Аннотация: Что будет, если смогут людям компьютено внушать смыслы жизни.
Бескаравайный С.С.
ПОПУЩЕНЦЫ
Много слов он узнал
Только смысла в них мало
Запах типографской краски из книжного магазина выветрить невозможно. Да никто и не пытается. Это часть обстановки, она творит неуловимый дух покоя, дает ощущение солидности, основательности. И пусть все книги - только отпечатаны, только выставлены на полках, от них уже веет библиотекой. Основой знаний. Потому продавцы не обращают внимания на посетителей, восторженный выбирающих в лёгкие магазинный воздух. Их не беспокоят люди, часами бродящие мЁж стеллажей, раскрывающие ту одну книгу, то другую. Это часть ритуала покупки. Необходимость.
Вот и сегодня, среди прочих посетителей затесался такой очарованный книгами субъект. Мужчина лет сорока, в темном деловом костюме, обыкновенного роста и фигуры. Он рассеяно осматривался и, казалось, что сквозь его лицо проступает улыбка мальчишки - так рад был снова выбирать себе книгу. Продавщица механически отвела глаза, не видя в нем и грана опасности.
Посетитель прошелся вдоль одной полки, другой, подошел к витрине, где стояли красивые и дорогие издания по искусству, военной амуниции, истории. За стеклом хранились подарочные экземпляры, которые многим хочется потрогать, но они стоят таких денег, что приходиться ограждать их от жирных и неосторожных пальцев. Рассеянный мужчина поднес ладонь к стеклу, будто желая помочь себе с прочтением очередного названия, как вдруг у него сзади из-за воротника и из манжетов повалил черный дым. Густые жирные струи, казалось, били из трубочек, выдвинувшихся из-под одежды. Всё случилось очень быстро - секунда, и вот уже проход начисто перегорожен дымовой завесой. Внутри неё слышен звон стекла, треск раскрываемой материи и легкие шлепки сбрасываемых книг. Сунуться в дым невозможно - он страшно едкий и кашляющие посетители стараются отбежать подальше. Кто-то догадливый кричит "Пожар!" и ломиться к выходу, за ним остальные посетители. У входа возникает давка - наступают на ноги толкают в бока и может случиться крупная неприятность. Охранный компьютер, уловив отчаянные крики, открывает задвижки на витрине: передняя прозрачная стенка вдруг распахивается на манер гаражных ворот. Толпа выплескивается на улицу, а поверх голов колышется жирная редеющая темнота.
Между стеллажей побежали сотрудники в масках и с огнетушителями в руках. Но сигнализация не работает и углекислый газ из хитро спрятанных под потолком форсунок - не вырывается. Рядом с престижной витриной - осколки стекла, упавшие книги и сброшенный черный пиджак. Там валяется хитрая сбруя из ремней, баллончиков и прозрачных пластиковых трубок.
Уже через минуту дым рассеивается настолько, что можно дышать без маски. Менеджер зала учиняет проверку и, матерясь сквозь зубы, недосчивается четырех больших книг. Наверняка еще что-то мелкое прихватили в сутолоке догадливые посетители.
--
В операторскую! Сейчас мы эту тварь вычислим, - он бросает огнетушитель на пол и окончательно сдергивает с шеи ненужный противогаз.
Зам по охране, пожилой и опытный, сдувает с книги жирную копоть. Против ожидания она совершенно не пачкает бумагу. Дым был вовсе не дымом, а какой-то специальной взвесью.
--
Быстрее! - менеджер уже рядом с дальней дверью.
Охранник качает головой, но долг зовет и вот он открывает файлы с записями зала. Ускоренный режим просмотра. На экране в дверь входят одни люди, другие, сейчас должен зайти грабитель. Изображение мигает и расплывается, будто перед камерой возникает аквариум с мутной водой. Не поймешь какие силуэты суетятся в проходах. И через секунду дым закрывает всё.
Менеджер бьет кулаком по столу и выражается особо заковыристо. И громко. Потом бьет стол ногой.
--
Смотри другие камеры! Наружно наблюдение, запись площади, всего ведь много!! - выдает он через минуту ценное указание.
Охранник без охоты выполняет приказ. Он уже знает, какую муть увидит в остальных записях.
Родион Ираклиевич, вытряхнув остатки копоти из волос, давно покинул окрестности магазина. Четыре книги такого формата, что лежали у него в плотном сером кульке - отличное приобретение за неделю. Три нужно сдать, одна заказанная давеча "Миневра" окупит его затраты, а монографию о серебре мира можно поставить на собственную полку. Только перед этим надо свести штрих-коды и вытравить номер издания. Ничего, у него в секретере отличная подборка инструментов для таких случаев.
Немного попетляв по улицам, прокатившись в метро и одев запасную, бумажную куртку, он подошел к своему подъезду. Дома всё было по-прежнему. Тлен, беспорядок и пустота. Она ушла уже как... Он не смог вспомнить, когда именно, но ещё до олимпиады. Уже больше месяца. Но хватит хандры - дело требует жизни, а не соплей.
Грабитель смел со стола остатки завтрака. Поморщился, и выбил на пульте сигнал уборщику. Зашевелившийся робот начал урчать в соседней комнате. Сюда он еще не скоро доберется. Родион Ираклиевич распечатал секретер, аккуратно выложил книги, подвинул стул. Подышал на руки, убедился, что они не дрожат, и принялся четко, методично выполнять те манипуляции, что превратят чужую собственность в ничью.
Так он проработал до заката, не вставая, только один раз убрав ноги с дороги робота. Наконец, разогнув спину и протирая уставшие глаза, он мог поставить на полку все четыре фолианта. Ему хотелось отдохнуть, расслабиться. А пальцы продолжали ласкать корешки, перебирать страницы.
Родион Ираклеевич знал, чего хотел. Ему нужно было общение с другим томом, с тем, что лежал у изголовья его кровати и который был единственным его собеседником весь мрачный период. От этого необходимо было отвыкать, разбивать зависимость, но он не хотел. Это было выше его сил.
Хозяин квартиры закрыл секретер и пошел в спальню. Взял томик и устроился поудобней.
Вот эта книга. Небольшого формата, с потертостями от пальцев на дерматиновой обложке. Вся в маленьких блестящих квадратиках, образующих неясный, хаотический узор. Она удобно лежит в руке и раскрывается всегда точно на нужной странице. Листы, из которых она составлена - очень толстые и едва ли сотня их умещается там, где бумага позволяет переплести четыре сотни.
А это, собственно, и не бумага. Гладкий, холодный материал, что тихо шуршит под пальцами, а темные рукописные строчки иногда дрожат под взглядом их автора. А вот и офорты - цветные, яркие, движущиеся картинки. Hi-tech инкунабула, ничего не поделаешь.
Книга вздохнула.
--
Как всё прошло? - спросил Родион Ираклиевич.
--
Ну не то чтобы очень гладко, но форму ты восстанавливаешь, - на офорте была улыбка. Губы в рамочке страницы.
--
Слежка?
--
Я бы тебе сообщила.
--
Как тебе добыча?
--
Альбомом о серебре ты пытаешь выгнать нечисть из своей души?
--
Может быть, - хозяин перевернул несколько страниц и открыл другой офорт.
Здесь на листе было сложное переплетение цифр, идеограмм, символов. Оно "дышало".
--
Нужен новый гороскоп?
--
Знаешь, давай не сегодня. Настроения нет.
На цифирной ряби проступил вопросительный знак. На секунду, и тут же пропал.
--
Посчитай, какова вероятность попасться в следующий раз.
--
Уровень фантазии и подготовки, пожалуйста? - сделал офорт запрос официальным голосом.
--
Всё то же самое, - не стал утруждать себя хозяин.
--
О, почти шесть десятых. От единицы, я имею ввиду.
Родион Ираклиевич грустно поднял брови.
--
Что делать, что делать. Лучше истолкуй мне того сомнительного старикашку, что топтался у входа в магазин.
--
Не такой уж он был и сомнительный. Вполне довольный жизнью старичок. Это ты себя накручивал, подсознательная напряженность, - офорт-астролог стал психологом и, заодно, показал хозяину коротенький ролик его входа в магазин.
Родион Ираклиевич ещё немного поговорил с книжкой, потом вынул из её корешка стило и принялся в который раз записывать свои впечатления от прошедшего дня. Пытаться систематизировать их и найти закономерности в собственных поступках. Страницы, которые были черно-белыми гибкими дисплеями, исправно освобождали ему площади.
Потом, часам к пяти, он проголодался, поужинал и заснул, что было для него чрезвычайно рано.
Звонок. Второй звонок. Темнота и покой не желали сдаваться.
--
Порфирьеч на проводе, - осторожно заметил электронный советчик.
--
Да! - крикнуть получилось не очень.
--
Ты снова в деле. Хорошо. Тут для тебя ещё работа. По мокрому, - не стал рассусоливать голос.
--
Ты знаешь, я отдам. Хочешь, сам забирай, - раздражение было уже вполне внятным.
--
Разговор к тебе есть. Часика через два, в "Селедке", - собеседник отключился.
Прекрасно знал Родион Ираклиевич, что его там за разговор ждет. Очередная попытка мафию учредить. Хорошую такую, конкретную. Чтобы не разрешенную квоту на кражи с убийствами реализовывать, а самим, как в старые добрые времена, людей в подворотнях крошить. Только очень уж смутно помнил Родион Ираклиевич те годы, совсем ещё мальчишкой был, и ни одного натурального преступления выдать в сводку не успел.
Но идти всё равно надо было. Одеваясь, он механически прихватил инкунабулу.
Это скорее походило на встречу однокашников. "Четверть века спустя" или что-то в этом роде. Собрались не все. Многие сидели по казенным каморкам диспансеров, отдыхали. Другие уже никуда не смогут прийти. Третьи просто не захотели. За овальным столом, под лампой, разместился едва ли десяток человек. Это были те, кто дольше других смог избежать ротации кадров.
Родион Ираклиевич отставил свой стул чуть дальше в тень, раскрыл книгу. Стал сверять лица компаньонов с комментариями офортов.
--
Добрый вечер, уважаемые, - главарь, у которого на груди имелся бэйджик с аналогичной информацией, не хотел ломать язык матюгами.
Инкунабула сравнила его лицо с портретом старика из набросков Леонардо. Получилось весьма изящно.
--
У нас открылось новое окно возможностей. Теперь лимиты убитых воров могут переходить на оставшихся, - секунда тишины, - Надо по быстрому объединиться, взять к ногтю лишних. Предлагаю список...
За столом пробежал шепот. Дело с самого начала оборачивалось так, что и вопроса убивать-не убивать, никакого не стояло, а сразу приходилось браться за списки.
--
Не много на себя берем? - осторожно возразил Сохатый. Френология говорила, что его череп принадлежит подлому человеку.
--
Верный ли слух? - вставил Сизый. В его голосе благородства тоже не наблюдалось.
--
Самый верный. Ярлык на работу выдал пятый управляющий ИИ. "Заплута".
Бандиты одобрительно забурчали. Искусственный интеллект, управлявший легальной преступностью в городе, числился на балансе уголовного розыска и, теоретически, мог вообще устранить кражи.
--
Подробности! - потребовал Турок. Инкунабула показала его генеалогическое древо и проценты национальных кровей в жилах.
Следующие полчаса Главарь, подтащив поближе запасенный дисплей, рассказывал и показывал их новые возможности. Получалось неплохо. Что-то вроде запаса злых дел, который можно было держать на манер общака и, при случае, ими торговать.
--
Это называется "индульгенции", - вклеил Родион Ираклиевич, у которого на груди красовался свой бейджик. "Эгоист".
Потом стали подбирать кандидатуры на устранение. За этим дело не стало - у каждого нашелся давний знакомый, которого не прочь бы угостить ножом между ребер. Договорились о процентах денежной компенсации. Зашли так далеко, что стали расписывать будущие объекты работы - квартиры, банки, рестораны. В итоге начали расходиться - довольные и убежденные в том, что скоро их материальное положение существенно улучшиться.
Родион Ираклиевич остался - те, кто заглядывал ему через плечо, видели, что он страшно увлекся шахматной партией.
Вот дверь захлопнулась за предпоследним человеком.
--
Кончай прикидываться, Саморезов, никого ты этим не обманул, - главарь тоже что-то высматривал на собственном дисплее.
--
Зачем обманывать, главное - вид соблюсти.
Собеседник ничего не ответил, а сквозь шахматную доску на офорте у Эгоиста проступил череп с костями. Опасность. Но оружия поблизости нет.
--
Ты ситуацию дальше прокачивал, Главарь? Чем вся эта мафия закончится? Зачем машинки всех нас слить захотели?
--
Думаешь, остальные глупей тебя, подобного не видали? У Сохатого это уже третья волна будет. Новая кровь нужна.
--
Она и так приходит.
--
Мало, Эгоист, мало. Мы теряем инициативу. Боимся перебрать лимит, остаться без прикрытия. Кандидата на свое место увидеть не хотим, что в одиночку нас выслеживает Страшно умирать в одиночку-то.
--
Они хотят дать синекур новому поколению? Чтоб в натуральные банды не пошли? - офорт показал Родиону Ираклиевичу большой палец.
--
Ты, Эгоист, слишком сильно себе башку всяким хламом забиваешь. Потому-то от тебя бабы каждый раз и уходят. Видят, что ты книжку свою больше их любишь.
--
Не твои проблемы, Главарь, - офорт подсказал ему нужное выражение лица. Смертообещающее.
--
Так я ведь тебя не корю. И лечить тоже особого желания нет. Только новые программки себе поставь. У тебя ведь старый "Симулякр" какой год болтается.
--
Ты знаешь такое слово? - удивился Родион Ираклиевич, - Или тоже поставил?
Главарь постучал пальцем себя по уху.
--
Ах, чтоб меня! - вдохнул Эгоист.
Этот жест означал "шептуна", акустического советника.
--
Круглые сутки?
--
Это не важно, - Главарь сложил дисплей и засунул во внутренний карман пиджака, - Он даёт смысл жизни. Понимаешь?
Родион Ираклиевич молча вышел.
Следующим утром он начал готовиться сразу к двум большим делам.
Во-первых, ему на пару с Ежом выпало грабить музей авангардного искусства. Одну из картин надо было аккуратно вынести и предать заказчику. Тот уплатил прокуратуре половину той цены, что требовал автор и ещё немножко пожертвовал в фонд музея. Художник был модный, но слишком уж ему слава в голову ударила. Ради общественного здоровья ИИ решили его подлечить.
Во-вторых, самому не лишне было разжиться круглой суммой. Светит междоусобица, а в таком деле наличных много не бывает. Подходящие места с наличностью в его районе - давно были сведены Родионом Ираклиевичем в список, сопровождены самыми подробными материалами и ждали своего часа. Лучшим из возможных объектов сейчас был салон игровых автоматов. К олимпиаде 72-го, когда было много туристов и боялись "зависания" системы, там поставили автоматы, бравшие любые купюры и монеты. Так несколько лет это заведение и стояло.
Но дела были вторичны. Проблемы Родиона Ираклиевича крылись в другом.
--
Может сесть на несколько лет? Какая-нибудь одиночная камера. Тепло, сухо. Режим, в конце концов. Подлечу нервы. Почки поправлю, да выйду здоровом человеком? - он бубнил себе под нос эти вопросы, пока сам рисовал на свободном листе инкунабулы наброски оборудования.
--
Желаешь стать на путь многих других? - проступили на полях маргиналии, - Напишешь мемуары, сочинишь новый воровской закон?
Дальше стали проступать фамилии этих самых "других", но их было так много, что они летели по странице, как мелкие титры по экрану в конце фильма.
--
Вот этот рычаг - прикинь его габариты, - не поддержал тему Эгоист.
Рисунок мгновенно стал четким, оброс размерами и превратился в чертеж. Сбоку выкинулась спецификация: сколько чего надо, какого веса и какой стоимости. Родион Ираклиевич досадливо хмыкнул и стал обдумывать новый план.
--
А в камере авторитет подрастет, - бубнил он себе под нос, выводя на странице каракули, мало походившие на механические приспособления.
Перебрав еще сколько-то вариантов мероприятий, Эгоист решил, что пока хватит. Надо разрешать вопросы, что давно маячили на горизонте и теперь стали во весь рост. Раскрыл другой офорт, повернул "инкунабулу" на манер ноутбука и затребовал данных по программам со смыслом жизни.
С прошлого раза, когда Родион Ираклиевич обозревал эту тематику, случились перемены. Раньше частным лицам вроде него продавали только самый слабый товар - для усиления общих чувств. Закрепляли любовь к ближним, прививали отвращение к наркотикам, поднимали порядочность. И то, лишь в пределах сознания клиента, чтобы тот всегда мог отличить чуждые веяния от своих.
Теперь можно было почти всё. Клиент желал стать шахидом-камикадзе? Увидеть смысл жизни в отнятии лавров у Герострата? Или мечтал стать сквалыгой? Никаких проблем. Шептуны и редакторы восприятия аккуратно накачивали его нужным количеством фанатизма. Можно было забыть всё и начать жизнь с чистого листа. Разрешалось стать даже аскетом, духовидцем, йогом-подвижником. Кем угодно. Творческое вдохновение, правда, стоило чуть дороже, и требовало согласия на усиленную редакцию восприятия - чтобы избавиться от ощущения плагиаторства, но фирма гарантировала создание клиентом хотя бы одного абсолютно оригинального произведения за свою жизнь.
Программы гарантировали, что смысл жизни станет прост, понятен и доступен. Клиент будет получать удовольствие от исполнения собственных желаний, а не мучатся глупыми вопросами.
Родион Ираклиевич начал именно с вопросов.
--
Как это вплетено в эпоху?
--
Ну, сейчас так многие делают... - неуверенно ответила инкунабула.
--
Точно многие?
В ответ Эгоист получил статистические выкладки, оформленные под рабочие наброски менеджера. Это его не строило.
--
Дай отражение ткани.
Инкунабула засветилась, окна закрылись шторами - и на стене возникла проекция. Сотни, тысячи ярких точек были связаны еле видными нитями. Их узоры внизу были уже неподвижны, но ближе к верху они двигались все быстрей и быстрей, нити переплетались в самых фантастических узлах. У самого потолка точки лишь возникали, вспыхивали сверхновыми размером со спичечную головку. События поступали сплошным потоком и ткань бытия плелась бесконечно.
Имелась в этом многообразии красная нить - события жизни Родиона Ираклиевича.
Эгоист пошевелил пальцами, инкунабула поняла его и светящиеся точки, как звезды на картах астрономов, повернулись. Нить стала кривой и прерывистой. И чем выше, тем прерывистей.
--
Ты начинаешь выбиваться из толпы.
Родион Ираклиевич ничего не сказал в ответ. Он приказал засветиться нитям судьбы своих коллег. Они раскиданы в разных местах, кажутся редкими световодами в темной щетине, однако простым глазом видно, что это судьбы его подельников. Однотипные изгибы почти до последнего времени. В самое последнее время возникает похожая прерывистость, но какая-то не такая. Эгоист снова повернул ткань, потом ещё раз. Недовольно сморщился и оттопырил губу. Не то. Узор переставал ему нравиться.
--
Можешь сказать, в чем тут разница? - спросил он у инкунабулы.
--
Тебе статистическую выборку, терминологию?
--
Простыми словами.
--
Они потеряли чувство прошлого. Это метафора, - пояснила книга, - А как и почему, уже долго рассказывать.
Родион Ираклиевич вздохнул, чуть прищурил глаза и попытался окунуться в это переплетение причин, в сущность жизни, слиться с волнами светящихся точек. За этими попытками медитации он вздремнул.
Эгоист рассматривал игровой салон. В это заведение он решил не заходить и вообще поблизости лично не светиться. Грабить с пистолетам-атвоматами-газами это заведение не имело смысла - тут был независимый контроль, они держали нескольких вполне профессиональных охранников и вообще, славились умением находить обидчиков.
Надо было действовать вскользь. Такой вариант имелся. Деньги, уходившие на живых охранников съедали почти весь ресурс, нужный живым инкассаторам. В результате перегрузки емкостей с наличностью внутри заведения вообще не осуществлялось. Автоматы имели небольшие колесики и каждые двенадцать часов их руками подталкивали к приемному окну. Там уже ждал автомобиль, в чрево которого всё перегружалось и по пути обсчитывалось.
Чисто и элегантно.
Выносить автоматы смысла не имело - каждый из них весил тонну. Охотников прикинуться инкассатором тоже хватало. Они плохо кончали, система была слишком надежной. Родиону Ираклиевичу требовалось, чтобы деньги испарились при перегрузки из ёмкости А в ёмкость Б. Он ещё раз осмотрел все закоулки, переключая камеры и постарался загнать проблему в подсознание - пусть мозги сами думают. Ему еще надо с Ежом договариваться.
Ёж, показательно косивший под уголовника, был ему неприятен. Слишком он был жадный, торопливый и дерганный. От ротации, убийства более молодым конкурентом, его спасала интуиция - чутье на опасность. Всё это, однако не мешало ему пользоваться услугами вычислителей.
--
Идем прямо через стену каптерки. Выносим на хрен "Скарабеем". Будет дырка человеку пролезть. Автоматику вырубают после закрытия, никого нет, а по сигнализации нас прикроют.
--
Ты уверен? - Эгоист заставил фолиант прокачать печальный вариант ситуации. Их вязали четверть часа спустя.
--
Да чтоб на такое дело попущение не вышло, не может такого быть! Менты крест положили, - Ёж выдал на экран частичное одобрение ИИ, сидевшего в уголовном розыске.
--
А как картину выносить будем? Пройдет?
--
С рамы срежем, - удивился Ёж.
Родион Ираклиевич показал ему выдержку из монографии о хранении полотен. Чтобы по науке свернуть такой холст в трубочку, нужны были три часа в специальной камере. Без камеры - пара суток. Ёж в ответ выматерился - только не в адрес Эгоиста, а вспомнил родителей того программного продукта, что помогал ему разрабатывать операции.
--
Лучше час потратить, нормально витрину обработать, а потом стеклышко разбить и как по шоссе...
На том и порешили.
Выйдя от Ежа, и по привычке сделав пару пересадок и стандартных шпионских финтов, Родион Ираклиевич примостился на скамейку в парке. Позвонил Главарю.
--
Давно у тебя смысл жизни?
Тот не удивился вопросу.
--
Ещё с зимы...
--
И как? Что было до этого - вспоминаешь? Или уже нет нужды?
--
Я тебе не советую жажду власти, ты у нас человек спокойный, замкнутый. Сам подумай, - и Главарь отрубился.
Родион Ираклиевич нащупал в кармане привычный дерматин обложки и поглаживая его пальцами, углубился в мысли. Ставить себе смысл жизни один на все время - не хотелось. Это напоминало выбор цвета обоев в камере пожизненной заключения. Предлагали, конечно, варианты на любой выбор, на всякую осторожность, но ведь для Эгоиста это была обязанность, требование времени. Пусть даже смысл жизни будет меняться у него с возрастом и машина сама замеряет у него уровень гормонов в крови и определит самые нужные порывы души - это дело не хотелось пускать на самотек. Надо иметь возможность в любой момент соскочить, переменить партию, перебежать на другую сторону баррикады.
Хорошо. Смысл жизни. Он еще выберет какой, но пусть это чувство появляется только раз в неделю.
Родион Ираклиевич встал со скамейки и пошел готовить очередную кражу.
Ночь. Галерея авангардного искусства - конструкт из алюминия и стекла, с редкими вставками грубой кирпичной кладки. Внутри пусто и темно, только изредка перемигиваются красные глазки сигнализации. Снаружи - чистые гранитные ступени и подсветка на газонах.
И вот прямо посреди это идиллии - появляется маленькая аккумуляторная тележка, из тех, которые развозят багаж в аэропортах. "Скарабей". Верхом на ней сидят двое в оранжевых спецовках. Лица мрачные, испитые, обросшие бородами. На тележку навьючен рулон голубой полиэтиленовой пленки, веревки, стойки лесов и много ещё чего.
Тележка подъезжает к боковой витрине, зажатой между двумя вычурными бетонно-кирпичными колоннами, и двое начинают ставить леса. Маленькие, на высоту человеческого роста. Их покрывают занавесом и там, внутри начинается быстрая работа. Ловкости пальцев она почти и не требует - работают небольшие механизмы, на вроде крыс или белок, что привезли с собой обладатели спецовок. Сами они больше напоминают мальчишек в игровых клубах: азартно кусают губы и пальцы их дергаются на джойстиках.
Наконец, большой косков витринного стекла начинает шататься, будто его выпилили стеклорезом. Механизмы не дают ему упасть, придерживают, осторожно ставят поблизости.
--
Ну что, пошли? - шипит один из посетителей измененным голосом.
Другой просто кивает и они проходят вовнутрь.
Картина, что им нужна - полтора на полтора метра. Прихотливые извивы серых лент в красных, оранжевых и бурых пятнах. Они сочетаются в некий психоделический знак, требующий от созерцателя почесать себе левой рукой правое ухо. Движение почти бессознательное и нужно небольшое усилие воли, чтобы не поддаться этому порыву. Обманка, укол подсознания, рассчитанный машинами и воплощенный человеком. Так что авторство работы - вещь сомнительное. Вдобавок, картину приходиться подгонять под дух времени. Каждые несколько месяцев делать правки, сверяясь с выкладками программ - иначе эффект исчезнет. И всё равно картина считается одной и той же пока жив человек, положивший первые мазки на грунтовку.
Однако посторонние сведения не интересны посетителям. Им важны только размеры. Вдвоем они снимают картину со стены, но тут что-то пищит внутри "скарабея" и один, замахав руками, бросается к витрине.
--
Всё в порядке, волоки, - шепчет он оттуда.
Второй, зайдя между картиной и стеной, хватается с двух сторон за раму и несет к выходу. Первый что-то копается, но, в итоге, поджидает компаньона у выреза в стекле. Наконец картина у самого выхода и грабитель - на гостя он уже никак не тянет - ставит её на пол.
Двое смотрят друг другу в глаза, а между ними - холст. То, убийство, что обязательно должно случиться - вот-вот и произойдет. Время начинает течь медленней. У первого в руках появляется маленький курносый пистолет, а руки второго еще лежат на раме. И тут без всякого выстрела картина вдруг украсилашается дыркой, а владелец курносого пистолета - получает дыру в груди. Его кровь брызгает на картину, а сам он, упустив пистолет, тяжело падает на пол.
Первый вздохнул, поставил картину на пол и начал отстёгивать фальшивую руку, сослужившую такую полезную службу. Родион Ираклиевич, а это был он, решил что абстрактному полотну брызги крови и пулевое отверстие не повредят, а скорее, прибавят натуральности. Но дальше возиться с картиной не стал, а, прислонив её к стеклу, так и оставил.
Тело подельника стало много более важным объектом. Эгоист перетащил его в скарабей. Туда же отправились механизмы-взломщики и кое-как собранные леса. Уже через полчаса он отъезжал от места взлома, унося с собой все следы убийства. Кроме холста.
Еще через полтора оборота короткой стрелки Родион Ираклиевич был у того самого игорного заведения, ограбить которое он мечтал. Здесь всё прошло много быстрее. Отчасти сложнее, отчасти проще. Труп Ежа сыграл роль приманки. Потревожил охрану, отвлёк местный ИИ. Много шума, дыма, света и движения - и вот нужная сумма перекочевала в мешки, висящие на "Скарабее". Вместо неё - инкассаторские машины получили несколько килограммов алюминиевых кружочков и резаных бумажек.
Маскировочные мероприятия были серьезней обычных - пришлось менять квартиру, перекрашиваться и вообще, запрашивать контрольный ИИ на предмет нового паспорта. Но уже к вечеру Родион Ираклиевич сидел в кресле, очень похожим на то, которое оставил вечером. Ящики с не распакованными книгами занимали весь угол комнаты. Инкунабула лежала у него на коленях.
Сам Эгоист живо напоминал доктора Джекила во время неудачных опытов. Его, правда, не трясло в конвульсиях, не прорастали клыки, и даже пот не катился по лбу. Но выражение лица -быстро менялось, слезало как старая маска в разгар карнавала. Жесткость, целеустремленность, воля - они таяли, подобно льду в кипятке. Наружу снова вылезал привычный Родион Ираклиевич: человек с ленцой, не дурак полежать не диванчике, приверженец спокойного отдыха. Сутки подчинения программе кончились и смысл жизни - как соблюдение обычаев, как защита себя - архивировался на носителях инкунабулы.
Уже старый, привычный Эгоист смотрел на свой любимый томик в дерматиновой обложке. По большей части он был доволен - память ни на секунду не ускользала от него и собственная воля вела к победе. Иллюзия была почти совершенной. И только одна мысль отравляла ощущение хорошо провернутой комбинации - когда его самого настигнет человек, что пользуется смыслами жизни как перчатками?