Пока мы с тётей Люсей дожидались Фёдорыча - вместе с ним, по выработанному уже плану, нам предстояло сегодняшним вечером посетить контору холдинга, пресловутую приёмную, говоря точнее, для осмотра места происшествия - я всё гадал, на какой-такой машине он приедет, а если точнее - какая машина в наибольшей степени подходила бы этому человеку, исходя из его должности, биографии и характера. Перебирая варианты, пристроившись у окна и контролируя двор перед подъездом, я допускал, что это мог бы быть громоздкий Patriot, неприметная Нива, представительный Лэнд Круизер, топовый Гелентваген, а может быть, и длиннющий какой-нибудь пикап типа стопятидесятого Форда, но тут раздался звонок в дверь и выяснилось, что Фёдорыч пришёл пешком, вообще без никакой машины, отчего я ощутил метафизический щелчок по носу.
До конторы добирались на машине тёти Люси, Санта Фе, к которой я уже успел немного привыкнуть. Рулём уверенно управлял Фёдорыч, тётя Люся располагалась рядом, и, обсуждая по ходу движения состояние здоровья Ферапонтова, они старались говорить погромче, чтобы и я, наслаждавшийся комфортом заднего ряда, тоже услышал хоть что-нибудь. Вёл беседу Фёдорыч:
- Так вот, по его словам, как я смог их понять, сидя у себя в кабинете он что-то почувствовал, беспокойство какое-то. Минут десять обеда прошло. И вот он почувствовал и прямиком устремился к приёмной, по лестнице; что это за чутьё у него такое, может камеры свои расставил, помимо наших? Джульетты не было, естественно, в приёмной тишина, но чутьё это его всё возбуждало и возбуждало, так что коридор к двери генерального он прямо молнией пролетел. Дальше всё мгновенно произошло, гораздо быстрее, чем я сейчас об этом буду рассказывать. Ферапонт увидел человека со спины, и человека этого не узнал, хотя глаз у него ох какой намётанный, ну ты понимаешь, о чём я... Человек двинулся, поворачиваться начал, что ли, и Ферапонт увидел у него в руках статуэтку, и тут он заорал, ну ясно, что мат какой-нибудь, пускай будет "Ах ты сука!". Тот быстро повернулся, и Ферапонт увидел, что лица у него нет.
- Как это нет лица? - испуганно пискнула тётя Люся.
- Ну, видно маска, не ковидная или там детская, какие в кино злодеи одевают, а такая особенная, которая системе распознавания лиц не даёт человека опознать.
- А что, есть такие? И действительно невозможно узнать?
- Ну, Люсь, алгоритмы все разные и маски разные, пиара очень много в этом деле, какие-то маски, я думаю, и мешают, а что тут такого: высокие технологии на высокие технологии, а там чья возмёт...
- А в конторе есть система опознавания?
- Да к чему она там, кого опознавать-то? Такая система очень хороших денег стоит. У нас там, в приёмной, и камер-то нет, смысл?
- Ну и что Ферапонтов?
- Набросился на вора, что ж ещё. Тот, как я понимаю, сперва опешил, но быстро пришёл в себя, Ферапонта весьма ловко оттолкнул, так что отлетел он к стене - а Ферапунтушка наш вона какой кабан, всего в нём немало! - и головой приложился к дверному косяку. Тут у него в глазах потемнело, но что-то он ещё помнит, и вроде антикварной же пропавшей вновь статуэткой злоумышленник его приложил, судя по характеру ссадин и кровоподтёков, и тут Ферапонт совсем отключился, вот и вся история.
- Так его сейчас усыпили?
- Кого? Ты про Ферапонта? Люся, ну ты слова какие-то другие подбирай, пусть это и Ферапонт, но и он человек всё же, не бродячая собака...
- Ой, прости, да, то есть он сейчас как это... в медикаментозном сне?
- Доктора говорят да, полезная для него штука этот сон, поскольку состояние типа стабильное, но всё же тяжёлое, хотя прогноз и благоприятный. И вроде даже в областную больницу не надо везти, здесь на ноги поставят. Я генеральному звонил, и доктор трубку брал, разговаривал, в итоге генеральный согласился, пусть здесь лечится. Несмотря на его отношение к Ферапонтову.
- Но никаких ментов?
- Никаких ментов, да. Но вот что мне покоя не даёт: в конце разговора, когда подустал он уже порядком, дурняк на него как бы накатывать стал, начал Ферапонт мне что-то объяснять, типа Толик, их же две, ты пойми, ты должен знать - их же две, и дальше как-то уже бессвязно, вообще не разобрать... И вот я в толк не возьму, кого же две, о чём это он, а видно, что важное что-то сказать хотел.
- Хм, да, вот ещё загадка... А про Джульетту ты когда узнал?
- Да я всегда знал. И Комкин знал, - и добавил, в пол-оборота, для меня: Это помощник генерального по кадрам - и финансовый директор знал.
- Вот б...ь, все всё знают, только я одна дурочка ни хера не знаю ни о чём!
- Люсь, ну ты не обижайся, нам же это по характеру работы необходимо было, не скажи нам - мы ж могли заподозревать чего-то и начать копать, а это никому не нужно было в тех обстоятельствах. А так строжайший секрет, только очень узкий круг лиц в курсе, которые неосторожными действиями могли делу навредить.
- Да ладно, проехали, хотя ты-то мог и намекнуть, друг называется...
- Люся. Тебе только намекни, ты все тайны раскроешь, а меня с работы выгонят.
- А Жоржику расскажем?
- А зачем ему? Ведь это всё, как поэты говорят, наши детские секреты. А Григорий сейчас в курсе, что для Джульетты - давай по-прежнему так её называть - в этом деле со статуэткой никакого материального интереса быть не может, не её уровень, не её деда с бабкой и папы с мамкой, если уж точным быть. Хотя бы даже только поэтому участие её в краже исключается. Вот этого и достаточно, а больше знаешь - больше тратишь на средства от бессонницы. Так, Григорий?
- Вам виднее, - рассеянно ответил я, и Фёдорыч засмеялся.
Тут мы подъехали, и вскоре оказались у дверей приёмной. На стуле сидел парень и читал потрёпанную книжку, вскочив, он бросил её на сиденье, и я увидел название: Классический ислам, прочёл и удивился.
- Анатолий Фёдорович, всё как вы распорядились, никого не допускали, только Джульетта Викторовна свои вещи забрала, но под моим контролем, - отрапортовал любознательный дежурный.
- Спасибо Миш, благодарю за службу, всё, давай домой, отдыхай, - и парень тут же исчез.
Вошли, вспыхнул свет, и, миновав коридорчик, мы оказались в холле, где определённо был некоторый беспорядок, вот, к примеру, дубовый постамент, на котором стояла статуэтка, валялся теперь на полу. Фёдорыч ситуацию прокомментировал:
- Ничего не трогали, только человек приходил, знакомый, снял отпечатки, но, как я понимаю, похититель в перчатках работал, а больше никто, после того как Ферапонта увезли, сюда не заходил. Вы тоже пока не входите, я минут несколько тут пошурую, может чего и замечу, что днём не разглядел.
Было видно, что Фёдорыч сосредоточился на осмотре места, где лежал потерпевший; он показал нам пальцем на широкую царапину вдоль дверного косяка, объяснив, что это, похоже, след от основания статуэтки: вор, дескать, промахнулся немного и цепанул деревяшку, оттого не вся сила удара пришлась на чугунную Ферапонтову башку, повезло ему. Он также походил, внимательно поглядывая себе под ноги, осмотрел, а потом поднял - не без усилий - постамент, сдвинул его на место, открыл и закрыл дверцы шкафа, никак не пострадавшие во время боестолкновения, даже стены осмотрел, пожал плечами, и заключил: - Вот только следы крови, царапина, слюна засохшая, волосы, а больше, кажется, ничего и нет... Может, конечно, и вор что прихватил из улик; проходите, окиньте теперь вы всё свежим, или, как говорят, незамутнённым взглядом.
Мы с тётей Люсей вошли и начали топтаться, рассеянно водя глазами по имевшимся в холле предметам; я заинтересовался картиной, странной какой-то, которую приметил и в первое посещение, но тогда не рассмотрел. Теперь начал вглядываться, и вдруг понял - она же ведь на бересте нарисована, и спросил - А картина на бересте, что ли?
Подошла тётя Люся, посмотрела внимательно и удивилась: - Ох ты, действительно береста, а я столько раз мимо неё пробегала и не замечала даже; Фёдорыч, а ты знал, что Езерский наш монастырь на бересте здесь нарисован? Подтянулся Фёдорыч, а поскольку холл был маленький, я, уступая место, влез прямо в висевший у края окна пышный декоративный занавес в пол, и тут нога моя что-то задела, какой-то как бы шарик, который, погромыхивая, покатился, но катился недолго и где-то там, в дебрях занавески, застрял. Все насторожились, я присел, поводил руками по полу под занавеской, поднял что-то, и, встав, показал на ладони находку: это была голова собаки.
Маленькая головка той самой собачки, которая лаяла на сидевшего на коне гусара; снаружи она была бронзовая, а у основания серая, как из алюминия, и совсем не бронзовая.
- Нука-нука, - произнёс Фёдорыч, забрал у меня с ладони головку, и начал её разглядывать. А я в этот момент всё пытался и никак не мог ухватить какую-то мысль, запросившуюся ко мне в голову, и, так и не ухватив, пошёл отчего-то к шкафу, раскрыл его и посмотрел на стоявшие на нижней полке коробки, потрогав, нашёл ту, которая потяжелее, вынул её, и, поставив на подоконник, снял крышку. Внутри была статуэтка, то бишь, пропавший антиквариат!
Но даже вот так, глядя сверху на стоящую в коробке и знакомую уже композицию, заметно было, что композиция-то стала другой. Во-первых, она пострадала: одна собачка была без головы, у коня оказались сломаны две ноги, дама выронила свой зонтик, и он запутался между конских ног, сломанных и неломанных, другие фигурки немного сдвинулись, наклонились, потеряли ориентировку, но не это всё было главное. Она вообще стала другой: сюжет был тот же, а все слагающие сцену компоненты стали хуже, но не оттого, что сломались или сдвинулись, они были бы хуже, даже если бы стояли строго на своих местах с целыми ногами, головами и зонтами: точность, изящество, аккуратность, гармоничность их изготовления были несравнимы с тем, что я увидел в первый раз. Да это была... подделка, грубая копия, и как бы подтверждая мои мысли, тётя Люся громко прошептала мне прямо в ухо:
- Ой, а что ж это с ней стряслось?
- Копия, копия, копия, - бормотал я, и тут меня вдруг прострелило, то бишь озарило, отчего я опять громко выкрикнул - Копия! - и уже поворачиваясь, на ходу, добавил: - Я в туалет! И быстро пошёл по коридорчику на выход, всё ускоряя шаг, и в итоге побежал.
- Гриша, - кричала мне вслед тётя Люся, - Ты куда, приспичило тебе, что ли?
Я без обиды улыбнулся, а спиной почувствовал быстрые шаги двинувшего вслед за мной Фёдорыча. Сбежав с лестницы, я немного замешкался в поисках выключателя, так что в мужской туалет мы ворвались почти одновременно, и когда я выволок из шкафа на пол вторую, тяжёлую, неоткрытую в прошлый раз коробку и, стоя на коленях, начал стаскивать неподдающуюся крышку, Фёдорыч уже нависал над моей головой. Я всё возился, и слышал, как каблучки тёти Люси цокают вдалеке по ступенькам лестницы.
Крышка, наконец, подалась, я её отбросил в сторону и нашим с Фёдорычем глазам предстали... несколько больших ёмкостей Доместоса для чистки унитазов, две бутылки с Кротом, а также много разнокалиберных ёмкостей поменьше для чистки раковин, смесителей, флаконы с жидким мылом и прочая дребедень, а совсем-совсем - увы - не та первая, прекрасная статуэтка, как мне почему-то представилось... С досады я хлопнул рукой об пол и уселся на него, в этот момент в дверь постучали и осторожно просунулась голова тёти Люси; глядя на сидящего на полу меня, она участливо проговорила:
- Гришенька, бедняжка, не успел?
Но на эти слова никто из нас не обратил внимания. Затем сказал Фёдорыч:
- Что, не срослось?
- Не-а, - ответил я, - нет...
- А ты расскажи, что должно было быть.
Ну и я, естественно, всё рассказал, тётя Люся, слушая меня, закурила, стоя прямо под запрещающей курение табличкой, а Фёдорыч, заложив руки за спину, прохаживался по диагонали комнаты, как зэк на прогулке, не говоря ни слова. После того, как я замолчал, он отправился к кабинкам, проведать упомянутое в моём повествовании окно. Воротившись, предложил:
- Знаете, идёмте-ка ко мне в кабинет, а то нехорошо как-то: женщина курит в мужском туалете, а с ней двое мужчин. Не дай бог, зайдёт кто - чёрте что может подумать.
Это была шутка - кто сейчас мог сюда зайти... Переглянувшись, мы прыснули и пошли в кабинет к Фёдорычу, который находился тут же неподалёку, на втором этаже. Кабинет был невелик, а интерьер чрезвычайно прост и аскетизмом сильно смахивал на кабинет следователя из советских фильмов: потёртый стол, электрическая лампа из коричневого пластика на столешнице, пара замызганных стульев, небольшой сейф на подставке, круглая вешалка-тумба. Явно попахивало нарочитой стилизацией, бюст Ленина из фарфора-бисквита, стоявший на сейфе, предположение это только усугублял. Догадка тут же полностью подтвердилась, как только Фёдорыч открыл свой сейф - в сейфе оказался мини бар.
- Люся? Григорий? Виски, ром, ликёр, российские народные напитки? - Фёдорычу явно нравилась роль радушного хозяина, угощавшего приглашённых гостей.
Тётя Люся выбрала ликёр, я - виски, любимого моего рябчика, себе Фёдорыч нацедил водочки, немного, тут же опрокинул рюмашку и, улыбаясь, крякнул; закуски, видимо, не полагалось, да и не надо было.
- Так...- начал он беседу, - Версия Григория интересная, конечно, но, на мой взгляд, не реалистичная, потому как очень уж для исполнителя рискованная, в особенности часть вторая, с туалетным окном; подходящая разве уж совсем для отморозка какого-нибудь или человека недалёкого - столько всего должно сойтись, чтоб задуманное проделать и остаться незамеченным. Разумеется, камер никаких в туалетах нет, не для того они предназначены, да и вообще в помещениях их кот наплакал, например, на третьем этаже тоже нет ни одной камеры, и это прямое распоряжение генерального. Я такой его подход разделяю, иначе не по-людски как-то выходит, у нас всё же не режимный объект. Но вот периметр здания мы контролируем, и камеры, и термовизоры, и датчики движения для этого имеются в достатке. Похоже, что воришка об этом подумал, иначе он бы у нас засветился, а этого не произошло. Хотя и сеточку на окно поставить всё же не помешает, тут мы как-то проглядели, за что Григорию спасибо, - и тут он улыбнулся, однако улыбка вышла как у двуликого Януса, причём на одном лице, так что я с этой эмоцией так и не разобрался.
- Ну а статуэтка, статуэтка-то как же? - торопила тётя Люси. - Что, действительно была копия? И выносили оригинал из конторы или не выносили?
- Хм, была, так она же и есть, мы именно её только что рассматривали! И думается мне, что вот её-то и выносили, а потом вернули назад, потому как заказчика воровства она, уж конечно, точно не заинтересовала.
- А как же её выносили? - это был уже мой вопрос.
- Тут разные есть способы, но самый простой - по частям, она же разборная.
Блин, разборная, ну как же я не вспомнил об этом!! Ведь и дома у матери есть статуэтка, чугунная только, под названием Рапиристка, каслинское вроде бы литьё, получила она её в качестве приза на каком-то турнире - в юности, ещё до моего появления на свет, мать занималась фехтованием. И действительно, фигурка фехтовальщицы к основанию статуэтка привёрнута, правда, там основание маленькое и отворачивать его, с намерением скрытно вынести Рапиристку из материнского серванта, смысла нет никакого... Но всё равно, ну как же мне это в голову не пришло!
Наблюдая, как меня колбасит, Фёдорыч добродушно утешил:
- Не подумал? Не переживай, на всякого мудреца простоты довольно, это ещё древние подметили. Хотя простота, конечно, порой хуже воровства, по пословице ...
- Толик, ну а копия-то откуда, кто её сделал и почему её украли?
- Люся, такой короткий вопрос и так трудно на него в одночасье ответить... Гадать только можно покамест. Я думаю, копию Ферапонт сделал, не сам, конечно, а заказал.
- А зачем? И кому заказал - ведь это не картину скопировать, тут уменье какое-то особенное требуется?
- Ну, как зачем, ведь это же Ферапонт, Борис Борисович, он же сам себе голова, когда генерального нет - что хотит, то и воротит. Григорий вот не знает ничего об этом типчике, но я ему его биографию рассказывать не буду, не положено мне в кабинете, то есть официально, это всё излагать. Но в двух словах если: вот существует такое выражение - око государево, так Ферапонт наш есть око генеральское, око нашего генерального директора, и задача у него одна: всё здесь вынюхивать, обо всём разведывать, допытываться до всего и генеральному доносить; и за всё это у него прав много и почёта, а обязанностей, кроме названных, почти никаких. И очень Ферапонту его деятельность нравится, воспринимает он её вроде как служение своему благодетелю, ощущает себя верным псом. Генеральному это полезно, хотя и не по душе, наверное, потому как он натура тонкая и такая собачья преданность, вперемешку с нечистоплотностью, ему может и претит.
Но очень они с Ферапонтом тесно связаны, срослись просто, начиная с конца девяностых и через все нулевые; близнецов сиамских вот, говорят, делят, а этих двух разделить не удастся никому. Думается мне, что решил Ферапонтушка, будто композиция антикварная вещь слишком дорогая для того, чтобы - в те дни, когда генеральный отсутствует, разумеется - стоять публично в нашей конторе, доступной быть и планктон офисный радовать - хотя, думаю, он и слов-то таких не знает - не по Сеньке мол шапка, обойдутся и копией, из олова отлитой, а оригинал целее будет. И тут он, как это ни смешно, провидцем оказался, вот такой матёрый человечище, чего только в нем не намешано! А когда Ферапонт в конторе перед Рождеством появился и о пропаже узнал - кажется мне, решил он подшутить над всеми, ух, поозоровать, устроить мистификацию с последующим разоблачением, а потом и себя радетелем и хранителем чужого добра выставить, но вот тут как раз вдруг и пролетел. Такая вот запутанная история у нас получается.