Аннотация: Джон рассказывает о том, как ему на целый месяц удалось избавиться от живых снов благодаря девушке - Ингрид. Роман, который топит сердце Джона, заставляет его совершить ошибку, о которой он ещё успеет пожалеть.
Глава семь. Ингрид.
- Парень, не шути так со мной. - Митч выглядел обеспокоенным и взволнованным. - Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?
- Да. - без промедления ответил я.
- Джонни, это ужасно... - глухо произнесла мать.
Повисла тишина. Митч, нелепо засмеявшись, попытался перевести тему в другое русло.
- Хе-хе. Ладно. Бывает. Может, поговорим о чём-нибудь другом. Может, о девчонках? - сказал он и подмигнул покрасневшей матери.
- Кхм. Ну ладно. - ответил я.
Как уже было сказано ранее, девушек мне удавалось заманить своеобразной харизмой и аурой невинности. Кто бы что ни говорил, но многим девушкам нравится чувствовать себя не только уязвимыми и нежными, как лепестки цветов, но и способными быть тёплыми и заботливыми. Быть моральным пледом в холодную ночь, который приютит и обогреет, отгонит дурные мысли. Но стоило девушкам узнать, кто я есть на самом деле, как практически все из них проходили мимо. "Здесь нечего ловить, Синди, или Роза, или Эмили, или Лиза, или любое другое женское имя" - говорили они сами себе и это же читалось в их глазах.
Как бы то ни было, целенаправленно искать девушку для отношений я не хотел и даже не планировал. Осознание того факта, что я могу проспать рождение своего будущего ребёнка, брачную ночь, какой-нибудь другой важный момент жизни просто убивало меня. Я вряд ли бы смог побегать с сыном наперегонки или поучить его играть в футбол, потому как начал бы умирать через десять минут игры. Не смог бы объяснить дочери, что такое "внимание мальчиков" и как на него реагировать, потому как сам бы этого не знал, не смог бы спроецировать свой опыт на неё. Эти немногочисленные примеры, которых на самом деле было куда больше, сводили на нет желание иметь близость с противоположным полом. "Им не нужен дохляк и нюня", думал я, " Они западают лишь на загорелых красавчиков в одних только кроссовках за тысячу баксов".
И тем не менее, против природы не пойдёшь. Я частенько посматривал на самых разных девушек, что ходили по улицам города. Обтягивающие лосины приковывали взгляд к вполне конкретным местам, распахнутые рубашки и спортивные топы также утягивали на себя внимание, длинные играющие на свету волосы и приятный естественный макияж просто добивали меня.
К таким же девушкам относилась и Дженни, которую я не видел уж очень давно. Мистер Фуллер говорит, что она уехала в отпуск к родным, в другой штат, и вернётся хорошо если через пару недель. "Штопор" был замечательным заведением, но красотка Дженни становилась сплошным удовольствием, на которое хотелось смотреть и смотреть. И мистер Фуллер, знай о чём говорить, посетовал именно мне на то, что её парень как-то многовато зубочисток берёт. Зубочисток! Это новость разбила мои стремления, а потому и Дженни стала интересовать меня куда меньше прежнего.
Последний сон, который оказался в разы опаснее всего того, что мне пришлось пережить, признаться, нагнал на меня страху, которой я не показывал Таше. С хождением во снах я предпочёл повременить не принимая таблетки. Уж пусть лучше я буду спать на скамейках в парке, чем подвергать свою жизнь опасности непонятно ради какого результата. В поисках расслабления и отвлечения от всего, что могло бы натолкнуть меня на дурные мысли, я стал часто посещать местную библиотеку, что располагалась недалеко от кинотеатра, в одном из "денежных" пансионатов.
Милейшее место, являющееся для меня квинтэссенцией спокойствия и умиротворения, находилось в самом старом из пансионатов, который, однако, отреставрировали и снабдили приличным количеством купюр, что сделало из старого обветшалого трёхэтажного пансионата рай для людей всех возрастов. Бесплатная библиотека и несколько игровых комнат для бинго, бильярда и боулинга, небольшой магазинчик на первом этаже, игровые комнаты для детей, уголок с игровыми автоматами и баром - словом, идеальное место для проведения своего вечера.
Меня же библиотека манила тем, что здесь я с наибольшей вероятностью не встретил бы взбалмошных и агрессивных подростков, пьяных рыбаков и нервных офисных работников. Я хотел максимально абстрагироваться от всего плохого, что может нести этот мир и с упоением следить не за тем, как дерутся две "рыбы", а как рождается Жан Батист Гренуй[ Персонаж романа Патрика Зюскинда "Парфюмер. История одного убийцы".] или за тем, как призрачный "Летучий Голландец"[ Корабль-призрак из романа Капитана Морриета "Летучий Голландец".] навлекает беду на очередной корабль.
В этой же библиотеке я стал частенько замечать ту самую девушку, что сидела на краю грузовика для перевозки вещей. Миленькую, необычную девушку звали Ингрид, как рассказала мне мать, и они с отцом в тот день как раз въезжали в наш дом, в квартиру на втором этаже. Знал бы я, что эта девушка так быстро поселиться в моих мыслях, то ещё тогда бы обязательно помог им с вещами, хоть на кону и стояла чуть более важная задача.
Не пойму, чем Ингрида смогла зацепить меня, но особенность, изюминка в ней определённо была. Очень светлые, цвета блеклого золота, волосы струились прямыми прядями до середины груди, изящно обрамляя овальное, совсем чуть-чуть вытянутое лицо. Задорно вздёрнутый нос, большие голубые глаза, небольшие ямочки на румяных щеках, тонкие губы. Своими длинными ресницами она порхала как бабочка, обворожительно жмуря глаза и улыбаясь. Бледная кожа и очень светлые волосы делали её похожей на Снежную королеву, прекрасную, но колючую. Не составило большого труда понять, что она очень скупа на эмоции и холодна в общении, ей легко уйти в себя и увлечённо разглядывать пыль на лампах, что стоят на библиотечных столах. Эти отрешённость и холодность, граничащие с гордостью и самодовольствием, вероятно, и стали изюминкой, которая закрыла все мои мысли гигантским баннером. "Джонни, она не как все. Она поймёт!"
Периодически я ловил её увлечённый взгляд и на мне, и когда наши глаза встречались, она без толики смущения просто отворачивалась в сторону, но по горящим щекам было видно - я ей интересен. Постепенно эта игра в "кто кого поймает" переросла в "гляделки". Не скрываясь, мы разглядывали друг друга, изучая каждый сантиметр лица, телосложения, одежды. Я ловил глазами её блуждания по моему телу и занимался тем же самым. Но никаких активных действий ни она, ни я не принимали. День изо дня я приходил в библиотеку и ждал её, что продолжить нашу игру. Мы жили в одном и том же доме, но не было места лучше, чтобы в тишине почувствовать это желание прикоснуться друг к другу взглядами, которые скажут куда больше, чем слова.
В очередной такой день я как обычно сел за стол у окна и стал дожидаться своего оппонента в этой нелёгкой игре. Раскрытый на столе роман Кинга был абсолютно не нужен и лежал скорее для вида, чем для реального чтения. Совершенно неожиданно для меня она подкралась сзади и быстро заняла место прямо рядом со мной, в жалких тридцати сантиметрах.
- Хорошая игра. Но у меня зрение плоховато, решила подвинуться поближе. Надеюсь, ты не против? - в её голосе чувствовалась энергия и живость, хоть лицо и оставалось отчасти бесстрастным.
- Совсем нет. Наоборот, хотел сделать тоже самое. - сказал я более чем спокойно, а в голове в это время словно локомотив проезжал - настолько громко, победоносно кричал я. Я подвинул стул ещё ближе и теперь мы находились примерно в пятнадцати сантиметрах друг от друга.
- А зрение-то у меня куда хуже, чем я думала. - игриво сказала она и сдвинула стул вплотную ко мне.
Я мог чувствовать её тёплое дыхание на своём лице, буквально мог коснуться носом её щеки. От неё приятно пахло нежными лавандовыми духами, которые в этот момент незримым облаком окутали нас словно густой зелёный куст, способный скрыть нас от всех. Такая близость взбудоражила самые низменные, первобытные инстинкты, которым я даже не думал сопротивляться - наши губы слились в неумелом поцелуе, который длился, казалось, целую вечность. Время вокруг нас замерло, пылинки, аккуратно кружащиеся в солнечных лучах, повисли в воздухе. Две недели игры в кошки-мышки закончились таким сладостным, неземным наслаждением. Вам может показаться, что нет в этом моменте ничего необычного, но такому человеку как я не пристало целовать всех и каждого. Этот поцелуй - момент наибольшей близости, который у меня когда-либо был. И всё то томительное ожидание развязки несомненно стоило того.
Когда, наконец, наши губы разошлись, позволяя времени вернуться на своё место, мы оба были красными как помидор и смущёнными до невозможного. Вся её уверенность, равно как и моя, улетучились, оставив место эмоциям и чувствам.
- Я... Я не знала, что это будет так...
- Приятно.
- Да. Приятно. - сказала она и снова посмотрела мне в глаза, которые горели огнём.
- Где же мои манеры... Джон. - представился я.
- Ингрид. - смущённо сказала девушка и подала мне руку, которую я легко поцеловал. Только в момент, когда она произнесла своё имя, я уловил лёгкий акцент в её произношении.
- Кхм... И что же теперь?
- Я бы хотела продолжить наслаждаться тобой... - тихо ответила она и залилась краской пуще прежнего.
С того дня мы больше ни разу не ходили в библиотеку. Все наши вечера и ночи проводились попеременно то у неё, то у меня дома. Вечерами, когда её отец работал в ночную смену, мы засиживались до поздней ночи и смотрели фильмы, смеялись и целовались. Ночами, когда моя мать уезжала по работе в соседний город, мы выходили на мой балкончик и беззвучно смотрели на звёзды, сжав друг друга в объятиях. Каждый день я встречал её после колледжа, что находился в квартале от нашего дома, и провожал её до парка, нежно поглаживая её тонкую, бледную руку. Там мы проводили время до вечера, чтобы под самый закат вернуться домой. А затем снова, снова, и снова повторять этот круг. День за днём.
Я ни с кем и никогда не был таким. Ингрид словно выпустила на волю всё то желание и чувство, что скрывались во мне и были загнаны в самые дальние уголки сознания и души. С ней я не боялся говорить открыто, не боялся почувствовать себя глупо или нелепо - за эти же самые ощущения моя мать могла наказать меня, потому что "так не следует вести себя воспитанному мальчику". Порой, получалось не совсем удачно воплотить в жизнь все те многочасовые наблюдения за людьми и тем, как они себя ведут. В эти моменты она частенько одёргивала меня, притягивала к себе и, прижавшись к груди, говорила:
- Забудь про моднявых детишек и их пафосный трёп - будь собой, мне это так нужно.
Она никогда не будила меня, если вдруг болезнь брала верх и я отключался прямо посреди какого-нибудь фильма или сериала. Ингрид всегда целовала меня в губы, ложилась рядом и укрывалась моей рукой, шепча на ухо, что любит меня таким, какой я есть. Для меня это было самым большим счастьем на земле.
В такой прекрасной, размеренной жизни мы провели целый месяц. Идиллия сказывалась на мне самым благотворным способом - я был на седьмом небе и позабыл о существовании живых сновидений как таковых. Не вспоминал о них ни перед тем, как лечь спать, ни перед тем, как посмотреть очередной фильм, ни перед тем, как позволить Ингрид заснуть рядом со мной. Их не было, они растворились в памяти и больше не существовали. Существовали лишь я и эта прекрасная, чудесная девушка, которая приняла меня таким, какой я есть.
Этот факт осознания был нужен мне как никогда. Ничего не укрепляет веру в себя как факт того, что ты любим. Ингрид лишила меня невинности, той детской непосредственности и стыда за то, кем я являюсь. Засыпать в объятиях человека, которому ты не безразличен - удивительное чудо, а просыпаться с ним же каждое утро - высшее благо.
Очередной ночью, такой же беззаботной и уютной, мы заснули в объятиях друг друга. Посреди ночи же я ни с того ни с сего проснулся. Не заметив очевидных причин моего пробуждения я взглянул на Ингрид и убедился, что она также спит. Поцеловав её в лоб, я вновь улёгся рядом с ней и попытался заснуть, но вновь почувствовал это странное чувство, будто меня что-то толкает. Облокотившись на подушку, я вновь настороженно посмотрел на Ингрид и понял, что она неспокойно ёрзает в постели. Лёгким поглаживанием я убедился, что она крепко спит, но ёрзание стало активнее, потому я не стал придумывать что-то сверхъестественное и подумал об очевидном - ей просто снится кошмар.
В голове вновь проснулись воспоминания о живых снах, но на сей раз я засомневался. А во все ли сны я могу заходить? Все ли люди могут быть "бродячими" или этому подвержены лишь некоторые?
Любопытство охватило меня. Такое жгучее, нестерпимое желание попробовать что-то, что может закончиться абсолютно непредвиденным образом. Но так даже интереснее! Я сжал Ингрид в объятиях, ласково поглаживая её по шелковистым волосам, и быстро провалился в сон.
Открыв глаза я очутился на маковом поле, на которое вот-вот должен был обрушиться ураган. Не дожидаясь развития событий, я выбрался из сна и убежал подальше от урагана. Углубляясь в тьму Подсна я ещё долго слышал страшное завывание ветра и хруст ломающихся под его тяжестью стеблей маков. Красная пелена маковых головок и раскаты грома будоражили сознание и наполняли тело той самой необычайной энергией, которую только возможно почувствовать. Словно тело пронизывает самый холодный ветер на земле, простреливает каждую клеточку микроразрядом электричества, заставляет каждый волосок на теле подняться. Этот неестественный холод, неустанно казавшийся мне могильным, постепенно стал каким-то близким. Я стал чувствовать, что он более не кажется таким суровым и пугающим, не вызывает паники и не заставляет сердце биться чаще. Он стал неотъемлемым знаком того, что я двигаюсь в правильном направлении, что вот-вот чьи-то грёзы распахнуться передо мной и станут не более, чем очередным испытанием.
С лёгким сердцем я подумал об Ингрид и тут же туманная поверхность Подсна пошла трещиной и разверзлась под мной, заливая холодной водой пролом. Только сейчас я смог почувствовать всем телом холод воды, освежающие брызги потока, уносившего меня всё ниже. На момент я подумал о том, что же скрывается под поверхностью Подсна и ничего лучше не придумал, кроме как признать факт - когда я проваливаюсь в другой сон, на самом деле я, нарушая все мыслимые законы физики, возношусь наверх. А может быть, и в сторону. Но то, что строгое движение вниз в итоге переносит меня в совершенно другое место, которое никак не может быть ниже того, где я находился, кружит голову с новой силой.
Выпав на пустую, залитую солнцем поляну где-то глубоко в берёзовом лесу, я слегка опешил. Вновь возникло то странное чувство, будто сон и не кошмар вовсе, очередная пустышка. Но судя по тому, как реагировала Ингрид, в нём что-то есть. Что-то, что ещё только предстоит увидеть. Немного побродив по местности, я наконец вышел к месту, откуда слышались десятки самых разных голосов. Речь их не была мне знакома - она отдалённо напоминала обычный английский, но как-то искажённый, исковерканный.
Я аккуратно подошёл ближе и теперь по-настоящему удивился. На поляне, что была чуть меньше первой, собралась целая толпа людей. Все в самых разных одеждах и, судя по всему, из самых разных эпох. Высокие курносые ханжи, которые общались со всеми надменно и гордо, очень напомнили мне древнюю римскую элиту; закутанные в шкуры животных бородатые здоровяки, должно быть, были викингами; разодетые в чёрные фраки и белые манишки тощие человечки, выдающиеся вверх за счёт котелков, были англичанами. Такого рода сыр-бор тянулся и тянулся на всей поляне. Греки, индейцы, египтяне, индусы, японцы - люди всех национальностей и всех времён в один момент решили навестить это тёплое, уединённое место.
Среди этой кавалькады беглецов музейной выставки я никак не мог найти саму Ингрид. Пробегая меж рядов орущих на старом английском сэров, что пытались добиться ответа от молчаливых, разукрашенных физиономий маори, я внезапно очутился в таком диком месте, которое и не думал найти. Все эти люди, что велением мысли очутились здесь, начали неистово орать друг на друга и пытаться завести разговор. Нет, они не начали нападать и драться друг с другом, но тот невообразимый, невозможно громкий гул и крик, который они подняли, ужасно дезориентировал. Оказавшись внутри этого скопища я и не надеялся найти из него выход - люди плотно сцепились друг с другом, тыкали пальцами в груди, объяснялись жестами, показывали пантомимы лишь бы утянуть внимание незадачливого собеседника на себя.
Наконец, я заметил Ингрид - её, как и меня, окружила беснующаяся толпа. Она лежала на земле, вжавшись всем телом в зелёный дёрн и тихо плакала, укрыв голову руками. Я видел, как дрожит её грудь и руки, как треплется ночная пижама. Ноги не унимавшихся людей, что по-прежнему кричали и хлопали рукам, чудом проносились в сантиметрах над головой и телом бедной девушки. Я подорвался и быстро растолкал нескольких мужчин, что пытались на латыни поговорить с русским мужиком, и нырнул прямо к девушке.
- Ингрид! - окрикнул её я.
- Кто здесь? Уходите! Прочь!
-Это я! - не подумав ответил я. Осознание пришло лишь секундой позже - я почти выдал себя, но почему-то, это не казалось таким страшным, как я думал.
Девушка оторвала руки от головы и взглянула на меня своим заплаканным личиком.
- Кто ты? - испуганно спросила она.
- Это я! Джон!
Она недоверчиво смотрела на меня так, что мне даже показалось, будто она и не знает меня. Но потом до меня дошло - маска. Одним движением руки я провёл по воздуху перед собой, хотя рассчитывал, что схвачусь за маску. Лёгкая-лёгкая пыль сна разлетелась передо моим лицом и Ингрид тотчас бросилась в мои объятия.
- Джонни! Это правда ты? Или я сплю?
- И то, и другое. - сказал я и тут же пожалел об этом во второй раз, но сказанного не воротишь.
- Я не понимаю...
- Я всё объясню, когда мы выберемся.
- Выберемся откуда? - спросила она не сводя своих глаз с моих.
- Доверься мне.
- Хор... Джон. - её голос вновь стал дрожать, а взгляд упёрся куда-то мне за спину.
- Что? - спросил я и обернулся.
Нестерпимо повеяло холодом. Будто зелёная поляна, залитая солнцем, вдруг поднялась на тысячи метров вверх. Гвалт, что стоял ещё минуту назад, моментально стих и превратился в гнетущую, почти скорбную тишину. Люди, что не смолкая кричали и визжали друг на друга, на какую-то секунду дёрнулись и угрожающе стали смотреть на нас. Было в их лицах что-то необычное, крайне натянутое. То ли глаза на выкате, то ли сухая, тонкая кожа, что едва налезала на череп и тело. Люди вытянулись, стали суше и стройнее, по-прежнему были один в один похожи на обыкновенных людей, но едва уловимая схожесть с куклами разрывала и комкала восприятие, словно лист бумаги. Если и существовало идеальное описание феномену "Зловещей долины", то это было именно оно.
- Они... Смотрят? - спросила Ингрид, спрятавшись за моим плечом.
Оглядев бесстрастные лица толпы я не заметил ни единого движения. Люди замерли на месте и теперь едва напоминали живых: блеск в глазах пропал, сменившись невнятным и предельно фальшивым отблеском пластика; кожа побледнела и стала матовой; одежда теперь висела на телах, а не была подогнана по размеру, особенно сильно это было заметно на приталенных фраках аристократии разных лет.
- Они... Я думаю, что они манекены. Не видят.
- Куда мы пойдём? Как нам выбраться?
- Сквозь толпу.
Ингрид пискнула и сильнее вжалась в мою руку, не раскрывая глаз. Внешне холодная и уверенная, она была куда чувствительнее внутри и вот этот её писк заставил меня почти что умилиться.
Сказать по правде - я не знал, чего можно ожидать от этих манекенов. Осознание, что я во сне, пришло практически сразу, а потому надо было слегка повременить, чтобы потом без труда пройти сквозь иллюзии. Клишированный момент из видеоигр, где тебя окружает толпа живых манекенов, не сильно радует, но кажется, что это единственный вариант.
Прижав худенькую Ингрид посильнее, я двинул вперёд. Осторожно продираясь сквозь плотно сжатые ряды людей, мы вместе успокаивали друг друга, хоть страха как такового во мне не было. Была лишь лёгкая тревога, какую испытываешь в момент опасности для близкого тебе человека. Было вполне ожидаемо, что со всех сторон полетели едва уловимые шепотки, которые даже невозможно было разобрать. Желания прикасаться к этим музейным экспонатам не было, даже необходимость проходить так близко к ним была крайне противна и неприятна.
Одним неосторожным движением Ингрид подставила свою ногу под мою - вместе мы кувырком полетели по земле, ломая неудачно стоящие фарфоровые ноги манекенов. До последнего я думал, что стоит мне неудачно задеть хоть чью-то конечность, как она отвалится и обрызгает меня кровью и кусочками костей. Несчастный заключённый в теле манекена, как персонаж фильма "Дом восковых фигур" будет молить о спасении сквозь восковую маску, что отныне заменяет ему кожу.
Один за одним манекены стали падать и рассыпаться, разваливаясь на белоснежные фарфоровые черепки, которые тут же превращались в пыль сна и уносились внезапно поднявшимся ветром. Сон, который мог стать действительно опасным, закончился даже не начавшись в полном объёме. Лёжа на земле, которая травинка за травинкой стала распадаться на мельчайший песок, Ингрид наконец раскрыла глаза и осмотрелась, удивлённо разглядывая невесть откуда взявшиеся песчинки.
- Что это всё значит? Где манекены? - обескуражено спросила она.
- Рассыпались в пыль. Они ненастоящие, Ингрид. Всего лишь плод твоего воображения, иллюзия. - спокойно ответил я.
- А ты? Ты настоящий?
- Знаю, это как кисель в голове, который мешает думать. Я - настоящий. - скрываться было уже ненужно, бессмысленно. В моей голове существовала лишь святая вера в то, что Ингрид станет той самой, кто сохранит тайну, а не станет трепаться по углам. За то недолгое время, что мы были вместе, я по-настоящему проникся к ней доверием. Она уж слишком сильно была похожа на меня, обладала очень скрытной и требовательной натурой, а потому единственного человека, за которого она цеплялась, она держала всеми силами. Других же людей она выбирала крайне осторожно и приглядывалась к ним так, словно они в любой момент могли её убить. Вот почему я открыл её тайну.
- Как они могут быть иллюзией, а ты настоящим?
- Они - часть твоего сна, а я в нём "пришелец". Скажем так, пришёл со стороны.
- И...
- Знаешь, будет лучше, если мы поговорим об этом в реальном мире.
- Но как мне выбраться?
- Приляг на остатки этой чудной поляны и постарайся заснуть.
- Заснуть? Серьёзно? - недоверчиво спросила она.
- У этого места свои правила. Не я их устанавливал и не в моих силах их поменять.
- Ладно...
Ингрид аккуратно легла на небольшой клочок земли, что ещё не успел рассыпаться на мириады пылинок. Пушистая трава выполняла роль матраса, щекотала шею и щёку. Несмотря на яркое солнце, которое всё также пробивалось сквозь крохотный кусочек лазурного неба, со всех сторон обтянутого чернотой Подсна, Ингрид закрыла глаза и быстро провалилась сквозь землю, будто Алиса, что угодила в Кроличью Нору.
Я этого не застал. Стоило ей прилечь на землю, как я тотчас быстрым шагом пошёл прочь из сна, чтобы не оказаться в нём в тот момент, когда Ингрид проснётся. То чувство всепоглощающей беспомощности и ужаса, которые наполнили моё тело после сна Роберта, заставляло мой мозг работать чуть быстрее - второго такого провала в бездну не хотелось ощущать, даже вспоминать о нём было жутко и зябко.
Выбравшись из сна Ингрид я поспешил нырнуть в свой собственный сон, чтобы успеть проснуться к тому моменту, когда проснётся она сама. Быстро это сделать не получилось - Ингрид проснулась быстрее и стала тормошить моё реальное тело. Для меня же во снах это выглядело так, будто весь мир переворачивается с ног на голову, теряет всякую ориентацию в пространстве, живёт по своим правилам, которых я не мог понять. Я смутно чувствовал вибрацию надвигающегося сна, неясно представлял себе то, каким он будет, даже то касание Морфея, что тащило меня в мой сон я не почувствовал. За эти короткие несколько минут я будто прожил весь день - время стягивалось и расширялось; то, что мне виделось тёмными грозовыми тучами, скрытыми за тенью Подсна, двигалось с неестественной скоростью, после чего замирало на месте.
Я понял, что место это становится нестабильным. Каким образом это могло отразится на мне - не совсем уверен, но как и в случае со смертью ничем хорошим закончится это точно не могло. Оказавшись на богатом кожаном диване какого-то офиса хай-тек высотки, я тут же закрыл глаза и моментально подорвался на месте от того, что Ингрид плачет и стискивает меня в своих объятиях.
- Ты был там! Я знаю, это был ты! - кричала она на меня, заливаясь слезами. - Ты меня спас!
- Да! Это был я! - прикрикнул я для того, чтобы она меня услышала.
- Ты... Ты правда меня спас?
- От сбежавших музейных экспонатов, что так некстати заговорили и ожили?
- ТЫ! Это правда был ты! - она кинулась на меня всем весом и расцеловала. - Но... Как? Как это произошло? Ты просто взял и появился в моём сне!
- Что ж... Мне придётся кое-что объяснить. - начал я.
И объяснил. Рассказал ей про мир снов, Подсон, Сомнамбулистов и Ониров, "бродячих" и обычных, как одни люди влияют на сны других и как в сны можно попасть. Она слушала затаив дыхание, потому что повода не верить мне у неё больше не было. Она могла сказать, что те сказки, какие я рассказываю, подошли бы семилетним детям, а не совершеннолетней девушке. Уверенно могла бы сказать, что я чокнутый, сумасшедший. Но она раз за разом возвращалась бы к моменту, когда я вытащил её из сна, а после того, как проснулся сам, безошибочно угадал то, что снилось ей.
- Ты... Вау. - только и произнесла она.
Я откинулся на подушку и пытался не думать о том, какой же я идиот что простодушно открыл один из секретов такого уровня, за какой меня вполне свободно могли поместить в психиатрическую лечебницу как шизофреника. Я нарушил одно из правил мира, которое не понимал в полной мере, ведь в сущности оно является действительно важным - я не хочу повторить судьбу бедной девушки Мэнди, которая, вполне вероятно, всего лишь обидела какого-то бродягу или больного человека. Сколько из них могут просто сидеть рядом с вами в автобусе, скольких вы можете толкнуть плечом, протискиваясь сквозь плотный поток людей, скольких вы уже задели или оскорбили?
Мне стало жутко от осознания того, какой опасности я подверг эту невинную девушку. Я не святой - с того дня, как начались мои хождение во снах я чётко знал, что меня это так просто не отпустит, потому как это был мой единственный шанс на жизнь полную и интересную. Но она... Она не заслужила быть в этот момент рядом со мной. Ей нельзя было всё это рассказывать. Я крепко сжал её в объятиях и шепнул на ухо:
- Пожалуйста... Будь осторожна с тем, что я тебе рассказал.
- Это... Это опасно?
- Намного опаснее, чем может показаться.