Настроение было паскудным, очередной мой бизнес начал откровенно тухнуть, денег не было и уже не предвиделось, и вот чтобы как-то себя взбодрить и подмаслить, я взял да и купил эту статуэтку-бронзяшку, на которую засматривался последний месяц. Бронзяшка была мне на фиг не нужна и стоила при этом неприятно дорого. Ну как дорого: какой-нибудь Потанин чаевые, наверное, в разы больше даёт, когда ему халдей кофе подносит, но я, в отличие от Потанина, свои деньги зарабатываю, и денег этих мне было жалко. Но настроение, как ни парадоксально, действительно улучшилось, я немного воспрял по ощущениям, преобладала тональность "а е**ись-ка оно всё конём" на фоне кратковременного эмоционального подъёма.
Я закурил, открыл банку самого рядового пива, такого, что не во всяком месте признаешься людям в том, что ты его пьёшь, глотнул, и развалившись в продавленном поэнге, дружелюбно при этом поглядывая на новоприобретённую бронзяшку, задумался о будущем, которого как бы и не было, в экономическом пока ещё что смысле: стартап мой окончательно оформился в стартдаун, и надо было бы валить, только вот разьедала душу уже неотделимая от меня, вечная моя проблема - а куда валить-то? Графа Монтекристо из меня опять не вышло, в управдомы никто бы не взял, и оттого на сердце вызревала грустинка...
Я бросил взгляд в окно: унылый и пугающий пейзаж московского спальника резал глаз неизбывной своей тоской, и до вопроса "ну зачем я здесь?" не то что не надо было докапываться - он просто застилал мысленный взор, вставая в исполинский свой рост...
Зазвонил телефон. Он вибрировал и медленно сползал к краю наклонной столешницы, а я терпеливо ждал, чтобы за мгновение до неминуемого падения подхватить его и отозваться на звонок.
- Алло, алло, алло, алло - монотонно кричал в трубке мужской голос.
- Вас слушают, - молвил я и про себя добавил: - Чего ты, дядя, надрываешься?
- Мне Александра Сергеича, - обрадовались в трубке, - Будьте добры Александра Сергеича!
Ну и тип, подумал я. И повторил: - Вас слушают.
- Саня, ты? - ещё более радостно прокричала трубка, - Здорово, Саня!
- Здравствуйте, - опасаясь подвоха, осторожно ответил я, - Простите, а с кем, так сказать, имею удовольствие...?
- Не узнал, - в трубке засмеялись, весело и беззаботно, - Слушай, он меня не узнал!
- А я тебе говорил, - раздражённо пробурчал кто-то другой, вроде как мне знакомый, находившийся, видимо, рядом, - как был тормозом и тугодумом, таким и остался. А ты мне бизнесмен, бизнесмен...
Я определённо знал этих людей, знал стопудово, эти голоса и раньше многократно звенели у меня в ушах, но вот прям сейчас я никак не мог вспомнить из какой они фирмы и на каком этапе моей экономической деятельности я с ними соприкасался. А два придурка продолжали хихикать, ёрничать и отзываться обо мне в неприятно-ироническом ключе. Я мучился почти минуту, но ничего разумного не придумал, разве что промелькнула в голове фраза из случайно попавшейся на глаза и просмотренной по диагонали статьи: "Отмечена также потенциально негативная роль продуктов разложения алкоголя в процессе деструкции синапсов коры головного мозга, что является косвенным подтверждением возможного влияния неумеренного потребления спиртных напитков на начальный период развития деменции", которая, при всей её обтекаемости, вновь заставила сердце похолодеть, как и другие, подобные, в который уже раз за последнее время; в итоге я дипломатично, но сурово заявил:
- Простите, вы не могли бы представиться?
С той стороны откровенно загоготали, а гад, что обозвал меня тугодумом - каковым я, вообще-то, и являюсь, честно говоря - прямо заорал в трубку: - А документы тебе не надо предъявить, бал-да?
Я, наконец, разозлился и выдал:
- Послушайте, господа хорошие, у вас ко мне конкретное дело, или вы так, по приколу звоните?
- Сашенька, ну неужели ты меня не узнал? - снова подал голос первый, и я, естественно, сразу же его узнал: ёлы-палы, да это ж Олег, Олежка, мой однокурсник, с которым мы когда-то в институте были приятелями, дружили даже, можно сказать, в хорошем, не современном политкорректном смысле.
- Ну, разумеется, узнал тебя, Олежек, а кто это с тобой?
- Давай, Саня, давай, напрягись, делай следующий шаг!
- Блин, неужели Макарона?!
- Ну да, смотри-ка какой ты молодец, догадливый!
- Так он же в Канаде, он чего, из Канады, что ли, звонит?
- Да нет, ни в какой он не в Канаде, а звоним мы из машины в двух шагах от твоего дома, верней, от жилплощади, на которой ты обитаешь в этом бесчеловечном человейнике. Выходи, Саня, обними друзей!
И он отключился, а я тупо допил пиво. Да, друзья: с одним последний раз потрепался я пару лет назад по телефону ни о чём, а от второго получил сообщение на мыло лет аж ... ой, и не вспомнить даже, сколько и лет-то пролетело уже! Друзья-друзья, чего это вам от меня понадобилось? Но поскольку за деньги, ввиду их отсутствия, можно было не опасаться, я решил, что выйти всё-таки надо, поэтому сначала отлил, потом, уже в движении, пробежался глазами по розеткам и смесителям, после по себе - а одет ли я вообще-то для публичной жизни? - и затем двинул к лифту. Вышел из подъезда и попал под раздражающий моросящий дождичек, никто меня, разумеется, не встретил; я пооглядывался, доковылял до угла и увидел метрах в ста какое-то тёмное чудовище, призывно помигивающее фарами. Вблизи это оказался чёрный форд-150, потрёпанный и замызганный; пока я подходил, распахнулась правая передняя дверца и зазвучала какая-то нездешняя музыка, такая же дрянная, как наша, но нездешняя. Я забрался на переднее сиденье и уставился на водителя.
Сзади за ним сидел Олежек, его-то я сразу признал, конечно, хотя с момента последней встречи просвистело года три, не меньше; изменился он за это время хотя и не сильно, но в нехорошую сторону: как когда-то говорили, сбледнул с лица, очевидно похудел и определённо сник, количество волос на голове вроде бы и не уменьшилось кардинально, но стали они какие-то... неживые; не исключено, правда, что сильно гадил салонный светильник, сиявший неестественным, потусторонним светом, искажая образ дорогого моего человека. Раз сзади располагался Олежек, то, следуя методу исключения, в кресле водителя был Макарона, или Юрик. Вот покажи мне сидящего передо мной мужика на улице и спроси: "Это Макарона?", я рассмеялся бы задавшему вопрос в лицо и сказал: " Ты чего, дурик, бес тебя попутал, какой же это Макарона?" Оттого я всё всматривался, всматривался, и когда, наконец, увидел что-то: в глазах, в форме лба, или носа, или ушей - рта было не видно, выразительный Макаронинский рот размещался теперь в глубине под бородой, на которую, получается, перебрались все волосы, пышно росшие когда-то на его голове, отчего сразу за бровями сейчас начиналась загорелая поблескивающая лысина - когда разглядел всё же что-то знакомое и близкое, гаркнул: - Здорово, мужики! - и протянув сразу обе руки: левую Олежеку, правую - Макароне. А между тем подумал со страхом и душевной болью: А сам-то я каков, выходит, мать моя женщина, ведь не лучше же их...
- Здорово, бизнесмен! - меж тем весело отозвался Макарона, - Или ты сейчас предприниматель? На вот, глотни за здоровье трудового народа и за долгожданную встречу! - и он, пошарив рукой под ногами, вытащил литровую тёмную бутыль, испещрённую надписями на французском, отчего я опрометчиво решил было, что это элитное французское вино.
- А бокал?
- Бокалов в машине не держим, хлещи, предприниматель, из горла, - ответил Макарона или Мак, как ещё его звали на курсе, глуповато улыбаясь. Я зачем-то отметил, что в речи у него проявляется некоторый акцент, канадский, что ли, а может мне просто показалось - столько лет не слышал его болтовни...
Я открутил винтовую почему-то пробку и, сделав хороший глоток, чуть не задохнулся и активно закашлял, забрызгав штаны и полсалона - пойло было почти тысячеградусным; но отплевавшись, пока эти два дебила заливались жизнерадостным смехом, ощутил во рту приятное, а отчасти и благородное послевкусие.
- Чего это было, идиоты? Самогон?
- Ну, почти, - перешёл на серьёзный тон Мак, - канадский бочковой бурбон, из Канады сам привёз, без дураков. Крепость градусов 60, и рекомендуется при встрече старых - в смысле верных - друзей после долгой разлуки. Понравился?
- Хоть бы предупредили, бараны, - промычал я, но взглянув на ситуацию со стороны, понял сам, что после предупреждения такого зрелища уже не получилось бы, поэтому довольно мирно спросил: - А ты на побывку, что ли?
- Не-а, - решительно ответил Мак, - я на ПМЖ.
- Да ладно, неужто из Канады решил свалить?! С чего это вдруг - двадцатник, или сколько ты там отмотал?
- Двадцатничек с хорошим гаком... Да вот как у вас тут всё началось, я и решил покинуть гостеприимную Канаду.
- А зачем? А жена, сын - поправь, если ошибаюсь, сын ведь вроде? - тоже приехали или там задержались?
- Да, имеется сынуля. Но он уж большенький, четвёртый десяток в разгаре, справится без папы. Кстати, он тоже бизнесмен, - и тут Мак игриво ткнул меня в плечо. - Они с женой - с мамой его, то есть - теперь американцы, в смысле - канадцы, натурализовались там, вросли в местный этнос, с аборигенами подружились, ну, освоились, короче говоря - а я вот решил вернуться. Объясняю себе и всем, что в годину испытаний должен я быть со своей страной, народом своим, ну и с друзьями, конечно...
Я недоверчиво хмыкнул, но промолчал. В годину постперестроечных испытаний, в конце 90-ых, Мак, спешно подраспродав всё законно и незаконно нажитое, с энтузиазмом рванул на канадскую обетованную землю и пару первых лет радовал восторженными комментами, а теперь вот сдал назад... И в институтские, относительно благополучные годы, я чегой-то не замечал у него проявлений единения с народом и любви к родной стране; но, с другой стороны, время - отец чудес...
- Так ты прям на этом фордЕ из Канады прибыл?
- Не, этот экземпляр я здесь уже приобрёл. У меня в Канаде такой же был, как увидел - сразу загорелся, чего поделаешь - настоящая любовь не ржавеет... Купил у вас, кстати, дешевле, чем там продал. Правда, эта машинка другая какая-то, не так себя ведёт, не по-канадски вовсе, я порой сомневаюсь даже - а Форд ли это, может чего русского намешали?
- А то! - я ухмыльнулся, но этим и ограничился, поскольку один из первых моих бизнесов был связан с ремонтов иномарок, и чего лишний раз расстраивать человека - Ну а ты чего молчишь, Олежек? - это я к Олегу повернулся и протянул ему бурбон - Держи, твоя очередь канадского самогона из бочки за русское здоровье отпить.
- А я Саня не пью теперь, не имею, оказывается, больше физической возможности, как говорится, заболел я.
- Дак сейчас вроде поправились все, с конца февраля у нас же блицкриг на ковидном фронте?
- Да нет, я по-другому заболел, хронически, теперь уже навсегда.
Видимо лицо моё отразило испуг, отчего Олежек мило, как он всегда умел, улыбнулся и успокоил:
- Да ты не ссы, это не то и не другое, о чём ты сейчас подумал, ни с чем я не борюсь и билет туда - и он показал крючковатым пальцем вверх - ещё не забронировал. Но с доктором мы побеседовали, убедительно с его стороны было, и я решил завязать.
Я промолчал - он в завязке, дела! Да я пять раз был в завязке и в развязке, имею опыт и знаю - если печёнка не отваливается и давление двести не пробивает, то умеренные дозы в любом количестве, как народные целители утверждают, для мужского здоровья полезны и на волатильности организма сказываются мало, не это его губит... Но раз человек встал в позу, чужие понты приходится уважать, отчего вслух я произнёс:
- Ясно, Олежек, извини, жизненный тонус тебе поскорее восстановить желаю, приставать пока больше не буду... Держи тогда ты, одинокий ковбой!
- Ты чего, я ж за рулём!
- А чё, в Канаде за рулём не пьют разве?
Мак развязно засмеялся, опять ткнул меня кулаком в плечо, в этот раз уже чувствительно, и сообщил: - Не-а, предприниматель, не пьют, придётся тебе за братков отпыхиваться, а то весь кайф нам поломаешь!
Ну надо, так надо, и я послушно глотнул заокеанского бочкового кукурузника, не уточняя, за кого, вернее, вместо кого конкретно из сладкой парочки моих новоявленных друзей, а сам ухмыльнулся этим его словам: потянуло, как из заплесневелого погреба, незабываемыми 90-ми - Макарона увёз с собой за океан, как ношенную одежду, жаргон шпаны из подворотен, поднявшей в ту пору голову, и, видно, хранил его в Канаде пересыпанным нафталином, а сейчас вот решил воспользоваться и блеснуть; ну ничего, оперативно здесь Мака пообтёшут и перезапустят. По существу же вопроса возражений у меня не имелось никаких: выпить я любил, люблю, и буду любить, пока... ну и так далее, а если при этом появляется возможность сделать приятное человеку, выручить - тут уж я со всем моим уважением и готовностью! Но необходимо понимать, что и алкоголь оказывает своё известное и неизбежное действие, и оттого несправедливо будет иметь ко мне претензию в том смысле, что последующие события я помню уже расплывчато, с тем меньшей точностью, чем больше времени прошло с момента моего внедрения в иномарку.
Сперва мы куда-то поехали, и сначала я был вполне себе способен анализировать собственное состояние и совершать адекватные поступки: так, осознав, что неизвестно ещё к какому по счёту ужину предстоит мне вернуться в пенаты, я уговорил этих двух трезвенников заехать к Пятачку в контору, отдать ему ключи от квартиры, чтоб он цветочки типа поливал и вообще проверил состояние жилплощади - вдруг я там второпях оставил яйца в кастрюльке вариться на газу, хотя яиц в последние месяцы дома я не держал, ну это так, образное выражение. Отдавая ключи, ощущал я сердечную тревогу: подозревал, что устроит Пятачок на место моего жительства служебный роман, а может и не один... и жена его, Люсьена, за очередную трещину в семейной лодке предсказуемо будет мне пенять, а как же: спровоцировал, создав условия для прелюбодеяния. Потом, кажется, заехали в торговый центр, но вот туда меня брать уже не стали, опасаясь, как бы я не расшалился там или не заблудился, или как иначе не ударил бы лицом в грязь, так что охранял я некоторое время тачку на стоянке... или стояку на тачке. А поскольку от исполнения возложенного поручения в отношении бурбона никто меня не освобождал, а сам я уклоняться привычки не имею, последующие воспоминания приобретают вообще отрывочный, как бы точечный характер.
Вот, к примеру, появляется некая электричка, на которой мы, похоже, едем - это при живой-то машине, и интересно куда? Следующим этапом качается на волне сине-белая деревянная пристань, где мы ожидаем прибытия мелкого пароходика с последующей посадкой, причём я хотя и веду себя в этот момент весело и дружелюбно, это не вызывает у окружающих никаких нареканий. Последнее сильное зрительное впечатление - распахнутая коровья морда, орущая мне прямо в лицо своё Му-у-у-... без никаких исходящих от меня провокаций в её отношении.
То, что я передаю события прошедшего вечера и ночи такой штрих-пунктирной линией из отдельных эпизодов, не должно вводить в заблуждение относительно моего состояния, кстати, и считать меня этаким бесчувственным бревном или запелёнатым младенцем, которых куда потребно, туда и доставят, и положат. Скорее всего - полной уверенности, правда, нет - я целеустремлённо передвигался сам, острил, проявляя свойственное мне чувство юмора, осмысленно участвовал в окружавшей меня культурной жизни и вообще был ну почти вменяем, просто в моей голове, лежавшей сейчас на подушке, как я её только что обнаружил, эти действия и события оказались в запароленном архиве, входные коды я утратил, поэтому и не могу сейчас полноценно проанализировать его содержание...
Ну так вот, голова моя размещалась на подушке, тело же, соответственно, чуть ниже, а обоняние терзал неприятный запах, что, по нынешним временам, вполне можно рассматривать как позитив. Запах был не то, чтоб от блевотины или чего другого нехорошего, это был запах лёгкой затхлости, ветхости, запущенности, какой вырабатывается в старых деревенских домах с малым количеством проживающих. Похоже, что именно в таком доме я и оказался; двигая глазными яблоками, я убедился, что кроватка была не икеевской, матрасик с подушками совсем не асконовский, а бельишко же из какой-то шуйской бязи времён поднятия целины. При этом я пока только наблюдал, на активные действия не решался, потому как не знал, какая будет у головы и вообще тела реакция на движения, осторожничал. Алкоголь вчера пился вроде как элитный, но кто знает, не было ли потом дополнений, изготовленных с любовью руками народных мастеров, да и сама элитность ещё ничего 100%-но не гарантирует - помню, как однажды угорали мы в Германии от тамошнего шведского Абсолюта. Поэтому лучше было пока понаблюдать, не форсировать событий. Постепенно чувства мои утончились до того, что рядом с кроватью я стал устойчиво различать столик, на котором определённо находилось два предмета: рюмочка с чем-то прозрачным и записочка, и оба они были мне до крайности нужны, для обретения жизненной моторики и удовлетворения жажды познания, поэтому я решился приподняться, сил казалось достаточно. Так я сел и оказался в футболке и джинсах, а это, можно сказать, почти дресс-код, приятненько. В головке, конечно, загудело, заходило, зазвенело, поэтому я, пока не прервалась связь времён, нащупал рюмочку и быстро выпил, успев только отметить, что это была водка, а значит всё будет нормально, больше в такие моменты жизни ничего человеку и не надо, остальное всё потом, потом.... Минут пять я подождал, и стало определённо, ощутимо лучше, я уже многое стал видеть и понимать из окружающей меня действительности, но очень хотелось прочитать записку. Разум шептал: "Не смотри!", но сердцу ведь не прикажешь. Я дотянулся до листочка, поднёс к глазам и прочёл: "Ушли на блядки". Ёклмн! Как мне захотелось, чтоб событий последних секунд не было, чтоб записка так и лежала нечитанная на столе, но что теперь эти грёзы!
Нельзя оставлять людям в моём состоянии такие записки, действие их разноплановое, но со всех сторон негативное. Во-первых, где б**дки, там и пьянка, то бишь неорганизованный алкоголь в неумеренных количествах, с обилием неправильной закуски, а на пике похмельного синдрома думать об этом категорически противопоказано, организм можно надорвать. Второй негатив: ты здесь, а друзья твои там, на этих самых б, а ты один на один со своими проблемами, и никак вы друг другу не в состоянии помочь: ты отсюда предостеречь, напомнить о последствиях, а они оттуда - поддержать... похмельному человеку ощущать это тяжело. В третьих там веселье, здесь печаль, юдоль печали... да что в третьих? И в третьих, и в четвёртых, и в пятых - куда ни кинь, всюду клин. Ух, бесовская бумажка! Пришлось экстренно расположиться горизонтально и попытаться вновь свести в единое и целое разбалансированный чтением организм.
Полежав так, я услышал звук, шёл он из соседней комнаты, что-то там постукивало, погромыхивало, перемещалось. Вставать не хотелось, да и опасно было, а в человеческом присутствии, людском общении потребность была, отчего я и подал голос, позвав, не то, чтобы на помощь, а так - Э-э-э.., ну не Ау! же было кричать. Минуты через две дверь отворилась и в проёме возникла бабка, сохранившая отдельные элементы женственности. Она оглядела меня и сказала:
- Доброго здоровьичка!
Мне показалась, в моей мизантропии, что тут была подъёбка, отчего отозвался я сухо:
- Здравствуйте. У вас всё в порядке?
Я рассчитывал на растерянность, но просчитался. Бабка (или тётка?) жизнерадостно улыбнулась и с энтузиазмом ответила:
- Да-да, не переживайте, всё готово, как Олег Валентиныч наказал. Заносить?
- Кого? - только и смог я выдавить, оторопев.
- Горячий борщ со сметанкой, вы же сами у Олега Валентиновича попросили...
Могло стошнить сразу, но не стошнило. Ещё несколько секунд я поколебался, было плохо, но удержаться всё же удалось. Я сделал пару-тройку глубоких вдохов, начал задумываться и в итоге закрепилась мысль: "Блин, а может это и есть мой путь?" - видимо, выпитая водка полноценно оказывала уже своё целебное действие.
Я съел этот борщ, было не гладко, но закончилось благополучно. Меня пробила испарина, некоторое время длилось что-то вроде прострации, а затем живые силы определённо взяли вверх, как птица Феникс, я восставал из пепла.
- Здравствуйте, - глупо начал я, - то есть спасибо большое! А вас как зовут?
- Зоя, - ответила добрая самаритянка, - Зоя Савельевна.
- Спасли вы меня, Зоя Савельевна, воскресили, как говорится, к новой жизни. Заболел я тут немного...
- Ну что ж, дело знакомое, привычное можно даже сказать. Олег Валентиныч тоже вот раньше этим, бывало, лечился, а он ведь учёный человек, профессор одно слово.
- А сейчас уже не лечится?
- Дак он ведь баловство это отставил, уж полгода как почитай, сейчас ему и не требуется, всё соки больше употреблят, свежей выжитости, пюрешки там, орешки....
- А давно вы Олежку знаете?
- Так пару годков уж наверно, как он дачу здесь приобрёл, а сейчас вот на этой даче постоянно проживат, свыкся, говорит, с окружающей средой, тяжело надолго расставаться, ностальгирует....
- А вы кем ему приходитесь, Зоя Савельевна?
- Так навроде прислуги: живу по соседству, мужчина он к жизни неприспособленный, а платит щедро, вот я и прибилась.
- А где он сейчас, не знаете?
- Чай с приятелем своим куда укатили. У него недавно приятель завёлся, сурьёзный мужчина на большой машине, с лысой головой. Бают, нездешний, канадский вроде какой человек, но при том - школьный друг... как это возможно, не понять. Так они вам записочку навроде писали, вона она на столе, не смотрели?
- Ознакомился, - хмуро ответствовал я, рука опять потянулась к записке, развернув, я прочёл: "Похмелись, поешь борща, зелень" - надпись переходила на другую сторону клочка бумаги: "Ищи на грядке".
- Блин, - чуть не выругался я, - Ну и почерк у Валентиныча, глаза сломать можно. Про грядку пишет, а я было подумал - серьёзное чего...
- Так это он про укроп с петрушкой видно, а может и про шпинат с рукалой - беда он энту траву уважает и везде суёт, окаянную, а по мне трава травой и есть. Базилику вот ещё просит сажать с кориандрой, тархун али ещё эстрагона - вся грядка у него в этой сорной траве. То ли бы дело морковь или вот репа тоже овощ приятный, ан нет, своё гнёт. Вот как есть он химик, так и тут химичит.
- Хм, а почему химик? Он вроде не на химика учился...
- Ну может, какой биохимик или химикофизик, я таких деталей не разберу, да у него что ни спроси научного - ничего не ответит путно, всё с заумью, химик и есть. А вы, к примеру, тоже учёный человек?
- Ну, когда-то с Олежкой вместе учились, вгрызались в гранит...
- В одном классе али в одной школе?
- Да нет, в одном институте, на одном курсе.
- А энтот новый, лысый, канадский - тоже что ль ваш?
- Юрик-то? Да, нашенский...
- А вот глядя на вас троих никак такого не скажешь - люди вы с наружности очень прямо разные, непохожие совсем.
- У нас, Зоя Савельевна, родство душ, снаружи не проявляется, - а сам подумал: "Господи, чего я несу, какое родство душ, в чём??".
- Ну разве что, разве что, - бормотала женщина, вынося миску из-под борща и недоеденный хлеб.
- Зоя Савельевна, а чайку не организуете, пить хочется страсть, - это я не для красного словца крикнул, сушняк действительно стоял конкретный, трепетало всё внутри как у рыбы, выброшенной из воды на песок.
- Всенепременно организую, всенепременно, мы ж это дело понимам, - донеслось с кухни.
Вскорости мы сидели и попивали чай из гранёных стаканов с подстаканниками, закусывая пирожками с повидлом; заварка была индийский Три слона, сахар колотый, посуда - гусевский хрусталь и гжель: видно было, что и впрямь усложнял Олежек свой быт, похимичивая, обходя современные решения стороной.
- А на какие ж ваши научные вопросы Олег Валентиныч от ответа уклоняется? - больше для забавы спросил я, задумав потролить гостеприимную хозяйку.
- Ну какие-какие, разные всякие, ну вот про днк, к примеру, - ответила, немного призадумавшись, разрумянившаяся Зоя.
- Про ДНК? - тупо уточнил я, - А что вас интересует про ДНК?
- Да ведь масса же вопросов, стоит только от домашних забот отвлечься да чуток призадуматься. Ну вот, для начала, возьмём зуб и глаз у некоторого человека: органы ведь разные совсем, а днк в них одно и то же, как же так получается? Или же вот: забеременела дамочка, стал у неё зародыш в животике развиваться - и что же, как же он там самостоятельно решает, когда ему сердце начать отращивать, когда голову, а когда, извините, кишечник? Где у него этот план-график записан и как он с ним знакомится для безусловного выполнения?
Я остолбенел. Затем похлебал ещё чайку, откусил пирожок, пожевал, и, проглотив, спросил в свой черёд:
- Зоя Савельевна, а такими вопросами все жители вашего населённого пункта - как, кстати, сие место именуется? - интересуются или только вы одна?
- Все али отдельные только личности - это мне неведомо, расспросов не веду. Ну вот мы с женщинами соберёмся, быват, на праздник или по какой нужде, так о многом говорим и многое нас беспокоит. А посёлок наш называется Меленки, место старинное, то ли мели тут на реке были, то ли по другой какой неведомой причине название такое прижилось - объяснить вам не могу, неучёна.
- А ДНК-то, про ДНК вам откуда известно?
- Дак это я на агронома училась, ещё в советские времена, на самом их излёте. От колхоза послали, и учили бесплатно, и стипендию давали, и вообще помогали, даже продуктами... Ан нет, не вышла я в агрономы, не судьба видать, доучиться не дали: затрещал наш союз нерушимый, закачался и повалился, и колхозы пропали, и агрономы стали никому не нужны.
Не знаю, всплакнула бы тут Зоя над своей злой судьбой или нет, но в этот момент перед домом раздался шум, захлопали двери и в комнату ввалились два моих вновь обретённых друга. Я оглядел их свежим и незамутнённым взором, какой бывает обыкновенно на второй стадии похмелья и, надо сказать, они мне понравились. Несмотря на возраст, парни ещё крепко стояли на ногах, одежда Юрика была, видно, оттуда, из мест отдалённых, и какими-то неуловимыми элементами выделяла его из русскоязычной среды. Были на нём те же заурядные вещи, как у всех вокруг: джинсы, кожаные туфли, куртка, футболка - всё самое обычное, обнакновенное, но что-то выдавало их первородство, указывало, что они именно из тех мест, где были когда-то созданы в первый раз. Примерно так же был одет и Олежек, но отчего-то казалось, что это уже копии, реплики, наверное, брендовые, наверное, дорогие - московский профессор, не два пальца - но несмываемая печать вторичности блеяла на каждом элементе гардероба. Но эта скрупулёзность была следствием похмельного синдрома, а если не фокусировать взгляд на мелочах, парни были хоть куда, крутого помола.
- Что, бросили меня? - решил я подавить на жалость и разыграть обиду, - Напоили, похитили, увезли неведомо куда - и бросили на среднерусской равнине?
Макарона довольно заржал:
- Ни хрена не может изобразить, хоть пьяный, хоть трезвый! Семь нянек за ним ходят, сопельки вытирают, попку подтирают, органические продукты на него переводят - а он элементарную претензию не может предъявить, ну рожа же довольная, как у кота, сметаной обожравшегося. Похмелился?
- Похмелился, но мало. А про попку ты с какой целью упомянул?
- С целью пошутить. Сейчас ещё тебя опохмелим, получишь удовольствие. Олег, пошли на веранду, чего в четырёх стенах куковать? Что у тебя выпить-то есть?
Пока мы обустраивали место на веранде, Олежек излагал теорию о том, что самым безопасным, а значит, и самым полезным из крепких напитков является не виски, завоевавший под нежным именем вискарик родные русские просторы, не коньяк - якобы источник кавказского долголетия, не экзотические текила, граппа или кальвадос, и прочие неправославные пойла, а почитай с детства знакомая и уважаемая водка: раствор спирта-ректификата в исправленной воде. Никаких в ней примесей, свойственных дистиллятам, иначе говоря, спиртам некачественной очистки, которые - примеси то бишь - разумеется, не полезны, хотя и формируют определённый аромат и ауру напитка. Пить водку - раствор чистейшего в чистейшем - не очень приятно, но есть вкусовые добавки, собственно ими и отличаются одна водка от другой, добавки также абсолютно безопасны, а зачастую и полезны. Первая моя реакция на эту просветительскую беседу была "Точно химик какой-то, верно его Зоя классифицирует", а вторая - "Блин, если ты такой в алкоголе грамотей - чего ж себя до завязки довёл?", однако обнародовать свои мысли я не спешил, тем более что химик, нимало не смущаясь, завёл речь о пользе алкоголя в зрелом и зрелом + возрастах, естественно, в количествах, разумно ограниченных.
Наконец мы с Макароной уселись в плетенных из лозы древних креслах, подозрительно поскрипывавших, на столик из лозы же Олежек водрузил бутылку Тундры, две симпатичные хрустальные рюмашки, хрустальный же стакан и такую же вазочку с колотым льдом - для Макароны, как я сообразил; вся посуда была светло - розового цвета, гусевского изготовления из советских времён, не ширпотребовская. "Эк, как тебя зацепило, эстет хренов" - подумалось мне. Закуска отсутствовала, что было явным нарушением канонов, в том числе и гостеприимства, но взглянув на Макарону, я понял, что он ничего необычного, антирусского в этом не видит. - Ну что ж, - внутренне вздохнул я - С канадцами жить, по-канадски и пить.
- Вот, пожалуйста, - протянув руку в направлении столика, как царский вельможа на старорежимной картине забытого художника, изрёк Олежек, - водка Тундра, мне нравилась, когда мог себе позволить, угощайтесь.
Возникла было заминка, но я, не церемонясь, наполнил обе рюмки и взял себе одну, вторую Макарона перелил в стакан, бросил туда лёд и закрутил, прислушиваясь к звону. Вновь образовалась пауза, тогда я произнёс "Ну, здравы будем!" и опрокинул рюмашку, водка была хороша, но ничего такого уж особенного. Подождав пару минут, до рассасывания, я произнёс:
- Что ж, господа, я жду предложений!
Поскольку ответа не последовало, я пояснил:
- В голливудских экшенах в такой ситуации следуют предложения... ну или требования. Требовать вам с меня нечего и не за что, поэтому жду предложений. Завербовать меня хотите в агенты канадской разведки?
Макарона заржал и облил фирменные штаны расплескавшейся водкой со льдом, которую он всё ещё обнюхивал, а вот у Олежека проступил испуг на лице, он забормотал:
- Саня, ты чего, ну как ты мог подумать..!
- Ну вот, мимо значит, обидно, а я-то рассчитывал поправить финансовое положение, пошатнувшееся, и даже приготовил пару сториз, которые могли бы вас заинтересовать, босс!
Олежек всё ещё волновался, но скоро и до него дошло, и он заулыбался, успокаиваясь, лыбился и Макарона. "Какие всё же госслужащие у нас боязливые", - подумалось мне, и - "вроде в наши студенческие времена профессора от отсутствия юмора не страдали, однако"...
Похитители заговорили в два голоса, объясняя, что действительно хотели поговорить со мной об одном деле, некотором бизнесе, идея которого у них возникла, посоветоваться, зная о моём богатом (едва ли это слово здесь уместно - пришло мне в голову - скорее уж насыщенном...) предпринимательском опыте, опыте практического российского предпринимательства, но не прямо сейчас поговорить, а попозже чуть, в подходящей атмосфере, которую ещё предстоит создать, показав мне что-то... и так далее, так что я даже, осознав свою значимость, несколько не комильфо хватанул вторую рюмку водки и потребовал у Олежки закуски. Тот принёс какое-то ассорти из омега-3 и зелени с пресловутой грядки, минут через пять мне совсем захорошело, настроение затребовало лирики, и я вспомнил несбывшуюся агрономшу Зою и её вопросы.
- Слушай, хими..., о-о-о, Олег Валентинович, мне вот женщина твоя, то есть Зоя Савельевна, задавала прелюбопытные вопросы, а я не нашёлся, что ответить. Она и на тебя жаловалась, типа профессор, едрёна мать, а раскрыть глаза даме на современную научную картину мироустройства не может... Как это так?
- Не бери в голову, Сань, у каждого свои ереси, у неё вот - на почве недополученного высшего образования. Получила бы в своё время - спрашивала бы тебя о планах на вечер.
- А чего ты так опошляешь-то? Мне вот кажется, она вопросы ставит ребром и по существу. А, канадец?
- Какие вопросы, о чём?
- Основные вопросы, быть, можно сказать, или не быть. Вот, форэкзампль, во всех клетках твоего потрёпанного тела имеется одна и та же ДНК, а клетки при этом сильно разные: и маленькие, очень у тебя маленькие, клеточки серого вещества в заскорузлых мозговых извилинах, и тучные клетки жировых отложений в районе пятой точки... И народ в её лице хочет знать - а как такое возможно?
-Ух ты, прямо так и спросила? - встрял Олежек, - Не припомню, чтоб у меня она подобное спрашивала, чем-то ты ей приглянулся. Кстати, Мак, а как ты считаешь, в чём причина?
- Мужики, кончай хамить, вы думаете, если я в цивилизованной стране лямку тянул, так полезу, что ли, за словом в карман? Предприниматель наш существо грубое и примитивное, оттого твоя Зоя ему и открылась, почувствовала близкую душу. А от тебя, Валентиныч, не ожидал, что ты зачёты мне будешь устраивать, но отвечу с достоинством, с меня не убудет: ДНК - гигантская библиотека, кому чего надо, тот то из неё и читает, мышцы - про мышцы, болтливый язык - про язык, а ...
- Доброе сердце про сердечную доброту, - подхватил я. - Ну ладно, на уровне общества "Знание" твой ответ, может, и принимается, хотя откуда мышца знает, что она - мышца...?! Но есть проблема посерьёзнее, с её, Зои Савельевны, слов: слился сперматозоид с яйцеклеткой, вернее уж, проник в неё, случилось, прямо скажем, зачатие, и начали они делится на радостях, делятся себе и делятся... Но потом вдруг отчего-то от этого деления различные органы возникают: кожа там, нервы всякие, внутренности и прочие. Кто отмашку даёт этим процессам, по какому плану они идут и где этот окаянный план хранится, кто его читает и как всем заинтересованным участникам транслирует?
Образовалось молчание. Я закурил - было хорошо, покойно: глаз перемещался от возведённой на деревенский манер веранды, то есть целесообразно, грубо, прочно, без намёка на бабский гламур, к заросшему придомовому участку земли, где с трудом отделял окультуренную зелень от бойких навязчивых сорняков; выше, над потемневшим и покосившемся под бременем лет деревянным забором, размещалось серо-голубое подмокшее небо с расплывчатыми белёсыми, перистыми, что ли, облаками, в самой вышине расползались инверсионные следы, иногда, на секунды, выглядывало солнце и тут же пропадало среди переменной облачности, было нежарко, свежо даже от порывистого ветерка. Почувствовав, что ответа не дождусь, я вопрос повторил:
- Так что ж, физики-химики-шизики, есть что сказать?
- Ну что ты, Сань, пристал, нашёл тоже тему, мало ли кто чего спрашивает, кто-то из людей востока заметил, что любой глупец способен задать больше вопросов, чем сто мудрецов ответить... да ты не обижайся, я не про тебя, конечно, мы же знаем, какой ты умница и грамотей. Да и времени у нас нет разбираться с такими сложными проблемами, у нас своих, личных, можно сказать, заморочек выше крыши.
- Ведь они же не в вакууме делятся, а в материнском организме, - подал голос Мак, - вот организм и руководит, и направляет, ну как сами помните кто.
- Юрик, ну не надо, уж ты-то не лезь, ты же знаешь, что на сегодня намечено, совсем о другом собирались поговорить, - пискнул Олежек.
- А, неудобные вопросы, - я забычил окурок о бревно веранды и запулил его щелчком пальцев в разросшуюся зелень, - внутренняя цензура, духовная эмиграция, - а сам нацедил себе ещё рюмочку и опрокинул в разверзнутый рот. В этот раз водка не показалась мне такой уж хорошей, то ли после сигареты, то ли оттого, что рюмка была уже не первой, а какой-то там по счёту, а может и потому, что выпивал я один.
- Погодите, чего это я, - не успокаивался Мак, - очумел, чес слово! Не все ж детей в себе выращивают: курица вот яйца несёт, и черепаха тоже, а рыба икру мечет... Не получается, что материнский организм руководит. Неужели в неоплодотворённой икринке программа уже заложена?
- А в чём она там заложена? Там белки-жиры-углеводы заложены, витамины какие-нибудь типа рыбьего жира; программа если и имеется, то только в яйцеклетке или в сперматозоиде, и там, и там в ядре, или где? Но в ядре же вроде информация на ДНК хранится, других носителей не имеется... А ДНК, как и книга, не может же сама себя перелистывать. Или может? - поддержал я беседу.
- Ы-р-р-р, - прорычал Олежек, - не с того конца вы заходите, болтуны. Что вас на высшие организмы потянуло? Помните, что у человеческого зародыша жабры возникают на определённой стадии и рыбий хвост? Это оттого, что всё, однажды оказавшееся полезным, эффективным, тупо запоминается и воспроизводится в последующих эволюционных модификациях, даже если в этом уже нет практической потребности. А такие вещи, как первичная специализация, надо пытаться понять на самых ранних, чисто клеточных этапах.
- Ну а ты понял? - спросил Юрик.
- Нет, не понял! Пытался понять, и не понял. То есть в рамках стандартной, так сказать, биологической модели не понял.
- А в рамках какой понял? - не отставал Юрик.
- А мы сейчас о чём речь ведём? О живых организмах?
- Да вроде да, а в чём дело?
- Попрошу тогда объяснить, будьте любезны: живой организм это что же такое, чем он от неживого отличается?
- Живое ест, - сказал Мак.
- И пьёт, - добавил я, - И размножается, и мыслит, а следовательно существует, разумеется...
- Да-а... Размножается, значит. Давайте тогда и поговорим немного о размножении, подетальнее, как самим клеткам это представляется: вот сперматозоид и яйцеклетка соединились, вернее, сперматозоид в неё опрометчиво внедрился, и образовалась самая первая клетка будущего организма с обычным для него набором хромосом: половина мамины, половина папины. Дальше идёт дробление: эта первая клетка делится на две, каждая из этих двух новых ещё на две, те опять каждая на две и так далее. Ничего пока не происходит интересного, клетки после каждого деления, как считается, точно такие же, как и до деления, меньше только раз за разом становятся по размерам. Так где-то до сотни, а потом вдруг обнаруживаются маленькие отличия: те клетки, что снаружи, чуть-чуть не похожи на те, что внутри, дальше - больше, процесс пошёл. А как пошёл - объяснение такое, что стали считываться немножко разные участки ДНК, сначала считывались одинаковые, а тут вдруг - разные. Отчего, что случилось, кто подал сигнал? Невозможно же представить, что что-то сработало изнутри по-разному - ведь все клеточки произошли путём равнозначного деления из одной первичной клетки, и выходит, что все друг от друга неотличимые. Значит, воздействует окружающая среда? Или же самое первое деление, или третье, или седьмое - но никак не тридцатое! - стало вдруг неравнозначным, несимметричным? Но по какой причине? Существует где-то ещё какое-то "ДНК", "ДНК-бис", до сих пор не обнаруженное? А влияние среды - если клетки после деления одинаковы, как одинаковое для всех них воздействие внешней среды может сделать их неодинаковыми? Можно попытаться что-то притянуть за уши, ну вот, типа: некоторые клетки делятся днём, когда солнце на небе, а другие ночью, иначе говоря, вдруг некий компонент излучения светила воздействует на процесс? Но нет, и в глубоком подземелье, и за полярным кругом, где полярные ночи и дни, процесс развития зародыша кардинально не меняется. И фазы Луны не влияют, и прочие регулярные факторы. Что же касается нерегулярных воздействий, так существенно то, что в случае эмбрионова роста нет места случайностям! Всё должно воспроизводиться железобетонно раз за разом, зародыши развиваются одинаковым - ну почти - образом, какими не были бы непредсказуемо меняющиеся внешние обстоятельства и их отражения в икринках, желтке-белке яиц или в состоянии тела матери; это вам не легкомысленная, подверженная настроениям встреча, где может быть и да, и нет, как в курортном романе, тут всё выверено до мелочей, матч состоится при любой погоде, иначе жизнь на Земле давно угасла бы. Как не старается среда окружающая поменяться, а с ней и образ жизни, и питание, да и социальная структура с ног на голову переворачивается - ничего, организмы размножаются и дети растут, может и страдают временами, но растут!
- Да, впечатлил глубиной проникновения в суть вещей, - пробормотал Макарона, подошёл ко мне и на пальцах показал, чтобы я ему налил. Я налил обоим, мы чокнулись, молча выпили и закусили остатками омега-3 с витаминами.
- Олежек, ещё бы закусочки, - пробормотал я.
- Олег, ну и какой же выход? - вопросил Макарона.
- Зоя, салатика поруби! - крикнул Олег.
- Олег, выход-то какой? - повторил вопрос Мак.
- Предложи какой-нибудь.
- Да я ж не биолог..
- И я не биолог, так, соприкасался по касательной.
- Но ты же придумал...
- Не придумал, а фантазировал, но не скажу. Вам скажи, вы надо мной посмеётесь, потом сболтнёте где-нибудь спьяну и выставите меня на позор и поругание, стану я шутом гороховым, дурачком, над которым поржать - признак хорошего тона. Нет уж, увольте!
- Ну Олежек, ну пожалуйста, мы никому-никому не скажем, честное - пречестное!
- Хм, а рассмотрим, скажем для расширения кругозора, вот такой примерчик: взглянем на человека в мегаполисе, скажем в Москве, не богача и не бомжа, а так, здорового середнячка средних лет, работающего - чем определяется его поведение? Нелепо, хотя и возможно, рассматривать это поведение с точки зрения действующих на москвича сил, физических законов, типа сохранения импульса-энергии или роста энтропии, правил отбора каких-нибудь и т.п., хотя они, несомненно, справедливы и выполняются, и человек их нарушить не может, да и не собирается. На метро, машине, электричке он может попасть в любую точку города, поесть, сходить в кино, в магаз, в парикмахерскую, в музей, выпить, склеить кого-нибудь: денег у среднего человека на эти действия хватит. Конечно, долго он так вести себя не сможет, но пару-тройку дней - вообще легко. То есть его поведение, как атома социума, определяется абсолютно не естественно-научной доминантой, и все в широком смысле физические процессы - хотя они, несомненно, протекают с абсолютным соблюдением существующих, объективных законов - совершенно в данном случае не важны; если деньги есть, их можно не принимать во внимание, важна свобода воли и что-то ещё по её реализации, что в быту известно как мысли, думы, идеи. Это что-то можно бы назвать переработкой информации, но так возникает путаница. Сейчас под информацией понимают конечную последовательность нулей и единиц, поступающую на вход объекта и меняющую его состояние. Но такая информация типа "не ходи на красный свет" или "следующая станция Новослободская" или "скидка на прокладки 30%" совершенно не бьётся со свободой воли и является эманацией естественно-научных законов, то есть чувства, эмоции, надежды тут не при делах вообще. Кстати, вот если для описания поведения объектов достаточно только такой информации, то их бы я назвал неживыми.
Снова установилось молчание. Наконец, Мак спросил:
- Так а чем живые-то отличаются от неживых?
- А чего ты мой вопрос повторяешь?
- Да запутался я маленько что-то...
- Запутался, это хорошо.. Возьмём тогда в качестве иллюстрации автомобиль, пусть бензиновый, для наглядности. Он тоже ведь как бы живой: ест бензин, пьёт масла всякие, омывайку, какает выхлопом; если оснастить его датчиками и системой управления, он будет сам ездить по улицам, ты можешь позвонить ему и попросить встретить тебя в аэропорту, когда ты заберёшься в салон, машина произнесёт: "Здравствуй, любимый, как прошёл полёт, устал, зайка?" - но она не будет живой! А дрянной сорняк у угла твоего гаража, на который ссут кошки и собаки, живой, хотя он ничего этого не умеет. А авто твоё, сколько ещё всего в него не напихай и на него не навешай, каких Алис и Марусь к нему не подключи, не станет живым никогда! А почему?
- Не знаю, - промычал Макарона. - Почему?
- Потому, что нет в нём ни одного элементика, ни одной ячейки, блока, составляюшего, у которого имелся бы выход в область живого и пребывает автомобиль целиком и полностью в вещном материальном мире. А у инфузории туфельки такой выход есть, и она здесь только частично, а ещё и там. И всё живое отличается тем, что у него есть ещё вторая история, помимо материальной, в том мире, где, кстати, прописаны и мы, но в силу снобизма, а отчасти и тупости, не хотим в этом признаваться, а предпочитаем ощущать себя материальной точкой в пространстве ньютоновой механики.
Олежек выдохся и стало тихо. Он походил немного по веранде, восстанавливая дыхание после монологов, а потом сел в плетёное кресло, и всё ворочался там, поскрипывая. Мы молчали, проблескивало сквозь тучки неугомонное светило, всё было неопределённо, переменчиво, и я предложил выпить. поглядывая на салат, который давно уже стоял на столе.
- Хватит тебе накачиваться, - сердито отрезал Олег, - Сказали же, что разговор с тобой будет сегодня на серьёзную тему.
Такое откровенное хамство, к которому мне, вообще-то, было не привыкать, в этот раз отчего-то задело, зацепило конкретно, и я, совершенно себя не сдерживая, выдал всё, что у меня, полупьяного, было на языке. Напомнил о своём похищении, о скотском ко мне отношении, о том, что я им не раб какой-нибудь на галерах или офисный работник, а свободный и независимый человек и звучу по-прежнему гордо, за что М. Горькому отдельное спасибо.
Олежек запричитал, извиняясь:
- Саня, ну что ты, ну как ты мог подумать, никто тебя не хочет обидеть, нам нужен твой совет, мы очень-очень в нём нуждаемся, вот те крест, честное пионерское! И он поведал мне душещипательную историю с прологами, но пока ещё без эпилога, заключающуюся в том, что Макарона совершенно разочаровался в идеалах западной демократии и канадского образа жизни, погрузился в пучину ностальгии по русским берёзкам, разглядывая берёзки канадские, твёрдо решил на родную почву вернуться и припасть к родным корням, что в итоге и проделал, захватив, кстати, некоторый запас кэша. Олежек же устал от жизни, которую напряжённо вёл все послеинститутские годы, и утомлённый академической средой с её патологической завистью и интригами, приобретя в итоге пошатнувшееся здоровье, но также и ограниченные, хотя и существенные накопления, принял решение отречься от обучения юношества и уйти в заслуженную отставку. Но жизнь продолжается, и вот два человека в похожих экономических обстоятельствах, чудесным образом найдя друг друга, решили объединить капиталы, чтоб на скромные дивиденды от совместного бизнеса обрести покой и волю.
Я задумался, размышлял несколько микросекунд, и в итоге решил их простить, типа как заблудших овец. Но не желая, чтобы последнее слово осталось не за мной, по христианской традиции рассказал слегка заплетающимся языком притчу:
- Вот что, Олежек, в суровые годы социалистической действительности - начал я свой эпос - у меня был дядя, простой советский мужик, но со средствами, которые он, как это не странно для матёрого социализма - а я говорю не о середине 80-ых, когда всё бешено катилось под горку, а о тех годах, когда идеологические догмы были ещё неколебимы - не воровал, а зарабатывал. Так вот, в пору моего безоблачного, где-то даже райского раннего детства, у дядьки был мотоцикл БМВ с коляской, не знаю даже, где и как он его отхватил. Внешне мотоцикл напоминал любимый народом УРАЛ, но обладал какой-то чудовищной мощью: когда дядечка уезжал, будучи у нас в гостях, все пацаны со двора просили его их прокатить, и он их катал, причём сразу всех. Несколько человек залезало в коляску, несколько - на заднее сиденье, ещё с пяток цеплялись за какие-то выступы и ручки на теле мотоцикла, и вот эта гроздь детского коллектива спокойно ехала себе с километр или два, пока дядька не останавливался и не просил освободить транспортное средство; когда же все его покидали, он газовал и мгновенно исчезал за горизонтом и облаком дорожной пыли. Так вот, я неоднократно слышал в беседах, которые родственник-мотоциклист за стаканом вёл с моим отцом, что он трезвым практически никогда не ездит, потому как управлять такой мощью на трезвую голову он просто-напросто боится, и для того, чтобы чувствовать себя раскованно, дерзко и адекватно, вынужден перед поездкой принимать на грудь грамм 50, а то и 100 популярного русского напитка. А что предосторожность эта была не лишней, убедительно показывает статистика тех лет: дядька на своём БМВ побывал во всех городских оврагах, а однажды не попал на мост, съезжая с высокого бережка местной речушки, но всегда выходил сухим - в последнем случае, конечно, в переносном смысле - из воды. Мораль сей истории такова: не надо бояться принимать алкоголь в нелёгких жизненных ситуациях, мы в России, товарищи.
Эх, - крякнул Олежек, - почти уже готов... И какой теперь от него прок?
- Слушай, Олег, - отозвался Мак, - Я дико извиняюсь, но можно вернуться к твоим, так сказать, тезисам? Я там про живое и неживое так и не врубился, ты чего, хочешь сказать, что у зверей и у инфузорий туфелек тоже душа есть?
- Что такое душа я не знаю, это тебе в церковь надо сходить, там поинтересоваться. Я о другом говорю: в пору создания, возникновения жизни, иными словами, в эпоху появления гигантских молекул, которые формировались вроде бы чисто как вещи, ну хотя бы по принципу минимума энергии, образующие их мЕньшие, но всё равно ещё большИе, молекулы, использовавшиеся как кирпичики при строительстве многоквартирного дома, получили способность взаимодействовать с другой, покуда нам не то что неизвестной - о том, что она существует, мы постоянно получаем свидетельства в виде необъяснимых вроде бы, паранормальных явлений - но нами не признаваемой до сей поры и оттого не исследованной, в силу, видимо, нашей ещё недоразвитости, стороной, скажем так, объективного существования. Ведь радиоволны, например, присутствовали рядом с нами всегда, а мы о них вдруг узнали только в конце 19 века, а до того времени без них ну не то, чтобы прекрасно, но обходились.
Так вот, в ту очень давнюю пору первичного появления гигантских молекул, после получения названной способности и возникла жизнь, то есть началось функционирование безжизненных частиц материального мира по законам этого мира, но под не то что руководством, но под влиянием ещё одной ипостаси нашего мира, до которой пока у нас не дошли руки. Вернее, мозги.
- Хреновина какая-то, - подумав, прокомментировал Мак этот пассаж, - ничего не понимаю. Как это влияние оказывается, кто его оказывает, это болтовня пустая просто-напросто.... На примере можешь показать?
- Какие примеры, когда я сам ничего не знаю и не понимаю! Хотя нет, стоп, вот что однажды пришло мне в голову, когда я из местной бани, из поселковой, летним вечером домой шёл. Представь себе стержни типа из оргстекла, причудливым и непонятным образом перевитые, переплетённые, заполняющие с промежутками объём, скажем, с куб; прозрачные настолько, что их не видно: они есть, но их вроде и нет. И вот налетает ветер и подымает пыль, мелкую, серую, чёрную ещё лучше, ну как угольную. Частички пыли мечутся, движутся вверх-вниз, и в силу электризации начинают к стержням прилипать. Через некоторое время отчётливо видна система перевитых стержней. Всё по законам физики, пыль структурировалась согласно внешней привнесённой форме, а если переплетение стержней меняется - мы получаем другую фигуру из угольной пыли. Но это грубая иллюстрация, конечно...
- Хм. А кто двигает стержни?
- А кто двигает воду в реке? Вода в ней сама течёт согласно изученным законам обычного материального мира, стержни в той стороне мира меняются по тамошним законам, а жизнь есть следование наших элементов - больших молекул - за стержнями, в нашем смысле совершенно нематериальными структурами, изменяющимися по законам той стороны. Вот у Сани возникает мысль "Надо пропустить стаканчик" и он идёт в бар и там зависает. Материальный Саня идёт за нематериальной мыслью. Или мысль материальна?
- Не знаю. В Канаде такими вопросами не задаются.
- Вот-вот, - промычал Олежек, - вот-вот.
- А я, кстати, помню, - подал голос и я, - В институте ещё читал, что мысль когда-то тоже рассматривали как материальный объект, но потом такой подход осудили как уклон. То есть по диамату мысль есть сущность нематериальная... перемещать можно со скоростью света, а может и быстрее, без проблем.
- Это ты к чему? - удивленно спросил Макарона.
- Да ни к чему, так, к слову пришлось...
Опять выглянуло солнце, сначала так робко, а потом вроде как утвердилось на небе и залило местность жизнерадостными жёлтыми лучами. В настроении тоже как-то сразу добавилось позитива, я посмотрел на своих похитителей, и в голове всплыла строчка: Ах, какой вы все, ребята, замечательный народ! - из Тёркина, что ли? И мне стало радостно, что повезло, что было время, в котором я тоже обретался, где читали Тёркина, знали Твардовского и ещё много кого и чего, где спорили о вещах, которые сейчас и объяснить-то невозможно, наверное, рядовому молодому человеку. Блин, как же мне всё-таки повезло! И я сказал первое, что пришло на ум:
- Ну что, парни, ещё по одной? Макарона, за Олежека я вчера отдувался, нынче твой черёд.