Дон Мигель Карлос Хуан Мария де Арраваль похлопал коня по склоненной шее:
- Прости, старый друг. Верю - тебе пришлось тяжелее, чем мне.
Караковый жеребец повел ясным, выпуклым взглядом в сторону хозяина. Вздохнул так, что ходуном заходили ребра. Благородному дону почудилась слезинка, застывшая на реснице скакуна.
Оба - и конь, и всадник - понимали, что не осилят обратной дороги. Кто-то проживет меньше, кто-то больше, а сколько именно знает лишь Господь Бог и Пресвятая Дева Мария. Они сытно ели в последний раз в долине, прежде чем решились на восхождение к заснеженному перевалу. Теперь до кромки вечных льдов оставались еще многие лье, а голод, жажда и усталость доконали путников, отправившихся в почти безнадежный поиск... Но дон Мигель и сейчас вцепился бы в глотку любому, осмелившемуся высмеять его стремление к Эльдорадо - стране мечты, что манила его сильнее, чем райские кущи. Да и то сказать, на место в Раю старый идальго не слишком рассчитывал, прекрасно зная цену собственным грехам.
- Прости, - повторил он, оглаживая коня. - Большую часть пути ты вез меня. Я бы дорого заплатил, чтобы было по-другому, но это, увы, невозможно...
Кабальеро расстегнул подпруги и свалил седло прямо на камни - вряд ли оно еще пригодится. Снял уздечку. Караковый стоял, широко расставив некогда крепкие ноги, и тяжело дышал, натужно вздымая бока.
Впереди, над недосяжным перевалом, вздымались к небу сиреневые столбы дыма. В сумерках их основания полыхали багровыми отсветами, живо напоминая о горящих в пламени Преисподней грешниках. Между искристыми снеговыми шапками далеких пиков и сероватыми, будто грязными, облаками плыли черные крестики кондоров. Дон Мигель знал, кто первым придет на поминки по нему и коню.
Лютня, ударившись об эфес шпаги, нежно зазвенела, отвлекая от нехороших мыслей. Идальго заставил ее замолчать, прижав струны ладонью, и отправился на разведку. Ему повезло. Не далее, чем в полусотне шагов он обнаружил вполне пригодное для жизни убежище: неглубокую пещеру под скальным уступом. Пожалуй, здесь можно прожить отпущенное Господом время.
Когда дон Мигель вернулся за вьюком, конь лежал на земле. Еще дышал, но сил отгонять назойливых мух у него уже не осталось. Конквистадор попрощался со старым другом и ушел, чтобы не тревожить его в последние мгновения.
День до вечера человек посвятил оборудованию нового жилища. Сложил невысокую стенку, долго подбирая разбросанные рядом валуны. Разместил на удобном гранитном выступе лютню и пистолеты. Пороха оставалось маловато, да и пуль не больше двух дюжин, но на какое-то время хватит, если удастся подкараулить дичь. Со шпагой дон Мигель не расставался, бродя по округе, ведь из зарослей несколько раз доносилось ворчание крупного хищника - должно быть горного льва.
Вечером дон Мигель сидел у костра и смотрел на закат. На память ему приходили дуэли, из-за которых пришлось покинуть родную Кастилию и записаться роту конквистадоров, путешествие через океан, стычки с краснокожими язычниками, блестящие победы и временные поражения. В близком лесу кричали неведомые птицы. Легкий ветерок доносил пряные запахи незнакомых цветов.
Наутро на тропу, где остался лежать конь, слетелись кондоры. Кабальеро понимал, что это значит. Он не стал прогонять падальщиков. Им тоже хочется жить.
Дни потянулись за днями. Их сменяли ночи.
При свете солнца дон Мигель собирал плоды со сладковатым, слегка вяжущим вкусом, ходил к роднику, дававшему начало маленькому хрустальному водопаду, заготавливал впрок охапки хвороста. Всякий раз, проходя мимо отбеленного зубами мелких трупоедов конского остова, останавливался и разговаривал со старым другом.
Ночь приносила воспоминания о былом и жгучую тоску. Тогда конквистадор брал в руки лютню и прикасался к струнам.
Далеко еще до утра -
У ночи свои законы -
Я жду, когда твои кудри
Мелькнут на высоком балконе...
Крики обезьян и ночных птиц отвечали его песням. Иногда в лесы рычали хищники. Дон Мигель давно перестал их бояться. Они здесь хозяева, а он - гость. И не сделал никому ничего плохого.
Огромные, близкие - дотянись и коснешься пальцами - звезды сияли над головой, складываясь в рисунки незнакомых созвездий.
Почему-то кабальеро совсем не удивился, когда к его костерку подошел босой человек в распоясанной потрепанной рубахе. Подошел, учтиво поклонился, улыбнулся полными губами. И то подумать, что тут странного? Европеец в самом сердце Нового Света...
Дон Мигель кивнул в ответ, указал на плоский камень - садись, мол.
Человек присел к огню, протянул ладони над язычками пламени. Озяб. Ночью в горах прохладно.
- А вы очень неплохо устроились, дон Мигель Карлос Хуан Мария де Арраваль, - проговорил незнакомец после недолгого молчания.
"Откуда он знает мое имя? Впрочем... Кому же знать имена всех людей, как не ангелам. Или он - дьявол? Хотя, в сущности, кто такой Сатана? Всего лишь падший ангел..."
- Спасибо, не жалуюсь, - ответил конквистадор.
- Простите, не представился, - по-своему оценил его сдержанность гость. - Николай Степанович.
- Странное имя, - приподнял бровь испанец. И только. Он разучился удивляться.
- Возможно. Я рад повидать вас, дон Мигель.
- Вы пришли за мной? - кабальеро отложил в сторону тихонько загудевшую лютню.
Гость пожал плечами, словно не решаясь ответить.
- Значит за мной... Что ж. Я знал, что скоро умру. Вопрос времени. Последнее желание перед смертью позволите?
Николай Степанович грустно улыбнулся:
- Позвольте, угадаю... Вы хотите предложить мне сыграть в кости?
Дон Мигель вздрогнул. Все-таки есть в мире вещи, к которым привыкнуть очень и очень трудно.
- Смерть пришла, и предложил ей воин поиграть в изломанные кости... - прочитал по памяти гость.- А давайте, не будем, дон Мигель, играть в кости. Понимаю, что хочется, но вынужден огорчить вас - я не смерть. К счастью для меня. И уж тем более не ваша смерть.
- Да? - недоверчиво проговорил конквистадор. Он только сейчас заметил, что разговаривают они на чистом кастильском. Ну, не странно ли?
- И еще должен заметить: вы не умрете, дон Мигель. Уж не знаю, огорчит это вас или обрадует, но вы будете жить сто, двести, быть может, тысячу лет.
- Это как?! - последние слова все же выбили кабальеро из душевного равновесия.
- Вы же поэт, дон Мигель, а поэт умирает лишь тогда, когда умирают его стихи, когда люди забывают их.
- Я - поэт? - испанец рассеянно взял в руки лютню.
- И неплохой, уж поверьте моему слову.
- Знаете ли, кабальеро, - дон Мигель нахмурился. - Я совсем перестал вас понимать. То вы - смерть, то вы - не смерть. То я умру, то я буду жить вечно. Откуда вы это знаете?
Николай Степанович рассмеялся. Багровые блики костра скользили по его длинному лицу.
- Я знаю, дон Мигель. Я знаю, и крышка. Хотите - верьте, хотите - нет. Только я все проверил на своем опыте. Поэт смертен. Стихотворения его - бессмертны. Конечно, в том случае, если они достаточно талантливы... - Он улыбнулся обезоруживающе. - На сим позвольте откланяться. Извините, дон Мигель Карлос Хуан Мария де Арраваль, меня ждут изысканный жираф и фра Беато Анджелико.
Пришелец поднялся, поклонился, смешно прищелкнув босыми пятками одна о другую. Так, если бы на его ногах были сапоги со шпорами. Повернулся и шагнул прочь от освещенного круга.
Конквистадор успел разглядеть на затылке гостя маленькую дырочку, не скрытую русыми волосами, а на странной, зеленоватой, выцветшей рубахе - бурое пятно, подозрительно напоминающее кровь.
Потом на миг распахнулся овальный провал в черном небе. За ним дрожал знойный воздух Африки и пронзительная синь озера Чад, плавно скользили облака, подобные парусам галеона. А над ними в ясном небе горела путеводная звезда. Поэт шагнул вперед, чтобы, следуя путем конквистадора, из жаркого лета двадцать первого года прийти в свой радостный сад.