Безусова Людмила

Как лист осенний...

Разбился мир на тысячу осколков, В душе осталась пустота. Моя душа, как будто бы в иголках, Куда же делась....

  

   Свежий вечерний ветер растрепал мои и без того пушистые волосы, пролетел вдоль дороги, стряхнул с дерева остатки недавнего дождя, чем крайне напугал неторопливо бредущего полосатого кота. Тот возмущенно мяукнув, перепрыгнул мелкую лужицу. Промахнувшись и подняв тучу брызг, с явным отвращением отряхнул мокрые лапы и принялся брезгливо вылизываться, нервно помахивая куцым хвостом.

   Я громко рассмеялась, глядя на его несчастную морду - у меня-то вечер сегодня удался. Легкий хмель бродил в моей голове, что немудрено после девичника. Повод для встречи старых подруг был нетривиальный - Ленка объявила нам о предстоящей помолвке, и это просто необходимо было отметить.

   Припомнив глуповатое выражение физиономии Ленки, когда она вещала о достоинствах своего избранника, я опять заулыбалась. Слава богу, нас с Ольгой это счастье пока обходит. Хотя кто знает, надолго ли?

   Губы сами собой растянулись в очередной улыбке, просто так, без всякого повода. Я вообще была наполнена улыбками, как надувной шарик воздухом. Пританцовывая и даже, кажется, напевая, я не спеша двигалась по ночному проспекту, где в лужах после недавнего дождя двоились и троились фонари.

   - Извините, вы не подскажете, как пройти в библиотеку? - услышала я вопрос, явно обращенный ко мне.

   - Да, конечно. А вам какую, областную или... - я осеклась на полуслове, разворачиваясь к незнакомцу. Какая библиотека в двенадцать ночи?

   Передо мной робко мялся типичный интеллигент - слегка помятый костюм, немодный галстук, шляпа со слегка обвисшими от сырости полями.

   - Вы с ума сошли, что ли? - возмутилась я, когда незнакомец, галантно приподняв шляпу, уставился мне в глаза, не давая отвести взгляд в сторону.

   - Эй, в чем дело? - вяло поинтересовалась я мгновением позже, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Беспросветная воронка его лучистых глаз, опушенных густыми ресницами, затягивала меня окончательно и бесповоротно...

   ... резкий удар о землю привел меня в чувство. По безлюдному проспекту, живописно освещенному волшебным светом ночных фонарей, гигантскими скачками удалялся любопытствующий гражданин. Его фигура за короткое время претерпела существенные изменения - за плечами развевался широкий плащ, издали похожий на крылья, каждый прыжок порождал веер искр и напоминал неудачное испытание бракованных фейерверков.

   - Какая гадость! Неимоверная гадость! - донеслись до меня последние слова уносящегося вдаль незнакомца.

   - Я? Почему это я гадость? - удивилась я, приподнимаясь с земли, и оглядывая себя насколько это возможно. - Ну, слегка выпачкалась, дождь же был, а так я белая и пушистая.

   Стало неимоверно жалко новый светлый костюм. Хотела похвастаться перед девчонками, а теперь, наверное, придется выкинуть.

   - Между прочим, многие считают меня красивой, - запальчиво крикнула я в никуда, потому что вокруг не было ни одной живой души и пожаловаться было некому.

   Немного прихрамывая, я отправилась домой. Слегка кружилась голова, а от хорошего настроения не осталось и следа.

  

* * * * *

  

   - Милка, ты чего застыла? - толкнула меня под руку встревоженная Ольга. Чуть не расплескав шампанское, я повернула голову в ее сторону.

   - А что такое? - спросила я, не отводя взгляда с милующихся голубков, Ленки и Андрея.

   - Ты уже полчаса сидишь, как мумия, уставившись на этих, - Ольга кивнула на веселую хозяйку дома и ее жениха. - Люди уже третий тост пьют за любовь!

   - А, - я без особого удовольствия залпом выпила бокал шампанского, не отставать же от веселящейся компании, хотя, судя по оживленным голосам, догнать мне их будет трудно.

   Зря я это сделала! Вокруг все завертелось, к горлу подступила тошнота, живот скрутило болезненным спазмом. На негнущихся ногах я выползла в коридор, держась за стенку, добрела в ванную комнату.

   Меня долго и мучительно рвало... От одного единственного бокала игристого вина?

   Подняв глаза и посмотревшись в зеркало, я не на шутку испугалась - на меня смотрела жуткая физиономия. Казалось, все краски мира, кроме белой и черной, исчезли в одночасье. Мучнисто-белое лицо, как у японских гейш, черные провалы глаз, обведенные темными кругами, черные губы. Прямые темные волосы пронзительно очерчивают контур моего лица. Стивен Кинг отдыхает!

   Заглянув попозже в комнату, я жестом вызвала Ольгу:

   - Я, пожалуй, уйду по-английски. Никому не говори пока.

   - Тебе что, совсем плохо, да? - вопрос подруги остался без ответа. - Ленка же обидится.

   Вяло, пошевелив пальцами в прощальном привете, с высокомерием британской королевы я удалилась.

   Не буду же я всем объяснять, почему я застыла в ступоре, увидев впервые Андрея. Надо сначала самой подумать.... Хорошо подумать...

  

* * * * *

   Парни с аристократичной внешностью всегда вызывали у меня повышенный интерес. Андрей казался воплощением моих тайных желаний. Сухощавый брюнет с легким румянцем, возникающим на скулах, когда он смеялся, понравился мне сразу. На первый взгляд у него имелся только один очевидный недостаток - Андрей был женихом моей подруги.

   Поэтому с первой минуты, как мы познакомились, в моей голове назойливо звучал похоронным маршем безрадостный хит "Би-2":

...как атипичная зараза, она убьет меня не сразу    И, может быть, оставит жить.    Теряю голову я, любовь нечаянная,    Как среди белого дня, она накроет меня.

   Пока со смехом и шуточками звучали первые поздравления, я сидела, мрачно уставившись на героев дня, и грустно думала о том, как же мне не везет в последнее время.

   Я представила себя на месте Ленки - как я легко провожу рукой по волосам Андрея, глажу его по щеке, ласково смотрю на трогательно пульсирующую жилку на его шее, наклоняюсь пониже и впиваюсь зубами в его артерию. Рот наполняется солоноватой горячей кровью, а Андрей, не ощущая никаких неудобств, продолжает мило улыбаться гостям...

   ... В этот момент зараза Ольга и толкнула меня под руку, а показалось - ударила в самое сердце. Что со мной, а?

  

* * * * *

  

   Стоя возле открытого окна в дамской комнате (очередной приступ тошноты настиг меня на работе, во время сабантуйчика по поводу Дня независимости), я невесело думала, что отныне все праздники мне придется встречать в такой неромантической обстановке.

   - Милочка, ты скоро? Тебя все ждут, - проворно заглянула, чуть приоткрыв дверь, Наталья, менеджер по персоналу. - С тебя тост причитается, ты все пропустила.

   - Да, да, сейчас, - машинально поправляя перед зеркалом прическу, отозвалась я. А про себя подумала: - "Какая гадость ваша заливная рыба!", представив бутылки с вином, украшающие праздничный стол.

   Гадость! Перед глазами явственно предстал странный незнакомец, уносящийся вдаль по ночному проспекту. Вот с чего все началось!

   Непереносимость алкоголя в любом виде, темные прямые пряди среди моих светлых кудрей, которые появились в таком количестве, что срочно пришлось перекрашиваться в темно-каштановый цвет, странные высыпания на коже от солнца и сосущая пустота в желудке, которая не исчезала, даже если я наедалась до полного изнеможения.

   Значит, надо найти этого любителя ночного чтения и узнать, в чем дело! Но как? Вот в чем вопрос! Я ведь даже его толком не разглядела, настолько стремительно он умчался!

  

* * * * *

  

   Я уволилась с работы. Днем пряталась за плотно закрытыми шторами, а ночами тенью бродила по спящему городу, с разочарованием вглядываясь в лица случайных прохожих, испуганно шарахающихся от меня. Надежда угасала в моем сердце, так же, как и эта непогожая осень, неторопливо сбрасывавшая истертые ветром желтые листья, превращалась в зиму, которую я, скорее всего, уже не увижу.

   Но однажды сердце слабенько трепыхнулось в груди радостью узнавания. Прибавив шаг, я догнала импозантного мужчину, удивленно обернувшегося ко мне. Вцепившись в рукав его дорогого пальто, я тихим от волнения голосом умоляюще прошептала:

   - Только не говорите, что видите меня впервые.

   - Но я, действительно, вижу вас.... А, моя юная любительница праздничных зелий! - ласково улыбнулся он мне. - Как дела?

   - Как?! Вы еще спрашиваете - как?! Моя жизнь кончена! Что вы со мной сделали тогда? - как атомная боеголовка, взорвалась я. Долгие часы я придумывала, что скажу этому незнакомцу, когда встречу его. А сейчас все умные слова куда-то пропали - я верещала, как базарная торговка.

   Мужчина дождался, когда мой запал иссякнет, и спокойно сказал:

   - Если б ты не была так пьяна в тот раз, я спокойно закончил бы дело, и твоя жизнь стала совсем другой. Легче или труднее, не знаю, но непохожей на эту - точно! - заметив изумление в моих глазах, пояснил: - Мы не переносим алкоголь, ни в каком виде, а твоя кровь процентов на пятьдесят состояла из вина. Шучу, шучу! Проще говоря, я тебя не доел, но надкусил.

   Гад, он еще и издевается!

   - Я долго болел тогда, чуть не умер, - пожаловался он мне, как самой близкой подруге. - Да, пора уже разбираться в доброй пище, не кидаться на что попало.

   Мама! Сейчас заплачу! Не дождетесь! И я не что попало! И я не...

   - ... Пища? - невероятное предположение обожгло мой мозг, а подсознание выдало очень красочные сцены из жизни кровососущих, - и я теперь стану такой же, как ты? Вампиром?

   - Нет, девочка, и никогда уже не станешь, - отозвался мой собеседник. - Но в тебе теперь есть наша сила, правда, недостаточная, чтобы быть такой же, как мы.

   - Но я изменилась, я стала не такой, как была, - горько сказала я, смахивая с глаз набегающие слезы, чтобы не разреветься окончательно. - Моя жизнь.... Мне очень плохо, - трагическим шепотом добавила я.

   Мой собеседник приобнял меня за плечи, подождал, пока я немного успокоюсь.

   - Предлагаю прогуляться, - ласково улыбаясь, произнес он, - пешие прогулки полезны для здоровья.

   В первый раз встречаю кровососа, выбирающего здоровый образ жизни. Хотя и вампира я повстречала впервые, на свою беду.

   Мы неторопливо зашагали по пустым улицам. Ветер прошуршал опавшими листьями, осуждая мою неосмотрительность. Луна скрылась за тучами, словно не желая смотреть на мою очередную глупость.

   А мне уже было все равно, я слишком устала от неопределенности своего бытия.

   - Не все так страшно, как кажется: днем ходи в темных очках, избегай загорать на солнце (оно вообще всем вредно), вместо вина пей томатный сок. И живи! - продолжил разговор вампир тоном заботливого дядюшки. - Ты теперь сильнее многих, тебе только не хватает опыта, но это дело наживное.

   Он заливисто рассмеялся, глядя на мое изумленное лицо, повизгивая, как молодой щенок. По его мнению, повод для веселья был! И продолжая улыбаться, растворился в прозрачном свете наступающего утра, загадочно сказав напоследок:

   - Я не прощаюсь....

   Я стояла на краю обрыва - под моими ногами раскинулся город, обласканный лучами восходящего солнца. Даже не заметила, как прошла ночь.

   Издали слабым эхом донесся голос так внезапно покинувшего меня собеседника:

   - И не бойся голода, тебе он не страшен, иглы у тебя не вырастут, просто ослабеешь слегка.... Временно....

   Чушь!

   Осмотревшись, я увидела тропинку, ведущую вниз. Странно, я совсем не помню, как шла по ней. Внезапно я подумала, что в окрестностях города не было таких больших деревьев. И гор в нашей степной местности ранее не наблюдалось. А город, лежащий внизу, прямо скажем, странноват - окружен высокими стенами и рвом, заполненным черной водой, слегка присыпанной палой листвой. В каменных домах узкие щели окон, больше похожие на бойницы, шпили с реющими на свежем ветру треугольными флажками, а на невысоком холме в центре торжествующе вздымает к небу сверкающие острия высоких башен готический замок.

   Низкий, вибрирующий звук разорвал тишину. Следом послышался топот копыт и собачий лай. Поднимая тучи пыли, под обрывом пронеслась орава всадников, громкими криками подгоняя псов.

   Со стороны города прилетел звон колокола, возвещающий начало нового дня.

   Чертов вампир! Куда он меня притащил, говорун ласковый! Сказав на прощанье - живи!

   КАК ЖИТЬ? ГДЕ Я?

   Впрочем, он же, как Карлсон, обещал вернуться! Наверное...

   А пока - вперед! К приключениям, которых совсем не хочется!

   Я опустилась на мокрую от росы траву и тихо заплакала...

  

КОНЕЦ.

  

  

* * * * *

  

   Я удовлетворенно откинулась на спинку кресла, поставив точку и сохранив текст. Путаный сон, приснившийся этой ночью, превратился в связный рассказ.

   Взглянув на часы, я заметалась по квартире. Времени оставалось на так уж и много, в два часа дня мы договорились с Ольгой встретиться в "Трех пескарях", недавно открывшемся кафе на Садовой. Она обещала рассказать мне что-то "очень-очень интересное про Милку", неизвестно куда запропавшую пару месяцев назад. Мне, как большой любительнице загадочных происшествий, стало очень любопытно.

   Быстренько приняв душ, накрасившись и переодевшись в невесомый сарафанчик, подгоняемая любопытством, я выскочила в палящую летнюю жару.

   Столики в "Трех пескарях" прятались в нишах, и от входа трудно было увидеть, пришла моя подруга или еще нет. Озадачив официантку вопросом, на который та затруднилась ответить, я все же попросила провести меня в зал.

   И теперь, заказав двойной кофе с коньяком (всегда пью кофе, даже если на улице сорок градусов жары), я разглядывала зал и восхищалась работой дизайнера, оформлявшего интерьер кафе: старинные лампы с бирюзовыми абажурами, интимный полумрак, травяные оттенки обоев и мебели, искусно стилизованные под иллюминаторы аквариумы, похожие на водоросли вьющиеся растения, хорошие кондиционеры, тихая музыка...

   Было счастьем нырнуть в этот прохладный омут после пробежки по пыльной душной улице, наполненной чадом и ревом раскаленных автомобилей.

   Увлеченная своими мыслями, я вздрогнула, услышав приятный мужской голос:

   - У вас свободно?

   Я скептически глянула на подошедшего ко мне парня - колоритный брюнет в облегающей черной рубашке, в глубоком вырезе которой был виден раскачивающийся на длинной серебристой цепочке темно-красный камень.

   - Занято, - совершенно хамским тоном неожиданно для себя ответила я. С чего бы это, обычно я вежлива...

   - Ничего, я ненадолго, - роковой красавчик, присевший в кресло рядом со мной, попросил у официантки томатный сок, чему та несказанно удивилась. По ее озадаченному лицу без труда можно было понять, что сок в этом заведении заказывают нечасто, тем более, томатный.

   Испортив настроение своей назойливостью, парень свободно расположился за моим столиком. Ожидая заказ, он машинально теребил кулон, который изредка вскипал багровым пламенем и потрескивал, как начинающая перегорать лампочка. Наблюдая за его манипуляциями, я попутно размышляла: - "Интересно, почему у такого жгучего брюнета абсолютно безволосая грудь, бреет он её, что ли?".

   Вздрогнув от стука, с которым официантка поставила на стол стакан с соком, я взглянула на часы. Ого! Я просидела в прострации почти полчаса. Немного нервничая, я выпила остывший кофе и теперь напряженно раздумывала, стоит ли мне дальше ждать подругу? Ольга обычно не опаздывала.

   - Согласитесь, это очень жестоко - оставить беззащитную девушку в чужом мире без всякой помощи и надежды на ее получение, - задумчиво глядя мимо меня, произнес мой навязчивый сосед.

   Не сообразив, что он беседует со мной, я промолчала.

   Интимно наклонившись ко мне, красавчик угрожающе прошептал:

   - Но ты ведь не бросишь это дело, правда? - Он усмехнулся. - Тебе ведь нравится сочинять сказки? Ты ведь любишь, когда они хорошо заканчиваются, а?

   По моей спине потекли ледяные струйки, я крепко зажмурила глаза, надеясь, что, когда я их открою, все окажется сном.

   Нет, передо мной по-прежнему сидел черноволосый мачо, оскалившись белоснежной улыбкой, а глазные зубы его, мне не привиделось, нет, были значительно длиннее других.

   - Кстати, можешь не ждать, она не придет, - красавчик пренебрежительно махнул рукой. - Твоя подружка по-настоящему ничего не знает, просто сплетни, праздная болтовня...

   На мой немой вопрос он не захотел отвечать, плавно, одним легким движением встал с кресла:

   - Я не прощаюсь...

   И ушел.

   А я осталась сидеть, тупо уставившись на его стакан с недопитым томатным соком, напряженно размышляя, о какой девушке он говорил. Господи, ну, конечно же, о Милке, беззаботной хохотушке Милке, которая неожиданно для всех уволилась с престижной работы и перестала общаться с друзьями. Все наши звонки по телефонам - домашнему и мобильному - отправлялись в никуда. Иногда с ней сталкивались в городе, как правило, вечером, но она с отрешенным видом проплывала мимо, не реагируя на внешние раздражители.

   А потом Милка исчезла.... Совсем...

   Придя домой, я первым делом включила компьютер, открыла последний файл и, выделив слово "КОНЕЦ", решительно нажала DELETE.

  

* * * * *

  

  

   "Что за мода расталкивать людей так бессердечно?" - Милка застонала и отбросила с глаз спутанные волосы.

   Смерть стояла рядом, низко склонившись над ней, и увлеченно тыкала в бок клюкой.

   Еле разлепив глаза, Милка поняла, что зря перетрусила спросонок: обычная старуха в ранее белом, а ныне грязно-сером балахоне, от груза долгих лет согнувшаяся до самой земли. На голове поблекшая от времени бандана с трудноразличимым символом типа "веселый Роджер", из-под которой свалявшейся паклей висят седые волосы.

   С трудом распрямив затекшую спину, девушка привстала, оставив после себя заметную впадину в густом разнотравье. Старуха, слишком проворно для ее лет, отскочила в сторону, внимательно оглядела Милку и, проворчав под нос: - "Живая, ну, и ладно...", побрела прочь, опираясь на свой костыль. Хотя... Она ведь не такая старая, как кажется - быстрый взгляд темных глаз из-под лохматых бровей, да и на клюку опирается только для вида.

   - Постойте! Подождите меня! - бросилась за ней Милка. Правда, бросилась - это сильно сказано: ноги были, как ватные, все тело ломило, кружилась голова, и слегка подташнивало. Так что девушка плелась за бабкой со скоростью быстро бегущей улитки. Но не отставала...

   Долго ли продолжался этот марафон, сказать было трудно - лес не кончался, день тоже еще длился, а часы Милкины, фирменные, между прочим, безнадежно стояли, хотя и питались от почти вечной батарейки.

   А старуха (Милка уже не сомневалась, что эта странная бабка - ведьма) шла, не обращая ни малейшего внимания на пристроившийся за ней хвостик, и вела себя так, будто в лесу, кроме нее никого нет. Иногда притормаживала, подбирала щепку, другую, щипала приглянувшуюся травку, складывала ее в матерчатую сумку, болтающуюся сбоку. Остановилась у родника, бьющего из-под камня, напилась воды, посидела немного.

   Но, несмотря на остановки и неторопливый шаг, расстояние между ней и девушкой не сокращалось ни на метр, хотя Милка уже вполне пришла в себя и шла довольно ходко, в некоторых местах пытаясь бежать, чтобы нагнать ведьму. Не получалось!

   На пути неизвестно откуда возникали камни, кроссовки вязли в болотистых лужицах, высокая трава путалась под ногами, порой превращаясь в силки, вырваться из которых было довольно сложно. Погоня за старухой превращалась в преодоление полосы препятствий. Изрядно запыхавшаяся девушка притормозила, устало плюхнулась на землю, решив не гнаться больше за слишком шустрой бабусей.

   Ведьма, однако, внезапно остановилась, развернулась к девушке, некоторое время пристально ее изучала, а затем решительно подошла к ней и, схватив за руку, потащила за собой. Милка попыталась вырваться, да не тут-то было - тысячи ядовитых жал впились в тело, высасывая остатки сил и затуманивая разум. Так и волочилась она тряпичной куклой за ведьмой, а на периферии сознания тоскливо трепыхалась одна только мысль: - "И зачем я только за ней поперлась?".

   Та ловко пробиралась сквозь бурелом, обходила колючие кусты и скоро забрела в совсем уж глухую чащу. Тяжелые ветви высоченных елей колыхались над головой. Солнечные лучи не пробивались через столь мощный заслон, но темно не было - слабое свечение шло от стволов деревьев. Ведьма резко оттолкнула девушку. Она, потеряв равновесие, грохнулась на землю, поросшую густым мхом.

   - Я больше никуда не пойду, - возмутилась Милка, потирая ушибленные места.

   Реакция старухи было неожиданной - она взвыла хриплым срывающимся альтом, резко оборвав свой вопль на самой высокой ноте. Милка от неожиданности подпрыгнула. Ведьма перешла на речитатив, двигаясь с пластикой заправского рэппера.

   - Продвинутая бабка, - девушка с таким интересом смотрела на неожиданное представление, что не заметила, как дрогнула земля под ногами. Мощный порыв ветра согнул огромные ели, вниз посыпались сухие ветки и шишки, одна из которых колюче стукнула Милку по голове и запуталась в прядях волос. Деревья раздвинулись, открывая проход, в который устремилась извилистая тропка, берущая начало у самых ног старухи.

   - А теперь за мной след во след, - приказала старуха девушке, грозя той скрюченным пальцем, - попробуй только сойти с тропы.

   И, не оглядываясь, пошла вперёд.

   Милка, неопределённо пожав плечами, отправилась за ней, осторожно ступая по узкой, в две ступни, дорожке. Но как девушка не старалась, на одном из поворотов ее покачнуло и она, ойкнув, ступила на травку, росшую на обочине тропы. Тотчас вокруг её ног вспыхнуло бездымное лиловое пламя. Девушка истерически завизжала, закрыв лицо руками - больше от страха, чем от боли, так как огонь был совсем не горячий и скоро погас сам собой, оставив после себя большое выжженное пятно.

   Старуха бросилась к ней, втащила ее обратно на тропу, а сама, опустившись на колени, принялась тихо приговаривать, легко касаясь опаленного участка руками. Черное пятно покрылось белесыми кристалликами инея. Скоро сквозь пепел уже пробивались остренькие клювики сочных зеленых побегов, лаково отблёскивающие под яркими лучами солнца. Выжженная проплешина густо заросла травой, и только капли росы от истаявшего инея, напоминали о недавнем событии.

   - Что ж ты такое? - пробурчала старуха, несколько раз оглядев Милку с головы до пят и задумчиво хмуря брови. - Ладно, пошли дальше, только ступай теперь впереди. За тобой глаз да глаз нужен, оказывается.

   "Хорошо, хоть не прогнала!" - подумалось девушке, шагающей, словно под конвоем. Впрочем, через полсотни шагов она уперлась в развилку и остановилась в глубоком раздумье. Налево тропка уходила в заросший крупными ромашками луг, почти скрываясь в высокой траве. Правая же, совсем истончаясь, исчезала в непроходимых дебрях. И куда теперь?

   Старуха, отчего-то оказавшаяся впереди, свернула направо. Милка попробовала двинуться в сторону цветущей луговины, но ноги, против её желания, понеслись вслед за бабкой, с грацией дикого кабана ломившейся через колючие кусты, усыпанные оранжево-красными ягодами. Девушка на ходу сорвала несколько ягодок, разжевала плотные плоды - их кисло-сладкий вкус слегка притупил давно уже терзавший её голод и вызвал непонятное жжение во рту, превратившееся в настоящий пожар. Она несколько раз глубоко вдохнула, выдохнула, помахала перед лицом ладошками, усиливая вентиляцию, и решила не закрывать рта, пока не перестанет припекать язык. За всеми этими манипуляциями и не заметила, что уже давненько стоит в полном одиночестве на идеально круглой лесной полянке перед избушкой-развалюшкой с гостеприимно распахнутой дверью, повисшей на одной петле.

   Стоит ли заходить? Девушка критически осмотрела ветхое строение: крытая камышом крыша начинается уже в метре от земли, два махоньких окна без ставень затянуты мутноватой плёнкой, деревянные венцы избушки потемнели от времени. Всю эту "красоту" обильно покрывал зеленовато-багряный мох. Сомнения развеяла старуха, выглянувшая из дверного проема и приветливо махнувшая девушке рукой. Милка вздохнула, сделала шаг и прямо с порога ухнула вниз - пол внутри был намного ниже, чем снаружи, и темно, хоть глаз коли.

   Ведьма, причитая, провела гостью в комнату, где было почти светло от горящих свечей в затейливом двухсвечнике и очень тепло из-за пышущей жаром русской печки.

   Вот тогда-то Милка осмотрелась и сообразила, что изнутри изба гораздо больше, чем должна быть. Представьте себе - помещение метров пять в длину и столько же в ширину, правда, без окон, но с двумя дверьми, ведущими неизвестно куда, не считая той, через которую вошли, с высокими потолками и минимумом обстановки. Тяжелый стол и табуретки, пара низко висящих полок с посудой, да не абы какой - большие тарелки с затейливой вязью по краю, тяжелые серебряные кубки, украшенные пестрыми камешками, искусно сплетёнными в узорные рисунки. Кто, интересно, из них пьёт? А вот и объяснение - на стенах, обшитых деревом, во всём многообразии были представлены картины со сценами из благородной жизни: поединки на мечах, светский приём у короля, посвящение в рыцари, битва с драконом.

   Около последней Милка задержалась надолго. Картина дышала напряжением боя - казалось, что и человек, и дракон сейчас оживут - воздух наполнится трубным рёвом, лязгающим звоном металла о не менее прочную чешую, сияющую всеми цветами радуги, запахом мужского пота и гарью от палящих выдохов потрясающей мощи.

   - Теперь уж никого ни осталось, ни баронов, ни драконов, - грустно произнесла неслышно подошедшая старуха, - только это. А какое было время.... Сейчас мало уже кто помнит.

   - Драконов? - переспросила девушка, ничего не понявшая из туманной фразы.

   - И драконов тоже. - Старуха протянула девушке стопку сложенного белья, - переодевайся. Помыться можешь в сенях.

   Милка с сомнением оглядела свои измазанные и мокрые до колена джинсы, разодранную на рукаве куртку и решила не сопротивляться навязчивому сервису. Развернула хламиду, похожую на ту, что была на хозяйке, брезгливо принюхалась. Удостоверившись, что она чистая, она стянула с себя куртку и вопросительно уставилась на старуху. Не раздеваться же при ней!

   Старуха понимающе кивнула и удалилась. Девушка со вздохом облегчения сбросила с ног изрядно пропотевшие кроссовки, расстегнула ремешок бесполезных здесь часов, аккуратно свернула верхнюю одежду, решив постирать при случае. Оставшись в кружевных трусиках, неловко натянула непривычное облачение. На пол что-то глухо шлепнулось.

   Милка наклонилась, вслепую пошарила под ногами и уставилась на замысловато сплетенную верёвочку. Это упало? Непохоже, верёвочка-то совсем лёгкая, хотя...

   Она придвинулась поближе к колеблющемуся огню свечей, рассматривая заметно потяжелевшую верёвочку. Среди длинных пушистых ворсинок, похожих на шерсть, отсвечивали холодом металла серебристые нити, оплетающие пластичную сердцевину с неровными выпуклостями, словно пытаясь сберечь её от чужих циничных касаний. Милка вспомнила бабулин стародавний футляр - точно так же жесткий каркас был обтянут мяконьким васильковым плюшем, изрядно вытертый тысячами прикосновений, и служил для хранения драгоценных очков, которые так и норовили разбиться. Сами по себе, конечно! Но в любом случае странная.... Верёвочка? В руке, пытаясь вырваться, извивалась пятнистая змейка, пытаясь дотянуться раздвоенным языком до желанной плоти. Милка, тоненько взвизгнув, торопливо отбросила мерзость подальше.

   Ведьма тут же материализовалась рядом:

   - Что кричишь?

   - Там змея! - выдохнула девушка, тыча пальцем в сторону предположительного пребывания коварной гадины.

   - Где? - старуха, кряхтя, наклонилась и протянула Милке серебристую цепочку-змейку. - Это твоё.

   - Нееет, - она протестующее замахала руками, - не моё, зачем?

   Бабка не стала слушать, сунула ей цепочку, и, развернувшись, сгребла Милкину одежду.

   - Не надо, я сама потом постираю, - сказала девушка вслед, а хозяйка, недолго думая, отодвинула заслонку печки и одним махом зашвырнула туда грязный ворох. У Милки подкосились ноги от неожиданности, и она грузно плюхнулась на табуретку. Радикальный способ решать проблему испачканного белья. Вот только где брать новое? Что, так и ходить всё время в этих обносках?

   Ведьма недолго поворошила кочергой догорающие бездымным пламенем вещи, продвинула подальше в огонь не желающие гореть кроссовки и, захлопнув дверцу, извлекла сверху увесистый горшок:

   - Проголодалась, поди, - гостья молча кивнула, - ну, так садись за стол.

   - Вам помочь?

   - Сама управлюсь, садись, дважды не приглашаю, - она споро метнула на стол деревянные тарелки, открыла исходящий паром горшок, сунула Милке деревянную же ложку и, наложив в тарелку ароматную кашу, принялась её уплетать. Девушка покосилась на полку с серебряной посудой и понимающе хмыкнула, мол, не про меня честь, не баронесса и даже не драконица. Старуха, увлеченно чавкая, намека не поняла. Милка осторожно понюхала кашу, пахнущую какими-то незнакомыми травками. От духовитого запаха знакомо засосало в животе, и она с непривычной жадностью набросилась на еду.

   - Дарья-травница меня кличут, - как бы промежду прочим сообщила ведьма, не отрываясь от трапезы, - помогаю всем, у кого ума хватит меня найти и через защитный круг пройти. А коль прошел, значит, и впрямь нужда заставила, тогда я о землю разобьюсь, но помощь окажу. Правда, желающих не очень много...

   Она хитренько захихикала, вспомнив нечто очень занимательное:

   - Видела, как ведьмин круг на чужих реагирует?

   - Как? - отвлечённо поддержала разговор Милка, напряженно думая о том, как же все-таки найти дорогу домой.

   - Кто факелом горит, кого просто на мелкие кусочки раздирает и ветром размётывает. Любо-дорого посмотреть, никаких ярмарочных комедиантов не надобно. А, ты ж не видела! Ну, посмотришь ещё, редкий месяц без смельчаков обходится, знают же и всё равно напролом прутся.

   Милка даже есть перестала:

   - Я что ж, здесь вечность буду? Я домой хочу! - по щеке предательски сползла слезинка.

   - Не знаю, - вдруг посерьёзнела старуха, - я тебя не слышу.

   - А как же вы со мной разговариваете? - удивилась девушка.

   - Не то говоришь, - Дарья досадливо поморщилась, - откуда ты такая взялась, народ всё больше подготовленный приходит, грамотный, приключений ищет.

   - Меня вампир сюда привел, - Милка уже рыдала в голос, - кучу советов дал по пути, а я домой хочу, домой!

   - Надевай, - старуха указала на цепочку, сиротливо лежащую на краю стола, - посмотрим.

   - Я не хочу, - девушка, протестуя, выставила вперед ладони, - она опять в змею превратится.

   - Надевай, - прикрикнула на неё Дарья, не тратя времени на уговоры.

   Милка опасливо взяла заметно потеплевшую цепочку, поискала защелку-замок, не найдя, просто приложила к шее. Обжигающая боль, скользнув по коже, сомкнулась в кольцо. Удушающий захват перехватил горло, дыхание на секунду сбилось, страх сжал свинцовый лапой сердце, в глазах померкло. Девушка, издав беззвучный крик, выгнулась дугой и рухнула навзничь. Последнее, что она увидела перед падением, было изумлённое лицо Дарьи-травницы.

   Очнулась Милка уже на постели, застланной тканым покрывалом, торопливо ощупала шею. В ямочке между ключиц уютно устроился округлый камешек, от него в обе стороны расходились другие, поменьше. Верёвка-цепочка превратилась в ожерелье с неровно обработанными бусинами - одни совершенно гладкие, другие с острыми краями, неприятно царапающими кожу. Девушка попыталась нащупать застёжку - ей хотелось сбросить с себя эти чертовы бусы - не нашла, будто металлическая нить с нанизанными на неё камешками была цельной, без всякого намёка на пайку или узелок. Потерзав ожерелье, безуспешно пытаясь от него избавиться, Милка только и сумела, что растереть шею до крови.

   - Дарья, - выйдя в большую комнату, несмело обратилась она к старухе, которая сидела на маленькой скамеечке, спиной прислонившись к печи, и напряженно о чём-то думала, - а как мне его снять?

   Дарья встала, приобняла гостью за плечи и развернулась вместе с ней к мутноватому зеркалу:

   - А никак, - зеркальный двойник старухи вытянул из ворота рубахи почти такое же ожерелье. Только в Милкином центральный камень - крупная кроваво-красная капля - пульсировал в такт биению сердца, остальные слабо светились, каждый на свой лад, как разноцветная гирлянда но новогодней ёлке. Девушка буквально уткнулась носом в стекло, стараясь разглядеть камни - вот оранжево-красный сердолик, а вот - черно-белый оникс с хорошо различимым рисунком на плоском срезе. Милка, будучи большим любителем самоцветных радуг, присмотревшись, распознала розовый родонит, небесно-голубую бирюзу, мерцающий зелёными искрами авантюрин, молочно-белый лунный камень (почему-то в ожерелье его было больше всего), фиолетовый аметист, пестроцветную яшму, прозрачный горный хрусталь и, конечно же, черный обсидиан, отливающий серебристо-перламутровым блеском. Казалось, камни нанизывались на нить без учёта их количества и величины, но гранатовый камень альмандин был один-единственный, в центре.

   Девушка чуть свысока посмотрела на Дарьино монисто, тусклое, с облезшими, похожими друг на друга камешками и дотронулась до него, проверить, такое же оно теплое, как у неё или нет. В воздухе сверкнула маленькая молния, и Милка моментально отдёрнула руку, тотчас сунув обожжённый палец в рот.

   - Так-то, - ухмыльнулась старуха, - смотреть смотри, а рукам волю не давай.

   - А почему? - удивилась Милка, осторожно ощупывая свою нечаянную обнову - током не билась, искры не летели.

   Дарья отмахнулась от неё, как от надоедливой мухи:

   - Дай-ка я гляну, похоже, ты из наших, - она наклонилась так близко, что Милка почувствовала пронзительный травяной запах, идущий от её волос. - Нет, ты не ведьма, но сила в тебе колышется странная, чужая, на крови замешанная.

   Милка, не задумываясь, брякнула:

   - Может, это оттого, что меня вампир укусил?

   Ведьма метнулась в сторону, как от летящей в неё стрелы, и тотчас между ней и гостьей встал прозрачный льдистый щит в рост человека. Дарья с полузакрытыми глазами беззвучно шевелила губами, ритмично щёлкая пальцами обеих рук. Девушка постояла немного, озадаченно глядя на Дарью, затем обогнула враждебно-холодный заслон и, подойдя к Дарье с тыла, без всякой задней мысли поинтересовалась:

   - А что случилось? - старуху, словно ураганом, вынесло в ближайшую дверь. Больше к Милке она и близко не приближалась, никаких разговоров не заводила и Милку не слушала, сколько та не пыталась объяснить, что вампир её не доел, а просто НАДКУСИЛ! Дарья сторонилась Милки, но не прогоняла, вот что было странно! В-общем, относилась к ней, как к нежеланной гостье, молча терпела и всё.

  

* * * * *

  

  

   Я поставила точку и успокоилась - задача номер один выполнена: моя подруга в безопасном месте, под надёжным присмотром. Черноволосый мачо может быть доволен.

   Правда, домой Милка не попала, но ей и там должно быть неплохо, ведь о возвращении не было и речи. Просто требовалось отправить подругу в безопасное место, а лёгкой жизни никто и не просил, может, и поладят со старухой как-нибудь. Попозже, когда у меня будет хорошее настроение и побольше времени, а сейчас голова не тем забита - послезавтра мой день рождения, почти юбилей, гостей будет немерено, каждого встретить-приветить надо, чтоб никто обиженным не ушел.

   Три дня пролетели, как в тумане - магазины, салон красоты, примерки у портнихи и кухня, кухня, кухня...

   Но теперь, слава богу, торжество позади! Последний гость недавно покинул мой гостеприимный дом, муж и сын улизнули ещё раньше (у каждого нашелся благовидный предлог, но я думаю - они просто устали от затяжного праздника). Можно, наконец, отдохнуть!

   Приняв душ и сварив кофе, я вытащила из книжного шкафа ещё не читаную книгу из серии "Тайный город", уютно расположилась в любимом кресле и, предвкушая удовольствие, окунулась в мир грёз. Что ещё нужно для счастья? Пронзительная трель телефона застала меня в самый неподходящий момент - Сантьяга только начинал плести сети головокружительной интриги.

   Телефон трезвонил и трезвонил. Пришлось взять трубку, правда, сначала я побегала по квартире, пытаясь её разыскать, пока не вытащила из кучи неглаженного белья.

   - Гостей всех уже проводили? - поинтересовался смутно знакомый голос.

   - А кто это?

   - Обещания надо выполнять, - усталым баритоном произнёс мой невидимый собеседник. Я задумалась, вроде ничего никому не должна:

   - Вы ошиблись номером.

   - Увы, нет.... С днём рождения! - Трубка радиотелефона мелко завибрировала в моей руке. Её нижняя часть хищно изогнулась, превратившись в большой рот с сочными губами, и приникла к моей щеке в пылком поцелуе: - Я не прощаюсь...

   Со слезами я разглядывала в зеркало красное пятно с еле видными точечками в том месте, где острые зубы касались нежной кожи. Потерев щёку и лишь увеличив красное пятно, которое теперь смахивало на синяк, я решила, что схожу с ума. Что ему ещё надо? У Милки всё хорошо! Хорошо ли?

   Пока загружался компьютер, я металась по комнате с мерзким ощущением грядущих неприятностей. Вот влипла-то! Понять бы ещё во что именно!

   Дрожащей рукой я нетерпеливо навела курсор на нужный файл и, бегло просмотрев написанное мной, вслух возмутилась:

   - Ну, куда тебя несёт, дурёха! Чего тебе на месте не...? - и оборвала фразу на полуслове.

   А ведь я этого не писала...

  

* * * * *

  

  

   Милка была растеряна. Да что там - она была в самой настоящей панике! Дарья пропала! Третий день не появляется! Пусть она не разговаривала, пусть сторонилась, но остаться в одиночестве в этом странном месте!

   А в том, что место "странное" девушка уже убедилась. Эта ненормально круглая полянка, по всему периметру заваленная буреломом - никаких следов тропинки, по которой они пришли сюда, и в помине нет. Избушка-обманка, функционирующая сама по себе - даже без хозяйки на плите всегда есть горячая еда, в громадных кувшинах налита свежая вода, печь горит, не прогорая, без добавления дров. В комнатах - чистота, как говорят в народе, плюнуть некуда, и это несмотря на то, что ходят в доме, не разуваясь. Свечи в подсвечнике, волшебным образом загорающиеся с наступлением темноты, пустая круглая клетка, свисающая с потолка на длинной витой цепи, накрытая темной тканью. Милка сама убедилась - клетка неизменно пуста, но заперта снаружи на защелку. Для кого же тогда внутри миска с водой и кусочек лепёшки? Свеженькой! Девушка несколько раз просовывала палец через прутья и проверяла. Все время свежая! Она и сама чувствовала себя здесь, как в клетке.

   Мерное покачивание кресла-качалки, которое Милка вчера с таким трудом выволокла на улицу, успокаивало. Назад - голубой кусочек неба над головой, вперёд - хитрое переплетение сухих веток в рост человека. В голове, как заезженная пластинка крутился отрывок случайно услышанной песни:

Не дают мне больше интересных книжек,    И моя гитара без струны -    И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,    И нельзя мне солнца, и нельзя луны.    Мне нельзя на волю - не имею права, -    Можно лишь от двери до стены.    Мне нельзя налево, мне нельзя направо -    Можно только неба кусок, можно только сны.

   Три метра вытоптанного двора в любую сторону от дома - ни цветочка, ни огородика - и упираешься носом в груду хвороста. Безнадега! Как Дарья здесь живет одна - кур бы завела, что ли, или козу! Милка толчком ноги застопорила мерное движение кресла и с ненавистью уставилась на завал, прожигая в нем взглядом дыру. Куда там, этот забор и граната не возьмёт! Ровные струганные доски пригнаны плотно-плотно, даже калитка узнаётся только по едва видимой щели и навесному замку без малейших следов ржавости, как будто им частенько пользуются.

   Девушка вскочила: - "Выход?"

   Из-за забора раздался рвущий душу отчаянный вопль.

   "Дарья!" - Милка, не думая ни минуты, дернула замок, дужка которого легко выскользнула из проушин, и, выскочив за калитку, побежала на крик. Не успела она пробежать и пары метров, как в лесу опять воцарилась безмятежная тишина, заполненная шелестом ветра в постанывающих кронах деревьев, беззаботным пересвистом суетливых птах, шорохом листьев, потревоженных падающей сверху шишкой. Кто же кричал? Беглянка беспомощно оглянулась - ни забора, ни избушки, ни полянки. Она кинулась назад, недалеко ведь ушла! Ничего - лес, обычный лес и даже не очень заросший. Милка побрела вперёд, может, ноги куда и выведут.

   Солнце стремительно падало за горизонт, приближалась ночь, а впереди ....

   Девушка поёжилась: - "Ну, и что делать? Что, что! Ночлег искать надо, а где? И чего тебе на месте не сиделось...", а глаза уже высмотрели промоину между корней громадной ели, ветви которой свисали почти до самой земли. Милка, поколов руки и спину иголками, полезла под ненадёжный кров. Повозилась, устраиваясь, вроде ничего, сойдет, надо только вылезти, веток наломать, прикрыться от утреннего холода и для маскировки. Притащив ворох лапника, кинула часть под седалище, другой укрылась, а пока копошилась, стало совсем темно. И страшно. Затаив дыхание, она сидела в своём укрытии, думая о том, что ни за что не заснёт, и сторожко вглядывалась в темноту. Хруст ветки совсем близко вогнал её в ступор - невнятная фигура возникла рядом с елью, раздвинула колючие ветки. От едкого животного запаха защекотало в носу. Девушка едва удержалась, чтоб не чихнуть, зачарованно уставившись в человеческие глаза на звериной морде. Лесной житель, беззвучно присев перед сжавшейся в комочек Милкой, протянул руку к девушке. Она обречённо закрыла глаза - мохнатая лапка ощупала лицо, мягко пробежалась по волосам, любопытствуя, ощупала плечи и быстро отдернулась, коснувшись груди. Её обладатель, зашипев, отпрянул назад, выпустил клуб пара из ноздрей и, возмущенно тряся головой, медленно отступил в темноту. Милка осталась одна. Слава богу! Сердце отплясывало фламенко, его дробный перестук отдавался в голове, а ноги тряслись сами по себе. Кто следующий?

   Милка думала, что ожидание неминуемого конца никогда не кончится, и эта ночь точно будет для неё последней. Воображение рисовало кровавые картины смертного пиршества, где главным блюдом будет, конечно, она, вот только с количеством и видом пирующих Милка никак не могла определиться. Так и мучалась, решая - то ли это будет стая волков, то ли ещё какая нечисть лесная, пока мозг, не в состоянии определиться, отключился на неопределённый срок, погрузив свою хозяйку в глубокий беспробудный сон.

   С трудом разлепив глаза, Милка вскочила на ноги, больно стукнувшись о низко нависающую ветку и охнув, на четвереньках выползла из своего укрытия.

   Ночь отправилась в свои чертоги, уступив очередь разгорающемуся дню. На алые нити солнечных лучей нанизались подкрашенные кармином опаловые бусины облаков, неосмотрительно отколовшиеся от аметистовой глыбы, клубящейся за темной громадой леса.

   - Мне надо на восток, там город, люди. Толку по лесу блуждать, - глянув на небо, решила Милка, удивившись, как же она сразу не сообразила и отправилась навстречу солнышку, собирая длинным подолом росу с высокой травы. Под ноги сами стелились тропинки, соревнуясь между собой, какая удобней будет. И почему это раньше лес казался ей непроходимым, когда она за Дарьей плелась, здесь так красиво - в малахитовой траве свечами встают высокие сиреневые соцветия, выглядывают шляпки грибов, низенькие кусты облеплены темно-синими ягодами.

   - Пробовать не буду, - несмотря на бурчание в животе, осмотрительно размышляла Милка, - грибы жарить, парить надо, не на чем, да и не разбираюсь я в них. А ягоды? Тоже не буду, съешь что-либо не то, и вырастут ослиные уши или нос, как у слона. Сейчас бы знакомого чего-нибудь, яблок или бананов...

   Ослепительная вспышка прервала гастрономические раздумья. Из-под ног факелом вырвался язык фиолетового пламени. Девушка испуганным зайцем метнулась в сторону. И там - огонь! Она прыгнула вперёд и угодила в костер, набросившийся на свою жертву с неистовостью маньяка. Милка, вереща вовсё горло, попыталась выбраться из слепящего пламени, радужным кольцом оцепившего её. И почти сорвав голос, сообразила, что орёт-то она зря - пламя не причиняло ей вреда, не обжигало тело, а больше напоминало голографическое шоу.

   "А ведь это уже с мной было, в тот раз, когда я сошла с тропы!" - Милка застыла, глядя, как растекаются черные проплешины в тех местах, где она бегала, как сумасшедшая. Она облегченно вздохнула и тремя длинными прыжками выскочила на свободное от бутафорского огня место.

   Девушка присела, озадаченно рассматривая сожженную растительность - невесомым серым пеплом стала мокрая от росы трава. Горело-то по настоящему, и неслабо, от въедливого запаха гари даже дыхание перехватывает.

   "Может, это и есть ведьминский круг? Только почему так далеко от дома Дарьи? А, может, избушка-развалюшка совсем недалеко, просто я её не вижу, а хожу столько времени вокруг да около? И буду бродить здесь, пока не поседею... Если раньше лесной чревоугодник не решится вкусить тело младое, незнакомое... - в носу предательски защипало. - А интересно, почему меня огонь не сжёг, как других, идущих к травнице? Охранный круг ко мне относится иначе, чем к прочим? Вопросы, вопросы.... И ни одного внятного ответа".

   Милка не стала больше тратить время на бесполезные раздумья, а, повернулась лицом к солнцу и неожиданно для себя оглушительно крикнула в безмятежное небо, так, что у самой в ушах зазвенело:

   - Я иду к тебе, солнце, - и побежала на восход, чувствуя, как уходит усталость, как наливаются силой мышцы, как звенит радостью каждая частица её тела, словно вкатили ей изрядную дозу стимуляторов вкупе с антидепрессантами. Был, был в её жизни такой казус, когда врачи поставили неутешительный диагноз, обещающий в скором времени полную инвалидность, и жить стало вроде бы незачем. Вот и попыталась - не жить...

   Держась за куст вербы с редкими коричневато-желтыми листочками, росший на самом краю обрыва, Милка наклонилась, высматривая тропки, ведущие вниз. И застыла заворожённо, глядя на город, лежащий в долине - близко-близко, кажется, рукой подать - нежащийся в ласковых лучах заходящего осеннего солнца, низко висящего над лесом.

   Золотисто-оранжевые блики играли на стенах домов, превращая грязно-серый камень в переливающийся карнеол, застывший в камне закат солнца. Шпили и кровли замка отражали отсветы догорающего дня, расшвыривая по сторонам уйму вертких солнечных зайчиков, то исчезающих, то вновь выныривающих из хоровода летящих на землю листьев, затенённых арок, тесноты узких улочек.

   В памяти всплыло: - "Тир-А`Ннах - город предков, столица могучей империи Ннах`Алла". И словно воочию увидела - торговые караваны с юга, востока и запада, шумные разноголосые рынки, многолюдные шествия в честь властителей Империи в дни торжеств, долгие туманные диспуты преуспевших в науках мудрецов и утонченные композиции актёров и музыкантов, вызывающие восхищение даже у неотёсанных северян. Так было, пока...

   Хруст веток за спиной прозвучал, как выстрел. Милка дернулась, оборачиваясь на звук. Пласт земли под её ногами дрогнул и плавно поехал вниз. Она заполошно замахала руками, сохраняя равновесие. Куда там, только и успела, что ухватится за куст, ставший в эти мгновения роднее мамы. Так и полетели кувырком вместе с несчастной вербой. Вербе что, а Милка и на животе и на попе проехаться успела за эти несколько минут!

   Обрушившись вниз вместе с грудой земли, песка и сломанных веток, хорошенько отплевавшись и отряхнувшись, девушка недоумённо посмотрела наверх. Ого! Да тут высота метров шесть, а она и испугаться не успела.

   На косогоре показалось перекошенное ужасом лицо Дарьи-травницы:

   - Стой! - Милка, не тратя напрасно времени, развернулась и припустила во весь дух в сторону города.- Туда нельзя, вернись, несмышлёха!

   Остановилась только тогда, когда стихли бесконечные: - "...ись, ...ёха...". Она, конечно, рада, что Дарья нашлась, но сколько можно сидеть в избушке в ожидании неизвестно чего. Пора людей посмотреть, себя показать! Правда, показывать-то особенно нечего - недурственная фигура, лицо приятное, но не модель, особенно сейчас, со спутанными волосами, в разодранной одежде и в дурацких деревянных шлёпанцах. Как только, по лесу блукая, не потеряла обувку, самой непонятно! Милка пальцами причесала волосы, сделала толстенькую коску сзади и все заботы о внешности посчитала законченными, тем более что она уже почти пришла. До городских ворот осталось каких-то несколько десятков метров, а Милка до сих пор никого не встретила - бежала от Дарьи по неубранному колосящемуся полю, потом выбралась на дорогу, петлявшую мимо шуршащих зарослей кукурузы, сменившиеся празднично зеленеющим болотцем с украшающими его фиолетовыми колючками чертополоха. Кто вечером будет там бродить? Разве что случайно...

  

* * * * *

  

  

   - Ай да, Милка, шустрая ты моя, - клацая клавишами, думала я, - ты, значит, по лесу бегаешь, а мы тут за тебя отдувайся. Сейчас я тебя на постой определю и всё, баста. Остальное завтра придумаю...

   А что? Имею я право отдохнуть после суеты домашней или нет? И нечего меня запугивать. А все-таки - при чем здесь я? Надо бы к Ольге сбегать, посоветоваться.

   Мои мысли прервал жалобный голос:

   - Мам, кушать скоро будем?

   - Да, да, сейчас, только закончу, - не глядя на сына, торопливо пробормотала я. Не маленький, сам разогреет.

   - Сейчас папа придет, - ехидным баском завершил свои стенания Сашка.

   А вот это уже тяжёлая артиллерия - хочешь, не хочешь, надо. Я кинулась на кухню, довольный сын прибрёл следом, украсить собой мой нелегкий быт и заодно поболтать:

   - Мам, а что ты пишешь?

   - Ещё не знаю, - отмахнулась я, доставая из холодильника кастрюли.

   - Это как?

   - Да там кто-то за меня работает.

   - Типа разумного компа, да, как у Стивена Кинга. Клёво! - оживился Сашка.

   - Не помню я такого у Кинга, а у меня точно чертовщина творится.

   - Может, тебя саму глючит после дня рождения - ночью пишешь, утром читаешь и удивляешься - кто все это наваял?

   - Так, все, тема закрыта! Ешь и уматывай, - не буду же я объяснять сыну, что у меня ещё и контролёр есть, который действует по принципу "ни дня без строчки", а то будет тебе секир-башка до полного высыхания. Что ж делать?

  

   Запыхавшись, я неслась домой, не замечая, что невольно убыстряю свой шаг до бега, а пузатый ридикюль на длинном ремне уже ощутимо колотит меня по боку, ещё больше меня подгоняя. Любит Ольга языком почесать, да и я не промах. Вот и не заметили, как время пролетело - на улице уже тьма кромешная, а во дворе ни единого фонаря. Ладно бы о чём толковом говорили, а то так, из пустого в порожнее переливали. К общему мнению по поводу Милки мы с Ольгой так и не пришли, решили подождать, что будет дальше. А что нам ещё остается? Как говорят ученые: - "Слишком мало опытов для дальнейших выводов".

   - И почему я не позвонила, чтобы меня встретили, ведь дома же мои мужики, оба, - думала я, ныряя в последнюю подворотню перед домом.

   - Пст, - тихий оклик на выходе из неё заставил меня обернуться. По обоим сторонам от меня выросли безмолвные тени.

   - Что вам надо? - пролепетала я, останавливаясь.

   "Дура, бежать надо было!" - меня жестко схватили за руки, лишая малейшего шанса на освобождение, и потащили в сторону мусорных баков, где было вообще хоть глаз коли. Я дернулась пару раз, пытаясь вырваться. Бесполезно, зажата, словно в тиски. Я заорала во весь голос - из широко раскрытого рта не вылетело ни звука.

   Крылья огромной летучей мыши сложились с шумом, похожим на хлопанье мокрой простыни на ветру. Нетопырь-переросток стал похож на набитый тряпьём мешок, забытый кем-то по дороге на свалку. Я издала полупридушенный всхлип. Бесформенная груда вяло закопошилась, заколыхалась аморфной массой и трансформировалась в человека в длинном плаще. Он, скрупулёзно расправив складки на сбившейся пелерине, не произнеся ни слова, развернулся и медленно двинулся в сторону моего дома. Моя стража, встряхнув меня для пущего страха, отправилась следом. Хоть бы кто из соседей вышел, ведь когда ни надо, полон двор народа!

   Около квартиры шедший впереди молодой мужчина по-хозяйски залез в мою сумочку, достал ключи и, не позвонив, открыл дверь. Я возликовала - дома муж и сын, сейчас они им покажут! Неестественная тишина жилища меня напугала куда больше, чем мои сопровождающие. Не знаю почему, но я их уже не боялась, тем более что в квартиру зашли только мы с парнем, эскорт остался на площадке: два молодца - одинаковых с лица с равнодушными стеклянными глазами и спокойными до омерзения лицами.

   Двигаясь, как кукла, я завернула в зал - муж спокойно сидел перед выключенным телевизором и увлеченно пялился в темный экран.

   Непрошенный гость развернул меня в сторону кабинета, где я остановилась у компьютерного стола - место было занято: яростно клацала клавиатура, из колонок неслись приглушенные вопли боли и непрерывная канонада. Сашка даже не повернул головы в нашу сторону, увлечённый очередной топовой стрелялкой.

   "Хороши защитнички, - злобно подумала я, - хоть помирай здесь, а никому и дела нет. Ушли в нирвану, оба".

   Злость лучший стимулятор - оттаяли оцепеневшие мысли, ледяными торосами перекрывшие поток сознания, живительная кровь стремительно побежала по ниткам вен.

   Я еще не могла управлять своим телом, но прогресс был явный, и это радовало, как радовало и то, что страх уступил место отстраненному ожиданию, здоровому любопытству: - "А что там будет дальше? Чем меня ещё удивят?".

   Парень легко поднял на руки моего далеко не маленького мальчика, правая кисть которого дергалась, по-прежнему нажимая невидимые нам клавиши, и аккуратно переложил на кушетку. Сашка даже голоса не подал, будто это в порядке вещей. Через мгновение оттуда послышалось похрапывание спящего крепким сном ребёнка.

   - Садись, - сказал парень, небрежно бросив плащ на пол, оставшись в черной водолазке и обтягивающих узкие бедра джинсах. На темном фоне одежды пульсирующий пурпур кулона был сродни огоньку в окне лесной избушки для заплутавшего путника - он обещал кров и еду, но ничего не гарантировал, в том числе и жизни.

   Я узнала своего навязчивого визави: - "Все нормально... НОРМАЛЬНО!"

   Плюхнулась в привычно скрипнувшее кресло и, закрывая незаконченную Сашкину игру, с облегчением поняла, что я свободна.

   - Что тебе надо? - развернулась к парню, смотрящего на меня с непонятной брезгливостью, как на слишком бойкого таракана, вздумавшего в присутствии хозяев пробежаться по кухонному столу.

   - Не мне. Нам, - глухо произнес он, - с Милкой.

   - Кому? - с издевкой протянула я, - да я тебя первый раз вижу.

   "Никакой реакции, словно не ему сказала..."

   - А с Милкой мы не родственники, - с непонятной для себя запальчивостью выкрикнула я, - и даже не самые близкие подруги, так, приятельствуем понемножку.

   - Ты с ней связана.... Ты можешь помочь...

   - Я? Это ведь ты её отвёл чёрт знает куда, вот пойди и забери.

   - Я не могу, - он устало помассировал лицо и, немного подумав, спросил: - У тебя есть какая-нибудь вещь, принадлежащая ей?

   - Откуда? Хотя подожди, - я полезла на верхнюю полку серванта, достала шкатулку с бижутерией и, покопавшись в ней, достала браслет. Забавная вещица - тонкие отполированные до блеска обсидиановые кругляшки, похожие на монетки, скреплённые металлическими колечками. На серебристо-перламутровом фоне аверса псевдомонеток бликующий узор, похожий на стилизованные руны - для каждого кругляшка своя: - "Любила Милка оригинальные украшения и где только их находила? Я у неё этот браслет полгода выпрашивала, пока Милка не сжалилась и не подарила на долгую память. Господи, что ж я о ней, как о покойнице...".

   Пока я копалась в шкатулке, парень отошел к окну и, приоткрыв подвижную створку, с жадностью дышал влажным сырым воздухом ночи.

   Золотые краски осени выцвели и потускнели буквально за один день. На смену им пришли бесконечные сумрачные дни с неизменным в наших широтах восточным ветром, дующим иногда неделями, а сегодня пошел дождь - мелкий, нудный, не прекращающийся ни на минуту с самого полдня.

   Я протянула парню браслет: - Вот...

   - Понятно, - протянул он задумчиво, покрутив браслет, - неясно только, где она взяла орт`онд`ел.

   - Что? Не поняла...

   - У вас это называется ментальный усилитель.

   - В смысле, я могу слышать мысли других людей? Но я же не ношу его постоянно, а так, по настроению. И никого я не слышу, даже своих по несколько раз переспрашиваю, пока пойму, чего они хотят на самом деле. При чем здесь ты и Милка?

   - У орт`онд`ела совсем другой принцип действия. Он настраивается на своего владельца, даже бывшего, и связывает его с тем, кому был подарен. Поняла? - Я отрицательно покачала головой. - Ну, неважно, главное, что только ты знаешь, что происходит на самом деле. Сама не осознавая, ты описываешь это в своём рассказе.

   Я убито помолчала. А кому понравится думать, что твоя очередная нетленка на самом деле хроника чужой жизни, пусть даже и в альтернативной реальности. А уж если тебе ещё кто-то и со стороны помогает...

   - Я не всё пишу сама, там текст появляется без моей помощи, - пожаловалась я, усаживаясь за компьютер, - последнее время я больше читаю, чем пишу. Вот, опять что-то новенькое, про город...

   - Ей нельзя в Тир-А`Ннах, - парень экспрессивно схватился за голову в приступе отчаяния и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Надо же, какой эмоциональный! Кто бы мог подумать? - Нельзя...

   - Поздно, она уже там, - я глазами пробегала строчку за строчкой.

   - Вслух, - хриплым срывающимся голосом приказал парень, - у меня нет времени копаться у тебя в мыслях, там столько мусора.

  

* * * * *

  

  

   Милка дошла до конца опущенного подвесного моста и, держась одной рукой за ржавую цепь, склонилась над поверхностью воды, свободной от плавающих листьев. В темном зеркале отразилась чумазая встрепанная физиономия. Умыться бы, прежде чем входить в ворота, а то примут её за попрошайку. Но сомнительный сладковатый запах, идущий от воды, отбил всякое желание наводить красоту: - "Ладно, в городе умоюсь, как его там, Тир-А`Ннах?"

   Вход в город никто не охранял, и девушка, опасливо косясь на решетку с острыми пиками, нависающими над головой, просочилась внутрь. С визгливым скрежетом решётка опустилась, отрезав путь назад. Милка поглазела, как сам собой вращается громадный ворот, наматывая толстую цепь, поднимающую мост. И только когда тот, жалобно скрипнув, встал на место, плотно прикрыв проём, развернулась и отправилась знакомиться с городом, откуда, судя по всему, выйти будет сложнее, чем войти. Она припомнила гулявшую по студенческому общежитию шуточку: девчонки на дверь своей комнаты вешали записку "Заходи не бойся, выходи не плачь", оставляя за собой право "казнить" наглецов или "миловать". Сейчас, похоже, была та же ситуация.

   Девушка медленно бродила по городу, который сверху показался Милке диковинным цветком: черная остролистая серединка-холм, шесть выпуклых ярких лепестков на более темном фоне окраин и по кругу узкая полоска городской стены. Сейчас же неширокие улочки ручейками стекались к просторной площади, чтобы выплеснуться по другую сторону её просторным бульваром, ведущим к замку на холме.

   На площади был фонтан, окруженный, словно почетным караулом, высокими пирамидальными деревьями. Они пламенеющими свечами вздымали к небу ветви с красно-зелеными крупными листьями с фиолетовой полосой по краю трилистника.

   Милка остановилась около фонтана - тоненькие струйки воды, затейливо переплетаясь, журчали так беззаботно, играя последними огоньками уходящего дня, что хотелось слушать этот несмолкающий плеск бесконечно. Заодно и умылась пузырящейся водой, не обращая внимания на зловещую бронзовую композицию, воздвигнутую в центре - в смертельной схватке сошлись двое. Оскалившийся вампир, развернув веером крылья, вцепился руками в горло диковинному зверю, похожему на бронированную горгулью с головой Медузы Горгоны. Прекрасное лицо женщины, обрамленное змеиными туловищами, мучительно искажено в напрасной попытке вырваться из удушающего вампирьего захвата.

   "Абстракция, - думала Милка, отмываясь в пузырящейся воде, - ну и фантазия у скульпторов".

   А что? На двух площадях, через которые она прошла раньше, стояли такие же жизнеутверждающие статуи, надо думать и на остальных будет то же самое. Главным были не фонтаны, не дома и улицы.

   Сильно беспокоило другое - город был пуст, абсолютно. Не заброшен, не разрушен, везде идеальный порядок - магазинчики приоткрыли застекленные двери, зазывая покупателей, на уличных лотках разложены фрукты (Милка стащила пару персиков - сочные, свежие), сладости, на ветру полоскались легкие шторы, выпархивающие из открытых окон. Создавалось впечатление, что жители, внезапно бросив все свои дела, покинули город стройными рядами и без паники.

   Сумерки постепенно сгущались, и оставаться на улице как-то не очень хотелось. А замок, что ж, туда она пойдет завтра утром .... В этом районе дома были большие, не то, что около городской стены. Там были не лачуги, нет, но маленькие, скромные, стоящие близко друг к другу и совсем не было растений, если не считать цветочных горшков на окнах. Здесь же - роскошные особняки из разноцветного камня, один другого краше. Дома вдоль бульвара окружали чистенькие, ухоженные рощицы, просматриваемые насквозь, с ажурными решетками невысоких оград.

   Немного посомневавшись, девушка вошла в приглянувшийся ей дом. Двухэтажное здание с колоннадой, поддерживающей террасу второго этажа, полукруглыми ступенями и высокой двустворчатой дверью напомнило ей виллу, виденную в одном из голливудских триллеров. Там и внутри было очень даже ничего, миленько. А здесь?

   Дом не обманул ожиданий - он был готов к приему гостей: полупустой холл с парой закрытых дверей, напротив входа - широкая лестница, покрытая бежевой ковровой дорожкой, ведущая на второй этаж с промежуточной площадкой, где лестница разделялась на две и позволяла полюбоваться видом из стрельчатого окна, выходящего в заросший сад.

   Милка поднялась наверх - длинный темный коридор с комнатами по обеим сторонам и окном в конце. Девушка толкнула дверь и радостно взвизгнула - она попала в гардеробную. Это здорово, а то так надоела эта хламида! Перебирая развешанные платья, она с грустью констатировала, что в этой одежде вряд ли ей будет удобно. Сплошь вычурные бальные платья, кружева, меха, тонкий шелк.... Попробовать, что ли надеть? Да нет, не стоит... Милка и в обычной, и в праздничной одежде предпочитала брюки, свободные блузы, коротенькие, не стесняющие движения маечки.

   Разочарованная, она снова вышла в коридор и поочередно принялась распахивать двери, выбирая себе комнату. Зачем? Все комнаты были похожи, как близнецы, различаясь только окраской стен, штор, ковров - минимум мебели, максимум пространства - во всех были окна до пола, выходящие на террасу. Милка остановилась на сиреневой спальне с широкой кроватью посередине, прикроватной тумбочкой и невысоким шкафом в углу. Попрыгав на пружинном матрасе, девушка открыла тумбочку. Убедившись, что она пуста, полезла в шкаф.

   Сюрприз! В шкафу на полках ровными стопочками лежала повседневная одежда, мужская и женская, и брюки в том числе. Милка выбрала себе полотняные брюки, тунику с плохо различимым в потемках рисунком, быстро переоделась. Глянуть бы в зеркало! А вот с этим было напряженно - зеркалА не встретились нигде.

   Низкий вибрирующий звон колокола прозвучал, как тревожный набат. Девушка выскочила на террасу. Ночь накрыла город темным саваном неба, в прорехах которого светились далекие звезды. Приглушенный шум вверху заставил её задрать голову - слитное хлопанье тысяч крыльев ворвалась в покой безлюдного города. Темная волна накатывалась медленно и неотвратимо.

   От визгливого писка стаи летучих мышей, мельтешащих над самыми крышами, заломило виски. Милка зажала уши руками, чтобы не слышать пронзительного звука, от которого встали дыбом волоски на руках, а вдоль позвоночника пробежали колючие мурашки. Ещё один тревожный удар колокола - улица осветилась праздничными огнями. Светились стены домов, брусчатка мостовой, садовая ограда, и даже стоящая напротив повозка с опущенными на землю оглоблями тускло фосфоресцировала, освещая газон вокруг себя.

   Одна из мышей, сложив крылья, в бреющем полете понеслась вниз и, ударившись оземь, поднялась на дыбы каурой лошадкой с развевающейся рыжей гривой. Ещё один сочный удар оземь - рядом встал кряжистый мужик. Деловито схватив лошадь под уздцы, запряг в ту самую пустующую повозку и, взгромоздившись на козлы, отправился по своим делам.

   Город оживал, наполняясь гомоном бурлящей толпы: слышались крики зазывал, шорох подошвы о мостовую, радостные приветствия, смех. Судя по всему, этот район города пользовался большой популярностью у местного населения.

   В калитку вошла молодая женщина со свободно лежащими на плечах волосами и плотно облегающим великолепную фигуру платье. Ласково касаясь рукой кустов, окаймлявших дорожку, ведущую к дому, она легко взбежала по ступенькам крыльца, будто не раз делала это, и растерянно встала у дверей.

   "Хозяйка! А я тут без спроса... А у кого спрашивать было?" - Милка трусливо присела, спряталась за балюстрадой террасы, продолжая наблюдение. Женщина, постояв немного, в дом не вошла, а развернулась и медленно побрела прочь. Открывая калитку на улицу, она оглянулась, окинула дом печальным взглядом, и, слегка кокетничая, крикнула:

   - Не прячься, я все равно тебя вижу.

   Милка отскочила назад в комнату и чуть не упала, запутавшись в подоле длинного бального платья.

   Женщина засмеялась:

   - Выходи, не бойся... - благожелательная улыбка озарила её лицо, а глаза... негаданный ангажемент в театр вечности.... Такие глаза Милка уже видела, один раз, у любителя изящной словесности.

   "Нашли дуру, никуда я не пойду! А эта мамзель? А она просто мимо проходила", - пока мысли беспорядочно метались в голове, девушка не сидела, сложа руки - закрыла на щеколду окно, задернула плотно шторы, забаррикадировала дверь тумбочкой (тяжелая, зараза!) и прямо в платье забилась между подушками, для надежности натянув одеяло на голову. Теперь она сидела в душной темноте и поедом себя ела за то, что сбежала из домика Дарьи. Хотелось, как лучше, а получилось, как всегда?

   Она несмело высунула голову наружу - с улицы едва доносились звуки блюзовых мелодий, но в самом доме было тихо. В комнате темно, только эфемерный свет просачивается сквозь незаметные щелочки в занавесях и тонкими лучиками тянется к стене, чтобы, коснувшись её, стать безжизненной белесой кляксой.

   "Мы чужие на этом празднике жизни, Киса, - прибрела невесть откуда горькая мысль.- Чужие? Как бы не так!"

   Милка решительно встала, поправила сбившееся платье (откуда оно взялось, вроде бы была одета по другому, но для прогулки по городу в самый раз), с трудом отодвинула баррикаду от двери и босиком пошлепала в гардеробную поискать подходящую к платью обувь. Темно? Да нет, не совсем, глаза привыкли, и темнота была больше похожа на угасающие вечерние сумерки, когда закатившееся солнце шлет прощальные приветы засыпающей земле.

   Милка легко сбежала по лестнице, сделала несколько пируэтов на гладком полу, притопнула, слушая, как звонко стучат каблучки мягких полусапожек с высокой шнуровкой и, хлопнув дверью, выскочила на улицу: - "А что горевать-то? Решение принято и обжалованию не подлежит! Это выбирать трудно, терзаться в сомнениях, как принц датский: - "Быть или не быть? Вот в чем вопрос!", а сейчас-то - пыль морская!".

   Беззаботные люди небольшими компаниями двигались по бульвару в центр города, откуда доносились звуки музыки. На Милку никто не обращал внимания - идет себе человек один и пусть себе идет. Тем более что она ничем не отличалась от окружающих, чья одежда была куда более странна и непостижима, чем Милкино вечернее платье.

   Идущая впереди худенькая девушка-подросток оглянулась, подождала Милку и приветливо спросила:

   - Ты недавно здесь, да? А как ты... - она осеклась на полуслове и пристально уставилась на Милку, беззастенчиво разглядывая её. - Но ты же...

   - Я только сегодня приехала, к тетушке, - вдохновенно выдала Милка приготовленную заранее заготовку, - она вот там живет, - и махнула рукой в трудноопределимом направлении. Пойди разберись, город хоть и небольшой, но не могут же все друг друга знать.

   - К тетушке, да? - девчонка усмехнулась, явно не поверив ни одному слову, - ну тогда пойдем, я покажу тебе местные достопримечательности. Ты ведь ещё, наверное, ничего не видела, - она по-дружески взяла Милку под руку и свернула с бульвара на соседнюю улочку, - а потом ко мне в гости зайдем.

   - Стойте, - запыхавшийся мужчина едва не врезался в девушек. - Яринна, я пойду с вами.

   Милка заулыбалась (основной инстинкт, что поделать) и жеманно пискнула: - Лично я не против.

   А что такого, вполне симпатичный сопровождающий, к тому же знаком с её спутницей, но реакция Яринны её поразила:

   - Ты? - она ощерилась, показав великолепные клыки, - кто пустил тебя сюда, пасынок фортуны? Или ты вел себя, как герой, в последнюю минуту боя? А, я знаю, ты и здесь схитрил, как всегда...

   - Яринна, - мужчина примирительно поднял руки, - не будем о прошлом, я не виноват в том, что Авенир погиб. Поверь, не по моей вине!

   - Теперь я знаю правду, Делеор, - угрожающе прошипела девушка, - всю правду, а не то, что ты мне пытался за неё выдать.

   Милка только и успевала, что переводить взгляд от Яринны к Делеору. Ничего себе, с ходу попасть в чужие разборки!

   - Ладно, ладно, - мужчине явно хотелось закончить дело миром. - А сейчас можно я поговорю с твоей подружкой? Наедине...

   - Она моя. - С тихим шелестом за спиной Яринны развернулись тонкие кожистые крылья. Одно из них рванулось к мужчине и острые когти на конце крыла прочертили кровавую полосу на лице Делеора. Тот отшатнулся, но Яринна уже визжала на предельно высокой ноте. - Ты живой, как и она!

   Мужчина прыгнул к разъяренной Яринне, пытаясь заткнуть ей рот. Куда там! Сильный удар отшвырнул его к ажурной ограде. Делеор вцепился в решетку, увитую вьющейся лозой, пытаясь удержаться на ногах, но с мучительным стоном сполз на землю, где и затих. Со всех сторон неслись встревоженные крики - народ спешил принять участие в неожиданном веселье.

   - Готов, - Яринна брезгливо пошевелила ногой застывшего неподвижно Делеора и, убедившись, что тот надежно обезврежен, развернулась к Милке. - А теперь ты...

   Продолжения Милка уже не видела, потому что ещё один основной инстинкт бросил её в спасительную темноту, а ноги не останавливались, пока тело не втиснулось в какую-то узкую нору под раскидистым кустом, похоже вечнозеленым, потому что жесткие листья торчали во все стороны, как иголки у ёжика. Но всё это она осмыслила потом, когда включился мозг, находящийся в этот момент в режиме экстренной перезагрузки. И вывел его из этого заторможенного состояния величественный звон колокола, возвещающий начало нового дня. Просто дежа вю какое-то...

   Раздвинув неподатливые ветки, Милка осмотрелась - шалун-ветер гоняет опавшие листья по брусчатой мостовой, с тихим плеском льется вода в чашу фонтана, эхом затихает вдали минорное звучание колокола. Правду говорят, хочешь спрятать лист, схорони его в лесу! Вот и она неосознанно прибежала туда, где её меньше всего будут искать - на площадь, полную праздной толпой. А сейчас, как Милка поняла по царившей вокруг тишине, город опять пуст. Ну и, слава богу, можно вылезать без опаски! И удирать со всех ног отсюда, пока светло! Куда глаза глядят!!!

  

* * * * *

  

  

   - Всё, больше ничего нет, - и подпрыгнула от неожиданности, услышав голос сына:

   - Мы опаздываем!

   - Куда?- обескуражено переспросила я, наклоняясь к Сашке, чтобы растормошить его и убедиться, что с сыном всё в порядке.

   - Тренировка уже началась, Паладин не простит нам задержки, и мы опять будем торчать в замке... - его басок постепенно перешел в еле слышное бормотание и затих. Никак не привыкну к тому, что сын иногда разговаривает во сне. Неясный силуэт, возникший сзади, заставил меня вздрогнуть:

   - Пусть спит, не трогай, - я обернулась и онемела от злости. Я-то надеялась, что ЭТОТ оставил меня в покое, уйдя без прощальных слов, а он... Мало того, что вломился в мою жизнь со своими проблемами, так ещё и хозяйничает в моем доме! Что меня так возмутило? Парень прижимал к лицу махровое полотенце (оно так хорошо гармонировало с моим новым кафелем и висело в ванной больше для красоты), которое теперь было больше всего похоже на мокрую грязно-салатную тряпку с расплывчатыми бурыми пятнами.

   - Так, - он небрежно бросил на пол испачканное полотенце и, досадливо скривившись, потер затянувшийся рубец на левой щеке, - что будем делать?

   А я во все глаза смотрела на парня - джинсы были в пыли, водолазка на груди висела выдранным клоком - голова, наконец, стала соображать:

   - Ты был ТАМ? Твое имя Делеор?

   - Меня зовут Макинтош, - вызверился парень, - поняла? Макинтош!

   - Подумаешь, - я пожала плечами. Как он себя величает - его личное дело ... - А я - Татьяна.

   - Мне всё равно, - безразлично кинул парень, то есть Макинтош, - ты мне неинтересна.

   - Тогда что тебе надо?

   - Я уже говорил - вытащить Милку.

   - Уже поняла, а как?

   Макинтош задумался на минуту и выдал:

   - Ты пойдешь.

   - Я? И что я там забыла? - завопила я во весь голос, ничуть не беспокоясь о том, что на дворе ночь и все вокруг, и мои мужики в том числе, видят двадцатый сон. - Я что тебе, девять-один-один? Ты Милку завел бог знает куда, так иди и приведи обратно, мироходец хренов!

   Парень тряхнул меня так, что зубы клацнули:

   - Заткнись, я ясно сказал, что не могу. Кто знал, что твоя подруга такая шустрая! Сидела бы у Дарьи и горя не знала. Травница её многому научить могла - и ворожить, и колдовать, и лечить, заодно и посмотрела бы, чем Милка станет...

   - Так пусть Дарья и сходит, - наивно предложила я, немного успокоившись.

   - Как ты не понимаешь! Тир-А`Ннах - мертвый город, склеп, там нет живых, кроме твоей Милки! - он опять схватился за голову. - И Стражей...

   - А я что там сделаю?

   - По-крайней мере ты в курсе событий, - Макинтош крепко ухватил меня за плечи, лишая возможности сбежать, и уставился мне в лицо, замораживая немигающим взглядом лучистых глаз, опушенных густыми ресницами. Пораженная убийственной логикой, я только и успела выкрикнуть:

   - Я придумала, - но язык комком ваты прилип к нёбу, и я безвольно поплелась следом за Макинтошем к входной двери.

   - Ладно, говори, что у тебя есть, - парень развернулся ко мне, теплой рукой провел по лицу, словно снимая незримую паутину, и я обрела свободу.

   "Вот бы мне такие способности, я б таких дел натворила! Впрочем, пока есть возможность, надо сказать, что я надумала, а то кто его знает, вдруг этого Макинтоша опять переклинит и он отправит меня в этот мертвый город" - мелькнуло в моей бедной голове.

   - Слушай, - затарахтела я, в спешке проглатывая окончания слов, - мы читали с тобой то, что появлялось в компьютере, да? Но ведь начало я написала сама, значит, что-то же и я могу? А если попробовать написать продолжение раньше, чем оно возникнет, а? Вдруг получится?

   Мы наперегонки кинулись в кабинет. Ну, я-то понятно зачем, а Макинтош? Мог бы пропустить даму вперёд, толку от него! Я умостилась поудобнее перед компьютером с открытым файлом и, выведя абзац, в полной прострации уставилась на экран - ни одной стоящей мысли в голове не было.

   Макинтош тем временем притащил стул из кухни и, усевшись рядом, уставился на меня гипнотизирующим взглядом. Через пару минут я не выдержала:

   - Нет, так у меня ничего не получится. Ты что, так и будешь смотреть на меня глазами побитой собаки? Кофе варить умеешь? - он утвердительно кивнул. - Тогда лучше свари кофе, там всё в шкафчике, разберёшься, а я пока тут сама. Мне одной легче думается, куда Милку определить.

   Я перечитала последнюю страницу и спешно начала отматывать текст назад. Пока мы с Макинтошем выясняли отношения, неутомимый писака наваял ещё несколько страниц, которые мы ещё не читали и, похоже, дела были совсем швах.

  

* * * * *

  

  

   Солнце ощутимо припекало, а стена всё не кончалась - высокая, метра три высотой, из грубо отёсанного ракушечника с темными линиями осыпающихся швов. Впрочем, Милка уже поняла, что штурмовать вершины не её призвание - после того, как попыталась влезть наверх около подъёмного моста и сверзилась вниз, ободрав колени и локоть до крови. Опустить мост тоже не получилось, тут бы пяток дюжих молодцев, да и то навряд бы справились. А уж с её-то силенками.... Значит, придется сидеть в городе.

   Она развернулась и поплелась прочь, ломая голову над тем, куда делось давешнее нарядное платье и почему на ней опять короткие штаны и легкая туника со странным рисунком - на багрово-синем фоне мерзко ухмыляющиеся скелетики. Нет бы задуматься о том, как быть дальше! Но эта проблема упрямо не хотела решаться и в голову лезли всякие посторонние мысли: - "Города-то я так толком не рассмотрела и неплохо бы дойти, наконец, до замка и увидеть настоящую готику, когда ещё доведется. А ещё лучше было бы встретить хоть кого-нибудь, а то от одиночества скоро глючить начнет, как сейчас".

   Отдаленный лай, усиленный эхом узких улочек, звучал, казалось, совсем рядом. Откуда здесь собаки? Милка вообще никакой живности, кроме летучих мышей-перевёртышей не видела. Она развернулась и задумчиво посмотрела на стену: - "Может, все-таки попробовать влезть, в последний раз?".

   Желто-пепельный камень пошел мелкими трещинами, песчаной лавиной осыпаясь к подножию стены, обнажая ледяную линзу, в глубине которой проступали размытые силуэты.

   Милка и её отражение нелепо и жалко взмахнули руками, отступая назад, когда ледяное зеркало вскипело шумливым водопадом. В переливающейся взвеси капель навстречу ей вырвались всадники, один из которых держал на сворке с десяток косматых рыже-бурых собак. Он нагнулся, отпуская поводки, и стая беззвучно рванулась к Милке, на этот раз остолбеневшей от надвигающегося кошмара - собак она боялась с детства, даже обленившихся комнатных шавочек.

   Жуткая оскаленная пасть мелькнула в паре сантиметров от лица, когтистая лапа скользнула по плечу, упругий толчок в грудь сбил девушку с ног. В таких случаях говорят - вся жизнь проносится перед глазами. Ничего подобного, какая жизнь! Милка рухнула на землю, не успев даже ойкнуть. Теперь она лежала, как овца на заклании, безмолвно ожидая, когда её начнут рвать на куски, и глотала слезы, не успевающие вытекать наружу.

   Мокрая тряпочка легко прошлась по лицу, останавливая поток отчаянных слез. Девушка открыла глаза, изумленно глядя на дружелюбные собачьи морды, склонившиеся над ней. Черные лаковые носы забавно шевелились, отчего короткие шерстинки вокруг них становились дыбом и походили на ожившую сапожную щетку. Милка неожиданно для себя заулыбалась и, унимая дрожь, сотрясавшую все тело, уселась, подтянула колени к груди, охватив их руками: - "Славные песики... Только надолго ли их дружелюбность? Может, они ещё не голодные? Тогда непонятно чего ждут".

   Собаки уселись вокруг девушки кружком и, свесив длинные языки набок, немигающими шоколадными глазами уставились на неё. Милка облегченно вздохнула и, кажется, только сейчас услышала глухой перестук копыт, поскрипывание сбруи, нетерпеливый всхрап застоявшихся лошадей. Обнаженные по пояс юноши равнодушно смотрели на разыгравшуюся перед ними сцену, потом один из них коротко свистнул, и собаки бросились к нему, радостно завиляв хвостами. Милка снизу вверх разглядывала всадников.

   "Конечно, я хотела кого-нибудь встретить, но эти? - Бронзовые мускулистые тела, крест накрест перехваченные узкими кожаными ремнями с блестящими бляхами на плечах и груди, короткие фигурные жезлы в боковых петлях, невозмутимые чеканные лица, длинные волосы, переплетенные змеящимися косичками, обручи на голове с крупными лучистыми камнями разного цвета. - Мне б кого-либо попроще. И без собак! Но не все зависит от нас, увы..."

   Больше всего хотелось развернуться спиной к этим живым статуям и мчаться без оглядки, но девушка понимала, что шансов у неё нет. Да и куда бежать! Она поднялась, не поворачиваясь к всадникам спиной, осторожно сделала шаг назад, ещё один. Конные по-прежнему не двигались, правда, собаки метнулись к Милке и весело заскакали вокруг, пытаясь лизнуть лицо. Она досадливо отпихнула приставак, не до них. И не увидела, как сверкающий ореол окутал шестерку всадников, а в руках у них появились изогнутые луки, только метнулась в сторону, когда звонко щелкнула тетива, посылая первую стрелу в полет.

   Боль огненным кольцом охватила шею, горячим потоком пролилась ниже. Милка схватилась за горло и ощутила под руками раскаленные камешки ожерелья.

   Туча стрел, на мгновение повисшая в воздухе, обогнула девушку по странной траектории и невысоким частоколом вонзилась в землю. Милка попробовала перепрыгнуть заграждение, но чувствительный электрический разряд отбросил ее на середину круга. Скрещенье разноцветных лучей от звездных камней сошлось на ней, сковав тело льдом, оставив только слабый отголосок тепла там, где раньше билось сердце. Сильная рука ухватила её за шиворот и, жестко, так что зубы клацнули, дернула вверх, бросив затем поперек седла. Нос и глаза запорошила пыль, от смешанных запахов конского пота и благовоний затошнило, а когда лошадь сорвалась в галоп, стало совсем худо - хорошо, что недолго. Так же бесцеремонно одуревшую от столь резкой перемены Милку швырнули на ступени. Надеялись, что она сама удержится на ногах или верховому было всё равно? Скорей всего второе, потому что, легко спрыгнув на землю, всадник перекинул тело через плечо, как мешок, и побежал вверх, прыгая через ступеньку, как будто и не нес на себе лишние шестьдесят килограммов.

   Пока он несся через анфиладу полутемных залов, девушка успела окончательно прийти в себя, только предательские колючие мурашки шебаршились на периферии нервной системы. Спутанные пряди мочалкой мотались перед глазами, закрывая обзор, но когда Милка попыталась извернуться, убирая волосы с глаз, то получила такой шлепок по многострадальному мягкому месту, что повторять попытку не стала. А смысл? Все равно это ничего не изменит.

   Пробег завершился в громадном зале с рядом колонн у входа и массивным пустым постаментом в центре, к подножию которого грубо швырнул свою ношу. Девушка, охая, встала на ноги, а бронзовотелый юноша, наоборот, рухнул лицом в пол и принялся истово что-то шептать, временами возвышая голос до истерического вопля. Милка попыталась сделать шаг в сторону, но юноша, не прерывая своего занятия, словно клещами вцепился в её щиколотку.

   "И правильно, - размышляла Милка, подергав стальным захватом зажатую ногу, просто так, для порядка, - не для того меня сюда приволокли, чтобы я могла свободно уйти. И кому ж он молится? Алтарь же пустой...".

   Над кумирней сконденсировалось расплывчатое облачко, взметнулось туманным смерчем и растаяло, явив взору худощавого парня во вполне современной одежде - джинсах и вязаном пуловере.

   - Ну, что случилось? - недовольно поинтересовался он, глядя сверху вниз на распростертого ниц юношу и не обращая никакого внимания на Милку. А та, подавшись вперед от неожиданности, хрипло выдохнула:

   - Андрей, - и, прокашлявшись, завопила во весь голос, - Андрей, спаси меня!

   - А это ещё кто, - словно не слыша отчаянного вопля, хмуро поинтересовался парень, - зачем притащил?

   - Она была в городе, - отрапортовал Милкин страж.

   - Ну, так убрали б и дело с концом, - равнодушно сказал Андрей, - не впервой.

   - Она защищена.

   - Она? - парень покосился на девушку, - чем же?

   Милка была поражена. Без сомнения, это Андрей, она не могла ошибиться, не может быть второго такого, как две капли похожего на мужчину её мечты.

   - Андрей, ты что, не узнаешь меня, - жалобно сказала Милка, чувствуя, как предательски дрожит голос, - я же Ленина подруга, я была на вашей помолвке.

   - Ну, и что? Правила для всех одни.

   - Как что? - но возмущение осталось без ответа, потому что юноша-страж, наконец, выдал:

   - Ожерелье гасит наши удары.

   Парень соскочил с постамента, на котором обретался, словно древнее божество, и, скользнув к Милке, прикоснулся к украшению на шее. Последовавший оглушительный вопль, запах паленого мяса, огненная вспышка - и всё это одновременно - ошеломили девушку. Она-то думала, что её уже ничем не удивишь, как-то притерпелась к чудесам не в свою пользу. А тут такое.... Её ожерелье, как и Дарьино, тоже с норовом.

   Отскочивший назад Андрей, недолго думая, кинулся в темноту за постаментом. Протяжный скрип открываемой дверцы многократно усиленным эхом пронесся по залу. Жуткий грохот обрушившего хлама, невнятная брань, звон разбиваемых хрупких вещей и парень, весь в паутине и пыли, вернулся с кнутом на коротком кнутовище, отполированным до зеркального блеска. Лихо щелкнул пару раз длинным охвостьем с металлическим наконечником и, довольный результатом, хлестнул не ожидавшую подвоха Милку. Девушка дернулась, прикрывая лицо - тяжелая блямба на конце кнута мелькнула в сантиметре от глаза - и услышала, как дробно застучали, осыпаясь на пол, бусинки. Только и успела, что судорожно сжать ладони, пытаясь удержать ускользающую радугу. Не успела.

   Вялая апатия навалилась внезапно, делая бессмысленной всю прожитую и непрожитую жизнь. Милка рухнула на колени и по-волчьи завыла, изливая в зверином реве свою тоску, затряслась от волны накатывающей депрессии, глухой, беспросветной, затягивающей в омут безнадежности. И продолжала выть, когда её тащили вниз по крутой лестнице, когда оставили одну в темной, похожей на сырой склеп, камере, когда заскрежетал замок, вдвинутый в пазы одним резким движением. НЕТ СМЫСЛА ЖИТЬ...НЕТ...

  

* * * * *

  

  

   На кухне Макинтош медитировал над газовой плитой, отрешенно наблюдая за тем, как неторопливо поднимается коричневая пена. При варке кофе главное - не упустить время, когда следует выключить газ и осадить ароматную взвесь, хотя истинный эликсир бодрости все же лучше варить на песке.

   - Там Милку схватили, - с вожделением принюхиваясь к аромату размолотых кофейных зерен, с порога кухни сообщила я, прерывая таинство приготовления благородного напитка. Макинтош дернулся, оборачиваясь, и кофе, верно подгадав момент, тотчас сбежало. Морща нос от пригорелого амбре, я оттолкнула Макинтоша в сторону и перекрыла газ, потому что на моего незваного гостя напал внезапный столбняк. Я легонько помахала рукой у него перед глазами:

   - Эй, слышишь, что сказала? Милку схватили.

   - Кто? - отмер парень.

   - Какие-то бронзовотелые юноши. И бросили в темницу.

   - Стражи, - парень рухнул на заботливо пододвинутый мной табурет (несмотря на явную бесцеремонность вторжения, хозяйке не стоит забывать о правилах гостеприимства), - но они не берут пленных, незачем. У них установка - убивать всех живых.

   - А Милку взяли, - оттирая плиту от накипи, попутно ознакомила я Макинтоша со своей версией событий, - и отволокли к своему предводителю, если не веришь, иди и сам посмотри.

   - Не хочу... Что это изменит?

   Я вымыла плиту и опять поставила турку на огонь - кофе хотелось до одури. Теперь я контролировала процесс, а Макинтош, пригорюнившись, сидел у стола, погруженный в невеселые думы.

   - А, кстати, кто ты такой, откуда взялся? И почему так печёшься о Милке? - между прочим поинтересовалась я. Нет бы, о чем другом спросить!

   Парень взвился под самый потолок, схватил меня за грудки, потом, видно, опомнившись, бережно, как раритетную фарфоровую вазу, поставил на прежнее место.

   "Поздно, товарищ, кофе опять сбежал... - я медленно приходила в себя. - Ну не зараза ли! Видно, не судьба кофе попить".

   - Долго ты ещё будешь копаться, - еле сдерживаясь, чтобы не вцепиться мне в глотку, прошипел Макинтош, - времени совсем нет на дурацкие вопросы. Что дальше?

   - Дальше ожерелье рассыпалось, и Милку зачем-то отволокли в темницу. Всё. Куда ты, а кофе? - как нитка за иголкой, я помчалась за парнем в кабинет, где была моментально схвачена и усажена за компьютер. Видит бог, я их уже всех ненавидела - и легковозбудимого парня, и чересчур деятельную железяку, которая сочиняет, что хочет. А мне здесь нервничай всю ночь. Или не сочиняет? Из глубокой задумчивости о мотивации неожиданного возникновения искусственного интеллекта в отдельно взятой машине меня выдернул нетерпеливый окрик:

   - Что ты сидишь? Пиши!

   - Что именно? - я подняла затуманенные раздумьем глаза, наткнулась взглядом на искаженное зверской гримасой симпатичное лицо и вернулась к действительности, уточнив: - Писать...

   - Ты издеваешься, да? Выдумывай, что хочешь, лишь бы вытащить Милку из камеры, пока тебя не опередили, - и, полыхнув яростным огнем темных глаз, добавил, - или пожалеешь, что на свет родилась. И моли своего Бога, чтобы твои творческие потуги не завершились выкидышем.

   Я заткнулась и принялась внимательно перечитывать последние страницы файла, представляя, а что бы я делала в схожей ситуации (не дай бог, конечно) - выдумывать-то надо осмысленно. А вдруг и, правда, моя выдумка станет для Милки реальностью.

  

* * * * *

  

  

   Редкие удары сердца звучали как реквием. Непроницаемый кокон темноты казался осязаемым - протяни руку и ощутишь её стынь. Холод каменного ложа высасывал остатки сил из распростертого на нем тела. Ненасытная медуза безразличия подчистую поглощала зарождавшиеся мысли. Время, остановленное беспощадной силой, застыло, не отсчитав положенных минут.

   Язычок пунцового пламени охватил судорожно сжатый кулачок, жгучей болью возвращая к действительности. Огненная змейка пробежала по руке, задержалась в ямочке под ключицей, просочилась сквозь кожу, отогрев стылую кровь и зыбким маревом вырвалась на свободу. Милка закашлялась, выпуская изо рта туманное облачко.

   "Ничего не видно..." - без особого интереса к тому, где она очнулась, подумала девушка. Поднесла к глазам озаренную слабым красноватым сиянием руку - на ладони лежал пульсирующий сгусток света. Она коснулась его пальцем и, почувствовав гладкий камешек, до боли сжала кулак. Вспомнилось, как враз разлетелось соединенное на веки вечные ожерелье, как пыталась поймать камешки, проскальзывающие между пальцами - казалось, жизнь по капле уходила с ними - и как важно было не растерять их. Осторожно приоткрыв кулачок, заглянула, как в чужое окошко, одним глазком в щелочку - гладкая кроваво-красная капля граната лежала в пригоршне. Лучик света больно кольнул любопытный глаз. Милка отшатнулась, уронив камешек, который, откатившись в сторону, засиял ещё ярче, очерчивая призрачную мерцающую фигуру.

   Иллюзорный фантом уплотнился, развернулся к девушке лицом, радушно улыбнулся и Милка, уже сжавшаяся в комочек в ожидании неминуемых неприятностей, выпалила:

   - Привет, вампирчик, - перед ней стоял старый знакомый в слегка помятом костюме, в шляпе со слегка обвисшими от сырости полями, - опять библиотеку ищешь? Тогда ты точно не туда попал.

   Но фантом не понял шутки, просто развернулся к одной из стен - на ней проступили странные символы, похожие на древние руны. Некоторые из них светились ярко, другие еле тлели, но все равно были хорошо видны на неровно отесанной поверхности. Призрак подошел к стене и, коснувшись одной из рун, застыл неподвижно. Милка молча ждала продолжения, но фантом стоял, не шевелясь. Девушка подошла поближе и с опаской положила ладонь туда, где лежала рука призрака.

   Необузданная стихия, до поры до времени дремавшая в крови, обжигающей волной пронеслась снизу вверх, неконтролируемым хаосом вырвалась наружу. В глазах на мгновение потемнело - монолит стены дрогнул и оплыл карамельной массой, скрывая странные письмена. Милка инстинктивно отдернула руки, потом покосилась на безмолвную фигуру в дурацкой шляпе, подпиравшую по-прежнему устойчивую стену с рунными знаками.

   "Совсем крыша поехала, - подумала она, - а, может, я сплю? Тогда удивляться нечему, от меня ничего не зависит. И глюки вполне объяснимы. Делай, что должно и будь, что будет - кажется, так говорят. Я спокойна, стена неподвижна, фантом реален и буквы чародейные. Коснись их сто раз и будет тебе счастье. Когда проснешься... Если проснешься..."

   Милка мысленно забалтывала себя, боясь, что ещё одна жаркая волна разнесет здесь все, и её, Милку, в том числе, на атомы. За себя было страшнее всего.

   Глубоко вздохнув, как камикадзе, идущий на таран, она решительно прижала свои ладони к мерцающим очертаниям руки фантома. Пришлось слегка приподнять середину куполом, словно держишь большое яблоко, потому что её пятерня никак не вписывалась в контур - призрачная конечность оказалась четырехпалой и Милкины мизинцы упрямо торчали в стороны.

   Холод камня сменилось приятным покалыванием. Тусклая буква вспыхнула ярче остальных. Фантом, полуобернувшись к Милке, улыбнулся, подбадривая её, и передвинул свою руку на другое место. Девушка в точности повторила его движение.

   Так и играли в ладошки, поочередно зажигая одни руны и гася другие. Такое ощущение, словно набирали текст на виртуальной клавиатуре. Вот только что это за слова и кто их будет читать, непонятно. Но, видно, обращение все-таки дошло до властителей этого мира, потому что за стеной громко щелкнуло, она с зубодробительным громыханием сдвинулась, открывая темный зев тоннеля.

   Милка, завороженная действием, не заметила, как исчез фантом, только крепче сжала кулак с горячим гранатовым камешком и нырнула из одной темноты в другую. И что-то ей подсказывало, что на этот раз направление указано правильно. Перед глазами предстала манящая виртуальная табличка со стрелкой под надписью "Выход".

  

* * * * *

  

  

   - Всё, хватит, - мои руки зависли в воздухе, удерживаемые Макинтошем, - а то ты тут такого насочиняешь, что Милка вовек не выберется. Подожди.

   - Что ты раскомандовался, - возмутилась я. Терпеть не могу, когда мне мешают, тем более что я вошла в раж, и остановить полет разбушевавшейся фантазии было затруднительно даже для меня. Потом, конечно, со свежей головой я перечитаю свой опус, уберу все лишнее, подчищу огрехи, сделав произведение более реалистичным, но сейчас...

   - Ты сделала ВСЕ, что могла, - ОЧЕНЬ убедительно сказал Макинтош, силой поднимая меня из кресла, - теперь отдохни, светает уже.

   Мои глаза сами собой стали слипаться, я коротко всхрапнула, засыпая на ходу, потому что решила все-таки ВЫПИТЬ, наконец, кофе...

   ... Я стояла на краю темного бездонного провала и мучительно размышляла, какой изверг поместил туда несчастных соловьев, отчаянные трели которых возвещали конец света, который все никак не наступал. Натягивая на голову одеяло, я запоздало сообразила, что охрипшие трели издает мой дверной звонок, терзаемый упорным визитером. "Что, некому дверь открыть? А ведь и, правда, некому. - Сквозь сон я слышала, как носились по комнатам сын и муж, поочередно вопя, что проспали и жутко опаздывают, как тщетно пытались разбудить мать семейства, для того, чтобы та приготовила им завтрак, и после нескольких бесплодных попыток отчалили оба, оставив меня в блаженном одиночестве. - Тогда не буду открывать, нет никого дома!".

   Но гость был настойчив, а звонок уже хрипел в агонии. Я встала и на ощупь поплелась в прихожую, не открывая глаз, заплетающимся языком спросила: - "Кто?". Услышав отзыв, я моментально проснулась и, распахнув дверь настежь, втащила в квартиру Милку.

   Изрядно похудевшая подруга стояла передо мной в какой-то невообразимой одежде с леденящей душу расцветкой, с исцарапанными руками и лицом. В спутанных волосах перемешались засохшие листья, пожухлые стебельки травы и комочки грязи, словно она выползла из-под земли. Впрочем, вскоре выяснилось, что так оно и было - нырнув в тоннель, оказавшийся довольно-таки запутанным лабиринтом, она выбралась наружу в сквере недалеко от моего дома, а так как не рискнула в таком виде идти по городу, решила навестить меня, ещё ничего не зная о моей роли в её истории. Что ж, сейчас я отправлю Милку в ванну, а когда она будет есть, расскажу всё, как было.

   Затолкав рыдающую подругу, которая пыталась рассказать мне о своих несчастьях, в пенную воду, я полезла удалять злополучный файл из своего компьютера, чтоб и духу его не было (терпеть не могу кавардак!) и обнаружила продолжение о Милкиных странствиях в тоннеле. Значит, подруге и рассказать будет нечего, зато я ошарашу её своей нетривиальной историей. Правда, ещё неясно, чей рассказ будет удивительнее. А пока Милка отмокает, почитаю.

  

* * * * *

  

  

   Авенир проверил правильность начертания гексаграммы, подправил одну из линий, своевольно вильнувшую в сторону, заполнил светильники бесценным благоуханным маслом. Чудом сохранившееся от прежних времен благовоние, больше не достать, а без него ритуал пойдет насмарку.

   "Повезло, просто повезло, что столь редкая птичка, как эта девушка, залетела в клетку именно во время моего правления. Мое имя останется в памяти вампиров навеки! Это ж надо - принять инициацию и умудриться сохранить душу, а тупица Делеор не придумал ничего лучше, как привести свою аватару именно в Тир-А`Ннах. Пытался взять реванш за своё изгнание? Неважно, что он хотел. Он не сообразил, что город все равно притянет её, а против Стражей девчонке не устоять, несмотря на бурлящую в ней силу", - злорадно хихикнув, Авенир принялся расставлять лампы на пересечениях линий. Была, была одна закавыка, но он-то разобрался, в чем дело. Хорошо, что всегда слушал Наставников внимательно, потому и запомнилось, как разрушить охранное заклинание ожерелья. И где только девчонка умудрилась его найти, ведь в её случае шансов почти не было, ожерелий остались единицы, впрочем, мастеров-плетельщиков не осталось совсем. "Благодаря нам,- ухмыльнулся вампир. - Что поделать, удалась ночь, удалась, потому и радостно".

   Легко взлетев на постамент, Авенир окинул взглядом свое творение, приготовил ритуальные скарификаторы - заполнить Звезду надо не только кровью, но и болью, страданием, ужасом, сводящим с ума. "Торопиться не будем, медленно, ещё медленнее, как можно медленнее доберемся до трепещущего сердечка, чтобы возложить его на середину Звезды и, прорвав Истребляющую Сферу, вернуть застывший Тир-А`Ннах на его изначальное место. И в полной мере рассчитаться за позорное поражение в последней войне и ссылку в безвременье..." - Руки Наместника задрожали в предвкушении грядущего триумфа.

   Не доверяя никому, Авенир лично спустился на нижние уровни замка, чтобы притащить девчонку в зал. Отодвинув засов и войдя в помещение, он сначала не поверил своим глазам - камера была пуста. Невероятно, но эта дикая помесь вампира и человека исчезла из того места, откуда не выходили даже умудренные годами служения Силе чудодеи. Уж это-то Авенир знал точно - в начале своей воинской карьеры пришлось командовать дюжиной здешних стражников. Стены этого уровня были насыщены заклинаниями, уничтожающими любые проявления магии, высасывающие чары из амулетов, превращая любой оберег в бесполезную побрякушку.

   "Где же девчонка? - Вампир в ярости выпустил сноп молний, ярко осветивших пустое помещение и почти мгновенно погасших. Правильно, магия здесь не действует, тогда быстро наверх и, не медля, на поиски. - Если девчонку кто-то выпустил, далеко она не ушла".

   В зале взбешенный Авенир отшвыривал лампы, попавшие под ноги, не замечая, как растекается драгоценное масло и мгновенно впитывается в каменные плиты пола. Не до него, пусть только девчонка попадется в мои руки. Даже без ритуала он найдет способ отомстить так, что смерть покажется избавлением от мук и будет вечно недостижима, но как же тяжело крушение непомерных надежд и эпохальных планов.

   А Милка в это время тихонько двигалась по тоннелю, держась одной рукой за стену, ничуть не догадываясь, что могла стать ключевой фигурой экзотического спектакля и какой участи только что счастливо избежала. Её куда больше беспокоила непроглядная темень вокруг. Рука соскользнула и повисла в воздухе - стена кончилась.

   Девушка почувствовала впереди большое пространство и негромко крикнула: - "Эээ!". Громче кричать побоялась, умнее стала (или трусливее, это как посмотреть, скорее последнее). Звук канул в пустоту. Милка опустилась на пол тоннеля, песчаный и сухой, и задумалась. Хотя о чем думать, идти надо в любом случае, не будешь же здесь всю жизнь сидеть. Стена с противным чмоканьем захлопнулась позади сразу же, как только Милка нырнула в тоннель, так что назад хода нет.

   "Ну, не очень-то и хочется, значит, вперед, несмотря на тьму кромешную. Жаль, что призрак исчез, - она посмотрела на тусклый огонек, подобный затухающему угольку. В прошлый раз фантом появился, когда камешек упал на пол. - Попробовать сейчас уронить нарочно, что ли? Нет, жалко, закопается в песок, вдруг потом не найдется".

   Нарастающий вой донесся с той стороны, откуда пришла девушка. Ледяной порыв ветра взметнул повлажневшие волосы, прихватив шею и обнаженные руки морозцем. Милка вскочила и, не тратя больше время на раздумья, кинулась подальше от невидимой угрозы. Опомнилась только, когда под ногами захлюпала вязкая жижа, а от противной вони вокруг запершило в горле. Кроме своих шагов и тяжелого дыхания Девушка не слышала ничего вокруг себя, потому что неслась, как заведенная. Она замерла, прислушиваясь. Тишина вокруг стояла немыслимая. И чем этот тоннель лучше той камеры, в которой она сидела? И там каменный мешок, и здесь, только размером побольше, подлинее, есть, где побегать. Милка ухмыльнулась, представив себя в роли марафонца в забеге на погруженной во тьму дистанции: - "Ужас, летящий на крыльях ночи...".

   Она так увлеклась своими фантазиями, что не обратила внимания на то, как теплеет в руке заветный камешек, становясь обжигающе-жгучим. Боль отрезвила, вернув в неприглядную явь. Милка выжидающе глянула на свой камешек-помощник. Тот, словно ожидая взгляда, вспыхнул ярким бездымным светочем, на мгновение выхватив из темноты неподвижную гладь воды под ногами и низкий потолок над головой со свисающими вниз необъяснимыми наростами. Милка не успела ничего толком рассмотреть, потому что огонь превратился в высокий одинокий лепесток пламени, который словно стрелка компаса отклонился влево под прямым углом и застыл неподвижно, играя всеми оттенками желто-зеленого. Девушка сделала осторожный шаг вперед, пламя сменило цвет на угрожающий багряно-красный. Понятно, действует, как светофор - "На зеленый свет - иди, если красный - стой и жди". Милка послушно повернула налево, надеясь на лучшее.

   Так и брела неторопливо, следуя указаниям проводника, благо, что в запутанном лабиринте тоннелей никого живого, кроме нее не было. И не живого, кстати, тоже. А опасностей - навалом. Один раз Милка решила проявить самостоятельность и наобум свернула в первый попавшийся проход. Под ногами гулко ухнуло, и перед самым носом пролетел камень, по чистой случайности не задев голову, а затем начался настоящий камнепад, заваливший проход наглухо. Больше своевольничать не захотелось.

   А перед хищно шевелящейся вуалью, закрывающей проход, Милка стояла долго, не решаясь войти в зыбкое марево, пока огонек пламени не стал изумрудно-зеленым и не полыхнул факелом, заставляя девушку двигаться. Она шагнула вперед, затаив дыхание, и очутилась посреди бетонного бункера, заставленного какими-то громадными ящиками. В слабом свете аварийного освещения перечеркнутые красным черные надписи на ящиках и изображенные под ними череп с перекрещенными костями были красноречивы и понятны без объяснений. С потолка мерно капала вода, образуя на бетонном полу блестящие маслянистые лужицы. Девушка не стала тратить время на обследование помещения, с трудом отодвинула ржавый засов и, открыв тяжелую железную дверь, торопливо двинулась по подземному ходу, обложенному кирпичом. Приметы своего времени и пространства, пусть даже замкнутого, оживили угасающую надежду на скорое возвращение домой. Милка, несмотря на усталость, почти бежала по заваленному битым кирпичом проходу, который постепенно влился в заброшенную водопроводно-очистную систему города, а наружу Милка выбралась уже сама, через старый канализационный люк.

  

* * * * *

  

  

   "Повезло девочке, ох, повезло, - думала я, глядя, как раскрасневшаяся Милка уплетает борщ и с жадностью поглядывает на тарелку с котлетами и картофельным пюре, - попасть в такую переделку и благополучно выбраться", - и совсем некстати спросила, - а почему тебя все зовут Милкой?

   - А это родители намудрили, - отмахнулась девушка, - Милорадой нарекли. И где только выкопали имечко, представь, Милорада Эммануиловна, язык сломаешь, пока выговоришь. Вот я и сократила, ещё когда маленькая была.

   - Забавно, - я убрала пустую тарелку в мойку и поинтересовалась, - тебя дома долго не было, родители твои, небось, уже в розыск подали. Не хотелось бы о твоих приключениях всем рассказывать. Знаешь, как к контактерам относятся?

   - Как? - без особого интереса подняла на меня глаза Милка.

   - Как к готовым клиентам психушки.

   - Это раньше так было, до разгула гласности, сейчас народ более лояльный, ко всему привык. А мне и рассказывать особо некому, я одна живу.

   - Одна? Почему? - удивилась я, поймав себя на мысли, что с Милкой мы встречались, как правило, в общей компании и особо не откровенничали из-за приличной разницы, лет в десять, в возрасте.

   - Мама после смерти отца уехала в Австралию, поработать, там замуж вышла за ихнего фермера. Кенгуру теперь разводит со своими двумя высшими, и возвращаться не собирается, - проинформировала меня подруга и совсем уныло закончила, - даже звонит раз в месяц. Так что я счастливая владелица отдельной двухкомнатной квартиры.

   - Замуж что не выходишь?

   - А за кого, когда вокруг одни крокодилы? - засмеялась Милка. Странно, девчонка симпатичная, неглупая и вдруг такой скепсис. Впрочем, чужая душа потемки.

   - А домой как попадешь? Ключей, как я понимаю, у тебя нет.

   - А я теперь у соседки запасные держу, замучалась замки менять, растеряха. Цветы, наверное, все пропали, без моей просьбы баба Галя не догадается поливать, да ладно, новые разведу. - Она была почти счастлива оттого, что вернулась. Почти.

   - Ладно, поела? Пошли к компьютеру, покажу кое-что.

   Я как на иголках сидела, пока Милка читала.

   - Что это? - она растерянно повернулась ко мне. - Откуда?

   - Оттуда, - я пальцем указала вверх. - Всё верно?

   - Ну, - замялась подруга, - почти.

   Но особого интереса к прочитанному не проявила. Я тоже не стала её ни о чем расспрашивать и не посчитала нужным что-либо рассказывать, так как считала эту историю уже законченной. Просто покопалась в шкафу, нашла в старых вещах одежду по размеру (Милка намного худее меня, я такой была лет пять назад), вызвала такси и отправила горемыку домой.

   С облегчением захлопнув за ней дверь, я подумала: - "Жизнь - это то, что происходит с тобой, пока ты строишь совсем другие планы". Не помню, кто это сказал, но в моем случае он попал в точку. В мои планы на эту осень никак не входила ни Милка, ни назойливый вампир и ни вольтанутый компьютер. После своего дня рождения я просто хотела взять отпуск и хорошенько отдохнуть, отсрочив все домашние дела, тем более что муж скоро надолго уезжает в командировку, а с Сашкой мы всегда находим общий язык, не мешая друг другу. Он у меня парень самодостаточный. Разве что в страшном сне могла я представить, что в мое размеренное бытие вторгнется что-то сверхъестественное. Я, конечно, люблю триллеры, но становиться непосредственной участницей событий никогда не хотела. Гораздо лучше читать о таинственных мирах или смотреть захватывающий фильм, лежа на диване, поражаясь фантазии создателей. Кстати, все-таки надо удалить ТОТ файл из компьютера, чтоб не мозолил глаза.

   Как хорошо, что все это уже закончилась. Завтра же возьму отпуск и, наконец, прочитаю все новинки, что так долго откладывала на потом. Эх, если бы я тогда знала, как была неправа!

  

* * * * *

  

  

   Золотисто-рыжий ветер рассвета сноровисто гонял по небу лоскуты облаков, гася последние линялые звезды. Авенир мрачно смотрел на замирающий город. Скоро стихнет биение жизни, и только неутомимый вихорь будет тоскливо завывать, гоняя по пустынным улицам истлевающие листья затянувшейся осени. А ведь можно было все исправить, можно. Погрузившийся в горькие раздумья Наместник не обернулся на торопливые шаги за спиной. Только Яринна могла потревожить его в этот час.

   - Я видела Делеора, - доложила она.

   - Когда? - Вампир стремительно обернулся.

   Поздно.

   Над городом пронесся стонущий рокот колокола.

   Мучительно искривилось милое лицо, сумеречная бледность смыла с него все краски, превратив пылкую возлюбленную в восковую статую. Авенир глухо застонал. Изваяние подернулось мутной дымкой и в дрожании воздуха оплыло лаковой черной лужицей, которая, просуществовав минуту-другую, бесследно испарилась.

   "Какая мука каждый день наблюдать смерть любимой... Если б я знал об этом, разве стремился бы стать очередным Хранителем Тир-А`Ннаха? - Наместник наблюдал, как уносятся прочь расплывчатым маревом обитатели некогда великого города. Это только возвращаются они красиво, аспидной тучей, озаренной последними лучами заходящего солнца, а уходят вот так... - Эх, если б девица не сбежала... Если б..."

   Андрей... Услужливая память развернула перед ним картину недавнего прошлого. Восторженная "невеста", праздничное застолье, подвыпившие веселящиеся гости и угрюмая девица с помертвелыми застывшими глазами. Куда она потом делась, Авенир и не заметил, не до того было. Для перехода через Сферу нужен был запас Силы, отданной добровольно, вот и охмурял старательно "невесту", чтобы все прошло без осечек. Тир-А`Ннах ждал нового наместника, следовало торопиться.

   А ведь торкнулось что-то тогда в груди предощущением узнавания, но разве мог он представить, что пройдоха Делеор подобрался так близко. Хотя ещё неизвестно, кто больший ловкач - он-то, Авенир, жив, а Делеор скитается по чужим мирам, так толком и не ведая, за что его изгнали: - "А кто виноват, что Яринна никак не могла определиться, кто ей более любезен - изысканный Делеор или забияка Авенир? И зачем открывать ей ВСЮ правду, достаточно того, что она искренне считает меня погибшим геройской смертью из-за предательства Делеора, даже не подозревая о том, что на самом деле я, Авенир, живее всех живых, в отличии от действительно мертвых жителей Тир-А`Ннаха и её самой, Яринны".

  

* * * * *

  

  

   - Что за ерунда, - вслух возмутилась я. У меня никак не получалось удалить файл с Милкиными приключениями - все время выскакивала издевательская табличка "Удалить невозможно, файл используется другими программами. Закройте все приложения перед тем, как произвести операцию". Я уже и так, и эдак изощрялась. Нет, висит на рабочем столе под провокационным названием "Безымянный", как бельмо на глазу, да вдобавок еще и продолжение появилось ни к селу, ни к городу. Придется, видно, переустанавливать операционную систему. Я представила, сколько всякой всячины придется перебрасывать на диски, и взгрустнула. А что делать прикажете? Вот сбегаю сейчас в магазин и займусь, пожалуй.

   От души погуляв по гипермаркету и, окончательно сняв стресс, я вывалилась на сияющую огнями вечернюю улицу. Мысленно проклиная свои "аппетиты", поудобнее подхватила пакеты с бесчисленными покупками и зацепилась взглядом за неподвижную фигуру в длинном плаще, скорбным монументом застывшую возле автомобильной стоянки. Увидев меня, памятник зашевелился и целенаправленно двинулся в мою сторону.

   - Ну, вот, - недовольно пробурчала я, - не прошло и года. Давно не виделись?

   - Мне нужна Милка, - с ходу поставил меня в известность Макинтош, принимая из моих рук неподъемные пакеты. Джентльмен!

   - Понятно, что не я. А зачем?

   - Нужна, - отрубил мои расспросы Макинтош.

   - Хочу тебя обрадовать, - съязвила я, - только с того памятного вечера, неделю назад, я её не видела и не слышала. И не стремлюсь. Хватит с меня экстрима!

   Он молча развернулся и направился в сторону моего дома. Я обогнала его и, встав на пути, широко развела руки в стороны:

   - А вот в гости я тебя не приглашаю, к тому же у меня муж дома.

   - Нет у тебя никого, - отодвинул меня в сторону Макинтош.

   - Есть!

   - Ты не умеешь врать, - спокойно резюмировал мой невольный оппонент, - у тебя уши расти начинают, как зеленые плоды вьяла, - и расхохотался, глядя, как я торопливо принялась ощупывать свои уши. Шутник хренов!

   - А зачем ко мне, - решила схитрить я, - давай сразу к Милке. - Точно, отведу его к ней, и пусть там без меня разбираются, сколько хотят, а у меня и без них своих заморочек хватает.

   - А где она живет? - Да, об этом я и не подумала. Придется сначала звонить Ольге, а у нее, как назло, мобильный поломался, в ванну уронила. Ну, что ж, деваться некуда, все равно не отвяжется:

   - Приглашаю тебя в гости, - постаралась сделать я хорошую мину при плохой игре. Честно говоря, с большииим трудом.

   Пока мы плелись по улице (признаться честно, я намеренно замедляла шаг), я пыталась немного прояснить ситуацию, задавая Макинтошу по-детски наивные вопросы, надеясь хитренько выведать, а что же ему от нас с Милкой на самом деле надо. Ну, не верю я в альтруистов, не верю!

   Хранящий молчание Макинтош терпел до самого подъезда, но потом, видимо, я его достала своей болтовней и он, аккуратно поставив пакеты на пол, взял меня за шиворот и встряхнул так, что у меня оглушительно клацнули зубы. Не ощущая тверди под ногами, я моментально впала в панику и едва успела набрать в рот воздуха, чтобы заверещать, как Макинтош ласково прошептал: - "Иди вперед, только молча" и подтолкнул меня к лифту. Его гневный демарш занял мгновение, а для меня время, кажется, остановилось: в полумраке слабо освещенной лестничной клетки я увидела, как сузился и вспыхнул алым вертикальный зрачок, на который я раньше как-то не обращала внимания, как упругая волна мышечных конвульсий прокатилась под кожей, как хрустнули выворачиваемые суставы, становясь на место. Макинтош волевым усилием остановил спонтанную реакцию тела, но я успела сообразить, что лучше сделать так, как он хочет. Видела в кино, знаю. В заплеванном лифте я молча развернулась лицом к разрисованной маркерами стене, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик.

   Распахнув дверь квартиры, я вдохнула запах родного очага и неожиданно успокоилась: - "Нет, ну, что, в самом деле, я так психую? Ну, вампир, так не сделал же ничего плохого". Внутренний голос, трусливо молчавший все это время, стервозно вякнул: - " Ага, до тех пор, пока ты будешь послушной девочкой. Хорошо, хоть Сашки нет дома".

   Макинтош сгрузил пакеты в коридоре, не раздеваясь, прошел в гостиную и, усевшись в кресло, застыл, как изваяние. Я потихоньку сгребла трубку телефона и пошла вызванивать Ольгу. Занято, занято, занято. "Ну, сколько можно висеть на телефоне?" - я постепенно закипала, мне так не терпелось как можно скорее отправить гостя к Милке, что я даже на секунду не задумалась, а стоит ли это делать? Просто мне хотелось как можно скорее остаться одной, закрыться на все замки и выпить стопку-другую водки, чтобы перестали, наконец, противно трястись пальцы и холодеть ноги.

   Тишина квартиры взорвалась заливистой соловьиной трелью. Я подпрыгнула и, выронив телефон из враз ослабевших рук, ринулась к двери. На пороге стояла взлохмаченная Милка, которая, увидев меня, с рыданиями рухнула мне на грудь. Забыв обо всем на свете, я притащила ревущую подругу в кухню, усадила её на мягкий диванчик и, от души плеснув водки в две пузатые рюмки, жестом предложила следовать моему примеру. Она не стала ломаться и через пару минут смогла уже членораздельно изложить свою беду, по сравнению с которой мои проблемы оказались такой мелочью.

  

* * * * *

  

  

   Потревоженные пылинки плясали в тонких лучах, сумевших пробиться через плотные шторы. Толстым слоем лежала пыль на мебели, усиливая ощущение заброшенного жилья. Милка прошлась по комнатам, пощупала каменно-твердую землю в цветочных горшках. Захрипевший кран плеснул в раковину тонкой ржавой струйкой.

   "Зачем? Цветы все равно не оживить" - Милка сгребла немногочисленные горшки в картонную коробку из-под пылесоса, отнесла к входной двери. Зажгла нижний свет на кухне, открыла холодильник и чуть не задохнулась от нахлынувшего зловония. Остатки продуктов покрылись мохнатым налетом зеленовато-белесой плесени. Захлопнув дверцу, девушка поморщилась и решила, что здесь работы не на один час, а делать ничего не хотелось. По крайней мере, не сегодня. Эйфория от возвращения домой быстро прошла, нахлынула непонятная усталость. Хотелось свалиться в постель и спать, спать, спать, несмотря ни на что. Милка не стала лишать себя маленького удовольствия - заснуть и проснуться в СВОЕЙ постели. Постелила любимый тесно-синий комплект со знаками зодиака, облачилась в старую безразмерную футболку и с блаженным вздохом натянула на голову одеяло. Дом, милый дом!

   Проснувшись, Милка долго лежала, слушая размеренное тиканье часов. Интересно, ночь сейчас или день? Зашторенные окна мешали определиться, а впрочем, какая разница, но все равно она встала и поплелась на кухню, включила чайник с голубоватой подсветкой и, подождав пару минут, без особого желания заварила свежий чай. Какая-то неотчетливая мысль крутилась в голове, но даже думать было лень. Возмущенный резкими переменами разум объявил забастовку и упрямо не хотел включаться в реалии Милкиной жизни. А ведь уже пора бы уже, пора, жить-то на что-то надо!

   Верткая крышка почти пустой сахарницы, выскользнув из рук, покатилась под стол. Милка, краем глаза наблюдая за крышкой, крутящейся на полу, ложкой зачерпнула полную ложку сладости и отшатнулась от сверкнувшего перелива светлых, как слеза, кристаллов. Она вспомнила...

   ...безумные глаза немолодой женщины, идущей навстречу. Она прижимала к себе девочку, свесившаяся рука которой бессильно покачивалась в такт шагам женщины. Милка оглянулась - безлюдная улица, полуразрушенные дома с выбитыми стеклами, ржавые остовы разбитых машин. Поравнявшись с неподвижно застывшей девушкой, женщина покачнулась и тяжело осела на промерзшую землю. Ребенок легко скатился с её рук, сломанной куклой свалившись рядом. Милка кинулась к девочке, откинула спутанные волосы с лица и облегченно вздохнула. На тоненькой шейке быстро-быстро билась голубоватая веночка. Плотно сомкнутые веки подрагивали, словно нечто, таящееся под ними, силилось вырваться на волю.

   Злые беспомощные слезы ожгли Милке глаза. Холодное яростное пламя разгоралось в груди. Девушка вздрогнула, чувствуя, как накаляется гневный шар. Она неосознанно прикоснулась к ребенку, и словно отворила шлюз для той силы, что собиралась внутри, грозя разорвать свое хрупкое вместилище. Огненная волна пронеслась по рукам, стекла с кончиков пальцев и впиталась в хрупкое тельце. Девочка содрогнулась, закашлялась, выплюнула кровавый сгусток и открыла глаза, неправдоподобно ясные фиалковые глаза. А потом внезапно улыбнулась, показав заостренные зубки и, приподнявшись, неловко прижалась хрупким тельцем к Милке. Та слегка растерялась от проявления признательности, но, повинуясь внезапному порыву, уткнулась носом в рыжую макушку девчушки. Волосы ребенка остро пахнули мускусом, вызвав необычное смятение. Девушка обеспокоено окинула взглядом открытый всем ветрам участок, с трудом сдерживая желание вскочить и броситься под защиту развалившихся стен.

   Ребенок, почувствовав её беспокойство, легко вскочил на ноги, укоризненно глянув на Милку, которая снова подивилась аметистовому оттенку невероятных глаз. Девочка наклонилась к безучастно сидящей на земле женщине и, по-птичьи стремительно прощебетав что-то ей на ухо, вприпрыжку побежала в ту сторону, откуда они появились. Женщина (кто она девочке, мать, бабушка?) встрепенулась и ходко бросилась вслед за ней. Отбежав довольно-таки далеко, девочка развернулась и, пропев звонким голоском переливчатую музыкальную фразу, скрылась из глаз.

   Милка смотрела вслед, чувствуя, как слегка разжимается стальной обруч, с недавних пор мертвой хваткой стиснувший сердце, и чуточку меньше становится глухая тоска...

   Прозрачные кристаллы кварца сверкнули на ладони, напомнив Милке её жгучие бессильные слезы, слезы отчаяния. Не зная, что делать с горсткой этих неведомо откуда взявшихся камешков (вроде и не нужны, а выбросить почему-то жалко), она отрешенно стряхнула их обратно в сахарницу. Ну и что? Люди видят сны куда более затейливые, чем этот. Пугала реальность видения - Милка снова испытала ТО отчаяние, с которым сжимала в объятиях девочку, будто хотела защитить ее от всех злосчастий. А впрочем, что толку вспоминать о том, чего никогда не было и быть в принципе не могло?

   Скривившись на остывший чай, она с отвращением выплеснула его в раковину, тщательно вымыла кружку и задумалась: - "Что лучше - сходить сначала в магазин или заняться уборкой квартиры? А, может, лучше позвонить Ольге и ошарашить радостной вестью о своем возвращении? Точно, и время подходящее, Ольга как раз вернулась с работы".

   - Весь мир против меня, - Милка швырнула немую телефонную трубку на рычаг. Значит, совместим приятное с полезным - прогуляемся в гости и по дороге зайдем в магазин, хотя, по правде говоря, опять очень хотелось спать. Позевывая, девушка влезла в джинсы, накинула легкую куртку поверх теплого свитера, собрала волосы в хвост и, проверив наличность в кошельке, хлопнула дверью.

   Маршрутки, как назло, шли переполненные. Промаявшись на остановке около часа, Милка влезла в дребезжащий рейсовый автобус, умудрилась пробиться на освободившееся переднее место для детей и инвалидов и, прислонившись головой к оконному стеклу, отключилась, едва автобус тронулся с места.

   - Девушка, конечная, - толстая кондукторша нещадно трясла Милку, пытаясь разбудить. - Больше рейсов не будет, мы идем в парк.

   - А сколько время? - пробормотала Милка, пытаясь сообразить, где она оказалась. "Черт, все-таки отрубилась и где, в автобусе. Сколько ж я катаюсь и почему меня не разбудили раньше?" - А парк? Это где?

   - На Сельмаше, - устало ответила тетка.

   - Ой, возьмите меня с собой, мне там недалеко до дома, - взмолилась Милка, глядя на темноту за стеклом. Тот район города она немного знала.

   - Ну, куда тебя ночью девать, ещё случится чего. Михалыч, - крикнула кондукторша немолодому водителю, - высадишь поближе к цивилизации.

   - Ладно, - покладисто согласился тот. - Что, перепила деваха?

   - Да нет, трезвая вроде.

   Милка не стала прислушиваться к различным вариациям её грехопадения, довезут и на том спасибо. Снова прикрыла глаза и тут же распахнула, боясь провалиться в беспамятство, и не удержалась...

   ... на зыбкой поверхности, затягивающей в медовую трясину. Скорчившись в позе зародыша, медленно пошла на дно. Волосы, вопреки всем законам тяготения, облепили её плотным коконом, твердеющим с каждой минутой. Свет, звуки, запахи - все осталось за полупрозрачной кожистой пленкой. Сознание расслабленно покоилось в отсутствии образов, мыслей, времени, плоть же истово поглощала непрестанно поступающее извне питание, наращивая клетку за клеткой новое тело.

   Уютный мирок янтарной капсулы внезапно содрогнулся от чувствительного трепета. Милка вздрогнула, поняв, что слышит Зов, яростный, страстный, не оставляющий выбора. Острыми когтями разодрала оболочку (надо же, какая она, оказывается, тонкая), изогнулась всем телом, прочно встала на крепкие лапы. Тягучие оранжево-желтые капли питающей субстанции медленно стекали с золотистой шкуры, с пробегающими по ней бронзовыми сполохами. Ультразвуковой ликующий визг сладостной дрожью снова сотряс тело. Милка, выгнув гибкую шею, сфокусировала плывущий взгляд фасеточных глаз на изумрудной точке, мельтешащей далеко вверху. Неуверенно свистнула в ответ. Нежное курлыканье возбудило застоявшуюся кровь, тело ринулось в полет. От мощного взмаха развернувшихся крыльев по вязкой поверхности пошла рябь. Золотисто-бронзовая стрела пронзила небо, стремясь слиться с источником сладостной дрожи.

   От звенящего фальцета вибрировала каждая клеточка страждущего тела, каждый взмах крыльев делал зов сильнее. Чувственные взрывы сотрясали чрево, подстегивая скорее настигнуть частицу радужно-зеленого сияния. Почти догнав громадного дракона, Милка, призывно посвистывая, развернулась изящным пируэтом, предлагая поиграть. Возмущенный крик громадного желто-зеленого дракона не остановил её.

   "Не всё так просто, не все... Можно растянуть во времени чувственный миг, испытывая возбуждающий трепет снова и снова, ощущая сладостное дрожание внутри и, в конце концов, сплетаясь гибкими шеями и крыльями, рухнуть камнем с высоты, вывернувшись почти у самой земли, опуститься на зыбкую поверхность одним слившимся в истоме телом..." - теперь уже она, Милка, призывно кричала, возвращая партнеру его Зов, предлагая стать с нею одним целым, одним существом...

   Девушка вытерла пот, стекающий со лба, глянула на свое отражение в темном стекле, слегка поежилась. Такое чувство, что это она содрогалась от страсти, темпераментной драконицей носясь в поднебесье. Покосившись на кондукторшу, украдкой пощупала джинсы. Странно, сухие... Однако ощущения...

   Автобус затормозил, высадил девушку на плохо освещенной улице и, фыркнув смрадной смесью бензиновых паров, укатил. Милка осмотрелась, увидела проезжающее мимо такси, вскинула руку в известном всем водителям жесте. Веселый таксист отпустил несколько плоских шуточек, но она, назвав адрес, уставилась прямо перед собой, не обращая на водилу никакого внимания. Девушка упорно пыталась понять, за что ей такое счастье - реальные ощущения навеянных невесть откуда видений - пока не обнаружила, что такси остановилось у родного дома и занудливый водитель, вообразивший себя рыцарем, предлагает проводить её до квартиры. Насмешливо фыркнув, Милка полезла в карман за кошельком и вместе с ним вытащила горстку блеклых янтарно-желтых камешков, отшлифованных неугомонным прибоем до белесости.

   - Без сдачи, - Милка швырнула деньги опешившему таксисту, хлопнула дверцей машины и мухой взлетела на свой этаж, словно за ней гнались привидения. И только у двери, ковыряя ключом в замке, успокоилась. А что такого страшного произошло? Камешки появились? Так оставь на память. Память о чем? О чем?

   Войдя в квартиру, без сил опустилась на пол. Глаза слипались. Молнией промелькнула мысль, что с каждым сном в её жизнь возвращается нечто, что казалось потерянным навсегда, что оставило вместо себя тугое кольцо безнадеги и глухой тоски. А ведь и правда, из мрачного подземелья она выбралась только благодаря своему упрямству, наперекор чувствам и желаниям, которых и не осталось-то вовсе, которые как-то враз кончились с памятным щелчком окованного железом хлыста, разлетелись по каменным плитам пола радужной россыпью. Милка вспомнила холодный изучающий взгляд Андрея (Андрея ли?), когда она просила помощи. В ожидании удара девушка сжалась, ненависть лавой вскипела в крови...

   ...лезвие изогнутого клинка вжикнуло по бородавчатой шкуре, едва не выскользнув из мокрой ладони. Нависающая над головой туша откачнулась назад, из разверстой раны на шее толчками хлестнула буро-зеленая жидкость. Меч заплясал, вырываясь из руки, словно хотел напиться крови поверженного врага. Милка не стала противиться, для заговоренных мечей подпитаться энергией смерти в самый раз, злее будут. Подойдя к завалившемуся на бок чудовищу, глубоко вонзила тускло мерцающий меч в едва сочащийся разрез. Фонтанирующий выплеск ударил в лицо. Милка с омерзением отерлась рукой, не обращая внимания на то, что, касаясь её, буро-зеленые вязкие капли твердеют, падая на землю черными стекловидными камешками, что место боя усыпано похрустывающими под сапогами угольными бусинами. С тревогой оглянулась - расслабляться рано, эти твари никогда не ходят по одному.

   Ну, вот, накаркала! Оглушительный треск веток вдалеке заставил напрячься. Милка торопливо сдернула с пояса рог. Душераздирающий низкий звук поплыл над лесом, оповещая Братство о вторжении. Может, услышат, успеют, но скорей всего - нет, слишком далеко забрела она в лес. Ненависть багровым туманом заволокла глаза, когда свора нечисть, нервно подергивая вывернутыми ноздрями, выперлась на поляну. "Сссволочи, на запах идут..." - Меч дернулся в руке, чуя кровавую жатву. Милка нащупала хороший упор для полусогнутых ног, мысленно попросила прощения у всех, кого невзначай обидела и нанесла первый рубящий удар.

   Она вертелась юлой, нанося и отражая удары, ускользая от захвата длинноруких сутулых тварей. Чересчур их много, долго не выстоять. Раньше боялись лезть в наш лес, погань тошнотная! Что, осмелели, решили тихой сапой на Братство двинуть? Или вождь стоящий появился? А ведь и, правда, дело нечисто. Жаль, не успею известить содружников. Милка жадно хватала ртом воздух в краткие мгновения передышки. Умаялась, а меч заговоренный в живой руке должен быть, в мертвой и готская волшба бессильна, поднатужимся.

   Паскудный удар по затылку швырнул вперед. Девушка поскользнулась на мокрой от крови траве, потеряв опору, с размаху грохнулась оземь. Меч вылетел из разом ослабевших рук. Только и успела в последний момент, что прошептать "В битве...", да сгрести в кулак горсть родной земли...

   Распластанная, как лягушка, Милка застонала, пытаясь собрать конечности в кучу. Когда это удалось, тяжело села, опершись спиной о стену. Трещала голова, дико ломил затылок, ныли натруженные мышцы. Черт, черт, черт! Милка смотрела на глянцево-черные окатыши обсидиана и думала, что цена этим камням жизнь, жизнь неведомой девы-воительницы. Вот только при чем здесь она, Милка?

  

* * * * *

  

   - Понимаешь, Тань, - захлебываясь словами, частила Милка, - я думала, что схожу с ума. Я боялась выйти из дома. Представь, я все время засыпала в самых невероятных местах, а потом на меня накатывали видения-воспоминания. И, главное, всякий раз, очнувшись, я находила камешки. Везде, где только можно. Вот эти, например, я выдавила из тюбика с зубной пастой.

   Она раскрыла довольно объемистую косметичку и, пошурудив в ней, вытащила сиреневые аметисты (аметисты даже я ни с чем не спутаю), сунула мне их под нос.

   - Посмотри сама, - предложила Милка, - видишь, словно фиолетовые искорки в середине. А сами камни, смотри, как переливаются. А вот ещё...

   На обеденном столе выросла кучка всевозможных камешков разных размеров. Я, как курица в поисках золотого зернышка, принялась сортировать их.

   - Что ищешь?- поинтересовалась Милка.

   - Бриллианты.

   - Не старайся, - она махнула рукой, - здесь только полудрагоценные, так называемые самоцветы, но и они уникальны.

   - Почему?

   - Ни одного скола, редкой красоты камни, своего рода раритеты. Ты же знаешь, я в камнях разбираюсь.

   - И что с ними делать?

   - Не знаю, - растерялась Милка, - я думала, ты что-либо присоветуешь.

   - Я?

   - Извините, что вмешиваюсь, - мужской голос влез в наш беспредметный разговор, - но...

   - Делеор! - побледнела подруга.

   - Макинтош! - слегка отстав от Милки, крикнула я. Признаться, после Милкиных сумбурных пассажей я совсем забыла о своем неразговорчивом госте.

   А он стоял, опершись о косяк двери, небрежно сложив руки на груди, и разглядывал нас обоих. Интересно, как долго он за нами наблюдал? И сколько слышал? А, впрочем, какая разница...

   - Я поражаюсь вам, - спокойно, даже как-то лениво процедил он.

   - Нам обоим?

   - Вам, людям. Вы совсем не хотите думать.

   - В каком смысле? - Милка, по-моему, начала оттаивать. - И что ты здесь делаешь? Кто ты такой?

   - Вот-вот, - Макинтош уселся на узкий кухонный диванчик, - вместо того, чтобы задать главный вопрос, ради которого ты и пришла сюда, ты стараешься выяснить, кто я такой. А зачем?

   - Ну... - замялась Милка.

   - Потеряв, на твой взгляд, все, что имело значение в твоей жизни, ты получила взамен гораздо большее, но не даешь себе труда осмыслить, что же с этим делать.

   Подруга моментально развернулась ко мне:

   - Ты что, все ему рассказала? Я же тебя просила! - она не ожидала от меня такой низости. А мне чертовски захотелось оставить их тет-а-тет - пусть один на один выясняют, кто есть кто. Меня увольте, но...

   ... дыхание сбилось, воздух перед глазами сгустился, окутав призрачным флером всё вокруг. Я сильно закашлялась и упустила тот момент, когда вместо молодого мужчины перед нами проявился неряшливый гражданин со следами былой интеллигентности на весьма поношенном лице. Одет он был почему-то в щегольской плащ Макинтоша. Рядом сдавленно охнула Милка.

   - Узнала, - произнес, расплываясь в воздухе, незнакомец, - я же обещал вернуться... - Последние слова прозвучали без визуальной поддержки, вогнав нас в полный ступор. Впору было вопить во весь голос, но мы уже были слегка готовы к любым неожиданностям и промолчали даже тогда, когда перед нами, как ни в чем не бывало снова возник Макинтош и продолжил незаконченную им фразу, словно взятую им из дешевой мелодрамы:

   - ... только ты не дождалась. - Меня начала трясти нервная дрожь.

   Хлопнула входная дверь, немного погодя в кухню заглянул Сашка. Удивленно вскинул брови, увидев незнакомого мужчину, но, глядя на наши напряженные физиономии, буркнул - " Здрасте" и скрылся в своей комнате без своих обычных шуточек.

   - Стой, - четко артикулируя каждое слово, сказала Милка, не обратив внимания на моего сына, полностью погруженная в свои размышления,- я, кажется, поняла. Ты что, и вправду считаешь, что облагодетельствовал меня?

   - Конечно, ещё никто не отказывался от моих подарков.

   - Сложно отказаться, особенно когда подарок вручается так напористо. И много таких было?

   - Немало.

   - И что взамен? Душу? - с возрастающим интересом допытывалась Милка, надеясь, наверное, сразу получить все ответы на мучавшие её вопросы.

   - Ну, что вы все зациклились на своей душе? - озадачился Макинтош, недоуменно пожав плечами, - просто немного жизненной силы, для того, чтобы удержаться в вашем мире. А кровь - лучший её аккумулятор.

   "Угу, аккумулятор, - ехидно подумала я, храня гордое молчание (я-то уже знала, как он не терпит чужой болтовни, а мое дело здесь десятое), - и где ж ты таких слов нахватался, голубчик? Как я разумею, в мире магии такого понятия по определению быть не может, это чисто технический термин. Наш, человеческий!" - и как-то утеряла нить разговора, вернувшись в реальность посреди Милкиной фразы:

   - ...так значит, вампиры существуют на самом деле? Но они, как ты говоришь, дети нашего мира и вынуждены питаться живой кровью, чтобы как-то выжить? И то, что укушенный вампиром становится таким же, как они, выдумки? И рассказы об их силе тоже?

   - Но-но, - попытался остановить поток её рассуждений Макинтош, - к тебе это не относиться

   - Почему?

   - А ты вообще непонятно что, - обрадовал подругу Макинтош, - пить надо меньше! У прошедших инициацию полностью изменяется обмен веществ, они уже не люди. Кстати, некоторые, зная, что взамен человеческой сущности получают неограниченные возможности и несравнимо более долгую жизнь, отыскивают меня сами. А ты... Ты умудрилась получить то же самое, но задаром.

   - Я не просила! - выкрикнула Милка и сникла, закрыв лицо руками. - Это какой-то кошмар. Я думала, что вернусь домой, и все придет в норму. Эти мыши-перекидыши, Дарья, безжизненный город, сны наяву... Неужели это навсегда?

   "Ты ещё не знаешь про мой чокнутый компьютер, - набирая воду в чайник, думала я. - Так оно тебе и не надо. Хватит того, что есть. Ладно, общайтесь".

   Я потихоньку вышла из кухни, понимая, что я там явно лишняя и прошла в комнату сына.

  

* * * * *

  

  

   В глубоком раздумье Милка выкладывала на столе пестрый узор из камешков. Вот, значит, какое дело - изменилась она сама, а мир вокруг остался прежним. Душа отправилась в свободный полет, а ты, словно осиротевшая оболочка ходишь, дышишь, вроде бы живешь, а на самом деле... Но ведь невозможно почувствовать метаморфозу, если нет никаких внешних признаков, впрочем, все, что говорится, лишь слова. А как тогда объяснить то, что происходит с ней?

Где-то... листают старые газеты,    И в ожидании рассвета не гасят в комнатах огня.    Где-то... и тишина, и счастье где-то,    И в целом мире места нету ни для тебя, ни для меня...    Снится... все то, чему уже не сбыться,    И ветер пишет на странице не то стихи, не то рассказ.    Где-то... слова остались без ответа,    И два далеких силуэта, напоминающие нас.    Ветер. Ветер. По всей земле гуляет ветер...

   Незатейливый темпоритм шансона не отвлекал от роящихся на задворках сознания мрачных мыслей, звуча с ними в унисон. И неприглядная истина вырисовывалась куда рельефней, чем хотелось бы.

   Милка критически осмотрела свои бессознательно выложенные загогулины. Чего-то явно не хватает, узор не закончен, мертв... Не стесняясь сидящего напротив Делеора, полезла за пазуху, вытащила висящий на витом шнурке кривоватый мешочек-саше. Зубами развязав наглухо затянутый узел, вытряхнула на ладонь застывшую багряную капельку размером с вишню, пару минут смотрела на нее задумчиво и, точно решив трудную задачу, уверенно положила её в центр созданного узора. Устало прикрыла глаза...

   Воронка смерча разжала давящие объятия, уронив в высокую траву, словно воды синего моря сомкнувшегося над головой. Милка чихнула и, оттолкнувшись от земли, встала на ноги. Ультрамариновое травянистое море было по плечи и тянулось во все стороны до самого горизонта. Ветер взвихрил ей волосы, пологими волнами пронесся по поверхности травы и, развернувшись, с нарастающей силой принялся подталкивать девушку в спину, пока та не сделала шаг вперед, раздвигая податливые заросли. Земля мягко пружинила под ногами, идти было легко. Но зачем? И куда? Ветер знал ответ, потому что толкал девушку вперед, не давая ни минуты передышки, порой заставляя убыстрять ход до бега. Он торопился. Он, а не Милка, но остановиться не получалось. А потом запыхавшаяся девушка увидела вдали причудливый силуэт, упирающийся в фиолетовое небо. Милка вдруг ощутила, что именно там она найдет ответы на все мучавшие её вопросы, и стрелой помчалась к зиккурату, не обращая внимания на усталость, но чем быстрее бежала, тем дальше казалась башня. А попутный ветер опять сменил направление, не пускал её вперед, тугой пружинящей стеной становясь на пути, сбивая дыхание...

   - Ветер, - жадно глотая воздух, пересохшим горлом выдавила она. Делеор, набрав воды, молча протянул ей кружку. Милка сделала несколько глотков: - Почему? Скажи, почему? - яростно прошептала она.

   А Делеор видел перед собой Яринну, такой, какой он запомнил её в тот последний день. Изящные ноздри тонкого носа трепетали от гнева, голос вошедшей в раж Яринны дрожал от ярости, смертоносные когти на кончиках крыльев сочились ядом. Казалось, будь её воля, разодрала бы Делеора на месте, несмотря на его явное превосходство в Силе. Но приговор Совета был однозначен - изгнание, а не смерть.

   Решения Совета не оспаривались, и, значит, он будет навечно выдворен из блистательного Тир-А`Ннаха. Бесполезно оправдываться тем, что в самом начале боя Авенир метнул ему в лицо льдистый шарик, разлетевшийся горсткой ядовитого праха, как затряслась земля под ногами, и разум его покинул свое виталище. Делеор выпал из реальности, очнувшись же, увидел разодранные одежды Авенира, кровь на камнях и тела врагов, которых было слишком много даже для Высшего...

   Кто сказал, что боль потери, растянутая на века, сгорает дотла? Нет, она облекается твоей плотью и кровью, напоенной горечью утраты, отвергнутой любовью и палящей ненавистью. И начинается бесконечный путь из мира в мир в поисках ярких впечатлений, сливающихся в пеструю череду лиц, событий, эмоций. Ты, наконец, начинаешь понимать, что боль не бессрочна, ощущая её лишь колким морозным сгустком, но она тебя уже не беспокоит. Ты научился забывать о ней, отключать воспоминания усилием воли, получая удовольствие от свободы своего существования в неистощимом на выдумки потоке времени, когда на твоем пути вдруг появляется такая вот Милка, и ты, неизвестно почему, понимаешь, что просто не имеешь права проскочить мимо.

   - Почему? - вопрошала эта девушка, до боли похожая на Яринну, сама не понимая, что ответ, в сущности, ей не нужен, что она так же обречена на вечное скитание.

   - Ветер дорог, - глядя на Милку, непонятно сказал Делеор, - доверься мне, девочка.

   Достав из кармана ослепительно белый платок, он, не притрагиваясь к камням голой рукой, решительно смел со стола мозаичный узор, удивительным образом не обронив ни одного самоцвета, в Милкину косметичку:

   - Начнем сначала, пожалуй... - и наклонился к помертвевшей от страха Милке.

  

* * * * *

  

  

   Сашка, не зажигая света, лежал на кровати. Я легонько коснулась лба: - "Приболел?".

   - Мам, кто это? - совсем не сонным голосом спросил Сашка.

   - Это с работы, - соврала я.

   - Пусть они уйдут.

   - Что-то случилось? - забеспокоилась я, наклоняясь к нему. Переходный возраст у парня, гормоны вовсю играют, мало ли что произошло.

   Сын так резко вскочил на ноги, что я отшатнулась назад, едва не потеряв равновесие:

   - Я их боюсь...

   - Ты что, маленький? Люди, как люди.

   - Пусть она УЙДУТ. - Такого категорического тона я не слышала у своего сына никогда. - ПУСТЬ они уйдут.

   - Хорошо, хорошо, - успокаивающе сказала я, - я скажу им.

   Дилемма...

   Откуда-то ощутимо потянуло холодом. Озноб ледяными мурашками пробежал по коже. Я выскочила из Санькиной комнаты - в гостиной была настежь распахнута балконная дверь. Штора свободно парусила, взвиваясь до потолка. Очередной порыв ветра закружил в вихре стопку газет. Я кинулась к двери, на бегу ловя порхающие разноцветные листы,: - "На улице третий день такая непогодь, снег уже срывается, какой псих решил освежиться?".

   Спиной ко мне на перилах балкона, выпрямившись во весь рост, стояли мои гости.

   - Да вы что? - онемевшими губами прошептала я и заорала что есть мочи: - Стойте!

   Милка оглянулась. Я успела поймать её растерянный взгляд и увидеть, как Макинтош, слегка развернувшись к ней, что-то сказал. Моя подруга послушно кивнула в ответ, и они вдвоем шагнули в пустоту.

   Зажав уши руками, чтобы не слышать душераздирающего крика, я в отчаянии зажмурилась. Потом, крадучись, вышла на балкон и с замирающим сердцем глянула вниз. С высоты восьмого этажа много не разглядишь, но внизу ничего не было, в смысле, никого, ни живых, ни мертвых. Только пронзительный свист ветра, да прыгающий желтоватый круг света под балконом от качающегося тусклого фонаря. И сдвоенная цепочка следов, уходящая прочь, четкий оттиск которой на припорошенной первым снегом земле к утру заметет не знающий покоя ветер. По всей земле гуляет ветер, и не найти на целом свете знакомых улиц и домов...

   - Мам, - Сашка пытался оторвать мои руки от балконных перил, в которые я судорожно вцепилась, как терпящий кораблекрушение матрос в обломок мачты. - Маам, тебе плохо? Что ты кричишь?

   "Да, мне плохо, знал бы кто, как мне плохо, - думала я, зайдя в комнату и захлопнув дверь, за которой глухо завывал ветер, - просто хреново, но этого я никому не скажу, особенно своему ребенку".

   Просочившись вслед за мной на кухню, где на плите вовсю плевался кипятком чайник, Сашка обнаружил отсутствие несимпатичных ему визитеров и тут же поинтересовался, обжора вечноголодный:

   - А когда мы есть будем?

   - Скоро, не стой над душой, - поспешила отвязаться от него я, - позову.

   На краю обеденного стола лежал скомканный белый лоскут с расплывчатыми бурыми пятнами. Не хотелось, чтобы Сашка задавал лишние вопросы.

   Оставшись одна, я первым делом схватила смятый кусочек тончайшей ткани, отделанный кружевом, и едва успела подхватить несколько камней, завернутых в него. Усевшись за стол, я разложила перед собой находку: окровавленный носовой платок с витиеватой монограммой в уголке и три голубоватые горошины, многочисленные грани которых играли и переливались фейерверками отраженного света. Покатав горошины в руке, я вдоволь полюбовалась всплесками холодного огня и крест-накрест царапнула острой гранью камешка по стеклянному боку отставленной на подоконник рюмки. Дааа, а Милка говорила, что бриллиантов в её россыпи нет. И что ж мне с этим делать, а?

  

* * * * *

  

   Захватывающее дух стремительное падение оборвалось над самой землей. Мягкие объятия ветра подхватили летящих сверху, качнули задумчиво из стороны в сторону, словно раздумывая, что с ними делать и опустили на заснеженный газон. Милка, не удержавшись на ногах, покачнулась. Делеор подхватил её под руку и потащил прочь из круга света.

   - Скорей, - поторапливал он девушку.

   - Я босая... - Снег набивался в носки, таял, холодя ноги. - Я заболею.

   Делеор промолчал, а потом стало не до капризов: ветер усилился, забивал рот снежной пылью, становясь на пути плотной буранной стеной. Милка, опустила голову, закрыла глаза, ухватилась покрепче за Делеора. Сказал, доверься, значит, пусть будет, что будет.

   - Все, - задыхаясь, сказал Делеор, - прошли, теперь будет легче.

   Милка вздрогнула, когда он теплой рукой провел по её мокрому лицу, по-отечески вытирая то ли растаявший снег, то ли непрошенные слезы. Девушка открыла глаза, осмотрелась. Удивительно, она всегда считала, что зима сменяется весной, но они пришли в осень, пахнущую острым грибным духом и прелой травой.

   С тихим шуршанием с деревьев осыпались тронутые багрянцем пятипалые листья, устилая землю сплошным ковром. Высоко взметнули свои вершины сизые ели, бдительными стражами обозревая этот лиственный лес. Близко растущий колючий куст обметало манящими крупными оранжево-красными ягодами. Рука сама протянулась сорвать одну, кинуть в рот - ощутить на языке кисло-сладкий вкус. Делеор, ехидно улыбаясь, смотрел на Милку, уже отправившую в рот ягоду. Девушку, как кипятком обожгло. Она вспомнила.

   - Мы что, вернулись к Дарье? - Делеор на минуту помрачнел, потом вертикальная морщина, прорезавшая его лоб, разгладилась, и он утвердительно кивнул. - Но как же?..

   - А что ты хотела? Твой мир все равно вышвырнул бы тебя, - нехотя сказал Делеор, - или убил... А здесь тебе будет лучше всего. Дарья тебя в обиду не даст, да и с этим разобраться нужно. - Он кинул Милке косметичку. - Держи свое сокровище.

   - А куда теперь? Ты дорогу знаешь?

   - Позовем, - поднеся руки ко рту, Делеор заухал филином. Утробное уханье сменилось пронзительным плачем, взлетело до самого неба и оборвалось в вышине леденящим душу воем. - А теперь подождем.

   - Как ты думаешь, она скоро придет? - Милка уселась рядом с ним, растянувшимся на подстилке из опавших листьев.

   - Примчится, - уверенно заявил Делеор, аппетитно зевая во весь рот, - у нас уговор.

   Он закрыл глаза, и девушка отстала от него. Она встала, оперлась спиной о шершавый ствол дерева, подняла голову вверх, провожая глазами пробегающие мимо серебристые облака. Вот, значит, как получается - оказываешься в ненужном месте в ненужный час, и вся твоя жизнь вдребезги. Милка засмотрелась на сорванные осенней завертью листья, что кружились в неистовом танце с вечным бродягой ветром, уносясь все дальше и дальше от родимого дерева: - "Вот и меня так же мотает из небывалости в диковинность, и конца краю этому экстриму не видно. Прежнее житье... А стоит ли жалеть о том, чего уже не вернуть? Кто знает, что там было впереди? Маму только жалко, но у нее давно своя жизнь..."

   - Ничего хорошего там не было, - знакомый голос прервал Милкины страдания. - Было бы ладно, народ к нам не бежал бы, а то редкий месяц без "перешельцев" обходится, нянькайся с ними тогда...

   - Дарья, - Милка кинулась на шею знахарке. - Я так за тобой соскучилась.

   - Не ври, - строго сказала ей Дарья, погрозив скрюченным пальцем, и наклонилась над лежащим навзничь парнем: - Я не буду с ней возиться, прыткая она очень.

   - Ну-ну, не обижайся, она больше не будет. Обещаю. - Делеор подкупающе улыбнулся Дарье, одним плавным движением перетек в сидячее положение и ледяным тоном закончил фразу: - Да и должок за тобой остался, Дарглада, помнишь? Самое время расплатиться...

   Старуха, ничего не ответив, развернулась и пошла прочь. Вампир заговорщицки подмигнув растерявшейся Милке, двинулся за ней. Почти скрывшись за деревьями, он пригласительно махнул рукой и крикнул:

   - Пошли, я её уговорю. - Девушка кинулась за ними. Остаться снова одной ей не хотелось ни за какие коврижки. Хватит, натерпелась в прошлый раз.

   Странно, рядом с Дарьиной избушкой Милка неожиданно ощутила удивительный покой, будто вернулась домой после долгого отсутствия. Даже кресло-качалка, никем не убранное, так и стоит на том же месте, куда она его определила. Впрочем, неизвестно, появлялась здесь знахарка или нет. Пока Делеор с хозяйкой во дворе шептались, стараясь, чтобы Милка их не услышала, девушка прошла в избу - все по-прежнему. Нет, круглая клетка аккуратно накрыта лохматым чехлом, сделанным из шоколадно-рыжего меха.

   Потихоньку сдвинув накидку в сторону, Милка прильнула к щелке одним глазом и едва не упала от неожиданности, когда услышала изнутри густой бас: - "Чего уставилась? Занят я, не видишь, что ли? Позже!". Одним махом вернув чехол на место, отпрянувшая назад Милка сообразила, что грубый голос, испугавший ее, принадлежит тщедушному существу чуть больше хомячка.

   - Ты кто? - недолго думая, она решительно сдернула меховую накидку с клетки.

   - Хозяин, - чуть не подавился куском лепешки человечек, покрытый пушистой лимонной шерсткой, похожий на только что вылупившегося цыпленка, нежного и беззащитного.

   - Какой? - не унималась Милка. Человечек пару раз моргнул круглыми выпуклыми глазами, обиженно сморщил остренький носик и повернулся к ней спиной, а девушка с удивлением увидела у него сзади длинный тонкий хвост с кисточкой на конце.

   - Дедко это мой, - сказала неслышно подошедшая сзади Дарья, - за домом смотрит, пока меня нет.

   - А почему он в клетке?

   - Жениться надумал, - горестно вздохнула знахарка, - уж я и так и этак, а все равно уперся, скучно ему, видишь ли, век одному коротать. Собрался невесту себе идти искать.

   - Так пусть бы женился, - хохотнул Делеор, - тебе что?

   - Боюсь я за него. Последний в их роду остался, остальных сородичи твои лютые выбили.

   - За что? - Милке стало неимоверно жалко безобидного с виду домового. - Такие крохотные, кому они что плохого сделали?

   - Когда город этот прОклятый в долину определили, все живые вокруг под угрозой оказались. Даже последнего из драконов извели, что уж о нас говорить? А доможилы умнее оказались, чародейские ожерелья защищающие придумали, - Дарьин голос дрожал от едва сдерживаемой ненависти, - пообломали-то зубы о них кровопийцы, ох, пообломали. Жаль только, что совсем убить их нельзя, они и так уже мертвые.

   - Как мертвые? Живые они, я сама видела, - Милка повернулась к Делеору, - скажи... - Но тот не отрывал безжизненно застывших глаз от существа, сидящего в клетке. Девушка развернулась к Дарье: - Разве нет?

   - Да их ничего не берет, одно слово, нежить... - махнула рукой та, показывая, что говорить больше не о чем, и тема закрыта. - Боюсь я за дедко, ведь последний же из мастеров остался.

   Милка пошла за Дарьей, уж больно ей хотелось узнать все подробности:

   - А ведь раньше никого в клетке не было...

   - Что ты могла видеть тогда? - старуха обернулась к девушке, осматривая её с ног до головы с непонятным хищным интересом. - А разве ты ещё перерождения не почуяла? Сейчас?

   Милка замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Лицо горит, сердце бьется чуть быстрее, чем обычно, ну это понятно почему... В остальном вроде всё, как всегда:

   - Да нет, - она неопределенно пожала плечами. Загадочное существо в клетке интересовало Милку куда больше. - Дарья, скажи, пожалуйста, а что они придумали?

   - Каменные обереги научились делать, - знахарка уселась на свою низенькую скамеечку, прислонилась спиной к теплому боку печи. Ей в охотку вспомнить давно минувшие времена, было б кому слушать. - Знаешь, когда эта напасть свалилась неизвестно откуда, да начала живодерничать, мы не смогли с ними сражаться, как обычно. Ничего их не брало, ни серебро, ни холодный металл, ни ведовство наше бабье. Впору было бежать отсюда всем, кто ещё жив остался, да как места родные оставишь, мы испокон веков в этих лесах жили, со всем лесным народцем в ладу были.

   Старуха надолго замолчала, прикрыв глаза. Подождав чуток и прислушавшись к размеренному дыханию Дарьи, Милка решила, что та задремала. "Жаль, а так хотелось услышать продолжение, ну, да ладно, в следующий раз", - девушка на цыпочках начала отходить назад, но застыла на месте от гневного оклика Делеора:

   - Дарглада, хватит притворяться древней старухой, девчонке голову дурить. Твоим годам счёта нет. - Знахарка мигом открыла глаза, полыхнувшие яростным огнем. - Так что, эти недомерки научились Вонглеров распылять?

   - Да если б они это могли, ты бы здесь не сидел, как гость дорогой, - в ответ злобно каркнула старуха.

   - Тогда что? Не молчи!

   - Я смотрю, твоя подружка без ожерелья назад пришла, - язвительно парировала Дарья. - Как только из вашего прОклятого города выбралась? Чудом, не иначе...

   "Знала б ты, как мне досталось, - подумала Милка, - так бы не говорила", но в разговор не влезала, пусть сами разбираются, а она послушает. Никакая информация лишней не бывает, особенно в её положении.

   - Упрямая ты, - попытался снизить накал разговора Делеор, - знай я об этом раньше... Эх, надо было бросить тебя в том колодце.

   - Другой бы кто-нибудь вытащил, - старуха тоже притихла, тень неприятного воспоминания омрачила её лицо.

   - Ага, - развеселился Делеор, - лет через пятьсот. Ты забыла, Дарглада, абы кто в тех местах, куда тебя занесло, не ходит. Тебе ещё повезло, что я с тропы сошел, да вой твой услышал.

   - Повезло, - тяжело вздохнув, покладисто согласилась Дарья и враз сменила гнев на милость, - так что вы хотите?

   - Ты не прикидывайся, говори, как есть.

   - Не умеют доможилы убивать, от природы не дано. Охранители они, только и могли, что мастерство свое применить, соединив вместе силу серебра первородного, камней самоцветных да магию слов извечных. Для каждого ожерелье свою защиту ставило неснимаемую, душу его в себя вбирало, да вот хоть у нее спроси, - старуха кивнула на Милку, - она тебе скажет, каково это - ожерелье надеть. И каково - потерять.

   - Я знаю, как это выглядит, - не стал трогать девушку Делеор, - и что за этим следует. Так твой дедко новое сплести может?

   - А ты у него сам спроси. - Дарья встала. - Я не буду.

   На миг отступила тоска, опаленная жаром бесприютной души, утраченной навеки. Предощущение обретения себя налетело ураганом эмоций, не давая возможности толком осмыслить ситуацию. Милка, не помня себя, вскочила, кинулась к клетке, сорвала с нее чехол и, глотая слезы, запричитала:

   - Дедушка домовой, помоги, помоги, век благодарна буду, чем смогу отплачу, всю жизнь на тебя молиться буду, любое пожелание исполню...

   - Ты думай, что говоришь, - Делеор стремительно оттянул её от клетки с доможилом, ещё не успевшего толком сообразить, в чем дело, - не дома. Здесь каждое слово свой вес имеет.

   - А как мне его уговорить? - рыдала Милка, ухватившись за Делеора, как за последний оплот в этой жизни. - Как?

   - Пойдем в Дарье вместе в ноги падать, она своего дедко лучше нас знает. Только, прошу тебя, не торопись с обещаниями, а лучше, вообще, молчи. Нет, пожалуй, я сам, а ты посиди, подыши воздухом, успокойся. - Делеор вывел девушку из избы, усадил в кресло-качалку и, присев перед ней на корточки, попросил: - Только не уходи отсюда никуда, что бы ты не увидела и не услышала, не верь ничему. Боюсь, в другой раз я тебя не найду.

   В темнеющем небе над лесом зажигались первые робкие звезды, дрожащие отражения затаенных грез. Чьи ещё глаза смотрят на них, чьи губы молят неведомых ей богов об исполнении самых заветных желаний? Разве много она хочет? Вернуть утраченное, а там будь, что будет... Милка оглянулась на звук шагов - темный силуэт возник рядом с ней:

   - Ты как? - Делеор наклонился к девушке, пытаясь в полумраке рассмотреть её лицо.

   - Успокоилась, - разговаривать не хотелось. Нахлынувшее возбуждение как-то резко сменилось привычной апатией.

   - А мы договорились. - Он примостился рядом на лежащей боком деревянной колоде. - Не хочешь узнать, как? - Милка безразлично пожала плечами, ей-то какая разница. - И о чем? Тогда пошли, посмотришь.

   Следом за Делеором Милка вошла в избу. Мерцающий свет не оставлял тени даже в самых дальних уголках. Тонкие витые свечи стояли везде - на узеньких подоконниках, на полке, стульях, даже на полу, несколькими пламенеющими полукружиями охватывая середину большой комнаты, где в куче небрежно рассыпанных камней копался Дарьин доможил. Он вертел самоцветы в руках, любуясь искорками, вспыхивающими в глубине некоторых из них. Ловкие пальчики сноровисто перебирали камни, на мордочке изредка появлялась гримаса отвращения, тогда он отбрасывал камешек, как обжигающий уголек. Но кое-какие с явным восторгом складывал возле себя, для надежности обвивая хвостом, словно оберегая от любых посягательств.

   - Что он делает? - шепотом спросила Милка у Делеора.

   - Ожерелье тебе плетет, - ответила Дарья, выступая из дверного проема. Удивительная женщина, с виду старая, а передвигается так легко и бесшумно, не всегда и почувствуешь, пока не окажется рядом. - Пошли отсюда, это долгое дело.

   Милка, не отрываясь, смотрела на доможила, потом, решившись, сделала шаг, другой, опустилась на пол около него.

   - Куда ты? Не лезь, - прошипела старуха, но девушка протянула доможилу заветную гранатовую капельку:

   - Возьми, - человечек оторвался от своего чудотворства, молча протянул коричневатую лапку, вопросительно глядя на Милку. Та, в глубине души жалея свой амулет, все же опустила в ладонь человечку камень и зажмурила глаза от ослепительной молнии, блеснувшей в тот момент, когда самоцвет коснулся доможила.

   - Молодец, - ободряюще пророкотал он, - я уж думал, силой отбирать придется. Как догадалась?

   - Не знаю, - такое ощущение, что она блуждает в потемках, пытаясь наобум нащупать верную дорогу.

   - В нем вся Сила твоя заключена.

   - Я догадывалась, что не всё так просто, - вздохнула девушка. - А ты долго мастерить будешь?

   - Откуда я знаю, - вдруг насупился человечек, - я ж по кусочкам былое-пережитое собираю...

   - Милка, отстань от него, - встревоженный Делеор влез в разговор, - пошли. Я ухожу.

   - Куда? - совсем не хотелось опять оставаться наедине с не слишком приветливой знахаркой. - Куда ты уходишь, а я?

   - Ты останешься здесь, - спорить было проблематично. - Дарье помощница нужна, она тебя обучит всему, что знает. Сила у тебя есть, уменья не хватает.

   Скрипнув дверью, Делеор вышел в ночную прохладу. Девушка кинулась за ним. Как это - остается? А её кто спрашивал?

   - Прощай.

   - Возьми меня с собой, - голос предательски дрожал и Делеор, приподняв ее лицо, заглянул в глаза, полные непролившихся слез, - я не хочу оставаться здесь.

   - Ты даже не спросила, как мы договорились с Даргладой, - тихо сказал он. - Я вернул ей Слово, теперь быть здесь просто не имею права. Это её земля, а я из рода Вонглеров, значит, враг заклятый. Она и так пообещала дедко своего на волю отпустить, лишь бы он тебе помог. Для нее это очень тяжело, ты сама понимаешь.

   - Ты вернешься в свой город?

   - Зачем? - горько усмехнулся Делеор, не объяснять же этой наивной глупышке обреченность своего положения. - Я вечный странник, дорога ждет меня. И я привык к одиночеству, мне попутчики не нужны, даже на время. Прощай.

   Белесые полосы туманного марева тонкими извивающимися змейками заструились между ними, заволакивая все вокруг, пока не накрыли обоих плотной пеленой. Ветер пошуршал листвой, взвихрил волосы, на мгновение бросив их на глаза. Девушка торопливо откинула длинную челку, шагнула вперед, протянув руки, но рядом с ней уже никого не было. Делеор исчез из её жизни не так эффектно, как появился.

   "Значит, прощай?" - Милка тихо прошептала ветру: - Прощай...

  

* * * * *

  

  

   "ПРОЩАЙ..." - я смотрела на бесконечно повторяющееся слово и не знала, что для меня эта история уже закончилась.

   И в моей жизни больше никогда не появятся ни Милка, ни Макинтош. На память о них мне останутся три сверкающих камешка и платок с необычным вензелем, да этот файл с именем "Безымянный", который так и висит на рабочем столе компьютера, несмотря на переустановленную операционную систему.

   Вот только продолжения я так и не дождусь.