Аполлоний Родосский оставил пост главы Александрийской библиотеки и покинул Египет. Это сообщение сильно расстроило Архимеда. И не потому, что он был на стороне Аполлония или его нынешнего противника, в прошлом друга и наставника Каллимаха, а потому, что удручал сам факт противоборства двух знаменитых ученых Мусейона. Как следовало из письма Досифея, противоборства политического, завуалированного творческим соперничеством.
Каллимах, автор прославленной поэмы "Волосы Береники", посвященной супруге нынешнего правителя Египта Птолемея Эвергета, поэмы "Причины" и "Гимнов" открыто обвинял Аполлония, создателя "Аргонавтики", в подражании Гомеру.
Чего не хватает обласканным богами ученым? Зачем эти дрязги? Вам дали возможность творить, а вы растрачиваете их на бессмысленные дебаты... Было бы у него столько досуга, думал Архимед, он мог бы сделать втрое больше того, что сделал, решить немыслимое количество задач, которые терзают его ум. Но он невольно должен заниматься обыденными, практическими делами, а не чистой наукой.
Вот опять срочно позвал его к себе Гиерон. Он вновь озабочен усилением на острове римлян. И глупцу ясно, что они уже не оставят остров никогда, пусть даже сегодня им и противостоят еще на облучке Сицилии карфагеняне. Гиерон удручен этим, обеспокоен будущим своего царства.
Сегодня римляне их покровители и товарищи, завтра в одночасье все может измениться и орудия, созданные Архимедом, подкатятся под стены Сиракуз.
- Я много размышлял над этим, - признался Архимеду Гиерон, когда тот пришел к нему во дворец, - мы много с тобой сделали для укрепления нашего полиса, и все же, я думаю, если стены Сиракуз какое-то время еще выдержат осаду, то флот, который сейчас располагается в наших гаванях, римским пентерам противостоять не сможет.
- Но есть ли у римлян флот? Мне кажется, после стольких морских потерь они уже и не помышляют более о флоте.
- Как знать, - сказал Гиерон. - Карфагенский флот тоже заметно поредел, но море никуда не делось, кто им будет владеть, будет владеть миром. Пиратам столько не освоить. Но о чем я? Внутренняя - бóльшая - гавань наша довольно-таки обширная, может принять целую флотилию, а что мы можем противопоставить флотилии?
Архимед тяжело вздохнул.
- Ну знаю, знаю, дорогой друг: я обещал отпустить тебя в Александрию, в храм Муз. Помню. И не нарушу своего обещания. Но прежде хотел бы, чтобы ты исполнил еще одну мою задумку: я предлагаю тебе взамен на свои обещания создать такой корабль, подобного которому не будет во всем мире. Разве ты пройдешь мимо этого? Согласись: здесь столько простора для мысли механика! За собой я оставляю только общий план, излишества, необходимые для царского тщеславия, ну и, само собой, право собственности. Всё остальное - в пределах твоей фантазии и многоопытного ума. А?! Что скажешь? Ты как-то рассказывал про любопытные безделушки сына брадобрея Ктесибия, про всякие там водяные штучки, которые открывают двери в храме или отмечают время. Хочешь, применим их на "Сиракузии" - так я решил назвать наш с тобой корабль. Пусть в мире все узнают, что Сиракузы гордятся не только славным прошлым, но и не менее удивительным настоящим.
Архимед с иронией посмотрел на Гиерона. Царь нравился ему своим молодецким задором, своей неоскудевающей жаждой жизни. Вечно у него какие-то планы, новые живые мысли. Но эта... Утопия? Однако Гиерон так разгорячился, что невольно его запальчивость передалась и Архимеду. Еще минуту назад тот с виноватым видом извинялся перед ним, а заговорил о своей задумке - лицо его в мгновение ока просветлело, глаза заискрились.
- Посмотри, - Гиерон потянул Архимеда в тронный зал к столу с чертежами. - Мои наброски. Думаю, это будет уникальный корабль. Размеры его позволят установить на верхней палубе какие угодно орудия: от метательных до осадных, взять на борт гораздо больше солдат, чем сейчас позволяют брать современные суда. В окружение к нему добавь несколько пентер, пару-тройку быстроходных трирем, и мы надежно прикроем подступы к городу с моря.
Архимед поначалу скептически, но потом все с большим интересом рассматривал исчерканные рисунками папирусы. В них что-то было. Даже механику хватило бы, где развернуться. На такого объема корабль можно будет установить приспособления, которые на простой пентере или тетрере не разместятся. Надо бы прикинуть его устойчивость, рассчитать прочность конструкций. Учесть, опять же, буйные сезонные приливы. Как поведет себя такое судно в шторм или бурю, где укрыть такого гиганта, если понадобится? Десятки идей тут же завертелись у Архимеда в голове.
- Возьмешься? - У Гиерона был один вопрос. - Все технические дела твои. И общее руководство. В помощники тебе из Коринфа я вызвал известного кораблестроителя Архия, он будет наблюдать за действиями корабельных плотников и различного рода ремесленников. За собой, как я говорил, оставляю саму идею и излишества - прости своему царю эту маленькую прихоть.
Архимед улыбнулся непосредственности царя.
- Я возьму с собой некоторые эскизы?
- Конечно! Можешь даже сразу прикинуть с Архием, сколько чего понадобится: людей, леса, металла. И обязательно всё высшего качества. За деньги не беспокойся.
- Хорошо, я посмотрю на досуге.
Архимед добавил к своим свиткам в сумке, с которой никогда не расставался, наброски будущей "Сиракузии".
- И не задерживайся, пожалуйста, с ответом. Думаю, овчинка стоит выделки, - Гиерон уже насмешливо похлопал Архимеда по плечу.
20
Карфагенские наблюдатели возвратились из Сицилии, доложили Совету как о том, что они узнали от командующих, так и о том, что увидели собственными глазами.
Нельзя утверждать, что дела карфагенян на Сицилии идут успешно, но нельзя и сказать, что полководцы там совсем ничего не делают. Дрепаны и Лилибей продолжают мужественно обороняться, Гамилькар сдерживать натиск римских легионов. Донесения и просьбы, которые Гамилькар регулярно шлет в Карфаген, - не мыльные пузыри, карфагенским войскам на Сицилии на самом деле не хватает оружия и фуража. Если Карфаген не хочет потерять свои владения, которые остались на Сицилии, Совет просто обязан прислушаться к пожеланиям Гамилькара.
Мнения в Совете разделились. Одни настаивали на помощи карфагенянам на Сицилии, другие сели на любимого в последнее время конька и стали ставить в пример управление Ливией Ганноном Великим, который сделал многое, чтобы на континенте было безмятежно.
Сторонников Ганнона и в этот раз оказалось больше. Однако и единомышленники Гамилькара не сидели сложа руки, они снова взбаламутили народ на площади: когда такое было, чтобы государство не поддерживало собственных полководцев? Ради чего тогда воюет армия на Сицилии? Разве не ради нас с вами?
В который раз Гасдрубал Красивый до того завел толпу, что некоторые стали сбрасываться в общий котел, чтобы на полученные средства закупить для армий на Сицилии дополнительное вооружение и фураж. Пусть Совету станет стыдно, если они еще сохранили стыд! Да если народ захочет, он и Совет поменяет в два счета!
Такого поворота члены Совета никак не ожидали. Как так - сменить Совет? Да что они там, эти уличные горлопаны, о себе возомнили? А члены Совета разве не народ? В нем его лучшие представители! Самые достойные радетели государства!
И все же голоса приверженцев Ганнона немного поутихли. С другой стороны: в Ливии воцарился относительный покой, налоги в казну потекли, как и в прежние времена, стабильно, может, и вправду выделить немного средств Барке и иже с ним?
Народ утихомирили. За несколько недель набрали продовольствие и оружие, даже дополнительно призвали порядка тысячи ливийцев для обороны сицилийских городов, спустили со стапелей полтора десятка пентер.
Провожали груженную флотилию всем миром. Однако не успела флотилия обогнуть Эгимур , который достаточно хорошо просматривался из Карфагена, как началось что-то непонятное: корабли стали беспорядочно расходиться в стороны, пентеры сопровождения поднимать боевые стяги, развертываться в линию атаки. Что случилось?
На лучшей лошади срочно был отправлен гонец в Неферис , который ближе других городов находился к острову. Некоторые рыбаки вышли в залив на своих челноках, чтобы воочию увидеть происходящее.
Каково же было удивление карфагенян, когда они узнали, что у Эгимура на их корабли напала эскадра... римлян. Враг снова возле их порога?! Как такое могло произойти?
Зеваки с крепостной стены Карфагена так пристально вглядывались в черные точки на горизонте, словно пытались в деталях рассмотреть течение боя.
Можно было направить несколько боевых кораблей из гавани Тунетского озера, но пока разбирались бы, что да как - упустили бы время. И все же направили пару триер, как только впопыхах собрали команду матросов.
Ближе к вечеру рыбаки первыми возвестили город о победе. Несмотря на малочисленность и неспокойное море, карфагеняне смогли дать противнику достойный отпор. "Доблестные" римляне, понеся существенный урон, ретировались.
Иначе об этой битве поведали в Риме.
Консул Марк Фабий Бутеон (а это под его руководством небольшая римская флотилия подошла к Эгимуру), завидев вражеские корабли, не задумываясь направил свой флот наперерез.
Не ожидавшие увидеть здесь римлян, карфагеняне опешили и бросились врассыпную. Один за другим римляне топили или захватывали корабли противника. И все это происходило на самом виду вражеского Карфагена! Вот когда проявилась храбрость римских солдат!
В который раз римляне убеждаются, что могут бить врага у его собственных берегов, на его собственной земле! Так и дальше нужно действовать!
Марс ликовал: его сыны не ославились, показали себя отважными воинами!
К сожалению, на обратном пути корабли Бутеона, как это нередко случалось с римским флотом в эту войну, попали в шторм. Буря бросала корабли от одного острова к другому, разбивала о скалы, выкидывала на мели. Почти всю захваченную у противника добычу или поглотило море, или расшвыряло по ближайшему побережью. Многие из тех, кто выжил в битве, погибли в море. Но оставшимся все-таки удалось добраться домой и сообщить о славной победе над пунийцами и бурей!
Римский народ восхищался своими моряками.
Сенат постановил: Фабию Бутеону, несмотря на потерянные трофеи, справить триумф!
В дальнейшем, конечно же, нужно всерьез задуматься о более добротном флоте, способном крушить врага на море так же, как крушит его могучая римская пехота на суше. Вопрос остается только за деньгами. Где взять деньги?
21
Целебными успокаивающими травами наполнена теплая мраморная ванна, в которую погрузилась Ашерат. После ванны ее натрут маслом, запеленают и некоторое время она будет пребывать в покое.
Ашерат согласилась на водные процедуры. Батбаал убедили, что они, вместе с растираниями, подействуют на девочку укрепляюще, сон наладится, кошмары перестанут истязать. Хотелось верить.
Она уже была готова на все, лишь бы Ашерат не рыдала по ночам, не просыпалась в тревоге. Поэтому сразу, как только они вернулись в Карфаген из Сицилии, Белшебек, как и обещал, обратился к жрецам Эшмуна, чтобы осмотрели Ашерат и назначили, если нужно, лечение.
Душистый аромат наполнял небольшое слабоосвещенное помещение. Эшмун дружит с водой, Эшмун лечит водой, массажем и травами. Ашерат отдалась воде полностью, отдалась на волю Эшмуна.
В этой комнате все было сделано так, чтобы любой из пришедших поправить здоровье совершенно забыл о том, что происходит за этими стенами, забыл обо всех своих заботах и печалях, бедах и неприятностях. Не вспоминала о них и Ашерат, тепло расслабило ее, дурманящие травы унесли далеко, на озеро с белыми птицами. Ясный солнечный день, счастливые глаза Федима, тепло его руки в ее руке, - всё так реально, так замечательно. Поскорее бы он вернулся, она уже соскучилась по нему.
Храмовые рабыни помогли ей выбраться из ванной, уложили на кушетку без изголовья, натерли ее с ног до головы маслом, закутали в простыню. И снова ласковое солнце, зеркальная гладь озера, белые и розовые птицы, влюбленные глаза Федима, его теплая ладонь...
Батбаал нарадоваться не могла: несколько лечебных сеансов в храме Эшмуна, - и Ашерат словно преобразилась: посвежела, чаще стала улыбаться и все время, включая лечение и позже, спала спокойно, тревожные сны, казалось, перестали ее беспокоить.
Батбаал сияла от радости. Пребывая по делам в Городе, заскочила и к Белшебеку. Давно он не видел ее такой: веселой, улыбчивой, счастливой. Улыбался ей в ответ, радовался с ней за Ашерат, но оставшись один, печалился: это солнце светило другому, ему никогда не греться в его лучах.
Через несколько дней после их встречи семейство Барки вернулось в Бизацену.