Бессонова Лилия Александровна : другие произведения.

Роман Безбашенные. Часть I Плата за проезд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Эпиграф
  
  "Отказаться от своих желаний намного проще и легче, чем исполнить их."
  худож. ф.
  
  "Существует храбрость меча и существует храбрость слова. Но храбрость слова - реже встречается."
  
  Урсула Ле Гуин. "Голоса."
  
  
  
  
  
   Дискография рок-группы "Агния".
  
   Стиль : арт-рок, софт-рок, хард-рок, готик-рок, панк-рок.
  
  
  
  
  1."Линия огня" - первый, официально записанный альбом.
  
  2. "Предательство нежности" - первый альбом, принёсший признание.
  
  3. "Диссонанс" - альбом мало замеченный на родине, но отмеченный Международной Премией в области рок-музыки.
  
  4. "Брошенный" - сольный альбом Г. Айсмолова, не "раскрученный", малоизвестный альбом.
  
  5. "Шлюха Луна" - альбом, подаривший первую страсть фанатов.
  
  6. "Ласка боли" - самый коммерчески-успешный, на всех уровнях альбом, наиболее популярный.
  
  7. "Шторм" - наиболее рокерский альбом, признание рокерской тусовки. Смена и прибавление в фанатском лагере.
  
  8. "Фокусы" - неординарный альбом, в стиле хард-рок.
  
  9. "К стенке!" - альбом, где накал личных страстей достигает наивысшей точки. Предельно-откровенный, наиболее скандальный альбом. Не принят в прокат ни одним кругом шоу-бизнеса. Но имеющий бешеную популярность среди преданных поклонников.
  
  10. "Сад дураков" - альбом уничтоженный, уничтоженный бесследно.
  
  11. "Трилогия" - альбом записанный после четырёх лет молчания, слабый, если сравнивать с предыдущими.
  
  
  
  
  
   Состав рок-группы "Агния".
  
  
  Вадим Айсмолов-старший - музыка, тексты, соло-гитара, компьютер, вокал, звук, аранжировки. В последствии продюсер группы.
  
  Глеб Айсмолов-младший - тексты, музыка, бас-гитара, вокал.
  
  Александр КОра - музыка, компьютер, клавиши, аранжировки.
  
  Андрей Готов - ударная установка.
  
  
  
  
  Василий Летний - экс-ударник.
  Альберт Тапкин - экс-ударник.
  Александр Кузин - экс-бас-гитара, экс-звукорежиссёр.
  Елена Чистаева - экс-менеджер.
  
  
  
  
  
  
   Словарик личного языка братьев Айсмоловых.
  
  
  
  
  Кошатиться - ласкаться, тереться, гладить друг друга, крепко прижиматься, обниматься, не переходя к поцелуям или половому акту.
  
  Мяу - выражение нежности, буквально: "хочу сейчас к тебе".
  
  
  Муфи, Мунька, Галаго, Буська, и т. п. - ласкательные прозвища Глеба.
  
  
  Ныр - выход в астрал или Параллельный Мир, иногда через сильный длительный оргазм, продолжительный секс-марафон.
  
  
  На четыре ножки - сексуальная поза, называемая также "по-собачьи" или "классика".
  
  
  Ножки на погоны - поза сексуального контакта, при котором лицом к лицу, пассивный партнёр кладёт свои ноги таким образом, что его лодыжки оказываются на плечах активного.
  
  Откот, раскот - спать в одной постели, не прикасаясь друг к другу.
  
  
  Прогулять скунса - сходить в туалет, выпустить газы.
  
  
  Суслик в масле - состояние эмоционального и физического удовольствия, синоним сл. "кайф".
  
  Собака серая - т.е. волк, предатель.
  
  
  Слон, слоник - обнажённый половой член.
  
  
  Тюлениться - лениво ласкаться, почти без эротики.
  
  
  
  
  
  
  
  Часть первая.
  
   ПЛАТА ЗА ПРОЕЗД.
  
  
  После утреннего дождя асфальт отливал узкими, словно лезвия, бликами синего света.
  Вадим Айсмолов выехал, следуя закону дороги: если хочешь успеть во-время, соберись раньше. По опыту он знал, что человек, пишущий свой первый альбом, наверняка, примчится на час вперёд. Ни к чему заставлять нервничать.
   И ещё одна причина была: смотаться разок к пансионату, проехать "той" дорогой, где знаком каждый куст, каждый метр, выучил за шесть лет, закрой глаза и можно вести машину. Там никто не ждёт, но дорога зовёт как и раньше, а потом вернуться через "кольцо", вкруговую... Так, случайный поворот, по задумчивости.
   На обочине "голосовала" девушка. С двумя дорожными сумками и пакетом, она слегка подпрыгивала на месте. Вадим сдержал вздох. Ну, значит не сегодня. Не подъехать к дому с аккуратными балконами, где пролетели годы жизни... Встреча с прошлым - отменяется.
  
   Айсмолов притормозил около девушки. Маленького ростика, лет восемнадцати. Однако, груди выглядывают, прямо-таки, выпрыгивают из выреза футболки. Словно отзвук далёкого эха, ощутил - она переезжает на другую квартиру, возвращается к своему ребёнку, мальчику, а сейчас была в гостях у родственников. Вадим улыбнулся, опуская оконное стекло.
  - До города подбросите? - шустрая девушка подтащила к машине свои манатки, словно и не сомневалась.
  - Подброшу, - Вадим вышел, помог ей, закинул сумки в багажник. Девушка уселась с ним рядом, забрав с собой пакет. Довольная! Давно стоит, под дождик попала и уже подсохла малость.
  - Неужели, есть отважные люди и ещё ездят автостопом? - поинтересовался Айсмолов, трогая машину с места.
  - А то! - задорно откликнулась девчушка. Тёмно-русые волосы, не понять, то ли стрижка такая, то ли просто ветер растрепал, одета в синюю майку, драные , светлые джинсы и прочные кроссовки.
  - Угу, - одобрил Айсмолов, наблюдая перед собой мокрую дорогу, типа "шоссе". Машины попадались редко в этот час. "Может, на обратном пути?" -спросил сам себя: "Хотя... вряд ли. Вечером?.. Вечером я сюда не ехал, а мчался... Но... нельзя же бросить девушку на дороге одну."
  - Ой!!! - вскрикнула спутница, словно обожглась.
  Вадим вздрогнул.
  - Вы - Глеб, да? Глеб Айсмолов?
  Вадим переглотнул. Посмотрел на девушку, благо, в этот момент дорога была пуста.
  - Ты... давно Глеба видела?
  - По телевизору только, - призналась девушка: - Меня Света зовут. А я по МУЗ ТВ ваш концерт смотрела: "15 лет" - Юбилейный! Это же точно вы? "Агния"?
  Конечно, узнавали. Но чтобы с таким восторгом - давненько не было.
  - Да. Только я - Вадим. У Глеба... стрижка другая. Теперь нас уже не спутаешь.
  - Извините... - Света смутилась, но ненадолго: - Вадим! А вы можете мне автограф поставить? Я ваша фанатка, я выросла на ваших песнях, а у меня ещё ни одного вашего автографа нет!!! Я в фан-клуб хожу! Можете?
  -А что ж ты на автограф-сессии не приходила?
  -Я приходила! Но там такие очереди...
  -Постоять лень?
  -Да нет! Я не успеваю - всё уже заканчивается! Ну, пожалуйста, мне только один. Можете?..
  - Могу, - Вадим усмехнулся: она просила с таким напором, словно уговаривала отвезти прямиком в Штаты, понимая всю невозможность этой затеи.
  - А вас так редко по телеку показывают... - пожаловалась Света: - Я все музыкальные передачи смотрю!
  - А "Трилогия"... - начал Вадим, потому что, вообще-то, они снялись в новогодней программе и свежий клип запустили вот только что.
  - Да! - подхватила девушка: - Мне понравилась! Особенно, "Убийца"... - напела мелодию песни, почти правильно.
  - Играешь? - бросил быстрый взгляд музыкант.
  - Нет, - Света улыбнулась: - Так, пою немного. В караоке.
  "Все теперь поют" - подумал Вадим. Но из всего альбома девчонка отметила песню, дорогую для него самого.
  - А автограф? - напомнила Света жалобно.
  - Руки заняты.
  - Пожалуйста! Ну, пожалуйста!!..
  - Зачем тебе? - задал вопрос Айсмолов, который давно хотел задать своим фанам: а что они, собственно, делают с автографами?
  - Ну как вы не понимаете?! Мне же не поверят девчонки, когда я буду рассказывать, что вы меня на машине подвезли! - Света хлопнула себя по коленям ладошками: - Ну и... на память. Мне.
  Айсмолов прижал машину к обочине. Остановился.
  - Куда тебе... написать?
  Света выгнулась всем телом, чтобы извлечь из кармана джинсов клочок бумаги и ручку.
  - Вот! - заявила победно.
   Двумя пальцами, средним и указательным, Вадим отправил клочок бумаги за окно, в подарок ветру:
  - Нет. На этом я писать не буду.
  - Подождите! Я сейчас! - девушка схватила пакет, нырнув туда чуть не с головой: - Вот, вот здесь... - она вытянула из пакета синюю папку на тесёмках. От спешки тесёмки развязались, и - хлынули фотографии, цветные и чёрно-белые, вырезки из журналов и газет, снимки прямо с концертов...
   И - стаканом вина в лицо - кинулось прошлое: воплем последней электрички, душной мукой напрасного ожидания, ожогами ревности, откровением первых поцелуев, головокружительным вдохновением и беспощадной критикой чужих и родных, болью в, намученных жёсткими струнами, пальцах и упоительно-чуткое послушание гитары... Промчится прошлое - оглушая грохотом аплодисментов, свистом, топотом ног, страстным рёвом переполненных людьми стадионов, зальчиков и залов, ранит выстрелом память... И наяву закружат голоса, запахи, звуки, лица...
   Снимки, вырезки из газет и журналов, стекали, скользили по коленям вниз, а память, взметнувшись волной образов, поднималась вверх, к горлу...
  Вадим перебирал фотографии. Миг - щелчок фотоаппарата, но именно он остаётся. И люди смотрят на артистов, застывших в элегантных или забавных позах, приятных, нарядно-одетых, с улыбками или серьёзной вдумчивостью на лицах - смотрят сегодня, завтра, проходят недели, месяцы, артисты всё так же, неизменно прекрасны, интересны; и люди начинают верить, что артисты на снимке - такие всегда, срабатывает внушение повтора; люди не поверят, что был лишь миг - настроение, шутка, просьба фотографа, что исчезло бесследно, осталось лишь на фото; люди смотрят на снимок и творят свой Идеал.
   Айсмолов придержал одну из фотографий.
   Рок-группа "Агния" в полном составе. Вот они - все здесь. Только что отбушевал "Шторм", вынырнули-выплыли. И на самом пике, на взлёте, "Фокусы". Они ещё работали и катали "Шторм", а "Фокусы" были уже готовы... Вот клавишник и композитор Александр Кора. На редкость удачный ракурс поймал фотограф для Сашкиного дисгармоничного лица. Просто и честно выражение черт, улыбка иронична, а не резиново-натянутая, как бывало на снимках и в жизни. Аккуратно лежат волосы, взгляд уверенный и добрый, как в жизни, самую чуточку виноватый. А Санькины фирменные очки от солнца нацепил Глеб-балбес. И не снял, как только не уговаривали. Обезьяна! Ну как ещё скажешь? Андрей Готов, его, как самого мелкого, на передний план. Встал, подбоченился, смуглявый, чернявый. Брови широкие, с надломом у висков, губы сочные, чётко очерченные. В каждой линии мордочки прячется смех; вот как людей просят обычно улыбнуться для фотографии, точно так же, Андрюху над просить сделать над собой усилие и побыть несколько минут, хотя бы задумчивым, серьёзным не получится. Абсолютное отсутствие рефлексии и самокопание, как следствие этого - бодрость духа и весёлое настроение, Андрей - человек действия, а не рассуждений, начисто лишён комплекса вины и неполноценности. Здесь, он хохочет без усилий. Да и что за спрос с цыганёнка? Берите, каков есть. Главное же, как барабанщику - ему нет равных. "А вот и я сам. Улыбаюсь, этак, загадочно и зловеще. Прям-таки, граф Дракула в молодости, блин! А с чего это мы все такие радостные? Ну да, успех, "Шторм" хорошо продавался, рок-тусовка нас наконец-то признала за своих... И мы помирились с Глебом тогда. Саня предлагал свои темы, в "Фокусах" интересные варианты аранжировок, с учётом мастерства Андрюхи... У всех были надежды на лучшее будущее. Иногда, прямо противоположные по целям, но кто мог знать об этом тогда? Отличное фото. И фон хорош - парусник во всей красе на волнах под ветром. Кажется, потом, эта фотка на календари пошла... Или не эта?.. Что-то было такое..."
  Вадим продолжал подавать и помогал укладывать фотографии в папку. Он мог бы сделать это в четыре движения.
   "А вот Глебчик. Сколько его фотографий - уйма! И почти везде - не его лицо, на себя не похож. Его лицо... Оно текуче, зыбко... Так нежно! Он пугается объектива камеры, вспышек, напрягается... Только на случайных, мимолётных снимках, если он не видит, что его фотографируют, и подловишь частичку призрачной прелести, мистической, потусторонней, словно бледное лицо юного утопленника сквозь прозрачные струи медленной реки. Его лицо - то черты греческого юноши античных статуй, то, словно, изысканная куртизанка, а то смешные, клоунские рожи. Тончайшая одухотворённость и обжигающая чувственность... Он ускользает, как тени облаков, как дымные извивы..."
  - А у вас с братом даже подбородки одинаковые, - заметила Света: - Но я умею вас различать. Если только глаза прикрыты, тогда путаю... Вот это кто? - подсунула фото с концерта.
  "А знать бы!" - Вадим всмотрелся.
  - Это - Глеб, - ответил уверенно.
  - А почему в чёрном? - не поверила девушка.
  - Захотелось ему так, - Вадим усмехнулся: "Это ж "Фокусы" в полный рост!"
  - Точно, Глеб... Надо же...
  Айсмолов звучно фыркнул. Сложно бывает различить на концерте. Но по гитарам не спутаешь - у Глеба всегда бас. "А вот еще, с концерта фотка. Я глянул прямо в объектив. Вот в этот, как выясняется, хотя, помню вспышек было много".
  - А вот эти две фотографии - вот и вот, вы вообще здесь с ним не похожи! Не знаю, как можно спутать!
  - Вообще-то, на минуточку, это обе мои фотографии, - Вадим бросил взгляд мельком. Девушка Света приоткрыла рот. И закрыла.
   Вадим Айсмолов смотрел на квадратики бумаги, и взгляд пролетал птицей в распахнутое окно, ныряя в миг до или после снимка.
   "А вот какая фотка, надо же... Её потом переделали, и она стала визиткой нашей для афиш. А вот как она была - Глеб склонил голову ко мне на плечо, наши волосы спутались, он подтемнился тогда, не различить. Его лицо в прихотливой тени, пряди прикрывают лоб, падают на глаза. Только ласковый упрёк улыбки, игрив не прямой взгляд. Нас разделили аккуратно, но если присмотреться внимательно, то заметны завитки дыма в его волосах от сигары, что курю я. А я - такой весь деловой, гордый, дерзкий - с понтом!.. А эти - совсем давние, чёрно-белые, из "сети". Их теперь две, а была одна. Глеб разорвал нас "с мясом", но на моей остался кусочек его плеча, прижатый к моему. А вот опять две: отрезал меня ножницами, ровно, не пожалел свой локоть. Магию наводил... Хотя, здесь ещё Саня и Вася Летний, кроме нас, и ещё народ..."
  Вадим собирал фотографии медленнее, чем того требовала вежливость.
  - Вот, распишитесь здесь, - Света нашла его фото, лицо крупным планом.
  "Это - я?!.. Ужас какой... "Фокусы" закончены, это уже "К стенке!" Это у меня настолько развита мускулатура губ? Не обращал внимания. Ухмылка... Выбили в драке левый клык, пока вставил, приобрёл привычку криво улыбаться. Мешки под глазами. Зато локоны ниже плеч... а вот и волоски седые, уже тогда появились, а я не замечал. Взгляд! Ночной кошмар. А ещё бы. Я - кинул Настю, а раньше Танюху с Янкой... Так что... "Морда лица" соответствует, так сказать. Глаза блестят. Но я не под "кайфом", точно помню ту фотосессию", - Вадим покосился на девушку: ничего, смотрит и не визжит. "Нос у меня, конечно, выдающийся. Характерный, что поделать, не спрячешь. А ракурс чудно выставлен. Просто - чудесно. Для моей-то морды".
   Айсмолов испытывал тошноту души, переходящую в физическую, и не мог оторваться от своего фотопортрета, четырёхлетней давности. Взгляд на фото притягивал, гипнотизировал, будто замедленный такт.
  - Вот, распишитесь, вот тут, - Света ткнула ему в ладонь чёрный маркёр. Вадим вывел росчерк автоматически, ярко и чётко. Света полюбовалась, одобрительно мотнула головой и убрала фотографию к остальным, в папку.
  - Нравится? - не удержался Айсмолов-старший.
  - А то! - Света улыбнулась радостно.
  - На вурдалака похож? - уточнил Вадим, распрямляясь с пачкой фотографий в руках, они упали на ботинки.
  - Так это ж самый прикол! - призналась Света. Вадим хмыкнул: "На фото, конечно. Буран из окна тоже, очень уютно смотрится".
  "А эта фотка у неё откуда?!.. - маскируя движение пачкой сигарет, Вадим спрятал снимок в рукав.
  - Ты торопишься? - стараясь скрыть дрожь рук, Айсмолов раскрыл пачку, достал зажигалку.
  - Ну... нет, конечно! - обрадовалась Света, со вздохом сожаления-облегчения, впихивая фотографии в раздувшуюся папку, стянула тесёмки и убрала в пакет. По взгляду Вадим понял, что девушка курит, предложил сигарету, поднёс зажигалку. Света задымила с удовольствием.
  - А "Трилогия" - классная вещь, конечно. И серьёзная и прикольная... Не знаю! - она отрывисто вздохнула от эмоций: - А "Ночка" - такая песня... прикольная... у меня мама её не может слушать, сердится. Но смешная же! А дядя говорит: "Правильно, это про всех мужиков!"
  Вадим приподнял брови.
  - А сыну нравится мелодия. Он слов ещё не понимает, ему год и четыре месяца. А мне "Убийца" нравится. Это супер, вообще, просто в тему. Что любовь не убить...
  - А ещё? - перебил восторги Вадим. Слишком ещё живые песни из нового альбома.
  - Ещё, мне вкатывает "Шаг во тьму". Страсть безумная!
  - А страсть бывает разумная? - горько ухмыльнулся Айсмолов. Света рассмеялась:
  - А из альбомов мне, из всех, ну все нравятся, но больше всех нравится - "Фокусы".
  - Ты серьёзно? - Вадим удивился. Она не врала. Фанаты обычно называли "Ласку боли" или уж "Шторм".
  - Да! Прикольный такой альбом! Там, про волка смешная такая песня... Ну и вообще - улётный альбом! Особенно, мне нравится, я по нескольку раз слушать могу, это - "Я помню" - вообще! Меня бы кто так любил! Чтоб на весь Мир рукой махнуть... И голос... такой... чистый... отчаянный... как будто чистое расплавленное золото... Это же Глеб поёт, да?
  Вадим кашлянул, не ответил. Ощутил смущение остро, как боль. Пел он. Но тем высоким голосом, тем тонко натянутым тембром, каким редко пользовался. Слишком распахнуто тогда было сердце. Задержал во рту горячий дым. Перебил порыв спрятать лицо под сиденье... отвернулся, пряча взгляд, выдохнул дым в окно.
   "Иногда, я понимаю ворону из басни. Скажут слово в тему... И голову с плеч уронишь, не только сыр. Блин..." "Фокусы" как-то пролетели мимо, на фоне "Шторма", а потом "К стенке!", о "Фокусах" говорили и писали мало, больше занимал кризис с рублём на то время. Но именно "Фокусы" много значили для Вадима Айсмолова лично. "Надо же! Заметила птаха".
  - Ну что, поехали? Светик-Семицветик? - Вадим выкинул окурок за стекло.
  - Ой! А как вы узнали? Меня так дразнят ещё со школы!
  - Со школы - с крыши? - переспросил Айсмолов. Трогая машину с места в звонком хохоте девушки: - Тебе в город, куда конкретно?
  - А вам?
  - А тебе? - не отставал Вадим.
  - Мне - на Чернышевского.
  - На Чернышевского - куда? На Ладыгина?
  - Да, почти. Дом номер 1, там, рядом с почтой.
  - После моста, за поворотом?
  - Да, там вверх... Ой, только у меня денег нет... Я...
  - Угу. Проехали, - Вадим мотнул головой. Прибавил газ: "Нормально. И успеваю на запись, как раз.": - Ты давно в фан-клубе "Агнии"?
  - Два года уже! - Света развеселилась окончательно: - Мне сначала "Немо" понравился. Я слушала "Без тебя", я ревела... Славка Бурунов, он такой чёткий... Я стала роком увлекаться. "Аква" - интересные у них песни, но там четыре автора, а Грачевой ни слова, будто бы это он один. Я разочаровалась! Мне так нравилось, что тексты разные, я думала, что один человек пишет, а если четверо, то другое дело, тогда конечно! Уже ничего загадочного. А потом, мне дали кассету послушать. Я одну песню послушала - ещё! Ещё послушала... Ещё! И так - всю кассету. Спрашиваю: "Это что?" А мне говорят: "Агния". Мне так понравилась! У меня все ваши альбомы, диски и видеокассеты, только "Ласки боли" концерта на видео нету, не успела купить, а теперь и не достать... Что мне больше всего нравится - нет такой безнадёги, как у "Немо". Вот даже "Шторм" - и то, там вопрос в конце, и всё равно... - Света говорила и говорила, от всей души кайфуя присутствием кумира. Айсмолов не перебивал. Ему нравилось, что девушка не путает автора с песнями, не лезет с изъявлениями нежности, что высказывает восхищение и при этом, вполне разумна и адекватна. Он добросовестно подвёз её к самому дому, хотя дорога годилась разве что для танков, сбавил скорость, и мысленно прося прощения, заставил свой ауди выполнить трюк - со скрежетом, проползти "брюхом" среди ям и колдобин.
  Света была счастлива добытым автографом, беседой и новейшей информацией об "Агнии". На том и расстались.
   Отъехав вниз, к остановке, Вадим заглушил мотор и неловко извлёк из рукава сокровище.
  Маленький, давнишний, чёрно-белый снимок. И куда только не сунутся фанаты! Откуда он возник? Из чьих домашних альбомов его откопали? Снимок мелко дрожал, стиснутый в пальцах. Плотный квадратик бумаги. Как из окошка на него смотрели двое - две похожие, кудрявые мордашки. Парень девятнадцати, и мальчишка тринадцати лет. Парень прячет вызов в прищуренных глазах, а мальчишка еле удерживает веки открытыми. Снимок чёрно-белый, а то были бы не просто тени около рта, а воспалённая краснота вспухших, исцелованных губ мальчишки...
   Вадим всматривался в лица.
  "Кто это тут, только что подумал, что встреча с прошлым - отменяется? Вот так - глянут на тебя твои же глаза... Через двадцать лет".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Детство.
   Вадик - 5 лет.
  
   Он рос непоседливым, шустрым ребёнком. Не мог и пяти минут полежать или посидеть спокойно - стремительный, вернее, целеустремлённый, любопытный и активный. Везде надо залезть, посмотреть, потрогать, попробовать на вкус, отовсюду рискнуть спрыгнуть, а сначала залезть, взобраться, вскарабкаться... Он рос весёлым мальчишкой. И с детского садика ощутил некое отличие меж собой и другими детьми. Почти всех детей, он специально прислушивался и обращал внимания, родители и воспитательница называли одинаково. А его - нет. Когда мама приводила его
   в садик , в присутствии незнакомых людей, мама говорила ему : "Вадик", и это звучало мягко и ласково, а когда они оказывались дома или где-то без незнакомых людей, то мама называла его: "Варух." Сначала, он думал, что это так у всех детей, но скоро обнаружил, что нет, только его и ещё мальчика Сэма, так отличают родители. То есть, в детском саду Сэма звали "Серёжа", а дома "Самуил".
  - Почему? - спросил у него Вадик, и тот ответил:
  - Так надо.
  - Почему?
  - Потому что мы - евреи, и должны скрывать свои имена, потому что гои не терпят евреев, - сложно объяснил Сэм. В тот же вечер, мальчик повторил слышанное от Сэма маме, в уверенности, что Сэм чего-то не понимает. Как это "не терпят"?
  В садике весело, дети играют все вместе без всяких различий. И он спросил у мамы:
  - Почему? Почему Сэм так говорит?
  Мама ответила не сразу, он ещё три раза повторил вопрос, всё больше и больше настаивая.
  - Варух... Когда ты станешь старше, я многое расскажу тебе...
  Он послушал то, что говорила мама, и нетерпеливо перебил её:
  - Мам! А какое моё имя - Вадик или Варик? Или это одно имя?
  - Что ты? Твоё истинное имя - Варух...
  - А тогда почему нельзя его говорить в садике?
  - Ты ещё маленький... Не всё понимаешь... - и повторила слова Сэма: - Нам приходиться скрываться. Гои не терпят евреев.
  - Да? - мальчик заглянул матери в глаза, требуя правду. Мать снова заговорила, развивая мысль о враждебности гоев, вспоминая исторические примеры. Он внимательно слушал. И понял по интонации, что, наоборот, это как раз она, мама не любит других людей, и называет их "гои". Он задал ещё несколько уточняющих вопросов о разных людях, и убедился, что мало того, что мама их не любит, она им лжёт, разговаривает с ними так, будто они ей очень нужны и приятны. Но почему? За что? В садике его никто не обижал. Захотелось заступиться за людей, которые даже не знают, что они, оказывается, "гои". И для себя решая важное, спросил:
  - Мам... А если бы я был гой, то я был бы - Вадик, да?
  - И не думай даже! - ахнула мать: - Ты - сын благословенного, Избранного Народа, твоё имя - Варух! А теперь, иди, играй... Ты ещё маленький, не всё можешь понять, скоро я всё тебе расскажу...
   Обман тревожил душу мальчишки. Что-то здесь было... не так. И, не умея объяснить, если бы спросили, сам для себя, он решил, что будет Вадиком, чтобы не было нечестно. А то... как-то не так, неправильно.
  Это был его первый, тайный бунт, против власти матери, которой подчинялись все люди, большинство из тех, кого он знал. Так, он отчётливо понял, что маму можно слушаться не всегда.
   Существовал запрет на уход со двора. Играть на улице можно было только во дворе. Но не всегда за ним следила мама. Чаще, это были тёти-родственницы, бабушка одна, бабушка другая. И Вадик наловчился потихоньку удирать. Отпрашиваясь, будто бы, в соседний дворик, к другим детям, а сам, потихоньку исследовал местность, уходил дальше и дальше, ухитряясь запоминать обратный путь, это получалось как-то само-собой. Непостижимым образом, маленький, пятилетний мальчик чувствовал время. Не только то, что отсчитывают стрелки часов, но и то, что течёт вольно, растягиваясь и сжимаясь. Время на часах он освоил, когда ждал мультики, а бабушка говорили:
  - Варик, видишь, где эта большая стрелка? И вот эта, маленькая? Вот когда эта маленькая стрелка подойдёт сюда, а эта большая, будет здесь - тогда начнутся мультики.
  Ещё совсем немного любопытства, и он понял, зачем часы, и понял, что время не зависит от них, можно их сломать, на времени это не отразиться никак, напротив, это часы подчинены времени. Стало легко.
  И в своих вольных странствия по посёлку городского типа, Вадик учитывал, сколько времени у него есть, чтобы его не хватились. Чувствовал без всяких часов.
  
   А потом, он встретил этих необычных людей. И научился управлять временем.
   Взрослые сказали бы, наверно, что эти люди артисты цирка. Взрослые не любят то, чего не умеют понять и объяснить. А Вадик обожал всё неясное и непонятное.
  Он встречал этих людей в маленьком парке, всего несколько раз. Двое парней: один невысокий, ниже среднего роста, но очень ладно сложен, обладал поразительным мастерством гимнаста. Будь мальчик постарше, он бы напугался, но в его возрасте шепот сказки летел отовсюду. Парень мог ходить по потолку, зависать вниз головой и уменьшаться в размерах, темнеть кожей до почти чёрного, ровного цвета. Темнел он тогда, если долго зависал вниз головой. Вадик не помнил его глаз, только лицо, длинные, чёрные ресницы, постоянно опущенные веки. Иногда, парень рассказывал истории, они начинались со слов: "А у нас в Марагии...", если он не соглашался с чем-то, или же, напротив: "У нас в Марагии", если что-то уточнял. Всем своим существом, Вадик чувствовал, что парень не врёт и страна Марагия есть, как бы необычно и сказочно не было то, что он слышал в рассказах парня. Удивляло Вадика другое - то, что остальные произносили "Маравия", и парень их не поправлял, и не сердился, говорил спокойно и уверенно, хотя все остальные слова он говорил правильно и все звуки и буквы стояли на своих местах, и ни в чём другом он не ошибался. Остальные часто говорили о Маравии, и Вадик слегка путался, как же она правильно произносится, но не спрашивал. Но главным был другой парень, чьё лицо, Вадик забывал тут же, только потеряв из пределов видимости. У него были необычные глаза, но чем именно, Вадик не смог бы объяснить. Главный был выше ростом и молчаливее. Ему все подчинялись, особенно же тот, с уникальными акробатическими данными. Подчинялся без лести или упрёка, служил, потому что не могло быть никак иначе. И главный принимал подчинение спокойно, словно они принадлежали к разным сословиям, как слуга и господин, например, рыцарь и оруженосец, и изменить ничего нельзя. Почему мальчишку тянуло к этим странным людям? Что они делали? Почти ничего такого, что сильно бы бросилось в глаза. Но там, с ними, Вадик ощутил и понял другой взгляд на Мир, подобно виду сверху, если смотрел только спереди, он научился общению без слов, без произнесения каких-либо звуков. Это было зыбкое общение, требующее напряжённого внимания, и всё же самое понятное, исчерпывающе-понятное. Как ни с кем больше. Тогда, все события приобретали смысл - например, простая царапина на руке делалась значимой и необъяснимо-интересной.
  К этим парням притягивались девушки, с ними были несколько девушек, особенно Вадику запомнилась одна - худая, высокая, она небрежно-легко носила курточку, широкую, длинную юбку и узкий шарфик, его концы доставали до земли. Её лицо - с большими сине-серыми, в цвет синяков на нижних веках, глазами. Она много говорила, быстро переключаясь из грусти в интерес. "Я - оглянулась" - так она рассказывала о своём знакомстве с главным из парней: "Я просто, оглянулась..." "И притянулась" - мысленно договаривал за неё Вадик. Он сбегал, удирал к этим необычным людям каждую свободную минутку, если получалось, то из дома или с прогулки. Вадик научился чувствовать, что его вот-вот хватятся, научился по-особому чувствовать время. Эти парни разговаривали с ним, как со взрослым, и он действительно всё понимал, и это их не удивляло ничуть. Не восклицали: "Ах, какой молодец! Всё соображает!", как иногда делали другие взрослые, если Вадик позволял себе вмешаться в разговор или ответить на вопрос, обращённый к другому взрослому.
   И вот, когда они ушли... Они исчезли без следа, без прощания, без весточки "на память". Исчезли, как улетают листья с деревьев. Вот тогда - очень остро ощутил Вадик своё одиночество в непохожести на других людей, которые его окружали. То, как чувствуют люди его взгляд, только взгляд, даже если не видят его самого, из окна автобуса или с высокого этажа дома, например. Беспокоятся, останавливаются, оглядываются... Взрослые дяди и тёти не выдерживают, если он смотрит им в глаза, отводят взгляд, смущаются, теряются... Иногда, он слышал мысли людей около себя, не сразу понял, что это такое, слышал как речь, только менее разборчиво. Случалось и такое, что видел моментальные картинки из будущего и прошлого людей, как родственников, так и совсем незнакомых. И ещё - Вадик стал видеть потрясающе красочные и правдивые сны об иных, непохожих Мирах, городах, иногда, там обитали невиданные на Земле существа. Это было ярче и убедительнее, чем кино и сказки, и он сразу остыл к книжкам и мультикам, а потом и к кинофильмам. Так слабенько и жалко смотрелся чужой вымысел в сравнении с тем, что он видел, слышал и чувствовал со вкусами, запахами, звуками и ощущениями в своих снах.
   Его расстраивало то, что об этом нельзя никому рассказать; внутреннее чутьё, которому он привык доверять, советовало молчать. А мальчику очень хотелось поделиться своими знаниями и умениями, обсудить, возможно, глубже их осознать.
   Ещё несколько недель, он всматривался и вслушивался в людей, искал, а может быть встретит ещё таких или похожих?.. Но даже похожих не было.
   Вадик ощутил, что и музыку он слышит не так, как другие люди, но этим можно было поделиться, хоть от этого случился переполох и в итоге, его решили записать ещё в одну школу - музыкальную. Вадик не спорил, наоборот, пускай, музыка отвлекала от тоски одиночества, "слушать музыку": это было понятно другим людям, и его не беспокоили. Вадик замкнулся и вцепился в музыку. Ну, пусть, они не так слышат, но что-то же они слышат!
   И тогда же, мама тихонько, по секрету, спросила: хочет ли Вадик маленького братика или сестрёнку?.. Вадик запрыгал, заплясал от восторга. Об этом он и мечтать не смел - братик! Вот с кем можно будет всё обсудить и вот кому всё можно рассказать! Вот с кем можно играть и слушать музыку, и братика не заберут домой чужие родители, не позовут домой ужинать в самый разгар игры!.. Потому что, он же будет тут же, он же будет братик - как у других он видел - вместе можно будет гулять и вместе есть, вместе приходить домой...
   "Скорей бы! Скорей!" - мечтал маленький Вадик, засыпая вечером и просыпаясь утром, нетерпеливо поглядывая на маму, а она в ответ на его взгляды прикладывала палец к губам.
   Тут случилось и горе - стал пить отец. Вадик чуял его грусть, злобу, но не понимал причины. Отец пил, скандалил, бил посуду.
   Вадик стал думать, как помочь. Маме было очень плохо от этих скандалов.
  Мама стала приходить с работы грустная, подолгу сидела на кухне, молчала. Они негромко беседовали с бабушкой, мама отвечала коротко и холодно.
   Вслушиваясь в крик и скандал, Вадик понимал, что отец упрекает маму в чём-то ужасном, но мама молчит и не оправдывается не потому что виновата, а как раз наоборот. Но отец ей не верил. Насколько мог понять Вадик, отец не верил маме и не хотел второго ребёнка. Произносились частые слова: "шлюха", "твой ухажёр", "нагуляла"...
   После таких скандалов, мама закрывалась в ванной комнате и пускала воду. Даже если отключали горячую.
   Вадик почувствовал, что под давлением упрёков и несправедливых оскорблений, от обиды, мама думает о том, чтобы ребёнка... не стало.
  Ощутив её мысли в первый раз, Вадик дождался, когда она выйдет из ванной и бросился обнимать с плачем и словами:
  - Мама, не надо! Пожалуйста, не надо, мамочка... Пусть братик будет...
   Сначала, мама отмахнулась от детских слов. А потом, задумалась. Вадик понял, что братика надо спасать изо всех сил. А если нет... братика подстерегала серьёзная опасность... не появиться. Вадик знал, что будет братик, хоть и не спорил с мамой, когда она говорила о сестрёнке, допуская, что маме известно больше, чем ему.
  - Я буду помогать... Мамочка, ну не надо так думать! - умолял он маму, ходил за ней по пятам, стал плохо есть и всё заглядывал в лицо.
  - Ты же ещё сам маленький... - устало отвечала она.
  - Ничего я не маленький! Я всё буду делать, всё, что скажешь!
  - Ты же захочешь гулять, играть...
  - Нет, я тебе буду помогать.
  - Ты будешь с ней сидеть, и гулять, и ночью вставать, и ...
  - Да! Я всё буду... Всё, что, скажешь, буду делать!
  Мама тяжело вздыхала в ответ.
  - А ты видишь, что дома делается?
  Вадик упрямо хмурился в ответ.
  - Ну... пусть он тогда уходит... если такой дурак и не верит тебе...
  Вадик ещё не раз повторил слова-ключ о своей помощи к выходу из беды, долго смотрел в чёрно-карие глаза матери, пока она не согласилась, что, возможно, это бы изменило что-то... Первый шаг на пути! Мама согласилась. Настроилась, что выход есть.
  Вадик очень сильно захотел, пожелал, чтобы скандалы прекратились. Обратился к ночному небу с мольбой.
   Случилась странная вещь.
  Скандалы прекратились, отец их оставил. Сначала, Вадик даже не горевал, настолько обрадовался затишью. Потом спросил: где папа? Мама ответила, что он ушёл и больше не вернётся, что они разошлись.
   Вадик расстроился, что отец никак не попрощался с ним, просто ушёл, бросил и всё.
   А к ним домой стал приходить другой мужчина, маленький, толстенький, лысоватый. Он приносил цветы и шоколадные конфеты в коробках. Он гладил Вадика по голове, неловко прижимая волосы. А главное - он очень переживал за маму. Он хотел быть с ней вместе.
   Снова мама что-то обсуждала с бабушкой, с тётками, с другими родственниками. Когда все уходили, бабушка как-то долго и заунывно вздыхала. Как-то даже припевая со вздохами. И было непонятно, от грусти или от облегчения она так вздыхает, или от всего вместе.
   А потом была свадьба, большой стол, много гостей, мама в красивом серебрянно-сверкающем платье с жемчужными бусами на шее... Вадик гордился, что мама такая красивая, что все её любят, что она - самая главная. Потихоньку, Вадик спросил у бабушки: как называть нового дядю. Бабушка сказала, что называть надо "папа", но он не папа, а отчим. А папа, тот, кто ушёл.
   И вскоре, отчима, назначили начальником цеха на военном заводе. Ему давали большую трёхкомнатную квартиру.
  Все обрадовались, и бабушка тоже, хоть и говорила много раз, что они совсем ей не мешают, и принялись готовиться к переезду на новую квартиру, а отчим к принятию новой должности.
  
  
  
  
  
  
  
  Детство.
   Вадику - 8 лет, Глебу - 2 года.
  
  
  Зимней ночью, из полной и зябкой темноты, когда только согрелся, укутался и задремал, окунаясь в глубину снов - детский крик, внезапно нарастающий ор, ребенок плачет-кричит, закатывается...
   Не в первый раз Вадик проснулся от этого жалобного рева. Из-под двери комнаты видна полоска света, слышны голоса и шаги родителей, бабушки...
   Почему-то братишка просыпается каждую ночь, в одно и то же время с сильным плачем. А детская врачиха пожимает плечами и не понимает в чем дело.
   Вадик прислушался: приглушенная возня, голоса в соседней комнате и детский крик.
   "От чего он так плачет? Голодный? Нет, тогда он кричит по-другому, более отрывисто и не так громко. Что-то болит? Нет, тогда он тянет гласную "а" всё выше и выше, с перерывами на вдох. Мокрый? Нет, тогда малыш кряхтит и хнычет, а плакать начинает, если уж долго не понимают и не меняют пеленку. Что же случилось? Напугался малыш? Да, похоже. А ещё больше, чем страх - обида - никто не понимает, тычут в рот соску, а он же не любит пустышку, ему ещё обиднее..."
   Вадик потихоньку откинул одеяло, нащупал ногами тапочки под кроватью, мягко, осторожно ступая, прошел в комнату.
   В общей суете его не заметили. Мама взяла малыша на руки, села, дала ему грудь. Малыш взял с обиженным, дрожащим: "уа-ау!!!.." и тут же выплюнул сосок. Мама принялась укачивать малыша, но он закричал ещё пуще, захлёбываясь, выгибаясь всей спинкой. Мама положила ребёнка в кроватку, пошла на кухню, посоветоваться с бабушкой...
   Вадик подошел ближе. Присел, заглянул через деревянные прутья кроватки.
   - Эй? Буська? - позвал тихонько: - Ты чего ?.. Чего ты шумишь? Напугался?
  Ребенок прекратил плач при этих словах.
  - Ну, это ничего, это бывает, - согласился Вадик: - Ты не плачь... Тебе сон плохой приснился? У меня тоже так бывает. Ты лучше спи. Заснешь, и приснится хороший сон. Красивый. Про море и небо. Ты ещё такого не видел. Вот подрастёшь, я тебе всё покажу. Пойдем с тобой к морю, оно синее и если спокойное, то над ним плывут облака. Глебка чуточку вздохнул и улыбнулся, на пухлых щёчках мелькнули милые ямочки.
   Когда мама вернулась в комнату, удивляясь тишине, Глебка уже спал, словно и не он орал только что благим матом.
  -Варух... - мама устало улыбнулась: - Не хотела тебя будить... Ты проснулся? Опять Лейбах плакал... А что ты сделал? Как ты его успокаиваешь?
  -Ему сон приснился страшный, - серьезно ответил Вадик, но мама не поверила:
  - Фантазер! - он ещё маленький, чтобы видеть сны. Иди спать, тебе завтра в садик вставать рано.
  Вадик вздохнул, пошел к себе в детскую. Затворил за собой дверь, забрался в постель. Ощутил, что замерз, и одеяло, сохранившее тепло его тела, было кстати.
   "Что же с Бусиком? Если он не видит сны... Почему, из-за чего он так сильно пугается?.. Конечно, маленький такой, ему всё страшно..."
   Когда мама говорила о том, что у Вадика скоро появится братишка или сестрёнка, он радовался, представляя себе мальчишку-ровесника. А дома появился такой вот живой пупсик-карапузик... Нежный и "пужистый", как называл его Вадик, малыш вздрагивал от громких звуков, пугался яркого света, новых людей... А на головке мягкие золотистые завитки и глаза спрашивают о чем-то. Как горько плачут дети! Неожиданно ударившись или упав, плачут от боли, кричат: как же это так, бежал, играл, было хорошо и весело, и вот - боль. Почему, за что?
   А Вадик иногда тихонько дул малышу в лицо, а тот чуточку улыбался и жмурился от тёплого ветерка.
  
  * * * * * * * * * * * * *
  
  Вадику исполнилось восемь лет, в школе он был шустрым, разбойным мальчишкой, носился бегом по коридорам, кидался портфелем, придумывал шумные подвижные игры.
   А дома становился тихим, внимательным, осторожным: если Бусик спит. Вадик отвозил его в детский сад и забирал домой. Гулял с ним, катал в колясочке. И хотя ему исполнилось уже шесть, Вадик видел в нем нежную хрупкость малыша.
   Если мама дежурила в ночь, то Вадик рассказывал ему сказки перед сном, что бы малышу было не так страшно. А Бусеныш делился своими впечатлениями: что интересного в садике, какие новые игрушки, игры и люди, кто его обидел и с кем он подружился. Слов знал ещё не очень много, мимикой мордочки, звуками отвечал на вопросы брата. Вадик слушал, смотрел не отрываясь, ловил малейшее движение, даже самое мелкое.
   Потом Вадик кормил его вкусным ужином, придумывая, что картошка, это вовсе и не картошка, а бразильское блюдо "угру-мугру", и что творога в этот вечер в Мире совсем не осталось, последняя тарелочка у Бусика. Помогал купать малыша, укладывать спать и сидел с ним, когда уходила спать мама, рассказывал сказку о том, как в Древние Времена в одной семье, эльфы похитили ребенка, а чтобы люди не хватились и не стали их искать и преследовать, взамен подложили своего эльфийского малыша - эльфенка. Рассказывал каждый раз с новыми подробностями и другим финалом.
   Лёжа в постели, Глебка слушал сказку, широко распахнув светло-серые, хамелионски меняющие цвет очи; смотрел на Вадика: как отражая лунный свет, поблескивают в черных густых волосах прозрачные искорки. Слушал, притаивая дыхание, и думал: "а что если Вадик рассказывает о себе? О том, что он - чужой, что он - не человек, и доверяет только ему, Глебу, только говорит как бы не о себе, а о ком-то. Вот сейчас он оговорится и выдаст свою тайну. Глебка всматривался пристально, а по коже Вадика пробегали мурашки: может, это вовсе и не Глеб, не малыш, так жутко уставился, не мигая, ему прямо в лицо? Сейчас, этот подмененный эльфенок, поймет, что его тайна разгадана, раскрыта - испугается... Не зря же малыш так пристально и безотрывно, подолгу смотрит на Луну, пугается ветра и путается на улицах, забывая в какой стороне дом. Вот сейчас он скорчит рожицу, подмигнет, захохочет, отбросит одеяло, вскочит на подоконник.
   И улетит в открытое окно.
  
  
   <Продолжение следует.>
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"