--
Долго стоять-то будем?! - окрик вслед проводнице
--
В самом деле, сколько же можно!!! - еще один.
Та словно не услышала, и её форменный мундир скрылся за дверью тамбура.
--
Уважаемые пассажиры! - скрипучий динамик в коридоре, как всегда, уродовал голос машиниста, - В связи с аварийно ситуацией на подъездных путях ожидается стоянка поезда до их починки или до организации временной платформы.
Недовольный гул и новые вопросы. Машинист, словно услышав их, уже нормальным голосом, добавил.
--
Мазут там разлился. Это надолго. Тут по насыпи пройти можно, автобусная останова близко. А платформу часа через три организуют.
С тяжелым грохотом открылись двери. Проводница, которая, оказалась в нужное время и в нужном месте, стала освобождать лесенку - те несколько высоких и скользких ступенек, по которым можно спуститься вниз. К относительной свободе перемещения и привилегии тянуть свои баулы полкилометра до сомнительной остановки.
Люди, однако, загалдели чуть ли не восторженно, и бросились выносить свои чемоданы и узлы. Ну и что, что пригород, а н центральный вокзал Всё равно быстрей так доехать, чем поезда ждать.
--
Пойдешь? Эй, студиозус бывший, идешь, говорю?
--
Отстань. И все вы идите! - Андрей развернулся к стене и попытался заснуть.
Когда делишь купе с тремя лихими вертолетчиками, любителями северных краев, как-то очень тяжело остаться трезвым. Странник свою меру малую знал и не перебрал, только водка оказалась на редкость гнусной. На отравление симптомы не тянули, но и жизнь поутру казалась исключительно отвратной. В эту секунду он дал себе железное слово не пить ничего крепче пива. Жаль, что сейчас оно было абсолютно бесполезным.
--
Как знаешь, - будущие обладатели циррозных печеней бодренько потопали в направлении тамбура.
Но покой не торопился к Андрею. Полсотни человек хотели срочно выйти, другие ругались и норовили остаться, третьи хотели сладко поспать и кричали на первых, чтобы не шумели. Галдеж. А тут еще проводница раз за разом стала обходить купе и проверять - сколько людей осталось. Да норовила советы дать, как до станции дойти лучше. Потом вообще подняла его с кровати и отобрала простынь с наволочкой - ей, видите ли, надо было собирать белье.
Когда дверь очередной раз захлопнулась, терпение Андрей кончилось. Он встал, подхватил одеяло и забил его в ту багажную нишу над дверью, где только что лежали громадные рюкзаки вахтовиков. Забрался туда сам, положил рядом собственный чемодан и с головой укрылся. Под ним грохотали башмаки, толкались люди, но к нему лично никто не обращался, и можно было спокойно засыпать.
Минута, другая, третья. Уже сквозь сон он слышал объявления машиниста о перегоне состава на другой путь. Вот и хорошо, подумалось ему.
Щелчок двери. Голоса - теперь уже одинокие и еле понятные. Андрею лень было шевелиться и он стал один ухом слушать.
--
...случайность укрывает всё, но нет полной надежности.
--
Ты по-прежнему не научился спокойно доверять обстоятельствам. В вагоне еще три человека и у всех слишком много багажа. Нас не подслушают, - женский голос. Чуть простуженный.
--
Ладно, Машка, я это я так, от нервов. Дело есть.
Андрей осторожно выглянул из-под одеяла. В маленькую такую щель. Любопытно стало.
У окна, каждый со своей стороны столика, сидела супружеская чета. Сухощавые подтянутые, загорелые, но в том возрасте, когда даже по ошибке уже не принимают за молодых людей. Она - ухоженная, в дорогом деловом костюме, бизнес-леди, плохо подходящая для этого обшарпанного купе. Он - в джинсовой паре, небрит, но вполне цивилизован, и чувствуется в нем хорошее воспитание. И все равно похожие друг на друга, как бываю похожи только супруги. Сидели вполне мирно, поглядывая за стекло. На столике имелся пистолет. Андрей замер, и секунда показалась ему очень долгой - он рассмотрел небольшое вороненое оружие во всех подробностях.
--
Нашел что-то новое? А чем все кончилось в прошлый раз?
--
Ну, не надо. Тогда он от страха с собой покончил - кто ж знал, что он параноик?
--
А кто ему тюремное бытописание устроил - в багажник посадил, по ухабам вез и в микрофон три часа "Книгу мертвых" читал? - у неё была добрая улыбка, которая совершенно не вязалась со словами.
--
Сама хороша. Диарея в Канопском собрании - нашла, чем тормозить депутатов? Они за всё из кабинок по сотовым проголосовали.
--
А ты...
--
А...
Пикировка не была настоящей ссорой. Они слишком любили друг друга и это было понятно даже похмельному Андрею. Просто то, что надо, необходимо было сказать - оно не шло на язык. Слова были от нервов. И верно - они помолчали секунду другую, перегнулись через столик и поцеловались.
--
Так вот - я раскопал архивы, - он говорил чуть извиняющимся голосом, - Те, о которых нам рассказал второй помощник министра, ну, для которого я тарзанку купил.
--
Они существуют? - она от радости сложила руки на груди, - Петя, ты их достал?
Он посмотрел в стол.
--
Я точно знаю, где они были два месяца назад.
--
Были? Подожди - они что, по рукам пошли, - она не укоряла, просто была удивлена.
--
Да нет, стал бы я тогда тебя с места срывать? Они спрятаны. Тайник. Не сейф и не ячейка. Предмет искусства, - он наморщил лоб, - Пром... Пром-арт. Вот. Его загнали с аукциона. Наш, местный нувориш прикупил. Так что имеет смысл. Лучше скажи, что будем делать, если достанем.
Для неё это был сложный вопрос. Она нахмурилась и первые морщины, не слишком заметные, показали себя.
--
Надо будет идти в лоб.
--
Шантажом? Убийством? Подожди, я долго рыскал, как же наши?
--
А много их было? - вся та радость, что она испытывала минуту назад, она вдруг испарилась, и Андрею вдруг стало ясно, что она была застарелой маской, тенью привычки.
--
Константиныч?
--
Отставлен полгода назад. Это было сразу, как ты вышел в рейд. Хапнул кусок не по себе и его занесли в черный список. Теперь у него нет сил возвращаться к делам.
--
Несюдыхата?
--
Его убили. Случайная разборка. Я не знаю всех подробностей.
--
Что с Анкой? - глаза у Петра сузились, и не будь перед ним любимый человек, плохо бы пришлось сообщающему дурные вести.
--
Она оборвала контакт. Полностью. В её управе меня теперь неподелившейся считают, а менты ориентировки получили. Хорошо, что пренебрегли. У неё, правда, проблемы резко появились, но, сам понимаешь, - её брови чуть поднялись.
Он замер. Собрался. Но не стал выдавать ответ так, сразу. Посмотрел в окно, там был невысокий серый бетонный забор, а дальше и ниже - склон уходил к реке - расположился балаган. Один из тех летних дешевых увеселительных цехов, в которых перековывались души совсем еще маленьких детей. Аляповатые вагончики, пара каруселей, разные швырятельные аттракционы. Там же надрывались клоуны. Кое кто из пассажиров уже оседлал забор.
--
Мы можем попробовать и вдвоем.
--
Я знала, что ты это скажешь.
--
Ты против, Маша? - он был удивлен. Не содержанием ответа. Его быстротой. Отстраненной формой.
Она накрыла пальцы его правой руки своими двумя ладонями.
--
Помнишь, как все начиналось? Нас тогда было целых одиннадцать человек и чудилось, будто все нам по плечу.
--
А потом Вялому оторвало ноги в том гараже и мы стали шутить, что нас десять с половиной. А еще за хулиганку взяли Сизую, и она по-глупому в камере от гепатита сгорела. Про девять с половиной уже не шутили, - отрубил последние слова Петр.
--
Не то. Думали, что все это можно поставить с головы на ноги, надо лишь найти рычаг.
--
Теперь я его достану, - упрямство было в его голосе.
--
И что дальше? Будешь действовать из темноты, снова твоя конспирология? Комбинации, что расползаются в последнюю секунду?
--
Ты предлагаешь записаться в партию? Любителей брома? Или сначала заработать побольше денег, основать своё дело? Когда ты прокисла? - его шипение стало ядовитым.
Было заметно, что он её обидел, и она скоро заплачет. Но и ему было сейчас плохо.
Они снова замолчали.
Андрею очень хотел почувствовать себя камнем. Или забытым тюком. Чем угодно - лишь бы неживым и спокойным. Равнодушным и хладнокровным. Чтобы не выдать себя движением, чихом, хлопаньем глазами.
--
Петя, ты никогда не удивлялся, что мы до сих пор на свободе? Уже который год пошел?
--
Много раз. Всегда находил ответ.
--
Это частности. Отдельные случаи. Сколько было похожих на нас? Да таких каждую неделю по телеку крутят. Собирались на дачах, составляли заговоры, решались сделать хоть что-то. Полгода, год максимум, ин у них начинались проблемы. Кто-то умирал, другие сейчас в тюрьмах. Не все. Те, кому повезло - третье поколение малолеток дрессируют. Головы им бреют или тюбетейки натягивают. А мы как были, так и остались.
--
Не пошли под крыши, и не пристали к попутчикам. Да ты сама всё знаешь...
--
А почему? Помнишь тот, второй разговор. Когда компоненты собрали, и вдруг передумали собирать первую бомбу. Решали, какие другие методы выбрать. И мы стали шутами. Мы никого не убили, ничего не взорвали.
--
Тарзанка была бракованной, - вставил он, но она пренебрегла.
--
Мы откалывали молчаливые шутки. Анонимные. Мы пустота, которая может подставить ножку. Но мы не стали ни для кого проблемой, нас можно смело проводить по графе несчастных случаев.
Он замолчал. Теперь не двигался и только смотрел на неё. Она продолжала.
--
Та, единственная вещь, которая нам целиком удалась, помнишь? Закон о политическом хулиганстве.
Память об этом еще жила в них обоих. Просветлели глаза, распрямились плечи. Но Петр все равно молчал.
--
Чтобы за помидоры, яйца и майонез, которыми кидались - не сажали, как за покушение. Если только яйца - сваренные "в мешочек", майонез - свежий, а помидор не мятый. И что из этого вышло? Наверху стало модно покупать расходные костюмы - специально под такие акции.
--
И еще престижно стало носить кастеты - чтобы посчитать зубы такому отчаянному парню, когда его охрана за руки придерживает, - он был мрачен.
--
Ты не смог контролировать собственную шутку. До тех пор, пока мы в тени, пока сохраняется тайна - у нас не получится держать руку на пульсе. И все наши идеи будут извращаться.
--
А ты помнишь, - Петр не выдержал, начал отвечать и только и его обманчиво ровный голос выдавал напряжение, - Как полгода работала под вывеской черного пиара? Скрестила своего кандидата с гоблином? Или заказала листовочки "похороны твоей зарплаты"? А кто умудрился поссорить тех ментов? "Голубее не бывает". Неужто тебе было плохо? Скучно? Бедно? Чего тебе не хватает от жизни?
Она удивилась. Это казалось ей настолько очевидным, явным, что она тут же ответила.
--
Нам стукнет и по сорок, и по пятьдесят лет, а мы все вот так будем подсыпать слабительное, расклеивать фотографии и стрелять в жирные лбы красными шариками. И я тебе скажу, чем все это кончится. Нас поймают. Дадут немного, может, даже условно, но все оборвется. Наши данные просто занесут в картотеки. Мы попадем в объектив, - она сама стала злиться, и костюм стал казаться неудобным, - После этого тайны уже не будет. Никогда. Начнут ловить за самыми обычными делами. Ты больше не сможешь так легко доставать деньги. И однажды нам все это смертельно надоест. От конспирации начнет тошнить. Хуже горькой редьки. Дела потеряют смысл! Мы станет обыкновенной пожилой парой, небогатой и не нищей. Найдем работу, разумеется, не по специальности, научимся бояться опоздать на свою смену и полюбим ходить в кино на новые фильмы! Мы будем перемывать косточки соседям и экономить на машину!!
Она почти кричала, но вдруг оборвала себя и уперла глаза в стол. Спрятала руки.
--
Ты хочешь провернуть последнее дело? Только для своей выгоды? - в его голосе не было презрения, он просто осведомлялся, - Сколько сейчас зарабатываешь на своей фирме?
--
Нет, Петя. Просто соскочить. Исчезнуть. Мы самые свободные люди на свете, у нас есть сотня имен, и совсем нет дома, а мы все равно должны, должны, должны. Вечно не успеваем и всегда делаем одолжения. Хватит. Ты можешь прямо сейчас выйти из этого купе и раствориться в толпе? Чтобы не идти в пункт "Б", а чтобы свобода - куда глаза глядят?
Они помолчали еще немного. В конце концов, Петр откинулся спинку сиденья. Лицо у него было пустое.
--
Знаешь, Машка, я тебя не пойму. Ты хочешь отказаться от всего - и боишься жить на одну зарплату. Ты хочешь дом и семью? Вот так мне заявляешь это, преподносишь на блюдечке? После всего, что было, чем мы отметились за эти годы? - он чуть подвигал челюстью, будто у него заложило уши. Сейчас он очень напоминал Андрею робота, механического андроида сделанного под викторианскую эпоху, щелкающего решающим устройством, - Ты знаешь, я без тебя не смогу. Ввяжусь во что-то на редкость опасное, кого-нибудь грохну, и меня повяжут. Или тоже убьют. Но ехать сейчас к тебе, и устраиваться на работу рядышком с твоей бухгалтерией не хочу.
--
Я согласна, брошу её.
--
Хорошо.
Он помолчал еще немного.
--
Дом и хозяйство, дом и хозяйство, - его пальцы забарабанили по крышке стола, - Пансион и довольствие. Клумба и собака. Есть! Тут поблизости, два дня ехать, городок один. Маленький такой. Чудный. Там живут истинные бюрократы. Инструкции гусиными перьями пишут.
Андрей чуть не закашлялся.
--
И? - она удивилась.
--
Осядем там. У меня подходы имеются, при случае вакансию освободить смогу. Не дрейфь, там вся цивилизация есть - и ясли, и бильярд, - он вдруг искренне, с облегчением, рассмеялся, - Да, именно в том чертовом городке. Тебе понравится.
--
Это где, какие инструкции, кто? Я не понимаю...
--
Только там. Решай, - он протянул ей руку.
--
Да, - она улыбнулась, положила пальцы в его ладонь, они перегнулись через стол и поцеловались привычным жестом старых любовников.
--
Надо замести следы. Полностью, - к Петру, наверное, вернулась его обыкновенная деловитость. Он спрятал пистолет и потер руки, - На следующей станции есть банковское отделение, снимем заначку. Ты иди к себе, а я потружусь.
--
Тут кто-то багаж забыл, вон чемодан торчит, не хочешь их осчастливить?
--
Еще чего. Я теперь жадный, - он распахнул дверь купе.
Секунд через пять Андрей понял, что сюда они уже не вернутся. Одеяло полетело в сторону, а он, стараясь не шуметь, спустился на пол. Снял чемодан. Секунду раздумывал, не оставить ли его в купе, но тоже решил не быть особенно щедрым. Выждал еще чуть-чуть и открыл дверь.
Соображения насчет заметания следов он трактовал вполне однозначно. Петр будет сжигать какие-то бумаги. Сейчас с поезда можно сойти только в одну сторону. Значит, он пройдет вдоль забора до ближайших кустов и там все сожжет.
Андрею было невероятно интересно.
Выяснилось, что выслеживать он совершенно не умеет. Петр соскочил с подножки и легким, пружинящим шагом пошел к хвосту поезда. Папка под мышкой, кепка на голове. Странник понял, что вот так просто, следом за ним не пойдешь. И чемодан! Его же по чемодану узнать можно. Чертова подделка под свиную кожу...
Пришлось резко перестраиваться. Андрей пошел по коридору, тратя время лишь на открывание тамбурных дверей. Осторожно выглядывая в окошки, он старался не отстать и не обогнать. Вот забор поворачивает и есть вполне симпатичная группа кустов и деревьев. Петр остановился, зачем-то полез в карман. Ах, он ещё курит.
Андрей заметался - как подойти ближе? Оставил чемодан в случайном купе, сам выпрыгнул с подножки вагоном дальше, так, чтобы кусты были между ним и носителем такой интересной тайны.
Когда он подобрался ближе, то загорелый тридцатилетний человек уже раскопал где-то помятое, все в потёках краски, ведро и вытряхивал туда из папки бумагу за бумагой. Смотрел и бросал, смотрел и бросал. Андрею плохо видно было через листву, но, кажется, у этого человека дрожали руки.
Поезд дал гудок и по сцепкам вагонов прошел тот странный звук, который бывает, когда они трогаются с места. Стали выглядывать проводницы. И вот уже компания, что в сотне метров, оседлала забор и смотрела представление, засобиралась к дверям.
Петр не обращал на это внимание.
--
Дура ты всё-таки, - процедил он сквозь зубы.
Достал пистолет. Проверил патроны, передернул затвор, однако так же спокойно сунул его обратно. Вынул зажигалку. Подсадил в ведро с бумагами огонь.
Андрей страшно напрягся - ему казалось, что эта тайна вот так, запросто сгорит в трех метрах от него.
Но, по счастью, Петр не стал дожидаться, пока все обратится в пепел. Развернулся и побежал к тронувшемуся составу. Когда за ним захлопнулись двери - Андрей проломился сквозь кусты, опрокинул ведро и затоптал пламя.
Какие-то распечатки, документы, фотографии. Они сгорели больше чем наполовину. Поломанная дискета. Чистые бланки паспортов! Два уже не годятся, а три вполне презентабельного вида. Ба, да тут кредитные карточки в банковских конвертах. С этим надо разбираться особо.
Андрей кое-как сложил бумаги, отряхнул руки от пепла и поспешил уйти из этого места - здесь слишком воняло нечистотами.
Теперь, в том ряду проблем, что стали перед ним, надо было решать первую. Как спокойно взять собственный чемодан на станции? Ведь если эти товарищи заметят его - с собственной папкой в руках, чумазого, да еще ищущего приметный чемоданчик, они ведь церемониться не будут. Тут и до тарзанки можно не дожить, этот Петр на месте положит...