На ступенях у входа в метро скользко, потому что слишком много соли привыкли московские власти бросать под ноги прохожих. В переходах ноги разъезжаются ретиво, а толпа, толпа несет нас, жителей мегаполиса, в привычном потоке. Сколько людей вокруг, столько голов, мыслей, внутренних обращений, моментальных фотографий зрачками, вместе их и не собрать никогда, а ведь трутся носами день ото дня, никуда друг от друга не денутся. Бум-с: споткнулся о коляску старушки, спешащей то ли на дачу, то ли на базар. Отлетел, как пинг-понговый шарик, -- бум-с: ткнулся губами в меховой воротник манерной дамы; снова отлетел, бум-с: сел на голову уставшему клерку в метро, -- нечего пристраиваться спать на стояке в вагоне. В руках книжка, открыта на странице с черными буквами, открыта, чтобы читать на ходу, на переходе, на эскалаторе. На плече сумка, ее надо поддерживать, оберегать от толпы, а книжка интересна, но время от времени голову поднимаешь, корректируешь траекторию своего пути по метро. Поднимаешь глаза, а там хамоватая физиономия подростка. Поднимаешь глаза, а там тонко сложенные губы будущей звезды корпоративного пиара. Поднимаешь глаза, а лучше бы и не поднимал их. На улице снег идет, белая шаль, коврик под ноги. Машины ползут, водители ругаются, перемешивая снежную кашу колесами. Пробка, голос из радио: "сбор пробок у населения"; нервно курят, скидывая пепел в щель приоткрытого окна.
Город огромен, но суетлив, как муравейник. Мы похожи на нас, горожане, обитатели городских дворцов и трущоб. Мы одиноки, мы зябливы, хотя обуты и одеты, мы ищем свое среди пробок.
Интермегалия
Если отрезать мне озябшие пальцы, начну пропускать буквы при наборе текста; таков вердикт, вынесенный коллегами. Под нервный перестук клавиш, под задумчивые резиновые звуки рабочей доски лэптопа отмечу начало нового года, -- пошел снег. Пишу об этом от радости, что вместе с новым зимним годом мне удалось возродить Библиотеку, забытую и, думалось, окончательно похороненную. Да не просто возродить, а заручиться монаршей поддержкой, которая, даст Бог, обеспечит мне необходимый стихотворный материал.
Лирокаттинг
Решили провести конкурс поэтической речи. А было-то как: бросила "хочу поэтической критики". Дали в руки нож. Кто-то подумает, будто я намерена ставить опыты, расчленяя со скальпелем стихотворные тексты, как анатомисты средневековья. Будет, пожалуй, недалек от истины. Когда Библиотека только получила название и историю, Библиотекарь мечтал о виртуальном стеллаже, бюро и перьях с каплями чернил на конце. Стеллаж остался пустым, а чернила быстро пересохли, и осталось только бюро с пожелтелыми страницами. Теперь, хочется верить, я смогу самостоятельно варить чернила и бумагу для них. Да и книжки, для заманивания которых создан конкурсный механизм, наполнят постепенно стеллаж, и, даст Бог, не один.
Возвращаясь к снегу, закончу патриархальную картинку, -- какая радость возвращаться после яркого отдыха на солнце, на морозе, и на ветру, на скорости, на тонком фоне обрамлений еловыми лапами, на полнокрасочном фоне густо окрашенных лыж и тяжелых креплений, к камину и бюро с разбросанными листами бумаги, к книжкам, к выложенным рядами стихотворным строкам. И резать их, резать на части.