А, может быть, мы просто боимся
признаться друг другу... в этом?
...Они брели, взявшись за руки, вдоль берега
мирно текущей реки. Их босые ноги утопали в мягкой траве, нагие бронзовые
тела освещало яркое солнце. Они были красивы... Очень красивы... Они были
счастливы... Ещё вчера...
* * *
— Ты так грустна... Почему?
— ...Видишь ли... Дело просто в том, что
ты... мне нравишься... Очень... нравишься...
— Это плохо...
— Может быть... А почему?
— Понимаешь... Я... с детства привык верить
людям. Как-то... попадались они мне всё больше порядочные, что ли... Потом
... потом я вынужден был не раз разочаровываться в тех, кому я верил. Это
было больно. Очень больно... Причём — чем больше я им верил, чем более
близкими себе я их считал — тем сильнее была эта боль... боль разочарования...
Со временем... я даже как-то свыкся... сжился... привык к ней... Мы стали
с ней единое целое — я и эта боль. И я съёжился. Я не могу больше раскрываться.
Не умею... Знаешь, как невозможно открыть то место, где в прошлый раз была
причинена боль? Сильная боль? Допустим, ты мне нравишься. Разумеется —
нравишься: красивая, умная, добрая... Все предпосылки налицо. Я заинтересовался
— ведь это так естественно... Прошло совсем немного времени — и я почувствовал,
что попадаю в западню, проваливаюсь в бездну: ты мне понравилась. Я не
знаю, как и почему люди нравятся друг другу. Я не знаю, как это происходит.
Не понимаю механизмов этого и не хочу их анализировать. Но... Я боюсь этого.
Боюсь этого чувства. Ибо не было ещё в моей жизни случая, когда чувство
это, развившись в нечто большее, не принесло бы мне разочарования. Горького
разочарования. Не принесло боли. Я не хочу сказать, что я боюсь этой боли
— нет. Но... я и не хочу её. Просто не хочу.
— Знаешь... у меня в жизни тоже не было
такого случая...
— Значит, ты меня понимаешь...
— Да. И я тоже не спешу. И — тоже боюсь,
что это будет просто...
— Что просто?
— Не знаю... Я просто растерялась. Я не
знаю, хорошо это или плохо — но я растерялась... Я... я боюсь того, что
ты мне нравишься, и...
— И?
— И я не могу тебя оставить...
— И я...
— Не вздыхай...
— Почему?
— От этого становится больше больно...
— Как ты сказала? "Больше больно"?
— Не придирайся к словам... Что есть слова?
Лишь жалкое подобие реальных мыслей, чувств, ощущений? Подобие, придуманное
людьми? Чтобы описать то, что описать невозможно? Слова — чушь. Если люди
понимают друг друга...
— Я боюсь сказать "Я люблю тебя". Не тебе
— вообще. Кому бы то ни было.
— Я понимаю.
— Не кивай...
— Почему?
— Я хочу видеть твои глаза... Вообще...
обычно... постоянно... Милые, удивлённые, озадаченные, молящие, гневные,
любящие — живые... Я хочу видеть их всегда...
— Так... В чём же дело?
— Я же сказал тебе: я боюсь. Боюсь разочарования.
Люди, видимо, обычно принимают друг друга совсем не за то, что они есть
на самом деле. Потом они разочаровываются... Я... боюсь разочаровываться...
В тебе...
— Не разочаровывайся...
— Тишина... Тишина не может длиться вечно...
— Не может... А почему ты перешёл на шёпот?
— Я не хочу, чтобы нас слышали...
— Кто нас может тут услышать?
— Другие...
— Какие другие — здесь за тысячи миль никого
нет... Планета мертва...
— Да. И, может быть... именно поэтому...
Нам и кажется... что мы... любим друг друга...
— Может быть...
— Но... Ведь правда всё равно вылезет,
выскользнет, проберётся наружу — сквозь любые наши маски, сквозь любые
попытки скрыть или приукрасить её...
— Выберется...
— И вдруг... Тогда окажется, что нами сейчас
говорит не любовь? А просто желание слиться... с тем, кто показался тебе
настолько близким, как никто другой — как никто в прошлой... и будущей...
жизни?.. А потом окажется, что ты обманулся — просто в очередной раз обманулся
— и за маской, показавшейся тебе столь привлекательной, за маской, которую
ты полюбил, как живого, настоящего человека — скрывается лживая, двоедушная,
подлая сущность?
— [Еж безвреден, хоть славен колючим нарядом,
А гадюка мягка — да наполнена ядом?][/Хакани/]
— Именно...
— Смешно... Но я... боюсь того же... Может,
чуточку меньше тебя — но всё равно боюсь...
— Я не боюсь этого, нет... просто я не
хочу... я устал... Понимаешь — мне не жаль себя, как обманутую или обманувшуюся
личность — совсем не жаль. Я просто не понимаю — зачем это? Не понимаю,
зачем люди лгут, играют — причиняя друг другу боль? Такую... боль... Не
кивай... Я и так верю... понимаю... осознаю... чувствую... что ты это всё
понимаешь... Мне не нужны твои жесты или слова, чтобы это понимать... чувствовать...
Чтобы понимать тебя... Но...
— Что "но"?
— Я не могу дать тебе доступ к своей душе...
— Ты даже не можешь смотреть мне в глаза,
произнося это?
— Не могу. Мне стыдно. Но это — правда.
Ты можешь творить всё, что хочешь: танцевать голой на столе — а я буду
любоваться тобой, согревая своим взглядом... ты можешь бродить голой по
улицам, вызывая улыбки прохожих — а я буду страховать тебя, неся сзади
сумку с одеждой... Ты можешь...
— Бродить одна по пустой планете, где единственный
встреченный тобой за последние три года человек, которому кажется, что
он тебя понимает — так или почти так, как себя самого — отказывает тебе
в близости? В той близости, о которой он мечтал, которой бредил бессонными
ночами эти годы? В той близости, одна мысль о которой уже давно сводит
тебя с ума? И — только потому, что... боится?
— Это неправда... Я же сказал: я не боюсь...
Я... просто не могу... больше... любить... Я... готов для тебя на многое...
Если не на всё — ты слишком похожа на ту, о которой я всю жизнь мечтал
— но... Почему ты плачешь?
— Ты говоришь моими словами...
— Я готов для тебя на всё. Я могу делить
с тобой еду, кров, постель — но... Я не могу открыть своё сердце. Я могу
его отдать тебе — отдать, чтобы умереть... Если тебе это нужно... Но —
пустить тебя в него... живое... я уже не могу... Я просто... разучился
это делать... Я не могу быть нежным. Я не могу больше любить... Я... могу
тебя ласкать — я знаю женщин, знаю, что им нужно, когда они хотят... Я
могу доставить тебе море удовольствия... животного... удовольствия... Но...
— Ты же понимаешь, что не только это мне
нужно... И — тебе...
— Понимаю.. И именно поэтому я и говорю
тебе: не могу... Легко любить в первый раз. Нетрудно — во второй. Можно,
наверное, и в третий — даже если тебя за каждую прошлую любовь втаптывали
ногами в грязь... Но... Я прожил жизнь... Долгую..
— И я...
— И разучился... быть единым целым... с
кем-то... Разучился сливаться... Разучился верить — как верить людям, так
и верить в то, что в мире где-то существует любовь...
— Ты прав... Я... слишком хорошо тебя понимаю...
— Это был хороший вечер... Тёплый.. ласковый...
последний... Спасибо тебе за него...
— Последний?
— Мы оба слишком хорошо понимаем это...
Можешь не кивать — я и так уже знаю, что ты именно так и думаешь... Это
безнадёжно... Пусть лучше он запомнится нам обоим именно таким — и не будет
омрачён впоследствии всем тем....
— Чем люди обычно его омрачают...
— По крайней мере, тогда к старости...
нам хоть будет, что вспомнить...
— Вспомнить чувство, которое не было оскорблено...
— Чувство, которое так и осталось светлым...
— Которое... позволяет нам жить...
И они, не сговариваясь, понуро побрели
в разные стороны. И никто из них не оглянулся. Ни разу. Эта планета так
и осталась мёртвой...
* * *
...Он ещё долго сидел, кусая губы, с тупой
безнадёжностью уставившись на мутнеющий шар, всё ещё хранивший остатки
тепла его рук. По щекам его текли слёзы. Слёзы отчаяния. Изображение безлюдной
планеты с двумя медленно расходящимися в разные стороны людьми медленно
таяло, подёргиваясь дымкой. Шар постепенно становился матовым, приходя
в нейтральное состояние — энтропия системы брала своё. Слёзы, казалось,
сами лились из глаз. В которых застыл немой вопрос: почему? Ну, почему?
— Почему они сделали это?
— Ты думал, что они будут счастливы?
— Да... Я долго искал их — целый год...
я нашёл их в разных мирах... Они АБСОЛЮТНО КОМПЛИМЕНТАРНЫ. Они не могут
не любить друг друга — любовью вечной, неслыханной, прекрасной и неповторимой.
Вместе они — просто единое целое... Я сделал так, чтобы они встретились
— мне пришлось перекроить для этого судьбы миллиардов им подобных... но
они лишь коснулись рукавами друг друга, не удостоив даже взглядом.. Я...
— Ты проделал большую работу... Ты теперь
знаешь, как вызывать в людях любовь — а это главное... Любовь даётся им
свыше, чтобы... столкнуть их, подарив им мгновения счастья... А что они
будут делать с этой любовью потом — это уже их дело...
— О, Боже... что они с ней обычно делают...
— Не стони... И не хватайся руками за голову
— лишние эмоции тебе совершенно не нужны...
— Я так хотел, чтобы они были счастливы...
В конце концов я уничтожил ради этого целую планету, я устроил неслыханный
катаклизм, в результате которого были преждевременно выведены из этого
пространства сотни миллионов воплощённых — и всё это ради того, чтобы они
столкнулись, наконец, чтобы поняли, что это есть рок — что у них просто
нет другого выхода... что они есть часть одного целого — и они ведь понимают
это — вот что обидно...
— Не вытирай слёзы рукавом... Не надо стыдиться
слёз — они очищают...
— Я был уверен, что они воссоздадут нацию
— новую нацию: нацию совершенно комплиментарных людей... Я надеялся, что
хоть тогда в сердцах людских будут царствовать не алчь и ненависть, а разум
и Любовь...
— Это невозможно, сын мой...
— Ты вздыхаешь? Но... почему?
— Люди не могут быть счастливы... слишком
долго... когда они рядом. Счастье — это яд, которым можно лечить израненную
душу... Но для того, чтобы применить этот яд, для того, чтобы они могли
испытать счастье — истинное счастье — их души должны быть изранены... Этого
не нужно делать специально, нет — они с успехом делают это сами... Потом
ты капнешь им бальзама в виде мгновений любви, мгновений надежды — и они
снова ринутся всё крушить, бить, ломать, резать... они не могут жить, не
нанося друг другу ран и увечий. А ты лишил их этой возможности: ведь им
просто некуда друг от друга уйти. И они, осознавая это, просто не могут
причинить друг другу боль. И, в результате — жить друг с другом тоже не
могут. Они, собственно, потому и разошлись, чтобы сохранить главное...
— Что?
— Мечту о счастье...
08/02/02, 11/02/02