Огромная перевернутая чаша неба низко висела над ночным лесом. Яркие и такие близкие звезды казались окнами в другие миры. Только протяни руку, или пожелай - и ты уже там, среди этих звезд...
Но сидящему у костра человеку до этих звезд не было никакого дела. Он бездумно глядел на пляшущие языки пламени, медленно пожирающие сухие дрова. Впрочем, его неподвижность и отрешенный вид не означали, что мыслей в его голове нет. Мысли были, но только об одном. Они как звери метались в тесноте черепной коробки, яростные, уставшие от беготни по кругу. Но снова и снова догоняли друг друга, вцеплялись сами в себя, раздирая голову мучительной болью.
"Надо же, - думал человек, - я снова один... В который уж раз, пытаясь начать все заново, с чистого листа, я опять остаюсь один... И на этот раз тоже... Господи, как же это больно!.."
А лес молчал. Молчал и высился сплошной и почти непроходимой стеной. Только где-то вдали изредка взлаивали собаки, да кружился в высоте сыч, мерно выкрикивая свою скорбь.
Негромкий шорох заставил человека поднять голову. С противоположной стороны костра на него глянули красные глаза.
"Волк... - Пришла безразличная мысль. - Вот и все, конец".
Но волк не торопился. Он смотрел на человека, пристально, тяжело. На могучем загривке вздыбилась шерсть, верхняя губа приподнялась в беззвучном рыке. И этот оскал вдруг напомнил человеку ее кривую улыбку, когда она сказала, что все кончено...
Волк потянул носом воздух. Ему не нравился огонь, не нравился запах человека. Но человек был одни, а значит, добыча никуда не денется. Волк стал медленно обходить костер. Шаг за шагом. Неторопливо приближаясь к человеку. И вдруг замер, словно натолкнулся на невидимую преграду. В его зверином мозге не укладывалось, что человек никуда не пытается убежать.
А человек действительно не боялся. И не собирался никуда двигаться. Ему было уже все равно. Он только смотрел в глаза хищнику и улыбался, печально и обреченно.
Волк сел... Склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. И вдруг прыгнул. Коротко, без разбега. Опустился мягко и беззвучно подле человека. И так застыл.
Человек протянул руку, потрепал зверя и спросил:
- Что, брат, одиноко и больно? Мне тоже, братишка...
Волк дернул ухом, лизнул протянутую руку. Он ощутил волну тоски и боли, исходящую от человека. Человеку было очень, очень плохо. И волку тоже была знакома эта боль. Третьего дня охотники убили в облаве его подругу.
Рука человека наткнулась на что-то твердое и шероховатое в волчьей шерсти. "Кровь", - подсказало что-то. Волк слабо дернулся, но сразу успокоился, видя, что человек не собирается причинить ему зла. Он чуть приподнял голову. Огонь костра отражался в его глазах красными отблесками. Волк заглянул в глаза человека: в них стояли слезы...
Боль... Снова накатила дикая боль и нечеловеческая тоска... У человека появилось неудержимое желание завыть от этой невыносимой боли, которая вцепилась в его существо и душу. Грызла изнутри, словно маленький тысячезубый зверь. И завыл, подняв голову к небу, что-то бессвязно крича. А волк вторил ему в своей волчьей боли и тоске.
Человек зарыдал и упал на землю, корчась от муки. Слезы не несли облегчения. Он что-то тихо шептал, словно в бреду. Обхватил руками зверя, зарылся лицом в его шерсть и плакал. По мужски, громко и неумело.
Волк осторожно высвободился из объятий, лег рядом. Широким, шершавым языком принялся слизывать слезы с лица человека, как бы говоря: "Я рядом, брат. Я не уйду".
Человек постепенно успокоился и уснул тяжелым сном. Он часто вздрагивал, бессвязно вскрикивал во сне. А волк лежал рядом, изредка тычась прохладным влажным носом в лоб человека, словно утешая и успокаивая. Да время от времени слизывал выступающие на глазах человека слезы...