Почти невыдуманная, даже совсем невыдуманная история...
И пусто, и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды.
Желанье, чтоб в жизни напрасно меньше страдать,
А годы уходят, все лучшие годы...
Любить? Но кого же? На время - не стоит труда,
А вечно любить - невозможно.
В себя ли заглянешь, там прошлого нет и следа,
И радость, и муки, и все там ничтожно.
Что драмы, иль страсти, иль поздний сладкий недуг
Исчезнут при слове рассудка?
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,
Такая пустая и глупая шутка...
(Не из личного творчества...)
Так чего ж мне ее ревновать?
Так чего ж мне болеть такому?
Наша жизнь - простыня да кровать,
Наша жизнь - поцелуй да в омут.
(С. Есенин)
Влад скрипнул зубами и вскинулся на постели. Простыня промокла от пота, сердце его колотилось с такой силой, словно хотело пробить грудную клетку. Он с хрипом и стоном, наконец, выдохнул застрявший в легких комок воздуха и задышал, часто, со всхлипываниями. Кошмар постепенно отступал, растворяясь в ночи. Но Влад знал, что он вернется. Пусть не сегодняшней ночью, и не завтрашней, - но вернется. И опять он проснется от невыносимой, мучительной боли, что гнездится глубоко внутри, запертая в подсознании всеми мыслимыми и немыслимыми барьерами воли. Но ночью все становится другим...
Ночь... Страшное слово... Влад ненавидел ночь с тех пор, как узнал, что его девушка вышла замуж... За другого, не за него. Ночью приходил Кошмар... Он был всепоглощающим и мучительным, как зубная боль. И от него было очень трудно избавиться.
Влад вскочил с кровати и заметался по квартире как раненый зверь. Дыхание со свистом и каким-то горловым рычанием вырывалось сквозь судорожно сжатые зубы. Он натыкался на предметы обстановки, больно ударялся о них и не чувствовал этой боли. Другая Боль, дикая, раздирающая Боль терзала его душу...
А потом пришел Страх. Первобытный, животный, смертельный страх... Так страшно Владу не было даже тогда, когда он первый раз вышел на задание. Там были свои ребята, которые не бросили бы, спасли. А тут - никого... Да и кого там было опасаться? Разве что шальной пули, которая могла прилететь из ночи.
Да и знал он, что его ждут дома. Тогда еще жена. Это было в первую его войну. Он верил, что его ждут. А потом... Потом он в первый раз испытал Боль... И разочаровался. Разуверился в жизни...
***
Бой был трудным. Мало патронов, мало ребят, автомат перегрелся и обжигал руки. А духи все лезут и лезут... Кто-то еще пошутил: "Выключите свет! Они на свет лезут!". Посмеялись, и откуда взялись силы держаться? В тот бой они потеряли сразу четверых. Серега, балагур и душа любой компании, был убит в голову. Пуля вошла ему в висок... А дома его ждала девушка, которая писала ему письма почти каждый день. Только приходили они очень редко и сразу огромной пачкой. И мать...
Николай, угрюмый и молчаливый, но надежный как скала... Пуля вошла ему в грудь, меж броневых пластин... Алексей, Костик... Оба подорвались на фугасе, когда пытались выбраться из заблокированного дома... От них не осталось практически ничего...
Сам Влад отделался контузией. Взрывной волной его ощутимо приложило головой об стену. А потом, в госпитале, жена ни разу его не навестила, хотя она и знала все... Ему стало обидно, до слез, до спазмов в желудке. Но он держался. И бодрил раненых ребят. Кто-то из молодых врачей принес гитару. И Влад пел. Не о войне, которая всем надоела хуже горькой редьки. О войне песни пишутся уже потом, когда немного утихнет душа, перестанет скорбить и плакать сердце. А тогда он пел о любви, о друзьях, о доме... Пел Высоцкого... А сам стискивал зубы, чтобы не заплакать. И улыбался...
Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий...
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,
Умоляю вас вскачь не лететь...
Но что-то кони мне попались привередливые,
Коли дожить не успел, так хотя бы допеть...
И я коней напою, и я куплет допою,
Хоть мгновенье еще постою на краю...
И вот - день выписки. Он получил две недели отпуска, чтобы заехать домой, повидаться с родными. Он приехал... Но его никто не встретил на вокзале. Это уже не вызвало удивления, только родилась внутри горечь. И даже сожаление о том, что напрасно он приехал. Она не пришла...
Взяв такси, он приехал домой. Пустота и тишина... Никого. Тогда он стал звонить жене на работу, уже понимая, что зря. И не ошибся: вежливый и профессионально безликий голос равнодушно сообщил ему, что "Елена Александровна сегодня не работает. Она утром сменилась и ушла..."
- Так, - Влад закурил, чего никогда не позволял себе в квартире. - И где же она тогда? В три часа дня?
Какое-то смутное воспоминание шевельнулось в памяти, но, сколько Влад не пытался его конкретизировать, не получалось. Оно ускользало, исчезало, где-то растворялось, чтобы через мгновение снова проявиться...
Он принял душ, побрился, переоделся в гражданскую одежду и вышел из квартиры. Люди на улице оборачивались ему в след, что-то неодобрительно шептали. Но он не слушал их, он был озадачен поисками жены. Она и раньше исчезала так внезапно. Но сегодня был другой случай: он предупредил ее телеграммой, что приезжает. Телеграмму он нашел на столе. Значит, она знает. Тогда вообще непонятно...
Влад толкнул вращающуюся дверь бара и вошел в полутьму "предбанника". Вежливый молодой человек (охранник) встал навстречу, но отступил, не увидев ничего интересного для себя. Кивнул головой, мол, проходите. Влад тоже кивнул ему головой и остановился в дверях, пытаясь разглядеть посетителей сквозь слои табачного дыма и отблески стробоскопической установки.
И увидел... Сердце его дало сбой и застучало тяжело и неровно. Комок подкатил к горлу. Влад покачнулся, вскочивший охранник поддержал его за локоть...
- Ничего, сейчас все пройдет... - С трудом разлепил губы Влад. - Последствия контузии сказываются. - И вымучил из себя кривую улыбку.
Он глубоко вздохнул, на несколько секунд задерживая в легких воздух. Тьма перед глазами постепенно рассеялась. Он вновь осознал, где находится. И бросив охраннику "Извините!" выбежал на улицу.
Как попал домой, он не помнил. Не раздеваясь, повалился на диван. Мыслей не было. Никаких и ни о чем. Он никак не мог уяснить себе, за что? За что она так поступила с ним? Или - почему? Потом он, видимо, задремал. И очнулся уже глубокой ночью. Включил на часах подсветку: половина третьего. Жены все нет. И это становилось уже забавным...
Влад вышел на лестничную площадку, закурил... И услышал доносящийся снизу звук, напоминавший звук борьбы. Удивленно приподняв бровь, он стал спускаться. И замер, пораженный открывшейся ему картиной: его жена, как уличная проститутка, с каким-то диким восторгом отдавалась прямо на грязной лестнице... Кровь бросилась в лицо, глаза застилал туман. И Влад уже не осознавал, как в один прыжок он допрыгнул до них, как оторвал от жены любовника и самозабвенно, методически избивал его.
Оторвали его от этого занятия довольно грубо: кто-то из соседей вызвал милицию. Влада забрали в отделение, но скоро выпустили: боевой офицер, да и причина была весомой. Прощаясь, дежурный капитан сказал:
- На твоем месте я бы ее просто пристрелил.
Влад криво улыбнулся, пожал капитану руку, сказал: "спасибо, командир" и вышел. Занималась заря. Он решил, что ни минуты больше не останется в городе. Не надо... Не зачем...
***
Влад простил жену. Сумел задавить в себе негативные эмоции, все же он любил ее. Хотя и не получал ответного чувства в полной мере. Но жизнь пошла наперекосяк. Еще до рождения ребенка его жена уехала к маме. И почти два года он не мог уговорить ее вернуться. Потом она вернулась. И то только потому, что нужно было выходить на работу. На все уговоры посидеть дома с ребенком - ноль эмоций, только каждодневные скандалы и ссоры.
Скоро жизнь стала почти невыносимой. Потом она бросилась на него с кулаками, и Влад не выдержал: наорал на нее и выгнал из дома. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что ребенок тут абсолютно не при чем. Он-то ни в чем не был виноват! А разборки взрослых касались его самым непосредственным образом.
А потом он снова простил. И принял назад. И был спокойный месяц. Но только один месяц, в течение которого жена еще выполняла условия, поставленные Владом. И снова началось все сначала... Скандалы, ссоры, почти драки... Влад сдерживал себя, как только мог. Он понимал, что его жена просто ищет малейшего повода, чтобы обвинить его в избиении и упрятать если не на долго, то хоть на пятнадцать суток. Что она с этого хотела поиметь, Влад не понимал.
Знал только одно: поскольку его жена не жила с ним, а снимала квартиру (так, мол, удобнее, к работе ближе) и приезжала домой только на выходные, да и то не всегда, то у нее снова кто-то появился на стороне. А следить Влад не хотел, он считал это низким и пошлым.
Настал момент, когда Владу это смертельно надоело. И он объявил свое решение: развод. Не стоит мучить друг друга, говорил он. Не получается у нас жизнь. Что поделать? Давай расстанемся.
Елена сначала восприняла все это как шутку, но Влад был серьезен, как никогда. И тогда его жена поняла всю серьезность ситуации и испугалась по-настоящему. Ей всегда и все сходило с рук, она могла поступать, как ей заблагорассудится. И она была уверена, что Влад поступит и сделает именно так, как скажет она. А тут вдруг он посмел иметь собственное МНЕНИЕ. Более того, он твердо стоял на своем и не собирался отступать. Для нее это было непонятно и страшно. А Влада, впрочем, это волновало меньше всего на свете. Тяжело, конечно, но когда ничего другого не остается... Решение было принято, решение окончательное и не подлежащее обсуждению.
И вот он встретил ЕЕ. Впрочем, это не совсем верно. Познакомился. В Интернете. Совершенно случайно. К тому времени он работал программистом в довольно солидной компании. И искал в Сети в общем-то совсем другого человека, а нашел ЕЕ.
Но и это было не совсем верно. Сначала он увидел ЕЕ во сне. Это был необычайно яркий и запоминающийся сон. И девушка, приснившаяся ему, поразила его не красотой, а какой-то внутренней силой, что ли... И внутренним светом. А голос!.. Этот чарующего тембра низкий, чуть хрипловатый голос преследовал его на протяжении полугода. И вдруг... ОНА! Это было как удар электрическим током по оголенным нервам; как ударная волна близкого взрыва.
Влад буквально летал на крыльях. Его переполняло ЧУВСТВО, которым он, не стесняясь, делился с НЕЮ. Он любил, безоглядно, безумно. Он горел. Он хотел видеть и слышать ЕЕ каждый день. Он звонил ей вечерами, и они говорили; обо всем и ни о чем. Междугородние звонки обходились Владу в кошмарные суммы. Но он не хотел иначе. Это была Судьба, так ему казалось...
И он поехал к ней, наплевал на все и поехал. Она встретила его на вокзале, привезла к себе домой. И были десять сумасшедших дней, когда они любили друг друга, и никак не могли насытиться друг другом. Он ласкал ее, она отвечала ему тем же. Он восхищался ею, как прекраснейшей из всех... Он боготворил ее. Она была его Вселенной, его жизнью...
Но... Все когда-то кончается. Кончился и короткий отпуск Влада. Снова ждала отупляющая работа, сидение за компьютером ночами, и - общение в Сети днем, и - телефонные разговоры по вечерам.
Он, наконец, развелся с женой. Хотя она всячески старалась затянуть и даже сорвать этот процесс, прибегая к разным уловкам. Даже магия не осталась ею забытой. Но и Влад не сдавался, окрыленный своей любовью. Он увидел и почувствовал совершенно другое к себе отношение. И это его согрело. Он понял, что можно возвращаться домой, и его там ждут. С содроганием он вспоминал время, когда, придя с дежурства, уставший, злой и голодный, он не встречал ласки и тепла, был вынужден сам готовить ужин... Влад не хотел возвращаться домой...
И вдруг... Это страшное слово! Все кончилось. Быстро и внезапно. В один миг рухнуло все: любовь его оказалась растоптанной и была смешана с грязью. Это был удар... Боль навалилась со страшной силой. Обжигающая, ломающая все боль... В тот день он напился. В первый раз за много лет.
Влад хотел растворить свою боль в водке. Не помогло. Боль грызла душу, рвала на части сердце, раздирала Влада на тысячи мелких кусочков. Боль была всюду, и не отступала... Тогда, чтобы убежать от всего (он перестал понимать, что от себя убежать не получится), он решил снова на войну. Думал, что это поможет. Малодушно думал о том, что найдет свою пулю, и боль смерти освободит его от всего. А о том, что это будет болью для близких ему людей, Влад, ослепленный тоской и жалостью к самому себе, забыл...
И принятое решение осуществилось. Вновь автомат, вылазки в тыл врага, когда ты идешь, оставляя за собой молчание и смерть. Ощущение силы, когда чувствуешь предсмертную дрожь врага, перерезая ему горло острым, как бритва, ножом. Чувство какой-то злобной радости оттого, что пуля из твоего автомата нашла тело врага. И смертельная усталость после многокилометровых бросков по горам. И радость, что остался жив. И товарищи твои живы. Вот они, рядом с тобой. Не раз проверенные в деле, надежные, как и ты сам. И - бои. Тяжелые, изматывающие. Смерти... Глупые, как всегда. Потому что смерть не бывает умной.
Влад научился ненавидеть. Научился не испытывать жалости. Стал замкнутым и холодным, как горный снег. За ним даже закрепилось прозвище "Терминатор"... А еще его называли Убийцей и иногда Ужасом.
Он научился молча и бесстрастно смотреть на зверства боевиков. Отрезанные части тела, выпотрошенные трупы более не бросали его в дрожь. Душа зачерствела и не реагировала на это. Это было НОРМАЛЬНО, это была война...
В одном из боев, когда подкрепления ждать было неоткуда, боеприпасы были на исходе, и все уже мысленно прощались с жизнью, он встал. Встал в полный рост под непрекращающимся обстрелом. И пошел напролом, ища смерти. Страшным по своей ярости штыковым ударом они сломили боевиков. Раздавили их, как давят таракана - брезгливо и быстро. Влад, орудуя снятым с автомата штык-ножом, с бездушностью и безжалостностью робота вспорол живот "духу", страшным ударом ноги в голову отправил на тот свет еще одного...
Они вернулись. Все. Живые и невредимые. И уже на подходе к селению, снайпер достал-таки Влада. Выстрел был бы точным, если бы они, перебивая друг друга, не вспоминали подробности боя. Кто-то толкнул Влада в плечо, дурачась. Тот сделал попытку удержаться на ногах, и вдруг упал на камни. Аккуратная маленькая дырочка в ноге, струйка крови и бледное от боли лицо Влада...
И опять госпиталь... Только уже не такой пустой. Старый друг регулярно приходил в гости, сообщая новости, принося электронные (правда, уже распечатанные на бумаге) письма и фотографии. Фотографии девушки, с которой он познакомился тоже в Сети. И которая так не хотела, чтобы он уходил на войну. И, оказывается, она не забыла солдата. Молилась за него. И была обворожительна красива...
Влад уже опасался, да и не хотел вновь пускать в свою душу любовь. Зачем? Чтобы снова потерять, едва успев приобрести? Но каждый раз с нетерпением ждал от нее весточки, хотя бы два слова. Простые и легкие, как дуновение ветра: "Привет! Это я..."
И снова он держался, пел песни под гитару, веселил народ. Потому что знал: о нем беспокоятся. И где-то на краю сознания поселилась мысль: его ждут... Ждут живым.
...
Особая рота, особый подсчет для сапера,
Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей!
Напрасно стараться: я и с перерезанным горлом
Сегодня увижу восход до развязки своей.
Прошлись по тылам мы, держась, чтоб не резать их сонных,
И вдруг я заметил, когда прокусили проход:
Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух
Уже повернулся верхушкой своей на восход.
За нашей спиною - шесть тридцать - остались, я знаю!
Не только падения, закаты, но взлет и восход.
Два провода голых, зубами скрипя, зачищаю.
Восхода не видел, но понял: вот-вот, и взойдет.
Уходит обратно на нас поредевшая рота,
Что было - неважно, а важен лишь взорванный дот.
Мне хочется верить, что грубая наша работа
Вам дарит возможность беспошлинно увидеть восход.
Потом он начал ходить. Тяжело, на костылях. Была задета кость, рана, хоть и заживала быстро, сильно беспокоила. Но Влад уже привык к тупой, ноющей боли в ноге. Ибо эта боль была ничто по сравнению с Болью души...
Он познакомился с компьютерщиком госпиталя и стал сам писать письма. Бодрился, а вокруг удивлялись его улыбке: доброй, но и жесткой одновременно. И такой всепонимающей. В мягком на вид парне при ближайшем рассмотрении виден был стальной стержень воли и самообладания.
Но - контракт не закончился. И после лечения Влад опять ушел воевать. Только пообещал беречь себя. Иногда он звонил, когда представлялась такая возможность. Иногда писал письма. И все больше убеждался, что его действительно ждут. И ненавидел себя за это. Боролся, воевал с самим собой, ворочал в душе тяжелые камни сомнений, искал и не находил ответов на свои вопросы.
Зачем? Для чего все это? Вечные вопросы, на которые нет ответов. А может, есть. Только не сейчас, не в этой жизни. А потом, когда-нибудь; лет так через полтысячи... Жаль только, что не дожить. А значит - не успеть. Ничего...
Срок контракта кончился, и Влад вернулся. Живой и почти здоровый. Перед увольнением его слегка зацепило осколком гранаты. Совсем чуть-чуть. Так, царапина... Только душу он так и не вылечил. Так и остались в ней сомнения, боль и страх... Страх того, что же будет дальше. Как жить? К чему стремиться?..
***
Все это в мгновение промелькнуло в голове Влада. Он перестал метаться по комнате, вышел на кухню. Жадно и долго пил ледяную воду. Закурил, успокаиваясь... "Ну, что тут такого? - Думал он, глубоко затягиваясь крепчайшим дымом кубинской сигареты. - Ну, убил я ее... Что дальше?"
Такая беседа его с самим собой продолжалась уже на протяжении месяца, с тех пор, как он вернулся с войны. Во сне он медленно убивал свою любимую женщину. Миллиметр за миллиметром взрезая ее кожу острейшим ножом, упиваясь ее надрывным криком, радуясь с садисткой злобой ее мучениям.
И одновременно другой половиной своего сознания он понимал всю бредовость этого сна, так похожего на явь... Он чувствовал запах крови, который одну часть мозга приводил в экстаз, а другую заставлял кричать от ужаса. Он наслаждался процессом, одновременно испытывая животный страх от того, что делает...
Влад просыпался в холодном, липком поту, судорожно пытаясь унять бешено стучащее сердце. Понимая, что это лишь кошмар... Но очень уж реалистичный... Влад глотал таблетку транквилизатора, выкуривал подряд три-четыре сигареты, выпивал чашку безумно крепкого кофе и брел обратно к постели... И долго не мог уснуть, боясь повторения сна. Боясь вновь испытать Боль и Ужас... А в голове, как закольцованная магнитофонная лента, крутилось четверостишие:
И все давным-давно просрочено,
И я молюсь, и ты молись,
Чтоб на утоптанной обочине
М вы тусклый вечер не сошлись...
И, наконец, измученный, засыпал. На этот раз без сновидений...
Вот и сейчас повторилась та же процедура: сигареты, кофе, таблетка транквилизатора. Только еще добавился холодный душ. Влад стоял под хлещущими тело струями воды, пока не замерз окончательно. Тогда он растерся махровым полотенцем, закутался в теплый халат и прошлепал босыми ногами на кухню. Открыл холодильник, разглядывая бутылки на дверце. Понимая, что транквилизаторы и алкоголь - вещи несколько несовместимые, все же налил себе сто пятьдесят коньяку. Постоял минуту, размышляя, повторяя вновь уже порядком надоевшее стихотворение, пробормотал чуть слышно: "Прости меня, малыш! Я, наверное, уже надоел тебе своим бредом...". Залпом выпил коньяк, шумно втянул носом воздух... Вдруг вспомнил Есенина:
Закричал я от сна дурного
И проснулся, тяжко скорбя:
Снилось мне, что ты любишь другого,
И что он обидел тебя...
"Только у меня это не сон, а реальность", - подумал Влад, направляясь в спальню. Он сбросил халат на пол и рухнул на кровать. Через минуту он уже спал... И на этот раз ему снилось, что его любят...