань между знахарством и колдовством слишком тонкой. Сейчас было не время размышлять над этим, но юноша не мог не задать интересующий его вопрос:
  - И почему ты решила предоставить мне ночлег?
  Хозяйка рассмеялась. Хотя смех у нее был очень глубокий - почти мужской - он не показался Джимми неприятным.
  - Потому что пара монет никогда не помешает.
  Джимми отчего-то покраснел и не нашелся что ответить.
  - Ты голоден, рыцарь? - спросила Этельреда, вешая над огнем котел, в котором, судя по запаху, была мясная похлебка.
  Джимми молча кивнул, осознав, что он не ел с самого утра.
  Пока грелась похлебка, Этельреда достала откуда-то небольшую связку трав и принялась разбирать их. Аккуратно перевязав и развесив их под потолком, она разлила похлебку себе и Джимми. Ели они молча: она, кажется, думала о чем-то своем, а Джимми просто не знал, что сказать. Затем она вышла из дома и через минуту вернулась с огромной охапкой соломы. Бросив ее на пол, Этельреда кивнула Джимми, давая понять, что это его постель. Затем она подкинула дров, окинула взглядом комнату и тоже легла спать.
  Джимми заснул почти мгновенно и открыл глаза, когда первые лучи далекого осеннего солнца пробились сквозь окно. Этельреды в доме уже не было. Юноша поспешно оделся и вышел во двор, но и там было пусто. Он озадаченно вздохнул, и оседлал коня: ему предстояла долгая дорога.
  Минут пять он просто стоял, дыша утренним морозным воздухом и рассматривая траву у себя под ногами. Этельреда так и не появилась. Тогда он вернулся в избушку и аккуратно выложил на стол пять золотых монет, а затем вскочил на коня и не оборачиваясь помчался в направлении Лондона.
  
  <...>
  
  Роберт Дадли, граф Лестер с удовольствием набрал полные легкие бодрящего декабрьского воздуха и взглянул на ожидающую его небольшую свиту. Лоснящийся черный жеребец пританцовывал на месте от нетерпения, и его хозяину тоже не терпелось отправиться в дорогу.
  Несмотря на свои сорок три года Лорд Лестер был в отличной форме. Ее Величество Елизавета Английская была страстной охотницей и, конечно, желала, чтобы ее Главный Конюший всегда сопровождал ее. Игры в мяч и танцы до утра тоже требовали выносливости. Лестер с удовольствием подумал об ожидающих его развлечениях и о мечтательных взглядах придворных дам и служанок. Пожалуй, не было при дворе ни одной женщины, которая не была бы влюблена в красавца Лестера. О любви самого Лестера к своей повелительнице уже давно ходили слухи. Согласно тем же слухам, любовь была взаимной, но благоразумная Елизавета предпочитала оставаться незамужней, периодически подавая надежду то одному, то другому из множества кандидатов, все еще желающих ее руки.
  Впрочем, Лорд Роберт, казалось, уже давно смирился со своим положением, удовольствовавшись ролью некоронованного короля, приобретающего все больше титулов, богатства и власти. Таинственные обстоятельства, при которых много лет назад умерла его жена Эми, не могли не возбудить всеобщего любопытства. Несмотря на то, что специальная комиссия не нашла ничего, указующего на причастность графа, злые языки продолжали нашептывать, что Лестер избавился от первой жены ради второго - более блистательного - брака. Вопреки его надеждам этот второй брак так и не был заключен. Елизавета - бледная, но решительная, - сказала, что никогда не сможет выйти замуж за человека, которого весь мир подозревал в убийстве. Лестер понимал, что она была права. Удерживать трон Англии вопреки обвинениям в ереси и незаконорожденности было достаточно сложно. Соучастие в убийстве вполне могло бы переполнить чашу терпения братьев-монархов. Англичане же любили свою королеву, но без особой симпатии относились к графу, буквально вознесшемуся из грязи в князи.
  Лестер вздохнул, вспомная Эми. Ей следовало выйти замуж за фермера, а не за придворного. Она никогда не была счастлива и своей смертью, похоже, лишила и Лестера любой надежды на счастье. Последний представитель семьи, почти поголовно погибшей в результате неудачной попытки возвести на английский престол королеву Джейн, он все больше убеждался. что его имя умрет вместе с ним, ибо королева великолепно играла роль собаки на сене. Не имея возможности или желания сделаться супругой Роберта, она тем не менее ревниво отваживала любых претенденток на это место.
  Еще сонный женский голос отвлек Лестера от печальных размышлений. Он с улыбкой взглянул на Летицию. Поверх пеньюара она накинула тяжелую отороченную лисой мантию, а ее пышные рыже-каштановые волосы непослушно развевались по ветру.
  - Уже уезжаете, милорд? - спросила она полусерьезно-полушутливо.
  - Увы, моя дорогая, меня ждут ко двору. - ответил Лестер, подходя к своей любовнице и обнимая ее за плечи.
  - Это все из-за полученного вчера письма? - поинтересовалась Летиция без всякого кокетства.
  - Письмо здесь ни причем. Скоро Рождество и Ее Величество желает видеть своего шталмейстера. А я надеюсь увидеть там Вас, - добавил он после небольшой паузы.
  Летиция чуть слышно вздохнула. При всей своей любви к красавцу-Роберту, она отнюдь не была слепа к его недостаткам. При дворе его глаза были обращены исключительно к Глориане, а его уши внимали лишь королевским речам. Присутствие же Летиции прошло бы почти незамеченным. К тому же согласно полученному ей письму Уолтер, ее муж, должен был вскоре вернуться из Ирландии. А стало быть даже при дворе ей вряд ли представится возможность тайных встреч с Лестером.
  Летиция пылко поцеловала своего возлюбленного на прощание, а затем с невозмутимой улыбкой смотрела, как он изящно вскочил в седло и поднял шляпу на прощание. Лорд Лестер не любил женских слез. Задумчиво провожая глазами молодцеватую кавалькаду, она пожелала, чтобы восстания в Ирландии никогда не прекращались.
  
  Лестер пустил коня во весь опор, ничуть не тревожась о сопровождающей его свите. Он и так слегка опаздывал ко двору, а Елизавета не любила соперничества. 'Своим Глазам', как она ласково называла Роберта, она готова была многое простить, а вот разлучнице пришлось бы несладко. Обычно графа эти последствия не сильно беспокоили, но Летиция чем-то отличалась от его многочисленных предыдущих завоеваний. Не будь Уолтера, их отношения могли бы стать совсем иными.
  Мысли Лестера обратились к письму, полученному им утром от Бесс Хардвик. Узнав о заключении Леннокс в Тауэр, графиня Шрусбери, видимо, слегка испугалась и просила Лорда Роберта замолвить словечко перед не на шутку разгневавшейся королевой. Что ж, он вполне мог бы помочь старой союзнице, тем более, что брак между дочерью Бесс Хардвик и правнуком Генриха Седьмого предоставлял великое множество интереснейших возможностей.
  Лестер вспомнил старшего брата Чарльза - убитого несколько лет назад лорда Дарнли. Узнав, что ее дорогая кузина искала мужа, Елизавета предложила своего Роберта - неожиданно для всех и для него самого. Дабы сделать предложение еще заманчивей, она даровала ему громкий титул Лорда Лестера, но оскорбленная Мария Стюарт отказалась выходить замуж за слугу Елизаветы и буквально бросилась в объятия Дарнли, чья приятная внешность, скрывала обилие всевозможных грехов. Английская королева громко возмущалась, что ее кузина пренебрегла хорошим кандидатом, втайне потирая руки. Впрочем, шотландская королева, похоже не сильно разбиралась в людях вообще и в мужьях в частности. Именно этот недостаток, по мнению Лестера, и превратил ее в пожизненную узницу. Сам же граф никогда не оставлял надежды оказаться на троне.
  Он отлично понимал негодование Глорианы: дети молодой пары станут сильными претендентами на трон обоих государств. Породнись Роберт с ними, и его мечты вполне могли бы осуществиться.
  Лорду Лестеру определенно нужны была жена и он в который раз подумал о Летиции. Проклиная Уолтера Девру, королевский фаворит смахнул снег со шляпы и снова пришпорил коня.
  
  Как всегда в середине декабря Шеффилд буквально тонул в туманах. Серое небо нависало над серой землей, и даже пятна оставшегося кое-где вереска не добавляли пейзажу жизнерадостности. В стенах замка было промозгло и сыро, несмотря на огонь разведенный во многочисленных каминах. Сидевшая у окна женщина, устало зажмурила глаза и отложила вышивание. Несмотря на свет дорогих свечей, сегодня в небольшой комнате было слишком темно для рукоделия. Она встала, расправила плечи и застыла на несколько минут, разглядывая безрадостную картину за окном. Рассеянные солнечные лучи осветили ее бледное лицо и подернутые преждевременной сединой волосы. Сидевшая в углу одетая в черное компаньонка оторвалась от собственного вышивания и вопросительно взглянула на свою повелительницу. Через несколько минут та отвернулась от окна с выражением неприязни на лице. Несмотря на почти двадцать лет, проведенные на этом острове, Мария Стюарт так и не смогла свыкнуться с климатом Авалона.
  Он стал для нее тюрьмой задолго до того, как она фактически оказалась узницей, наивно доверившись своей кузине Елизавете Английской, и полагая, что та поспешно поможет вновь завладеть утерянным троном.
  Несмотря на все заверения в дружбе и в желании помочь, Елизавета вовсе не была намерена вступить в конфликт с шотландскими лордами, ибо испытывала почти инстинктивное отвращение к войнам и предпочитала дипломатию. К тому же сейчас ей было куда предпочтительнее видеть на шотландском троне готового пойти на многие уступки несовершеннолетнего Джеймса, а не упрямую кузину Марию.
  Бывшая королева шотландии улыбнулась своей компаньонке, которую тоже звали Мэри.
  - В такие дни я вспоминаю юность, - сказала она, мечтательно улыбнувшись, - и солнечную Францию. Там даже небо другого цвета.
  - Да, Ваше Величество, - отозвалась та. - Но и там бывали холодные зимы.
  - Пожалуй, - сказала королева, снова глядя в окно. - Но иногда мне кажется, что
  эта зима уже никогда не кончится. И что никакое солнце не сумеет согреть меня. Я так устала.
  Мэри поспешно отложила пяльца и подойдя к королеве, сжала ее холодные руки собственными теплыми ладонями. Она заметила слезы, стоящие в глазах королевы и ее собственный голос предательски зазвенел:
  - Ваше Величество! Не стоит отчаиваться. У Вас еще столько друзей. Мы должны верить в них и в Бога и надеяться на избавление. Я уверена, что получив ваше письмо герцог...
  Мария Стюарт поспешно приложила палец к губам:
  - Шшш, Мэри! Нас услышат. Мы должны быть очень осторожны...Я уверена, что граф и так докладывает моей кузине о каждой мелочи...
  
  Мысли графа Шрусбери были в этот момент далеки от судьбы королевы шотландской. Он тоже смотрел в сокрытую туманом даль и раздраженно комкал в руке письмо, полученное им вчера от жены. Бесс уже в который раз напоминала о невыплаченном молодоженам приданном. По правде говоря, граф был вовсе не намерен выплачивать приданное. Его раздражал брак, заключенный тайно, без его согласия и без согласия королевы. Он отлично понимал, что Леди Леннокс согласилась женить своего дорогого сына, в чьих жилах текла королевская кровь, на безызвестной Элизабет Кэвендиш исключительно ради денег. И это его тоже раздражало. Больше всего его раздражал тот факт, что денег этих у него не было. Несмотря на то, что граф Шрусбери считался самым богатым человеком в королевстве, за последние несколько лет его запасы поистощились. Ее Величество Елизавета Английская сказала, что ее кузина должна содержатся, как и подобает королевской особе, но с годами денег на это содержание королевская казна выделяла все меньше и меньше. Кроме того, Елизавета желала, чтобы Мария Стюарт имела как можно меньше контактов с внешним миром, и потому Шрусбери пришлось поселить членов своей многочисленной семьи в другие замки, содержание которых тоже обходилось ему в немалую сумму. Несколько лет назад он передал Бесс некоторые земли, принадлежащие ей до брака и теперь он был уверен, что благодаря удачным вложениям она стала богаче графа. Это его тоже раздражало.
  Важная задача содержания бывшей королевы Шотландии была доверена Шрусбери, потому что он был богат и отчасти потому неподкупен. Несмотря на застывшее на его лице выражение терпеливого мученичества, временами усталое раздражение брало верх и он клялся, что дорого бы отдал, чтобы избавиться от тяжелого бремени.
  В дверь кабинета постучали и лакей сообщил, что приехал гонец от Уолсингема. Граф оторвал взгляд от начинающегося снегопада, устало вздохнул и приказал привести гонца в кабинет, вновь отложив семейные дела, ради государственных.
  
  Пока лакей побежал докладывать хозяину замка о приезде королевского агента, Джимми, предоставив своего разгоряченного галопом скакуна заботам конюшего, с интересом разглядывал двор. Человеку непосвященный мог подумать, что он был лишь доверенным посыльным, присланным Уолсингемом за ежемесячным докладом Шрусбери о его подопечной. Однако, не забывая старой истины, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Уолсингем велел Джимми составить собственное впечатление о ситуации в далеком Шеффилде. Неподкупность графа королевский министр сомнению не подвергал, однако Шрусбери, казалось, часто не замечал интриг, которые не уставала плести его высокородная узница.
  Впрочем, сейчас на подворье было пусто. Надвигающаяся снежная буря загнала всех в сравнительное тепло и уют замка. Джимми с сожалением подумал, что ему не удастся покинуть Шеффилд раньше следующего утра. С другой стороны, за это время он, возможно, сумеет лучше ознакомиться с ситуацией и возможно порадовать чем-нибудь Сэра Фрэнсиса.
  Вновь вышедший из замка лакей подал посланнику Уолсингема знак следовать за собой, и Джимми поспешил покинуть двор. Только в помещении, шагая за лакеем, он ощутил, что холодная сырость насквозь пропитала его одежды, а тяжелый шерстяной плащ, казалось весил добрую тонну.
  В замке царил некий сонный покой. Джимми не уловил ни музыки, ни звука голосов - лишь размеренное эхо собственных шагов и шагов поспешающего перед ним лакея. Это было несколько странно, ибо по данным Уолсингема в замке помимо самого графа и бывшей королевы нынче находилось около сотни слуг. Возможно, граф предпочитал покой в своем крыле замка, или они избегали встречи с королевским гонцом, или погода так удручающе подействовала на обитателей Шеффилда.
  Впрочем, как знал Джимми, Лорд Берли постоянно слал Шрусбери письма с напоминаниями о необходимости неусыпно следить за Марией, и позволять ей как можно меньше контактов с окружающим миром. Отчасти поэтому саму пленницу Джимми никогда не видел и не мог убедиться в правдивости слухов об ее умении очаровывать мужчин с первого взгляда. Похоже, на старика Шрусбери, это очарование не распространялось.
  Постучавшись, лакей отворил дверь хозяйского кабинета и тихим голосом вновь объявил о прибытии королевского агента Джеймса Норуэлла. Граф отложил в сторону изрядно скомканное письмо, на котором Джимми разглядел фамильный герб Шрусбери, и учтиво предложил гостю присесть. Затем он указал на толстый пакет, в готовности лежащий у него на столе.
  - Отчет здесь, - сказал он коротко.
  Джимми с легким поклоном взял пакет и взглянул на белую мглу за окном.
  - Полагаю, Уолсингем простит Вам небольшую задержку. В такую погоду, право, не стоит путешествовать.
  Джимми с облегчением улыбнулся. Он был не прочь обсохнуть, согреться и хоть немного поесть. Как будто в ответ на его мысли, граф позвал лакея и сказал:
  - Уилл проводит Вас в предоставленную Вам комнату, где Вы сможете отдохнуть. А в шесть вы, надеюсь, не откажетесь отобедать со мной.
  Джимми кратко поблагодарил графа, и не выпуская из рук доклада, снова последовал вслед за лакеем. Судя по всему, замок был подлинным лабиринтом, и про себя королевский агент решил, что, пожалуй, не желал бы оказаться среди запутанных коридоров без сопровождения. Лакей, похоже, был не болтлив, а Джимми не хотелось нарушать слегка пугающую тишину серых коридоров. Однако через несколько минут неподалеку раздались женские голоса, и Уилл, видимо, привел наконец Джимми в населенную часть замка. Еще через несколько минут они оказались в небольшой аккуратной комнатке, в камине которой уже весело потрескивал огонь. Джимми попросил слугу разбудить его к обеду, а затем скинул пропитанные сыростью одежду и сапоги, сунул государственный пакет под подушку, и с удовольствием рухнул на кровать, и уже через несколько минут спал как убитый.
  
  Ни Джимми, ни лакей графа не обратили особого внимания на встретившегося им почти у самых дверей отведенной гостю комнаты мальчика лет пятнадцати. Услышав имя Уолсингема, тот настороженно взглянул на гостя, и встретившись с цепким взглядом королевского агента, поспешно отвел глаза. Однако Джимми успел с некоторым удивлением отметил испуг, моментально вспыхнувший в глазах пажа. Усталость и желание погреться наконец у огня взяли свое, но он решил, что за обедом расспросит графа об этом мальчике.
  Джимми не знал, что как только Уилл закрыл за ним дверь в комнату, паж поспешил в другое крыло замка - туда, где содержалась высокородная пленница. Мальчик пытался совладать со своим волнением, но это ему плохо удавалось и он буквально влетел в комнату Марии, чуть не сбив с ног стоящего у дверей слугу. Подождав, пока за ним закроют дверь и торопливо убедившись, что в комнате не было никого, кроме королевы и ее фрейлины, он заговорил, тщетно пытаясь овладеть срывающимся голосом:
  - Им все известно! Я только что видел его - Уолсингем все знает! Мы пропали!
  Мэри, компаньонка Марии, испуганно вскочила, подбежала к мальчику и рукой накрыла его рот.
  - Пресвятая дева! Энтони, ради Бога, тихо! Вы погубите нас всех!
  Королева тоже поднялась со стула, лицо ее покрыла смертельная бледность. Некоторое время она в молчании смотрела на происходящее.
  Убедившись, что паж немного успокоился, Мэри усадила все еще дрожащего от волнения юношу на скамейку и сама села рядом.
  - Что случилось? Только, ради Бога, шопотом.
  Энтони перевел взгляд с обеспокоенного лица Мэри на бледное лицо Марии Стюарт, а затем заговорил уже спокойнее.
  - Агент Уолсингема... Я видел его, он разговаривал с графом. Наверняка, они перехватили письмо, и знают обо всем...
  Мария снова опустилась в кресло и задумчиво посмотрела на пажа, а затем сказала мягко и успокаивающе:
  - Успокойтесь, Энтони. Он просто приехал за ежемесячным докладом. Но пока он здесь, Вы должны быть очень осторожны. Впрочем, Вы ведь и ни в чем не виноваты...
  - Но письма! Письма, которые я доставлял тайком от графа... - голос мальчика снова сорвался.
  - Шшш... Об этих письмах знаете лишь Вы, да я. Надеюсь, что и в дальнейшем Вы намерены хранить молчание.
  - О да! Конечно, Ваше Величество! - паж вскочил со скамьи и в восторженном порыве опустился на колени перед королевой. - Ради Вас я сделаю что угодно, и претерплю что угодно...
  - Я верю Вам, Энтони. Но пока что мне достаточно лишь Вашего молчания, и благоразумия. Идите...
  Паж с благоговением поцеловал протянутую ему белую руку, а затем встал и, почтительно поклонившись, направился к выходу.
  - Ах нет, Ваше Величество, - вмешалась Мэри. - граф заподозревает, узнав, что Энтони пришел сюда без причины. Пусть он останется здесь на время - Вы ведь любите, когда он поет.
  Паж улыбнулся при мысли, что ему предстоит остаться еще на время с королевой. Он боготворил Марию Стюарт и втайне ото всех давно поклялся, что снова увидит ее на троне. Взяв в руки висевшую на стене лютню, он нежно прикоснулся к струнам и заиграл песню, написанную давным давно французским министрелем, чье имя ныне было утерено во мраке веков. А шотландская королева с удовольствием внимала певучим французским словам, и грезила о солнечных виноградниках Франции.
  Джимми открыл глаза и с удовольствием потянулся, а затем он встал и подошел к окну. Зажженный несколько часов назад камин почти потух, впустив в комнату промозглые декабрьские сумерки. Королевский агент поежился и тщетно попытался определить время суток. Темнело в окрестностях Шеффилда зимой рано, но он был уверен, что проспал не менее трех часов. В этот момент в дверь тихонько постучали и лакей - Уилл, вспомнил Джимми, - осведомился не желает ли господин Норуэлл отобедать. Глаза Уилла при этом ни минуты не задерживались в одном месте, с излишним, как показалось Джимми, любопытством осматривая его персону. Выставив слугу за дверь, юноша быстро приоделся. Он осознал, что здорово проголодался и с удовольствием примет предложение гостеприимного хозяина.
  Достав из под подушки полученный от графа пакет, Джимми снова сунул его себе за пазуху, и, отворив дверь, изъявил готовность следовать за лакеем. Поклонившись, Уилл, а вслед за ним и Джимми, снова погрузились в лабиринт корридоров замка. Блуждая средь безмолвных и пропитанных сыростью стен замка, королевский агент лишний раз пожалел и шотландскую королеву и Шрусбери, вынужденных месяцами сидеть в этой малоприятной дыре. Сэр Фрэнсис несомненно был прав рано или поздно чье-то терпение должно было лопнуть, и это сулило массу неприятностей.
  Наконец, Уилл отворил тяжелую дверь и почтительно пропустил гостя в просторную залу, стены которой украшали геральдические щиты и различные виды оружия. В большом камине весело потрескивало жаркое пламя. Однако Джимми заметил, что несмотря на обилие тяжелых бронзовых канделябров, комната была освещена довольно скудно. 'Неужели граф экономит?' - промелькнула в голове у юноши абсурдная мысль. В центре залы стоял огромный дубовый стол и Джимми с трудом удержался от смеха. Судя по расположению столовых приборов, ему с графом придется сидеть на противоположных концах стола, что вряд ли подразумевает беседу. Впрочем, Шрусбери пока не было видно, так что Джимми с интересом принялся рассматривать висящие по стенам трофеи.
  Граф появился минут через пятнадцать и, жестом пригласив гостя к столу, сел на отодвинутый предупредительным лакеем стул. Джимми с поклоном последовал его примеру. Стоящий за спиной графа лакей и по-видимому приставленный к гостю Уилл одновременно предложили трапезничающим по большой бронзовой чаше с водой. Джимми ополоснул руки и поблагодарил Уилла за немедленно предложенную салфетку. Граф проделал сей ритуал молча, и Джимми воспользовался моментом, чтобы получше рассмотреть своего гостеприимного хозяина.
  Джордж Тальбот, шестой граф Шрусбери казался старше своих пятидесяти с небольшим лет. На лице его застыло постоянное выражение добровольного мученичества. 'Жена, наверняка, замучила', - ехидно подумал Джимми. Ходили слухи, что Бесс Хардвик разбиралась в ведьмовстве и, что она околдовала своего третьего мужа настолько, что тот бросался выполнять ее малейшую прихоть. На четвертого ее чары явно не распространялись. Уже давно ходили слухи, что граф был почти рад своей тяжелой ноше, ибо обязанность сторожить шотландскую королеву избавляли его от необходимости находиться под одной крышей с женой. Бесс, конечно, время от времени посещала мужа и всегда пользовалась случаем также засвидетельствовать свое почтение Марии Стюарт, но визиты эти, похоже, становились все реже и реже.
  - Надеюсь, вы хорошо отдохнули, господин Норуэлл? - вежливо осведомился граф, посчитав, видимо, что молчание слишком затянулось. В огромной почти пустой зале, его слова отразились многократным эхом, и Джимми неожиданно поежился.
  - Благодарю, господин граф. Я отлично отдохнул, - отозвался он, запуская ложку в принесенный слугой суп.
  В зале снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь звоном столовых приборов. Джимми подумал о живущей в этих угрюмых стенах пленнице, которая в эти самые минуты, наверное, тоже ужинала.
  - А что ее Величество трапезничает отдельно? - спросил он, чтобы поддержать беседу, и снова был награжден раскатами исказившего его слова эха.
  - Да, она предпочитает одиночество, - поспешно ответил граф, и взглянул на гостя, видимо, в ожидании дальнейших расспросов. Однако Джимми решил, что тишина предпочтительнее многократных отголосков собственного голоса и промолчал.
  Остаток ужина прошел в молчании - граф, казалось, довольствовался собственными мыслями.
  После ужина он предложил Джимми уединиться в кабинете и отведать хорошего портвейна. Юноша с удовольствием принял предложение, надеясь также, что подобная обстановка будет более способствовать беседе.
  Вино и впрямь оказалось отменное, что Джимми не преминул отметить.
  - Да, - подхватил граф. - Зимой в Шеффилде не так много удовольствий.
  Джимми подумал, что он пока не нашел ни одного, но благоразумно оставил это ехидное замечание при себе. Вместо этого он спросил:
  - Сколько же душ находится сейчас в замке?
  - Все это написано в пакете, - устало махнул рукой граф. - Ровно шестьдесят восемь человек.
  - Поразительно, что за время своего пребывания здесь я видел не больше десятка, - удивленно отозвался Джимми.
  - Лорд Берли настаивает на том, чтобы королева как можно меньше общалась с окружающим миром, - пояснил Шрусбери. - То же самое относится к сопровождающим ее лицам и к прислуге.
  - Но прислуга-то, наверняка, местная? - спросил юноша. - Неужели они не изъявляют желания время от времени повидаться со своими близкими и друзьями?
  - Так ведь это и не запрещено, - ответил граф. - Конечно, на входе и выходе их обыскивают на предмет тайных бумаг и посылок. К тому же слишком частые путешествия не поощряются, но думаю, плата успешно компенсирует эти маленькие неудобства.
  Джимми вдруг вспомнил испуганного пажа, встреченного ими в коридорах замка, и поинтересовался его историей.
  - Энтони? - улыбнулся граф. - Он из местных. Из очень хорошей высокородной семьи. На мой взгляд, не место ему здесь - с его внешностью и способностями. Ему бы королевский двор пленять, но он предпочел остаться здесь и развлекать Ее Величество своими балладами. Дело его. Разве я могу отказать? Господь знает, как редки в жизни королевы минуты радости.
  - Вы говорите, господин граф, что стража обыскивает посетителей и слуг, уходящих из замка или возвращающихся из деревни. Но как же устные послания?
  В ответ Шрусбери пожал плечами:
  - Не так много людей согласятся сидеть здесь безвылазно. Лорд Берли пока что не проявлял излишней тревоги касательно нынешних условий. К тому же редкий человек согласиться действовать, не имея в руках бумаги, подписанной Марией Стюарт и запечатанной ее личной печатью. Власть имеющие склонны во всем подозревать ловушку и не станут доверяться пустым словам.
  Джимми кивнул, признавая логику этих аргументов.
  За окном совсем стемнело: белая мгла снежной бури незаметно перешла в черноту ночи. Где-то вдалеке раздался волчий вой, слившийся с воем ветра. Джимми взглянул на опустошенный стакан и еще раз поблагодарил графа за гостеприимство. В такую погоду в пути ему бы пришлось несладко.
  - Если погода позволит, я намереваюсь покинуть Шеффилд с рассветом, - сказал он. - Не желаете ли Вы передать чего-нибудь Сэру Фрэнсису, Ваша Светлость.
  Граф покачал головой:
  - Все, что я желаю предоставить его вниманию, в этом пакете, господин Норуэлл. Я очень рад Вашему приезду, потому что оба мои гонца в данный момент не в состоянии путешествовать. В эту пору лихорадка и кашель - обычное дело.
  Джимми нахмурился:
  - Но ведь это значит, что в случае чего вы не в состоянии послать гонца...
  - Нет-нет, - поспешил заверить юношу Шрусбери. - В крайнем случае я всегда найду кого послать. Хотя в данный момент это очень некстати, потому что мне очень хотелось бы передать письмо в Хардвик Холл.
  Перед глазами Джимми непрошенно предстала загадочная знахарка, приютившая его несколько недель назад. Мысли неожиданно закружились в водовороте. Дело было несрочное. Сэр Фрэнсис подождет денек-другой. В конце концов, Джимми окажет услугу графу и заодно узнает как обстоят дела у молодоженов, столь заинтересовавших королевских минимстров.
  - Мне как раз надо бы заехать в Хардвик Холл, Ваша Светлость, - выпалил юноша, удивляясь собственному решению.
  - Тогда не могли бы Вы оказать мне услугу...? - заметно повеселел граф.
  - Почту за честь, Ваша Светлость, - ответил Джимми, поднявшись, и отвесив низкий поклон. 'Этельреда', - раздался в его ушах низкий бархатный голос.
  - Отлично, утром Вас будет ждать завтрак и письмо, - сказал Шрусбери, так же поднимаясь, и звоня небольшой бронзовый колокольчик.
  - Уилл, проводи господина Норуэлла в его комнату и позаботься о всех удобствах. А мне вели принести свежих чернил.
  
  Следующее утро выдалось морозным, а небеса сияли голубизной, как ни в чем не бывало. Вчерашней бури прошел и след. Из ноздрей оседланного скакуна шел густой пар, а стоящий рядом конюший дул на зябнущие пальцы и тоже пританцовывал на месте.
  Сытно позавтракав и убедившись, что взял оба пакета, Джимми попрощался с графом и потрепал холку своего нетерпеливого друга.
  - Что ж, нелегка жизнь королевского агента, - с легкой улыбкой пошутил граф, когда юноша вскочил на коня. Джимми улыбнулся в ответ, но про себя подумал, что ни за что не согласился бы на эту тюрьму, в которой Шрусбери подобно Церберу сторожил свою коронованную пленницу. Да и кого вообще можно было назвать свободным в этой обители туманов?
  Сдавив теплые бока, юноша пустил коня в галоп, со смесью любопытства и сладкой тревоги предвкушая грядущую встречу.
  
  Галопом Джимми довелось ехать недолго. В результате вчерашней метели все вокруг оказалось занесено снегом, и через некоторое время юноша в нерешительности придержал коня. Вокруг него во все стороны раскинулась искрящаяся на солнце, ослепительно белая, безликая равнина. Джимми ослабил поводья, надеясь, что чутье его скакуна позволит выбраться на большую дорогу, но животное, похоже, было озадачено не меньше всадника. Конь застыл как вкопанный и лишь изредка прядал ушами. Джимми вздохнул, чертыхнулся и спрыгнул с седла, немедленно увязнув в снегу почти по колени.
  - Ну и что же мы теперь делать будем, Бран? - обратился он к коню, погруженный в собственные мысли.
  Монотонность пейзажа нарушала лишь цепочка оставленных ими следов, но и ту достаточно быстро заносило снегом. Оставалось лишь попытаться вернуться в замок и попросить у графа провожатого. Глупо, конечно, но лучше чем блуждать наобум по занесенным снегом болотам. Джимми угрюмо потрепал коня по холке и, снова вскочив в седло, решительно направился по собственным следам обратно в Шеффилд.
  Конь осторожно ступал по мягкому податливому снегу и Джимми почти задремал от мерного покачивания в седле, когда его внимание привлекла неторопливо движущаяся темная точка вдали. Юноша тщетно жмурился и щурился, пытаясь понять, что это было, но белизна до боли слепила глаза. В конце концов, Джимми решил подъехать поближе. Его глазам предстал высокий, хотя и немного сгорбленный, старик, замотанный в предметы одежды различной степени поношенности. Судя по морщинистому лицу и по казалось чудом уцелевшим жиденьким пучкам белых волос, пробивающимся то здесь то там на почти коричневой лысине, старику было не менее семидесяти. Однако удивительно синие глаза смотрели пронзительно и мудро из под кустистых покрытых инеем белых бровей. Заслышав приближение Джимми, старик остановился и расплылся в широкой беззубой улыбке.
  - Утро, доброе, шын мой, - поприветствовал он юношу неожиданно басовитым и звучным голосом.
  - Доброе утро, - ответил машинально Джимми, пытаясь совладать с удивлением. - Я здесь...
  - Жаплутал? Неудивительно, - понимающе покачал головой старик, не переставая улыбаться.
  Джимми покраснел до ушей и на миг в нем проснулась обида, что он проявил столь детскую беспечность и в результате оказался в глупом положении.
  - Не горюй, шын мой, - как ни в чем не бывало продолжил старец. - Отсюда не далеко до дороги... ещли конечно ехать в правильном направлении, - закончил он и громко рассмеялся собственной шутке. Смех был настолько заразителен, что Джимми тоже не смог сдержать улыбки.
  Он спешился и представился с легким поклоном:
  - Джеймс Норуэлл. Ну или просто Джимми, - добавил он после небольшой паузы, смутившись от собственной серьезности.
  - А я Шанд, - ответил старик, давая юноше знак следовать за ним.
  - Шанд? - переспросил Джимми, послушно шагая вслед за новым знакомцем и ведя на поводу коня.
  - Шанд, - подтвердил тот.
  - Необычное имя.
  - Да уж... моя мать, царствие ей небесное, была портнихой и нередко шила для жнатных дам. Наслушалась там всяких легенд и баллад и решила нажвать меня Мелишандом.
  Джимми лишь с большим трудом удержался от того, чтобы рассмеяться. За время своей жизни в монастыре он тоже начитался баллад французских минестрелей. За это ему не раз попадало от братьев, которые считали подобные мирские утехи пустой и непотребной тратой времени.
  - Я думал, Мелисанда - это женское имя, - сказал он старику, который шел впереди настолько проворно, что Джимми было нелегко поспевать за ним.
  Старик в ответ пожал плечами:
  - Я еще не вштречал ни одной женщины по имени Мелишанда, - ответил он, оборачиваясь с лукавым огоньком в глазах.
  Джимми в ответ лишь улыбнулся и некоторое время тишину нарушало лишь сердитое фырканье Брана.
  ***
  Вскоре вдали показалась черная кромка леса и Джимми признал, хотя и с трудом, виденные им вчера места. Дорогу занесло снегом почти по колено - не мудрено, что он заблудился с утра. Ехать по подмерзшему, покрывшемуся коркой наста снегу было нелегко, но Джимми рассудил, что у него не было особого выбора. Старик-проводник, заметив колебание юноши, ободряюще улыбнулся:
  - Отшуда недалеко до большой дороги, а там уже наверняка протоптали колею, - пробасил он, похлопав юношу по спине и махая видимо в направлении, в котором Джимми предстояло ехать.
  Джимми кивнул и, порывшись в кошельке, высыпал на ладонь горсть монет.
  - Возьмите, отец, - сказал он протягивая деньги повернувшемуся уходить Мелисанду.
  Старик снова обернулся и с удивленим посмотрел на Джимми. Его пронзительно синие глаза обиженно засияли.
  - Я ж не жа мжду тебе подшобил, сынок, - прошамкал он басовито.
  - Ну и я... просто так... - пробормотрал Джимми смутившись. Он никак не ожидал подобной реакции. - Тулупчик себе купите, да сапоги вместо... сандалей.
  Внезапно Мелисанд расхохотался и крепко обнял Джимми. После чего он взял протянутые деньги и, деловито, пересчитав их, засунул в собственный кошелек.
  - Благошлови тебя Бог, шынок, - негромко сказал он на прощание и быстро зашагал обратно к болотам.
  Некоторое время Джимми остолбенев смотрел ему вслед, а затем, очнувшись, осторожно повел коня туда, где должна была пролегать большая дорога. Выйдя на нее, Джимми наконец-то запрыгнул в седло и к вечеру перед ним снова предстали серые стены Хардвик Холла.
  На этот раз Джимми не спешил представляться королевским агентом. Он поспешно отдал письмо подбежавшему слуге, сообщив ему, что этот пакет от графа Шрусбери, и, приказав мальчишке-конюшему растереть и накормить разгорячившегося от скачки коня, с удовольствием приняв предложение закусить на кухне.
  Таким образом Джимми надеялся подслушать хоть немного о жизни в Хардвик Холле, но к его разочарованию, кухня отказалась почти пуста, а две сидящие за столом служанки явно обсуждали своих кавалеров, время от времени краснея и громко хихикая. Зато кухарке - пожилой смешливой женщине необъятных размеров - юноша явно приглянулся. Налив ему наваристой мясной похлебки и отломив большой ломоть душистого недавно испеченного хлеба, она поставила эти явства перед гостем и присела рядом. Ее явно разбирало любопытство.
  - Я и не думала, что в такую погоду гонцы ездят, - всплеснула она руками.
  Джимми хотел ответить, что гонцы ездят в любую погоду, но был слишком занят похлебкой, а потому лишь выразительно завел глаза.
  - И чего это графу понадобилось от жены в такую погоду? - продолжила свой натиск кухарка.
  Джимми промычал что-то неразборчивое, заметив, что две другие служанки перестали наконец обсуждать дела любовные и принялись с интересом прислушиваться к его 'беседе' с кухаркой.
  Наконец, Джимми прожевал кусок и заговорщески пробормотал:
  - Должно быть, что-нибудь касательно молодых...
  Кухарка переглянулась с двумя девушками, но никаких поразительных откровений не последовало. Молодые жили очень тихо и уединенно, практически не общаясь со внешним миром. Бесс развела куда более оживленную деятельность, но в последнее время, уверившись, что Елизавета ограничилась заключением в Тауэр графини Леннокс, деятельность эта в основном была направлена на попытки выбить из своего мужа обещанное приданное. Обо всем этом Джимми уже знал, поэтому он неторопливо доел суп и распрощался с гостеприимной кухаркой, которая предлагала 'отыскать ему местечко для ночлега'.
  Выскользнув из замка Джимми поспешил в деревню. Останки постоялого двора он объехал стороной - хозяева явно решили отложить перестройку до весны. Через некоторое время он оказался у знакомой землянки, которая, судя по всему, пустовала.
  Джимми спешился и похлопывая по морде пританцовывающего коня немного постоял в ожидании. Однако никто не появился. Вскоре Джимми слегка замерз и принялся переступать с места на место и похлопывать руками. Он начинал чувствовать себя полным идиотом. Отказаться от ночлега в замке и выехать в чистое поле в надежде на ночлег, основанную на одной случайной встрече. А если Этельреда не придет вообще? Или придет, но откажется пускать его в дом? Поиски ночлега посреди ночи были чреваты опасностями - в лучшем случае на него просто накричали бы, а в худшем невыспавшийся жилец спустил бы собак, а то и вовсе выстрелил бы из ружья. Ворота в замок тоже уже были закрыты. Он мог бы предъявить грамоту и потребовать ночлега, но это было настолько унизительно и по-детски! К тому же Сэр Фрэнсис вряд ли одобрил бы подобные глупости.
  Пока Джимми раздумывал над перечисленными возможностями и ругал себя на чем свет стоит за мальчишество, холод усилился. Он уже обреченно махнул рукой и повернулся по направлению в замку, когда в темноте раздался знакомый насмешливый голос:
  - Привет, рыцарь! Снова в наших краях?
  - Этельреда! - Джимми был неподдельно рад видеть знахарку.
  - Заходи, согрейся, - сказала та, снимая с дверей тяжеленный амбарный замок и жестом приглашая его зайти внутрь.
  - Я уж и не думал тебя увидеть, - сказал Джимми, следуя ее приглашению и что есть силы дуя на замерзшие от мороза пальцы.
  - Я тебя тоже не ожидала, - усмехнулась Этельреда, разводя огонь. - О коне-то позаботься, рыцарь.
  - О коне? - переспросил Джимми.
  - Не одному тебе холодно - отведи его в коровник что ли?
  Джимми поспешил последовать этому совету и вернулся в землянку, которую уже наводнил запах какого-то травяного отвара. Он молча присел на край колченогого стула и с удовольствием напрягал за грациозными экономными движениями знахарки, в первый раз за много лет ощущая некий домашний покой и с удивлением отмечая, что ощущение это ему нравится.
  - Есть хочешь? - спросила Этельреда на миг оторвавшись от своего зелья.
  - Да нет, меня в замке накормили.
  - А в ночлеге отказали?
  - Да нет... я сам...
  - Сам отказался?
  Джимми умолк, не желая отвечать на поставленный вопрос. Все это звучало так глупо! Какое право он имел надеяться на ее гостеприимство?
  Этельреда подошла к нему с чашкой кипящего травяного отвара.
  - Выпей, согреешься!
  Увидев испуганное выражение лица Джимми она улыбнулась и поставила дымящуюся чашу на стол.
  - Думаешь зелье любовное? А не поздно ли.
  Внезапно она опустилась к нему на колени, обняв одной рукой за плечо. А потом их лица оказались совсем рядом и он утонул в ее зеленых глазах, которые, кажется светились в темноте, даже когда свеча вдруг потухла.
  
  Джимми проснулся от холода - укрывавшая его овчина сползла на пол. В землянке все еще царила предутренняя полумгла - похоже, рассветать сегодня не собиралось. Но даже в полутьме было видно, что в землянке пусто. От обиды и разочарования Джимми чертыхнулся и вскочил на ноги. Поспешно натянув сапоги, он выскочил на улицу и плеснул на лицо холодной воды из стоящего на колодезном срубе ведра.
  
  <...>
  
  Приоткрыв дверь, Джимми увидел, что сэр Френсис был не один. Вместе с ним над столом склонился высокий роскошно разодетый человек с длинными каштановыми волосами. Он неторопливо оторвался от карты и взглянул на Джимми с выражением плохо скрываемого раздражения. Джимми на мгновение потерял дар речи от удивления и от некоторой доли страха. Лорда Лестера не зря боялись, и не только при дворе. Рассказывали, что как-то раз он без суда из следствия застрелил не к месту явившегося домой к жене слугу, а о его исскусном обращении с ядами и вовсе ходили легенды.
  Джимми поспешно поклонился, кое-как выдавив 'Ваше Сиятельство'. Сэр Френсис, похоже, тоже был недоволен, что их прервали, но после минутной паузы решил все же представить Джимми графу.
  - Джеймс Норуэлл, дорогой граф, один из моих лучших агентов. Очень смекалистный паренек.
  Лестер кивнул, бросил на юношу рассеянный взгляд и снова обратился к Уолсингему:
  - Надеюсь, мы сможем продолжить наш разговор позже, Сэр Френсис. Уверяю Вас, ситуация в Нидерландах требует нашего внимания, что бы ни говорил Сесил. А французам я в этом деле и вовсе не доверяю. У этой старой гарпии слишком много сыновей на одно королевство и она не упустит своего.
  Уолсингем улыбнулся и кивнул, выражая согласие:
  - Она все еще надеется на корону Англии, милорд.
  Лестер рассмеялся, и Джимми показалось, что в его голосе проскользнула досада.
  - После того, как его сиятельство герцога Анжуйского обнаружили в окружении переодетых во фрейлин пажей... Я сомневаюсь, что Ее Величество все еще заинтересована...
  Уолсингем снова улыбнулся - на этот раз загадочно.
  - На этот раз нам предлагают Алансона.
  - Алансона? Но это же смехотворно! Он...
  Внезапно Лестер взглянул на Джимми, как будто в первый раз замечая его присутствие. Он отвесил легкий поклон Уолсингему и, кратко попрощавшись, покинул комнату.
  Джимми вздохнул с облегчением и достал из-за пазухи запечатанный печатью Шрусбери пакет. Уолсингем неспеша сорвал печать и, быстро пролистав толстую пачку бумаг, выжидательно уставился на Джимми.
  - Видать, все спокойно? - спросил он, жестом предлагая юноше сесть.
  - Похоже на зимний сон, - кивнул Джимми, принимая предложение начальника.
  - А сам что думаешь? - продолжил Уолсингем.
  - Думаю, что интриги плетут все до последней горничной.
  - Ну, это не удивительно. А что-нибудь особенное приметил?
  Джимми вспомнил испуганного пажа в корридоре:
  - Был один паренек, который шарахнулся от меня, как будто коронные драгоценности в рукавах нес, - сказал он задумчиво.
  - Гм, а имя узнал?
  - Энтони... Он наверняка в списке прислуги значится. Граф, кстати, жаловался на недостаток денег, что мол содержать королевский 'двор' не на что...
  Уолсингем развел руками.
  - Знаю. В том нет моей вины. Остается только надеяться, что преданность графа возобладает над желанием поправить положение финансов. Правда, в шотландском лагере поживиться тоже нечем.
  Джимми вспомнил про второе письмо и не преминул упомянуть о своем визите в Хардвик Холл:
  - Похоже, графиня Шрусбери потребовала приданое для своей дочери, но его сиятельство, видимо, не намерен выполнять эту ее просьбу.
  Уолсингем улыбнулся в ответ:
  - А нам это и на руку. Пока они все в одном месте, за ними следить проще.
  Затем сэр Френсис взглянул на карту и, снова переведя взгляд на Джимми, сказал полушутя полусерьезно:
  - Впрочем, Вам, молодой человек, должно быть наскучили уже столь простые поручения.
  Не дожидаясь ответа он продолжил:
  - Лорда Лестера слышал?
  Джимми лишь кивнул, снова вспомнив неприятное впечатление от этой встречи.
  - Надо бы и впрямь выяснить, какие у французов намерения. Так что отправишься во Францию. Уедешь завтра же, чтобы отплыть пока пролив не замерз совсем. Там представишься послу, а остальным о тебе знать не положено. Ни за морем, ни в Англии. Все инструкции вот здесь, - он протянул Джимми лист бумаги исписанной мелким аккуратным почерком. - Прочитаешь прямо сейчас и переспросишь, если что непонятно. Переночуешь здесь же во дворце, а завтра с утра отправишься.
  Джимми кивнул, и немедленно приступил к чтению бумаги. Уолсингем встал из-за стола и сказал что-то про срочные дела и про то, что Джимми не обязательно дожидаться его возвращения. Юноша вскочил и учтиво поклонился ему во след, а потом почти без сил упал в кресло, тщетно пытаясь избавиться от внезапно навернувшихся слез. Буквы расползались, двоились и сливались в его глазах, настырно не желая превращаться в слова. Он вспомнил зеленые колдовские глаза Этельреды, которая так и не узнает, куда он пропал. А когда ему будет дано позволение вернуться, она, небось и думать забудет о случайном госте, не держащем своего слова.
  
  ***
  
  
  Лестер не торопясь шел по корридорам дворца. Он улыбался и учтиво кланялся попадающимся навстречу дамам, а встречающимся кавалерам он чаще всего лишь небрежно кивал, отлично сознавая, что с врагами раскланиваться нечего, а просители все равно будут улыбаться и вести льстивые речи, даже если он решит повернуться к ним спиной. Впрочем этого он делать, конечно, не собирался - ведь в спину всегда могли воткнуть нож.
  До традиционных рождественских празднеств было еще далеко, но галереи дворца уже были полны богато разодетых придворных. Граф отлично понимал их, потому что и сам не мог долго усидеть в собственных поместьях. Изгнание было для него действительно подобно смерти. И не только потому, что осмелевшие враги принимались строить козни и нашептывать Елизавете о новых проступках Роберта Дадли, а потому что он не мыслил себе жизни вдали от нее. Завистники и недоброжелатели могли сколько угодно твердить, что его любовь к повелительнице была лишь средством к достижению цели - этим они лишь подчеркивали собственную неискренность.
  Когда-то Роберт действительно смел надеяться на это: не на блеск короны столь часто стоящей своим кратковременным носителям головы или свободы, а на счастье заявить о своем союзе с любимой женщиной перед Богом и людьми. Тогда Елизавета была еще далеко от короны, а потом оба они оказались чересчур близки к ней и чуть не поплатились за это жизнью. Теперь же... Лестер непроизвольно вздохнул и очнувшись от своих невеселых размышлений, обнаружил, что уже почти дошел до приемной королевы. Он поправил плащ, слегка улыбнулся и, услышав, громогласное объявление стражника о приезде графа Лестера, последовал внутрь.
  
  Сделав несколько быстрых шагов, Лестер склонился перед троном. Он не слышал взволнованного шопота молоденьких фрейлин, не видел выражения зависти и неприязни на лицах немногих, допущенных во внутренние покои придворных - все они были неважны. Сейчас для него существовала лишь женщина сидящая на троне.
  - Добро пожаловать, Лорд Лестер, - раздался в его ушах знакомый голос, полный сегодня тепла и задора. Ее Величество была рада снова видеть своего фаворита.
  Граф распрямился и с улыбкой взглянул в светло-карие, почти медового цвета, глаза Елизаветы. Она была одета в темно-красное платье, расшитое жемчугом и рубинами. Рыжие, слегка вьющиеся волосы были уложены в высокую прическу, так же украшенную крупными жемчужинами. Королева с улыбкой протянула Лорду Лестеру руку, которую тот не замедлил поцеловать, приникнув к унизанными перстнями пальцам чуть дольше чем того требовал этикет.
  - Ваше Величество, - сказал он наконец, снова поднимая глаза. - Я рад видеть Вас в добром здравии.
  - Еще немного, милорд, и я умерла бы со скуки. До Рождества еще целый месяц. И, похоже, все это время мне остается лишь смотреть, как вышивают мои фрейлины.
  - Посадите вышивать Берли, Ваше Величество. Это будет куда занятнее. - В глазах довольного собственной шуткой графа запрыгали веселые искорки. Елизавета притворилась шокированной подобным высказыванием, но через несколько секунд, не сумев сдержаться громко расхохоталась.
  - Робин, - сказала он после небольшой паузы с притворным упреком в голосе, - ты не должен так говорить про бедного Сесила, который денно и нощно трудится на благо государства.
  - Ваше Величество! Как можно говорить о благе государства, если его правительница скучает?
  - Теперь, когда Вы здесь, расскажите же мне, как Вы собираетесь развеять мою скуку? Неужели вы потешите нас сонетом, милорд?
  Лицо графа на минуту приняло задумчивое выражение, затем он присел на ступеньки, ведущие к трону и набрал в легкие воздуха, как будто собираясь декламировать стихи. Фрейлины снова зашушукались, но умолкли под внезапно суровым взглядом Ее Величества. Лорд Лестер выдохнул и театрально всплеснул руками.
  - Увы, Ваше Величество... Мои чувства подобны реке. А, как известно, лишь мелкие ручьи беззаботно журчат, в то время как глубокие озера вздыхают и хранят молчание.
  При последних словах насмешливость исчезла из его голоса и с лица. Но королева либо не обратила на это внимания, либо сделала вид, что не заметила перемены. Зато она устремила свой цепкий взор на Леди Ховард, которая, залившись густым румянцем, не сводила влюбленных глаз с Лорда Лестера.
  - Фрэнсис! Вам нехорошо? - резко спросила девушку Елизавета, отчего та покраснела еще гуще, смущенно опустила глаза и пролепетала нечто нечленораздельное.
  - Отправляйтесь в свою комнату и отдохните там до ужина, - приказала королева. - А Вы. Катерина, проводите ее и возвращайтесь.
  Обе девушки поспешно присели в глубоком реверансе и бросив прощальный взгляд на графа, удалились. За время этого небольшого инцидента, Лестер убедился, что леди Дуглас Шеффилд в зале не было. Год назад Лорд Лестер позволил себе увлечься ей, скорее от скуки, чем от подлинного чувства, а в сентябре она сообщила, что у него родился сын и умоляла графа жениться на ней...
  Лестер встряхнул каштановыми кудрями, как будто желая физически избавиться от неприятных мыслей, и улыбнулся в ответ на внимательно-вопросительный взгляд своей повелительницы.
  - Мои актеры приготовили занимательнейшую пьесу и обещали представить ее вниманию Вашего Величества в Двенадцатую Ночь, если, конечно, Вам будет угодно, - продолжил он прерванную беседу.
  - Но до тех пор еще так далеко, - капризно ответила королева. - Быть может я последую вашему совету, Робин, и засажу Вас за рукоделие.
  - Упаси Боже! - состроил смешную гримасу Лестер. - Я знаю, как уберечь Ваше Величество от скуки, и надеюсь завтра утром продемонстрировать Вам мой подарок.
  - Завтра? - переспросила Елизавета. - Милый Робин, Вы заставите меня томиться в ожидании?
  На мгновение глаза графа снова приняли серьезное выражение. Однако в ответ он лишь склонил голову и с улыбкой развел руками, демонстрируя собственное сожаление о досадной проволочке.
  - Ну что ж... Тогда расскажите мне что-нибудь забавное, а Вы, Мэри, - обратилась Елизавета к одной из фрейлин, - сыграйте нам что-нибудь.
  Мэри, порозовев от удовольствия, присела в реверансе и, взглянув на графа Роберта, коснулась струн лютни. Мелодия зажурчала и полилась неторопливым ручейком.
  Однако надежды Мэри не оправдались - граф даже не взглянул на нее. Его горящие оживлением глаза не покидали улыбающегося лица Елизаветы, и за негромкой беседой, прерываемой время от времени задорным смехом обоих, незаметно подошло время ужина.
  
  ***
  Дочитав до конца данные ему сэром Френсисом инструкции и не найдя в них ничего непонятного, Джимми устало кивнул пустой комнате и, поднявшись с кресла и подойдя к камину, по привычке бросил бумагу в огонь. Убедившись, что она сгорела бесследно, и что сэр Френсис, видимо, решил не возвращаться, Джимми подошел к двери и направился в сторону комнат, обычно отводимых агентам Уолсингема. Он был настолько погружен в свои невеселые мысли, что вздрогнул от громогласного приветствия, неожиданно раздавшегося прямо у него над ухом.
  - Джимми, старина, привет! Как жизнь? Как приключения?
  Перед Джимми стоял его приятель Крис. История Криса была сильно похожа на историю самого Джимми. Он тоже был подкидышем, который при первой возможности сбежал из своей приемное семьи, где его не очень-то жаловали и тоже попался на глаза сэру Уолсингему, решившему, что из парнишки выйдет толк.
  - Привет, Крис! - без особого энтузиазма отозвался Джимми. - Приключений хватает. Завтра уезжаю...
  Крис понимающе кивнул. О поручениях не принято было расспрашивать даже среди приятелей.
  - А я вот выпросил недельку отдыха! Поеду к своей вдовушке в Дербишир!
  В ответ Джимми не смог сдержать улыбки. Он не знал, как именно судьба столкнула Криса с его вдовушкой, но встреча явно пошла на пользу обоим, и Джимми не сомневался, что рано или поздно Крис остепенится. Он снова подумал об Этельреде, и внезапно в его сердце вспыхнула надежда.
  - Крис, ты ведь знаешь Хардвик Холл, в Дербишире?
  - Конечно, я там бывал несколько раз с тех пор, как две старые мымры заварили эту кашу! Так ведь и ты там, кажется, гостил...
  - Слушай, передашь от меня записку?
  - Кому это?
  Джимми мучительно покраснел и опустил глаза.
  - Да ты, никак, влюбился, приятель? - радостно возопил Крис. - Ну и нечего смущаться! Конечно, передам! Только имя скажи, а то не зная имени твое поручение выполнить сложновато.
  Джимми взглянул в лицо Криса и улыбнулся. Он знал, что под громкоголосой задиристостью его друг скрывал верное и любящее сердце и искреннее желание помочь.
  - Этельреда, знахарка... Запомнишь?
  - Такое ни с каким другим не спутаешь... Этельреда... ишь! Язык вывихнешь... Да не бойся ты, - добавил он уже тише, увидев, что Джимми снова залился краской. - Передам - мне по дороге.
  - Ну я тогда пойду, напишу...
  - Давай! И приходи в таверну 'У Медведя', ладно? Гульнем на последок!
  - Ладно, приду! - радостно кивнул Джимми, и почти вприпрыжку понесся в свою комнату, попросив у встреченного в коридоре слуги пера и чернил.
  Крис некоторое время с улыбкой глядел ему во след, затем покачав головой прошептал 'ну и дела!' и отправился в таверну.
  Джимми присоединился к нему не сразу - часа через полтора, когда Крис уже отчаялся его увидеть. Однако лицо юноши просто светилось от счастья.
  - Да ты никак сонет сочинял, - расхохотался Крис.
  Джимми плюхнулся на стул и велел хозяину принести им по кружке эля и чего-нибудь поесть.
  - Просто не знал, что написать, - смущенно сказал он. - Так ты передашь?
  Он протянул Крису аккуратно сложенный листок бумаги.
  - Сказал же, что передам. Моя Энни живет милях в тридцати оттуда. Да ты не бойся... Не откажется твоя Этельреда от такого молодца!
  Джимми оставалось лишь кивнуть в ответ и приняться за принесенного хозяином цыпленка. Разговор зашел о последних новостях в Лондоне, о планах коварных французов и испанцев, и об усладах семейной жизни.
  На прощание Джимми похлопал Криса по плечу и пожелал ему всяческого счастья с Энни. Крис же велел Джимми быть поосторожней и пообещал обязательно передать письмо знахарке.
  
  К тому моменту, когда лорд Лестер и Ее Величество в сопровождениие свиты направлялись к королевским конюшням, Джимми уже давно мчался во весь опор по дороге, ведущей в Дувр. После вчерашней встречи с Крисом на душе у него полегчало, ибо теперь он мог надеяться, что Этельреда простит ему внезапный отъезд и дождется его возвращения.
  День выдался ясный, хотя и морозный. Переливающийся на солнце снег поскрипывал под пружинящами шагами королевского шталмейстера. Дойдя до дверей конюшни он приказал ожидающему слуге отворить дверь и жестом пригласил королеву последовать за ним.
  Увидев свой подарок, Елизавета не смогла сдержать возгласа восхищения. Перед ней стояла белая как снег тонконогая кобылка, с почти вьющейся гривой и огромными карими внимательно-умными глазами.
  - Роберт, она великолепна!
  Граф просиял от того, что его подарок пришелся королеве по душе.
  - Я надеялся, Ваше Величество, что Вы пожелаете опробовать ее...
  - О да! Непременно, Робин! Прямо сейчас!
  Лестер рассмеялся беззаботно-счастливым смехом и велел почтительно стоящему в отдалении конюху оседлать коней для королевской свиты.
  Они снова вышли во двор и через некоторое время слуги вывели туда уже оседланных коней. Собственноручно проверив подпруги королевского седла, Лестер опустился на колено и подставил ладонь под кожаный сапожок Ее Величества. Она почти взлетела в седло, и несколько секунд он просто любовался ее стройной гибкой фигурой и обрамленным рыжими кудрями заранее горящим азартом лицом. Сегодня Елизавета была одета в изумрудного цвета амазонку, а на ее высокой прическе чудом держался изумрудный же берет, который так шел к ее ярким волосам.
  - Ну же, лорд Лестер? - насмешливо-задорно спросила она, поймав на себе его полный восхищения взгляд. - Почему Вы еще не в седле?
  Он хотел что-то сказать, но, так и не найдя слов для ответа, поклонился, и вскочил на собственного коня - огромного черного гиганта с дурным нравом, подчинявшегося лишь своему хозяину. Остальная свита тоже была готова последовать за своей повелительницей. Они неторопливо выехали с подворья и вскоре оказались в чистом поле, где на все четыре стороны простиралась белая равнина.
  - Наперегонки? - спросила поднявши бровь Елизавета.
  Лестер улыбнулся в ответ. Он не имел права обогнать Ее Величество, и она отлично знала об этом. Тем не менее он учтиво кивнул , а затем заставил своего коня встать на дыбы, окружив себя столбом снежной пыли.
  Елизавета рассмеялась и пришпорила свою белоснежную лошадь. Лорд Лестер последовал ее примеру.
  Некоторое время они мчались так по белоснежной равнине, наслаждаясь ясным днем и ветром в лицо и чувством свободы и счастья. Прическа королевы, на которую этим утром у горничной ушло два часа, растрепалась, а бархатный берет упал на снег, но Ее Величество этого даже не заметила. Свита давно осталась позади.
  Наконец Елизавета натянула поводья и оглянулась. Лорд Лестер оказался почти у нее за спиной. Остальных видно не было.
  - Великолепный подарок, Робин, - сказала она, действительно сияя от счастья.
  - Я рад, что он пришелся по вкусу Вашему Величеству, - склонил голову Лестер. На минуту улыбка исчезла с его лица, а в его глазах появилось очень серьезное выражение, полное невысказанной тоски. Королева вздохнула и отвела глаза.
  - Робин...
  - Элизабет...
  От неожиданности она снова взглянула на него глазами полными изумленнного неверия, но его губы оставались неподвижны. Видимо, ей просто послышалось в шелесте ветра...
  - Ваше Величество! Берет...
  Ее Величество и граф Лестер одновременно повернулись в сторону подъезжающей свиты. Сэр Кристофер Хэттон поспешил подъехать с найденным по дороге беретом. Несмотря на улыбку, взляд его выражал настороженно-ревнивое беспокойство.
  - Право же, какие безделушки, сэр Хэттон! - легкомысленно произнесла королева, принимая из рук фаворита свой берет. - Полагаю, нам пора возвращаться, - добавила она задумчиво, и послушная ей кавалькада тронулась по направлению ко дворцу.
   ***
  В это время Крис тоже спешил по заснеженным полям. Он так торопился, что решил поехать напрямик, не петляя вместе с главной дорогой. Мысли его давно уже были в Дербишире с Энни. Он представлял себе как тепло она его приветит и как вкусно накормит своими дивными пирогами. Крис любил приключения, но последнее время его все чаще тянуло остаться там с Энни, а не разъезжать сломя голову по миру.
  Испуганное ржание коня и громкий треск вывели его из задумчивости. В следующий момент он оказался по пояс в ледяной воде. 'Вот черт!' - пробормотал юноша. Погруженный в радужные грезы он и не заметил, как оказался на замерзшем, скрытым снегом, озере. Видимо лед оказался недостаточно прочным... Конь отчаянно бился и в молотил копытами по воде.
  - Эй, на помощь! - крикнул Крис, пытаясь не поддаваться панике, охватившей его животное. - Эй! Есть кто-нибудь!? На помощь!
  Но кто окажется сейчас здесь - вдали от проторенных дорог. Главное не терять головы... Он попытался утихомирить коня, но тот лишь громко ржал и крошил копытами лед, не оставляя Крису никакой надежды выбраться на берег.
  - Да тихо ты! Так мы точно не попробуем пирожков моей Энни! - прикрикнул на него Крис, тщетно ища выхода из ситуации. - Тихо!
  Копыто обезумевшего от страха коня со всей силой впечаталось Крису в лоб и он, потеряв сознание, опустился в ледяную бездну.
  
  
  
  
  * Маргарет Дуглас, графиня Леннокс (1515 - 78) - внучка Генриха Седьмого, кузина Елизаветы.
  ** Роберт Дадли, граф Лестер (1532-88) - фаворит Елизаветы
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"