Ритм джаза пульсирует в ее венах, сердце отзывается торопливым биением. Кажется, сам воздух в кабачке раскачивается в такт музыке. Пианист сидит к ней лицом. Она видит, как вздрагивают его полузакрытые веки, капельку пота на верхней губе, как кривятся тонкие губы, морщится лоб. Но, внезапно будто вырывается луч света - лицо пианиста озаряется улыбкой, от которой сжимается её сердце.
Звучит завершающий аккорд, она машинально поправляет волосы. В небольшом зале бывшего пивного подвала душно, щеки и шея покрылись легкой испариной, от сигаретного дыма чуть ломит в висках.
Пианист поднялся из-за рояля, пробежался взглядом по залу. Когда его глаза остановились на ее лице, ощутила почти физическое прикосновение. Обычно она опускала глаза, но сегодня... Сегодня она ответила, даже больше - посмотрела с легким вызовом, будто приглашала к поединку. Но мужчина отвернулся. Она вздохнула.
Уже месяц она приходит в этот кабачок, и ни разу не видела, чтобы он общался с кем-то или уходил домой в сопровождении женщины. Был ли он красив? Нет... Пожалуй, нет. Невысокий,как у многих джазменов - чуть вздернутые плечи.Крутой лоб с залысинами, сухие губы, тяжелый подбородок... Встретив на улице, пропустила бы, даже не зацепившись взглядом. Но когда он садился за рояль, касался нервными пальцами клавиш рояля, она замирала в предчувствии внутреннего восторга. Блеклая картина, окружающая ее вот уже почти тридцать шесть лет, исчезала. Душевная усталость таяла, напряжение, распирающее изнутри, уходило. Ей хотелось плакать от восторга, или смеяться.
Такое же чувство внутреннего восторга она испытала стоя однажды на узком козырьке, висящем над пропастью норвежского фьорда. Ощущая почти физически оглушающую пустоту под собой, она поймала себя на непреодолимом желании прыгнуть в эту пустоту, ощутить тугой поток воздуха, жуть падения. Наверное, она бы так и сделала, но руки... Она не могла оторвать их от перил. Казалось, они стали продолжением холодного металла. И тут она увидела сокола. Он парил почти неподвижно, поймав поток воздуха. Внезапно, сложив крылья, упал в крутом пике, ударил когтями птицу. Затем, развернувшись, на бреющем полете подхватил жертву и полетел к скалам. Еще какое-то время она стояла и смотрела на удаляющуюся точку, потом отняла руки от перил и отошла. Эта мгновенная смена жизни-смерти, потрясла ее, закладывая маленький кирпичик в уголок памяти...
Она нарочно приходила заранее, занимала один и тот же столик, и так уже в течение месяца. Заметил ли он ее? Даже если и заметил - не показал виду. Его безразличный скользящий взгляд сегодня - лишнее тому подтверждение.
Иногда, глядя на его руки, она представляла, как он проводит пальцами по ее шее, гладит... Странно, но картины секса не возникали в ее голове. Только одна картина - он и она рядом, тесно прижавшись, друг к другу, что слышно биение его сердца. И в то же время, она боялась, что ощутит кончиками пальцев его кожу - холодную, влажную, вялую. И не будет больше вечеров, когда она сидит и слушает его музыку. Она потеряет то единственное, что придавало смысл её жизни.
Она проследила за ним взглядом, пока его спина не скрылась за портьерой, поднялась. Она придет завтра, и так будет приходить, пока... А что "пока"? Она не хотела отвечать на этот вопрос.
Вечер встретил косым дождем. Запахнув воротник плаща, торопливо пошла по тротуару к остановке троллейбуса.
Он приблизил лицо к портьере и заглянул в "глазок". Она уже сидела за столиком - маленькая серенькая птичка с большими усталыми глазами. Она всегда садилась напротив рояля и слушала, прикрыв веки, чуть постукивая пальцами по столу в такт. Наблюдая исподтишка, он видел, как разгорались алой краской скулы, как нервно она проводит кончиком языка по губам. Сегодня он опять будет играть для нее. Усмехнулся. Влюбился? Старый дурак, смотри, смотри... пока она не видит тебя. Он размял пальцы, помассировал кисть, рука ныла в месте перелома - барометр, который никогда не ошибался: будет дождь. Провел ладонью по лбу, снимая напряжение. Два часа... Два часа он будет играть для этой женщины. Не приди она, как обычно, и он почувствует себя обворованным. Привык? Он уже не мог не думать о том, что встретит ее вечером.
Понедельник и четверг были наказанием. "Барабанщики" - как про себя называл студентов - вызывали глухое раздражение. "Чем громче - тем лучше!" Этот девиз он бы прилепил ко лбу каждого из них. Вслушаться, прочувствовать, понять... Штампы, штампы... Ряды роботов - манипуляторов. А, может, он постарел, и его раздражают эти мальчишки? С их ломкими голосами и проступающей порослью на розовых щеках? Да, скорее всего, он просто становится брюзжащим стариком, ненавидящим молодость.
Он вспомнил свою однокомнатную квартирку - утлая пристань. Все, что осталось после развода. Он возвращался в нее, как в склеп. Зарубежные гастроли, овации, улыбки женщин, слава, деньги... - все ушло, как вода в песок.... Вместе с женой. Он не винил ее. Человек ищет, где лучше. Иногда он видел афиши с ее концертами. Наверное, она счастлива...
Он продолжал наблюдать за женщиной. Она сидела, положив руки на столик - белые тонкие руки, неподвижные, какие-то неживые, как и ее взгляд. Почему она одна? Муж? Нет, скорее, всего - нет. Какой муж позволит жене сидеть по вечерам одной в кафе? Считал ли он ее красивой? Нет... Слишком она была худая, короткие темные, почти черные волосы, прямая челка, падающая на уходящие к вискам брови, острый нос... Нравились только глаза. Большие, глубокие. В полутьме он никак не мог определить их цвет. Наверное, карие... Он вышел на сцену, сел за рояль, по привычке взял несколько аккордов. Старый прием, привлекающий внимание посетителей. Не глядя по сторонам, чувствуя ее присутствие, начал играть. Сегодня, неожиданно для себя начал не с традиционного джаза, а подзабытым "страйд-пиано", стилем, - почти похожим на регтайм с его простой гармонической основой - но более богатой альтерацией и проходящими тонами. Он любил этот "бит", с его эластичным биением метрических акцентов. Затем перешел на тему из мюзикла Дональдсона.
Внутри него зрел задор. Склонив голову, скрыв тем самым уже закипающий на губах смех, спрашивал себя - знай, она название, чтобы сказала? Впрочем, он никогда не узнает. Она уйдет как всегда, едва скользнув по нему взглядом.
Два часа пролетели незаметно в состоянии душевного подъема. Только взглянув на часы, увидел - время его работы закончилось. За портьерой уже мялась в ожидании группка полураздетых девчонок. Они хихикали, не обращая на него внимания, поправляли лифчики, обшитые стразами, подтягивали тонкие блестящие колготки...
Он поднялся, привычным взглядом окинул зал. Она смотрела на него. Ему показалось или в ее глазах был вызов? Он отвел глаза, внутренне насторожившись. Если он неправильно растолкует этот взгляд, разрушит то единственное, что составляло в последнее время смысл его существования. Зайдя за портьеру, прильнул к "глазку". Женщина ушла. Разочарование сжало горло, он кашлянул, от пыльной портьеры защипало в носу.
Вдруг он подумал, что сегодня она смотрела на него не так, как всегда. А что, если? Он поспешил в гримерную, натянул свитер, накинул плащ. Что-то толкало его вперед, заставляя прибавить шагу. На улице шел дождь. Он оглянулся - куда она могла пойти? На остановку троллейбуса? Старый дурак, бежишь, волнуешься как мальчишка. Беги, беги... Она ждет тебя! Неожиданно для себя рассмеялся.
Она стояла, опустив лицо в воротник, черные короткие волосы чуть трепал ветер. Он остановился, затем подошел к витрине магазина, в зеркальном отражении стекла продолжая наблюдать. Чего он хотел? Стабильность нынешнего положения - зыбкая устойчивость, принятие правил игры... Но, играли они вдвоем? Или он солировал? Подойти, стать рядом... Что она скажет? Скорее всего, даже не узнает. Здесь, под дождем, на улице - один из многих, серыми тенями скользящих мимо.
Подошел троллейбус. Женщина приподняла полы плаща. У нее красивые ноги - машинально отметил. Он видит, как она проходит вдоль салона, как садится у окна, как смотрит... Смотрит ему в глаза. Он поднимает руку. Махнул... Неуверенно. Видит себя со стороны: старый неудачник. Опускает руку, разворачивается, идет к припаркованной машине - остатки былой роскошной жизни - "мерседес".
Его слух улавливает стук каблучков - быстрый, отчетливый. Ритм мгновенно укладывается в нервную вязь мелодии. Это профессиональное, он привык. Не оборачивается. Кто-то спешит - ему нет никакого дела до этого мира. Но ритм обрывается у него за спиной. Мгновение он ждет, потом поворачивается. На него смотрят ее глаза. Они у нее действительно карие. Ее губы растягиваются в улыбке.