Социально-политические и экономические изменения в мире в первые десятилетия XIX века (промышленные революции, наполеоновские войны, успехи в науке) вызвали армию новых читателей, как правило, вчерашних крестьян, которые оставили свое занятие, уехали в город и стали рабочими. На таких читателей в первую очередь и ориентировалась молодая - массовая - пресса.
Начало Июльской монархии во Франции (1830-1848 гг.) было ознаменовано небывалой свободой прессы (которую не подразумевала конституция Франции 1800 г., наполеоновские декреты о печати, ордонансы Людовика XVIII и Карла X), что способствовало быстрому увеличению числа периодических изданий. Пришедший к власти Луи Филипп не только внес поправку об отмене цензуры ("цензура не может быть никогда восстановлена", - было провозглашено в восьмом параграфе новой Конституционной хартии от 7 августа 1830 г.), но объявил амнистию журналистам, обвиненным по политическим мотивам.
10 декабря было отменено требование о получении предварительного разрешения полиции на продажу печатной продукции, а закон от 14 декабря понизил размеры залогов, почтовых сборов и стоимости пересылки газет и журналов. Поэтому первые годы Июльской монархии были отмечены небывалой активностью французской прессы.
В период с 1830 по 1848 год во Франции появилось более 700 новых изданий различного толка и направлений. В 1835 г. Шарль Луи Гавас создал первое в мире информационное агентство "Гавас" ("Agence Havas"), которое переводило с иностранных языков новости европейских газет и журналов. Выросли престиж и популярность журналистской профессии.
Средний тираж парижских газет только за 1830 год составил 60 998 экземпляров. В марте 1831 года тираж возрос до 81 493 экземпляров, то есть на одну треть. Особенно этот рост затронул газеты левой ориентации.
Изменения происходили не только в журналистской, но и в читательской среде. Этому способствовали различные открытия в науке и промышленности. К примеру, в 1829 г. на улицы Парижа пришло газовое освещение, а в 1830 была изобретена керосиновая лампа, и читатели смогли получить доступ к напечатанным текстам в вечернее время и в часы досуга, что стало дополнительным фактором увеличения тиражей печатных изданий. Укрупнение городов, развитие школьного образования создавали новую, более широкую читательскую аудиторию.
Книги стоили дорого: от 3 до 8 франков (для сравнения рабочий получал в то время около 50 франков в месяц, а министерский служащий порядка 100 франков). Газеты дороговизной не уступали книгам, годовая подписка обходилась примерно в 70-80 франков. Чтобы удовлетворить читательский голод, были избраны 2 стратегии: открытие общественных читален и издание дешевых газет.
Эмиль де Жирарден был одним из самых успешных и ярких журналистов той эпохи, по сути, организатором новой французской журналистики. Он представлял себя сторонником широкого образования посредством массовой журналистики: его журналы охватывали более ста тысяч подписчиков (один только "Альманах де Франс" за 1832 год достиг тиража 1 млн. 300 тыс.), а его недорогая ежедневная газета "Пресс" (La Presse) вдвое выигрывала в конкуренции благодаря гораздо дешевому производству и более интенсивной рекламе.
В июне 1836 года "Пресс" стала первой французской газетой, включившей платную рекламу на свои страницы, что позволило ей снизить цену, расширить читательскую аудиторию и повысить прибыльность.
Годовая подписка "Пресс" стала стоить 40 франков вместо обычных 80. Разница покрывалась за счет публикации объявлений. Плата за объявления сохранялась на весьма высоком уровне.
По свидетельству Бальзака, публикация объявления зачастую стоила столько же, сколько издание книги. Дело в том, что во французских газетах объявления кое-что унаследовали от афиш: они часто были довольно велики по объему и стремились быть оригинальными как по содержанию, так и по форме (другие издания вскоре переняли находку Жирардена).
Сам Бальзак считал, что за газетами будущее, что пресса не только источник дохода, но и мощный инструмент влияния, в том числе и политического, что не долог тот час, когда миром станут управлять газеты, а "все, кто так или иначе связан с прессой, станут важными персонами".
"Новая" пресса породила также нововведение, которое сразу получило быстрое распространение в газетах. Романы с продолжениями, называемые фельетонами (от французского "feuille" - листок, а также - газета), отныне становятся одной из привлекательных сторон ежедневной и другой периодики, становятся "продукцией массового спроса". Эти романы прочно занимают "подвалы" газет, уже давно традиционно "литературные". И Жирарден, и Арман Дютак, второй "Наполеон прессы", создавший подобное дешевое издание - газету "Сьекль" (Век, La Siècle), сразу оценили коммерческие возможности романа в газете. Их авторами становятся Бальзак ("Старая дева" печаталась в "Пресс"), Жорж Санд ("Мельник из Анжибо" публикует "Сьекль"), Дюма ("Королева Марго" в "Пресс"), Эжен Сю. Даже газеты, отвергавшие реформу Жирардена, включились в погоню за читателем с помощью романов, причем добились в этом большого успеха.
Желая как можно скорее рассчитаться с долгами и в надежде, что его имя, имена привлеченных им литераторов и отличная редактура помогут крепко стать на ноги, Бальзак и сам обращает внимание на периодические издания в надежде, что он посредством собственной газеты приобретет "кафедру, с высоты которой он мог бы каждый день или хоть раз в неделю высказывать свои мнения о всех политических, общественных и литературных злобах дня". Он не скрывал, что хотел бы своим изданием затмить, а то и погубить многие крупнейшие французские газеты и журналы того времени.
26 января 1830 года Бальзак, Э. де Жирарден и Виктор Варень подписывают договор на издание еженедельника "Фейетон де журно политик", где публикуются в основном анонимные рецензии.
Первый номер его вышел 3 марта, но не стал заметным изданием и быстро сошел со сцены. Даже июльская революция его не спасла. Всё это не то. Бальзаку нужно собственное детище, в котором он на свое усмотрение сможет размещать политическую критику, обзоры наук и искусств, художественных произведений.
Эта мысль не дает ему покоя и буквально через пять лет он снова возвращается к ней: ему нужна своя громогласная трибуна. Нужны только деньги. Но где их взять, если даже его нашумевшие романы прибыли не приносят, спонсоров нет, судьба к нему не благоволит.
Тогда за 10000 франков он продает И. Суверену право на издание своих ранних произведений, выходивших под псевдонимом Орас де Сент-Обен. Впрочем, этих денег явно недостаточно для быстрого вхождения в насыщенный всевозможными изданиями рынок и его утверждения в нем. Тут еще буквально через несколько дней на складе на улице По-де-Фер в пожаре сгорают экземпляры принадлежащих Оноре "Озорных рассказов", которые он напечатал в кредит и хотел продать. Но сдаваться легко не в характере Бальзака. Он нетерпеливо мечется от одного инвестора к другому, обращается к различным буржуа, объясняя им свои шансы на успех, но в ответ, увы, получает только обещание "подумать".
В расстроенных чувствах он с большим пылом хватается за одного молодого человека с амбициями, который попросился к нему в сотрудники задуманного издания, заявив, что в будущем он как наследник отца-банкира надеется стать владельцем состояния в 22 млн. франков. Молодой человек желал бы возглавить в новой газете отдел моды.
Бальзака, который в мечтах уже видел себя капиталистом, дважды упрашивать не пришлось: только выслушав молодого человека и оценив его отнюдь не дешевый прикид, он завитал в облаках, уверенный в том, что именно этот молодой человек и выложит ему на блюдечке кругленькую сумму, которая станет площадкой для старта проекта. Конечно же он предоставит молодому человеку любое место в будущей газете, способное удовлетворить его литературные наклонности.
О потенциальном благотворителе Бальзак тут же сообщил своим друзьям-единомышленникам, которых задумал привлечь к сотрудничеству в новом издании, и в ознаменование открытия еще несуществующей газеты предложил устроить роскошный пир, за которым попытаться разузнать у банкирского сынка, сколько именно сотен тысяч франков тот намерен пожертвовать на общее дело. Одна была загвоздка: ни у кого из друзей, включая Бальзака, денег даже на этот ужин не было. Правда, было известно, что один из присутствующих накануне заложил серебро своей матери в ссудной кассе. Возникает план: на один день занять 800 франков, серебро выкупить, украсить им пиршественный стол, а хорошему ресторатору заказать пышный обед. Увидев, что молодые люди трапезничают на серебре, ни один инвестор не сможет отказать им в пожертвовании!
Сказано - сделано.
Когда все яства были съедены, а бутылки с вином и шампанским опорожнены, Бальзак произнес вдохновенную речь о будущем задуманной им газеты и о той роли, которую будет играть в ней приглашенный молодой человек, поинтересовавшись в конце, чем все-таки конкретно хочет порадовать их сын банкира. На что тот, раскрасневшийся от выпитого, только пробормотал:
- Я поговорю о вашем деле с папенькой.
Присутствующие онемели. Получается, предприимчивый молодой человек просто поел за их счет, оставив всю компанию в дураках, а Бальзака с новым долгом и еще дальше отодвинутой надеждой на открытие газеты.
Впрочем, в канун Рождества 1835 г. Бальзак все же за 140 франков приобретает шесть восьмых акций "Кроник де Пари", почти бездыханной еженедельной газеты (по сути журнала), которую в мае 1834 г. основал Уильям Даккет, человек сомнительной репутации, бизнесмен ирландского происхождения. Печатали газету Максимилиан де Бетюн и Анри Плон. Бальзак берет на себя обязательства нести все дальнейшие расходы по изданию, включая только оборотный капитал порядка 45000 франков (было напечатано сто акций по 1000 франков каждая, из которых была размещена только половина (у Бальзака - тридцать)).
Оноре нисколько не смущает тот факт, что газета крайне легитимистского направления, едва влачит существование и о ней никто ничего даже не знает. С помощью нее он надеется приобрести собственный рупор, возможность писать о том, что казалось важным ему самому, и таким образом попасть на политическую арену (мысли о депутатстве и политической карьере вплоть до пэра Франции или какого-нибудь министра никак не оставляют его). Одно имя Бальзака, считает он, привлечет к газете внимание и поднимет на нее спрос. И потом, Бальзак-редактор всегда сможет полюбовно договориться с Бальзаком-директором, а Бальзак-автор получить приличный гонорар и беспрепятственное размещение любых своих материалов.
Деньги на составление и печать первых номеров в размере 15000 франков наличными ссудила приятельница матери Бальзака, госпожа Деланнуа. Она писала Оноре:
"Я чувствую, что ум Ваш не знает усталости и что обычные занятия не принесут Вам успеха. Я люблю ваш талант и Вас самого и не хотела бы, чтобы что-то стояло на пути Вашего таланта, а сами Вы мучились, когда я могу прийти на выручку".
К концу декабря пассив баланса Бальзака, включая долг матери, составляет уже более 100000 франков! Сумма непомерная! Чтобы ее заработать нужно было бы написать два-три десятка романов и при этом ничего не есть и не пить, ничего не покупать и не планировать. Но разве это возможно?
С 1 января 1836 г. газета стала выходить два раза в неделю, по воскресеньям и четвергам, в следующей редакции: главный редактор - Оноре де Бальзак, он же заведующий отделом иностранной политики; театральный отдел Жюль Сандо, беллетристика - Эмиль Р., серьезная критика живописи - Гюстав Планш, легкая критика - Жак де Шодзэг, романы и новеллы - Раймон Брюккер, мелочи - Альфонс Карр. Анри Монье и Ипполит Домье обещали делать для газеты едкие карикатуры.
В качестве секретарей Бальзак принимает двух юных аристократов-легитимистов: маркиза де Беллуа и графа де Граммона (в угоду собственному снобизму, как подозревает С. Цвейг).
К работе в газете Бальзак привлекает своих друзей: Теофиля Готье, Виктора Гюго, Лоран-Жана, Леона Гозлана и др., а также начинающих талантливых поэтов и прозаиков (к примеру, в "Кроник де Пари" Шарль де Бернар, как подражание нашумевшему роману Бальзака, в нескольких номерах публикует свою "Сорокалетнюю женщину", новеллу, впоследствии имевшую тоже немалый успех).
Несмотря на отсутствие достаточных средств на издание газеты и пропуски сроков взноса арендной платы, некоторых вкладчиков товарищества Оноре, как знаменитый Лукулл, потчует всевозможными лакомствами: запеченной дичью, копчеными окороками, осетрами, спаржей и ананасами; по субботам у Верде устраивает изысканные обеды для редакторов своего издания, на которых они обсуждают следующие номера, сплетничают, перемалывают косточки собратьев по перу, радуются собственному успеху.
На этих пирушках Бальзак разыгрывал из себя капитана, и ему оказывали особые почести: сажали в огромное кресло, подавали затейливый прибор, а один раз даже увенчали его свежими цветами.
"Его лицо под этими цветами сияло, - вспоминал Верде, - это было лицо силена, на котором расцвела небывалая радость; оно пылало ярким румянцем. Он так оглушительно хохотал, что вся комната дрожала".
Было весело и непринужденно, но потом оказывалось, что все, включая Бальзака, приходили на обед без статей, с пустыми руками; тогда после десерта, кофе, вина и сигар все садились за работу, и к ночи весь подготовленный материал отправлялся в типографию, чтобы на другой день журнал увидел свет.
"В мечтах, - пишет С. Цвейг, - Бальзак уже видит себя властелином Парижа", газетным магнатом.
"Мое предприятие развивается великолепно", - спешит он похвастаться Э. Ганской. Но, увы, только в его буйном воображении.
Бальзак отдается газете со всей своей неутолимой энергией. Несмотря на массу привлеченных сотрудников, он почти самостоятельно делает весь номер, не пропуская ни одной мелочи: слухи и сплетни, литературные, политические и полемические статьи и заметки, грандиозные рекламы, а на десерт собственные новоиспеченные новеллы: "Фачино Кане", "Музей древностей", "Обедня безбожника" и др. Только с февраля по июль 1836 г. в качестве редактора им была написана сорок одна передовица.
Но, к сожалению, блестящее содержание нисколько не повлияло на рост подписчиков, конкуренция оказалась слишком большой: за полгода вместо ожидаемых 2000, которые требовались для рентабельности газеты, появилось только 300 подписчиков (в январе прибавилось 160, в феврале - 40, в марте только 19, а в июле - всего лишь 7).
В июле у "Кроник де Пари" осталось всего 228 подписчиков. Рекламодателей найти не удалось, а средств совладельцев явно оказалось недостаточно. К тому же стоимость одного номера "Кроник де Пари" составляла 76 франков, при том что "Пресс" Жирардена и "Сьекль" Дютака продавалась в пределах 40 франков за счет широкого размещения рекламы.
"Мы в оппозиции, проповедуя абсолютную власть", - пишет Бальзак в это время Ганской, один не теряя веры в свое издание.
Вскоре разочарованный Даккет решает продать свои акции "Кроник де Пари", но кроме Бальзака и Верде покупателей не оказалось, да и они заплатили ему только векселями.
Боясь, что теперь не будет постоянных выплат, стали отказываться работать сотрудники и увольняться секретари.
Даккет угрожал, сделать Бальзака банкротом, и тот вздыхал: "Жизнь слишком тягостна; она не приносит мне никакой радости". Да и судебная тяжба с Франсуа Бюлозом из-за "Лилии долины", невычитанную корректуру которой тот продал в один из петербургских журналов, подзатянулась, потребовала дополнительных расходов на судебные издержки.
Бальзак снова надеется выпросить финансовые займы у друзей, но на его просьбу откликается только его старый друг и по совместительству врач - доктор Наккар, что, однако, нисколько не спасает газету. Вдобавок 27 апреля некий "невежа - зубной врач, сочетающий свою мерзкую профессию с обязанностями главного сержанта" нагрянул к Бальзаку и за "прогул" дежурства в Национальной гвардии на целых восемь дней "запихнул в отель "Арико"", иными словами в особняк Базанкур, прозванный в народе "Отель на бобах", где помещалась тогда тюрьма национальной гвардии.
"Все мои замыслы унеслись прочь. Тюрьма чудовищна... - напишет он чуть позже. - Там холодно и нет огня. Тюремщики - люди из низов; они всю ночь играют в карты и орут во все горло. Ни минуты покоя".
Это событие получило широкую огласку. О нем заговорили вечерние газеты, а на другой день - утренние. Многие дамы расчувствовались; в тот же день ходили ходатайствовать за виновного, чтобы его освободили или, по крайней мере, смягчили ему наказание. Но, несмотря на ходатайства, тюремный срок ему пришлось отсидеть полностью, - слава Бальзака в те годы была еще недостаточной для решения всех проблем.
Его освобождают только 4 мая. Пребывание в тюрьме обошлось Бальзаку в 575 франков, - незапланированные траты. Жизненные передряги: тяжелая болезнь его ангела-хранителя госпожи де Берни, у которой не так давно сошла с ума дочь и вскоре после этого умер сын (от посещения ее Бальзак возвращается совершенно убитый); тяжба по процессу против Бюлоза, который хоть он и выиграл, изрядно потрепала ему нервы; требование издательницы госпожи Беше в двадцать четыре часа представить два тома "Этюдов о нравах", изложенное в предписании судебного пристава (за каждый просроченный день ему угрожал штраф в размере пятидесяти франков), - все это и многое другое, со стороны несущественное, доводит Бальзака до предела.
19 июня он принимает решение уехать в Саше к Маргоннам, где за три дня (23-26 июня) задумывает и набрасывает первые сорок страниц "Утраченных иллюзий". Но к вечеру 26 июня, вместе с супругами де Маргонн прогуливаясь по парку, изнемогая от жары, он остановился возле дерева, внезапно побледнел и без чувств упал на землю. С ним случился апоплексический удар, последствия которого были непредсказуемы.
В течение нескольких дней ни говорить, ни писать Бальзак не мог, у него проявились затруднения с речью, его охватила паника. По счастью, на следующий день ему стало лучше, остался лишь небольшой шум в ушах. 10 июля он возвращается в Париж.
"Все прежние устремления растаяли. Не хочется ни политики, ни журналистики. Попытаюсь избавиться от "Кроник де Пари"", - пишет он Ганской.
В июле 1836 г. Бальзак с новым долгом в 40000 франков вынужден был оставить руководство "Кроник де Пари". Проект под его руководством провалился, хотя газета еще с год продолжала выходить и Бальзак в ней печатался. Вместе с невыплаченными суммами за предыдущие его мероприятия в качестве типографа и печатника общий долг на 1836 год составил более 200000 франков (часть госпоже Делануа, часть папаше Даблену, матери и др.).
В январе 1837 года Даккет возобновил попытку добиться возврата своих денег. Векселя, подписанные Верде, так и не были оплачены, и тогда Даккет выступил с иском сразу против Бальзака и Верде. На улице Марэ Бальзак значился коммерсантом, а потому ему грозил арест. Пока же у него отобрали тильбюри, стоявший в сарае на улице Кассини.
В начале февраля Бальзак записал в своей хозяйственной книге: "5 февраля. Привратнику Мон де Пьете - 1 франк за срочность. 6 - карета для поездки в Мон де Пьете - 4 франка. Привратнику выдано 2 франка. Привратнику с улицы Кассини, который прибежал сообщить, что увезли тильбюри, - 1 франк 25. 12 - званый обед. Уплачено Бюиссону 20 франков, взятых взаймы".
В июле 1840 года Дютак предложил Бальзаку стать его компаньоном и основать журнал "Ревю паризьен" - ежемесячное издание объемом в 125 страниц, которое предполагалось продавать по одному франку за экземпляр.
Бальзак уже забыл, в какие долги он влез и какие мытарства испытывал во время издания и после краха "Кроник де Пари", но вот в 1839 году Альфонс Карр основал сатирическую газету "Ле Геп" ("Оса" (Les Guèpes)), крошечное, карманное обозрение. Первый номер ее тотчас был распродан в количестве двадцати тысяч экземпляров, а затем ее стали раскупать и по тридцать тысяч экземпляров. А он чем хуже? Его талант ничуть не меньше таланта Карра, и его полемическим статьям остроты и смелости не занимать!
Бальзак с головой погружается в новый проект.
По условиям договора он бесплатно предоставлял в распоряжение редакции рукопись, за что ему причиталось участие в прибыли. Технической стороной и администрированием занялся А. Дютак. Доходы решено было делить пополам.
Во вступительной статье Бальзак определил задачи нового издания: описывать "комедию управления", показывать, что делается за кулисами политической жизни, говорить правду в области литературы, где критике зачастую "недостает искренности", публиковать собственные произведения. В журнале он также намеревался поместить сравнительный этюд о разных родах поэзии.
"Журнал не ограничится обещанием привлечь самых знаменитых писателей. Он уже привлек их", - бросает Бальзак. В действительности же все материалы в нем, как и большинство текстов в "Кроник де Пари", практически готовил он сам.
А. Моруа отмечает: "В ежедневной прессе у Бальзака были опасные соперники: Александр Дюма, Эжен Сю, Фредерик Сулье. Они не отличались такой глубиной ума, как он, но им легче было применять рецепты газетной кухни: отрывки, фельетоны с продолжением. Бальзак еще фигурировал среди "маршалов фельетона", но уже с трудом удерживал в своей руке маршальский жезл. И вот "Ревю паризьен" должно было стать линией отступления".
Критические статьи Бальзака в журнале наполнены язвительности и негодования к тем, кто в угоду публике только зарывает свой талант в землю. К таким "популистам" прежде всего он относил своего бывшего близкого друга Анри Латуша, обвиняя его в неумении создавать характеры, выстраивать сцены, поддерживать интерес читателя.
Не удостаивался его милости и Эжен Сю. На Альфреда де Мюссе Бальзак нападал за субъективную манеру повествования: когда автор начинает показывать в своем произведении самого себя и сообщать о самом себе. Но больше всех доставалось, конечно же, первому критику того времени - Сент-Беву , которого Бальзак сравнивает с моллюсками, у которых нет "ни крови, ни сердца... чья мысль, если только она есть, скрывается под противной беловатой оболочкой".
По мнению Бальзака, Сент-Бев, с его вялыми и робкими фразами, совершенно не способен раскрыть идеи автора.
О романе "Пор Рояль" он писал: "Когда читаешь г-на Сент-Бева, скука порой поливает вас, подобно мелкому дождику, в конце концов пронизывающему до костей... В одном отношении автор заслуживает похвалы: он отдает себе должное, - он мал".
В "Ревю паризьен" Бальзак помещает и свою повесть "Принц богемы", где высмеивает Сент-Бева уже с художественной точки зрения.
Иные оценки вызывают у Бальзака Вальтер Скотт и Фенимор Купер, - он ими восхищен. Виктора Гюго неизменно хвалит, именуя его "величайшим поэтом XIX века". Особняком стоит Мари-Анри Бейль (Фредерик Стендаль) со своей вышедшей тогда "Пармской обителью", на которую не обратили внимание ни читатели, ни критика.
"Никто не понял, никто не исследовал этот роман", - пишет он в сентябрьском номере журнала, в "Письмах о литературе, театре и искусстве". "Господин Бейль написал книгу, прелесть которой раскрывается с каждой главой...", "Создал произведение, которое могут оценить только души и люди поистине выдающиеся".
Одобрительного отзыва заслужил Фурье, сумевший претворить на практике добрые побуждения, систематизировать их и "впрячь в социальную телегу". Была издана работа Прудона "Что такое собственность". Журнал превращался, как Бальзак и мечтал, в трибуну собственных социальных идей.
Словно предвещая это, в первом номере журнала Бальзак публикует статью "О рабочих" и свой рассказ "З. Маркас" (это имя он нашел, читая вывески в квартале Сантье), выразивший отношение автора к режиму Июльской монархии.
"Молодежь обобрали, - говорится в рассказе. - Революция, которую она совершила, стала "добычей сов, боящихся дневного света. [...] Но опасность не за горами, и когда она настанет, молодежь снова поднимется, как поднялась в 1793 году, готовая на новые прекрасные свершения".
Зефирин Маркас умирает в 1838 году от нервной горячки, потому что "слишком глубоко влез в кратер власти". Умирая, он видит наступление Республики, когда, после смены двадцатого по счету министра, начнется агония власти.
И все же ожидаемого успеха журнал не принес, как и жизненно необходимой финансовой поддержки (как, скажем, субсидированная государством "Журналь де деба"). К 25 сентября (в июле, августе и сентябре) вышли в свет всего лишь три номера журнала. Расходы составили 7173 франка, доход - 5372 франка.
Дютак, посчитав, что дальше двигаться некуда, в сентябре отказался финансировать журнал. Сам Бальзак был не в силах продолжать его выпуск, хотя бы потому, что закон от 14 декабря 1830 г. обязывал управляющего газетой располагать "полной залоговой суммой, записанной на его собственное, частное имя", а у Бальзака в то время за долги был наложен арест на недвижимое имущество в его имении в Жарди и он совсем не располагал нужной суммой для выпуска журнала. И как оказалось, журнальная работа постоянно приковывала его к Парижу, требовала сосредоточения больше на публицистике, отнимала драгоценное время и силы на занятие художественным творчеством. Бальзаку пришлось признать, что очередной его предпринимательский проект провалился. Бывшие компаньоны разделили между собою убытки и мирно расстались. Больше Бальзак к мысли о собственном издании не возвращался.