Мы с тобой родились близнецами, вот только ни разу не встречались.
Стоит подуть первому осеннему, холодному, несущему с собой сырость и запах пожухлых листьев, ветру, ты кутаешься в свое любимое цвета вешней листвы пальто, надеваешь на голову шляпу и уходишь вслед за птицами. А может это они уходят за тобой. Мне остается только тишина осеннего леса, синее бездонное небо и опустевший дом.
Я захожу внутрь и будто утыкаюсь в твою спину, чувствую знакомый запах лаванды. Следы твоего полугодового пребывания здесь повсюду. Прямо у двери меня встречает целый ряд пестрых заношенных кед (никогда не мог сделать выбор, да?) На кровати небрежно распластались клетчатые рубашки. А вот что никогда не меняется, так это расшитые яркими узорами занавески и плетеные половики. (Единственные элементы интерьера, на которых наши вкусы сошлись. Сейчас на них виднеются пятна, но настолько художественно к месту поставленные, что даже не сразу заметишь). На столе кувшины для лимонада и стаканы для него же из разноцветного стекла. В вазе яркие алые астры, маленький привет для меня. У окна на штативе притаился телескоп (много ли августовских звезд ты в него поймал?) Книги неровными стопками лежат на кровати, стульях, еще одна, раскрытая, на подоконнике. (Дочитал ли ты ее?). Посуда, судя по башне из тарелок в раковине, последний раз мылась очень давно. (Из чего же ты ел? И не разбил ли ты мою любимую кружку?). Да ты будто не ушел, а отошел на минуту, вот-вот вернешься.
Я вздыхаю, поминая недобрым словом тебя, непутевого братца-бродягу, и принимаюсь за уборку. Собрать, рассортировать, уложить, помыть, выстирать. Я делаю все неспешно, аккуратно, даже напеваю под нос какую-то незатейливую песенку. На самом деле я люблю наводить порядок, в этом я настоящий специалист. За мной неотступно следует мой друг Томаш, с любопытством принюхиваясь на каждом шагу. Он обычный лис, оборачиваться как я не умеет, но вернее друга найти трудно. Каждую осень он ждет меня возле моего убежища и на вахту мы отправляемся вместе. Томаш больше шумит, чем помогает, но свернувшийся клубочком в мягком кресле лис то, чего не хватало этому дому летом.
Как только заканчиваю с уборкой, достаю из шкафа и раскладываю по плетеным корзинам клубки разноцветной пряжи, занятие на долгие зимние вечера. Эта вахта обещает быть тяжелой.
Март, знаешь, мы хоть и рождены близнецами, а понять тебя у меня до сих пор не получилось. Куда ты уходишь? Куда уводят тебя самолеты, поезда, корабли? Твоя вахта окончена, моя только начинается. И чужие дороги не для меня, ведь стоит тебе вернуться, я, обернувшись бурым лисом, забираюсь в свою нору и засыпаю до новой осени, лишенный возможности с тобой поговорить.
А поговорить хочется о многом. Например, откуда берется песок для огромных песочных часов, что стоят на верхней полке, и которые положено переворачивать с началом вахты. Каждый раз я замечаю, что в них все больше слоев песка разного цвета. Хотелось бы знать, что нашел ты на пляжах с песком белым как снег.
Я тем временем достаю из шкафа толстые свечи и клетчатые пледы. Свой самый любимый, сине-зеленый, кладу на подоконник.
Подоконник - самое уютное место в доме, не считая кресла у большого камина. Он широкий, на нем разбросаны цветные подушки в форме котов и сов. Кошки от тебя, совы от меня. Я бы мог сидеть на этом подоконнике вечность и смотреть как падают листья, как их сменяет снег. Пить горячее вино и писать плохие стихи.
Но у меня очень много дел: уложить спать деревья, удостовериться что листья надежно укрыли землю. Проверить запасы заготовок в погребе. Собрать и высушить грибы. Рассортировать яблоки, для пирогов, сидра и варенья, наплести рябиновых бус, заняться тыквами. Но все это запланировано на завтра.
Пока же я листаю толстый журнал дежурств, но последняя в нем запись посвящена цветению яблонь. А что же потом? Мне редко получается узнать. Отчего то о лете ты предпочитаешь молчать, как будто если поделишься им со мной, хотя бы в воспоминаниях, оно потеряет свое очарование. Что ж. Может и мне тогда не стоит записывать колыбельные, что я пою деревьям? Но ты не ты, если бы не оставил мне послания.
Меж страниц недочитанной тобой книги, за которую я принимаюсь после журнала, попадаются засушенные лепестки: ближе к концу красные лепестки астры, а в самом начале нежные, розоватые лепестки вишни. Хитрец, тебе было лень писать, и все что ветер приносил тебе из сада ты доверчиво оставлял страницам книги. Мне тебя не понять, такого странного, такого нелогичного в этой беспечной радости, вечном торжестве жизни. Не говоришь, а поешь, не идешь, а танцуешь, не пишешь, а оставляешь таинственные знаки.
Вот и нынешним утром, стоило мне направиться к дому, меня настиг ливень. Не задумчивый, затяжной осенний дождь, а именно веселый летний ливень. Я подставил лицо под теплые струи дождя, и услышал гром. И тут же все кончилось, а стоило засветить солнцу, как небо пересекла радуга. И это в октябре.
Улыбаюсь воспоминанию, и вместо тысячи слов, в свою очередь, вкладываю между последних страниц ярко-алый кленовый лист.
С наступлением осени здесь становится тихо, но не безлюдно. Люди приходят и по-видимому считают меня местным предсказателем. Я не умею врать. Ко мне приходят за правдой. Какой бы горькой она не была. В округе даже есть поговорка: "Хочешь узнать правду- узнай ее в октябре."
Я нанизываю на нитки яркие ягоды рябины, дарю их девушкам на удачу, подвешиваю связки грибов, в саду резвятся снегири и синицы, делают запасы деловитые белки, а когда я отвлекаюсь, всегда смотрю на небо. И как тебе описать этот свет, который ты никогда не увидишь? Льдистый, прозрачный, хрупкий. Скоро им будет пронизано все.
С наступлением зимы этот дом занесет снегом, выбраться можно будет только через окно. Томаш будет нырять в снег прямо с подоконника, фыркать, носится вокруг и радоваться. Я достану термос с горячим вином и пойду искать самую большую горку, чтобы с нее скатиться.
А потом... однажды придет время перевернуть часы и песок посыплется обратно. Это самая лучшая из истин этого мира.
Первым вернется ветер, теплый, сладкий, одно прикосновение которого заставляет сердце замирать от восторга. Вернуться птицы, твои верные вестники.
А потом вернешься домой и ты: загорелый, с выгоревшими на солнце волосами. Глаза лучатся, храня в себе все солнце мира, на губах остатки мороженого. Карманы набиты янтарем, причудливыми ракушками, косточками. Абрикосовыми, апельсиновыми и, страшно сказать, авокадо.
Откуда я это знаю, хоть мы с тобой ни разу не встречались? Но ведь мы рождены близнецами. Я вижу твое лицо в зеркале, и иногда мне кажется, что глаза у меня твои- зеленые, а не серые.
А еще ты всегда возвращаешься. И оставляешь историю, которую в долгие осенние и зимние вечера можно превратить во что угодно: хоть в шарф, хоть в рассказ, хоть заколдовывать ею сидр.
Ты мое отражение, а я твое. Ты моя лучшая часть, свободная, яркая, сама жизнь. А я храню твое сердце, тот огонь, который не должен погаснуть, как не должен погаснуть очаг в этом доме. Мы, брат мой, будем хранить мир от беды столько, сколько понадобится. Защищать, любить, создавать.