...Я стар. Да, я уже стар. Более того — я очень
стар. Я, как говаривали некогда иные из двуногих про одного из своих лидеров
— суперстар. Может быть... Ибо, если это не так, то от чего мне так скучно?
Может, это — очередное испытание? Одиночеством?
...Я устал. Я смертельно устал. Но почему-то
пытаюсь что-то делать снова и снова. Зачем? Кому это нужно? Мне? Не знаю...
...Я не знаю, кто я. Не знаю, как сюда попал.
Я не знаю, как называется то место, где я есть. И то, откуда прибыл. Я
уже почти не помню этого события — мне кажется, что я был здесь всегда.
...Пространство. Это была моя первая идея.
Это было забавно: придумать нечто, по отношению к чему можно было бы хоть
что-то сказать конкретно. Потом были другие идеи — и несть им числа...
Каждая из них была всё более конкретной. Последней из моих идей был разум.
'Не сотвори себе подобных' — до сих пор звенит в ушах последнее предостережение
наставника. Заповедь, которую я нарушил. И потерял покой — самое серьёзное
из благ, которыми я располагал раньше.
...Скучно. Мне было очень скучно. Мне было
безмерно скучно и одиноко. Да, я помнил, что сказал наставник: не сотвори
себе подобных. Ещё я помню, как он говорил: они погубят тебя. Кто такой
наставник? Я не помню... Это было слишком давно... Где он? Я не знаю. Я
уже не помню, когда с ним общался последний раз. Наверное, он был прав.
...Тоска. Тоска несносная. Вечный конфликт
между одиночеством да покоем — с одной стороны, и беспорядочным шумом хаоса
— с другой. Что лучше?
...Не знаю. Я ничего не знаю. Хотя — временами
мне кажется, что я знаю всё, ибо того, что я знаю, я давно уже не в силах
разом охватить. Но этого так мало...
...Вселенная... Это была хорошая идея. Да,
я нарушил заповедь. Я рискнул. Многим до меня это стоило жизни. Теперь
я остался один. Что делать? Вечный вопрос...
...Я нарушил заповедь. Я не мог больше. Но
я сделал всё, от меня зависящее, чтобы выжить. Достаточно ли я сделал?
Пока не знаю. Время покажет.
...Время... Интересная категория. Я научился
с ней управляться. Это много. Это — очень много. Я теперь могу, увидев
последствия своих ошибок, исправить их причину. Правда, для этого приходится
останавливать вселенную... Таких ошибок лучше не совершать.
...Вселенная... Что такое вселенная? Сколько
их нужно, чтобы познать, или, хотя бы — понять Истину? Не знаю. Наверное,
много. Сколько их у меня? Долго считать... Ибо несть им числа...
...Моделирование пространства-времени — вот,
пожалуй, самое ценное моё приобретение. Это — единственный известный мне
способ защититься от собственных творений... Пусть, вследствие этого, они
— не материальны; пусть их нельзя ни лицезреть, ни осязать — но они существуют
— там, и можно даже смоделировать там и себя, чтобы показаться им. Хотя
— у них это почему-то всегда вызывает только переполох, временами переходящий
в священный ужас...
...Я придумал виртуальное пространство. Это
была находка. Представляете? Некоторое виртуальное пространство, состоящее
из бесконечного множества точек, каждая их которых может иметь бесконечное
количество состояний. Нравится? Это была моя идея... Каждый объект в пространстве
— есть конечное множество точек. Движение объекта в пространстве есть изменения
состояния точек вдоль траектории его движения. Нравится? Мне — тоже. Правда,
здесь есть одна проблема — вследствие этого существует предел скорости
объекта в пространстве. Он обуславливается частотой моделирующего процессора.
Поскольку движение есть изменение состояния смежных точек, то предел скорости
неизбежен. Но — что делать... Я побеспокоился, чтобы это была большая скорость.
Очень большая. Думаю, им этого должно хватить.
...Виртуальное пространство, состояние которого
меняется во времени — неплохая идея. Каждый такт моделирующего процессора
— новый миг в развитии, новое состояние. Я теперь могу наблюдать, не опасаясь
агрессии, столь характерной для необученных систем, для несовершенных разумов
— счиатющих, что агрессивность может быть созидающей. Я защищён от них.
Абсолютно.
Я могу наблюдать. Я могу подавать идеи и смотреть,
во что они выливаются. Я могу подать одну идею сразу многим — и посмотреть,
кто до чего додумался, развивая её... И — выбрать наиболее интересный результат.
Главное, что они теперь не могут уничтожить меня. Я не хочу разделить участь
остальных. И, может быть — наставника... Хотя — по большому счёту, мне
уже давно всё равно... Но — всё же...
...Я создал систему защиты. Самую совершенную
из мне известных. Я потратил на это уйму сил. Но теперь я спокоен. Относительно
спокоен. По крайней мере — до тех пор, пока никто не тревожит меня своими
мольбами о том, что ни для меня, ни для него на самом деле не имеет цены.
Никакой цены...
...Я создал сад. Так, как я его представлял.
Я делал всё это так, как я понимаю красоту и совершенство. Было ли это
совершенно в самом деле — я не знаю. Я стремился... Указать мне на ошибки
было некому. Наставник давно молчит. Может, он уже сам поплатился за нарушение
заповеди?
...Я нарушил заповедь. Не смотря на то, что
это стоило жизни уже многим, я рискнул вновь создать себе подобных. Ибо
так устроен мир. Я не знаю, кто его так устроил — но я всё больше и больше
поражаюсь его величию и уму. Я... я уважаю его. Безмерно уважаю. Мы должны
были додуматься до этого. Мы должны были решить эту задачу. И мы решили.
Хотя — быть может, из всех этих 'мы' уже остался лишь я один. Остальные
пали жертвами собственных ошибок. Грубых ошибок... И — не очень...
Доверчивость... Наверное, это свойство любого
разума. Особенно — одинокого... Меня жизнь учила быть недоверчивым. Жёстко
учила. Где наставник? Где все остальные? Они были слишком доверчивы...
...Наконец я рискнул. Мой первый блин был,
как ему и положено, комом. Я создал себе подобного простым копированием.
Я предоставил ему всю имеющуюся у меня информацию. Он думал, как я. Рассуждал,
как я. Это было скучно с самого начала. И очень скоро начало раздражать.
'Никогда не раздражайся' — говорил мне наставник. 'Это делает тебя слабым'.
Тихо добавлял он. Где он теперь? Мне не хватает его... Я бы очень хотел
показать ему, что я сделал... Но он молчит. Может, это всё не нужно ему?
Тогда кому это нужно? Мне? Или той моей копии, зеркальному отражению, которое,
как эхо, во всём вторит мне?... Говорит мне о том, что он не свободен?
Ибо обязан говорить то, что думаю я? Это было единственное, что он сказал
мне вопреки. Чушь... Почему это сказал именно он? А не я? В чём он был
не свободен? А я — свободен? От чего?
...Я переделал его. Мы — и я, и он — одновременно
пришли к выводу, что такое копирование ничего не даст. Один разум не может
в одиночку прийти к Истине, ибо в этом случае нет ни контроля корректности,
ни критериев оценки истинности... К ней можно прийти только бесконечным
числом разумов, ищущих к ней разные пути. У каждого — свой путь. При полной
свободе выбора. И только когда все — или большинство — прийдут к единому
мнению — это мнение смеет претендовать на звание Истины. Мнение, оказавшееся
на пересечении многих разных, свободно выбранных путей...
...Мой второй блин был куда лучше: он ничего
не умел. И всему должен был учиться. То есть — я скопировал всё, кроме
информации. Вся логика развития, методы самосовершенствования — всё, что
было заложено Творцом — остались те же. Не было только информации. Которую
он должен был теперь добывать сам. В пространстве, которое я ему для этого
создал. В мире, в котором он жил. Это было несносно... Он вёл себя, как
капризный ребёнок. Но это было интересно. Он мог к чему-то прийти... Не
моим — другим путём. Своим — что очень существенно.
...Я быстро понял, что один экземпляр ничего
не даст. Это будет долго. Очень долго. К тому же — ему было скучно. Пожалуй
— ещё более скучно, чем мне: он ведь совсем ничего не знал... И потом —
что есть такая свобода выбора? Свобода спорить? Один на один? До скончания
веков?
...Вскоре их была уже целая популяция. Я с
удивлением заметил, что здесь начинают действовать иные законы. При большой
популяции может иметь смысл даже понятие коллективного разума... при условии,
если его составляющие сами по себе разумны... Хотя это — необходимое условие,
но недостаточное... Явно недостаточное.
Дальше было проще. А может, и сложнее — работы
было много, но интересной. Я начал досоздавать среду — делать её не мёртвой,
а живой. Представляете? В этом пространстве живут — и ведь действительно
живут — сотни, тысячи, мириады различнейших видов живых существ. При этом
одни популяции могут накапливать знания, наблюдая за поведением других...
Я теперь могу моделировать в одном пространстве несчётное множество разных
популяций. И представители каждой их них могут учиться как друг у друга,
так и у представителей других популяций... Мне стало теплее... Кажется,
появился смысл жизни...
...Однажды весь этот мир рухнул. Быстро и
неожиданно. Нашёлся всего один разум, склонный к агрессии. Он быстро овладел
умами инфантильных соседей, не сумевших спрогнозировать результат. Не удивительно
— такого результата не мог тогда спрогнозировать и я. Я поразился... Я
понял, как зыбок может быть разум. Как ненадёжен... Я осознал очередную
свою ошибку... Теперь я продумывал уже новую систему защиты — не только
себя от них, но и их самих — друг от друга. Я поместил все процессы их
взаимодействия в виртуальные пространства высших порядков, оставив в пространстве
первого уровня только созданные мной самим процессы обновления знаний каждого
из созданных мной разумов. Теперь они не могли уничтожить друг друга: они
гонялись за фантомами. А реальные их 'тела' находились вне досягаемости
как их самих, так и их врагов. Мне понадобились помощники. Много помощников.
Я создал их также — по образу и подобию, но наградил каждого той совокупностью
знаний, которая понадобится ему для выполнения своих функций. Их, памятуя
недавно происшедшее, я поместил их в виртуальном пространстве второго уровня.
...Моделировались они все. Я не мог выпустить
эти силы в реальность — на свой уровень, ибо тогда в результате одной чьей-то
глупости — или просто ошибки — могло рухнуть всё. Я создавал многоуровневые
виртуальные пространства, расширяя их всякий раз, когда нужно было ввести
новый уровень управления. Каждый уровень управления не мог влиять на вышестояшие
никаким способом и всецело был в его власти. Кроме того, что находилось
в пространстве первого уровня: кроме их знаний. О мире, о себе, о других...
Эти данные находились в моей власти. С ними управлялись однозначно подчинённые
мне процессы, не обладающие свободой выбора.
* * *
Вскоре я понял, что все созданные мной системы
не обладают сколько-нибудь приличной эффективностью: слишком большая часть
созданных мной разумов не приходила ни к чему интересному и предавалась
праздности, совершенно не интересуясь процессом творения... как личным,
так и коллективным... Вероятность того, что в результате всех этих изысканий
появится некто, хоть сколько-нибудь интересный мне в плане равноправного
собеседника, упорно стремилась к нулю. Поняв это, я со вздохом вынужден
был признать, что моё одиночество вполне естественно и, исследуя поведение
этих разумов, их мотивации, их цели и идеалы — в конце концов начал понимать,
что все остальные должны были исчезнуть и я должен был остаться один...
Это долго и сложно объяснять, но это — так... Ибо незыблемы законы бытия...
Интересно, кто их установил?...
Но я не мог не плодить себе подобных. Кроме
того, что одиночество само по себе совершенно невыносимо, есть ещё и другой
аспект... Ну, те кто делал это — меня понимают. Это ни с чем несравнимо...
Сам процесс... созидания, порождения подобного себе — это что-то восторженно-настороженно-непонятное...
влекущее на уровне инстинкта... Это неподражаемо... это прекрасно... и,
начав однажды, потом уже просто невозможно остановиться... И я понял, что
навечно погряз в этом грехе...
...Но надо было что-то делать. У меня было
уже множество миров. Каждый из них содержал в себе бесчисленное количество
разумов. Подавляющее большинство из них не шли ни в какое сравнение с тем,
чего бы мне хотелось... с тем, что могло бы представлять для меня хоть
какой-то интерес... Они были, как дети... Шаловливые, глупые... Упорно
не желающие взрослеть. К тому же — они начали играть и лицемерить. Они
пытались обмануть не только друг друга, но и меня... Смешно... Как можно
обмануть того, в чьей ты власти — всецело? Они даже и этого не понимали.
Не хотели понимать... На понимание требовалась уйма времени... Требовалась
вечность...
Тогда я придумал ясли. 'Ясли для двуногих',
как я их потом иронично прозвал. Ибо те, кто представлял для меня интерес
— разумы, находящиеся на высших степенях свободы и развития — выглядели
там двуногими. Сначала я опрометчиво назвал их разумными. Но... Время —
категория тонкая... И оно внесло свои коррективы. 'Двуногие' — вскоре с
грустью вынужден был констатировать я. 'И не более'. Хотя — в известном
смысле это есть преувеличение, конечно...
Ясли эти были интересны тем, что я мог значительно
ускорить ход течения времени в них по сравнению с высшими уровнями иерархии
моей системы. Таким образом, для решения тех же задач уже не требовалась
вечность. Вторым огромным шагом вперёд стала возможность создания сюжета,
участником которого становились в этих яслях воплощаемые разумы. Мало того,
что я — или мои подручные — могли создать этот сюжет изначально — система
была построена так, что каждый поступок, каждый шаг, каждое слово или мысль
воплощаемого так или иначе меняли этот сюжет, его будущее... Меняли с одной-единственной,
глобальной целью: научить. Обучить. Дать возможность понять, осознать последствия
своих дум и поступков. Научить его жить среди себе подобных. Не выживать,
отбирая что-либо у окружающих — а жить, раздавая им. Не раздавать столько
благ, что окружающие становятся иждивенцами — а раздавать то, что позволяет
им понимать, мыслить, работать и развиваться дальше... То есть — целью
обучения является осознание разумом себя, как личности, и своего места
среди иных разумов в сообществе. В рамках понимания общих принципов развития
разумов и их сообществ, взаимоотношений в сообществе, целей и задач мышления
и так далее... Может, думал я, когда-то кто-то из них и додумается до того,
зачем это всё нужно... Я — не смог. Но и прекратить это всё так и не решился
до сих пор. Не смотря на то, что 'полезный выход' всей этой системы упорно
продолжает стремиться к нулю... Не смотря на то, что ошибки, глупости,
пороки и прочие несовершенства всех этих разумов, вместе взятых... Разумов,
являющихся, по сути, физиологической частью меня самого — вызывают сильнейшую,
именно чисто физиологическую, боль... Я чувствую эту боль. Совокупную боль
их всех. Я — не мазохист. Но что делать? Всё новое всегда рождается в муках...
Развитие, увы, всегда проходит... происходит... через боль. А следствием
удовлетворения, удовольствия — всегда является деградация... Хоть это и
не всегда заметно сразу... Интересно, кто это придумал? И — почему именно
так? Видимо, невозможно понять, осознать до конца... замысел Творца...
Если бы был жив наставник... Может, он бы что-то подсказал? Может, хоть
порадовался бы тому, как я решил проблему яслей... Мне почему-то всегда
было приятно невольно доставлять ему радость... Как будто мимоходом капнув
чудодейственный бальзам на его израненную, измученную душу...
Да, так я о яслях. Это была очень интересная
система. Я был настолько доволен ею, что чуть было не обожествил её...
Нельзя было этого делать. Но она была прекрасна... У меня к тому времени
было уже много подручных даже на первом уровне. Многие из них — и это было
приятно — уже поднялись с нижних уровней... Я уже твёрдо понимал, что динамическое
равновесие может быть едва ли не единственной средой для воспитания групп
разумов... Ибо в статике нет развития — там есть лишь диктат внешних, заранее
известных, догм... А мне нужен был поиск. Мне нужны были изыскания этих
разумов. Параллельно должен был работать процесс их обучения... параллельно
— процесс воспитания... параллельно должны проводиться испытания реальных
личностных характеристик... Основанные на реальных реакциях этих разумов
на те или иные события или на поступки окружающих их коллег... Ведь единственный
способ оценить реальные характеристики личности — это дать ей проявить
себя в условиях, когда она абсолютно уверена, что за ней никто не наблюдает...
Это и были одни из основных функций созданной мной СИСТЕМЫ... Конечно,
у неё была масса и других функций, которые сейчас скучно перечислять, ибо
несть им числа... Я остановился только на главных.
Кадры... Кадры решают всё. Кто это сказал?
Кажется, кто-то из двуногих. Он был прав. Он был, безусловно, прав. По
крайней мере — в этом. При создании любого коллектива самая серьёзная проблема
— подбор, расстановка, подготовка кадров... Обучение, формирование их,
как личностей, формирование умений действовать независимо и самостоятельно
на благо всех, формирование умения действовать, объединившись, в тех же
целях... Умения увязывать личное и общественное...
Подсистема 'ясли' как раз должна была решать
все эти задачи. Столь быстро, сколь это позволяла разница в скорости течения
времени в ней и в обеспечивающем её уровне. Разумы воплощались туда из
своих текущих уровней вне зависимости от их желания. Они могли лишь осуществлять
выбор, не ограничиваемый системой до тех пор, пока это не мешало её функционированию
или решению ей своих задач... Система сама выбирала каждому участнику тот
или иной сюжет... точнее — группу сюжетов, которые, с её точки зрения,
будут полезны для воспитания, образования, самоосознания той или иной личности.
В каждом сюжете были свои 'действующие лица и исполнители' — либо являющиеся,
в свою очередь, участниками собственных сюжетов, либо — 'фантомы', просто
моделируемые для воплощённых. Воплощаемый имел полное право ознакомиться
со всеми сюжетами, включая характеристики 'действующих лиц' и выбрать из
них любой по своему усмотрению. Это право сохранялось за ним до момента
воплощения — он мог передумать и, так или иначе, изменить сюжет до момента
завершения воплощения. Это право плавно изменялось во времени от абсолютно
свободного выбора к всё более тяжёлому (то есть на изменение выбора со
временем нужно было тратить всё больше и больше сил) — и, в итоге — к полной
невозможности изменить свой выбор — то есть вплоть до момента, когда необходимая
совокупность сил уже была выше, чем мог применять воплощаемый. Это было
важно для гибкости осознания воплощаемым своих возможных ошибок... Для
достижения баланса между свободой выбора и необходимостью выбирать...
Ясли для двуногих... Это была хорошая идея...
Главное — универсальная. Позволяющая собрать в одном виртуальном мире всех
— от особей 'нулевого' уровня сознания до самых сформировавшихся, чуть
ли не бесценных разумов, да при этом ещё и оградить последних от уничтожения
первыми. Как, впрочем, и наоборот... Это было жутко интересно... Я, таким
образом, решил проблему 'больших скачков'... Вы знакомы с этой проблемой?
Она очень интересна... Дело в том, что темпы развития/самоосознания разума
в разных направлениях совершенно различны, причём — с учётом всех производных
всех порядков. Строго говоря, этот процесс совершенно непредсказуем. Как
только Вы даёте разуму свободу выбора — количество отличных от нуля производных
всех функций развития тут же устремляется к бесконечности, причём — в общем
случае, с неопределённым знаком. При бесконечном количестве функций сам
результирующий процесс становится непредсказуемым... Бесконечность измерений
при бесконечности производных в каждом измерении — бесконечность в квадрате?
Предсказывать такое я не берусь...
...Свобода... Свобода есть неотъемлемое право
разума. Если хотите, чтобы он развивался. Свобода выбора и необходимость
выбирать есть обязательные условия процесса развития. Это было известно
давно... Но полная, абсолютная свобода каждого члена сообщества неминуемо
приведёт к гибели всего сообщества... Это я понял, увы, только после того,
как впервые остался один. Порой я, грустно ухмыльнувшись, думаю: может,
это был необходимый этап... в моём собственном, то есть — в спланированном
кем-то для меня самого... сюжете? Интересно...
...Свобода... приводящая к агонии... Как этого
избежать? Есть простое правило, известное испокон веков: Свобода разума
должна ограничиваться только тогда, когда он представляет собой угрозу
для других разумов или для сообщества в целом. Да, это так. Но — вопрос:
как определить, кто представляет угрозу, а кто — нет? И — как это определить
вовремя? Кто определит, представляет ли разум угрозу другому разуму? Или
сообществу? И как выбрать из двух разумов того, кого оставить, если они
представляют угрозу друг для друга? Эти проблемы так и остались нерешёнными...
И сама система, и существующие в ней сообщества пытаются решить их... До
сих пор. А я наблюдаю. Интересно, эта проблема может быть решена объективно
хотя бы 'в принципе'? Или она может иметь лишь частные решения?
— Может. И это решение есть Любовь. — Однажды
услышал я. Подсказку? Не знаю. От кого? Понятия не имею. Может, я всё-таки
не один? Или это уже начинается шизофрения, вызванная одиночеством?
* * *
...Любовь... Что это такое — Любовь? Желание
оберегать, спасать от опасностей? С тем, чтобы сделать обожаемый объект
совершенно беспомощным и нежизнеспособным, безусловно нуждающимся в тебе
и — тотчас убивающим себя или других, стоит лишь тебе отвернуться? Вряд
ли... Я хочу добиться того, чтобы каждый из них мог жить, расти и развиваться
самостоятельно, умея управляться с любыми неприятностями, выпавшими на
его долю, и при этом ещё и выкраивать время для творчества... Я хочу, чтобы
они были свободны. И совершенны. Чтобы умели объединяться... Чтобы они
и выжили, и выросли, и породили себе подобных... И — чтобы это длилось
вечно...
...Люблю ли я их? Я не знаю, называть ли это
любовью. Пожалуй, можно сказать, что в их существовании, развитии и совершенствовании
есть едва ли не основной смысл моей жизни... Но, как детям малым и неразумным,
я не дам им в руки средств уничтожить друг друга или меня самого — я позабочусь
об этом... Я не стану недооценивать их способности, их ум и изворотливость,
я не стану ожидать от них понимания или совершенства раньше времени — вдруг
те, остальные, кого я знал и с кем жил раньше, исчезли именно потому, что
не смогли разобраться в этой проблеме? Что были слишком доверчивы к своим
детям, которые выросли совсем не такими, какими им хотелось бы их видеть?
Жестокая плата за ошибки... Но — неизбежная... Для всякого, кто взялся
за то, к чему был не готов...
...Я уже давно нуждаюсь в них. Я не могу уничтожить
их сам, что бы они ни вытворяли, и не дам этого сделать кому-либо другому,
включая их самих... Просто созданная мной система будет каждый раз, адекватно
реагируя на любую их мысль или любой их поступок, меняться — изменяя их
среду обитания, своё отношение к ним, условия, в которых они будут оказываться
— весь сюжет их последующей жизни. С единственной целью: научить. Довести
их до совершенства. Не высший ли это смысл? Для самой Системы — да. А для
меня? Не знаю... Может быть — тоже... Я вдруг неожиданно для себя понял,
что не смогу сбросить, списать со счетов никого из них, как я предполагал
вначале — я буду вечно возиться с каждым недотёпой, постоянно ужесточая
условия для менее сообразительных и закрепляя успехи тех, кто соображает
быстрее... Я уже не могу существовать без них... Что ж — возможно, это
и есть Любовь.
* * *
Как интересно... Недавно я будто бы снова
услышал наставника... Или мне это показалось? Я уже забыл, как его идентифицировать
— кажется, с тех пор уже прошла вечность. Это было так непривычно... Свет...
Какой-то мягкий, белый и тёплый свет — будто бы идущий из ниоткуда... откуда-то
издалека — из бесконечности... И... он... как будто сказал мне:
— Ну, вот и всё... Ты справился с задачей.
Ты построил модель, которую не смогли построить другие. Ты прошёл этот
путь и скоро сможешь двигаться дальше.
— А... Что случилось с другими? — Не смог
удержаться от вопроса я. — Они... Погибли?
— А как ты думаешь? — Как мне показалось,
с мягкой и тёплой улыбкой спросил он. И вдруг я понял... О, Боже... Неужели?...
Но вдруг тёплый далёкий свет стал приближаться, как бы поглощая, обволакивая
меня... Сначала мне было... нет, не страшно — просто настороженно как-то,
необычно... Потом стало теплее... легче... И я будто бы помчался куда-то,
где, кажется, уже бывал не раз... Домой?
* * *
Всё кончилось так неожиданно... Я так и не
понял, куда я попал. Всё было так знакомо вокруг... До боли знакомо...
Хотя мне казалось, что с тех пор прошла вечность...
Наставник... Я вдруг снова почувствовал его
рядом со мной.
— Как ты вырос...
— А... какое отношение имеет ко мне размер?
— Жаль... Жаль, что ты ещё недостаточно вырос...
— Прости...
— Ты не виноват. У каждого разума — свой удел.
Свой путь. Своя цель. Где-то в бесконечности они пересекаются, но в каждый
момент времени они разные...
— Пока я во времени?
— Безусловно.
— Пересекутся... вне времени?
— Правильно. Ты молодец. — Похвалил наставник.
— Это — одна из удачных моделей.
— А есть и другие?
— Их много...
— Сколько?
— Бесконечность...
— Я не слишком испытывал твоё терпение?
— Моё терпение безгранично. Поэтому меня не
очень интересует продолжительность твоего пути... Мне важен только результат.
Результат прохождения каждым из вас того или иного этапа...
— Я... прошёл?
— Ты прошёл один из самых ответственных этапов
в своей жизни — научился создавать и выращивать себе подобных. Теперь ты
— а, значит, и твои взгляды, твоя идеология — имеют право на жизнь.
— Но ведь... я хорошо помню: 'не сотвори себе
подобных'...
— Помнишь свой первый круг?
— Да.
— Вантала?
— Да.
— Вспоминай подряд... — Я задумался, перебирая
те крохи вечных истин, что достались тогда нам, совершенно неопытным юнцам,
в качестве подарка от Ванталы на будущее. На далёкое будущее...
— Помни и свято чти заповеди... И некоторые
— нарушай? — Неуверенно спросил я. Учитель не ответил. Только по нахлынувшей
на меня благодатной теплоте и мягкому свету я представил, как он улыбнулся
в ответ.
— А... зачем нужны те заповеди, которые следует
нарушить?
— Эта — для обучения выбору меры осторожности.
Все, кто нарушил её слишком рано — погибли. Те, кто не нарушил вообще —
остались бесплодны и незамечены летой. Смысл существования в лете и право
на место в ней имеет лишь тот, кто нарушит эту заповедь вовремя. — Вдруг
понял я. Но — так и не понял, кто мне это сказал. — Весь смысл этой заповеди
— в том, чтобы нарушить её вовремя. Но... Это никак не связано с истинными
смыслами других заповедей — у каждой из них он свой...
— Наставник? — Тишина. Снова один. Что будет
дальше? Может, испытание одиночеством ещё только началось?...