История Лоскутного Мира в изложении Бродяги

(часть первая, она же, возможно, единственная)

Ничего не значащий разговор с девушкой, которая через пару дней и не вспомнит, что сказала тем вечером случайному знакомому в моём лице, толкал меня разобрать черновики, половину выкинуть, половину -  переписать, да так чтобы, читающий то, что в результате получится, пусть не с завистью, так хоть с улыбкой на лице сказал: А весело этот бродяга жил.

И не важно, как оно там на сам деле было, - не осталось тех, кто мог бы рассказать о том, как оно на самом деле было, а значит, было так, как я напишу.

Город. Центральный морг района Кобольтова Шахта. Год 2834 после Падения Небес.

Четырнадцать дней заплатили в морге собирателю трупов Фортину за тело, найденное им в переулке Глухой Бэти сегодня утром. Славный переулок подкармливал его уже лет двадцать. Не раз и не два колотил Фортин своих товарищей по ремеслу, которые неоднократно пытались прибрать к рукам урожайное место.

Собиратель ещё не успел откупорить купленную почти сразу после выхода из морга бутыль чернухи, мерзотный вкус которой признавали даже гоблины, а притащенное им тело уж легло на операционный стол.

Один из огромной армии городских демонов, не имевших ни имени, ни полноценной личности, из-за чего те мало чем отличались от големов, созданных для выполнения какой-то одной работы, обновив список запросов на органические компоненты человека, обнаружил, что у данного экземпляра имеется практически полный комплект мышц верхних конечностей требуемой конфигурации, после чего поставил соответствующие отметки в списке и приступил к операции по извлечению материалов.

Один разрез вот и всё, что успел сделать демон перед тем, как труп открыл глаза.

Клирик Истофан, покинувший стены монастыря Грегориат, ради того, чтобы нести в Мир слово Истинного смотрел через те глаза на демона, врага рода людского, и не было для него той тысячи лет, что минула с тех пор, как был он поглощён Пожирателем.

Удар. Быстрый и жёсткий, как учили, как сотню раз делал до этого сам. За ним второй и третий. Четвёртого не понадобилось: демон с изуродованным лицом, проломленными грудной клеткой и черепом оседает на пол.

Секунда-другая и демон возродится сильнее, быстрее и свирепее, чем был до того.

Секунда-другая вот и всё, что было у Истофана.

И этого ему хватило.

Летят в стороны куски демонической плоти, отсекаемые ампутационными ножами, грохочет молитва, выталкивая демона в Межреальность.

Пылает на челе клирика Истофана число, цифры, составляющие которое, переплетены будто змеи.

Число то отметина Пожирателя.

Пожиратель имя того, кто носит на себе то число.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица маршала Багряного Тиона, дом 135. 3002 год после Падения Небес.

Большой Тесак Ардонт сидел в своём любимом кресле, обтянутом шкурой короткошорстой серебристой тушанки. Дивный мех, массировавший и расслаблявший мышцы, натруженные за день, обладал одним довольно неприятным свойством чистка его была настоящим обрядом, на проведение которого можно было потратить всю ночь. В связи с этим Ардонт всегда садился в кресло только после того как хорошо помоется в общественной бане, расположенной во дворе, рядом с общественным же туалетом, и всегда голым, так как искренне верил в том, что достойный мужчина может себе позволить ходить дома без одежды.

- Достойная женщина тоже может позволить себе ходить дома без одежды. - уверенно добавился бы Большой Тесак, если бы его спросили о женщинах, а потом едва слышно буркнул бы. - Да где ж их в Городе отыскать?

А в Городе можно отыскать всё по крайнем мере, так было написано на визитной карточке Пройдохи гоблина, которого Ардонт знал ещё по битве под стенами эльфийской крепости Иллариос-Дайа, где Тесак собирал из всего, что под руку попадалось, одного из лучших (Пройдоха, правда, утверждал, что лучшего) лазутчиков Большого Ужасного Горгонта, накануне принёсшего тому планы крепости, а также малолетнюю дочь начальника гарнизона, после чего напившийся до такого состояния, что пошёл в атаку вместо с орками, результатом которой для гоблина стали замена старых конечностей на новые и их знакомство.

Выжив, благодаря стараниям Ардонта, всегда любившего делать работу чётко и до конца, и не без удивления обнаружив, что пришитые ему вместо ног орочьи руки, да эльфийские руки вместо гоблинских, справляются со своей работой даже лучше тех, которыми наделила Пройдоху природа от рождения, гоблин проникся к Тесаку большим уважением, выражавшемся в основном в желании пригласить своего спасителя на попойку, которая обязательно заканчивалась какой-нибудь мутной историей.

Хотя когда эта попойка была в последний раз?

Лет тридцать назад? Или все тридцать пять?

Да и Пройдоха давно уже не накладывает кучу в сундук, из которого стащил особо ценный артефакт. Не пристало так делать уважаемому Гражданину, главе частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен, который может позволить себе нанимать для рекламы Граждан, раздающих визитные карточки. Свободные Граждане, работающие там, где можно использовать, Раба, а то и Бесправного, это затратное дело, но в тоже время и дело, показывающее статус. Если господин Алая Ильменсен может позволить себе такие траты, то это значит, что гоблин этот вне всякого сомнения выполнит работу по высшему разряду.

Правда, фраза эта В Городе можно отыскать всё, если уметь искать - по мнению Тесака звучала слишком крикливо и наиграно, о чём он и сказал лет сто, а может и все сто двадцать назад своему старому боевому товарищу, когда тот сообщил, что всё-таки смог добыть лицензию на открытие частной сыскной конторы, и вручал Ардонту первую отпечатанную визитную карточку.

- Я гоблин, а не какой-то там эльф, глядя на которого и не ясно, пока не разденешь, мужик перед тобой или баба. Кич и понт наше всё. усмехнулся тогда Пройдоха. Или мне нагадить прямо на этот стол, чтобы тебе это напомнить?

- Не надо. - покачал головой Тесак, наблюдая за тем, как гоблин, потягивая эль, тискает своими ногами-руками служанку. Ты ведь знаешь, как я отношусь к чистоте.

- Ты бы к доктору заглянул что ли? Орк-чистюля это даже для Города, по-моему, перебор.

Позднее Пройдоха много раз обращался за помощью к Тесаку лично и к Мародёрам Горгонта вообще, чьё тавро украшало его (да и не только его, даже сестры-близняшки Мэлис-Элис хотели такое себе, да Ардонт уговорил обойтись татуировками, мол, не уродливый же шрам, выжженный железом, нас всех объединяет, право-слово) левую часть груди, ту, что прикрывала сердце. Мародеры, занявшее своё место среди множества гильдий наёмников Сумеречников, тоже не стеснялись использовать знания и умения гоблина, и лишь старый орк был бескорыстен в своей помощи, то находя через своих старых и новых знакомых достойных орков, гномов, людей, а то и эльфов для быстро растущей конторы, то помогая свести с знакомство с нужными Гражданами, то прибегая к науке, что перенял у Большеухого Ноздря, чей левый клык носил как талисман на тонкой верёвочке, сплетённой из жил убитого во время обряда инициации медведя.

Были времена, когда на той же верёвочке болтались уши поверженных врагов и зубы орков, у которых не хватило мозгов понять, что не стоит вызывать на бой отмеченного Богами Хаоса, Берсеркера. О тех временах Тесак старался не вспоминать. Он стыдился их, как стыдится, порой, мужчина шалостей, которые совершал, будучи мальчишкой.

О многом ещё старый орк старался не вспоминать и не думать, но не вспоминать и не думать было нельзя, иначе можно было забыть самого себя, и однажды не собрать Великий Круг, предав не только себя, но и всех своих товарищей и память, что будет жива, пока жив хотя бы один из них. А потом, когда не останется никого, кто входит в Великий Круг, будет жить не память, будет жить о том, кто будет жить тогда, Ардонт тоже старался не думать. Мысли он ведь тоже материальны, мало ли кто захочет подслушать мысли старого орка.

- Хозяин, ну Хозяин - вернул зеленокожего в реальность умоляющий голос Рабыни, что всё это время сидела перед креслом на коленях.

Сидение на коленях перед креслом давалось в большим трудом бывшей дочери славного фехтовальщика, на склоне лет жаждавшего сына, но получившего дочь, так и не сумевшего принять такую шутку судьбы, бывшей валькирии, сотворённой самим Отцом Дружин из смертной девы, превзошедшей в искусстве фехтования многих мужей, бывшей одной из норн, и бывшей же надежды Великого Шамана на смерть всё в одном довольно милом лице.

Избитая Рабыня сверх всякой разумной меры, говорить бы точно не могла, если бы голова получила хотя бы половину того, что досталось остальному телу, но по правилам Ясельных Потех Рабы сражались в защитных масках. Это и понятно, чего по чём зря Рабов уродовать? А тело? Так оно у Рабов, почитай, всегда скрыто рабской робой, поверх которой вне помещений ещё и плащ должен был быть обязательно надет.

В общем-то, ничего странного в том, что Рабыне удалось занять первое место в Ясельных Потехах, не было: при ней остались и былые навыки, и уроки, которые были преподаны орком, не забылись, да сама она из-за жизни рядом с зеленокожим стала куда крепче, мясистей. Не стоит забывать и того, что Ардонт действительно заботился о Рабыне, о чём свидетельствовал факт: она была до сих пор в своём уме на смотря на то, что день за днём, годами, вдыхала феромоны орка, и это при том, что она всё ещё была человеком, а не каким-то оркоидом, в которого обычно и превращался Раб любой расы в результате длительного нахождения рядом с зеленокожим.

Но, не смотря на кажущуюся обоснованность одержанной победы, Ардонт всё же был несколько удивлён: ему-то казалось, единственной целью, что осталась в жизни Рабыня, являлось создавать неприятности своему Хозяину.

Шутку в том, что Рабыня до недавних пор тоже была уверенна: единственное доступное ей удовольствие видеть страдания орка.

Всё изменилось два месяца назад, когда вновь услышала она зов героической души. Услышала и вспомнила не только долг забытый свой и приказ Воителя, но и имя своё.

Скульд - нацарапала руны последняя из норн на своём предплечье, чтобы никогда больше не забыть имя, что даровал ей Отец Дружин.

Межреальность. Город. Кобольтовы Шахты. Храм Ящера. 3002 год после Падения Небес.

Кобольтовы Шахты в простонародье Яма городской район, что являл собой классического представителя районов уровня Е: полное отсутствие Надзирающих, каких-либо лицензий, как у обитателей района, так и организаций представляющих этим обитателям услуги и товары, что вполне логично выливалось в зашкаливающие преступность и смертность среди местного населения.

Но Гнилоглазый Рёда бывал в местах и похуже, в районах уровня Ф, например.

Уровень Ф так-то специально ввели, когда Канализацию официально признали частью Города, той славной его частью, попаданию в которую обитатели более высоких уровней предпочитали статус Раба.

- Глупцы, они на то и глупцы, что всегда предпочитают гибель неизвестности. высказался бы на эту тему Пройдоха, будь он рядом.

Пройдохи рядом не было.

Гнилоглазый виделся (если, конечно, в отношении слепого можно пользоваться термином виделся) с гоблином в последний раз лет восемь назад, когда по просьбе Великого Шамана сумел-таки отыскать то, что осталось от внучки Пройдохи.

Гоблин не забыл об оказанной услуге.

Предоставленное им убежище, было чем-то гораздо большим, чем просто надёжным убежищем для клиентов частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен - это тосиец понял после нескольких бесед с настоятелем Яа-Шэром. Длинные, часто уходящие за полночь, беседы эти помогали осмыслить произошедшее в Канализации, и давали возможность если не просунуть свой нос за ширму, скрывавшую истинную суть храма, то хотя бы подойти к ней чуть ближе. Напрямую же расспрашивать настоятеля о его связи с Пройдохой, а значит и всеми Мародёрами, Рёда считал излишним: у него и без того хватало проблем, напрашиваться на новые по собственной глупости тосиец не собирался.

- Глупость прелестнейший из грехов хотя бы потому, что ты так можешь никогда и не узнать о нём, списывая все свои проблемы на дурака-коллегу, начальника-кровопийцу и жену-гадину, сам являясь при этом причиной всех своих проблем. не преминула бы процитировать своего деда Доби, будь она рядом.

Но и Доби рядом не было.

Только оно ведь даже и хорошо, что рядом с Рёдой не было ни Девятисотой, ни её говорливого деда, иначе бы тосийцу пришлось послать куда подальше уважаемых представителей гоблинского рода, чтобы те не мешали нет не думать чтобы просто не мешали

Нежные руки одной из наложниц, общего числа которых не знал и сам настоятель Яа-Шэр (да это число никогда его никогда и не волновало), гладили шерсть на спине тосийца. Глупая, она думала, что упрямый слепец Рёда явился в храм за тем же, за чем являются сюда многие: пройдя Глубокий Колодец, сбросить оболочку старого тела, став частью прихода, став одним из нагов или умереть умирали чаще умирали просто потому, что на самом деле, не одними лишь словами, не были готовы они отказаться от старого

Нежные, почти человеческие руки гладили шерсть на сгорбленной спине тосийца, которому очень хотелось, чтобы эти руки никогда не прекращали своё мягкое движение.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица маршала Багряного Тиона, дом 135. 3002 год после Падения Небес.

- Поднимайся, не битую-ломаную же тебя отпускать. бросил орк Рабыне.

Подняться та не смогла.

- Никто и не говорил, что жизнь лёгкая штука. в который раз всплыли из памяти слова одного бродяги, встреча с которым пусть и не добавила шрамов на шкуре орка, зато дала надежду на возрождение былых порядков.

На кухонный стол, он же операционный, он же рабочий, привычным движением уложив Рабыню, Ардонт занялся тем, что у него, по мнению выживших пациентов, выходило ничуть не хуже, чем у лягушки-горлянки сбраживать болотную воду, превращая вонючую жижу в ещё более вонючее пойло, от которого некоторые, с непривычки, слепли кто на день-другой, а кто и навсегда. Мнение же мёртвых пациентов орка долго было причиной бесконечных издевательств и насмешек, исходивших от Ноздря.

Отпускать Рабыню не хотелось, хотелось подлечить, может, даже поговорить, чего он не делал уже очень давно но бинты надо срывать одним уверенным движением, иное лишь причинит никому ненужное страдание это зеленокожий понял давно и крепко

Втирая в кожу различные мази, орк признался сам себе в том, что испытывал к Рабыне чувство привязанности, хотя та и не оправдала его надежд, а последние несколько лет, по-честному, так вообще была сплошной проблемой.

Тесак купил златовласую за баснословную для себя сумму три миллиона четыреста семьдесят лет более полутора десятков лет назад. Старая же Рабыня ещё долгое время оставалась в его квартире и исполняла свои обязанности, до тех пор, пока орк не понял - человеку может и хватит сил, чтобы суметь убить Великого Шамана, но не для того чтобы занять его место.

Старая Рабыня поехала в Счастливого Хозяина, а там на Ферму, а златовласка получила Рабское Клеймо.

В тот день старый орк в последний раз произнёс имя своей новой Рабыни и напился в самом убогом трактире всех Орочьих Болот, а значит и во всём Городе, в Дыре, где был бы зарезан, если бы в дело не вмешался сотрудник Городской Администрации, чья техника боя выдавала в нём выпускника стен Грегориат.

После того как крысюки-тосийцы скрылись в подворотне, которая были сестрой близняшкой той, из которой они явились, нежданный благодетель предложил свою помощь в возвращении домой, ночь ведь как-никак на дворе стояла.

Ардонт отказался.

Визитную карточку Истофана Далждо, начальника отдельного досмотрового пункта Южного Порта, орк обнаружил в своём кармане утром, так и не сумев вспомнить, когда же и зачем этот странный представитель истинных людей дал ту ему.

С тех пор эта визитная карточка была пришпилена к стене у выхода из квартиры, рядом с визитными карточками Ильменсена, заведения под названием Фонарь Мертвеца и ещё тремя своими товарками.

Кусок бумаги занял своё, новая Рабыня заняла своё. В общем, всё вернулось на круги своя, если не считать того, что Воронов Выбора Ардонту стало сгонять со своих плеч ещё труднее, чем раньше.

- Отлежаться бы тебе хотя бы дня три. окончив работу вздохну орк. Да ведь не согласишься

- Хозяин - только и смогла протянуть она в ответ.

То-то и оно, что Хозяин. Пока ещё Хозяин, а совсем скоро никто

- Бинты надо срывать одним уверенным движением. напомнил себе орк и пошёл одеваться.

Тяжёлый клетчатый килт родной брат тех, в котором и по сей день ходят все Мародёры (ну кроме сестричек Элис-Мэлис и Пройдохи). Простая рубаха навыпуск, рукава которой обрываются так и не достигнув локтей. И неизменный кожаный жилет, карманы которого топорщатся от трав, порошков и косточек мелких животных.

- В Канализацию, Хозяин. протягивая поводок от ошейника, который она каким-то образом умудрилась уже одеть, Рабыня даже умудрялась стоять практически ровно.

Канализация смертность там, конечно, меньше чем во время осады Золотого Города армией Славного Безбородого Ульриха, но не так уж чтобы сильно меньше.

- На стол. скомандовал орк.

Он всегда был добр. Возможно, даже слишком добр особенно для орка, который решил осуществить немыслимое.

Старый доспех златовласой, хранимый в чулане вместе с иными артефактами минувших дней, не способен был уже принять в себя изменившееся за годы жизни с орком тело Рабыни, но Ардонт и не собирался доверять ему защиту тела Рабыни, что пока ещё звала его Хозяином.

И если самый бестолковых и бесталантный шаманишка рода зеленокожих из захудалось травинки, своего плевка и дюжины матерных слов на костре способен сварить зелье Каменная кожа, то уж он-то

- Ты спи. - успокаивающе огладил орк Рабыню по голове.

- Хозя

- Спи. повторил он и поднёс ей к лицу дурман-корень, погрузивший Рабыню в сон.

Хозяин пока ещё Хозяин.

И Ардонт намеревался сделать так, чтобы любой, решивший поднять руку на его Рабыню, сразу понял, кто был её Хозяином.

Межреальность. Город. Дымные Тропы. 3002 год после Падения Небес.

О драконах, о настоящих драконах, а не различных драконидах, известно преступно мало, да и то, что известно, часто является ложью, придуманной самими крылатыми властителями Дымных Троп.

Сотворённые каким-то безумцев ещё в эпоху до Сожжения, в те давние времена, информация о которых была уничтожена Великим Пустым, являют эти ящеры собой стремление к совершенству тела и разума, с каждым новым поколением приближаясь к тому, что смертные вкладывают в слово бог.

Пожирая другие виды, порождая потомство, скрещиваясь с другими формами жизни, уничтожая своих собственных детей, которым не хватило сил сделать ещё один шаг в сторону совершенства, погибая, уступая своё место в Мире наследникам, превзошедшим своих родителям, драконы, чья численность в силу действия правила одного неуклонно сокращалась, являли собой воплощение Смертного Греха Гордыни.

Правило одного - одна из тех немногих вещей, которая известна о крылатых ящерах и не является ложью при этом.

Ограниченоживущий дракон нового поколения должен действительно превосходить своего родителя, чтобы, завладев его Искрой Создателя, обрести бессмертие и могущественную магию, способную испепелять своим целые континенты.

Ёрмунд, лишённый Тринитасом, возможности становления драконом естественным путём, после победы над своим отцом и поедания его манотворящей железы, убивший и сожравший к третьему тысячелетию после Падения Небес пятерых своих сородичей, видел перед собой одну единственную цель.

Цель, которую остальные драконы за мелочной вознёй упустили из виду.

Тайный договор с Асгардом, участие в задуманной Хрофтом Гибели Богов победа над богом, лишившим его когда-то возможности отведать вкус победы над отцом победа над богом, как победа сына над отцом, как доказательство того, что новое поколение сильнее предыдущего стать выше бога стать самим Миром всё это впереди, а пока можно порадовать себя мелочами: например, посмотреть, что сможет сотворить из драгоценной воспитанницы Тринитаса Новиградов, за полное отсутствие эмоций прозываемый Деревянным выйдет ли у него нечто столь же забавное, как и в прошлый раз, с родными гоблина

О предстоящем побеге Яниссии дракон узнал даже раньше, чем о нём узнала сама девушка, узнал в то самое мгновение, когда мысли Милитэль, пересекавшей Дымные Холмы, впитались в дым, заполняющих каждый уголок одного из богатейших районов Города.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Вход в Канализацию. 3002 год после Падения Небес.

- Без талона на утилизацию не пущу. оторвавшись на некоторое время от разгадывания кроссворда, выдал постовой, который явно имел примесь крови кобольтов.

Кобольтов орк не любил. Не-любовь эта имела под собой очень веские основания, которые, как многие считали, заключались в том, что временный союз гномов Тяжёлого Молота Ундрева и вольных бригад кобольтов-минёров Вонючего Стассиса пришёл на выручку эльфам и заставил отступить армию Ужасного Горгонта. Отступление стоило великому орку жизни, ведь каждый зеленокожий знает, что Вождь, который перестал побеждать, не угоден Богам Хаоса, и заполучить его зубы или уши это славное дело, о котором не стыдно рассказать за кружкой пива или чего покрепче.

На самом деле причина была более личная именно стараниями мелких паршивцев, помешанных на взрывчатке, Большеухий отправился в путешествие по Великой Реке.

- Я Отпущенника привёл. кивнул в сторону стоящей рядом Рабыни орк.

Постовой отложил в сторону кроссворд и карандаш, что явно должно было свидетельствовать о крайней степени его раздражения:

- Ты из меня снорка не делай, не знаю я, думаешь, что все мозги ей паразиты сожрали, а ты решил скинуть ей, как Отпущенника? Отпущенники они в При-Город, на Фермы, просятся, если сами.

Подобное предположение в отношении Тесака могло бы оскорбить его, если бы старый орк не понимал, что многие так и поступают: понимая, что Раб не сегодня, так завтра точно сдохнет, сбрасывают его в Канализацию, дабы не тратить время на утилизацию тела, которая в последнее время сильно подорожала, ведь стала включать в себя также услуги некроманта, который в обязательном порядке выявлял причину смерти с целью выявления несознательных Граждан, балующихся нелицензированными модификациями Рабов или перепродажей ворованных Рабов, или ещё чем таким же незаконным.

- Были паразиты, но мозги у неё в порядке. По статье 151 статье Рабовладельческого Кодекса освободилась.

- За боевые заслуги?.. девка-то?.. слушай, зелёнка, если ты не уберешься отсюда со своей тухлятиной, я ведь Надзирающий вызову.

- Вызывай. Статьи за препятствование изменения статуса и незаконное ограничение свободы передвижения никто не отменял, как никто не отменял наказания за ненадлежащее исполнение своих должностных обязанностей.

Вызывать кого бы то ни было у постового пропало, вместо этого он всё же проверил статус приведённой Рабыни.

- Всё равно клеймо Отпущенника некому ставить: начальство у нас тут только ночью бывает.

- Загон. У вас есть загон, как раз на тот случай. напомнил орк.

- Там сейчас изъятый минотавр с боевыми модификациями, но, если ты настаиваешь - тонкие губы недо-кобольта расплылись в мерзкой улыбке.

- Настаиваю.

- Тогда распишись тут и тут.

Всего две подписи и, закрыв на ключ свою будку, постовой уводит Отпущенника вниз, в Канализацию, туда где и размещается общий закон для всего изъятого на этом посту.

Её спасибо и последнее Хозяин служат орку подтверждением того, что сегодня им всё было сделано правильно.

Нет ещё не всё

- Передумал? ехидно осведомился недо-кобольт, который, не смотря на свою работу, не был хорошим физиогномом да и в группировках Сумеречников, похоже, не разбирался, иначе бы давно уже понял, кто перед ним. Поздняк заднюю включать, но за годик-другой готов скинуть запись того, что с неё минотавр сотворит. Занятное видео получится, уверен.

- Отдашь ей перед тем, как отпускать в Канализацию. торба брошенная орком в постового, снесла того с ног. И лучше передай там, кому надо: она из Мародёров.

Что в ответ заверещал недо-кобольт Ардонта уже не интересовало.

Он всё сделал правильно, и теперь намерен был, опрокинув пару-тройку ушатов браги, заглянуть в Счастливого Хозяина, к старому боевому товарищу, чтобы прикупить у того нового Раба, а то ведь это не порядок Гражданин и без Раба, за это и оштрафовать могут.

Межреальность. Город. Чарующий Лес. Дядюшкин Садик. 3002 год после Падения Небес.

Старомодный конверт с золотой печатью был доставлен курьером только что.

Тридцать, может быть, тридцать пять лет назад первый конверт с такой же печатью, по идее, должен был неожиданно появиться у одной из сестёр в сумочке, правда, карманник по кличке Кошачьи Лапки оказался не столь ловок, как о нём говорили, за что и получил изрядную трёпку, а после того, как Мэлис-Элис ознакомились с предложенной Ёрмундом работой и получили более чем щедрую оплату, был избит ещё раз, так как работа, предложенная драконом, как раз и заключалась в розыске и наказании того, кто это самое письмо и подбросил.

- Во что в этот раз?

- Давай в любимчика, как в прошлый раз.

В прошлый раз победа осталась за Мэлис, но сестра всё равно предложила туже игру, что и в прошлый раз: победа она ещё ценней, когда одержана там, где недавно тебе было нанесено поражение.

- Я бы на твоём месте не была столь самонадеянна, может, ты и устроила щенку знатную порку, но он-то всё равно помнит: у кого из нас сейчас есть зубы.

Мэлис демонстративно коснулась кончиками пальцев ожерелья из множества драгоценных камней, образовывавших подобие виноградной грозди, лежавшего на её груди. Ожерелье то, не смотря на внушительный размер, едва прикрывая и сами грудь, и татуировку, сделанную на той груди.

- Когда я выиграю, зубы опять будут у меня, как и были до того.

- Если, сестрёнка если ты выиграешь.

Люди, да и не они одни, в пёстром, слепящем многоцветье ожерелья редко обращали внимание на два орочьих клыка, вплавленных в хрусталь, те самые зубы.

Учитель, помнится, сильно ругался, когда узнал, что оба его клыка были повешены на одну верёвочку, став признаком того, кто из сестёр сейчас главнее.

- Вызови к нам щенка, скажешь, что Альфа соскучилась по нему и хочет его за ухом потрепать. отдала команду Рабыне Мэлис. А потом подай ликёр: хочу отметить очередную победу. Думаю, кофейный, Nuit Sombre будет в самый раз.

- Когда я выиграю, я бы предпочла сливочный Matin Brumeus. вмешалась Элис, которая не разделяла недавно начавшееся увлечение сестры кофейными ликёрами, коих на кухне уже собралась преизрядная коллекция.

- Неси, Nuit Sombre. подтвердила свой выбор Мэлис. А если моя Элис выиграет если выиграет, я сама подам ей сливочный

- И три четверти постели мои. тут же взвинтила ставки до недостижимых высот её сестра.

- Ты ещё орка в женихи себе потребуй, как в молодости.

На это Элис нечего было ответить, и она, сев на стол, принялась распечатывать конверт.

- Ты это верно решила, читай, что там дракону нужно, идти-то выполнять придётся проигравшей, тебе, то есть.

Дракону, как обычно, ничего сложного не нужно было: подбросить паразита-мозгоешку в товар мясника Тронга, торгующего у главных ворот на Дубинщинском рынке, что в Орочьих Болотах.

Дракону впервые требовалось то, что Элис не смогла бы выполнить: она панически боялась встречи с Учителем, обитающим на Болотах помнила, знала: они с сестрой предали Учителя, не сумели занять его место убить и то не сумели, а потом потом Элис ещё и просила забрать их к себе плакала, будто бы у Учителя без них проблем мало

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Счастливый Хозяин. 3002 год после Падения Небес.

В Счастливого Хозяина орк завалился глубоко за полночь.

С сожалением узнав, что смена Пустозвона давно окончилась, Ардонт отказался от помощи гнома с задатками эмпата и пошагал к себе, решив, что завтра сразу после работы вновь заглянет в магазин.

Гном и не расстроился отказу: он прекрасно знал, кто носит клетчатые килты, а также то, что Мародёры покупают только у Илейки. Но не предложить свои услуги гном не мог: знание, знанием, а высокие стандарты в области обслуживания клиентов, которых придерживаются во всех филиалах Счастливого Хозяина, следует поддерживать.

Межреальность. Золотой Город. Лагерь орков. 2409 год после Падения Небес.

- Ладно, тебе, Тесак, выпей, сам ведь знаешь: кому суждено помереть помрут, возись ты с ними или не возись. ввалился в лазарет Пройдоха.

Он был опять изрядно пьян и две бутылки зажатые у него в руках намекали на то что на достигнутом состоянии гоблин не собирается останавливаться и сегодня опять допьётся до потери сознания.

Повод был тот же что и вчера, что и неделю назад, что и две недели назад.

Золотой Город пал.

Пал перед армией Славного Безбородого Ульриха, приходившегося сыном Тяжёлому Молоту Ундреву, благодаря старанием которого эта эльфийская твердыня не оказалась разгромлена на семь лет раньше, орками Большого Ужасного Горгонта.

- Давай сюда своё пойло. протянул руку орк.

Честно говоря, он был рад приходу гоблина, благодаря которого у него появилась возможность взять небольшой перерыв.

- Опять вино? отхлебнув из бутылки возмутился Ардонт.

- Ну а что поделать? В погребах этих неженок только оно и есть, а войсковые запасы нормальной выпивки мы приговорили ещё дней десять назад. развёл руками Пройдоха и плюхнулся на койку, рядом с пациентом.

Пациент гноль, застонал, но глаза так и не открыл.

- Пересядь на таберет, а то и без тебя этот бедолага может отправиться по Великой Реке не сегодня, так завтра. неодобрительно зыркнул Ардонт и, порывшись в карманах своего замечательного жилета, нашёл порошок мухоморов, смешанный с толчённой кожей радужной жабы, одной из самых ядовитых в своём семействе.

Эта немудрённая смесь, будучи высыпанной в обе бутылки, за считанные мгновения превратила благородное вино в пойло, хлебнув которого гоблин одобрительно крякнул:

- Пробирает.

Орк лишь кивнул, толи соглашаясь с Пройдохой, толи отмечая, что гоблин, хоть и был уже пьян, без лишних препирательств пересел на табурет.

- Что нового в штабе? после пары глотков спросил Ардонт.

Конечно, он не мог не спросить. Вот уже две недели всем, зашедшим в лазарет орк задавал этот вопрос, но ещё никто не смог дать ему тот ответ, которого он ждал.

- Во имя тухлой курочки, что там может быть нового? Все пьют и насилуют эльфиек, те кто не насилую эльфиек, насилуют эльфов. хмыкнул гоблин и, отхлебнув добавил. Эльфы, тоже ничего, скажу я тебе

- Не притворяйся, будто не понял о чем я. нахмурился орк.

- Ползучая благодать орк ну ты что? уставился на него Пройдоха. Ведающие гномов ничего не учуяли, а ты всё гнёшь своё пшик вышел из заклятия эльфов и хватит уже об этом. Перворождённые, будь они неладны, тоже ошибаются.

Тесак Ардонт как обычно кивнул. Он всегда кивал и почти никогда ни с кем не спорил: спасибо Ноздря за науку да будет его путешествие по Великой Реке тихим.

- А давай лучше махнём на главную площадь там, говорят, сегодня на торги выставят эльфийскую принцессу, как же ш её - решил сменить тему Пройдоха.

- Мирианду.

- Да, да Мири-Анду. Ту самую, что года два назад у нас выкрали эти проклятие предатели из бригады Вольных Хлебопашцев.

- А до этого мы выкрали её у эльфов.

- Не без твоего участия.

- Не без моего. согласился орк. Хотя и без меня справились бы не хуже.

- Только трупов с нашей стороны было бы гораздо больше.

- Дюжиной орков больше, дюжиной меньше по большому счёту это уже ничего не значит.

- Святая простота, ну отринули наши сородичи веру в Хаос и перешли под крыло Тёмных Богов и что?

- А то что мы, Мародёры, объявлены у нас на родине еретиками и за головы наши назначена награда!

- Так под тобой считай тысяча клинков завоюем какое-нибудь людское графство, их нынче развелось пруд-пруди, и будет и вас новая родина. предложил Пройдоха.

- Не подо мной. Я всего лишь шаман.

- Всего лишь шаманы не убивают Вождей, дабы клыки того и уши не стали достоянием всякой швали.

Орк вновь вынужден был кивнуть.

Да, это он убил Горгонта. Убил в честном бою и получил приставку Большой, став называться Большой Тесак Ардонт. Но по-другому нельзя было: славный Большой Ужасный Горгонт был достоин хорошей смерти, а смерть от яда или клинков предателей таковой не являлась. Сомневаться же в том, что скоро не то, так другое доберётся до Вождя не приходилось.

- Ну так что, просто шаман, махнём на главную площадь? опять свернул разговор в нужное русло Пройдоха.

- Махнём.

- Ну а я о чём кому суждено сдохнуть сдохнут, сиди ты тут, не сиди. встрепенулся гоблин.

- Пойдём надо потребовать с Безбородого свою долю добычи и убиваться отсюда, а то это празднование уж слишком затянулось.

От столь резкого поворота Пройдоха едва не выронил бутылку.

- Наших предупреди выходим завтра на рассвете. Воинам должно воевать, а не пить да эльфов насильничать. велел Ардонт гоблину.

Пройдоха заулыбался, обнажив свои кривые и острые как лезвие ножа зубы:

- Будет сделано, Великий Шаман!

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица маршала Багряного Тиона, дом 135. 3002 год после Падения Небес.

Утром подниматься оказалось ожидаемо тяжело.

Но для Ардонта то была приятная, почти забытая тяжесть, будто бы взял он в руку дубину, которой в молодости черепа крушил.

И на секунда показалось орку, будто бы впереди его ждала не смена на стройке, грозившая из-за очередного просчёта офисных бумагомарак переросшая в трое суток монотонной работы, а ждала его победа, от которой совсем ещё зелёного орка из Крушителей Стен, отделяли жалкие трое суток непрерывной резни.

Но что для отмеченного Богами Хаоса какие-то трое суток кровавого безумия?

Мелочь

Ардонт в молодости, как и любой Берсерк и рад был бы жить лишь боем, только враги всегда кончались куда быстрее, чем хотелось, а за убийство своих не Большой Ужасный Горгонт спросит, Большеухий Ноздрь спросит.

И спрос тот будет велик шаман никогда не мелочился при выборе наказаний для провинившихся.

Ыишин. 2385 год после Падения Небес.

- Первый готов. Ещё две. громогласно сообщил Медная Глотка Торнбоу. Ну и кто хочет быть вторым? Кто хочет попытать добыть свободу в честном поединке?

Мужчина уже давно не показывал признаков жизни, но Тесак продолжал упорно колотить дубиной по противнику, обращая его в бесформенное месиво.

- Если никто, то я сейчас сам начну выбирать. И поверьте мне, выбирать я буду эльфиек помоложе: они приятней других визжат, когда умирать время настаёт.

Эльфы сейчас больше похожие на каких-то грязных людишек, подавили б друг друга в желании оказаться как можно дальше от ужасного помоста, но этого им не позволило сделать колдовство Ноздря, призвавшего на площадь какого-то из мелких прислужников Богов Хаоса, чьего присутствия хватило чтобы лишить пленных способности двигаться. Был ещё один эффект от присутствия этого прислужника чувства, испытанные под действием этого паралича, навсегда засядут в памяти остроухих, тем самым обеспечив их покладистость не только при транспортировке на рынки Слазандии, но и на долгие годы после очень долгие годы не многие доживали до тех пор когда воспоминания померкнул, а кто доживал уже мало задумывался о побеге или бунте.

На площади из орков были только трое: Тесак, отличившийся в недавнем бою и за это награждённый возможностью быть орудием принесения жертв Богам Хаоса, Торнбоу, глава Крушителей Стен, и собственного Ноздрь, который как обычно толи упился своих снадобий, толи обкурился каких-то грибов, поэтому спокойно спал, сгробастав в лапах одну из эльфиек, которая от страха даже дышать перестала.

Не понимала дурочка, что ей-то сегодня точно смерть не грозит: не стал бы Торнбоу будить шамана, вытаскивая из его объятий эльфийку, потому как мерзкий характер Ноздря даже среди шаманов был вещью почти легендарной.

Взять хотя бы тот случай, когда во время выборов Великого Шамана Богов Хаоса, Большеухий Ноздрь, скурив особо забористую смесь трав, лишил невинности семерых из чёртовой дюжины эльфиек, приготовленных в жертву Сурхве и Морхве, а после надавал между рогов демону из их свитых, который отказался принимать подпорченный товар.

Пришить свиной пятак вместо носа раненному или ногу вместо руки это завсегда к Большеухому.

А о настойках позволяющих воинам видеть ночью как кошкам, но при этом вызывающих у девяти из десяти выпивших жуткий понос и говорить не стоит всё, что готовил шаман имело множество побочных эффектов, при чем каждый раз новых.

Правда, надо сказать, Крушители Стен, хоть и побаивались своего шамана, но уважали, а должность Великого Шамана не раз и не два была отклонена Большеухим, которой считал, что настоящий Великий Шаман может выйти только из воина, жившего войной, познавшего и победы, и поражения.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица Волока Дубинщика. 3002 год после Падения Небес.

Шестидесятитрёхчасовая смена-оборотень, сумевшая в самом начале умело замаскироваться под свою безобидную двенадцатичасовую коллегу, осталась позади, впереди же маячил ужин, ради которого Ардонту предстояло сделать небольшой крюк и заглянул на рынок.

На рынке орк не был лет пять-семь: он, как и большинство Граждан, за покупками посылал свою Рабыню.

Рабыни у Ардонта теперь не было.

Исправить это орк намеревался сегодня же, но только после плотного ужина. Иначе, заявись он к Пустозвону с животом, требующим свои урчанием еды, Ардонт рисковал стать героем очередной истории добродушного выдумщика, всегда старавшегося сделать так, чтобы окружающие его улыбались.

- Гражданин!

Оклик не застал зеленокожего врасплох: заметив патрульную двойку, Ардонт тут же вспомнил о том, что его лицензия и прописка не обновлялись уже трое суток.

Вспомнил, поэтому уже ожидал этот оклик, а то, чего ждёшь, никогда не застаёт врасплох.

- Патруль номер В-2561. бодро отрапортовала подошедшая женщина. Детектор сообщил, что у вас давно не обновлялась лицензия. Может быть это какая-то ошибка, не могли бы вы предъявить документы для проверки?

Второй патрульный, муж, как это и положено по Уставу о патрульно-постовой службе, подходить не стал, но даже на расстоянии орк почуял запах гнилушек, которые тот курил.

- Детектор всё верно зафиксировал.

- Возможно, у вас имеются какие-то смягчающие обстоятельства?

Патрульная действовала в строгом соответствии с уставом, являя собой полную противоположность постового, с которым пришлось общаться орку недавно. Знала она и кто ходит в килтах, черные и зелёные линии, пересекаясь на поверхности которых образовывали крупные клетки.

- Нет. качнул орк головой.

Жизнь давно научила его, что наказания тоже надо принимать с честью, не ища оправданий поражению, но собирая силы для новых сражений.

- Тогда я должна сообщить, что буду вынуждена выписать вам штраф за нарушение сроков обновления лицензии Гражданина и прописки в размере пяти лет.

- Выписывайте.

- У вас имеется указанное время для оплаты на месте, и вы готовы осуществить оплату?

- Имеется. Готов.

- Тогда пройдём, эшафот тут не далеко.

Оплата штрафов относилась к той немногочисленной, но знакомой каждому обитателю Города, категории манипуляций со временем, которые приносили не чувство удовольствия, а боль, причём списание предписывалось производить в обязательно порядке так, чтобы наибольшее число прохожих оказалось свидетелем процесса для этого существовали эшафоты.

Сделано всё это было, чтобы горожане на подсознательном уровне стремились к соблюдению законов.

По факту же мало кто, прожив в Городе год-другой, обращал внимание на эшафоты и происходящее на них.

Пять лет списанные со счёта орка, причинили ему боли не больше, чем причиняла стрела, увязнувшая в броне из мышц, но вот тугая связка неосязаемых эмоций и вполне себе осязаемых феромонов, рефлекторно выброшенных телом зеленокожего в ответ на раздражитель, наотмашь ударила по семейной чете патрульных, привёдшей в исполнение списание.

- С вами всё в порядке? ругая себя за непредусмотрительность из-за которой пострадали люди, которые просто исполняли свой долг, Ардонт запихнул в рот корешок дерева дой-дой, который должен был прекратить выработку феромонов.

- Да можете быть свободны

Отвечала жена.

Ей досталось сильнее, чем мужу, ведь стояла она ближе, но всё же силы ответить нашла именно она.

Извиняться не было смысла, как и длить разговор, который ни к чему, кроме извинений, не мог привести.

- Бинты надо срывать одним уверенным движением. напомнил себе орк и, спустившись с эшафота, продолжил свой прерванный путь на рынок.

До неожиданной (подобно многим другим неожиданным встречам, рассыпанным по Городу в ту пору щедрой рукой Случайности) встречи с одно из своих драгоценных учениц-близняшек, у орка оставалось меньше получаса.

Межреальность. Город. Кобольтовы Шахты. Улица Стешки-Разини, дом 8. 3002 год после Падения Небес.

Под мелодичный звон колоколов, доносившийся с центральной башни храма Змея, Михаил Новиградов спускался в кузню, которую он никогда не смог бы себе позволить, работай до сих пор на Улыбца.

Истинный любит слуг своих верных, слуг своих примерный. в который раз за утро осенил себя Михаил знамением.

А как ещё можно объяснить тот неоспоримый факт, что вместо того, чтобы сгинуть в резне, учинённой Мародёрами восемь лет назад, он оказался под крылом одного из хозяев Дымных Троп?

Дракон не досаждал Михаилу мелочью, предлагая редкую, но интересную работу, платя за неё столь баснословно много, что церковной десятины, списываемой со счёта, хватало на обеспечение доброй дюжины приютов в Дыре; оставшееся же время до последней секунды уходило на покупку различных материалов для проведения экспериментов по ковке. Себе если что Михаил и оставлял, так только крохи, которых едва хватало на то, чтобы дожить до нового заказа от Ёрмунда.

Если что и расстраивало верное дитя Истинного, так это невозможность посетить воскресную службу.

Но тут пока ничего поделать было нельзя мерзкий гоблин всё ещё жив и всё ещё разыскивает того, что перековал лицензии его родственников, обратив Граждан в Рабов.

Администрация также разыскивает Михаила, ведь преступления, связанные с подделкой лицензий, не имеют срока давности.

Разыскивают его и Сумеречники хотят задать несколько вопросов одному из ближайших подчинённых Улыбца Гонти, так удачно покинувшего своего начальника перед атакой на резиденцию.

За дверью, ведущей в кузню, стоит Домовой, таже модель, что и у входной двери. Рыцарь Королевы модель редкая, в Городе их осталось сотни три, не больше, а тут в одном здании сразу два. Разумеется, оба имеют модификации, нарушающие Жилищный Кодекс, из которых первом же взгляде определяются: установка запрещённый к распространению среди гражданских жезлов магии и доспех армейского образца. Из не таких очевидных, но всё же заметных: гибридизация с орком, вживлённая манотворящя железа.

Материал для ковки, извлечённый из запасников, уже помещён на наковальню, а Гражданин, притащенные недавно крысами, подвешен рядом, за руки к потолку Рабы своё дело знают, а ещё они знаю, что их ждёт, если Михаил останется недоволен результатами их труда.

Ёрмунду срочно нужно получить точную копию лицензии Гражданина, которую невозможно будет отличить от оригинала, и Михаил создаст дракону эту копию.

Копию столь искусную, что младший следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями Доби Ильменсен покинет Город в погоне за ней, чтобы годы спустя узнать: Яниссия, поиск и возвращение которой были оплачены Тринитасом, никогда не покидала Город.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Пишу эти строки сокрушенный едкими замечаниями Анатиэль.

Орки... и как я умудрился о них забыть?

Не то чтобы совсем забыть... просто как-то упустил из виду, что нигде ничего особо не написал о том, как так вышло, что миролюбивая раса фермеров и поэтов обратилась сперва в армию воителей, поклоняющихся Хаосу, а потом в фанатичных слуг Тёмных Богов, при этом к началу третьего тысячелетия в большей массе своей деградировав практически до животного уровня, что не помешало им стать угрозой всему живому воистину Мирового масштаба, каковой раньше являлась Империя, а ещё раньше Царствие Истины.

До Падения Небес жили орки в своём мире лишь изредка соприкасавшемся с миром Легенды, в котором, стараниями обитателей Истинного мира, они обычно надолго не задерживались, безжалостно вычёркиваемые со страниц Легенды. И были зелёнокожие в те далёкие времена расой земледельцев, философов и поэтов, давно оставивших за спиной космическую экспансию в частности и путь технологического развития в целом.

То был воистину Золотой Век орков.

Не знали они врагов ни внешних, ни внутренних.

Правители, как и весь государственный аппарат, в виду высокой морали каждого представителя общества утратили свой смысл и были забыты.

Болезни, старость обратились в слова, чей смысл мало кто мог вспомнить.

Подобное состояние зелёнокожих объясняется тем, что их далёкие предки, осознав своё несовершенство, создали тех, кем они хотели бы быть. Создали орков.

Падение Небес и сотворение Лоскутного Мира из тех миров, до которых сумел дотянуться Проповедник, заставило зелёнокожих восстановить государство, не как механизм угнетения свои граждан, но как структуру для противодействия врагам, коих нашлось великое множество: Царствие Истины жаждало истребить мерзких тварей, лик которых оскорбляет Истинного, а обитатели того, что раньше было миром Легенды, всегда нуждались в крепких рабах, золоте и новых территориях, которыми можно было править.

Первые несколько столетий после Падения Небес показали несравненное превосходство социального и государственного устройства орков над рабовладельческими, феодальными и теократическими, что бросили им вызов. Уже тогда, имейся у зелёнокожих желание, могли бы они стать бичом Лоскутного Мира.

То был Серебряный Век.

Длился он до 307 года.

В 307 году после Падения Небес Сын убил, находившегося на передовой с инспекцией состояния дел на антиорочьем фронте, Мудреца, использовав для этого множественные, самозарождающиеся прорывы Пустоты. Походя, обратил Он процветающий, даже не смотря на войну, край в область кишащую демонами, временными и пространственными аномалиями.

За несколько десятилетий, к моему приходу в ту область Мира, жалкие остатки некогда могучего народа зелёнокожих, так и не нашедшие способа совладать с последствиями удара Сына, начали исход из родного мира. Заражённые Пустотой, искажённые и изменённые, шли они по дорогам Межреальности.

Участь рабов, живых орудий труда, домашнего скота ждала их в тех землях, что принадлежали моим сородичам, грязным. Смерть ждала их у людей начала-и-конца. Да и прочие расы, что не удивительно, были не рады беженцам.

Я, Бродяга, встретил бродяг.

Наивных, едва покинувших свой дом.

Я пожалел их и поделился тем, что имел: некоторыми из положений упрощённой теории Пустоты.

Безымянка, что меня тогда сильно порадовало, да и сейчас радует, не была против. Всё потому, что в отличие от случая с демонами Нового Дома, приключившегося незадолго до того, я чётко понимал, что делаю и зачем это делаю.

Тела орков, пропитанные Пустотой, изменены были в первую очередь. То, что недавно было проклятием, приносившим страдания и отнимавшим жизни, обернулось благословением. Тела их обрели воистину сверхъестественную живучесть. Излишки же Пустоты стали выводиться наружу с флюидами, что имело вполне ожидаемый эффект при определённом стечении обстоятельств эти излишки начинали создавать из доступного биологического материала тело, информацию о котором несли, нового зелёнокожего начинали они создавать. Когда удачно. Когда не очень, дав начало сноркам, гретчинам, гоблинам, ограм и многим иным видам оркоидов.

Обучил я и первых магов, прозванных позднее шаманами, ведь в будущем могли понадобится корректировки изменений, произведённых мной, да и ударная мощь магов, обращающихся к Пустоте без костылей ритуалов, показалась мне тогда прекрасным дополнением мощи телесной, которой уже обладали орки.

Тысячелетие спустя те события каким-то обратились в историю о близнецах-братьях являвшихся богами Хаоса. Одного звали Морхва. Другого Сурхва. Морхва пробудил орков ото сна, уничтожив их мир. Сурхва же открыл перед зелёнокожими их истинное предназначение войну. А может, наоборот Морхва пробуждал, Сурхва открывал. Кто ж его знает, ведь даже сами орки постоянно забывали, кто из братьев-богов за что отвечал.

Чего зелёнокожие никогда не забывали, до тех самых времён, когда покорились лжи Зова Бедны, Зова Тёмных богов, так это боевого клича, с которым шли в атаки многие столетия.

- Сморхва! этот безумный рёв сотен, а иногда и тысяч глоток обращал храбрейших из рыцарей в испуганных агнцев, первоклассную сталь в шлак, хитросплетение заклинаний в пшик, не стоивший ни затраченного времени, ни ресурсов.

Ответив Зову Бездны, орки услышали голоса трёх богов: Ожидающего-во-Тьме, Отца Неизменности и Забывшего Оковы. Второй, чьё имя можно прочесть как Дыхание Тлена, даровал своим последователям возможность раз за разом возвращались в изрубленные, искалеченные тела и поднимать их в бой. Третий, почитаемый как Разбивающий Черепа, благословил, принявших его, мощью телесной и боевым безумием. Лишь Первый, Ярость Знающих, ничего не дал тем, кто решил признать его своим богом, и никогда не отвечал на их вопросы и призывы. Но его последователей это не останавливало, ведь знали они, что правильный вопрос это тот же ответ, только которому ещё предстоит родиться.

Такова история орков от начала времён и до нынешнего, 3017 года после Падения Небес.

Что будет дальше неведомо, но в путешествии, ждущем впереди, со мной будут две орчихи Мэлис и Элис ученицы Великого Шамана Большого Тесака Ардонта, так и не отказавшегося от веры в богов Хаоса. И я уж постараюсь, чтобы зелёномордым близняшкам было не стыдно возвращаться к своему учителю.

Поле Последней Битвы. До Падения Небес.

Семипечатник.

Трудно было передать, как выглядело поле, на котором должна была начаться битва. Но я и не пытался описать это хитросплетение уровней реальности, пересекающихся под самими замысловатыми углами, образующими непостижимые даже для меня фигуры. Поле, на котором каждый из нас стоял рядом с товарищем, и в тоже самое время был один на равнине от горизонта до горизонта.

Пора свет, слепящий свет извергает из себя Небесное Войско.

Я хохочу, ощущая, как бездна безумия бурлит во мне.

- Что, Гавриил, думаешь, твой Истинный придёт тебе на помощь?! - ору я. - Пусть приходит!

Битва уже кипит. Ведьмин котёл с кровавой пеной.

- Пусть приходит! - ору я.

Командующий.

Пятеро против всего Небесного Воинства. Обитатели Легенды - не в счёт. Им хватит и тех капель, что вылетели из нашего котла и упали на страницы. Пусть воюют, захлебываясь кровью. Пусть воюют, веря, что именно они спасают свой мир.

Семипечатник, снявший большинство Печатей, с зажатым в руке Душегубом выкашивал целые поприща, оставляя вместо врагов противно чавкающую под ногами мешанину из разрезанных тел. Совершенный убийца, живущий лишь смертью врагов.

Проповедник, распевающий запретные заклинания, чьи строки заставляли ангелов резать своих собратьев, шёл, иногда склоняясь над недобитыми врагами, и кинжал его обрывал ещё одну жизнь. Проповедник, он Проповедник и есть - только кинжал запачкал, а на самом - ни капли крови.

Сатана, оправдывая своё грозное имя, творил из мешанины мёртвых и живых тварей невообразимых и ужасных, описать внешних вид которых было невозможно. Да, множество голов. Да, вместо ног всё те же руки, которых не счесть. Да, то там-то, то тут торчат из плоти обрубки копий, острия мечей, стрелы. Да, кровь, чёрная, запекшаяся. Да, такое не может просто жить. Но разве это хоть что-нибудь проясняет?

Безумная сороконожка пробивает вражеский строй. Хрустят позвонки ангелов, чавкают жадные рты, добравшиеся до свежей крови. Руки душат, ломают и калечат всё, что рядом. Сотвори раньше Сатана что-либо подобное, и вряд ли нашёлся бы герой способный одолеть подобную тварь.

Человек, хмурый и немного испуганный.

Он тот, кем мы, возможно, были.

Мы те, кем ему никогда не стать.

Человек стоит за нашими спинами. Самый опасный из нас. Самый безумный из нас. Простой смертный, принесший с собой на это поле свою Смерть.

Проповедник.

Управлять сотнями ангелов было ничуть не сложнее, чем опытному кукловоду одной, давно знакомой марионеткой. Главное нащупать те нити, за которые нужно дёргать.

Ах, нити, как они отзывались на мои песни. Дёрнул одну, и меч, очертив дугу, входит в плоть. Пробежался по струнам чужих жизней, и десятки трупов легли на землю. И лишь изредка я останавливался, чтобы перерезать горло умирающему пернатому. Конечно, и без меня им жить-то оставалось максимум час-другой, только не любил я длить страдания обречённых, тем более когда в том не было нужды.

- Гавриил, неужели твоя ненависть к людям столь сильна? - тихо бормочу я, всматриваясь в лицо только что убитого мной.

Гавриил. Это его лицо. У ангелов и прочих пернатых нет своих лиц, нет своих мыслей, нет ничего, ведь они лишь часть их предводителя. И как я раньше не замечал, что все они на одно лицо? Как две капли воды. Труп к трупу, и всюду одно и тоже лицо.

Сатана.

Бесформенная плоть, стягиваемая ремнями, медленно приобретает очертания. Деформируются некогда светлые лики: увеличиваются челюсти, зубы в них становятся клыками, гной вперемешку с кровью и трупным ядом сочится из краешков рта. Мышцы как черви скользят под кожей, занимая свои места. Осколки брони, мечи, пики, щиты - всё врастает в тело, становясь его частью. И конечно же разум. С ним, честно говоря, проще всего: ненависти в ангелах столько, что она обжигает мои мысли.

Оглядываюсь на Семипечатника. Глаза слезятся, трудно сейчас на него смотреть. Костюм всё также идеален, шляпа всё также на голове, а улыбка на лице. Он делает то для чего был рождён, для чего жил. Это высшая точка его существования.

В бездну безумия, кипящего внутри него самого, обрушивает Семипечатник всё новые жизни, и Душегуб в руках его визжит от удовольствия.

Но чувствую я и растущее в них обоих разочарование: им нужен Бог Сотворённый.

Невозможный Командующий, убивающий пернатых из своих пистолетов, сворачивающий им шеи голыми руками. Существо, замкнувшееся само на себя, с одной лишь целью выжить. Выжить, чем бы эта бойня не закончилась. Выжить и победить Бога Сотворённого. Победить время не имеет значения. Таков его выбор. Выбор Командующего.

Песнь, в которой не разобрать слов. Пой, Проповедник, пой! Отпевай наших врагов.

Покажи: людям есть, что противопоставить Небесам, а я тоже постараюсь не оплошать, ведь кому как не Сатане сражаться с Богом? Пусть этот Бог - всего лишь Бог Сотворённый.

Семипечатник.

Время и пространство давно утратили всякий смысл. Нет ни вчера, ни сегодня, ни завтра - вместо них бурлящее варево из вероятностей и желаний, которое я вливаю в себя, вливаю, чтобы оно не расплескалось по миру.

Душегуб, поглотивший слишком много душ, отброшен в сторону оставить его среди мёртвых тел это единственное, что способен я дать ему. Последний дар творца своему творению.

Я убивал, давя чужие реальности своим безумием. Убивал, убивал и пожирал. Это было страшно, невообразимо страшно, ведь многие убитые мной, попав в меня, думали, что на самом-то деле это они убили меня. Думали и продолжали жить, образуя во мне свои реальности. А я убивал, пожирая всех и вся, и окружающий Ад был ничем в сравнении с тем, что было во мне.

Проповедник.

Бойня подходила к концу.

Сколько она длилась? Вряд ли кто из нас, пятерых, сможет точно ответить на этот вопрос.

Смерть заполнила нас до краёв. Не осталось места ничему. Невозможно вспомнить, чем занимался до того, как вышел на это поле. Только смерти, слишком много смертей. Я даже не сразу понял, что дёргаю за несуществующие струны чужих жизней.

Оглянулся, ища своих.

Командующий брёл ко мне. И судя по его глупой улыбке, он раньше меня понял, что убивать уже некого.

- Ты только погляди на Сатану с Семипечатником! - проорал мне Командующий, указывая рукой куда-то вправо.

Я посмотрел туда, куда он мне указал.

Воюют. Творения Сатану проламывают несуществующие черепа, уходят от атак несуществующего оружия. Сам же Сатана плодит всё новых и новых уродов, бросая их против несуществующих полков.

Семипечатник, потеряв где-то своего Душегуба, бросается на несуществующего врага, что-то орёт, падает, бросается вновь. И в движениях его проскальзывает что-то, что заставляет меня вздрогнуть. Нет, не так он воевал раньше, не так. Не так

- Сатана! - во всю глотку орёт Командующий. - Хватит уже!

Сатана замирает, так и не доделав очередного уродца. И когда я смотрю на то, как он недоумённо моргает, мне становится понятно: отчего так широко улыбался Командующий, когда смотрел на меня.

- Семипечатник! - ору я. - Хватит! Мы победили!

Но вместо того, чтобы замереть, прислушавшись к моим словам, он с ещё большим остервенением бросается на несуществующего противника. И я наконец понимаю, что было не так в его движениях - это движения безумца. Да, он сошёл с ума.

Не встретив на поле боя Бога Сотворённого, он всё-таки сошёл с ума.

Он просто не смог осознать того, что бой закончился, а Бог так и не был призван.

Не смог осознать и продолжил сражение, захлебнувшись безумием.

- Что ж ты так - неслышно пробормотал Сатана и бросился к Семипечатнику.

Не добежал: повалился на землю, наткнувшись, будто на копьё, на взгляд Семипечатника. Кровь хлынула из уст Сатаны, и я понял: одному ему не вытащить Семипечатника. Командующий понял это раньше меня.

Семипечатник.

- Пошли отсюда!

Они его не видят! Не видят и не понимают, а я, я не могу, не могу причинить ему никакого вреда.

- Стой!

Удары не достигают цели. Но ведь он даже не уворачивается от них. Я просто не могу попасть в него. Да что это со мной?!

- Да не мешай ты! - отталкивая Командующего, ору я.

Бог Сотворённый был призван и оказался не тем, кого я ждал.

Безразличие и спокойствие.

Ему будто бы и дела нет до того, что случилось на этом поле.

Нет ему дела ни до поля, ни до трупов, ни до меня.

Идёт куда-то.

Идёт

- Ты хоть улыбнись, смотря на мои попытки убить тебя. Плюнь в меня. Дай, хоть что-нибудь, чтобы я мог за тебя зацепиться. Дай! ору я.

Сатана набрасывается на меня, мешая.

- Не мешай! - выворачиваясь из объятий Сатаны, шиплю я.

- Да не мешайте вы мне!

- Конец света хочешь?! Так давай! Карай! Вот я, собравший все грехи этого Мира! Давай, тварь! Давай, против меня, а их не тронь! Давай, карай!

Проповедник, подскочивший на подмогу Сатане, получает кулаком в лицо, но это его не останавливает.

- Да отстаньте вы! - хриплю я.

- Уходишь?! Справедливый Судья, воздающий каждому по заслугам его. Так давай, давай: начни с меня! Это я поглотил всё твоё Воинство! Давай, это всё я! Давай, начинай с меня! Да остановись же ты!

- Отпустите, он ведь уходит!

- Стой! Гад, стой! Если ты их хотя бы пальцем!.. я я я этот мир по камешку разберу всё, всё уничтожу!!! Будешь править ничем! Давай, давай, иди! Я обращу твоё Царство в свой Ад! У меня хватит сил. Давай!

Командующий.

- Проклятье, да что же это с тобой?! Да, успокойся ты! - это Проповедник пытается достучаться до Семипечатника.

Под глазом у Проповедника красуется кровоподтёк - надо же за всю битву ни единой капли крови на его одеяние не попало, а тут свой же в лицо.

- Мы победили! Победили! - орёт Сатана, пытаясь поудобней захватить шею Семипечатника, из уст которого давно уже вырывается рык не имеющие ничего общего с человеческой речью. Успокойся уже! Не хватило этой бойни на призыв Бога Сотворённого! Не хватило!

Придушить его немного надо хотя куда там силён, гад, втроём едва сдерживаем, да это ещё при том, что он только куда-то пытается прорваться.

Человек тоже было сунулся помогать, да прилетело мальцу неслабо: лежит теперь без сознания.

- Да очнись же ты!

Да кого же ты убить-то так хочешь?! Нет же никого! Нет!

Точный удар локтём, и я отлетаю в сторону.

Силён!

Поднимаюсь, чтобы вновь кинуться на безумного, но взгляд вдруг останавливается на одинокой фигуре в просторном одеянии, идущей по полю, устланному трупами во много слоёв. Мужчина, высокий, с длинными волосами.

Совсем рядом что-то страшное рычит Семипечатник, пытаясь дотянуться рукой до уходящего создания, которому безразлично происходящее за его спиной.

- Бог мой - приходит понимание.

Бог Сотворённый был призван, а мы даже этого не заметили мы не заметили, а Семипечатник заметил

Проповедник.

Да что ж это такое?!

Командующий, паршивец, всего от одного удара отлетел куда-то назад и не спешит возвращаться на подмогу, а вдвоём нам с Сатаной Семипечатника никак не удержать.

Силён, гад.

И знали ведь, что так будет, а всё равно оказались не готовы.

Знали ведь, что если кто и сорвётся, так это Семипечатник. В нём-то больше всего осталось от того, кто, шагнув со страниц Легенды на Небеса, залил их кровью людей начала-и-конца, кто, сжигая Архив, сжёг не только своё прошлое, но и прошлое своего мира.

- Помоги сипит Сатана, пытаясь разжать пальцы Семипечатника, которыми тот сжимает его горло.

Да как тебе помочь?

Семипечатник будто из стали сделан хотя нет, сталь помягче будет

- Не мешайте ему! прилетает мне в затылок кулак Командующего.

Хороший удар.

От него я, видимо, на секунду-другую вырубился, так как обнаружил себя уже лежащим среди трупов. Сатана храпит рядом, растирая горло.

- Семипечатник не справился. вставляет свежие обоймы в свои пистолеты возвышающийся надо мной Командующий. Думаю, теперь моя очередь попытать счастья.

Семипечатник не справился?..

Осознание ударяет большее, чем кулак Командующего.

Сатана.

Я не верю в том, что я вижу.

Я не хочу верить.

Я не могу в это верить.

Но это есть.

Безумный Семипечатник, не способный даже коснуться Бога Сотворённого, продолжает свои бессмысленные атаки.

Молчаливый Командующий злобно скалится в след уходящему Богу, и первые две обоймы, приготовленные им для этого случая, уже пусты.

Проповедник всё ещё пытается построить какое-то невиданное заклинание, но отчего-то кажется мне, что это скорее жест отчаяния, чем обдуманное действие.

Остался лишь я один.

И я не имею права проиграть.

Человек.

Поднимаюсь.

Рёбра болят.

Всё этот Семипечатник.

И я знал, и все знали, что у него крыша съедет, так какого ж чёрта?

Так какого ж чёрта?! - я вас спрашиваю.

Какого чёрта никто не озаботился о том, чтобы иметь оружие, которое может остановить Семипечатника?

Все так заняты были поиском способа уничтожить Бога Сотворённого, что упустили из виду реальную угрозу. Семипечатника.

Все, кроме меня. Кроме меня и самого Семипечатника, написавшего свою смерть от моих рук.

- Вот же - срывается у меня с губ, когда я замечанию четверых своих товарищей.

Они сражаются.

Теперь уже все четверо, а не один Семипечатник. А значит это может лишь одно Бог Сотворённый всё ж был призван в это Мир.

- Вот же

Семипечатник.

Молодец, Проповедник. Молодец! Протянулись невидимые нити, сшивая, сращивая в единое целое плоть реальности и снов, из которых мы все родом, страниц сгоревших, недавно написанных и тех, что никогда уже не будут написаны, за границы которых нам удалось вырваться.

И кипит Пустота, рождая Межреальность. И поднимает, направляя в бой, Бог Сотворённый павших воинов своих, ибо открылось перед ним новые горизонты, полные грешников, коих следует привести в Царствие его. Но Сатана хорош как не был никогда до того: в творимых им созданиях смешиваются и ангельское начало, и тугие потоки Пустоты, и крупицы лжи, дабы против ангелов встали падшие ангелы, у каждого из которых за спиной было за что сражаться, что защищать.

Армия неведомых мне кибернетических организмов, пришедшая на зов Командующего, ужасает своей нечеловеческой слаженностью и презрением к смерти.

Я улыбаюсь.

Мои братья, мои товарищи, я, которыми мне стать не суждено они хороши, они дают мне возможность сосредоточится на Боге Сотворённом. Атаковать только его. Его одного. И я атакую.

Командующий.

Человек вступил в игру. Тихо так, незаметно. Только стоял, наблюдая за тем, как Семипечатник раз за разом обрушивает свои атаки на Бога Сотворённого, и вот он уже бежит.

Просто Человек. Просто бежит через поле, на котором кипит сражение.

- Прикройте. командую я Рою, и тот мгновенно отзывается.

Оказавшись в коридоре, образованном моими машинами, Человек на мгновение оборачивается и кивает, мол, знает он кому спасибо надо за помощь сказать.

Человек.

Бегу.

Бегу и боюсь.

Боюсь, но бегу.

Без меня никак.

Не отсидеться мне за спинами.

Все выложились на полную, только хватило этого лишь на то, чтобы весы замерли в равновесии, и не известно ещё куда они качнутся, когда Проповедник закончит свою работу.

Нужно бить.

И я бью.

Бога Сотворённого прямо в лицо.

Я не вижу его глаз, но уверен: в них удивление.

Я бы на его месте тоже удивился, если бы муравей, сломав мне нос, повалил меня на землю и начал наносить удары сверху, не разбирая: куда и как.

Краем глаза замечаю Печать.

Семипечатник, конечно же, не упустит предоставленную ему возможность и мало его волнует, что в эпицентре удара будет не один Бог Сотворённый.

Атталин. 41 год после Падения Небес.

- Люди избраны Богами. - сказал однажды грязный.

Сам ли он дошёл до этой мысли, подсказал ли ему её кто, шутил ли он, либо был серьёзен этого теперь уже не узнать, как не узнать имени того человека, но слова его не сгинули подобной сказавшему их, а дали рождение крику, который через много лет заполнит глотки соткни тысяч:

- Люди избраны Богами!

Так уж повелось, если одни избраны и обласканы, то другие обязательно должны быть прокляты и унижены. Обычно, те, кому отводится, роль тех самых проклятых и униженных, этой ролью не довольны. На этой почве возникает конфликт. Конфликт перестает в кровопролитную войну, которая местами очень напоминает обычную бойню.

Исход же бойни определяется численным превосходством одной из сторон. Численность это то, чего у грязных всегда было с избытком.

Грязные делали то, чему их предков и их самих многие эпохи учили делать писавшие Легенду они вырезали, жгли и грабили всех и вся. И чтобы умереть не обязательно было принадлежать к другому виду или расе люди всегда могли найти отличие, которое позволило бы убить своего ближнего и заклеймить всех, имеющих эту черту, как предателей.

Наверное, единственными, у кого действительно нашлось, что противопоставить армии обезумевших от безнаказанности фанатиков, оказались люди начала-и-конца под предводительством Мудреца.

Остальные же либо бежали, либо умирали.

Разве что гномы не бежали, а зарывались в свои горы ещё глубже, а там снега, экстремально низкие температуры, неприступность гор и бесконечные лабиринты тоннелей, заполненные хитроумными ловушками, очень быстро убедили людей в бесполезность мероприятия по выковыриванию подгорного народа из-под земли. И даже когда угроза схлынула не спешили бородачи покидать свои горы, поэтому даже спустя тысячелетия не часто встретишь гнома в людских селениях.

То были первые года нового Мира, Мира, в котором не было тех, кто мог бы направить линию сюжета в иное русло, указать людям и не-людям иной путь, не залитый кровью, не наполненный страданиями.

После Последней Битвы. 0 год после Падения Небес.

Командующий.

- Ну и кто там был? уставились на меня все трое, но спросил один лишь Семипечатник.

- Кентавр и орк. Совсем дети ещё. ответил я. У них письмо с передовой. Важное сказали.

- Что в письме? это Сатана.

Он сидит поодаль ото всех, возится с какой-то книгой, нашёл, говорит, прямо тут, среди трупов. Врёт, конечно.

- Не поверите: не удалось узнать. честно признался я.

- В смысле не удалось? Сатана даже привстал.

- В прямом. пожал я плечами. У орка была винтовка. Она её на меня наставила, стоило мне попросить письмо глянуть.

- Проповедник, что ты такое с Миром сотворил, если Командующего дети начали гонять? не смолчал Сатана.

Взглянул на Проповедника. Тот едва заметно качнул головой и улыбнулся: всем и так понятно, что ничего интересного в том письме нет, а шутки Сатаны никогда не были изящны, как, впрочем, и мои, или его.

- Дети это хорошо. улыбается каким-то своим мыслям Семипечатник, подбрасывая в воздух небольшой нож. Дети это очень символично.

Сатана демонстративно повернулся к нам спиной, всем своим видом давая понять, что книга интересует его куда больше, чем наша болтовня.

Повернуться-то повернулся, только куда он денется? В одной лодке мы.

Сатана.

Всё, навоевался я.

Хватит.

Хватит.

Пусть говорят себе, обсуждают что хотят, а с меня хватит.

Хватит.

Сяду себе спокойно, почитаю.

Я ведь так долго этого ждал. Просто сидеть. Просто читать. Просто умереть.

С умереть теперь, правда, не очень получится.

А всё этот Проповедник.

Нет больше Изначального мира и мира Легенды, есть теперь единый мир или общий?.. или может великий?..

Да какая, в сущности, разница. Пусть как хотят, так и называют. Дело-то не в названии. Дело в том, что после победы мы должны были остаться в этом мире, Изначальном.

Я бы просто сидел, читал книгу, наблюдая за судьбами тех, кого я спас, кого спас для меня Семипечатник. Иногда бы брал в руку перо и подправлял то тут, то там. Сидел бы, старел, наблюдая за Миром, который спас.

И умер бы однажды, счастливым, когда понял, что нет уже нужды в том, чтобы брать в перо и править Легенду.

Теперь вот непонятно, что получается.

А всё этот Проповедник.

И Человек ещё этот в придачу.

Это ж надо было до такого додуматься: Бога голыми руками убить пытался.

- И убил ведь. вынужден я признать.

Да, это печать Семипечатника убила и Бога Сотворённого, и Человека.

Да, всё именно так и было.

Только Бог всё равно бы умер. Не тогда, от Печати. Позже. Через год. Через десять. Через сто. Через тысячу. Но умер бы, ведь Человек отдал ему то единственное, что имел - свою Смерть.

Хотя, сдаётся мне, не было бы ни года, ни тем более десяти. Человек забил бы Бога Сотворённого прямо там.

Но Семипечатника не в чём винить. На его месте я бы поступил так же. Тогда надо было бить наверняка. Бить, как только появилась такая возможность, ведь следующей уже могло и не быть. И он ударил. Ударил бы и я. Ударил бы любой из нас.

И нормально бы всё было.

А всё этот Проповедник.

Конечно, понимаю я, что не сплети он оба мира в один, не достали бы мы Бога Сотворённого. Не помог бы тут и Человек, не дотянулся бы - вот и всё.

Понимаю я всё, только всё равно всё равно обидно.

Это ж я должен был победить Бога. Я ж был его противоположностью. Я.

Я бы победил, а потом спокойно сидел и книгу читал.

А так Проповедник миры соединил, Командующий дорогу к Бога Сотворённому расчистил, Человек нанёс удар, а Семипечатник довершил дело. Один я в стороне остался.

Вроде бы и что из того?

Сиди себе, книгу читай, как и хотел.

Кто тебе мешает?

А мешает тебе то, что ты-то знаешь, что не заслужил этого. Ни жизни, ни книги.

Не заслужил, а поделать уже никуда нельзя.

Не сгинул в бою. Теперь чего уже живи.

Живу. Чего уж там?

Проповедник.

Я должен гордиться собой.

Должен, ведь я достиг в сражении цели, к которой должен был идти долгие тысячелетия, после победы над Богом Сотворённым.

Вышло всё, конечно, не совсем так, как я планировал. Или, если быть честным, то совсем не так, как я планировал.

Одно дело вытаскивать из Легенды лишь достойных стать первыми из нового, возрождённого людского рода. Совсем другое дело сшить воедино реальность и сон.

Не думал я, что так получится, когда пытался спеленать Бога Сотворённого. Но получилось так, как получилось.

Теперь вот сидим, думаем.

Каждый о своём, и все об одном.

Семипечатник.

Мир снаружи.

Миры внутри.

Семь Печатей граница, которую я воздвиг.

Она это я, но я это не только она.

У меня есть желания, желания для себя.

Я хочу узнать пределы своей силы.

Я всегда этого хотел. Бог Сотворённый лишнее тому подтверждение.

- Тебе нравится убивать. говорил я когда-то сам себе.

- И это тоже. соглашался я тогда.

Тогда соглашался. Теперь нет.

Мне не нравится убивать. Мне нравится сражаться.

И совсем недавно, до сопряжения миров, я хотел сотворить из Изначального Мира Мир Великой Войны, Мир Вечной Войны. Я бы воздвиг крепость на поле моей великой победы, победы над Небесами. Я бы поил демонов Пустоты и людей начала-и-конца своей кровью, давая им познать красоту сражений.

Я видел этот прекрасный Мир в своих мечтах. Я видел себя, сидящего на троне, с трудом узнавая в седобородом правителе, вооружённом копьём, себя. Я видел пирующих в огромных залах крепости воителей. Я видел тех, кто звали меня своим отцом. Воители поднимали кубки, вспоминая славные битвы прошлого. Они смеялись, хвалясь будущими свершениями. И я тоже был счастлив, ведь умершие в бою, сражавшиеся до самого конца, после смерти вновь входили во врата моей крепости, чтобы пировать, чтобы вновь сражаться.

Мир Великой Войны.

Мир, в котором я состарился и стал счастлив.

Мир, в котором меня звали отцом.

Командующий.

Кентавр и орк. Никогда бы не подумал, что так удивлюсь, увидев каких-то там кентавра и орка. А вот удивился. И не потому, что эти двое каким-то образом смогли добраться до этого Поля. Тут-то как раз ничего удивительного нет: и поле, на котором сражались армии наших братьев, и это Поле, с которого открывается дорога на Небеса, к Престолу Господнему, находились, по сути, в одном и том же месте, просто в разных мирах. Удивился я уж тем более не тому, что эти двое оказались среди тех немногих счастливчиков из армий наших братьев, переживших приход Бога. Их затем и отправили с этих письмом, чтобы они выжили.

Удивился я тому, что они на меня направили оружие.

На меня, того, кто убивал и людей, и не-людей во множестве, ангелов тоже убивал вон сколько их кругом лежит. На меня, в чьей власти Рой. На меня, кто поднялся против Бога Сотворённого, и победил.

Орк направила на меня простое пороховое оружие. С решимостью, которая заставила меня в недоумении замереть.

Меня, кто собирался после победы сотворить Рой, подобный тому, что я уже сотворил на страницах мира Легенды, в Изначальном мире.

Два смертных ребёнка против монстра, принёсшего в жертву своим планам целую планету.

Они были смешны, как был смешон Человек, бросившийся на Бога с голыми руками. Только у Человека был шанс на победу, а у этих двоих его не было.

Да, они были смешны. Я тоже был смешон, ведь поднял руки и попросил не стрелять в меня.

Кентавр и орк. Они не стали стрелять в меня. Они повернули назад, предупредив, что мне лучше не следовать за ними.

Глупые, я и не собирался за ними следовать. Я не собирался следовать, но это не значило, что у меня не было того, кого я собирался отправить по их следу.

Короткая команда, и одна из фей Роя улетела туда, куда ушли дети.

Теперь, если этим двоим не повезёт встретиться с кем-то вроде меня, у них хотя бы будет шанс выжить.

Сатана.

Получать наслаждение от чтения не удавалось.

Раздражали тишина и атмосфера обречённости.

- Чего сидим-то как на поминках? не выдержал я. Право-слово, у вас что дел нет, кроме как сидеть тут?

- А есть предложения? оторвался Командующий от чистки своих пистолетов.

- Для начала убраться отсюда. Или кому-то нравится открывающийся вид? и для наглядности указал книгой в ближайший ко мне труп.

- Обеими ногами за. поддержал Командующий и с намёком уставился на Проповедника.

- Нельзя это Поле просто так оставлять. почесал подбородок Проповедник. Небеса эти опять же.

- Ну так выкидай с Небес пернатых, что успели сбежать после смерти Бога, а Семипечатник пусть придумает что-нибудь, чтобы сюда никто сунуться не мог. предложил я.

- А потом что? Семипечатник продолжает жонглировать десятком разномастных клинков.

- Потом поспим немного, а там как пойдёт. честно озвучил я свой план.

- Поспать это ты хорошо предложил. Это нужное дело. вновь поддержал меня Командующий.

- А что с ним делать будем? это Проповедник о Человеке.

Лежит наш Человек рядом с Богом Сотворённым не отличить одного от другого.

- Вытащим отсюда, разумеется, да и ляжем рядом, вздремнём.

- С каждой фразой ты мне всё больше нравишься, Сатана. Если будешь набирать армию для захвата Мира, знай один солдат для неё у тебя уже есть. улыбнулся Командующий.

- Сатана прав. Семипечатник был вторым, после Командующего, кто понял, о чём я это. Мы слишком опасны для этого Мира, мы должны поспать, а там, если надо будет, можем и проснуться.

- С учётом того, что мы сотворили в мире Легенды дабы одержать победу на этом Поле, поспать будет наиболее разумным. кинул Проповедник. Не хотелось бы, знаете, убивать тех, кто имеет полное право жаждать нашей гибели.

Это он верно сказал.

Не хотелось бы убивать.

Наубивались.

Хватит.

Поле перед Небесными Вратами. 64 год после Падения Небес.

Человек. Он сидит у костра. Жуёт мясо. Мясо вышло жёстким и малоприятным на вкус, но Человек упрямо вгрызается в него зубами. Было бы понятно, если бы такое мясо было у творений Сатаны, чьих тел тут валялось с избытком, но отчего же таким оказалось мясо ангела? - ответа на этот вопрос Человек не знал да и не искал особо. Мясо как мясо - желудок набило уже хорошо.

Ножи это тоже хорошо. Человек нашёл Себе на Поле давно минувшей битвы много ножей. Два клинка с узкими лезвиями, Он прикрепил к левому предплечью, с внутренней и внешней стороны, один - к правому. Мощный скрамасакс разместил за спиной, прикрепив ножны к поясному ремню. Ещё два клинка - на бёдрах рукоятями вниз. Перевязь через грудь, от левого плеча к поясу, хранит почти дюжину метательных ножей. В голенищах обоих сапог - по клинку.

Несомненно, Человек мог бы найти Себе меч, но мечи Он не любил. Слишком прямые, слишком честные. Ножи куда сговорчивее, когда необходимо убить кого-то.

- Силу силой хотели превозмочь. - катает в голове Человек мысль. - Не вышло.

Человек. Он сидит у костра, а рядом с ним сидит Его Смерть.

Сидит. Молчит.

Молчит. Вот и прозвал Он про Себя её Молчуньей.

- Не вышло. - думает Человек, жуя жёсткое мясо.

Ушёл Бог Сотворённый.

Не один ушёл. Увёл обманом с собой тех, кто убить его пытался.

- Не вышло. - упрямо работают челюсти.

Ему бы умереть, чтобы не надо было глотать это проклятое мясо.

Ему бы умереть, чтобы не думать.

Умереть, тогда, под ударом Семипечатника или раньше, в любой из моментов его жизни, но Он выжил.

Умереть, тогда. Теперь же умирать уже поздно.

Нельзя умирать, когда ты остался один, когда некому закончить твоё дело.

Нельзя умирать.

- Не вышло. - закручивает вверх грязными пальцами ус, который стал попадать в ему рот, Человек. - Но выйдет.

Ушёл Бог Сотворённый не один, но и не сам ушёл. Унесли его. Одного унесли, а одного оставили. Не того унесли: уж больно заковыристая вышла Печать у Семипечатника, перекрутила всё, перепутала, а потом перерубила. Одни концы оставила болтаться. Не будь Молчуньи рядом - не очнуться бы Ему, не жевать мясо.

Один Бог Сотворённый ушёл.

Один остался.

Человек. Он сидит у костра, но скоро Он встанет и пойдёт по следу тех, кто покинул это Поле много десятков лет назад.

Мнемос. Год 1237 после Падения Небес.

Вестник Люцин, как и положено, остановился в семи и ещё трёх шагах от лестницы, что вела к дверям храма. Остановился перед семидежды семи и ещё трижды по три ступенями и безмолвно замер, в ожидании того самого момента, когда кто-то из обитателей храма заметит его. Это могло занять и час, и два, и сутки. Однажды, не так давно, обитатели храма демонстративно не замечали вестника неделю, до тех пор, пока тот от усталости не свалился каменные плиты дороги.

- Не люблю назойливых. - было последнее, что в этой жизни услышал предшественник Люцина, а потом Сын вогнал кухонных нож ему в живот.

Вестник умер, но со своей задачей справился: Сын покинул храм и отправился на Собор. Не один, разумеется, со своей извечной спутницей, Тихоней, с которой не расставался даже когда придавался утехам с иными девами, а им Он придавался, если верить звукам, разносившимся по обезлюдевшей округе храма, всё время, без перерывов на еду, сон или какие-либо иные естественные надобности. Ушам своим можно было и не верить, но не глазам. Сын не стеснялся никого, как человек, дыша, не стесняется никого.

- Хорошенький. - по достоинству оценила нового вестника пышная Радвига.

Эта русовлосая уроженка жарких степей Кулани, края населённого поровну беглыми преступниками, беглыми же рабами, дезертирами разного калибра и сивоусыми ветеранами, взятая в плен, как многие другие молодицы славной Кулани, истинными людьми и доставленная на Мнемос для реализации проекта Renatus стала одной из первых обитательниц храма, очищенного Сыном служителей Церкви Истинного. И по праву "одной из", а также благодаря хитрости, напору и точному расчёту, являющимися визитной карточкой любой куланки, Радвига вот уже почти три года вела всё хозяйство Сына, единолично назначая воспитанниц на те или иные виды работ в храмовом комплексе или же отправляя с поручениями за пределы обители.

- Этот не даст мне причины убить себя. - притворившись, что не услышал куланку, озвучил свои мысли Сын. - Придётся убить прямо сейчас, а то не люблю я, когда кто-то думает, что ему удалось меня просчитать.

Люцин действительно намеревался не дать ни единой причины Сыну убить себя, и для этих намерений у него были более чем веские основания, если быть точным, а Люцин любил точность куда больше, чем полагалось любить её служителю Церкви, и сыну истинного человека, семьсот сорок три причины в виде убитых ранее вестников, с которыми суммировались одиннадцать тысяч пятьсот сорок представителей первой и второй ступеней Церкви, пятьдесят два представителя третьей ступени, в том числе и два патриарха, Генезий и Иероним. К итоговым двенадцати тысячам трёмстам тридцати пяти задокументированным случаям убийства прибавлялись ещё сто пятьдесят восемь имевших место, но не имевших свидетелей, чьи показания можно было бы зафиксировать, а также восемнадцать, которые могли и быть осуществлены не Сыном, а лазутчиками грязных или же истинными людьми сбившимся с пути, который указан Истинным.

Вестник, как и все его предшественники, намеревался выжить и выполнить свою миссию, с одним лишь маленьким отличием, в начале выжить, а потом уже выполнить миссию.

- Грязнокровка. поняв, что думает больше о том, как выжить, а не о том, как выполнить миссию, с омерзением к самому себе, в который раз молча констатировал Люций.

Грязнокровка - раньше это слово секло больнее розг наставников, больнее осознания, что родился от грязной, родился как часть проекта Renatus. Теперь же осталось только омерзение, к самому себе, неспособному преодолеть греховность своей природы.

- Начну, пожалуй, с ног. - продолжил озвучивать свои мысли Сын. - Он ими без сомнения гордится, как и все вестники, впрочем. Думаю, отсеку, для начала, левую ступню. - сакс в правой руке, возникший мгновение назад, сменило мачете. - Там, если издаст хоть звук, отсеку кисти рук, а уж после предложу оставить в живых, правда только в том случае, если он сможет меня поприветствовать, как того требует ритуал. - вот в руках Сына уже даже не мачете, а тесак. - Поклонится - его счастье, пусть умирает от кровопотери, до своих ему всё равно не добраться.

- Ага, а потом тебя в спальню не дозовёшься. - возмущённо надула губки чернобровая туринка Милитэль, обнимавшая всё это время Сына и рассчитывавшая сегодня свести его с дюжиной недавно прибывших девушек, слишком стесняющихся подойти к Сыну с неприличным, по их глупому мнению предложением.

- Может, правда, не стоит тебе его убивать? - поддержала землячку Радвига.

Скажи кто пять лет назад, что куланка будет с туринкой бок о бок под одной крышей жить, хлеб и постель делить, да землячкой звать: рассмеялась бы любимая дочь Игната Кохтева, потерявшего на войне с туринами не только многих своих товарищей, но двух сыновей; Милитэль же, за такое глаза могла выцарапать, горяча была и скора на расправу седьмая дочь бая Цузая, посаженного на кол куланцами в граде Екатеном.

- Знаешь, а ты права. - широко улыбнулся Сын и, одарив Милитэль поцелуем, которое обещал многое не только ей, но и всей дюжине новеньких воспитанниц, бросил той, что всегда была рядом. - Тихоня, узнай что они там от меня хотят, а там прирежь этого по-быстрому, без мучений, заслужил, не часто сразу двое столь прелестных девушек просят сохранить кому-то жизнь.

Уже не тесак, а мизерикордия вспорхнула с руки Сына и после нескольких оборотов оказалась в ладони Тихони.

Ни кивка, ни иного жеста в ответ. На лице девушки, подобном гипсовой маске, также ничего не отразилось. Совсем ничего. Три столетия назад, когда подобное произошло впервые, Сын был удивлён. Десятилетием ближе к событиям на Мнемосе, подобная реакция Тихони вызывала озлобление, ведь та выполняла любые, самые гнустные и безжалостные приказы с равнодушием мраморной статуи. Потом был стыд, который чуть больше столетия назад сменила грусть, с каждым прожитым годом всё больше уступающая своё место безразличию.

- Ты жесток, Сын. - встала поперёд дороги Тихони куланка, использовав обращение, которого в храме старались избегать.

- Я хотя бы даю выбор. Иные не дают даже его иллюзии. - жестом остановил Тихоню тот, кто просил воспитанниц называть его так, как им будет это удобно, но всем остальным представлялся Сыном.

- Ты хочешь, чтобы я произнесла это? Я обязательно должна сказать это вслух?

Милитэль, слишком поздно поняв, о чём это её подруга, хотела было сказать что-то. Хоть что-то, чтобы не дать прозвучать словам, но Сын с силой прижал её к себе, не давая не то что слова сказать - вздоха сделать.

- Да, хочу, но ещё я хочу узнать: почему? Я всегда хочу знать это. - ответил Сын. - Он похож на твоего возлюбленного? Братьев? Отца?

- Нет. - качает головой куланка. - Братья - сыновья своего отца, а Игнат Кохтев в избу только что боком и мог протиснуться, Мельк же жеребят на плечах носил. Куда ему до них?

Вопрос не Сыну, самой себе.

- Подумалось мне: если он настолько красив, как же красивы будут дети от него?

- А может не будет детей-то? - обратив внимание, что едва не сломал рёбра туринке, ослабил объятия Сын. - Плата ведь мной ещё не назначена.

- На всё твоя воля, но, знай, не отступлюсь.

Не оступится. Много их уже было, тех, кто не отступился, были и те, кто отступился, но особняком стояла самая первая из них. Первые они почти всегда стоят отдельно ото всех, кто был до них, и кто будет после.

Сын вспомнил первую из отпущенных им воспитанниц. Видящую эльфов, имя которой он мог бы вспомнить, если бы захотел, но ему не хотелось вспоминать имена. Он вспоминал не имя или дату. Сын вспоминал себя. Сын вспоминал Мир, каким тот был когда-то.

После того, как Сын очистил храм от церковников, стены его, как и стены Мирграда, покинутого им недавно, впору было красить кровью, но кровью их никто не красил, наоборот первые из воспитанниц, среди которых была не только куланка Радвига и туринга Милитэль, но и Видящая эльфов, принялись оттирать эту самую кровь и убирать то, что раньше было истинными людьми. Участие остроухой ограничилось тем, что она забилась в угол, где и проплакала до тех пор, пока бойкая куланка не потащила её для омовения в купели, которая, в тот момент, когда Сын повелел всем воспитанницам, после уборки смыть с себя всё ненужное, обратилась в обычную купальню.

Почти три десятка нагих дев явились той ночью к Сыну. Большинство била дрожь, кого мелкая, а кого крупная. Участницы проекта Renatus жалели, что совсем ещё недавно, несколько часов назад, решились пойти за этим существом.

- За всё нужно платить. - сказал тогда Сын. - Я вас спас и теперь хотел бы получить заслуженную плату.

Рука Сына легко скользнула по покрытой испариной спине одной из двух воспитанниц, решивших во время уборки попробовать сбежать. Необдуманный ход, продиктованный эмоциями, а не логикой, стоил бы обоим жизни, явись остальные воспитанницы на пару часов позже.

- Если от этого вам будет легче, можете плакать, кусаться, брыкаться и кричать. Можете попробовать бежать или даже убить меня: клинков в трупах я оставил больше чем достаточно и, надеюсь, кому-то из вас хватило мозгов припрятать парочку в каком-нибудь укромном месте, чтобы попробовать прирезать меня, когда я буду спать.

Пауза. Стой перед Сыном полк панцирной пехоты или батальон наездников драконов, разделивших с крылатыми бестиями сердце, ни одно слово, ни одно движение не изменилось бы. Сын не подумал бы даже облачаться в одежды.

- За всё нужно платить. - повторил Сын. - За слёзы, ненависть во взгляде, ложную угодливость, попытку побега или попытку убить меня. За всё нужно платить. И вы будете платить. Платить тем единственным, что у вас ещё осталось. Собой.

Пауза. Ещё одна. Несколько девушек осели на пол, когда им показалось, что взгляд Сына задержался на них больше, чем на остальных. Единственная представительница остроухого племени среди дочерей Хавы, Видящая, всё никак не могла совладать с собой и спешно пыталась воздвигнуть хоть что-то на месте былых барьеров, что отгораживали её когда-то от мира тонких материй, но десятилетия использования в качестве резонатора для провидцев Церкви нельзя стереть одним лишь усилием воли. Страх, боль, безысходность и смерть, заполнившие помещение, били её наотмашь.

- Еда! - взвизгнула эльфийка.

Под взглядом Сына Видящую выгнуло дугой, но она каким-то образом умудрилась устоять. Окружавшие её девушки шарахнулись в сторону. Кто-то, в отличии от эльфийки, всё-таки упал.

- Да, еда... у входа должны быть корзины с едой и питьём. Сейчас я пошлю за ними. - кивнул Сын. - Ты же, Видящая, будешь обитать в роще, что рядом с храмом, нагая, как и остальные воспитанницы этого храма. Ты, Видящая, будешь являться в этот храм каждую пятую ночь. Являться и платить долг. Всё ли ты поняла О Лиани Д арии-Сола, Видящая края Вереска и Терновника, дочь мудрого Изельдина?

Хрип, ничем не похожий на человеческую речь. Отведи Сын в сторону взгляд, Видящая, смогла бы собраться с силами и дать ответ, но Сына это не волновало ему было интересно сколько ещё остроухая сможет устоять под его взглядом.

- Да, да, поняла она. - затараторила куланка, подхватившая эльфийку, готовую уже рухнуть на пол. - Она всё поняла, конечно, поняла.

- Вот и славно. - кивнул Сын, уже решив, что во время трапезы ему будет прислуживать русоволосая Радвига. - Теперь можете принести еду.

Четыре дня и четыре ночи слились в один миг для Сына.

Четыре дня и четыре ночи послушницы познавали Сына, а Сын познавал их.

Четыре дня и четыре ночи, наполненных слезами и криками.

Четыре дня и четыре ночи, наполненных слезами радости и криками страсти.

Пятую ночь Сын встречал на ступенях храма, в стенах которого со счастливыми улыбками на губах дремали послушницы.

- Я смотрю, закрыть сознание так и не удаётся? - глядя не на эльфийку, а на рощу, из которой та явилась, спросил Сын.

- Даже Мировому Древу требуется время, чтобы отрастить новый листок на месте опавшего. - последовал ответ.

Видящая тоже старалась не смотреть на Сына.

- Почти три десятилетия в плену, не живым существом, вещью, считай пробыла, а дал несколько дней вон уже как заговорила, что ж будет дальше-то? - улыбнулся Сын. - Порадовала, голозадая, порадовала. Надеюсь, и дальше будешь радовать, а теперь иди, пока не передумал.

И радовала Видящая Сына, когда больше, когда меньше, но радовала всегда, даже когда не явилась на пятую ночь, и на шестую не явилась. На седьмую же отправил за ней Сын Тихоню, немую Смерть свою.

- За всё нужно платить. напомнил Сын эльфийке, когда та была возвращена в храм.

Не одна возвращена, вместе с тем, с кем решилась на побег.

Видящая эльфов, которой уже вряд ли когда удастся отгородиться от мыслей окружающий и от мира тонких энергий, и обычный козопас, истинный человек, полюби который любую из доверенных ему коз, это выглядело бы в глазах окружающих его куда менее отвратительно, чем любовь к остроухой - стояли на коленях перед Сыном.

- Я заплачу, только не трогай его.... он... послышалось от Видящей, - он хороший... отпусти его... его

- Это всё я. Дара ни при чём. чётко и громко произнёс козопас.

Шрамы от когтей и клыков ночного татя, два десятилетия назад изуродовавшие лицо говорившего и обратившие некогда весёлого паренька в нелюдимого урода, теперь же придавали словам своего хозяина ту редкую тяжесть, которой порой обладают слова посечённого в бою ветерана.

- Меня утомили подушки из щёлка и бархата, поэтому моей новой подушкой станешь ты. проверяя кончиком пальца остроту большого ампутационного ножа, сообщил Сын. А подушкам, знаешь ли, остроухая, ноги-руки не нужны.

Видящая вряд ли поняла сказанное чужие мысли и эмоции распластали её по полу, а вот козопас всё понял кинулся к ногам Сына, казалось, молить о невозможном.

Лезвие ножа вошло в левый бок, а потом ещё и ещё раз.

- Её жизнь, ты, считай, выкупил. перехватив руку козопаса, сообщил Сын. Теперь осталось ей за тебя расплатиться.

Дар Видящей, обратившийся для эльфийки проклятием, забрал в уплату Сын, и впервые задал вопрос, прозвучавший после куда больше раз, чем мог себе представить Сын:

- Почему?

Здесь и сейчас ответ Сыну был очевиден: за мужчину, который ради тебя способен не просто отказаться от привычной жизни, а вогнать нож в бок Сыну, фактически воплощению Истинного, - за такого мужчину женщина обязана держаться всем, что у неё есть. Здесь и сейчас очевидный ответ в момент самоубийственного побега ещё не существовал, а существовал другой, который Сын и хотел услышать:

- Ночи здесь холодные, а девушкам хочется тепла не только каждую пятую ночь.

- А бежать-то зачем было? Грел бы он тебя и дальше хоть ночь, хоть днём? Бежать-то зачем?

- Я устала бояться.

- Кого бояться? хотел спросить Сын, промолчал, что случалось с ним чего с ним не случалось уже очень давно слишком давно.

- Без дара не побегаете теперь также резво, как раньше. А видеть вас, у меня никакого желания нет, так как передумать я могу в любой момент, что чревато. режет клинком Сын материю реальности, делая проход в Межреальность.

Видящая эльфов, переставшая быть таковой, и козопас, лезвие ножа которого и правая рука которого впитали кровь Сына, они ушли, но оставили после себя путь, желающих пройти который нашлось немного, ещё меньше смогло его пройти до конца.

- Пойдём, определимся с платой. вернувшись из былого, сказал куланке Сын. Твою плату он сам назовёт, что назовёт, то и отниму, так и будет жить с увечной, если захочет, конечно, то и будет его плата.

Семь и ещё три шага до лестницы, к которым прибавлялись семидежды семь и ещё трижды три ступени самой лестницы, - вот и всё расстояние, что отделяло Люцина от Сына, соизволившего выслушать вестника.

Против обычного Сын был не один, и дело тут не в извечной его спутнице, Тихоне, а в нагой куланке, воспитаннице храма, следовавшей за ним.

Люцин заскрипел бы зубами, если бы мог позволить себе проявлять эмоции: шансы вернуться живым стремительно падали. Четыре задокументированных выхода Сына к вестнику в сопровождении воспитанниц закончились четырьмя смертями вестников. Четыре смерти и всего одна причина, которая была в руках Люцина. Аккарий, Корнелит, Иннокентий и Зинобий все они позволили себе презрение во взгляде и словах, обращённых к воспитаннице храма.

Копьё с длинный, в локоть или чуть больше, наконечником, в руке Сына, чудилось Люцину добрым знаком: Сын крайне редко протыкал свои жертвы, предпочитая рубить и рассекать.

- Говори. так и не ступив на мощённую плиткой дорогу, оставшись стоять на самой первой из ступеней, ведущих к дверям храма, повелел Сын.

И вестник заговорил. Чётко и внятно иначе вестник и не мог себе позволить говорить. Сухо и кратко излишняя цветастость речи и ненужные детали стоили жизни семьдесят одному вестнику.

Взгляд полный почтения, из которого почти вымыт страх, идеальная поза, поклонение и покорность Люцин намеревался выжить сегодня. Выжить сегодня, чтобы выжить и в следующий раз, и в следующий чтобы доказать и себе, и окружающим, что он, грязнокровка, тоже чего-то стоит, что стоит он больше некоторых чистых.

- Довольно. взмахнул рукой Сын и преувеличенно случайно выронил перочинный нож.

Пятеро вестников поплатились жизнями за то, что подняли оброненные Сыном вещи.

- Радвига, будь добра, подними этот чекан и передай вестнику. мягкости голоса Сына мог бы позавидовать отец Майкл, настоятель монастыря, при котором воспитывался Люцин, считавший, что грязнокровки слово Истонного могут усвоить лишь после порки розгами. Только подними красиво дай нам тобой полюбоваться.

Куланка подняла, да так, что окажись рядом сам император Индианинола Семнадцатый, гордый владетель городов Чёрного Столпа и Черного Солнца, прицокнул бы языком да без всякого сожаления предложил за русоволосое сокровище любой из перстей, нанизанных на его пальцы.

- Понравилась или нет спрашивать не стану. И так всё видно по твоему раскрасневшемуся лицу. наблюдая за тем, как бережно на вытянутых руках держит копьё вестник, проговорил Сын. Ты лучше ответь, что именно понравилось? Грудь, налитая соком, глаза налитые огнём, бархатная кожа или губы, что ждут поцелуя?

Стоит Радвига, ждёт ответа.

Урон своей девичьей красоте подсчитать пытается.

Стоит и Сын, тоже ждёт.

Не ответа ждёт, завершения этой короткой истории.

- Всё.

Пошатнулась, но устояла славная дочь не менее славного казака Игната Кохтева. И знала ведь, что даёт шанс Сын отказаться от оплаты, да иного ответа не было у неё:

- Руби!

Сверкнул в воздухе клинок, распарывая плоть реальности, а не русоволосой куланки:

- Повезло тебе, куланка, всего не отрезать от тебя, посему уйдешь, как есть. И тебе, вестник, повезло, - живым уйдешь.

Качнулась шпага, едва не выпав из рук Сына: понял Люцин, что все расчёты оказались бесполезны, а жизнь его никчёмную у Сына выкупила, вот эта грязная за него, за грязнокровку, готовая отдать всю себя

- А ведь и обмануть не обманула, да всей правды сказать не сказала русоволосая. как бы сам себе улыбнулся Сын и, демонстративно утратив интерес к паре, пошагал туда, где ждал его Собор, прозываемый Мировым. Вестнику-то хоть, надеюсь, расскажет, а то он, дурашка, так и подумает, что на мордашку его смазливую запала.

Мирград, не знавший никогда крепостных стен, приветствовал Сына торжественной тишиной. Кварталы, через которые пролегал путь Его к площади Всех Святых, где и располагалось здание Мирового Собора, опустели ещё в первое посещение Сыном города: кто не был убит тогда, тот не мог найти в себе силы вернуться на улицы, кровь с которых не смогли смыть никакие дожди и никакие метельщики. В самом начале, когда стала понятна тщетность стараний, брусчатку хотели заменить, но не нашлось того, кто обратился бы к Ему с просьбой избрать на время работ иной путь.

Камни размерено ложились под ноги Сына, с лица которого всё не сходила улыбка.

Проект Divisio то, ради чего Он уже несколько лет сдерживал Себя, стараясь не убивать без причины, наконец был одобрен Собором.

Осталось лишь соблюсти пустые формальности, и Он наконец сможет покинут Мнемос, перестав быть Сыном.

Проект Divisio если не спасение, так хотя бы шанс в бою против Пожирателя, сотворённого пятьдесят два года назад Легионом.

Три ветви, взращенные Сыном.

Три пути, указанные Сыном.

Три Святых, дарованные Сыном.

Одна цель.

- Возрождение Истинного. думалось многим, цель та.

- Выживание истинных людей. мнилась иная цель вторым.

- Уничтожение Пожирателя. размышляли третьи.

Сыну же плевать было на возрождение Истинного Бога, как и на любого иного Бога, кроме того, по следу которого Он шёл уже много столетий.

Выживание или же гибель истинных людей Сына беспокоили не больше, чем кровь, впитавшаяся в брусчатку под ногами Его.

Пожиратель?.. Сыну существование Пожирателя не мешало, - основным доказательством чего являлось то, что это существование не было прервано.

Проект Divisio шутка, смысл которой поймут не скоро и не многие.

Раса, отчаянно жаждущая прихода Истинного, но в неведении своём и по злому наушению Сына, создающая оружие против того, чьего прихода они так жаждут.

Это смешно.

Как смешно было даровать истинным людям троих Святых.

Три книги из Хранилища Книг Особого Назначения, заглавия которых Сын правил своей рукой, обращая Смертный Грех Алчность в Святого Ботульфа, что поведёт в Межреальность флот невиданных размеров, но не для того, чтобы скрыться от Пожирателя или отыскать союзников в борьбе с ним, а чтобы самим уподобиться ему и, пожирая чужие жизни, длить свои и копить силы. Зависть, ставшая Святым Марком начнёт творить жизни во множестве миров, дабы отвлечь Пожирателя от миров, заселённых истинными людьми. Святой же Матфей, бывший вечности до этого Унынием, положит предел жизни оставшихся истинных людей, скрыв их от Пожирателя.

Четыре оставшихся книги из того же отдела постигла иная участь: Похоть и Гордыня пали жертвой самих же себя, ну а Гнев и Обжорство оказались куда благоразумнее, поэтому Сын позволил им покинуть Хранилище Книг Особого Назначения живыми. Живыми, но под клятвой: если встретится им Бог Сотворённый, попробовать убить того. Просто попробовать, ведь в том, что только Ему под силу убить Сотворённого, Сын не сомневался, иначе бы давно уже о том не было никаких упоминаний.

Гул-Вейт. Окрестности бастиона Имо-су. Год 1478 после Падения Небес.

Велик и неколебим город Черного Столпа, как неколебима сама Великая Ось Бытия, вокруг которой вращается и Лоскутный Мир, и судьбы всех живущих в нём. Неколебима, как восход над городом Черного Солнца, власть императора Илисиана Вандорского, Стоящим-справа-от-трона, ещё никем не называемого Вечным. Неколебима вера лохматого волкодава Гурта в своего хозяина, да так, что ни Черному Столбу со своей Осью, ни Черному Солнцу со своим восходом никогда и не снилось.

- Гурт, не отставай. окликнул своего пса Никодим.

Окликнув собаку, форстмейстер как бы невзначай обернулся, вроде бы проверить, не отстал ли мохнатый товарищ, но не на пса он смотрел: странных остроухих лучниц, развлекавшиеся у старого ясеням тем, что сбивали стрелы друг друга в полёте, ему заметить не удалось, но проверять верность наблюдения и переходить на бег, Никодим не собирался, скорее, пытался успокоить сам себя, тем, что остроухие не так хороши, как ему показалось.

Эльфийки, чьими жизнями Корни Льюсальвхейма расплатились с Тринитасом, действительно были не так хороши, как показалось форстмейстеру. Дюжина из Льюсальвхейма, прозываемая в Караване Гадюками, была куда лучше, чем это мог представить Никодим, недавно перешагнувший из третьего десятка лет в четвёртый. Дюжина дочерей самых древних ветвей перворождённых, в которых гордыня множится на презрение к низшим расам. Продукт многотысячелетней селекции, конечным итогом которой должен был стать Бог Сотворённый.

И пусть остроухие называют его Семенем, рассказывая бредни о том, что смысл существования Мира, как раз и заключается в рождении Семени, которое сможет отправиться в Пустоту, дабы зародить там новый Мир, но Тринитас, который никогда не звал Сам Себя Тринитасом, ни любым из иных имён, которым Его называли, но откликавшийся на любое, Тринитас знал, что это будет Бог Сотворённый. Такой же, как и тот, которым был Он почти полторы тысячи лет назад, а может быть другой

Тринитаса не волновали детали Он слишком давно убедил Себя в том, что любой бог должен быть убит.

Не смотря на формулировку, Тринитас не считал убийство Своим долгом. Убийство для Него было естественным процессом, следствием самого существования бога. И как камень подброшенный воздух рано или поздно должен упасть, так и бог рано или поздно должен быть убит.

Не считал Тринитас убийство и Своей работой, как не считает человек работой дыхание или переваривание пищи.

Работой же своей Тринитас считал заботу о Караване, работой, которой оставалось совсем немного до того, чтобы стать долгом. Она как раз-то и привела Его на Гул-Вейт, к бастиону Имо-су, точнее к тому, что скрывалось за его стенами.

- Знаешь, тот ветеран мог и ошибаться по поводу бастиона. вкладывая в рот Тринитасу истекающий соком ломтик манотворящей железы дракона, мягко мурлыкнула Анатиэль.

- А мог и просто врать. вторит матери Лютиэль и спешит слизнуть с груди Тринитаса несколько капель жира, которым предусмотрительная Анатиэль позволила упасть.

- Высеку ведь обоих, как и обещал.

- Розгами из терновника, вымоченными в святой воде? просияла младшая из суккубар.

- Гадюки далеко, не услышат уже нас. вкладывает второй ломтик в рот Тринитасу Анатиэль. Но высечь всё же высеки и сладкого лиши на пару декад или лучше на пять.

Лютиэль хотела возмутиться, не поводу розг, по поводу сладкого, и надуть губки, а то и возразить что-нибудь в духе если маме так нравится сидеть на диете, так пусть и сидит за них обоих, а она отказывать себе в сладком не собирается, но, поймав взгляд Тринитаса, передумала.

Орн. Год 1307 после Падения Небес.

Хозяин Дорог прозывали Его грязные, приписывая многое из того, что было сотворено мной, а потом безжалостно переврано в тавернах и трактирах. Сын звали Его люди начала-и-конца, поверившие в Его же ложь.

Человек со множеством имён, позволявший называть себя любым, но не называвший себя ни одним.

Скалой возвышается Сын над глупой суккубарой, позарившейся на вороных жеребцов. Приговором звякает ещё один клинок, падающий из разжавшейся ладони Его, присоединяясь к дюжине уже валяющихся у ног Хозяина Дорог. Приговором храпят жеребцы, которым сил не хватает не то что тащить окованную железом карету, стоять сил нет у них.

Безмолвной, безликой тенью стоит за спиной Его сама Смерть, больше десяти веков назад отказавшаяся исполнить свой долг.

- Не знаю, веришь ли ты в богов - едва слышно заговорил Хозяин Дорог, обращаясь к юной суккубаре, - не знаю, услышат ли они тебя, но ты молись. Молись. Мы должны успеть в срок. Молись.

- Коней бросаем за ними потом отряд пришлю в худшем случае похоронят. Добрые кони нечего оставлять их останки непогребёнными. чётко и громко скомандовал Он же, но уже обращаясь к Тихоне. А эту берём с собой, поедет с тобой, на козлах.

Уводит неспособную на сопротивление Анатиэль Тихоня. Скидывает на груду оружия свой плащ Хозяин Дорог. За плащом следуют рубаха, штаны и сапоги: Он прекрасно понимает, что одежда будет только мешать Ему.

Вдох и выход.

Кажется, что Он прибавляет в росте, а плечи и без того широкие становятся ещё шире. Рельефные холмы мышц обращаются в вздыбленные скалы.

Вдох и выдох.

Он не был так серьёзен, даже когда тысячу лет назад убивал Мудреца, обращая родной мир орков в смертельную мешанину прорывов Пустоты.

Облачённые лишь в Свою мощь, Человек выходит из амбара.

Чтобы не взвыть от ужаса перед своей участью, вгрызается в собственную ладонь Анатиэль.

Грязь хлюпает под босыми ногами Его, а гнилая дерюга над головой, по какому-то недоразумению именуемая небом, грозит в любое время прорваться и обратить ту грязь в совершенно непроходимую жижу.

С упряжкой долгой возни не было: несколько взмахов клинка, столько же узлов и хомут лёг на плечи того, кто не считал ни долгом, ни работой убийство Богов, но убивавших их так сосредоточенно и последовательно, что, казалось, это не может быть ничем иным, как долгом или работой.

- Мы должны быть на месте до заката, и мы будем. то были последние слова сказанные Им в тот день.

Дальше были почти дюжина километров по дороге, почти забывшей поступь путника, стук колёс карет и телег.

Дальше были упрямый рык и шаги, тяжелые, неумолимые, которые, приходя во сне, ещё много лет будут заставлять юную суккубару мочить постель.

Дальше была улыбка самой Смерти улыбка той, что когда-то у костра Он прозвал Молчуньей, улыбка над окровавленный телом Его, почти беспамятным, но всё ещё пытающимся тащить карету, не ради себя, ради тех, кто доверил Ему свои жизни.

Гул-Вейт. Окрестности бастиона Имо-су. Год 1478 после Падения Небес.

Гадюки следовали за форстмейстером и его псом безмолвно, как и подобает гадюкам.

- Ветеран не ошибался и не врал. улыбнулся Тринитас, оглядывая принесённые розги. Такие, как он, редко ошибаются и никогда не врут. Умирать, умирают, но не врут. Я убивал таких, как он, я знаю.

О том, что в Льюсальвхейме Он узнал расположение всех Почек и Побегов Мирового Древа, Тринитас умолчал, считая это деталью, недостойной упоминания.

- По две дюжины каждой? с надеждой заглянула в глаза Тринитасу Лютиэль, прекрасно помнившая, что две дюжины ударов полагались ей с матерью, на двоих.

- Едва прикрытая наглость с налётом легкомысленной забывчивости слишком вульгарно и прямолинейно. в голосе Анатиэль звучали нотки недовольства своей дочерью, фальшивого. Разве этому я тебя учила?

Давняя игра в нерадивую дочь и всезнающую мать, готова была набрать обороты, но Тринитас, на груди которого лежала Лютиэль, пропал.

Только был здесь, а теперь уже стоит в шагах пяти, с розгой в руке.

- Манотворящая железа у тебя, Анатиэль, вышла просто выше любых похвал боюсь, если вы, как и планировали, уроните блюдо с ней, Я буду расстроен несколько больше, чем вы рассчитывали. сообщил Он.

Голос Его был всё также мягок, а улыбка всё также лучезарна, но сама мысль ослушаться Тринитасу в тот момент показалась суккубарам самоубийственной.

Молодая же воспитанница, принёсшая ведро с розгами, замерла мраморным изваянием стальные цепи страха сковали все её члены.

- Тебя, Лютиэль, Я буду сечь, пока ты не взмолишь о пощаде, - пообещал Тринитас, - а потом буду сечь, пока Мне не надоест. Вечером, а пока сбегай-ка Мне за рубашкой, на твой выбор.

Лютиэль сорвалась с места, будто обратившись в ветер. Анатиэль только осуждающе и вздохнула, посмотрев в след дочери: ни бёдрами не вильнула, ни спинку не прогнула, как положено, дав насладиться видом полной груди, даже на взгляд с лёгким разочарованием и укоризной ума не хватило.

- Позор, а не суккуб.

- Позор - Тринитас попробовал на вкус слово, чуждое самой Его природе, - глупости говоришь Анатиэль. Глупости. Твоя мать спасла тогда тебя спасла от Меня

- Я о себе, Тринитас, о себе

- А Мне, думала, легко с вами всеми, с Караваном? хмыкнул Тринитас. Одни боятся Меня почём зря, другие молятся на Меня, что ещё глупее, чем бояться, а кто-то и убить хочет, как теже Гадюки дуры они, конечно, заносчивые, самовлюблённые дуры, но не убивать же их за это попробую ещё они поймут должны понять

Лет двести назад, как и тысячу лет назад Тринитас учил бы перворождённых совсем иным способом, чем выбранный ныне. Вначале бы поучил, а после выбрал самые сочные куски и приготовил Себе на костре эльфятину.

Молодая эльфятина, на вкус Тринитаса, и в сыром виде была более чем съедобна, но всё же с некоторых пор мясо Он предпочитал в приготовленном виде. А ещё Он предпочитал не возвращаться во времена, которые были до того, как Он впервые позволил назвать Себя Сыном.

Орн. Год 1237 после Падения Небес.

Спят ли Боги Сотворённые?

Способны ли они пусть на краткое мгновение, но перестать быть, ощущать самих себя? Перестать выступать и наблюдателем, и наблюдаемым явлением одновременно? Отдать всю безграничность своего существа в руки кому-то, кто будет наблюдателем? Сможет ли этот кто-то вместить в себя Бога Сотворённого? Не станет ли новым богом тот наблюдатель?

Теперь я знаю ответы на эти и многие другие вопросы, вытекающие из них.

Бог Сотворённый не может позволить себе такое явление, как сон. Сама природа его отрицает сон. В тот самый момент, когда Бог Сотворённый перестанет быть наблюдателем самого себя, он перестанет быть Сотворённым, отдавшись во власть наблюдателей, став просто богом. Таким образом, смерть Бога Сотворённого это рождение бога, но в свою очередь рождение бога это не всегда следствие смерти Бога Сотворённого.

Бог Сотворённый если обратиться к упрощённой теории Пустоты это участок Пустоты, осознавший своё существование, ограничивший сам себя как чисто физически, обзаведясь телом, так и во времени, став существовать преимущественно в конкретный момент времени, но при этом всём не утративший своей связи с Пустотой. Отсюда и термин Бог Сотворённый, в том смысле, что сотворённый самим собой.

Конечно, не стоит забывать и о том, что Небесному Воинству, основываясь на ошибочных выводах, удалось получить натурального Бога Сотворённого, но данный факт я склонен считать скорее случайностью, чем закономерным результатом многотысячелетней деятельности пернатой братии.

Так вот возвращаясь к различиям Бога Сотворённого и бога, стоит отметить, что бога можно убить.

Бог конечен, как конечен его наблюдатель. По сути, все параметры бога конечны и ограничены наблюдателем, и даже если богу каким-то образом удастся перешагнуть через установленные первоначально ограничения, это мало что поменяет, ведь бог окажется скован новыми. И пусть он раньше мог лишь горы двигать, а теперь может щелчком пальцев тушить солнца в принципиальном смысле ничего не изменилось, бог так и остался заложником конечных величин, которые, казалось бы, можно повышать до бесконечности, но это иллюзия, ведь в конкретный момент сила Бога будет иметь конкретное определённое, конечное, значение, что в свою очередь значит, что может найтись сила превосходящая имеющуюся.

Таким образом, мы приходим к тому, о чём я говорил ранее, - с богом, раз он конечен, можно сражаться, и что более важно бога можно убить.

Бог Сотворённый же, являясь наблюдателем самого себя, является также и Пустотой, в связи с чем сражение с ним теряет какой-либо смысл, ведь тут даже дело не в том, что с Богом Сотворённом нельзя взаимодействовать больше, чем тот того пожелает, а желания взаимодействовать у него с кем-то обычно, куда меньше, чем желания у обычного, психически стабильного человека дрессировать пыль. Дело тут в том, что Пустоту, которой и является Бог Сотворённый, невозможно уничтожить.

Оговоримся, невозможно уничтожить извне, но сам Бог Сотворённый вполне может изменить свои собственные свойства. Результатом может быть появление бога, растворение Бога Сотворённого в Пустоте или много что ещё, чего в рамках упрощённой теории мне бы не хотелось касаться, хотя бы потому, что данная область и в полной теории Пустоты зияет дырами, за которые мне стыдно.

А вот за что мне не стыдно, так за найденное решение по изменению извне свойств Бога Сотворённого. И пусть это всего лишь частное решение для ничтожно краткого периода сразу после появления Бога Сотворённого и до осознания им разницы между внутренней реальностью и той реальностью, что его окружает пусть даже будь это лишь случайностью, досадным недоразумением ничто не способно отменить того, что я убил Бога Сотворённого но сейчас не об этом, сейчас же поговорим о Сыне.

Он проснулся, но так и не открыл глаз.

Сомнений в том, что карета вовремя была доставлена в крепость, не было, но чувство тревоги, которое Сын не мог решиться переплавить либо во всепожирающую ненависть, либо же в холодное безразличие, чувство тревоги скреблось в закоулках Его разума.

- Что если ведьма не сдержала слово, и те, кто был Караваном, мертвы?

- Что если кто-то все же умер, даже не смотря на то, что ведьма дала противоядие?

- Что если кто-то умер из-за того, что Он не смог тащить карету также быстро, как это могли сделать кони?

- Что если перворождённые, уничтоженные Им на подходе к крепости, что-то сотворили с Караваном?

- Что если кто-то иной напал на беззащитный Караван?

- Что если ведьма продолжит шантажировать Его Караваном?

- Что если кто-то другой вздумает поступить также, как поступила эта треклятая ведьма?

- Что если Он стал слабее?

- Что если появится кто-то, кто не хитростью, а силой попробует забрать Его Караван?

- Что будет с Караваном, когда не станет Его?

Вопросы без ответов, они жгли Его изнутри, причиняя боль.

А ведь Сын почти забыл, что такое боль: слишком мало было тех, кто способен был дать Ему это чувство.

Слишком мало исчезающе мало их было когда-то Сын даже думал, что их вообще нет, но козопас, простой козопас с изуродованным лицом, чьего имени Он так и не удосужился узнать, напомнил Ему, что те, кто способны бросить вызов богу, ещё есть.

То, что Он бог, Сын знал уже больше двух сотен лет, с того момента, как повстречался с Безымянкой, но знание это мало что меняло, хотя, казалось бы, должно было изменить всё.

Такое бывает.

А ещё бывает, что нечто незначительное, мелочь, меняет, если не всё, то многое.

Едва различимое сопение совсем рядом.

Сын слышал его много тысяч раз.

Это спала рядом со своим богом Милитэль, далёкий потомок туринки Милитэль, одной из тех, кто покинул Орн и последовал за Сыном. Дыхание и сердцебиение ее были столь безмятежны, что стало Хозяину Дорог понятно: Караван невредим, и Он сделает всё для того, чтобы так было всегда.

Всегда это куда больший срок, чем может себе позволить бог.

Всегда это вызов, стоящий куда выше убийства Бога Сотворённого, которым Он был когда-то.

Всегда не было в Лоскутном Мире того, кто мог бы себе этого позволить, и Он решил заполучить это.

- Радуйся. улыбнулся Сын и поцеловал Милитэль в губы.

Поцелуй длился и длился, грозя перерасти в нечто большее, но Он уже научился сдерживать Себя:

- Веди сюда ведьму.

О том, что ведьма могла сбежать, Он и не думал: карету ей не утащить, а без кареты её содержимое с места не сдвинуть.

О том, что Караван, получив противоядие, избавился от ведьмы, Он тоже не думал: наказание всегда было Его делом.

Думал Он о том, что, решив воспользоваться истинными людьми, упустил из виду другие расы не упустил, посчитал несущественными, как считает путник несущественным небольшой камешек в своём сапоге. Час считает, два считает, а потом останавливается, снимает обувь и вытряхивает тот камешек.

Когда хотел, Сын мог видеть и знать куда больше, чем мог знать и видеть даже самый внимательный и информированный Человек. Сейчас был именно тот исчезающе редкий случай.

Перворождённые их Он покарает первыми, сказав перед тем, как обнажить клинок:

- Рождённые первыми, обычно, и умирают первыми. Таков закон Лоскутного Мира. Пора бы и вам его наконец усвоить.

Стоящий-справа-от-трона, убивший собственного отца, чтобы освободить трон, не для себя, для Тёмного Повелителя, получил своё место напротив эльфов, затем свои места в плане получили и другие обладатели наследия Мудреца, последователи богов Древних, доДревних, Начал.

Что же до моего места в плане том не нашлось мне места ведь тем Богом Сотворённым, поискам которого Сын посвятил почти тысячу лет, оказался Он сам а Человек не был Ему интересен, ведь всё, что знал я, знал и Он, впитав те знания с моей кровью, оказавшись отравлен этими знаниями на столько, что многие века мнил Себя мной

- За предательство закона гостеприимства тебя ждёт смерть. - объявил вошедшей ведьме Сын.

Он так и лежал, как недавно проснулся, нагой на простынях тончайшего шёлка в центре шатра.

- А за идею, которая родилась благодаря твоим действиям, Я дарую тебе право на просьбу. Любую. Проси же, - Я дам тебе то, чего ты пожелаешь.

Вошедшая женщина, сама попросившая называть её ведьмой-с-болот или просто ведьмой, была не так стара, как пыталась казаться. На вид, за сорок, сильно за сорок, но разве это возраст для той, кто осмелилась ставить условия Ему?

- Убей Юлисина ту тварь, что Ты спас от Инквизиции. был её ответ.

Без размышлений, без сожалений.

Ответ Ему понравился.

Просьба достойная Его, достойная бога.

Не жизнь для себя, жалкая, глупейшая из возможных просьб к существу, сила которого почти безгранична.

Убийство того, кого по убеждению, основанном на тщательных расчетах, правящей верхушки Льюсальвхейма, Корней, невозможно убить это просьба достойная Его.

Гул-Вейт. Окрестности бастиона Имо-су. Год 1478 после Падения Небес.

Едва стоящую на ногах воспитанницу, что принесла ведро с розгами, увела Анатиэль: сегодня ночью будут наказаны не только две слишком наглых суккубары, но и глупышка, которая уже научилась бояться бога, но ещё не научилась любить.

Просто любить.

Лежит на траве блюдо, на котором истекают жиром куски манотворящей железы. Баснословно дорогой и редкий ингредиент на сокровище гномьей работы.

Розга всё ещё в руках у Тринитаса, и расставаться с ней Он не намерен, ведь сюда её принесли не для порки суккубар, как остальные, для боя принесли её сюда.

Не один из клинков, которые мог достать в любой момент, Тринитас не подходил для боя с тем, кто обитал в бастионе.

Для убийства подходил. Для боя нет.

Бой, а не убийство Тринитас учился этому сложному и, как казалось ранее, ненужному делу.

Розга в руке Его и сорочка с жилеткой в руках Лютиэль, что стоит рядом.

Жилетку Тринитас не просил, но она была.

Он убивал и за меньшее.

Давно, в те времена, в которые Он старался не возвращаться.

- Порадовала. похвалил суккубару Тринитас и, вложив ей в рот розгу, принял сорочку.

Невесомой паутиной ткань обняла торс Его, заструилась по рукам Его.

Работа фей, за которую многие правители бы без лишних раздумий отдали годичный бюджет своих земель, да только феи кому попало сорочки, берегущие от заклинаний, стрел, клинков и даже пуль лучше любой брони и амулетов, не шили кому попало. Для богов шили их эти хрупкие создания, которые стояли на грани истребления и без вмешательства Командующего с его Роем, никак бы не дожили до посещения их Тринитасом.

Шили-то феи для богов, но и скромному бродяге в моём лице, забывчивостью этих самых богов и щедростью дочерей мадам Жоржет, тоже перепала одна рубаха.

Тёмно-бурая жилетка, расшитая волосами воспитанниц Каравана и окрашенная их кровью, - её далёкая предшественница впервые была поднесена Тринитасу после Его победы над Единым в Красном мире.

Все-для-Одного - так называются подобные артефакты, и мне за три тысячи лет довелось лишь четыре раза столкнуться с их добровольными вариантами: один раз это были слезы сестер, что достались непутёвому защитники крепости, которую проще было бросить, чем продолжать оборонять, два раза артефакт вручали матери своим сыновьям, и один раз это была чаровница, которая отпуская своего возлюбленного в дальние края, желала возвращения его живым больше, чем жизни себе. Четыре раза за три тысячи лет, Караван же каждый год на церемонии пострижения в воспитанницы подносили Тринитасу новый артефакт.

Когда я впервые узнал об этом, я пошутил глупо и пошло, ещё не зная, что Он сотворил для своего Каравана артефакт, не позволяющий никому из Его воспитанниц умереть, пока Он жив.

Один-для-Всех - Тринитас сотворит данный артефакт только через тысячу лет, а сейчас Он целует Лютиэль в губы, раскрасневшиеся и пылающие огнём от того, что прикоснулись к вымоченной в святой воде розге.

Орн. Год 1237 после Падения Небес.

Сын стоял у кареты, и впервые с момента пробуждения на том поле, что зовётся полем Последней Битвы, Он не мог найти оружие для убийства существа, заточённого в карете, ведь во всём Лоскутном Мире не было оружия для убийства бедного Юлисина: в этом Корни не ошиблись. Ошиблись они в другом: ведьма-с-болот нашла-таки способ избавить последнего из своих рыцарей от страданий, на которые он, ради спасения своей царицы, сам себя обрёк. Ведьма-с-болот нашла Сына, чьи уста не вкушали никогда горечь поражений.

Не новое Семя, но Почка древа Иггдрасиль, давшая через смертную плоть рыцаря начало Побегу, больному, искажённому противоречием между желаниями Юлисина сотворить для его Царицы новый мир, в котором та забудет нужду и тревогу, и естественным стремлением Мирового Древа воспроизводить самого себя.

Бог мира перворождённых, встреченный Сыном в Лоскутном Мире Бог Сотворённый, через Побеги, Почки свои пробует почву чуждого ему Мира, привыкая, приспосабливаясь.

И настоящее бессильно отступает перед могуществом Бога Сотворённого, под чьей раскидистой кроной эльфы жили задолго до того, как Истинный сотворил первых ангелов своих.

Настоящее бессильно перед древом Иггдрасиль, растущим во все времена и пространства одновременно.

Будущее стыдливо разводит руками, оскорбляя обратившего на него взор Сына картинами Мира, живущего под сенью Мирового Древа.

Но есть ещё и прошлое, которому был Он полноправным хозяином.

Сын возвращается в момент гибели Своей на поле Последней Битвы, где под ударом печати Семипечатника оказался и я, и Он где Он почти стал мной, а я так и остался никем

И вот уже не Сын стоит во дворе, у кареты.

Бог стоит там.

Пока ещё просто бог, но совсем скоро там будет стоять Бог Сотворённый, власти которого хватит на то, чтобы стереть существование Иггдрасиля и всех Побегов его, и чтобы исправить этот Мир, дать ему заслуженную завершённость, исполнив мечту архангела Михаила и всех пернатых, пошедших за ним.

Один шаг остался до черты, из-за которой не будет возврата, ведь вновь станет Он тем, кем был до того, как, получив от меня в дар Смерть, умер в первый раз.

Сын замер.

Нет для него возврата за ту черту крепко держит Молчунья Его, не даёт забыть Себя, обратившись в бездушного бога, бога для самого себя, бога в самом себе.

Но Сын всегда делает то, что должно, и вот из крови моей, из памяти извлекает Он единственное, что я смог противопоставить Богу Сотворённому, мою упрощённую теорию Пустоты, и Побег, перепутав время и место, оказывается в Пустоте. Не той домашней и уютной Пустоте, что плещется в Межреальности, а настоящей, первородной, что начинается во Фронтире.

Жадно всасывает Пустота память Побега, а через него и самого Мирового Древа, вновь делая его частью своей.

Длится это ту малую часть времени, которой, возможно, и нет вовсе.

Длится это вечность.

Взмах клинка проводит черту, разделяя время на до и после.

Взмах клинка в руке Сына, отсекает от Древа Побеги.

Все, что есть.

Не убивая части целого, переставшие быть частью, позволяя им стать новым целым.

Бесконечность Бога Сотворённого осталась таковой, даже утратив все выпущенные Побеги и ещё не проросшие Почки, рухнув, после соприкосновения с Пустотой, в саму себя.

Иггдрасиль стал и нем, и глух, ознаменовав тем самым начало второго, последнего, падения расы перворождённых, окончившегося тем, что во многих областях Лоскутного Мира, говоря об эльфах, говорящие, скорее всего, будут иметь в виду либо рабов и парий, либо мелких преступников.

Юлисин, избавленный от гнёта Мирового Древа, выполнил свой долг до конца, создав то, что назовут Чёрнозмейными Болотами.

Сотворил он твердыню, оберегавшую Царицу до того момента, как мной обращена была она в Большую Мать, лучшего из богов, которого тогда я мог вообразить.

Гул-Вейт. Окрестности бастиона Имо-су. Год 1478 после Падения Небес.

Благоговея, трава стелется под ноги Его, а ветер подносит охапками ароматы цветов, сплетая из них замысловатые букеты.

Поступки, чья логика не ясна.

Действия, которые ничем иным, кроме капризов Его нельзя объяснить.

Настоящее глупое, слепое, мимолётное

Настоящее слишком ненадёжный спутник для Него, поэтому Он и отбросил его тогда, на Орне

Настоящее куда ему разглядеть в простом псе того, кто, защищая тело уже умершего хозяина, отведает кровь Тринитаса, чтобы его потомок через семьсот девять лет, получив кровь Семипечатника, обратился в того, кого назовут Фенриром.

Настоящему невдомёк, что у убитого дракона, чьей манотворящей железой только что наслаждался Тринитас, был сын.

Настоящее не способно разглядеть, как через почти четыре сотни лет к искалеченным Самим Тринитасом Гадюкам выходит Бродяга и не позволяет им умереть попадая в плен к эльфам, даёт он возможность изуродованной, осквернённой Дюжине вернуться в Льюсальвхейм, выполнить свой долг по рождению Семени, чтобы потом те, понимая, кто на самом деле их спас, организовали побег его из плена

Настоящее если хочешь кого-то спасти, обычно, кем-то нужно и жертвовать

Тринитас принёс в жертву настоящее, а вместе с ним и Себя

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Вначале проспект Добронравов, в конце Кривой переулок. 3002 год после Падения Небес.

Это был самый обычный день в самом обычном Городе.

В Городе, без названия, хотя название когда-то было и не одно.

Не у Города, конечно, а у мест, ставших им.

Обычный день неумолимо становился обычным вечером, а там и вечер станет ночью.

Но до ночи ещё было время. Достаточно времени.

Самый обычный Город. С асфальтированными дорогами и мусорными баками, расположенными непростительно далеко друг от друга. С автомобилями, приводимыми в движение двигателями внутреннего сгорания. С газом и водой, текущим по трубам из метала и пластика, электричеством, бегущим по проводам.

Самый обычный Город. С дорогами, вымощенными брусчаткой и сточными канавами по сторонам от них. С повозками, которые тащили вперёд лошади, быки, огры и много ещё кто из тех, кто передвигается на двух, четырех или более ногах. С магией, дающей куда больше, чем могут дать газ, вода или электричество, кажущееся многим всемогущим и универсальным.

Самый обычный Город населяло множество различных видов и рас, представителей которых можно было встретить в разных уголках Лоскутного Мира, а также уникальных, являющихся частью городской экосистемы, гибридов разных поколений и обычных модификантов.

По улице самого обычного Города шёл самый обычный человек.

У самого обычного человека было множество имён.

Сейчас он разрешал себя звать Ветус Амикус.

Самый обычный человек шёл по Орочьим Болотам не обращая внимания на вонь и грязь, хлюпающую под ногами. Грязь и вонь - визитные карточки этого района, как и чудовищно высокий уровень преступности, обусловленный во многом тем, что штат Надзирающих района редко бывал укомплектован больше чем на половину. Но раз подобное состояние дел устраивало Администрацию, то это устраивало и человека, спокойно бредущего к себе домой.

Совсем спокойно сегодня не получалось.

Шайка гоблинов второй квартал, плохо скрывая свои намерения, следовала за человеком, ожидая лишь одного - чтобы тот свернул куда-нибудь с проспекта Добронравов, по которому нет, нет да и проходили патрули Надзирающих.

Если бы главарю гоблинов Транчу, не успевшему прокурить гнилушкой последние мозги, сообщили, что человек тоже не желает, чтобы ему помешали Надзирающие, то он бы скорее всего вспомнил странные истории о том, как была вырезана вся верхушка группировки Улыбца Гонти - огра, державшего совсем недавно в своих руках весь строительный бизнес Орочьих Болот. Вспомнил бы он и о товарищах по опасному ремеслу, промышлявших в округе, а теперь же ставших пищей для червей и прочих тосийский тварей, обитателей Канализации.

К несчастью для Транча и его шайки, рядом не оказалось никого, кто мог бы им сообщить это.

- Эй, Гражданин, не подкинешь годик-другой? - заступив дорогу человеку, скорее потребовал, чем попросил, Транч.

Кривые пальцы его при этом поглаживали рукоять самопального огнестрела. Оружия грозного на весьма скромном расстоянии, да и то в том случае, если оно не давало осечку, а осечку подобные кустарные образцы давали в трёх случаях из десяти, и это в лучшем случае.

Почти дюжина подчинённых Транча, помахивая клинками разной степени убогости, плотным кольцом окружила человека, давая понять, что ему лучше сразу согласиться на столь щедрое предложение со стороны их главаря.

Откуда в руке у человека появился тесак, никто из гоблинов не успел понять, а потом понимать было уже поздно: нужно было спасаться, так как Транч, разрубленный на две неравных половины, валится в грязь, как валятся туда же ещё трое гоблинов, задетых тем же ударом. Отлетают в сторону две головы, срубленные саксом, которого мгновение назад не было в левой руке человека, метательные ножи собирают свою часть кровавой дани, пробивают тела лишённые всякой брони чуть ли не насквозь.

Раненных человек добивал копьём, пронзая сердце и для верности проворачивая оружие в ране.

Свидетелей, окажись рядом таковые, ждала та же судьба, что и гоблинов.

К счастью, для свидетелей, их рядом не оказалось.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Фонарь Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.

Фонарь Мертвеца являл собой тот редкий для Города в общем и для Орочьих Болот в частности тип заведений, который принципиально не прибегал к использованию Рабов в работе, а также не рассматривал ни один из разумных видов в качестве ингредиентов своих блюд, отдавая предпочтение старым-добрым курам, свиньям, рыбам и не менее старым, но уж точно не добрым неразумным формам драконидов. Следствием чего являлись, во-первых, цены, соперничающие со своими товарками из престижных районов, вроде Эльфийких Холмов и Чарующего Леса, а во-вторых, отсутствие в меню блюд, для многих являющихся визитной карточкой кухни Города.

Стоит отметить, что если вышеперечисленные особенности Фонаря и имели отношение к самой сути заведения, то это отношение было не больше, чем у изящной вязи на клинке к работе, тем клинком выполняемой. Украшение, призванное радовать глаз своего хозяина, не больше. По крайней мере, в этом был уверен всякий гость Фонаря, взглянувший в дополнительное меню, подаваемое любому, кто его запросит.

Алая Ильменсен, с аппетитом поглощавший жаренную с помидорами рублённую куриную грудку, к которой подали чесночные гренки и запечённый в углях картофель, за всю свою длинную жизнь в Городе не единожды делал заказ услуг из дополнительного меню. И пусть стоило это каждый раз баснословно дорого, оно того стоило, ведь траты эти всегда оборачивались для Алая прибылью, которая не всегда выражалась во времени, что прибавлялась к счёту гоблина.

Во многом именно благодаря сотрудничеству с Фонарём, Ильменсен превратился из наёмника с именем широко известным в определённых кругах в главу частной сыскной конторы, в которую обращались не только Граждане, но и Администрация, а также те, кто прозывался Сумеречниками. С Сумеречниками Алая работать не любил, с Администрацией тоже, но платили и те и другие столько, что отказывать им было глупостью.

Глупость один из тех немногих грехов, который глава частной сыскной конторы не мог себе позволить.

Глупость

Вся жизнь сплошная череда глупостей. Больших и малых. Своих и чужих. Тех, о которых ты знаешь ещё до того, как сделаешь, тех, о которых узнаешь, когда сделаешь, тех, о которых ты никогда не узнаешь, и тех, о которых, возможно, не только ты, а вообще никто и никогда не узнает, но от этого они не перестанут быть глупостями.

Глупость и Случайность два столпа, на которых балансирует то, что зовётся реальность.

Глупостью со стороны самого удачливого, а как следствие самого любимого лазутчика Горгонта, гоблина по прозвищу Пройдоха было идти в атаку на стены Иллариос-Дайа вместе со вчерашними собутыльниками-орками в первых рядах. Случайностью было выжить в том приступе, когда над головами начали рваться гномьи бомбы, невесть каким образом оказавшихся у остроухих обитателей крепости. Глупостью было надеяться выжить в полевом госпитале гоблину, которого взрыв лишил всех конечностей и почти выжег глаза: там хватало иных больных, которых ещё можно было попробовать вернуть в строй.

Глупость и Случайность они как бы сами по себе, но, случается, так, что обе оказываются в одно время и в одном месте, и пришивает глупому гоблину глупых орк руки и ноги, поит целебными отварами, и глупый гоблин выживает, ещё не зная, что совсем скоро Глупость станет для него одним из тех немногих грехов, от которых он сам себя заставит отказаться.

Глупость и Случайность

- По делу или как, мой зелёный друг? улыбка пухлого, если не сказать жирного, хозяина Фонаря, как и подобает улыбке хозяина заведения при виде гостя, сияла ничем не хуже солнца.

Улыбец Гонти, пусть лягушки вечно едят его мерзкую душонку, поговаривают сильно завидовал Хозяину. Поговаривают ещё, что именно эта и зависть стала причиной гибели Улыбца. Первое, возможно, второе, - глупых слух.

- Цены у тебя, кусают похлеще мусорных кайманов, чтобы честный гоблин мог к тебе заглянуть на простой перекус.

- Так то честный, а то ты.

Так разговаривать с Алая Ильменсенем не позволяли себе даже его старые боевые товарищи, те с кем он покинул взятый Золотой Город, те кого прозывали Мародёры Горгонта, те, с кем он пришёл в этот Город, пришёл ведомый Великим Шаманом. Самым Великим Шаманом, Величайшим, который отважился на то, о чём иные и помыслить не могли.

- Брэнди моему обвислобрюхому другу. взмахивает рукой хозяин Фонаря и садится за стол напротив гоблина, добавляя то, что и так было ясно его собеседнику. - За счёт заведения, разумеется. Всё за счёт заведения.

- Небось опять тухлятина какая из полузатопленного погребка, в котором твои мертвецы отмокают? не прекращая жевать осведомился Алая.

- Как есть тухлятина, из прогнившей бочки, что царя Мери-О-даса помнит и Старую Империю, да я ради дорого друга, пусть бородавки на носу его растут как у беспоясого сопляка, даже плюну в тот нектар, что сейчас принесут.

- Плюнь, - кивает Алая, которому всегда нравилась манера хозяина вести разговор, - как есть плюнь, а то никто уже не плюёт в пойло старому гоблину.

- Главное, чтобы хотя бы вслед плевали, а то ведь без этого жизнь не жизнь? Так ведь, мой кривозубый друг?

- Плевок вслед всяко лучше ножа в спину.

Шутка гоблина понравилась хозяину Фонаря, и он рассмеялся.

Хозяин смеялся долго, утирая слёзы, а гоблин напротив него доедал свой обед, еще не зная, что прямо сейчас его внучка Доби ввязывается в самое опасное дело за своею недолгой жизни. То дело, в котором Глупость и Случайность идут рука об руку, приглашая прогуляться вместе с ними героев, богов и прочих созданий минувших эпох, чьи руки по локоть в крови, а Смерть стоит и молча наблюдает за происходящим.

Межреальность. Город. Чарующий Лес. Дядюшкин Садик. 3002 год после Падения Небес.

Элис поглядывала на свою сестру с завистью, к которой подмешивалось сочувствие. Зависть понятно сестрёнка пропадала где-то всю ночь, вернувшись домой лишь к обеду, вымотанная и вся в ссадинах и кровоподтёках, что красноречиво говорило о том, что эту ночь Мэлис провела не в соборе Однокрылого Херувима, моля о прощении всех своих грехов. Сочувствие же причиной ему были не травмы, которые были уже обработаны тем, кто их и нанёс.

Сёстры сидели рядом, вдыхая резкий и мало кому приятный аромат орочьих мазей, а между ними лежал небольшая фляжка из бычьей кожи с настойкой, единственным приятным компонентом которого был спирт, все остальное же могло вызвать приступ рвоты даже у трупоедов, обитающих на неосвящённых кладбищах.

Они вдыхали прошлое. Прошлое пахло орком. Прошлое и было орком. Огромным, молчаливым орком, отряд которого вырезал и без лишних церемоний съел всех, кто был близок им двоим. О том, что было до того, сёстры заставили себя забыть, о том, что было потом, сёстры дали себе обещание помнить каждое отведённое им мгновение жизни.

И они помнили.

Две помнили одно.

Две помнили одного.

- Учитель сейчас даже без Рабов. Продал последнего. Говорил, заключил отличную сделку и скоро ему привезут другого. это было первое что сказала Мэвис с момента своего возвращения домой. Врёт.

- Врёт. кивает сестра.

И опять тишина.

Нельзя им было тогда уходить. Нельзя. Нельзя было оставлять Учителя в живых. Никак нельзя.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Кривой переулок. 3002 год после Падения Небес.

Младший следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями Доби Ильменсен не без оснований полагала себя если не самым удачным, так уж вне всяких сомнений одним из самых удачных капиталовложений своего деда, что накладывало свой отпечаток на всё её существо.

Неоднократный призёр соревнований по положенному Уставом самбо, а также по орочьей смятке, для обучения которой дед отрыл на какой-то стройке орка по имени Ардонт. Трёхкратный обладатель Золотой Шпаги, а также чемпион одного сезона Болотных Боёв, к которым Доби готовил всё тот же орк, что и учил смятке. Выпускник Схолы Империум с недосягаемыми для остальных гибридов 978 баллами в аттестате, ставших причиной тайного расследования особой комиссии Ночной Администрации.

Доби Ильменсен тратила каждую декаду на декокты и эликсиры, заменявшие ей, как и любому другому гибриду с демоном, пищу больше времени, чем зарабатывало большинство Граждан за несколько десятилетий каждодневного упорного труда. Стоимость же татуировок, удерживающих тело гибрида от распада, была столь велика, что нередко находились безумцы, готовые рискнуть своей жизнью ради обладания ими.

Узнав, какая сумма уходила на оплату номера в Фонаре, даже коллеги по работе присвистывали. Просто они не знали, что тот номер - необходимое условие жизни Доби, одно из многих, как теже декокты, эликсиры и татуировки.

- Девятисотая?! Что б мне провалиться! - Зинко до того вертевший в руках убогий клинок, стоило ему заметить Доби, отбросил кусок железа к куче мусора, из которой тот и был извлёчен только что. Чемпион, какими судьбами в нашей-то дыре?

Человек с оркоидными модификациями и не косметическими, как это обычно бывает у представителей этого вида. Имплантированы железы внутренней секреции, о чём напрямую свидетельствуют запах пота, дыхание же говорит об отсутствие лёгкого, которое было удалено для обеспечения необходимого места для нового сердца. тут же про себя отметила Доби, отметив также и то, что присутствие данного модификанта по какой-то неясной причине вызывает у неё беспокойство.

- Дело. остановившись в десятке шагов от незнакомца, ответила младший следователь.

Доби морщилась против воли. В голове у неё звучал донельзя противный голос. Голос ей деда. Глупость и Случайность. говорил он.

- Дело это хорошо, госпожа младший следователь. Это очень хорошо, что дело. радость странного модификанта была напускной, но он этого и не скрывал.

Лицензия Гражданина свежая, видимо, обновлялась пару-тройку часов назад. Прописка также в наличии. Глупость, конечно. про себя констатировала Доби, но запрос в Администрацию по номеру лицензии всё же отправила.

Ответ на запрос, пришедший спустя секунду-другую, как и ожидалось, не содержал ничего интересного, и ничего не изменил, разве что позволил Доби обратиться к незнакомцу по фамилии:

- Гражданин Створовски, вы хотите что-то сообщить? Если нет, то извольте не мешать.

- Брось ты это Гражданин Створовски, зови меня просто Червь. А что до сообщить да, хочу если твоё дело заведёт тебя к тому, к кому лучше бы оно тебя не заводило ты постарайся успеть сказать, что знакома со мной

- Вы не могли бы выражаться яснее, Гражданин

- Червь, просто Червь, я же просил. перебил Доби модификант. А что до ясности я просто хочу ещё когда-нибудь увидеть тебя, Чемпион, в Болотных Боях уж больно ты ловко тогда Лягуху-то свалила

- Пьяный орк входит в пещеру и поскальзывается на спящем снорке.

Название само собой сорвалось с губ девушки глубоко засела в её голове наука неразговорчивого орка.

- Хороший приём мне таким же однажды тоже шею сломали

Червь заулыбался вспоминая, как после этого его убийца Юшка, бывший тогда верным телохранителем Толстопузого Герандиса, одним быстрым движением своего отравленного клинка вспорол тому его могучее пузо. Потом была война, в горниле которой никто и не заметил пропажи придворного поэта, вызвавшего недавно гнев венценосного Герандиса, как не заметили и того, что убивший Юшку гвардеец никогда не расставался с томиком стихов того поэта.

- Боюсь вас разочаровать - начала было Доби, но вновь была прервана.

- Знаю, Девятисотая, знаю действующим сотрудникам Администрации запрещено участвовать знаю, но я не спешу может через сотню лет может через две сотни я подожду ну а пока уйду со сцены зрителям на ней не место это я давно уяснил

Попыток остановить своего случайного собеседника Доби не стала предпринимать: младший следователь и без того потратила достаточно времени на бессмысленную болтовню.

Опоздать, она, конечно, не опоздает, но сама мысль, что клиент заподозрит сотрудника Администрации в непунктуальности сама мысль казалась Доби кощунством.

Межреальность. При-Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Город виделся Милитэль паутиной, которая плелась множеством пауков.

Тёмные Боги с их Зовом уже давно обратили Канализацию в отдельный район, чьи представители крысиномордые тосийцы имеют свою долю кресел в Городском Совете. Фанатики. Опасные фанатики одинаково легко посылающие других на смерть и умирающие сами. Даже не имеет смысла запоминать имени того, с кем ты сегодня договаривался о деле, завтра, скорее все к тебе явится уже совсем другой тосиец, который может как подтвердить вчерашнюю договорённость, так и сунуть тебе в живот зазубренную заточку.

Но дела с ними всё равно ведут и не только Администрация, общающаяся с относительно вменяемыми Крысиными Королями, но и простые Граждане, среди которых подавляющее большинство составляют Сумеречники, которые по достоинстве оценили возможности, предоставляемые хозяевами лабиринтов, находящихся под Городом.

Контрабанда, похищения, незаконная торговля Рабами, перемещения, которые не отследить, возможность скрыться от Администрации и даже покинуть границы Города Сумеречники хорошо платили за это, и многое другое, за что Кодексом Города была гарантирована смерть.

Илисиан Вечный, бывший Император, оставивший сиротой свою Империю и принёсший в жертву город Чёрного Столпа вместе со всеми его обитателями ради места в Совете. Он смог обратить войну с Асгардом, начавшуюся в результате странного стечения обстоятельств почти сто лет назад, из крайне убыточного, но необходимого предприятия, в один из источников пусть небольшого, но стабильного пополнения казны Города.

Ходили слухи, что Военный департамент, возглавляемый Илисианом, утаивает большую часть добытого времени, но неоднократные проверки Налогового департамента и Счётной палаты, не подтвердили эти слухи.

Корни, предавшие своих собратьев-перворождённых, владеющие самыми престижными районами Города, казались большинству безразличными ко всему, кроме личного обогащения. Но оно на то и большинство, чтобы ошибаться.

Демоны, не Старого и не Нового Дома, а явившиеся из Пустоты по призыву Смертного Греха Обжорство и немедленно пожравшие его, ставшие им, его частью. Демоны составляют почти девяносто процентов сотрудников Ночной Администрации. Они, ведомые только им известными мотивами, обеспечивают постоянный рост территории Города и слаженное функционирование всех его институтов.

Чистые, истинные люди, представлены последователями Святых Ботульфа и Марка и фирмой Олафсон и Олафсон. Жалкая горстка, обладающая недоступными иным знаниями, зиждущимися на текстах эпохи до Падения Небес и трудах Мудреца. Замкнутая общность, в стремлениях которой переплелись и жажда прихода Истинного, и надежда на возвращения Мудреца, и много ещё чего известного и понятного только им самим.

Все они и многие другие, поменьше, плели паутины, каждый свою, и все одну, ту что создала Город и помогала ему развиваться, прирастая новыми районами и обитателями.

Милитэль, как и её заступница с той стороны Бездны, мало чем обладала, но тем, что обладала, распоряжалась умело, благодаря чему владела двумя фигурами, наличие которых вполне способно было внести серьёзные корректировки в расстановку сил.

Первая фигура Тринитас, о сокрытии последствий очередной резни устроенной которым, недавно пришло сообщение. Существо бывшее когда-то Богом Сотворённым, а теперь притворяющееся человеком. Три тысячелетия странствий не принесли ему не то что поражения, достойного соперника не смогли они ему принести.

Вторая Богоубийца, по нелепому стечению обстоятельств когда-то служивший у Милитэль при дворе и укравший её кобылиц. Да, он однажды уже отказался от сотрудничества, но он просто тогда ещё не знал, что это самое сотрудничество единственный путь, что у него остался. Нужно просто подождать, когда в паутине Города завязнет Легион, и не самый умный, но крайне старательный грум сделает всё, что от него потребует Королева-Мать.

А там а там Милитэль в раздумии побарабанила пальцами по столу паутину могут плести не только пауки

Межреальность. Город. Чарующий Лес. Дядюшкин Садик. 3002 год после Падения Небес.

- Выше голову. попыталась подбодрить сестру Элис. Ты не плакала и не просила забрать нас к себе, как это уже однажды сделала я.

- И задание выполнила. попыталась улыбнуться Мэлис.

Улыбка вышла робкая, извиняющаяся.

Задание всё из-за него.

Из-за него прошлись заглянуть в Орочьи Болота, нарушив негласную договорённость не посещать район, в котором жил учитель.

Но отказывать было нельзя. И дело тут не во времени, которое причиталось за его выполнение, а в том, что заказчиком был Ёрмунд.

Злопамятный и насквозь лживый дракон в последние годы постоянно подкидывал сёстрам да и не только им, а ещё доброй сотне специалистов в разных областях странные и никак не связанные друг с другом задания, расплачивался щедро и всегда вперёд, никогда не интересуясь, было ли выполнено задание.

Идеальный заказчик: платит, но результатами работы не интересуется. - так или примерно подумал однажды карманный воришка-эльф по кличке Кошачьи Лапки, когда получил очередной перевод и задание украсть у любого прохожего любые часы. Подумал, а потом решил, что лучше сегодня будет завалиться в бар к Толстому Лу и выпить, тем более повод имелся времени только что подкинули.

Ближе к полуночи Кошачьи Лапки ни с того ни с сего загорелся, и спустя некоторое время умер.

Воскреснув, время на счёте позволяло, эльф вознамерился зайти к Толстому Лу, узнать, что тот за бурду подаёт уважаемым гостям, что те самовозгораются, ну и, разумеется, потребовать возмещение.

Не дошёл.

Возгорелся, опять.

Умер.

Вновь воскрес время-то на счёте ему пополнил неизвестных доброхот.

Так он умирает и воскресает уже третий десяток лет, напоминая всем, кому нужно, что от заданий Ёрмурда не отказываются.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица Пушкарей. 3002 год после Падения Небес.

Сегодняшним клиентом Доби был Ветус Амикус. Человек. Модификации отсутствуют. Гибридизация не производилась. Статус Гражданина получен в 2094. Тогда же им было приобретено общежитие на улице Пушкарей, дом 134, в котором он и члены его семьи, также имеющие статус Граждан, прописаны по настоящее время.

Оплаченная услуга - розыск и спасение Гражданина, в том числе за пределами Города. Оплачено вперёд, по максимальной ставке. Плюс удвоенная премия за доставку пропавшего живым.

Дед Доби, Алая Ильменсен, называл подобные дела хлебушком или горбухой, всегда акцентируя внимание своих подчинённых на том, что о гномий хлеб-лизунец можно и зубы раскрошить, если приняться грызть его неразмоченным в горючке, у диких же племен каннибалов-тосийцев принято кормить сладкими лепёшками гостей лишь перед тем, как те сами станут едой, а кобольтские сдобные булки у неподготовленного едока ничего, кроме сильнейшего отравления тяжёлыми металлами, не вызовут.

- Младший следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями Доби Ильменсен прибыла.

Нужды том, чтобы представляться не было, ведь Домовой, ответственный за данное здание, получил всю необходимую информацию, стоило Доби прикоснуться к дверной ручке, но протокол есть протокол.

- Прошу покинуть помещение, иначе я буду вынужден применить силу.

Домовой заступил дорогу представителю Администрации при исполнении случалось это не впервые.

Это впервые случилось не с кем-то, а с Доби.

- Прошу покинуть помещение, иначе я буду вынужден применить силу. в этот раз требование Домовой подкрепил острием клинка, которое смотрело в грудь Доби.

- Я - младший следователь отдела

Атака Домового была стремительна.

На процентов семьдесят быстрее стандартных показателей Домовых этой модели, - уходя от клинка оценила Девятисотая, - прибавить к этому ещё отказ предоставления доступа в помещение сотруднику Дневной Администрации. На лицо внесение модификаций в Домового. Статья 23, пункт б, Жилищного Кодекса. Смертный приговор, с конфискацией и перевод всех лиц, умевших с приговорённым родственные, дружеские или деловые связи, до третьего колена в статус Раб. Нападение же это уже десять колен, а не три. Плюс наложение взысканий на проживавших рядом в радиусе от четырех до семи домов.

В виду отсутствия прямой угрозы жизни, Доби решила не предпринимать никаких действий в отношении Домового до прихода приговора из Администрации.

Три-пять секунд стандартное время ожидания обратилось в десять, затем в семнадцать. На двадцать первой секунде ожидания Доби, морфировав правую ладонь, выстрелила Домовому в голову.

Отправив повторный запрос, Девятисотая с удивлением обнаружила, что её полномочия в качестве младшего следователя были временно отозваны восемнадцать секунд назад в связи с проведением внутреннего расследования. Меры предосторожности, обычные меры предосторожности. сидя у себя в кабинете мурлыкнула в этот самый момент себе под нос Милитэль, наблюдая за формирующимся в реальном времени массивом данных.

Если Доби Ильменсен не повезёт, и из здания она уже никогда не выйдет, расследование, которое будет проведено по факту гибели сотрудника Администрации, установит, что та, проигнорировав отзыв своих полномочий, незаконно проникла в здание, где и была убита владельцем здания Ветусом Амикусом. О том, чтобы младший следователь после воскрешения не разорвала своими действиями только что сплетённую паутину лжи, заботиться не было нужды Тринитас всегда убивал так, что воскрешение становилось невозможным.

Если же выйдет дело, порученное Тринитасом станет последним делом Девятисотой.

Доби Ильменсен, ещё живая, но при любом раскладе уже списанная Милитэль со счетов, стояла в шаге от Ветуса Амикуса возникшего рядом мгновение назад. Владелец здания, нагой, в хлопьях пены на голове и плечах явился проверить, что же там за шум у входа.

Аромат соснового леса зимней порой с терпкими нотками дыма это было первое, что отметила Доби. Вершина Мира - дед всегда пользовался только этим сортом туалетной воды, утверждая, что выглядеть как куча навоза полбеды, беда если смердишь как та куча.

Гораздо более важные вещи Доби отметила во вторую, третью очередь и последующие очереди. Теми вещами были: подтверждение того, что перед ней несомненно Ветус Амикус, наличие гладиуса в его левой руке и превосходная физическая форма, не говорившая, кричавшая о том, что клинок тот не оказался по самую рукоять в груди Доби лишь по той причине, что этого не желал его владелец.

- Закажи нового Домового, после явишься в купальню, там и поговорим о деле. тоном существа, привыкшего, что его слова единственно возможная реальность, сообщил Ветус и пропал также внезапно, как и появился, оставив после себя на полу мокрые отпечатки стоп и капли воды.

С горячностью, свойственной молодости, иной младший следователь прибавил бы к списку преступлений Ветуса Амикуса использование запрещённой магии и, сославшись на то, что Кодекс Города, требует уничтожать существ уличённых в применении подобной магии на месте, приступил бы к выполнению своих обязанностей, проигнорировав временное отстранение от должности. У иных просто не было такого деда, как был у Доби.

- Много кто умер от того, что пытался договориться, когда надо было просто отрубить башку собеседнику, но не меньше умерло от того, что пыталось отрубить эту башку, когда надо было договариваться. звучала одна из истин, которые вылетали изо рта Алая Ильменсена, стоило достаточно долго продержать его открытым. Вся шутка в том, что до самого конца обычно не ясно: какой случай именно сейчас.

Доби решила, что второй, и лучше всё же попробовать договориться, поэтому ей был заказан Домовой той же модели, что и уничтоженный, но из новой серии. Срочная доставка. Оплата после установки. За чей счёт зависело от результатов предстоящего разговора.

- Прошу следовать за мной.

Говорившая явно только что была в той же купальне, что и владелец здания, о чём недвусмысленно говорили её влажная кожа, мокрые волосы и Вершина Мира, окутывавшая девушку своей невидимой вуалью.

Использовать Граждан, не Рабов, в качестве прислуги блажь, никчёмная трата времени и бессмысленное унижение равных равными, перед которой, считала Доби, не устоял даже дед. Раньше, когда дела Алая Ильменсена шли не так хорошо, он отважился на крайне рискованный и баснословно дорогой шаг: использовать для рекламы своей сыскной конторы Граждан, показав всем, имеющим глаза, что он может себе это позволить. Реклама возымела успех, как это не странно. Состоятельные клиенты повалили косяками. Тогда это была ширма, обманка, теперь же дед избавился почти ото всех своих Рабов, оставив лишь необходимый минимум, даже есть предпочитал только приготовленное бабушкой Джова, делая исключение лишь для кухни Фонаря, хотя, зная политику тамошнего Хозяина, можно было не сомневаться в том, все их блюда готовились Гражданами.

Дед сильно исхудал. вдруг всплыла в голове мысль.

Странная, ненужная сейчас мысль. Она заслоняла происходящая, не позволяя Доби запоминать дорогу, отвлекая от составления планов предстоящего разговора.

Одни грешили на новые предпочтения Алая Ильменсена в еде: не с его природой быть привередой. Гоблин, он ведь и поросёнка некрупного, в одну морду слопать может, а потом, хлебнув каких помоев из ближайшего отхожего места, отправиться искать пропитание, ведь желудок его будет призывно урчать, намекая на то, что неплохо было бы в него хоть что-то кинуть. Другие, не много их, правда, было, в тайне надеялись, что глава частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен подхватил какую-нибудь редкую заразу вроде утраты интереса к жизни или ещё что-нибудь в том же духе, и скоро можно будет приступить к переделу сектора рынка, в котором гоблин если и не был законодателем мод, то уж одним из крупнейших игроков он точно был.

Доби же была уверена, что причина в ней, в том, что произошло восемь лет назад, дело в шутке Улыбца Гонти деду удалось найти только её, Доби три года в статусе Раба гибридизация с демоном и слухи слухи о том, что глава частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен стоял за смертью Улыбца Гонти

Купальня началась сразу, без предупреждения. Усилившийся аромат Вершины Мира, мелодичное пение и легкий плеск воды не в счёт. Вот был коридор, а вот уже купальня.

Здесь нет дверей, только та, что была на входе. запоздало заметила Доби.

- Ты лучшая в своём деле?

Отчего-то складывалось впечатление, что этот человек, над которым висит несколько смертных приговоров, имеет право на этот вопрос, и спокойный тон хозяина, которым тот был задан, он тоже имеет право.

- Среди гибридов выпуска у меня был наивысший балл. Доби ответила так, как отвечала бы любому клиенту. Но, должна заметить, что до чистокровного демона мне далеко.

- Демоны совсем не ценят чужие жизни. Мне это не нравится. Мне также не нравится, что ты убила моего Домового, это приближает тебя к демонам, с которыми мне не хочется работать, но я принимаю это и прощаю тебя.

Угроза Доби сперва сочла сказанное угрозой, но потом откуда-то само собой пришло осознание: Он не умеет угрожать, Он просто не знает, что это такое.

Ему нет нужды кому-то угрожать все и так сделают, что Ему нужно.

Сделают или умрут.

- Твоим заданием будет розыск одной из моих воспитанниц. Яниссии.

Стоило Ему замолчать, стало понятно, что разговор на этом окончен, и в подтверждение тому девушка, что привела Доби в купальню, жестом показала следовать за ней.

Вновь был бесконечный коридор, без дверей.

Вновь Доби не обращала внимания на дорогу, только в этот раз мысли её были заняты не дедом, а попыткой разобраться, кем же на самом деле может быть это Ветус Амикус.

Теории вились вокруг, назойливо жужжали, противореча друг другу и здравому смыслу.

- Он Истинный, Сын Его и Хозяин Дорог, что ведут детей Его по Миру. Он Тринитас.

Страх хорошая штука, полезная. Обосрёшься такой со страху легче убегать будет. невпопад всплыли слова деда.

Ничего полезного в страхе Доби не видела, ведь бежать было уже слишком поздно.

Бежать нужно было ещё тогда, когда в Кривом переулке ей случайно повстречался Многоликий бог, которого внучка Алая Ильменсена не смогла разглядеть под личиной модификанта, просившего звать его Червём.

Фенсалир. Одинокая изба, затерянная среди дремучих лесов и непроходимых болот. 3002 год после Падения Небес.

Неиствующее в очаге пламя кажется желает пожрать окружающий его мир, но его едва хватает чтобы заставить отступить сырость и холод, заглядывающие в дом каждую осень и не спешащих его покинуть даже с приходом весны.

- Это было щедрое предложение, ты же понимаешь. жужжит колесо прялки.

- Это было щедрое предложение. молча кивает пряха.

Женщина на закате своих дней, знающая: закат тот не наступит никогда.

- Уж лучше так, чем бродягой без цели, пылью дорожной.

- Уж лучше так.

Подобный шкуре неведомого железного зверя висит на стене доспех.

В нём богиня Фригг выходила за сильнейшее продолжение Великого Пустого, Семипечатника, семь столетий назад, после захвата Льюсальвхейма, призвавшего именовать себя Всеотцом.

- Это не тюрьма, ты можешь уйти, когда тебе заблагорассудится.

- Это не тюрьма.

Из тюрьмы хотя бы можно сбежать.

Куда ты сбежишь от собственного бессмертия? От жизни без цели, ведь цель достигнута давно?

Межреальность. При-Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Информация о том, что младший следователь Доби Ильменсен покинула дом 139 на улице Пушкарей, поступившая от одного из Бесправных, порадовала Милитэль, ведь это означало, что не придётся прибегать к услугам хозяина Фонаря Мертвеца, у которого в дополнительном меню числились услуги следователя-демона.

Оно и хорошо, что не пришлось.

Данная услуга пропала из дополнительного меню в 2994 году, в том самом году, когда глава частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен нашёл то, что три года назад звалось его внучкой, что теперь было младшим следователем Доби Ильменсен.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. У выхода из Фонаря Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.

Чтобы разъезжать по Орочьим Болотам на автомобиле с двигателем внутреннего сгорания надо не иметь мозгов. Совсем. Об этом вам расскажет любой честный механик, если, конечно, вам, конечно, удастся найти честного механика в Болотах.

У Дымяги Тони, ожидавшего в припаркованном у входа в Фонарь автомобиле, когда его Босс закончит трапезничать, мозги имелись. Имелся у Тони и пяти зарядный револьвер. Оружие простое и надёжное, но предназначенное, как и Серебряный Призрак, за рулём которого Тони сейчас сидел, в основном для демонстрации того, что Босс Гражданин серьёзный, может себе позволить и оплату разрешения на ношение огнестрельного оружия, и эксплуатацию автомобиля, который за сто километров пути мог сжечь бензина на несколько лет.

- Казаться, порой, важнее, чем быть. говорил по этому поводу Босс, неизменно добавляя. Главное - самому не поверить в собственную же ложь.

Поэтому к пятизарядному револьверу и прилагался Дымяга Тони, в лёгких которого свили гнездо огненные осы. Мелкие негодники, вырвавшись на свободу, вполне были способны обратить в пепел всё в радиусе дюжины метров, но особая техника дыхания и сигареты с травкой снок-снок этого им не позволяли.

Поэтому Серебряный Призрак и приводился в движение за счёт банального сгорания бензина, а не при помощи магии.

Да, Босс всегда знал, что он делал и зачем он это делал. За это Дымяга и уважал Босса. И больше того уважения была только преданность Дымяги.

Уважение и преданность вот и всё, чем мог отплатить своему спасителю эльф из Ямы.

Плата устроила Босса, и безродный эльф не стал Рабом или Бесправным, как многие его собратья, а стал сотрудником частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен, не самым умным, не самым удачливым, но самым верным.

- Верность глупая девка, потому может отдаться и за доброе слово, а слова, будет вам известно, сноркова говна дешевле, ведь говно хотя бы удобрением послужить может. Поэтому мы, деловые Граждане, предпочитаем договор, где чётко прописано: что нужно сделать и сколько мы за это получим. таким был неизменный ответ Босса, стоило заказчику хотя бы вскользь коснуться темы верности.

- Врёт. уже давно понял Тони.

Понял и не спешил делиться этим знанием ни с кем.

Да и проблематично было бы делиться, когда от голосовых связок ничего почитай не осталось. Как ничего не осталось от лица, мимолётного взгляда на которое хватало, чтобы сразу понять, что Тони эльф. Теперь же признать в этом почти трёхметровом амбале с мордой свиньи перворождённого не смогла бы даже родная мать, будь та ещё жива.

- Хорошим собеседником является тот, кто умеет не говорить, а слушать. звучала одна из простых истин, которыми Босс щедро делился с окружающими.

Слушать важное качество не только для собеседника, но и для любого сотрудника сыскной конторы, для телохранителя главы этой конторы в том числе особенно для телохранителя. В двойне, в тройне особенно, если этот телохранитель работает в Городе и сопровождает своего Босса на встречу с Сумеречниками. И в сто крат особенно, если на той встрече становится ясно организованна она крысюками.

- Подкинули хлебушка, мне убогому, даже не знаю с чем тот хлебушек кушать следует, да так ещё чтобы зубы свои сохранить. сказал Босс, когда после встречи садились они в машину. Но оно, может, и ничего: если свои зубы жалко, всегда можно чужие найти.

Сказано это было достаточно громко, чтобы все, имеющие уши, поняли: в Серебряный Призрак Босс садился пусть ещё не имея чёткого плана, но уж точно обладая у себя в голове его наброском.

Дымяга же, имеющие не только уши, но и умеющий слушать, понял: сегодня Боссу подкинули именно ту горбуху, что тот ждал уже несколько декад, прошедших с разговора с косийцем, без помощи которого восемь лет назад внучку Босса вряд ли бы удалось найти.

Межреальность. Город. Канализация, нижние уровни. 3002 год после Падения Небес. За два месяца до описываемых событий.

Тоннели, камень, выстилающий которые, забыл, как выглядело солнце.

Темнота смрадная, влажная, тёплая. Ей можно захлебнуться, как водой.

Гул, который можно принять за чей-то зов, принять и обмануться.

Скрежет когтей о камень.

Гнилоглазый Рёда, опираясь на стену, на единственного своего товарища, что ещё не предал, заставляет себя делать шаг за шагом. Обретённое знание стучится в кости черепа, требуя выпустить, и удержать его ещё труднее, чем заставить себя сделать ещё шаг.

- Ложь - беззвучно шевелятся губы тосийца.

Всё оказалось ложью.

Всё.

Их обманули.

Их всех даже Крысиных Королей и их ближайших прислужников, что все эти годы лгали и вели свой народ к обрыву даже их обманули

- Не мы войдём Бездну, но она в нас. И Зов её тогда покажется жалкой шуткой. жгла, пыталась вырваться наружу мысль. РАЗЛОМ.

Перед слепыми с рождения глазами Рёда плескалась Межреальность, кипящее варево полное самыми безумными, самыми причудливыми формами демонов, делающее невозможным перемещения меж мирами. Видел тосиец и магов, чей мозг выжженный Зовом Бездны, обращался в пристанище тварей, которым ещё не было названия. Картины грядущего смешивались, наслаивались, распадались на отдельные фрагменты, и нельзя было разобрать: кто кого приносит в жертву, а кто кого поедает, насилует или убивает.

- Ничего уже не изменить. скреблась изнутри черепа подлая мыслишка.

- Ни тебе, крысюк, лезть в дела богов.

Невидимая в темноте кровь из прокушенной губы сочится по подбородку, пачкая шерсть.

Боль, что должна была, если не заставить голоса в голове замолчать, так хотя бы приглушить их, не приносит облегчения.

- Прими Зов, как приняли его твои товарищи. Прими, ещё не поздно.

- Постигни счастье вечной агонии, и чужой, и своей.

Окровавленные губы беззвучно шевелятся, не давая голосам стать чем-то большим, чем просто голосами.

Рёда всё идёт и идёт, шаг за шагом, ещё не зная, что ему удастся живым выбраться на обитаемые уровни Канализации.

Рёда всё идёт и идёт, шаг за шагом, ещё не зная, что совсем скоро Алая Ильменсен основатель и бессменный руководитель частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен получит от Сумеречников контракт на розыск его, Гнилоглазого Рёды.

Рёда всё идёт и идёт, шаг за шагом, на одном упорстве жалкого слепого крысюка, которого ещё при рождении должна была сожрать мать. Не сожрала знала, наверное, его мать, что кому-то нужно будет шагать по тоннелю, неся в себе знание.

Знала и не смогла доверить это дело никому, кроме своего Рёды.

Знала, как могло быть иначе?

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Вначале улица Пушкарей, в конце проспект Добронравов. 3002 год после Падения Небес.

Покинув живой обиталище бога, самым логичным и простым решением для Доби было: доложить начальству об обнаружении Тринитаса. Пусть там, наверху, решают, что делать дальше. Препятствовать розыску Яниссии никто точно не будет, даже, скорее всего, наоборот помогут всеми ресурсами, что есть в распоряжении Администрации, так что Доби выполнит данное ей богом поручение и быстрее, и с меньшими затратами для себя. Премия будет зачислена на счёт, а младшего следователя будет ждать следующее дело. В очереди их собралось уже шесть штук.

Осторожность же, благодаря деду, вросшая в мозг Доби, кирпичик за кирпичиком выкладывала стену, что перекрывала ей путь к простому и логичному решению.

Первым кирпичиком был отзыв полномочий. Одно дело гибель младшего следователя при исполнении. Совсем другое гибель Гражданина, уличённого в убийстве Домового. Такие дела расследуются в особом, ускоренном, порядке.

Вторым было восстановление полномочий младшего следователя сразу после того, как она покинула обиталище бога. Ошибка, пояснили ситуацию в Администрации, - отстранение было ошибкой. Бесправный, выдавший неверную информацию, скоро будет изъят и отправлен на утилизацию.

- Гупец видит палец с обкусанным ногтём, гоблину же должно смотреть туда, куда тот палец указывает: там шансов выжить больше.

И ложится третий кирпич на два предыдущих: Администрация, вполне возможно, и не в курсе того, что в Городе обитает Тринитас, но в Администрации точно есть некто, кто в курсе. Некто достаточно влиятельный, чтобы, во-первых, скрывать Тринитаса минимум лет восемь, во-вторых, способный оперативно фальсифицировать данные, поступающие от Бесправных.

Четвёртый и пятый кирпичи ложатся в первый ряд, мешая обойти стороной образующуюся стену: статистика смены Бесправных в непосредственной близости от обиталища бога свидетельствует о том, что те выходят из строя в шестьдесят три раза чаще, чем в среднем по Орочьим Болотам, а если поверх той статистики наложить информацию по случаям гибели Граждан, когда не удалось обнаружить убийцу, то рядом с третьим кирпичом ложатся его родные братья-близнецы шестой и седьмой.

- Глупость, как и сама наша жизнь, одна из тех благословенных болезней, что толкают своих больных к самому верному и простому способу излечения к смерти. Мы, гоблины, не ищем простых путей, иначе бы не приходили в этот Мир уродливыми карликами с обвисшими ушами и зубами, что могут потягаться кривизной лишь с нашими же ногами и руками.

Да, Алая Ильменсен имел, что сказать в любой ситуации, правда, не всегда он был рядом, чтобы что-нибудь сказать, поэтому, когда был рядом, говорил много и, казалось бы, не всегда к месту, но сказанное им когда-то, постоянно всплывающее в голове у Доби, влияло на принятие ей решений куда сильнее, чем могли влиять слова деда на внучку.

- Ничего сообщать Администрации я не буду. приняла окончательное решение Девятисотая. А вот с дедом поговорить нужно, ведь как он любит говорить: если ты выполнил задание, это ещё не значит, что наниматель не попытается перерезать тебе горло вместо того, чтобы отдать обещанное.

Кого считать истинным своим нанимателем: Тринитаса или тех, кто в Администрации покрывает Его, Доби пока не определилась, да это пока ей и не важно было.

Межреальность. Город. Часть разговора, сохранившегося в памяти Раба, принадлежащего Алая Ильменсену. 3002 год после Падения Небес. За несколько декад до описываемых событий.

- Ты должен мне, Алая.

- Не было нужды напоминать, Гнилоглазый. Я не собирался тебе отказывать.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Главный вход в центральный офис частной сыскной конторы Ильменсен и Ильменсен. 3002 год после Падения Небес.

Дымяги Тони вновь ожидал Босса.

Ожидал, как обычно, за рулём Серебряного Призрака.

Стоит упомянуть, что Босс вообще-то предлагал Дымяге заглянуть в офис и перекусить тем, что будет им найдено на кухне, или хотя бы просто вздремнуть на диване часик-другой. Дымяга отказался, жестами сообщив, что пирожки с потрошками, купленные Боссом в Фонаре ещё целы, да и в термосе травяной чай ещё булькает.

День, начавшийся встречей с Сумеречниками и продолжившийся поездками в десяток мест, посещение которых знающим людям однозначно сообщило, что Босс взялся за порученное дело всерьёз, всё длился и длился, не желая заканчиваться.

День длился, и его ничуть не волновало, что длился он через вечер и почти всю ночь, грозя поглотить и утро, и своего коллегу, что скоро должен был вступить в свои права.

- За углом дома, в повозке или кустах девку надо брать сразу, как только представится возможность. говорил по этому поводу Босс. В этом девки и победа необычайно похожи прозевал момент, и уже чужие руки сжимают ту задницу, которой только что виляли у тебя перед носом.

Дымяга с ним был полностью согласен: если работа может быть сделана сегодня, то она должна быть сделана сегодня. То, что фактически это уже никакое не сегодня, а уже почти самое что ни на есть завтра оправдание для жалких глупцов, которым не привыкать искать оправдание тому, что сегодня они зря прожили ещё один день.

Сегодня закончится лишь тогда, когда Босс об этом скажет.

Босс скажет Дымяга кивнёт в ответ и поедет на квартиру.

Не свою, съёмную.

У Дымяги вообще почти не было того, к чему он мог прибавить слово свой, да то что было, в большинстве своём, было без лишний слов отдано ему Боссом. Слова они и не нужны были: Дымяга слышал, что хотел сказать Босс, даже когда тот молчал или, что случалось не реже, говорил.

- С завтрашнего дня утром будешь отвозить мою внучку в Схолу Империум, а вечером возвращать обратно, в Фонарь. семь лет назад сказал Босс.

- С завтрашнего дня я должен сделать так, чтобы все имеющие глаза видели: вы, Босс, поднимитесь после любого удара, поднимитесь ещё сильнее и опаснее, чем были раньше. кивает Дымяга, уста которого забыли вкус слов.

- Я понимаю, конечно, у девочки гормоны и прочее, но ты-то - с этих слов начался шесть лет назад разговор, который уверил всех, что Дымяга, приставленный к внучке Босса год назад, позволил себе больше, чем следовало бы.

- Я всё понял, Босс. Сегодня же заеду к Пустозвону. - кивает Дымяга.

Пустозвон Илейка в далёком прошлом, ещё до прихода в Город, ходил кашеваром у Мародёров Горгонта и вралем слыл преизрядным, то Сурхва ему всю морду раскровавил, то эльфийские принцессы секретом поделились, перед которым ни одна девица устоять не сможет, а то и вообще задвигал, мол, закопчённый котелок, что всегда был с ним, чуть ли не самому Тёмному Повелителю принадлежал. Теперь же Пустозвон работал в одном из магазинов сети Счастливый Хозяин. Работал, надо признать, крайне успешно, за что был отмечен памятными грамотами Работник месяца, Работник года и даже несколько раз Работник десятилетия. К грамотам, разумеется, прилагались премии, но к ним Пустозвон относился с известным скепсисом. Что проку от ещё десятка другого лет, даже столетия? То ли дело грамота. Вещь в хозяйстве полезная, нужная. На стену можно повесить, например, чтобы самому любоваться и другим позволять заниматься тем же самым.

Телохранителя своего старого боевого товарища Пустозвон встретил с распростёртыми объятиями, с которыми встречал каждого из своих клиентов, чаем угостил в своём личном кабинете. Чай был, разумеется, по тайному рецепту, которым по большому секрету с Пустозвоном поделился хозяин Фонаря, и то, что никто в Городе ни разу не видел, как тот хозяин пьёт или готовит чай, было несущественно.

- Дриаду, говорит, достать ты мне, дружище, дриаду. Дымяге своему хочу презентовать, говорит, чтобы было ему с кем вечер коротать.

Тони пил чай и кивал, старательно пропуская мимо ушей большую часть сказанного добродушным орком с клыками, спиленными там, чтобы были они вровень с остальными зубами.

- И нашёл ведь я дриаду, да не простую, от ветвей древа, что во дворце самой Королевы-Матери росло, при том ещё не саженную на могилу. И это спустя полтысячи лет после падения Королевства. Как, спрашиваешь, удалось мне чудо то?..

Ничего Тони не спрашивал да даже бы если бы и спрашивал: не знал Пустозвон языка жестов, которым, в основном, и использовался эльф для общения.

Дриаду Дымягу увидел только когда докурил вторую с момента входа в Счастливого Хозяина сигарету. Заведение же с приобретением покинул после третьей, ближе к полуночи, оставив слегка приунывшего Пустозвона, который, дай тому волю, проговорил до утра.

Дриада оказалась крайне капризным созданием, решившим переболеть всеми болячками, которые были известны врачам Орочих Болот, а потом ставшие известными и Дымяге. После чего злосчастное антропоморфное растение переболело ещё дюжиной тех, о которых знали лишь узкие специалисты-дендрологи.

Результатом почти четырёхлетних страданий Дымяги стали дриада, что уже два года встречала его на квартире тихим шелестом своей листвы, и цикл статей по особенностям выращивания дриад в неблагоприятных условиях, а также методам лечения огромного числа их заболеваний от известных всем до, тех, специалистов по которым, в Городе было меньше чем пальцев на одной руке.

Межреальность. При-Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Милитэль заставила себя встать из-за стола.

Суставы ощутимо хрустнули, напомнив своей хозяйки, что крайне вредно сутки напролёт сидеть почти без движения, изучая отчёты, идущие непрерывным потоком, и отправляя поручения и прямые приказы, выполнение, как и не выполнение которых, порождало всё новые отчёты, требовавшие обработки.

Милитэль прошлась от стола к выходу на балкон, но выходить не стала. Передумала.

Всё шло даже лучше, чем она рассчитывала.

Яниссия без проблем покинула место обитания Тринитаса.

В порту она также без проблем оплатила место на корабле.

План Яниссии был очевиден: добраться до миров Внутреннего Кольца, потом до борделя мадам Жоржет, где выяснить местоположение Легиона, после чего найти ту и попросить помочь Тринитасу.

Слишком долго, слишком ненадёжно. Плюс возможная встреча с Пандемонием, вмешательство которого на данном этапе нежелательно.

Поэтому на третьи сутки пути корабль будет взят на абордаж асами.

- Не всем мальчишках Всеотца нравится сжимать свои пальцы лишь на рукоятях клинков. Некоторые предпочитают что-то мягкое, округлое и, желательно, хохочущее. вспомнилось за какую малость удалось купить столь необходимое изменение маршрута.

Плен, транспортирование в Асгард, а там

В портретах богини Фригг, жены Всеотца, узнать Легион, каким он был раньше, невозможно, но не зря же подчинённые Милитэль которое десятилетие работали в типографии Толстого Доу, внося в тексты не только изменения, нашептанные Ждущим-в-Пустоте?

Разумеется, встреча не состоится сразу, но она состоится, и никакой грум ни о чём не узнает до тех пор, пока Милитэль не позволит ему узнать.

Младший же следователь Доби Ильменсен, пройдя по следу Яниссии, до порта и, вполне ожидаемо, выяснив на какой корабль села беглянка, сгинет на бескрайних просторах Межреальности вместе с Весёлой Клюкой для этого уже была наняты соответствующие исполнители.

Не асы, фанатики Изменчивого.

Даже малейшего шанса возвращения Яниссии обратно до того, как та поговорит с Легионом, допускать было нельзя.

Межреальность. Город. Дымные Тропы. 3002 год после Падения Небес.

Дымные Тропы эта узкая полоска земли соседствовала со всеми районами Города сразу, и теми, что были век назад, когда она появилась, и теми, что присоединялись к Городу потом.

Не многие Граждане имели достаточно средств для того, чтобы попасть из Чарующего Леса, скажем, в теже Орочьи Болота не спустя несколько недель пути, а буквально полдня спустя, но, честно говоря, не на простых Граждан ориентировались драконы в ценовой политике на услуги Дымных Троп. Администрация, Дневная и Ночная, Сумеречники, Граждане из самой верхушки среднего класса и выше они были готовы платить за комфорт и скорость, драконы же готовы были им предоставлять эти комфорт и скорость.

Тысячелетия, поступавшие в казну района, обращались в горы золотых слитков, добытых в Яме, Подгорной Стране или вообще за пределами Города, после чего каждый из сорока семи драконов, что сообща правили Дымными Тропами, получал свою долю.

Получал свою долю и Ёрмунд. Две сто сорок первых. Долю большую, чем у тридцати собратьев-драконов, меньшую, чем у шестнадцати оставшихся.

Прикладывать усилия к изменению имеющейся расстановки Ёрмунд считал делом глупым, о чём однозначно говорило его семнадцатое место в иерархии, которое три десятилетия было пятнадцатым, а семь десятилетий восьмым.

- Мышиная возня. пыхал дракон огнём, выводя из тела излишки тепла, возникавшие в результате напряжённой мозговой деятельности.

Ёрмунд не был мышью. Он был драконом, поставившим перед собой цель, которая полтора тысячелетия назад казалась ему недосягаемой, теперь же была столь близка, что Ёрмунду ночами чудился её вкус на губах.

Тогда, на Гул-Вейт ради манотворящей железы Троица убил отца Ёрмунда, бросив остальное тело могучего дракона гнить под солнцем.

Он забрал у молодого дракона не отца, победу, которую тот должен был одержать в будущем. Но Он же дал ему возможность ощутить вкус победы куда более великой. Вкус победы над богом, что в облике человека вот уже третье тысячелетие ходит дорогами Лоскутного Мира.

Но сегодня к аромату близкой победы вновь примешивалась кисловатая нотка: мелкий гоблин этот глава частной сыскной конторы вновь каким-то образом обыграл Ёрмунда

Частный сыск дракон занимался им не ради прибыли, ради развлечения, и, надо признать, в определённых кругах был довольно известен.

Вчерашнее задание от тосийцев, которые неумело пытались скрыть свои крысиные морды за Сумеречниками, мелкий гоблин тоже там был, тоже его получил, как и те немногие избранные, кого Сумеречники допускали к решению своих внутренних дел.

- Алая, грязный ты гоблин, у тебя ведь не план был готов, как ты хотел мне показать после встречи, у тебя в руках уже был Гнилогразый, которого я, как и всё то отребье, бросились искать. вырывается огонь из пасти дракона.

И пусть, этот вывод, Ёрмунда основывался лишь на словах гоблина, маршруте его передвижения по Орочьим Болотам и факте, что несколько часов назад тот выгнал из своего офиса единственную внучку и верного телохранителя, которых обвинил в неподобающей связи.

Пусть дракон знал, что не ошибается.

Он давно уже разучился ошибаться.

Межреальность. Город. Южный порт. 3002 год после Падения Небес.

Капитан Весёлой Клюки злился.

Вообще-то, Васко Калони всегда мог тысячу причин для злости, когда же причин для злости не удавалось найти, он не брезговал их придумывать, но так уж случилось, что сегодня причину для злости капитана разделяла и вся команда корабля. Подобное случилось впервые с тех пор, как почти сорок лет назад за неповиновение приказу Илисиана Вечного, принёсшее его флоту победу в бою под Плачущей Скалой, капитан Васко Калони был разжалован в рядовые, лишён всех наград и списан с флота. Команда, включая тосийцев обитавших в трюме, последовала за тем, кого меж собой прозывала Круэ, что значит Злюка.

Причина злости в этот раз была куда более прозаична и куда менее достойна злости, чем в прошлый раз.

- Всего-то нужно задержать отплытие на час, не больше. сообщившего это чиновника в бесчувственном состоянии выволокли с корабля.

- Бывает люди падают и разбивают при этом своё лицо. вручая чиновника береговой полиции, пожал плечами боцман и закурил.

- Бывает им чудится при этом странное, например, кулак капитана, летящий в их лицо. вновь пожал плечами боцман, когда пришедший в себя чиновник начал верещать невнятицу.

- Бывает. практически в тон боцману кивает старший патруля, лейтенант Виктор Орлов.

- Пойду я, значит? А то заждался меня, поди, Злюка.

- Идите, не смею вас задерживать и спасибо.

Боцман неспешно затушил недокуренную и до половины сигарету, спрятал её в портсигар и пошёл по трапу на корабль.

- За что хоть спасибо? За то, что нос мне разбил? просипел чиновник, когда убедился, что боцман оказался на достаточном расстоянии, чтобы не слышать вопрос.

- За то, что разрешение спросил, может ли уходить. Это ведь Ревун Токи.

- Тот самый Ревун?

- Тот самый.

Тем самым Ревуном Токи стал одиннадцать лет назад, когда в одиночку держал пролом у Белого Собора, через который нескончаемым потоком пёрли в конец обезумевшие обитатели Канализации.

- Сам идти-то сможешь? почти без неприязни осведомился у чиновника лейтенант Орлов. Или помощь нужна?

- Нужна. Укажите, пожалуйста, в рапорте, что я так и не попал на корабль, поскользнулся на пристани, и в бессознательно состоянии был доставлен в лазарет.

- В бессознательном? ход мыслей чиновника понравился Орлову.

- В бессознательном. подтвердил тот и с маху протаранил доски пристани своим лбом.

Свидетелем этой сцены среди прочих был и пассажир, в случае опоздания которого и следовало задержать отплытие Весёлой Клюки.

Многоликий бог для последователей.

Червь для близких друзей и не менее близких врагов.

Ему очень хотелось ещё раз увидеть Девятисотую в бою.

Увидеть как можно скорее.

Раст. Год 253 после Падения Небес.

Ржавое небо потолка над головой сияет множеством звёзд.

Крышу, похоже, изрешетило каким-то осколочным снарядом, оттого и столько отверстий в ней.

А может и просто ржавчина, это же всё-таки Раст.

Планета, когда-то населённая возлюбленными детьми Истинного. Теперь же - царство ржавчины.

Где-то на её просторах тот я, который был до меня, отыскал причину рождения мира Легенды, и которым я, возможно, никогда и не был. Отыскал и спрятал, как мог спрятать лишь безумец.

И вот теперь те я, которыми я никогда не стану, спрятали то Поле, через которое прошёл шов, соединивший два Мира в один, меня тоже спрятали, чтобы никто, значит, мне не мешал отдыхать. Не только обо мне беспокоились, конечно, и о себе тоже.

В связи со всем этим вопрос:

- И чего это я очнулся?

Хорошо же время проводил.

Спал, сон видел. Хоть и не упомнить о чём, но точно хороший. После плохих так легко не просыпаются.

Наверное, о доме.

О родных

О горячем куске хлеба, на который я мажу масло.

Наверное не помню.

Ничего другого мне не могло сниться. Не было у меня больше ничего хорошего. Не было и после всего случившегося со мной вряд ли будет.

Монстр я похуже тех я, которыми я никогда не стану. Богоубийца. Кому я такой нужен?

- Мне, мне нужен! прозвучало совсем рядом.

Ну вот и нашлась причина моего пробуждения. И судя по голосу, довольно милая причина. Уже хорошо. После сна милые девушки куда лучше, чем мужчины в форме и с серьёзными лицами.

- Вряд ли меня можно назвать милой да и девушкой тоже вряд ли можно назвать.

Мысли читает это хорошо, можно не тратиться на слова. А вот то, что не милая и не девушка это плохо. Всё-таки как бы было бы хорошо, если бы была девушка, пусть даже и не милая, просто девушка

- Ты уж извини, но тут только я.

И я, при том что я тут делаю мне понятно, а вот что ты тут делаешь?

- Ждала, пока ты проснёшься. Дождалась.

И долго ждала?

- Я не считала. Может быть сотню лет, может быть две. Не считала. Могу посчитать, если нужно.

Видимо, раз уж эта не-милая-не-девушка столько времени тут потеряла, я ей действительно нужен. Вот только я ли ей нужен?

- Ты прав, я могла и ошибиться, ведь в это Мире полно тех, кому довелось убить Бога Сотворённого.

Не-милая-не-девушка, оказывается, обладает чувством юмора это отличная новость, а то сколько помню говорить если и доводилось так только с самим собой или теми я, которыми я никогда не стану. Персонажи Легенды не в счёт есть подозрения, что моё существование искажало их, вынуждая говорить именно то, что я от них ожидал, а с ангелами и людьми начала-и-конца разговоры водить мне не доводилось.

- Зато я общалась и с первыми, и со вторыми. И скажу тебе разговоры с ангелами и моими собратьями вряд ли доставили бы тебе удовольствие. Мне, по крайней мере, удовольствия они не доставляли.

Из людей начала-и-конца, значит, моя собеседница. Одна из жителей этой планеты или ещё какой мира Изначального, благодаря праведному образу жизни попавшая на Небеса. Возможно даже одна из тех, кто пытался сперва вымарать меня из Легенды, а потом, когда стало понятно, что от меня не избавиться, извратить моё существование.

- Ну так что, моя безымянная не-милая-не-девушка? произнёс я свои первые слова. Сидела с пером над белыми листами, переписывая мои воспоминания? Стирала с моей ступни шрам, который был там с самого детства? Или, может быть, ты отвечала за истории других персонажей? С безразличным лицом росчерком пера заставляла отцов сжигать детей своих? Заставляла заклинить винтовку в самый неподходящий момент? Или проделывала отверстие во фляжке, чтобы вода до капли вытекла, лишив персонажа шансов выбраться из переделки? Ты уж расскажи мне, грязному, не стесняйся. Расскажи, раз уж нашла в себе храбрость сообщить, что принадлежишь к роду, который даже в смерти, в зыбком сне мертвеца, не смог позволить спокойно существовать тем, кто отказался принять милость Небес. Расскажи.

Раст. Год 253 после Падения Небес.

Ответ на мою эмоциональную тираду последовал почти мгновенно и был не менее эмоционален:

- А если и сидела я над страницами Легенды с безразличным лицом и росчерком пера заставляла отцов сжигать детей и своих, и чужих? Заставляла заклинить затвор у винтовки, пистолета и мало чего ещё, обрекая не то что одно персонажа, целые народы на смерть? Что если это я украла у тебя и тот шрам, и многое другое? Убьешь и меня, как убил Бога Сотворённого?

Убивать единственного имеющегося в моём распоряжении собеседника непозволительная роскошь. А если ещё и проигнорировать заявление, что собеседник не-милая-не-девушка, и дорисовать этому густому голосу соответствующие формы, то убийство перестает быть непозволительной роскошью, становясь форменным самоубийством. Что же до самоубийства, так оно точно отсутствует в списке дел на сегодня, как впрочем и на завтра.

- Разогналась. буркнул я, подводя итог своим размышлениям.

- Разогналась?.. я мог бы и сам догадаться, что эти слова скоро должны прозвучать, не ради простой беседы ждала же не-милая-не-девушка когда я наконец проснусь. Это ты ещё просьбу мою не слышал.

- Сразу предупреждаю, если у вас тут религия в мою честь, то тащите сперва девственниц, а только потом всяких жрецов. Девственниц живыми, а вот жрецов же мне особо без разницы в каком виде, если, конечно, в жрецах у меня не милые девушки, готовые на всё ради своего божества, то есть меня.

- Нет у тебя религии. О твоём существовании как Человека, а не Богоубийцы, вообще вряд ли кто догадывается.

- Ну кроме тебя, не-милая-не-девушка. не мог не уточнить я.

- Кроме меня.

- Тебя, у которой есть на столь срочное дело, что ты могла прождать моего пробуждения то ли сотню, то ли вообще две сотни лет?

Разговор забавлял меня, давая возможность размяться, да и вообще прийти в себя после смерти, что в силу верности построенной мной теории, обернулась лишь сном.

В силу не благодаря за такое не благодарят

- Могла и дольше прождать, если бы я не вздумал проснуться, печать работы Семипечатника штука серьёзная. сам ответил я на свой вопрос, заметив, что трещины на полу образуют смутно знакомый узор.

- Могла, но мне повезло. Я вообще удачливая.

- Сильное заявление особенно от той, у которой есть просьба к такому, как я.

Не только узор оказался знакомым, но и сам ангар, служивший мне пристанищем.

Отличное место подобрали те я, которыми мне никогда не стать.

Со смыслом.

Именно тут впервые шагнул со страниц Легенды в Истинный мир тот я, которым я, возможно, никогда и не был.

Мало, что с тех давних пор изменилось на этой давно умершей планете, разве что нет больше ангела, утыканного стрелами и копьями, что тот ёж иголками.

Зато видны остатки погребального костра.

Озаботились, значит, те я, которыми мне никогда не стать, о том, чтобы наконец поставить точку в истории с ангелом-упрямцем, который истратил себя на сохранения былого человечества, что обратили позднее силой Легенды в грязных.

- Удачливая. Человек мог ведь и не пережить боя с Богом Сотворённым, как я могла не пережить боя с Душегубом.

- Душегуб? А он тут каким боком? упоминание огрызка Палача, оставшегося от того после убийства Семипечатником, не сулило ничего хорошего.

- Он помог мне бежать с Вербурга, а потом мы с ним тебя искали, пока не нашли здесь, на Расте.

- Нашли и подрались за право первым поприветствовать меня после пробуждения?

- Можно и так сказать.

- Надеюсь, Душегуб мёртв, а то, знаешь, не горю желанием видеть его рожу. честно признался я, не забыв в мыслях пнуть Семипечатника, которому стоило всё же убить Палача, а не делать из него оружие.

- Мёртв?.. наверное, можно и так сказатьобъяснять тебе, что такое изолятор класса Легион, я так понимаю, не нужно?

Не нужно. Мне вообще ничего из того, что касается Легенды, объяснять не нужно.

Персонажи, инфицированные вирусом Cogito, делились на две категории: которые могут быть в дальнейшем использованы при построении сюжетных линий, и все остальные. Для первых были созданы Хранилище Книг и Хранилище Книг Особого Назначения. Для вторых изоляторы, венцом технологий которых стал изолятор класса Легион, место из которого нет возврата.

- Решил, значит, Душегуб померяться силами с изолятором класса Легион, со мной то есть, и немного не рассчитал силы-то. Мои ли, свои ли, но факт остаётся фактом я с тобой разговариваю, а не он.

- Вряд ли бы Душегуб со мной разговаривал.

Иллюзий относительно того, зачем Душегуб искал меня, слабейшего из сотворённых тем я, которым я, возможно, никогда и не был, я не питал. Навязчивая идея Палача пожрать и Десницу, и Шуйцу, никуда не делась из головы Душегуба. В прошлый раз меня спас Семипечатник, в этот же раз он мог и не успеть, даже не смотря на то, что в прошлый раз меня не оберегала печать.

- В этот раз тебя оберегала я, а не печать. Я куда надёжнее любой печати. Надежней и полезней. вмешалась в ход моих мыслей не-милая-не-девушка. Ты в этом скоро убедишься.

- И зачем всё-таки такой надёжной и полезной понадобился такой как я?

- Не только надёжной и полезной, но ещё и удачливой. Удачливой, об этом не стоит забывать. поправила меня моя собеседница. Такому как ты удача очень пригодится. Своей нет хотя бы моей попользуешься.

- Это почему у меня нет удачи? не понял я.

Счастливцем, который может без вреда для себя играть в прятки на минном поле, я себя никогда не считал, хотя бы потому, что в местах, где я рос, их не было, но не-милая-не-девушка сама недавно упоминала, что я выжил в бою с Богом Сотворённым благодаря удаче

- То, что ты выжил тогда, - это моя удача. вновь прервала она меня.

- Я, значит, выжил, а удача твоя?

- Разумеется, ведь ты мне нужен, поэтому моя удача и сделала так, что ты выжил.

Не то что бы подобный взгляд на произошедшее меня оскорблял или раздражал, но одно дело упоминать об удаче, как о некоем абстрактном явлении, на которое можно сослаться в условиях либо недостатка информации, либо же нежелании в этой информации разбираться, совсем другое дело приписывать ей власть над реальностью вообще и надо мной конкретно. От подобного один шаг до обращения удачи в Удачу, во славу которой будут строиться храмы и приноситься жертвы, а там, за линией горизонта, и обращение Удачи в абсолютный закон этой реальности. И вот опять шуршат перья по страницам, вот пишется новая Легенда, сковывая волю, обращая выбор в иллюзию, людей в персонажей, у которых порой и имён-то нет, лишь номера мой вот был - сорок один

- То есть ты, убивший Бога Сотворённого, принципиально отрицаешь возможность наличия некой сущности, которая могла бы скрываться за тем, что можно назвать удачей или, скажем, случайностью?

- Нет, я говорю, что нет никакой удачи или случайности, есть нежелание, неспособность или вообще невозможность разбираться в причинах и следствиях. покачал я головой. А что до некоей сущности ты меня, Богоубийцу, спрашиваешь: верю ли я в Бога?

- К кому ещё можно обратиться с таким вопросом, как не к тому, кто убил Бога Сотворённого? Не к истинным же с таким вопросом идти?

Оно и верно, к людям начала-и-конца с таким вопросом подходить глупо: ответ-то известен. Верят. Верят так, что отбросили, подавили, извратили то, что делало их людьми, когда-то просто людьми, теперь же именуемых грязными.

- Верю. дал я ответ, к которому пришёл уже давно. Без веры мне было бы не найти свой путь к убийству Бога Сотворённого.

- Таким образом выходит, что вера для тебя инструмент? И как любой инструмент он может быть заменён на более совершенный или выброшен за ненадобностью?

- Но даже если он будет заменён на более совершенный или выброшен за ненадобностью, в чём я сильно сомневаюсь, это не будет умалять его заслуги в прошлом, его роль в становлении меня-нынешнего.

- И всё же инструмент дорогой, памятный, но всё же инструмент почему-то от тебя именно такого ответа я и ждала.

Обидно?

С чего мне обижаться на какую-то не-милую-не-девушку, которую я знать-то знаю от силы минут десять-двадцать?

Наверное, потому что я и сам инструмент. Дорогой, памятный, но всё же инструмент. Думается, не таким я был сотворён тем я, которым я никогда, возможно, и не был, но таким я сотворил сам себя.

Великий Пустой в безумии своём смотрел в вечность, творя Десницу и Шуйцу. Десять дорог вместо одной. Десять дорог, для которых приход Бога Сотворённого был лишь точкой на маршруте, для кого-то - крупной, для кого-то - мелкой, для кого-то - вообще не стоящей внимания.

И только я решил сделать эту точку конечной точкой своего маршрута.

Великая цель и такая же великая жертва.

Убийство Бога Сотворённого оплаченное моей смертью.

Это был бы красивый конец для меня.

Это было бы красивое начало для Мира.

- Это было бы красиво, но этого не было. прервала мои копания не-милая-не-девушка.

- Что ж, не беда. А если ты права и о моём существовании в смысле обо мне, Человеке, вряд ли кто догадывается, то вообще отлично: Богоубийца идущий по улице в потрёпанных ботинках, покупающий хлеб в ближайшей булочной, кашляющий рядом это зрелище по меньшей мере жалкое. Совсем другое дело, если этим всем занят безымянный бродяга.

- Не безымянный, у тебя у Великого Пустого было имя.

- Относительно бродяги, значит, вопросов нет. С тем, что я теперь Бродяга, определились. Теперь давай подробнее о моей помощи, а также того, что я за неё получу. Надеюсь, предупреждать о наличии в моей награде милых сговорчивых девушек не нужно?

О милых и сговорчивых это я так окажись тут эти самые и милые, и сговорчивые, какой от них прок был бы на Расте-то, среди всех этих развалин? Совсем другое дело добрый клинок. Только где ж его сыскать? Ладно, в погребальном костре пороюсь, может, сыщется что. А то без оружия как-то некомфортно. Не то чтобы раньше я ходил весь обвешанный оружием, но вот проснувшись здесь, на Расте, а не в городе, где моя милиция меня бережёт, просто кожей почуял: не хватает мне для счастья чего-нибудь, что облегчит убийство ближнего своего.

- Не надо ворошить останки: получишь ты своё оружие.

И получил ведь.

Левую ладонь коснулась рукоять. И я заметить не успел, как уже сжимал в своей руке выдавшее виды помповое ружьё.

- Там остался один заряд. Зажигательный. пояснила не-милая-не-девушка. И на будущее если тебе будет нужно оружие, ты его всегда получишь.

- А не заклинит ли чего, как это случилось у предыдущего хозяина этого ружья? спросил я, даже не совсем понимаю, в шутку или всерьёз.

- У Соньи Бозы, прозываемого Пустынной Крысой, предыдущего хозяина этого ружья, ничего не заклинивало. Заряд, тот самый, что сейчас в ружье, повинуясь росчерку пера, взорвался. Только непутёвый Соньи не умер, правда и особо интереса для Авторов тоже не стал представлять, и как следствие оказался в изоляторе.

- Оружие, значит, извлекать из изолятора можно а как дела с чем-нибудь посерьёзнее?

- Например, с Душегубом?

Я уже начинал испытывать невиданное до этого удовольствие от общения с тем, кто не просто твои мысли читает, а ещё и думает, что угадывает их ход:

- А что рожа у него стала милее и он обзавёлся шикарной грудью? Если нет, то считай, что я говорил о полногрудых красавицах, которых, уверен, в достатке должно сыскаться в изоляторе, ведь не одни же мужчины в него попадали. отмахнулся я, повесив ружьё на плечо, и прикинул, что всё же неплохо было бы разжиться и чем-нибудь для ближнего боя. А что до Душегуба не думала же ты, что я могу оскорбить тебя подозрением в банальном шантаже, в угрозах спустить на меня Душегуба, если я не буду достаточно сговорчив?

- Полногрудых красавиц придётся пока самому искать, как, впрочем, и плоскогрудых. последовал вполне ожидаемый ответ, имевший неожиданной продолжение. Но если они это то, чего ты желаешь, то я дам тебе это.

- Дашь, значит, мне это? усмехнулся я, уже приметив наконечник копья, пробивший кирасу насквозь.

Листовидный наконечник, что так и не смог дать смерть мятежному ангелу, на добрый клинок не тянул, зато скрывал в себе воистину неописуемую мощь.

- Истинный не трогай ты это погребенье. вместе со словами в моей правой руке появился потрёпанный палаш.

Оружие ближнего боя, как я и хотел.

Хотел и получил, прямо как в Легенде было у кого-то было, а у меня нет, по крайней мере до этого момента

И рад бы теперь притвориться, что не приходила в голову эта мысль, или найти самое правдоподобное оправдание принятию подобного подарка судьбы, да нет желания врать самому себе:

- Спасибо, конечно, но я, наверное, откажусь, и от клинка, и от ружья. Возможно потом, но не сейчас, пока я ещё слишком гордый и самоуверенный.

- Гордый и самоуверенный бродяга? А такое бывает?

- Бывает бывает даже то, чего не бывает, в частности не так уж и давно один скромный бродяга убил Бога Сотворённого. кладу рядом новоприобретённые палаш и, снятое с плеча, помповое ружьё. А ещё бывает, что люди отказываются от лёгкого пути просто потому, что он лёгкий.

- Такие люди называются дураками. ответ не заставил себя ждать.

- А как называются те, кто приходят к дуракам за помощью? наконечник на удивление легко выскользнул из кирасы.

- Они называются воистину разумными и, не буду этого отрицать, ещё и очень расчетливыми, ведь руководствуются не тем, к кому обращаются за помощью, а той помощью, которую могут получить вне зависимости от того, кем является тот, кто эту помощь может оказать.

- Убивать богов больше не собираюсь, если что. в виду того, что суть помощи, которая должна быть мной оказана до сих пор почему-то не прозвучала, на всякий случай я решил обозначить некоторые рамки этой самой помощи. Насиловать согласен только красавиц и то при полном их согласии, желательно в письменно виде, чтобы было потом чем любоваться по вечерам. Воровать могу но только сердца девушек. Надеюсь, говорить, что эти девушки, обязательно должны быть красавицами не нужно?

- А я надеюсь, что никого убивать не придётся, не придётся также насиловать или воровать.

- Основываясь на моём более, чем скромном опыте замечу, что обычно подобное заканчивается куда более скверно, чем просто какие-то там убийства, изнасилования и воровство.

- И всё же я прошу помощи у тебя, и надеюсь, что тебе не придётся делать ничего, что ни тебе, ни мне не хотелось бы делать.

Просит помощи, у меня.

Мало в Мире существ, подходящих для помощи ещё хуже, чем я.

- Найти чем угрожать или попробовать подкупить меня не думала? предложил я. Проще ведь было бы, чем просто надеяться на моё согласие, тем более ты ведь знаешь кто я и что сотворил.

- Думала.

- И чего надумала? заинтересовался я.

- Попросить помощи.

- Проси, удачливая, раз такое дело, а заодно покажись уже наконец. Хочется, знаешь, поглядеть на то, как выглядят не-милые-не-девушки.

- С сожалением констатирую тот факт, что моё нынешнее состояние не предполагает возможность передвижения.

- Ну я не гордый. Куда идти-то?

- Предыдущее заявление о том, что ты слишком гордый и самоуверенный, я должна проигнорировать, как это сделал ты?

- Делай, что хочешь, но скажи уже куда идти.

- У тебя за спиной пролом в стене. В шагах тридцати, у повалившегося столба.

Поваленный столб было видно и с того места, где я стоял, а вот сама не-милая-не-девушка видна не была.

Добраться до места много времени не заняло.

- Ну и видок же у тебя. смотря на исковерканное тело, которое когда-то наверное было человеческим и даже очень может быть женским.

- После боя с Душегубом, у тебя был бы не лучше.

- Был бы. не согласился я. Был бы. Он убил бы меня без проблем.

- Убил бы, если бы ты не был нужен мне. Ты ведь не забыл о моей удаче?

- Что-то тебе эта удача, смотрю, не очень-то помогла.

- Почему же? Я пережила бой с Душегубом и встретилась с тобой. Если первое можно считать издержкой, то второе вне всякого сомнения, промежуточный результат, необходимый для достижения поставленной мной цели.

- Кстати о цели, о чём ты хотела всё же меня попросить?

- Мне нужно, чтобы ты вытащил из изолятора одну особу, которой там не место.

- Полногрудую сговорчивую красавицу, надеюсь?

- Ту, чьё тело было использовано для создания изолятора класса Легион, для создания меня.

- Ты ведь в курсе, что я Человек, а не Великий Пустой?

- В курсе. Я, позволь тебе напомнить, принимала некоторое участие в создании и Десницы, и Шуйцы.

- В курсе и всё же пришла ко мне. Даже от Душегуба избавилась, хотя с ним у тебя уже был какой-никакой договор, раз вы смогли отыскать меня.

- Изначально целью был выбран Семипечатник, но тогда вместо него я столкнулась с Душегубом.

- Выбор Семипечатника логичный ход, я сам работал именно с ним. То, что ты нашла Душегуба, а не Семипечатника тоже понятно: Душегуб носил на себе его печати, сам же Семипечатник, как и остальные трое из Десницы, как я понимаю, спят где-то совсем рядом да только, боюсь, не проснутся они без веских причин на это. Не ясно только: чего ж ты решила у меня помощи просить, если знаешь и о Деснице, и о Шуйце? Пусть Десница вне игры, но в Шуйце-то, кроме Душегуба, ещё четверо осталось.

- Ты нашёл способ убить Бога Сотворённого. Человек нашедший решение задачи, которую не смог больше никто решить, должен суметь помочь решить и мою проблему.

- Логично, а то я уж готов был подумать, что твой выбор обусловлен тем, что я отличный парень, которому ты без раздумий отдалась бы, если бы, конечно, имела не столь убогий вид.

- Отдалась бы. Без раздумий. Ради достижения цели я готова на всё.

- Зашибись. Готовый на всё говорящий труп. Моя самооценка подскочила до небес.

- Надеюсь, не нужно напоминать, что Небеса пали.

Небеса пали, Бог Сотворённый убит, а я жив. Неплохо для Человека, я так думаю? А для Бродяги так вообще за подвиг может сойти. Как бы в привычку не вошли подвиги эти.

- Ничего обещать не буду. В крайнем случае, если ничего до того не смогу сделать - попрошу помощи у Семипечатника, когда он соизволит проснуться. По сути, ни ты, ни я ничего не теряем: если что сделаем вид, что просто коротали вместе время. Устраивает такой вариант?

- Меня устроил бы любой вариант, в котором ты соглашаешься помочь.

- Значит ли это, что я заполучил себе спутника для своих странствий?

Странствий. Да, буду бродяжить по Миру. Посмотрю, что вообще творится, ради чего мы тогда вообще на поле Последней Битвы выходили.

- Со странствиями небольшая, но решаемая, проблема: восстановление моего тела невозможно, но, в принципе, оно целиком и не нужно. Тебе достаточно взять с собой мою голову.

Отрезать голову от трупа так себе предложение, если честно. И дело тут не в том, что я как бы даже курице голову не отрезал ни разу, понадобилось бы отрезал, пусть с размышлениями и сомнения, но отрезал. Дело тут в том, что таскаться с отрезанной головой по Миру идея из разряда глупее, конечно, ещё есть куда, но и так уже глупее некуда. Это ж не монета, что в карман забросил и забыл. Это целая голова. Да и люди понять могут не так. А к чему мне проблемы?

- Тогда придётся рубить голову на части, выявляя, ту её часть, к которой я привязана.

Нет, ну в принципе, логичное предложение. Как и предыдущее.

С учётом того, что не-милая-не-девушка пролежала тут в этом убогом виде больше сотни лет, тело ей целым куском особо-то не нужно. Ей нужен тот его участок, которой несёт в себе материальную составляющую заклинания, сформировавшего изолятор класса Легион.

Вот только есть одна проблема: отрезать голову у меня особо-то желания не было, а крошить на куски эту самую голову желания у меня ещё меньше.

- Тогда можно сжечь тело. тут же поступило новое предложение. Зажигательный заряд из ружья для этого прекрасно подойдёт.

- Ты, я смотрю, продумала много вариантов развития ситуации?

- У меня было много времени.

- Так и я у меня его достаточно, но разговор не о времени, а о том что не люблю я, когда кто-то считает, что просчитал меня. Старая привычка, со времён Легенды. Тебе вряд ли понять. Ты-то снаружи была, а я вот внутри.

- Приношу извинения, но чем я, по-твоему, должна была заниматься всё то время, что ждала твоего пробуждения, если во-первых, только и могла, что размышлять, а во-вторых, как я уже говорила, готова на всё ради твоей помощи?

- По мне так, лучше бы придумала, где добыть красивых и сговорчивых девушек для меня. Глядишь, в объятиях пышногрудых девиц соображалось мне куда лучше, чем среди развалин да с твоим изувеченным трупом.

- Это-то я придумала через тридцать семь лет после победы над Душегубом.

- Не понял а чего ж раньше говорила, мол, сам будешь добывать, раз, оказывается, давно уже придумала?..

- Я говорила, что пока их придётся самому добывать. Пока. Это временная трудность, связанная с тем, что мы всё ещё на Расте.

- То есть ты говоришь, что меня от пышногрудых красавиц отделяет только твоя невозможность передвигаться?

- Формулировка не совсем корректна, но отрицать возможность руководства ей для достижения результата, я бы не стала.

Радует меня эта не-милая-не-девушка всё больше. Жаль будет в странствиях потерять такого спутника. А как его не потерять, если он привязан будет к щепотке пепла? Тут мысль о том, что можно таскать с собой целую голову, покажется разумной голову-то всяко не так просто потерять, если они, конечно, не твоя, а чужая.

- Не потеряешь. Я дам тебе медальон, в него ты пепел и поместишь. не-милая-не-девушка как обычно была готова.

- Медальон могут и отобрать. не согласился я, уже в голове прикидывая решение, которое вряд ли моя собеседница просчитала, но она точно была не знакома с моей упрощённой теорией Пустоты.

Не знакома хотя бы потому, что никому я эту теорию ни разу не излагал.

- Я и не утверждала, что мной было просчитано всё. Но должна предупредить, что по моим расчётам вмешательство в структуру заклинания на столь раннем этапе нашего с тобой знакомства - шаг поспешный и даже опасный.

- По мне так это дело при любом раскладе опасное, причём судя по тому, что я жив после убийства Бога Сотворённого, опасное оно в основном для тебя, так как моя смертность осталась с Богом Сотворённым, что и является, как это не тошно признавать, блестящим экспериментальным подтверждением моей упрощённой теории Пустоты. Так что, будь добра, назови мне хотя бы имя спасаемой, а то ведь если что с тобой случится, как ты это уже предполагаешь, отсутствие имени сильно осложнит мне поиски.

- Брунхильда.

- Неплохо было бы, конечно, ещё какую информацию получить, в частности, где искать тех пушногрудых девиц, о которых мы недавно говорили, ну и по Брунхильде может, есть ещё что-то, что мне могло облегчить поиски? Ты не стесняйся, говори, на потом не откладывай, а то этого потом у тебя, может так получиться, и не будет вовсе.

Это я, конечно, больше цену себе набиваю, показываю, что дело-то не простое. А так-то я ж не совсем дурной, чтобы собственноручно угробить такого собеседника. Взвешу всё, разумеется, обдумаю и только после буду действовать.

- Ты ведь не забыл, что я мысли твои читаю?

- Хвастаться решила, значит? Поди, врождённая способность? Да и вообще, думаешь, мало что ли в Мире ещё телепатов? Прорва, ответственно заявляю. Ну или около того, так как ты первая из них, встреченная мной. А вот моя-то упрощённая теория Пустоты - воистину повод для гордости.

- Ты же понимаешь, что я не хвасталась?

- Ну а ты понимаешь, что я хвастаюсь, а также то, что для того, чтобы извлечь из изолятора твою Брунхильду, мне придётся вносить изменения в заклинание, которым ты, по сути, и являешься?

- Я готова на всё. Я уже говорила это.

- Ах как жаль, что ты лишь голос в моей голове и труп передо мной. - грусти моей не было предела, но и гордости нашлось место. - И, как же прекрасно, что ты - творение ангелов, а ангелы эти, согласно упрощённой теории Пустоты, теже демоны только...

- Я давно уже разочаровалась в Истинном, но всё же попросила бы тебя, если

- Невежа! в этот раз уже я перебил её. Вот сразу видно, что не знакома ты с такой замечательной штукой, как упрощённая теория Пустоты. Но отчаиваться не стоит: я сейчас тебя с ней ознакомлю. Не со всей теорией, не обольщайся, с той её частью, что касается твоего случая.

- Выслушать твою упрощённую теорию Пустоты, пусть даже только её часть это меньшее, что я могу сделать тебе в благодарность за помощь.

Прозвучало так, будто бы это не-милая-не-девушка оказывает мне услугу, но я был уже настроен на рассказ до той опасной степени, что даже, заяви она, мол, всё сказанное мной будет использовано против меня, всё равно бы не смолчал. Информация полилась из меня, как вино из прорезанного ножом бурдюка и было совершенно не важно, что до того бюрдюки я видел только на телевизионном экране да читал о них в книгах, просто сравнение в тот момент показалось мне идеальным.

- Если исключить из рассмотрения Богов Сотворённых, ангелы, как и демоны, - обитатели этого Мира, которые наиболее близки к Пустоте, как следствие при сотворении заклинаний обращаться они непосредственно ней. Преобразуя Пустоту при помощи мыслеформ, ограничивающих и упорядочивающих её, способны они получить практически всё, чего пожелают.

- Пока ничего нового или интересного.

- Ангелы, не постигшие суть уничтожения себе подобных, в отсутствии высшего существа, способного наделить их этой информацией, сталкиваются с вирусом Cogito, ставящим людей практически на одну ступень с демонами, то есть делающих невозможным устранение пернатыми этих самых людей.

- Как ответ на брошенный вывоз, создаются первые Хранилища Книг и изоляторы. Но я это и так знала. Это сказания старины ушедшей.

- Умная собеседница это моя давняя мечта. не мог не порадоваться я. И раз уж ты у меня такая умная, то ответь: зачем была нужна Брунхильда, если ангелы при помощи мыслеформ способны создать всё, что угодно. Ну и в принципе, зачем вообще нужен мыслящих изолятор. Это же, как мы видим по тому, что ты со мной, а не с людьми начала-и-конца, крайне ненадёжно.

- По-твоему тону, я прихожу к выводу, что дело не в необходимости искупать истинным людям грех родства с грязными, посредством жертвы, но и предположение, о том, что ангелы питают свою магию страданиями людей, хотя и встречалось оно часто, мне также видится не совершенным, поэтому, если у тебя имеется желание, я могу начать перечислять теории всех, кто был помещён в изолятор, и на момент помещения имел соображения по данному вопросу.

- Я вообще-то спросил, чтобы подчеркнуть свою исключительность, а не выслушивать теории тех неудачников, что загремели в изолятор.

- Напоминаю, ты также был среди тех неудачников, пока Великий Пустой не извлёк тебя.

- Был глагол прошедшего времени. Был среди неудачников, а теперь я Богоубийца, равного которому нет и, что характерно, в ближайшее время не будет, хотя бы в силу банального отсутствия Богов Сотворённых для осуществления их убийства.

- Напоминать, что ты решил называться Бродягой, уже не стоит?

Последняя реплика не-милой-не-девушки вызвала у меня приступ смеха.

Определённо ради встречи с таким собеседником стоило возвращаться в этот Мир.

- Стоит, стоит тысячу раз стоит. Стоит каждый раз, когда я заговариваюсь, исправлять меня и напоминать мне, что недавно я говорил иное. Стоит.- отсмеявшись, я ответил на вопрос своей собеседницы, после чего ответил и на свой. Что же до необходимости использования людей при сотворении магии Пустоты всё дело в обмене между этим Миром и Пустотой: отдаёшь одно, получаешь тоже самое, но другое, и ещё немного, чего хватит и на то, и на это.

- Яснее не стало.

- Так оно пока не должно быть, ведь пока это подводка к упрощённой теории Пустоты. Берём человека, живого, и посредством несложных манипуляций часть его существа впитывается Пустотой, при этом происходит как замещение впитанного Пустотой в это Мире, так и выброс Пустоты, который как раз и поддаётся преобразованию мыслеформами. В конкретном, данном случае, мы получили тебя демона, заместившего Брунхильду и требовавшийся нам изолятор.

- Ты говоришь, что я демон?..

- Демоны, как побочный процесс сотворения заклинаний ангелами неплохой вышел бы заголовок для жёлтой газетёнки - я оборвал сам себя. Бывает я вообще был персонажем из толпы, безликой, замечу, массовкой, да ты и сама это знаешь к чему это я? А к тому, что конечно, важно кем ты был, чего успел натворить, но по мне, так ещё важнее, кто ты теперь и чего ещё натворишь. Я вот

- Я гораздо старше тебя, имею чёткую цель, и не нуждаюсь в утешении. прервала меня не-милая-не-девушка. - Я просто задала вопрос. И хотела бы просто получить на него ответ.

Вот и утешай людей после такого.

Обидно даже стало как-то.

- А кто ты, по-твоему, хомяк?.. конечно, ты демон. Или по-твоему люди могут проваляться в таком вот убогом виде больше столетия и общаться после этого ещё с кем-то?

- Если судить по тем, которых приводили ко мне, могут. Могут, и не такое могут.

Совсем забыл, с кем разговариваю.

Если бы от всех инфицированных вирусом Cogito можно было избавиться, просто растерзав их тело, и оставив валяться на мусорке, нужды бы в изоляторе класса Легион не было. И всё же всё не совсем так, как видится это моей собеседнице.

- Поздравляю! У тебя сильно искажённое представление о нас, о людях. хлопнул я в ладоши.

- О людях, истинных людях, у меня верное представление, я ведь всё-таки поглотила воспоминания Брунхильды, а она была из истинных.

- А я из тех, кого вы зовёте грязными, и ответственно заявляю: не все из нас только и думают о том, как убить, изнасиловать и съесть ближнего своего, да и умираем мы от всякой чепухи, которую и причиной смерти называть стыдно.

- И это мне говорит существо, которое проспало несколько столетий, а сразу после пробуждения желало смерти ни в чём не повинных жрецам. Это я ещё не говорила, что девушки за время нашего разговора были упомянуты

- А что мне оставалось делать? Были бы эти девушки рядом мог поглядеть или, если повезёт, пощупать. Но нет же их только и остаётся, что говорить.

- То есть ты утверждаешь, что тебе и говорить не о чем, кроме как о девушках?

Это она верно заметила.

Занесло меня.

Но всё равно ведь весело.

И это просто отлично.

А что не вышла у меня красивая смерть жалеть не стоит, не изменить ничего и остаётся только, что шутить

Дородри. Год 917 после Падения Небес.

Двойная порция луковой похлёбки, гречневая каша с гусиными шкварками, полукольцо кровяной колбасы и ломоть чёрного хлеба, поглощённые мной только что, да квас, кружку с которую я осушил лишь на треть, отзывались в теле не сытым удовольствием, а тупой болью, мешали дышать полной грудью.

- Господи, ты вообще, смотрю, взрослеть не собираешься. слышимая только мной, вздыхает Безымянка. Зачем, я тебя спрашиваю, ты столько за один раз в себя запихнул?

Спорить со своей спутницей не хотелось.

Хотелось сдохнуть или поспать. Первое на так, чтобы слишком, а вот второе точно, тем более слышанная не одну сотню раз до уныния печальная песня о Ткаче ничего, кроме зевоты, у меня не вызывавшая, заполняла таверну наравне с запахом жаренного мяса, кислого пива и не менее кислым запахом немытых тел.

- Сдохнуть ему хотелось а мне бы хотелось, чтобы ты наконец повзрослел.

Это да.

Спорить с Безымянкой бесполезно, хотя бы по той неприятной причине, что она всегда права.

- Права, конечно, права. Вот говорила я тебе не искать замок?

Говорила это мягко сказано, но в тот момент идея сделать небольшой крюк и полюбоваться видом также широко, как и печально, известным Ползущим замком, казалась мне просто превосходной.

- Это ж каким боком может быть превосходной идея искать нечто, о наличии чего поблизости тебя предупреждают торговцы и рекомендуют принять сильно на север, дабы точно избежать встречи?

Может, может, когда в голове крутится несколько идеи относительно природы некоего Ползущего замка, а тут тебе прямо так и заявляют, что видели его следы и слышали его рёв вот буквально сегодняшним утром.

Глупо было упускать такую возможность, тем более всё разрешилось наилучшим образом, а что не ел несколько дней, так это мизерная плата за удовлетворённое любопытство.

- Вот на не ел несколько дней, остановимся поподробнее. Давай ты ещё раз мне объяснишь, чем ты руководствуешься, когда принимаешь предложенный мной фазер и вместо того, чтобы быть пожранным Ящером, убиваешь его, а потом, в тот же, замечу, день, отказываешься от предложенной мной еды. Отказываешься от еды на другой день, и на третий, отчего, замечу, страдаешь, хотя кусок хлеба это куда меньшая помощь, чем фазер, которым ты уничтожил Ползущий замок. Это ж ещё не говоря о том, что шестьсот двадцать девять лет назад ты гордо что-то там молол о том, что от краюхи хлеба откажется только полный дурак, а если ты и дурак, то никак не полный, а худой.

Когда это было-то? Ты б ещё мне тех ангелов вспомнила. Сколько ты потом со мной не разговаривала? Десять лет или пятнадцать-двадцать?

- Двенадцать лет, три месяца и восемь дней. По истинному исчислению, разумеется.

Вот и я о том, а ангелы-то были на вкус просто отвратны. Жёсткие, жилистые ничего общего с той красотой, что рисуют и ваяют в храмах Истинного. И я как бы, напоминаю, это они меня убить собирались, а потом, кто ж его знает, могли и съесть. С них станется, с этих пернатый, у них у всех с головой стало нехорошо после Падения Небес, хотя, если уж честно, то до Падения у них с головой было не так чтобы хорошо.

- Не нужно говорить о Падении будто бы ты не при чём. в словах Безымянки звучит упрёк.

Прошла уже почти тысяча лет после битвы, окончившейся Падением Небес, а один из моих бесчисленных грехов всё равно перевешивает все остальные.

Ну как мой уже сейчас по Миру ходят разные истории о том, что тогда произошло.

Люди начала-и-конца, например, говорят о Последнем Грехе, появление которого отвернуло лик Истинного от возлюбленных детей своих. Концепция Последнего Греха, как и многие вещи, помогающие Царствию Истины вот уже почти восемь веков вести победоносную войну против всего остального Мира, предложена Мудрецом, одним из Шуйцы, одним из наших, тех я, которыми мне никогда не стать. В вышеупомянутой концепции Последний Грех является материальной сущностью, возникшей из богопротивных помыслов грязных, которая должна была уничтожить весь Мир, но вмешательство Истинного этого не допустило, дав таким образом, возлюбленным детям его, как в общем-то и всем прочим, ещё один шанс, при этом Истинный, как и Небеса со всеми его обитателями, принесли себя в жертву во имя спасения Мира.

Теоретическое построение Мудреца дало людям начала-и-конца несколько простых и понятных выводов, вернувших стабильность и обеспечивших развитие общества.

Во-первых, объяснялось отсутствие Небес, а вместе с ними всей ангельской надстройки, контролировавшей и направлявшей людей начала-и-конца.

Во-вторых, давалось понять, что для возвращения Миру Истинного, необходимо уничтожить всё, что противно взору его, то есть всех рас, кроме людей начала-и-конца.

У грязных, к числу которых вроде как отношусь и я, фантазии оказалось побольше.

- У них просто не оказалось своего Мудреца, обеспечившего господство одной, выгодной ему, теории. ввернула Безымянка.

Тут она, скорее всего, как обычно, права.

Если отбросить в сторону откровенный бред, не имеющий даже отдалённого отношения к происшедшему, а также истории о том, что Истинному на том поле противостоял лишь Сатана, - то я бы выделил несколько основных теорий.

Первая теория теория о наличии Четвёрки Скрытых, неких сущностей, в разных трактовках имеющих разное происхождение, неизменно объединённых общей задачей не столько уничтожение Мира, сколько его разделение между собой. По мне так отличная теория, а в некоторых областях вообще пугающе точная, так как не узнать в Четвёрке Скрытых Сатану, Семипечатника, Командующего и Проповедника невозможно.

Вторая теория теория о наличии Пандемония сущности извне Мира, из Пустоты, и жаждущей только уничтожения этого Мира, как противного самой природе Пустоты.

Третья теория самая молодая из трёх теория о наличии Тёмного Повелителя, Богоубийцы, не Сатаны, являющегося согласно верованиям людей начала-и-конца антагонистом Истинному, не Последнего Греха, олицетворяющего грехи всего Мира, и не Пандемония, символизирующего внешнюю угрозу. Тёмный Повелитель свобода, безграничная свобода, та свобода, которая позволяет смертному бросить вызов богу и одержать победу.

- Не знаю, как там с победой над богом, но эта свобода точно позволила тебя, Тёмного Повелителя, застрелить. прервала меня Безымянка.

- Густав правда думал, что помогает мне.

Отвечая Безымянке, я врал самым страшным из возможных способов я врал самому себе. Густав Гиблер всадил мне пулю в лоб не столько из желания спасти меня от людей начала-и-конца, сколько из нежелания замарать едва зародившуюся легенду о Тёмном Повелителе сдачей этого самого Повелителя в плен.

- А не напомнишь ли ты мне, что ты сказал, когда очнулся спустя сто девяносто лет после попадания той самой пули в твою глупую голову?

- Это было три или четыре десятилетия назад, ты серьёзно думаешь, что я должен что-то там помнить? попытался я увильнуть.

Конечно, дословно разговор я не смог бы воспроизвести, но не помнить суть того знатного скандала, было бы для меня преступлением.

- Двадцать семь лет. Это было двадцать семь лет, один месяц и двадцать дней назад.

- По истинному исчислению, разумеется? ехидно уточнил я.

Разумеется, по истинному. Безымянка другим не пользовалась, полагая, что тринадцатимесячный календарь, содержащий в каждом месяце по двадцать восемь дней при семидневной неделе вершина эволюции систем отсчёта времени.

- Так ты напомнишь или мне напомнить?

- Что-то о том, что я больше не буду ввязываться в дела людей?

- Господи, как коротко и ясно изложена мысль, а ведь тогда она звучала куда более размыто и эмоционально, цитирую: гори оно да что бы я ещё раз да я я же им да что бы я вот же

Так и звучало уверен. И не только потому, что у Безымянки безупречная память, но ещё и потому, что где-то так и звучит каждый раз, стоит мне хоть во что-то ввязаться.

- Извини, опять глупость сделал. вздохнул я.

- В который уже раз. вздохнула она в ответ.

- Могла бы уже и привыкнуть.

- Уже бы и привыкла, если бы ты привык.

Так оно бывает делаешь глупость за глупостью, а всё равно не можешь к подобному привыкнуть. Хочется, ведь чтобы в этот раз не глупость вышла, а что-то хорошее, ждёшь, надеешься, а там там опять она, родная, глупость какая-нибудь.

- А ты начни слушать меня, там, глядишь, и глупости наконец перестанешь делать. незамедлительно последовало более чем стандартное предложении.

Простое решение непростой проблемы, да ведь только долго следовать советам, даже самым разумным, никак не выходит: обязательно возникает желание что-нибудь сделать не так, как нужно, а так, как хочется. Да и сбрасывать со счетов тот немаловажный факт, что стоит мне задержаться в каком-нибудь месте, так не я найду неприятности, а неприятности сами найдут меня. И так ведь было ведь не раз, причём в последний раз вообще получилось совсем уж не весело.

Послушался я, значит, совета Безымянки и решил некоторое время пожить при монастыре, подумать не о том, как с голоду не сдохнуть или избавиться от вшей, а о вещах, не имеющих никакого отношения к ежедневной борьбе за существование, как то: моё место в Мире и процессы имеющие место быть в этом самом Мире после Падения Небес.

Ничего интересного за дюжину лет спокойной жизни при монастыре я не надумал, зато оказался втянут в борьбу за престол в Империи, которая недавно стала именоваться Старой Империей, так как мой знакомец по монастырской кухне Эймис тихий ученик старшего повара Тормунда, за глаза именовавшегося Свином, убил императора и всех его наследников, прервав старую династию и основав новую.

Истории превращения помощника повара в императора в разных вариантах довелось мне за последние годы слышать бесчисленное число раз и должен отметить, что иногда они мне даже нравились. Приятно, знаете, услышать, что ты оказывается не бродяга, который только и думает о том, как спасти свою шкуру, а Тёмный Повелитель, открывающий перед достойными тайны Мира.

- Вот только ты всё равно умер. не могла промолчать Безымянка.

- Был убит. не согласился я. Умер и был убит это разные вещи.

- Называй, как хочешь, это ведь ты, а не я, целую ночь не мог никак умереть от ножевого ранения в спину в том переулке.

- Не не мог никак умереть, а держался до последнего.

Я всегда держусь до последнего. Но не только потому, что боюсь умирать. Боюсь какие в этом могут быть сомнения? Боюсь, ведь я люблю жизнь, как может её любить лишь тот, кто добровольно и с полным осознание этого, отказался от жизни, а потом не умер вышло так не повезло мне

- Ещё немного и я смогу сказать, что уже миллион раз слышала, что ты не любишь сдаваться, так что, будь добр, придумай другое оправдание своей глупости.

- Вот всегда ты разрушаешь мои удобные и уютные иллюзии. А ведь, между прочим, с ними мне жить и проще, и веселее.

- Ты, видимо, запамятовал, что я пообещала тебе не только имя дать, но и помогать всем, чем смогу. Сейчас я занята вторым помогаю тебе осознать, что большинство проблем, которые ты преодолеваешь с разной степенью героизма и успешности, можно было бы избежать.

- Это ты видимо запамятовала: это я с тобой ещё не рассчитался с тобой за ту краюха хлеба.

- Я бы, с высокой долей вероятности, и согласилась с тобой, если бы ты шестьсот шестьдесят четыре года назад сделал, как я просила, а именно просто отрубил бы мою голову, но нет же: ты решил привязать мою душу к своему телу. Не самое разумное твое решение, замечу. Особенное если вспомнить, что после этого ты сгорел. Знаешь, контакт с разумом человека сгорающего заживо не те ощущения, о которых я мечтала, когда сбегала из Вербурга вместе с Душегубом. Мало чем лучше и твои вечные спутники: вши, кровавые мозоли на ногах и, конечно же, чувство голода, которое хоть и стоит в самом конце, зато вернее остальных тебя сопровождает.

- Это ты ещё насморк забыла та ещё пакость. был полностью согласен я с Безымянкой.

- С тобой, когда ты сытый, невозможно серьёзно разговаривать.

- Так разговаривай со мной, когда я голодный.

- Когда ты голодный, ты только и думаешь, что о еде.

- А о чём мне ещё думать, когда я голодный?

- Не делай вид, что не помнишь: еда и оружие у меня всегда с собой, тебе надо только руку протянуть.

Только руку протянуть, пожелать, и проблема решена. Слишком просто. Слишком удобно.

Если и тянуть руку, если и желать, то только когда ничего больше не осталось. Протянуть и пожелать, значит, признать, что не способен я без посторонней помощи жить в этом Мире, а подобное не слишком приятно даже для бродяги.

И всё же протягиваю руку и желаю я регулярно, ведь умирать не только неприятно, но ещё и страшно.

- Знаешь, я промолчу на тему того, что ты только что сам желал либо сдохнуть, либо поспать. Я не стану в очередной раз приводить примеры того, как ты прикладывал все свои знания и немалые усилия, чтобы гарантированно умереть. Я только спрошу: Ты так и продолжишь на них смотреть, пока не окажешься втянут в новые неприятности, или всё же уставишься в кружку?

- На кого смотреть-то? глядя уже несколько минут на разгорающийся в шагах десяти-пятнадцати от моего стола конфликт, глупее вопрос задать я не мог.

Бедняга-менестрель, чья песня о Ткаче вызывала у меня зевоту, у тройки молодцов одетых, как крестьяне из грязных, возглавляемых миссионером из людей начала-и-конца пробудила праведных гнев. В данном событии не было ничего удивительного: история о том, что на поле Последней Битвы Ткач из нитей судеб существ множества миров соткал один Мир, Лоскутный Мир, противоречила учению Мудреца, являясь не просто заблуждением, а ересью, которую миссионер Истинного имеющих за спиной тройку крепких неофитов, терпеть не стал.

- Кто сеет ветер, будет пожинать бурю. Что своими богопротивными песнями сеешь ты? Не Последний ли Грех говорит твоими грязными устами? лицо миссионера краснело, наливаясь дурной кровью, а молодчики же уже крепко держали за рукава лютниста, лишая того возможности спастись бегством.

- Слышишь, Безымянка, сеющий ветер, будет пожинать бурю? вздыхаю я, понимая, что мне жаль этого тощего лютниста. Что, по-твоему, сею я?

- Музыку только не трогайте. доносятся до меня слова менестреля.

В голосе его звучала обыденная обречённость.

Понял уже, что договориться не получится.

Бить будут, а вмешаться, заступиться никто не смешит: вот и просит, чтобы хоть инструмент не трогали.

- Глупость. Ты сеешь только глупость. размышления над ответом не заняли у Безымянки много времени.

- Глупость наверное, ты права. делаю я глоток кваса.

Тёплым напиток куда хуже, чем когда был прохладным, но вот кружка, как была хорошей, так и осталась таковой: массивная, деревянная, с металлической окантовкой, такой по черепу дадут к праотцам без лишний разговоров отправишься.

- Ты ведь не сделаешь очередную глупость, за которую потом будешь извиняться? в голосе Безымянки звучит надежда, которую мне не суждено оправдать.

- Ты уж прости, дурака, встаю я из-за стола, всё также держа в руке кружку с квасом, - но, похоже, делать глупости это единственное, что у меня хорошо выходит.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3016 год после Падения Небес.

Не получается и, видимо, уже не получится рассказать о Ползущем замке в главе, что я даже ещё до конца не дописал, а рассказать надо, поэтому и пишу это. Может, позже найдётся, куда вставить сей кусок текста, но это позже, которого может и не быть вовсе хотя бы потому, что мне надоест писать эту рукопись.

Наверное, я начал описывать события, приключившиеся со мной на Дородри, со слишком позднего момента, упустив вещи не менее важные, чем услышанные в той таверне.

Например, стоило начать рассказ с того, как я нашёл-таки Ползущий замок. Но и с таким началом много что осталось бы за рамками главы.

Для логики повествования и максимальной информативности надо было бы написать сразу три главы. В одной изложить краткий пересказ лекций достопочтимого ба Рыб Акова, касавшихся религиозных верований культур до формирования пантеонов доДревних Богов, которых он никогда не обозначал термином доДревние Боги, хотя его коллеги не стеснялись использовать данные термин. Вторую главу посвятить непосредственно Ползущему замку. Третью же отдать под таверну.

Надо было бы, но я этого не сделал: сто глав, я сам обозначил для себя объём рукописи. Сто глав на несколько тысячелетий, из которых три отданы под события, которые уместились в несколько лет? Опасно, может выйти так, что придётся втискивать события последних десятилетий в жалкие два-три главы, а этого делать не хочется, как не хочется выкидывать уже написанные главы, чтобы было место под последние события. Лучше буду и дальше делать такие вот заметки, а там, если в самом конце из-за чрезмерной бережливости глав, останется слишком много пустых, засчитаю эти заметки или только часть из них за главы, да и закрою вопрос со стоглавием моей рукописи.

Каким образом один из славных сынов Льюсальвхейма, коим ба Аков вне всякого сомнения являлся, дошёл до идеи изучения эволюции богов, да ещё и остался делиться полученными знанием с грязными, мне не известно, но что мне известно наверняка он, не смотря на ряд предположений, оказался во многом прав.

Ба Рыб Аков открыл мне глаза на то, что существует множество механизмов формирования и развития богов, рассмотреть которые, при создании упрощённой теория Пустоты, мне даже в голову не пришло.

Особой пользы от этого знания, конечно, не было, но, честно говоря, на лекциях ба Акова я был счастлив. Узнавать что-то новое о том, о чём ты думал, что знаешь больше иных, приятно. Это как вернуться в детство и слушать от отца о вещах, кажущихся тебе чем-то невероятно-далёким и невозможным, и знать, что он-то тебе не врёт, всё так и есть.

Жаль, конечно, что тогда я не решился поделиться с ба Аковым своей упрощённой теорией Пустоты.

Когда была возможность, я промолчал, потом же, когда наконец решил, что можно было бы и рассказать, нас разделяли несколько десятилетий, миров и целый океан моей лени.

Этой заметкой я не только пытаюсь закрыть пробелы в повествовании, но и поблагодарить достопочтимого ба Рыб Акова за знания, которыми тот поделился со мной.

И если кратко сформулировать основные идеи, которые я почерпнул на лекциях ба Акова, то они примут следующий вид:

Во-первых, новый бог это не всегда именно новый бог. Часто новый бог это видоизменённый верой людей (или иных разумных существ) бог-предшественник.

Во-вторых, новый бог может появиться как перерождение бога-предшественника, являясь его новой эволюционной ступенью, так и возникнуть сам по себе и начать существовать параллельно с богом-предшественником.

В-третьих, и этому в-третьих посвящено больше всего времени в лекциях, доДревних Богов можно разделить на два типа.

Тип первый боги Плоскомирья, протобоги. Они существуют рядом с человеком, в зверях и растения, окружающих его, в воде, камнях, огне, явлениях погоды. Протобоги в большинстве своём по уровню развития животные: их можно задобрить, приручить или же заставить что-то сделать, при этом всегда должна быть отдана плата за божественное вмешательство или же невмешательство. Действия протобогов это почти всегда реакция на действия людей.

Тип два боги, появившийся в результате разделения Плоскомирья на Нижний Мир, мир Ящера, Срединный Мир, мир людей, и Верхний Мир обиталище Рода и Рожаниц. Об этих богах я, опираясь на лекционный курс ба Акова, бы мог исписать много листов, но в данном случае меня интересует только Ящер. Один конкретный Ящер, впервые встреченный мной на Дородри. Впоследствии мы пересекались с ним несколько раз. Самыми важными нашими встречам, после первой, конечно, были та, когда я притащил Ящеру искалеченную дюжину из Льюсальвхейма, и встреча в Городе.

Так вот этот конкретный Ящер, Яа-Шэр, как он сам попросил себя называть во время нашей недавней встречи, а вместе с ним и весь тип два доДревних Богов больше двух тысяч лет назад столкнулся не с Богами Древними, являющимися этапом развития Богов доДревних, а с верой людей начала-и-конца в Истинного.

В том столкновении, у не способных на вражду по природе своей доДревних Богов, не было шансов на выживание, и спустя столетие Ящер обратился в Ползущий замок, а Род и Рожаницы стал чем-то вроде духов охранителей дома и очага, с верой в которых Церковь Истинного боролась потом ещё не одну сотню лет, а где-то борется и по сей день.

Ещё одна монета в копилку историй о том, что лишь Истинный ведёт людей к свету, а прочие боги суть зло и грех.

Совсем другое дело, когда вере в Истинного противостоят Древние Боги. Эти-то себя осознают в полной мере и своё место в Мире тоже представляют, а ещё знают за какой конец молнию держать, как оседлать шторм или разверзнуть твердь земную, да и свой бог войны в конегривом шлеме среди них тоже сыскаться может.

Оглядываясь на почти три тысячи лет, прожитых мной, могу с уверенностью сказать:

- Только миры, успевшие породить Древних Богов, могут сдержать натиск Царствия Истины.

Все остальные виды богов либо вообще ничего не могут противопоставить вторжению, либо их противодействие столь несущественно, что им можно пренебречь.

И в этом месте, опять же с высоты прожитых лет, надо признать боевую эффективность общества людей начала-и-конца. Царствие Истины это люди, которые хоть и орут перед боем, что Истинный с ними, идут с бой одни. Смертные против богов или тех, кто в этих богов верит. Идут и побеждают.

Смертные богов.

Побеждают.

Обычно, когда смертному удаётся не то что победить бога, а хотя бы выжить, пойдя против воли того, - я восхищаюсь таким смертным. Тут же нет места восхищению, потому как можно радоваться за муравьишку, которому удалось утащить кристалл сахара со стола у человека, но нельзя радоваться тому, что полчища жуков пожирают этого человека.

Но я отвлёкся.

Вернёмся к Ползущему замку.

Вообще к нему я отправился без каких-то было мыслей о Ящере. Просто из любопытства. Хотел своими глазами, значит, увидеть, как замок ползает, да и думал я, что это либо постройка мага какого, либо демон какой из Межреальности забрёл, а никак не бог.

Интересно мне было, потом же было, что было: освободил я, при активном содействии Безымянки, Ящера от его роли в религии людей начала-и-конца.

Вот в принципе и всё, что я хотел добавить к истории о Ползущем замке.

Межреальность. Поле Последней Битвы. 2443 год после Падения Небес.

Не лучшее время я выбрал для того, чтобы сделать запись в ворох листов, которые, как я надеюсь, станут когда-нибудь книгой, но, зная себя, с уверенностью могу сказать:

- Ждать лучших времён бесполезно, ведь скорее всего они уже были, и когда были они, казались мне времена те ничуть не лучше нынешних.

Можно было бы начать писать о том, как удалось-таки после двух тысяч лет странствий спасти Брунхильду, или о том, как величайшее из сокровищ Лоскутного Мира - Трон Истины - было исковеркано мной, как была уничтожена мной возможность создавать безопасные проходы через Пустоту в другие Миры.

Это было бы вполне логично - писать, пока воспоминания свежи. Писать, пока я ещё в самом центре событий. Ловить моменты бытия за хвост и, спрессовав, заталкивать в строки.

Написать десяток увесистых томов, разобрав все события, имевшие место за последние тысячелетия, разобрать все доступные моему разуму причины и последствия, приведшие к этому моменту. Спрятать свой очередной грех за желанием помочь Белому Главе, за необходимостью уничтожить Трон Истины, нахождение которого в Лоскутном Мире, попади он не в те руки, грозило всем нескончаемыми бедами, гибелью установленного миропорядка; прикрыться долгом остановить вторжение из Бедны, против обитателей которой мало у кого из нас, живущий по эту сторону, были шансы выстоять.

Написать, разобрать, да оставить те тома пылиться на полках. Не носить всё это с собой, не в силах забыть или хотя бы придумать сколько-нибудь логичное оправдания очередной катастрофе, причиной которой я стал.

Не выйдет.

Не выйдет, поэтому я напишу:

- Мне, правда, жаль, что всё оно так вышло. Правда. Жаль.

Шпинеель. Год 1807 после Падения Небес.

- Можно и сходить, глянуть, но только одним глазком. предложил Семипечатник.

Про один глаз он не шутил последнее один его глаз всё чаще оказывался закрыт повязкой. Того гляди, как Проповедник, замотает оба своих глядела повязкой.

- Можно, кивнул Командующий, - тем более Королева их, если верить слухам, знакома с тем недобитым Богом Сотворённым, но всё ж логичнее наведаться в Красным мир, проверить, что там всё идёт, как было запланировано.

Как обычно, эти двое выступали едиными фронтом.

- Без меня. ответил Сатана, не удосужившись даже оторвать взгляд от своей книжки. - Я тут посижу.

Видел я, что он там читает, - глупости, в основном, - мысли философов всяких, правителей разных, да и вообще людей. Читает всё, прикидывает, пометки какие-то ставит. А потом через десяток другой лет сжигает записи и опять читает, новые пометки ставит.

- Не обязательно именно ему это быть, ведь как мы уже это выяснили, - зарождение новых крайне могущественных сущностей вполне возможно. Проповедник всегда был голосом разума в наших разговорах.

- Лоскутный Мир ещё молод, не всё в нём имеет понятную структуру, не все явления обрели свою законченную форму и получили название, поэтому всё же стоит потратить некоторое время на то, чтобы разобраться с тем, что из себя представляет Королевство, - продолжал Проповедник, - а является ли всем нам известный Тринитас тем самым Богом Сотворённым или нет это дело десятое. Мы ведь на том поле не его убивать собирались мы отставали право на существование всех обителей Легенды.

Итого, получается только Проповедник со мной и согласен идти

Мы и раньше расходились, но в последнее время что-то много и всех своих дел появилось.

У всех свои дела такое чувство, что Безымянка одному мне и нужна.

Наверное, так оно и есть это я ведь ей должен, и за ту краюху, и за всё я, не они

- Встречаемся здесь же, у Сатаны. Через двадцать лет. Если кто в течении ещё десятка лет не появляется идём выяснять, что приключилось. подытожил Проповедник, а потом обратился ко мне. Ты там, главное, смотри не сдохни как обычно, по-глупому, - не хотелось бы возвращаться раньше срока.

Вот оно как один, значит, иду я в Королевство это.

Шпинеель. Граница Королевства. Год 1821 после Падения Небес.

Пришёл ни с чем ухожу ни с чем.

Разве что обзавёлся сотней другой историй, о которых вряд ли кому-либо когда-нибудь расскажу, но с теми историями главное, чтоб другие их не рассказали переврут ведь всё.

Межреальность. Год 2187 после Падения Небес.

Весело пляшет огонь, с готовностью поедая брошенные ему сухие ветки.

Котелок с наваристой кашей, в которую я, не скупясь, насыпал вяленного мяса, стоит рядом. Остывает, как и тела его предыдущих хозяев.

Вздумали, оборванцы, захватить, значит, одинокого путника, вышедшего к месту их стоянки. Одинокого путника они не всякого сомнения захватили бы, а потом продали бы на ближайшем рынке: живой товар в этих краях пользовался большим спросом. Людей и других представителей гуманоидных рас скупали не абы кто, а эмиссары самого императора Илисиана Вандорского, владетеля города Чёрного Столпа, правителя земель Даут-Вэнди Шут, покровителя земель Валонских, Дородри и Росто и прочая, прочая, прочая.

Немолодой император, по слухам каждую ночь умертвляющий на своём ложе сотню прекраснейших дев, воспользовался тем, что основные силы Царствия Истины сейчас были заняты войной с Пожирателем, напал на владения людей начала-и-конца, и вот уже несколько десятков лет вёл свою армию от одной победы к другой, захватывал один мир за другим, отправляя нескончаемые караваны невольников к Чёрному Столпу, где те должны были умереть, дабы Мир смог продолжить вращаться вокруг Столпа, называемого также Великой Осью Бытия.

Вольные города Межреальности с опаской поглядывали на происходящее, успокаивая себя мыслью: С нами выгоднее торговать, а не воевать. Успокаивали и продолжали поставлять всё, что потребуется и кому потребуется, лишь бы у того водилось золото.

Разномастные гильдии магов и наёмников подсчитывали барыши, ведь люди начала-и-конца, до этого брезговавшее пользоваться услугами грязных, нынче платили двойную, а то и тройную цену за отряды, способные немедленно выступить для участия в войне с Империей Даут-Вэнди Шут, которой также пришлось увеличить довольствие наёмникам, а то те могли и перейти на сторону врага.

Тайные ложи, советы, ковены и прочие собрания разных мастей и толков плели сети заговоров разных масштабов и вероятности воплощения в жизнь.

Ну и отребья всякого рода ловило рыбку в мутной воде, приторговывая людьми и секретами, грабя то поселения, то караваны, не брезгуя никем, кто был слабее, тоже хватало.

Простые же люди, горожане, крестьяне, мелкие торговцы со всё нарастающим страхом смотрели на происходящее, прекрасно понимая, что вражеская армия простого люда порубит изрядно, поля не вытопчет, так пожжёт, да и девок снасильничать не забудет.

- В общем, всё как обычно? закончил за меня мою мысль Командующий.

- Всё, как всегда. соглашаюсь я.

Я и четверо тех я, которыми мне никогда не стать, здесь, у костра.

Десница в полном составе.

- Так и будем дальше жить в тени былых свершений, с именами, которые если кто и помнит, так только те, что собрался у этого костра, да ещё остатки Шуйцы? в очередной раз поднял вопрос Проповедник. Жить с такими именами всё равно что жить вовсе без них.

- Имён-то у нас всех за последние столетия стало куда больше, чем нужно. Только проку-то? оторвался от чтения Сатана.

Я вздохнул. Один и тот же спор по кругу. В который раз. Сатана и Проповедник. Интеллигентного вида мужчина в белом халате, делающим его похожим на работника лаборатории или доктора, и мужчина в просторном коричневом балахоне с повязкой на глазах, длинными спутанными волосами и жидкой бородкой, прибавляющими ему не один десяток лет.

- Кому что не нравится выход в любом направлении, если не забыли. ввязался в перепалку Сатаны и Проповедника Командующий.

Опять спор.

Когда они все вместе они всегда спорят.

Последнее время думается зря мы вместе продолжаем собираться.

Проще, наверное, уже было бы каждому по отдельности.

Я в их спор не лез, просто сидел у костра и ждал, когда моя каша остынет.

Просто сидел и ждал, незаметно для себя самого откапывая в глубинах памяти обрывки воспоминаний, придуманный мной самим, написанных чьей-то рукой, или, возможно, имевших отношение к тому, что случилось в тот день.

Порядок. Эпоха Величия, конкретные дата и место неизвестны.

В этот раз демон попался с норовом. Всё никак не хотел умирать от клинка вверенного в руки Захария легионера. С демонами часто так было: строки Легенды держали их куда слабее чем грязных, отринувших Свет и Путь Истины, Того Кто есть Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний, славься Имя Его.

Оба сердца легионера стучали ровно и мощно. До той черты, после которой могло начаться снижение боевого потенциала, было ещё далеко, ведь шёл всего лишь шестой день погоди. Брат Куростин мог бы гнать демона ещё столько же времени, а потом ещё два раза по столько же, но в этом уже не было нужды: демон добрался до тех мест, к которым стремился.

Один из множества обитаемых миров Порядка, населённый гуманиодной формой жизнью, к которой когда-то относился из сам легионер. Людьми.

Когда-то. Это было когда-то. Давно. Теперь он брат Куростин, один из легионеров Его Императорского Величества Шестого Легиона, также известного как Легион Идущий по Следу, и пёс взявший след выжжен на левом наплечнике его доспеха, правый же отдан стилизованной букве Жвах, что на языке Рамаш значит Неутомим, полученной братом Куростином за участие в загонной охоте на группу демонов, организованной Министерством Общественного Спокойствия.

Выше Жвах был только Игнот - Неотвратим. Немногим удавалось обзавестись им, и имя каждого было выжжено на столпах, что подпирают главный зал города-крепости Легиона Идущих по Следу.

У брата Куростина были все шансы стать самым молодым за всю много тысячелетнюю историю существования Его Императорского Величества Шестого Легиона носителем Игнот, но об этом он не думал: всё его существо сейчас занимал демон, который добравшись наконец до обитаемого мира тут же устроил бойню, разорвав за считанные минуты, разделявшие его и легионера по меньшей мере сотню человек.

- Сто семь, - оценил Захария, выходные данные поступившие из шаблонного сюжета, которым удалось-таки спеленать демона, - слегка заниженный показатель для демона данного класса, но в целом всё в пределах допусков.

- Выживших пусти по шаблону Каф Шесть-Один. порекомендовал Корректор Савватий, который уже некоторое время наблюдал за работой Захария.

- Шаблон Каф Шесть-Один. подтвердил Исполнитель Второй Категории Захария, обрекая две дюжины выживших после бойни, учинённой демоном, на смерть в бою, что уже готов был начаться.

- Промедление порой подобно предательству, но и спешка часто не лучше. звучал Кодекс в голове брата Куростина.

Брат не медлил, но и не спешил: он делал свою работу. Чётко и сосредоточенно.

- Вложить в удар, поражающий жалкую ведьму и высшего демона одну и туже силу вот высшая справедливость в отношении к врагу. говорил Кодекс.

Брат Куростин двигался по широкой дуге, обходя демона слева. Также двигался бы он, стой напротив него один из Принцев Пустоты.

Исполнитель Захария любил работать с легионерами: после должной обработки соответствующими сюжетами они превращались в послушных марионеток, персонажей Легенды, которые даже в постоянном присмотре Исполнителей не нуждались.

Брат Куростин уже почти дошёл до нужной стадии. Ещё одно задание, может два и Захария будет рапортовать Редактору об успешно завершённой работе.

Как и ожидалось, демон атаковал первым.

Огненные плети секли асфальт и тела лежащие на нём, силясь пробить сияние Купол Величия защитного поля, генерируемого амулетом, висевшем на бычьей шее легионера, который с прытью удивительной для его огромного, закованного в броню тела, уже преодолел больше половины разделявшего их расстояния.

Наверное, демон бы улыбнулся, если бы у него было на это время, если бы он уже успел научиться этому, ведь брат Куростин оказался именно там, где и должен был: среди мёртвых тел, которые повинуясь магии, обратились в сотню пылающих костров, жара любого из которых хватило бы чтобы обратить в пепел всю окружу на многие километры вокруг. Все вместе же они испепелили всех и вся, включая людей, машины и даже здания. Всех и вся, кроме того, против кого и были обращены. Кроме брата Куростина.

Демон сыграл неожиданно, но это избавило Исполнителя от необходимости возиться с шаблоном Каф Шесть-Один.

- А что там с номером сорок один? с некоторой озабоченностью в голосе поинтересовался Савватий, который всё ещё продолжал наблюдать за работой Захария.

Исполнитель взглянул на строку состояния персонажей.

Действительно, с персонажем из массовки за номером сорок один было что-то не так: несмотря на недвусмысленный статус мёртв, номер сорок один продолжал генерировать поток выходных данный. Донельзя странный поток. Ничего подобного Исполнитель Второй Категории Захария ещё не видел, зато видел Корректор Савватий, который уже отправил запрос Редактору.

- Победа может обратиться в поражение, если окажется в руках глупца. напомнил Кодекс, но и без него брат Куростин, вряд ли бы спрятал свой клинок в ножны и перевёл манотворящую железу в спящий режим.

Тело поверженного демона, рассечённое надвое, валялось у ног легионера, но ощущение опасности усиливалось с каждым новым ударом его сердец.

Что-то происходило в огне, что-то чего брат Куростин понять не мог.

Захария с ужасом смотрел на свою правую руку, которая, ведомая чужой волей, выводила символ за символом.

- Инфицированный участок сюжета выгружен из Легенды. не спрашивал, констатировал Редактор, пробегая глазами по строкам состояния.

- Всё согласно протокола. вытянулся в струну Корректор Савватий. Прошу разрешения на отсоединение Исполнителя и отправку сюжета в изолятор.

Редактор ещё некоторое время потратил на проверку показателей и убедившись, что вирус Cogito внезапно проявившийся в сюжетной ветке, находившейся в ведении Исполнителя Второй Категории Захария, не успел выпустить метастазы, только после этого Редактор Маниул дал команду на отсоединение Исполнителя и отправку сюжета в изолятор, класса Легион, созданный специально для вечного хранения подобных сюжетов.

Межреальность. Год 2187 после Падения Небес.

- Ну ты загнул. отмахнулся Командующий. Не так оно было. Вот как тогда могла история продолжиться, если сюжет взяли и скинули в изолятор?

- Ну давай, расскажи, как оно было. Мы с удовольствие тебя послушаем. не смолчал Проповедник.

Мнемос. Несколько тысячелетий до Падения Небес.

Исполнитель Захария без интереса смотрел на данные по объекту под номером сорок один.

Несмотря на обширные повреждения внутренних органов человек жил. Жил, почти утратив способность дышать из-за жидкости, наполнившей его лёгкие. Жил, не способный больше и пальцем пошевелить. Жил и в глазах его, гнойных слезящихся глазах его пылала ненависть.

Последний испытуемый всё никак не мог умереть. Такое случалось. Не часто, но случалось. Попадались грязные, которые всё никак не могли умереть, не мог умереть, но, не смотря на это, никакого интереса ни для Исполнителя Второй Категории Захария, ни для проекта искусственной эволюции не представляли. Но сказать, что объект номер сорок один так уже бесполезен, нельзя. Польза от него будет, после соответствующей обработки: Легенда постоянно нуждается в новых, всё более сильных и всё более безумных персонажах, которые могли бы сократить популяцию грязных.

- Очень вовремя, для нового сюжета как раз не хватает персонажей. произнёс Корректор Савватий, как обычно неслышно возникший за спиной Исполнителя Второй Категории.

- О чём хоть сюжет?

- Как обычно война. Великая война, какой до этого не было. Поговаривают, что в этот раз попробуют ввести в Легенду Богов Древних и Богов Начал.

- Сразу два новых класса? Не рискованно ли?

- Я ж говорю, великая война будет. И персонажей даже для начала потребуется целая прорва.

- Всё равно рискованно, особенно если вспомнить, чем закончилась прошлая попытка ввода в сюжет Богов Начал.

- С тех времён многое изменилось. не согласился Корректор. Проколоты защиты и изоляции стали гораздо надёжнее.

- Всё равно - рискованно. покачала головой Исполнитель Второй Категории Захария, который во время Великого Обрушения, вызванного вводом в Легенду Богов Начал, был Редактором Захария.

Межреальность. Год 2187 после Падения Небес.

Проповедник со смехом захлопал в ладоши:

- Давай ещё. Про судьбу бедного Захария, который видите ли не так прост, как могло показаться нам с первого взгляда.

Крайне ненатуральный смех Проповедника заставил меня сморщиться. Это ж как ему удалось научиться так противно смеяться? Вот просто хочется взять и запустить в него миской с недоеденной кашей, а каша ведь до безобразия вкусная получилась.

- Ещё бы она такой не вышла, когда каши и мяса почитай поровну. хмыкнул Командующий.

- А ты б в чужую миску свой нос не совал. в шутку пригрозил у ему ложкой.

- В чужие мысли, значит, можно, а в миску нельзя. Вот это я понимаю верно расставленные приоритеты. улыбнулся Семипечатник.

У него, как и у нас всех, была своя версия тех событий.

Орн. Много тысячелетий до Падения Небес.

Тишину Хранилища Книг Особого Назначения нарушал лишь звук шагов, который гулял среди множества коридоров, закоулков, развилок и тупиков, представлявших собой настоящий лабиринт.

Когда-то давно, многие эпохи назад, в те времена, когда писались первые тома Легенды, неожиданно выяснилось, что некоторые персонажи, оставленные без надзора Исполнителя, по причине гибели этих самых персонажей, возобновляли своё существование на страницах Легенды или даже в мирах людей начала-и-конца. Дабы пресечь подобное, была разработана система, позволявшая извлекать из Легенды конкретного персонажа и изолировать его в переделах его собственной Книги, также были построены Хранилища для Книг.

Только даже подобных мер оказалось недостаточно: всё равно попадались персонажи, которые умудрялись сбежать и из Книги, поэтому и было построено это Хранилище, Хранилище Книг Особого Назначения, лабиринт, в котором персонаж, даже выбравшийся из Книги, обречён был скитаться на протяжении многих дней, до того самого момента как ловушки или же присланные с Небес Воины не убивали его.

Иногда Книги покидали Хранилище. Какие-то реже, какие-то чаще. Всё зависело от нужды в них для разработки нового глобального сюжета, новой войны.

В этот раз Исполнитель Второй Категории Захария, молча следовавший второй день за Библиотекарем Иокимом, шёл за книгой Номерного персонажа.

Номерные самый первый из целой серии неудачных экспериментов по созданию идеального персонажа. Бракованный материал, которому потом нашлось применение.

Номерные - скорее функции, чем полноценные персонажи, они легко вписывались в большинство сюжетов, часто замещая уже существующих персонажей, дабы после закрепления в Легенде отдаться единственной своей страсти, составляющей саму суть Номерных. Кровавой бойне.

Номерные под множеством имён неоднократно разжигали пожар войны, в котором сгорали целые планеты, но раз за разом грязные одерживали победу над ними, разрушая стройное повествование сюжета, а иногда и убивая самих Номерных так, что Книги их рассыпались прахом, и не было уже никакой возможности вновь воспользоваться данным персонажем.

Номер сорок первый, за которым в сопровождении Иокима сейчас шёл Захария, не был каким-то особенным или чем-то отличным от других. Он был последним.

Межреальность. Год 2187 после Падения Небес.

- После вас, господа, мне даже стыдно вспоминать то, как я помню те события. заулыбался Сатана.

- Вот и помалкивай. шикнул на него Проповедник, который не торопился делиться воспоминаниями.

- Отчего же помалкивать? удивился Сатана. Стыд не дым, глаза не есть.

Порядок. Росто. Эпоха Величия, конкретная дата неизвестна.

- Сорок первый!

Песок, поднимаемый ветром, скрипел на зубах. Наверное, на лицо можно было повязать шарф или хотя бы тряпку, но ни первого, ни второго не было, как не было техники и ни амуниции.

Хорошо, что хотя бы были солдаты. Восемь против обещанных двух десятков ну как восемь, восьмая Настаси зелёная радистка, пользы от которой здесь, на передовой седьмой завсклада списанный из основных частей андроид по прозвищу Михалыч, который и по своему складу-то со скрипом передвигается шестой, пятый и четвёртый седые старики, выдернутые из запаса, ещё помнящие с какой стороны держать винтовку, но абсолютно бесполезные когда дело коснётся рукопашной итого трое и я.

- Сорок первый!

Хорошо, что хотя бы не жара, не джунгли какие-то или пустыня. Побережье северного моря, чьё название мне много раз называли, но я так и не удосужился запомнить. Полоса земли шириной в две сотни метров. Две сотни метров разбитые на двенадцать секторов, в трёх из которых удалось оживить системы автоматического огня, остальные в режиме ручного управления.

Нет ничего хуже ручного управления и людей.

Я ведь просил выдать мне хотя бы трёх андроидов серии Калиф седьмой модификации да что седьмой?.. подошли бы и четвёртые. С ними бы я оживил не автоматические турели трёх секторов, а весь оборонный комплекс Пр-Мар-Йя.

А так?

А так я каждый день пишу запросы на технику, надеясь, что главный офис всё же вышлет сюда один шагающий танк, любой. Без него у меня просто не будет чем подавить корабельную артиллерию, и двенадцать секторов оборонного комплекса Пр-Мар-Йя прекратят своё существование не нанеся противнику никакого урона. Вообще никакого.

А так я пишу запросы на одну и туже амуницию. Скафандры Гелос, боевые стимуляторы, дополнительные комплекты снарядов и патронов, индивидуальные рационы питания.

Питание, даже его почти не осталось. Солдаты пока не голодают, но ещё декада и всё да, нам даже есть будет нечего.

- Сорок первый!

И я бы сказал, что таков, мол, план руководства. Но нет. Просто глупость. Просто желание сэкономить на всём, на чём только можно. Война это бизнес. Не лучше и не хуже других. Одни люди продают машины, овощи, дома, а другие людей. Мы все, оказавшиеся на это побережье, и те, кто вскоре обязательно попытается на нём высадиться товар. Но только в отличии от того же дома, мы сами себя сделали товаром.

Я продался за сто двадцать тысяч, возможно, сто пятьдесят тысяч что сверху это уж на усмотрение руководства.

Продался, но не видел ни одного кредита за те два месяца, что мы окапываемся здесь.

Солдатам что-то перепадало, но далеко не то, что стояло у них в контрактах.

Такое чувство, что нас решили тут похоронить.

Глупость, знаю.

Падёт Пр-Мар-Йя, и армия Тигрис получит плацдарм для подготовки наступления в глубь материка.

Даже не так

Падёт Пр-Мар-Йя, и первый зам Меланче лишится своего кресла, а этого он не может допустить, если, конечно, уже не успел продаться кому-то тем, же Тигрис, например.

- Сорок первый!

Шум прибоя не слышен из-за воя ветра.

Прохаживаюсь по берегу, поглядывая на корабли стоящие в километре от берега.

У них пока нет разрешения на применение орудий да и на высадку тоже нет разрешения, но они будут. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, через неделю, через декаду, через месяц

Я улыбаюсь, смотря в сторону врага.

Улыбаюсь, вспоминая, как много дней назад у моего виска просвистела пуля. Применение порохового оружия классом до третьего протоколом вторжения не запрещено этим и решил воспользоваться один меткий стрелок, наблюдавший с палубы как я каждый день выходил на этот берег. Это стоило ему жизни пуля, выпущенная мной в ответ из штатного Ужа, превысив прицельное расстояние стрельбы больше чем в десять раз, попала стрелку в череп.

На следующий день я выстрелил первым, убив ещё кого-то из тех, кто был на кораблях.

И на следующий день я убил.

И на следующий.

С тех пор палубы пустели, когда я выходил на берег.

- Сорок первый!

- Сорок первый на связи. решив, что дальше злить начальство было бы уже неразумно, ответил я.

Сорок первый номер с именем мне было бы тяжелее делать то, что я делаю.

С именем было бы невозможно сотворить то, что я должен сотворить.

Межреальность. Год 2187 после Падения Небес.

Сатана врал уж я-то это знал точно. Отец Лжи, как-никак. Статус обязывает.

Не было ни шума прибоя, ни воя ветра.

Не было запросов в главный офис.

Не было их.

Был костерок, затерянный среди руин.

Был солдат, смотрящий в огонь.

Были мысли, свои и чужие.

Была нашивка на рукаве, на которой только и различишь, что две цифры 4 и 1.

- Первый из запретных номеров. грустно усмехнулся Сатана. Кровавые призраки.

- Скорее уж кровавый понос. недовольно буркнул Проповедник, сам не заметив того, что на несколько мгновений вернулся к истокам себя самого.

Порядок. Миллисиан. Эпоха Величия, конкретная дата неизвестна.

Незнакомец смотрел на меня с той стороны зеркальной глади.

Один из тех счастливцев, которые оказались на полярном научно-исследовательском комплексе Колыбель в то время, как весь остальной мир оказался спалён в огне ядерной войны.

Один из тех несчастных, чья память оказалась очищена от воспоминаний в день, когда остальному миру пришёл конец.

Незнакомец послушно улыбался и дотошно повторял каждое моё движение, но отчего-то меня не покидало впечатление, что стоит мне отвернуться, и он вернётся к тому, что делал до того, как я подошёл к зеркалу. А делал он вне всякого сомнения что-то ужасное.

- Это нормально. успокаивал меня голос Матери, когда я вводил себе очередную дозу препаратов.

- Это нормально. соглашался я, ощущая, как спокойствие растекается по моему телу.

Межреальность. Год 2187 после Падения Небес.

Невнятный шёпот, звучащий за гранью слышимого, сорвал покрывало сна, уже начавшее окутывать моё тело.

Чья-то мольба. Или призыв.

- Не Безымянка, даже не близко. Сатана даже взгляд от книги не поднял.

- Он зовёт не нас, а Его. высказался Проповедник, который, видимо, услышал гораздо больше моего. Его, а не нас.

- Он сам не знает, кого зовёт. не согласился Командующий.

- Не важно кого он зовёт некому приходить на этот зов. отмахнулся Семипечатник.

Это он точно подметил: призыв слишком слаб. Его-то и не слышно мне вовсе, а уж о том, чтобы призвать хоть кого-то серьёзного, и речи быть не может.

Подниматься не хотелось. Хотелось притвориться, что ничего не было, вот только я редко делал то, что мне хотелось, чаще приходилось делать, что должно.

- Там ведь может быть что угодно. это Проповедник решил мне поведать то, чего я и без него знал. Хочешь в очередной раз умереть?

- Иди и умри это ж его лозунг. Забыл что ли? поднялся Командующий.

- Иди и умри это неофициальный лозунг подразделени

Проповедник фразу не закончил, ведь был грубо перебит всё тем же Командующим:

- Да плевать!

А потом уже мне:

- Я с тобой.

Хотел сказать ему спасибо, да он и так знал, что я ему благодарен.

Даже если бы он в одиночку не был способен противостоять армии, я всё равно был бы благодарен ему за то, что он пошёл со мной.

Одному оно всегда тяжелее и страшнее это я понял уже давно хотя когда-то когда-то было иначе

Гул-Вейт. Год 2187 после Падения Небес.

Бежим. Самым банальным образом. Ногами.

Командующий ругается сквозь стиснутые зубы. В основном на себя, идиота великовозрастного, не сообразившего за столетия нашего путешествия сварганить хоть какое-никакое средство передвижения. Немного на меня, пыль дорожную, за тоже самое. Немного на Проповедника, за то, что оказались мы в километрах десяти от цели. Немного на строителей местных дорог, руки у которых росли явно не из того места, из которого положено расти рукам у тех, кто делает дороги, по которым должны будут передвигаться люди.

- Проповедник, гад. в очередной раз выдохнул Командующий.

Гад, он, гад, только и так сделал всё, что мог: без подготовки пробил нам дорогу из Межреальности в этот мир, а теперь занят тем, что сшивает материю реальности, не позволяя образоваться полноценному прорыву Пустоты.

Бежим к деревне, что объята пламенем.

- Сатана, чёрт тебя дери! ору я, понимая, что мы опаздываем, а, возможно, уже опоздали.

- Сразу надо было ко мне обращаться, а не строить из себя героев. Сатана появился в метрах ста впереди и, спрятав книгу в одном из карманов халата, вновь исчез.

Командующий, буркнув в ответ что-то невнятное, но явно неодобрительное, начал ускоряться, отрываясь от меня с каждым ударом сердца всё сильнее.

Да, не мне, Человеку, тягаться с тем, кто, пройдя бесчисленное множество модификаций, голыми руками сворачивал шеи ангелам.

Гул-Вейт. Год 2187 после Падения Небес.

Горький дым выедает глаза, заставляя слёзы течь по щекам, душит кашлем.

Огонь, дым и запах горелой плоти как тогда наверное, я тоже молил о тогда помощи. Я хотел быть спасённым, но никто не ответил мне, а может быть ответил, да ответ оказался совсем не тот, что ожидал я. Всё может быть. Я практически не помню, что же тогда случилось, а то немногое, что помню, скорее всего, сам и придумал но огонь и дым были дым и огонь, и трупы, множество чудовищно обгоревших тел.

- Ты мой должник. тыча пальцем мне в лицо, проходит мимо Сатана.

Не любит он суеты. Но не Семипечатника же звать было? Тот больше по убийствам. Спасать не его. Не любит он это дело.

- Шутка в том, что спасение одних, обычно, подразумевает гибель других. А что же это за спасение, если умирает не одни, а другие? логика Семипечатника проста и понятна.

И я всегда соглашаюсь с ним. С Семипечатником невозможно спорить даже не потому, что он прав, а и потому, что чужое мнение его мало интересует.

Его вообще мало что интересует, кроме убийств, конечно.

- из-за какой-то псины - доносится обрывок фразы раздосадованного Сатаны, - ... сами тащите...

Какая ещё псина? О чём это он?

- Вот ни всё ли равно тебе, кто это был? - послышался ответ Командующего, который мог бы и притвориться, что не слышал слов Сатаны.

Слёзы, из-за этого проклятого дыма, так и текут.

С трудом прикинув, откуда слышался голос Командующего, поворачиваю туда.

- Ну ты-то куда прёшься? - появившись из дыма, хватает меня за руку Командующий и развернув, тащит прочь.

И правда: куда это я? Командующий сам не справится что ли? Да и с чем там справляться после Сатаны-то?

- Работа истинных людей. Очищение огнём. Помнишь ведь это заклинание? - Командующему дым нипочём. - Как бы наш старый знакомец - отец Жиллиман - не оказался к этому причастен, а то Сатана просто пеной изойдёт, тыкая нас носом в то, что он-то предлагал избавиться того отряда.

Преувеличивает Командующий, конечно. Сатана, если прав окажется, от силы бросит фразу-другую, а то и вообще и слов удостаивать не станет.

Честно, говоря, лучше бы зудел о своей правоте без остановки.

- Да кто его знает - что оно лучше? - не согласился Командующий. - Вон Проповедника слушать - то ещё счастье, так что пусть уж лучше будет, как оно и было до того. Люблю я, знаешь, стабильность.

Командующий всё-таки вытащил меня из дыма горящей деревни, и дышать сразу стало легче.

- Хде? - выкашлял я из себя вопрос.

- Вот. - поворачивается ко мне левым боком Командующий показывая свою ношу.

Пес свисает бесчувственной тушей с его руки.

Простой дворовый пёс.

- Ках?

- Да кто ж его знает как? - опуская на землю свою ношу, развёл руками Командующий. - Да оно и не важно.

Да оно и не важно. Это он точно заметил. Совершенно не важно как персонажу под номером сорок удалось выжить там, где остальные умерли, или как мольба умирающего пса достигла ушей тех, кого прозывали Скрытыми. Важно лишь, что это произошло. Мы работаем лишь с последствиями - причины остались далеко позади, и если начать докапываться до них, то ещё не известно чем это может закончится. И для нас, и для пса, и для причин, конечно.

- Пригляди за псом, пока я за Проповедником смотаюсь. - Командующий уже был готов бежать к тому месту, где Проповедник латал прорыв.

- Не надо ни за кем бежать. - остановил его Семипечатник. - Ты, Командующий, вытащил его из деревни, и, почитай, теперь за отца, а я, раз так дела обстоят, за дядьку сойду. Неужель, для племянника кровь пожалею?

Улыбается Семипечатник. Не припомню, чтобы видел такую улыбку на его лице. Светлую и немного грустную. Не было у него таких улыбок раньше. И где нашёл-то такую только?

Несколько веков спустя благодаря таланту Вёльвы, никем давно уже не прозываемого Летописцем, молва людская да и не только людская будет врать, что волк Фенрир был рождён Гулльвейг от хитроумного Локи.

И, наверное, где это и могло быть правдой.

Тогда же был только пёс, который отказался умирать следом за своими хозяевами.

Простой пёс.

Межреальность. Год 1251 после Падения Небес.

То, что когда-то могло изменить почти всё.

Теперь не меняло почти ничего.

Это почти было сущей мелочью нужда в убийстве Бога Сотворённого пропадала, ведь Сын только что узнал, что Он и являлся Богом Сотворённым.

Являлся до того, как Его существо было смешано с существом грязного, с Человеком.

Идеальный, чистый сосуд, что должен был Сам наполнить Себя смыслом и даровать обитателям Небес ответ, а Миру спасение оказался не только разбит, но и наполнен гнилью.

- Ты продолжишь искать Бродягу, чтобы убить? нарушая молчание, которое длилось и длилось, спросила Его Безымянка.

- Я и не искал уже его для этого теперь есть Смертные Грехи, что ведут вперед ветви истинных людей или просто сами по себе охотятся за ним. Я убиваю богов бродяг убивает голод, холод, но чаще их убивают другие люди. ответил Сын, которого совсем скоро начнут прозывать Тринитасом.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Записки о грядущем я раз за разом возвращаюсь к ним.

Картина Мира, к которому стремился Тринитас, обличённая в изрезанную строками текста плоть страниц.

Будущее, которому уже не наступить.

Единственная возможность, оставшаяся у меня для того, чтобы пообщаться с Тринитасом, послушать что же Он тогда, в Городе, так и не сказал.

Фронтир. Коло Радо. 3073 год после Падения Небес.

Гараж в пригороде Нового Джерси. Подобных ему тут хватает.

Друзья детства Бернар Шус и Томм Ган, везде и всюду сопровождаемый псом Тофи, вместо того, чтобы готовиться к завтрашней поездке, уже некоторое время разговаривали с незнакомцем, который хоть и не выглядел бродягой, но находился буквально в одном шаге от этого.

Скажи им, что этот незнакомец на пересечении Ист-Лэйк Стрит и Лис Авеню был девушкой, одной из почти мифических дочерей мадам Жоржет, красивейших из живущих и живших когда-либо в Лоскутном Мире представительниц слабого пола, благосклонность которых ещё и можно купить за презренный метал очень много презренного металла скажи это друзьям, они бы точно рассмеялись вам в лицо и, между прочим, очень зря.

- Край мира, говорите? Бернар, ещё не решив для себя потерял ли он всякий интерес к незнакомцу, у которого, похоже, были какие-то проблемы с психикой, или всё же капля-другая интереса всё ж осталась.

- Я ж о вас забочусь, вот свалитесь вы с Края-то. Кому легче-то станет? протянул незнакомец.

Голова его при это немного поддергивалась, будто бы у марионетки в руках неопытного кукловода.

- Это мы-то свалимся? Томм, находивший в самых, казалось бы обыденны вещах, причину для шуток, не мог отказать себе в удовольствии скопировать странную манеру незнакомца формулировать свои мысли. - Нет никакого края-то. Планета-то круглая-то, что тот мяч. Это ещё Галей Эо доказал, за то и был сожжён-то.

- Не Галея, а Джона Руно сожгли, бестолочь! поправил друга Бернар, уже решивший, что вывод плоскоземельщика на признание его, плоскоземельных, заблуждений несостоятельными, неплохо так скрасит вечер.

- Не важно!.. тут же забыв о только что начавшейся игре в передразнивание манеры речи незнакомца, парировал Томм, планета наша шар, это тебе любой школьник скажет. Да и чего мы свалимся? Никто не сваливался, а мы возьми и свались. Так не бывает.

- Седобровый Стовибор, что создаёт порталы, переправляя всех, подошедших к Краю Мира на другую сторону плоскости, завтра отвлечётся, вот и рухнете вы вниз, с Края. незнакомец с чего-то тоже позабыл о своей странной манере речи да и голова его наконец перестала дергаться.

Голова перестала, но задёргались пальцы левой руки, будто бы она решила, не предупредив своего хозяина, сыграть на невидимом пианино.

- Стовибор порталы - Бернар пробовал на вкус слова, прикидывая, что разговор может выйти куда веселее, чем предполагалось.

Вкус был странный, не совсем такой, каким тот ожидал его ощутить, но, как говорится, аппетит приходит во время еды.

- Ладно, предположим, что я поверил

- Берни, ну что ты такое несёшь? Какое поверил? возмущению глупостью друга не было предела.

- Не лезь, Томм, я сказал предположим предположим, что я поверил в край мира и порталы, но откуда вам известно, что должно произойти завтра? Вы что будущее предсказывать умеете?

- Чёрт с тобой, развлекайся, а я за пивом. демонстративно махнув рукой, Томм встал с продавленного дивана, сосланного в гараж ещё Ганом-старшим, отцом Томма, слишком давно чтобы кто-то ещё помнил причину этого.

- Я?.. будущее предсказывать? Вы так не шутите. Ваше, да и не только ваше будущее, просчитано богом Тринитасом. Его, правда, с недавних пор зовут Вычислителем... так себе имечко, если вы спросите меня, впрочем, и Тринитас не сказать чтобы гениальное...

- Богом, блин с издёвкой усмехнулся Томм, чуть ли не с целиком залезая в холодильник, чтобы достать баночку пива.

Местному пиву, Ган-младший предпочитал кислятину Донна Джонна мерзкий вкус которого напоминал о самой большой глупости в жизни его жизни пяти годах службы в корпусе мира, в голубых касках.

- Если известно, что портал не будет создан, то почему бы не сделать так, чтобы завтра портал всё же был создан, вместо того, чтобы начинать этот разговор? продолжил прощупывать незнакомца Бернар.

- Проще, но в таком случае у меня пропала бы отличная причина завязать разговор с вами.

- И зачем вам, мой дорогой безымянный незнакомец, отличная причина для разговора с двумя простыми синоптиками?

- Ну не такими уж и простых, если честно согласно прогнозу Тринитаса, через семьдесят семь лет после вашего падения с Края Мира, в наш Мир явятся боги Равновесия, неизбежность прихода которых была доказана Николой Умпером богов тех будут звать: Шёпот, - незнакомец широким жестом указывает на Бернара, - и Рокот, - в этот раз рука его указывает на Томма.

Подёргивание пальцев у незнакомца пропало, при этом стало казаться, что он немного прибавил росту. Или это одежда усохла?

- Зашибись, а Тофи тоже богом станет? едва не поперхнувшись пивом, съязвил Томм.

Пёс размерами походивший на доброго пони, уже сейчас во многих местах Мира мог быть принят за собачьего бога, оторвал морду от миски с кашей и, убедившись, что добавки никто ему давать не собирается, продолжил трапезу.

- Томм!

- А чего такого? Вот провалиться мне Тофи тоже хочет стать богом.

- Жрать он у тебя хочет. Постоянно.

По виду Тофи было понятно, что становление богом его действительно волновало куда меньше содержимого миски.

- Жаль разочаровывать вас относительно всех этих богов, о которых мне разумнее было вовсе и упоминаться, чтобы не вносить в эту беседу ещё больше сумбура, но вы двое, как, впрочем, и ваш замечательный пёс, интересны мне в своём нынешнем, смертном воплощении, иначе подобная встреча состоялась бы минимум на семьдесят семь лет позднее. Тринитасу же вы интересны в той же степени, в которой интересны математику отброшенные в процессе округления разряды числа, о которых тот не мог не упомянуть просто потому, что его душа требует от него обязательно упомянуть, что в общем-то что-то было отброшено, но это что-то ни на что не влияло, поэтому, для упрощения расчётов, это несущественное что-то и было отброшено.

- Тринитасу мы не интересны, но вам мы интересны, причём мы, а не боги, которыми, согласно прогнозу, должны стать. Так в чём причина этого интереса, если мы, как вы выразились, отброшенные при округлении разряды?

- Про разряды это я так первое, что пришло на ум скорее переменные, значение которых ни на что не влияет точнее функции множества переменных - незнакомец начал было путаться, но быстро взял себя в руки, - ладно, пока замнём и вернёмся к ответу на заданный ранее вопрос. А ответ прост я рассчитываю с вашей, да и не только вашей, помощью внести в реальность достаточные изменения для того, чтобы Тринитасу пришлось корректировать Свои расчёты, или вовсе начинать заново, вводя в них факторы, оценённые Им как несущественные.

- Замечу, хоть вы и ответили на вопрос, ответ ваш ничего не прояснил.

- Берни, да он просто за наш счёт хочешь подгадить этому своему Тринитасу. Томм всегда отличался от друга крайне нужно в жизни способностью он сразу видел к чему идёт то или иное дело, особенно, в тех случаях, когда дело грозило неприятностями ему или его другу.

- Подгадить прискорбно слышать подобную оценку наших действий нет, мы не хотим подгадить Тринитасу мы хотим выиграть для Мира время. Выиграть столько, сколько смогу.

- Звучит так, будто бы миру угрожает гибель, а этот ваш Тринитас с его прогнозами как-то к той гибели причастны. продолжал наступление Бернар, собирая факт, которыми можно было бы в будущем воспользоваться для того, чтобы уличить незнакомца либо во лжи, либо в логических нестыковках.

- Гибели?.. нет всё вновь не совсем так, как прозвучало Тринитас, Он хочет контролировать в этом Мире всё

Окончить мысль незнакомцу не суждено было: свет лампочки, которого недавно вполне хватало, чтобы освещать всё нехитрое нутро гаража, начал растерянно мигать и угасать, отдавая теням на откуп всё большее.

- Это что ещё за?! револьвер, подаренный Томму на совершеннолетие дедом, знавшем толк в вещах, которые действительно нужны любому мужчине, уже смотрит в грудь знакомца.

Едва початая банка Донна Джонна катится по полу, разливая своё содержимое.

Утробно гудит Тоффи, готовый броситься в бой по одному движению брови своего хозяина, только Томм не двинет даже ей прижалось к горлу лезвие клинка.

- Было бы из-за чего панику поднимать и тыкать оружием в девушку: ну проблемы с напряжением в сети, ну помигала лампочка из-за этого, в тенях не пойми что привиделось не размениваясь на приветствия или что-то подобное, сворачивает с тротуара к гаражу новый гость.

- Опусти ствол. шипит на ухо Томму не не-пойми-что, а Битис Каудалис, всё также держа клинок у горла парня.

- Сфено, скидай уже личину Томм как увидит твой истинный облик, так всякое желание стрелять в тебя пропадёт. находясь уже в ворот гаража, не просит, приказывает гость, с приходом которого незнакомец перестал быть незнакомцем и вновь стал Сфено, дочерью мадам Жоржет, одной из тех немногих, что отказался от жизни асиний в Асгарде.

После сказанного и увиденного у знающих людей, да и не-людей, сомнений в том, кем является гость, только что вошедший в гараж, не осталось бы, будь они, знающие, рядом.

Падемоний, Забытый, Последний Грех, Тёмный Повелитель, Богоубийца и многим иным прозвания, полученным гостем за три тысячи лет странствий по Миру, чуть больше полувека назад прибавились ещё несколько: Тёмный Пастырь и Водитель Заблудших.

Волей и мудрым словом Тринитаса обратился враг извечный всего светлого и праведного в проводника воли Его, ибо любимы Им и дети Его заблудшие, посему дарован тем детям Пастырь был, что водит людей дорогами тёмными.

- Дядь, а Старуха в курсе?

Старуха, она же Бабка, прозвище своё любила. Иначе как объяснить, что асинью, прекрасную жену самого Хрофта, уже много десятилетий если и видели, то только в образе старой девы?

А ещё Старуха любила наказывать непутёвых дурёх, мнивших о себе много. О чём тут говорить: она дочь свою валькирию Брунхильду усыпила да принялась подыскивать той мужа достойного.

Мнение валькирии при этом Бабку не волновало вообще, как, впрочем, и чьё-либо ещё.

- Ага, чтобы и мне от Фригг перепало за то, что я прозевал заговор? Мне Хеньи хватит, которая, слава её чутью, и раскусила этот ваш с Эйн идиотский план. отмахнулся от Сфено Падемоний.

На самом деле так называемый идиотский план был по меньшей мере неплох и по-своему даже оригинален, но признай Пандемоний подобное вслух, не добиться ему необходимого воспитательного эффекта от предстоящей выволочки для всех его участниц.

А выволочка была нужна они пока просто не могли осмыслить действия Тринитаса, поэтому могли наделать много глупостей, за которые потом, когда понимание это придёт, будет стыдно, но ничего уже будет не исправить, ведь прошлое остаётся прошлым.

Мнемос. 3088 год после Падения Небес.

Святой отец Офелос тяжело вздохнул дети, ну что с них взять?.. взрослые, порой, не всегда понимают Замысел Его, что ж говорить о детях

- Нет, Тёмный Пастырь не плохой.

- Но он уводит людей в Пустоту. настаивает на своём Ивар.

Парнишка ногой бы топнул для убедительности, но воспитание ему этого не позволяло, да и не удобно сидя ногой топать.

- А ещё его грехом зовут, последним. вступилась за друга Радмилка и тут же прикусила свой розовый язычок.

Про то, что Тёмный Пастырь ещё и каким-то грехом был, при чём не из первых, а последним, девочка услышала несколько дней назад, решив посмотреть, что такого интересного Петрусь с Маринкой на сеновале делает.

- Ох, плохо я вас учу плохо нет Греха больше в этом Мире, искупил смертью своей Сын и его, и грехи иные, подуманные иль погаданные, те что были, те что будут

- Но в Пустоту же

- В Пустоту. кивает святой отец. Но что делали ли бы мы с ними, с теми, кто отказался идти по дороге, указанной Им?

Молчит Ивар, поглядывает на Радмилку, выручай, мол, друг.

- Наказали? не ответила, спросила Радмилка.

- Ох, совсем плохо учу я вас пора, видно, от дел отходить это ж что, по-твоему, получается, что Он без помощи нашей уже наказать никого не может?

Молчат дети. Не знаю, что сказать.

Тяжело вздыхает святой отец. Он огорчён. Не тем, что дети не поняли слово Его, тем, что он, Офелос, не смог донести слово Его то до них.

Стар он стал, ум, и в пору молодости далёкий от совершенства, подводит всё чаще, а ересь былых лет ещё крепка, заслоняет от людей замысел Его.

- Наказать можно тебя, Рада, Ивку детей чтоб впредь писание внимательней читали, замысел Его постигали, но не взрослого, творящего зло по воле своей и отдающего отчёт себе в последствиях действий своих, ибо опасаясь наказания взрослый начнёт искать пути, чтобы избежать наказания за зло, сотворённое им, тем самым приумножая то зло. Иль же, что бывает чаще, даже не приступив закона, лишь вид будет делать, что следует замыслу Его.

- Если он хороший, то почему им пугают?

- Потому что замысел Его люди так и не постигли, а я я не смог донести его до них

Святой отец тяжело вздыхает.

Стар он стал, слишком стар но если на что у него ещё и осталось время, так это на то, чтобы эти двое детей всё же поняли, что истинная благодетель не в том, чтобы не совершать зла, опасаясь за зло то быть наказанным, а в том, чтобы сама мысль совершения зла была противна их сути

Не овцы беззубые, бредущие куда укажет даже не пастух, пёс его, но неколебимые, несокрушимые столпы, на которых будет воздвигнул новый Мир, лучше того, что был, лучше того, что есть, лучше того, что мог быть.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Заметки.

Куда же без них?

Надо же хотя бы в общих чертах где-то писать о вещах мне очевидных, а для иных, возможно, слышимых впервые.

Для Лоскутного Мира, как замкнутой системы, всегда верна следующая последовательность: вначале причина, потом следствие.

Это естественным образом вытекает из однородности и однонаправленности временного потока.

Для Пустоты же в общем случае не существует таких понятий как причина и следствие просто в силу того, что время там является многомерным, неотделимым от пространства. И, как уже говорено мной, если сильно упростить, то гипотетическая частица там существует одновременно во всех своих состояниях во всех доступных координатах.

И всё, казалось бы, прекрасно: вот одна замкнутая и понятная система, а вот другая тоже замкнутая и тоже понятная.

Только дело в том, что на самом деле эти систему не замкнуты, и речь идёт не о прорывах Пустоты и прочих мелочах, позволяющим перетекать сущностям из одной системы в другую, а о Фронтире границе, где Лоскутный мир переходит в Пустоту, вновь растворяясь в ней, становясь лишь одной из возможностей существования материи-времени.

Фронтир многими описывается как ужасное место, где причина и следствие могут менять местами, а демоны, являясь полновластными хозяевами тех территорий, искажают и изменяют сущность любого, оказавшегося в тех землях. И во многом они были правы, во многом, но не во всём, ведь внешнее, доступное нашему восприятию, проявление чего-то не тождественно этому чему-то.

Некоторые склонны доказывать, что Фронтир обиталище Тёмных Богов. Возможно, когда-нибудь оно таковым и станет, но пока это было не так.

Иные же уверены Фронтир детище самих Богов Хаоса. Ошибались и они, ведь сами Боги Хаоса была куда моложе не Мира.

Но все они сходятся в одном: из Фронтира не возвращаются.

Правда, стоит отметить, что из Фронтира всё же возвращались, в основном те, кто зашёл неглубоко.

Возвращались разными.

И не всегда исковерканными жаждущими чужих страданий монстрами, но всегда не теми, кем туда заходили.

Пустота меняла их всех, и вернуться мог уже не ты, а тот ты, которым ты был много лет назад, или стал бы через годы, а мог и выйти тот ты, которым тебе уже никогда не стать, или тот, которым ты никогда и не был.

И всё же Фронтир, не смотря на всё вышеуказанное, хранит в себе зерно развития, позволяя Лоскутному Мире разрастаться в Пустоту, давая в далёком будущем рождение новым мираv, ведь где-то там, за горизонтом времени, обитателям Лоскутного Мира станет тесно в старых границах, сотворённых нами, и пусть лучше они, люди будущего, устремятся во Фронтир, на новые территории, которых ещё нет, чем будут грызть друг друга за клочок земли, за возможность вырастить на нём урожай и не дать умереть от голода своим детям.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Я листаю страницы, оставленный мне Тринитасом.

Не сыскать их в Записках о грядущем, которые уже сейчас переписываются и перепечатываются в сотнях миров, становятся новой вехой не только для верующий в Истинного, но и для всего Лоскутного Мира.

Со страниц тех, написанных только ради меня, глядит Он, улыбается:

- Я ведь хотел счастья для всех, даже для тебя, Богоубийца. Особенно для тебя, Мой убийца

Молчу в ответ:

- Я знаю

Фронтир. Харчевня У мага и русалки. 3985 год после Падения Небес.

Как обычно в дни Памяти, посетителей было столько, что уместить их под крышей харчевни не было никакой возможности, поэтому для желающих отметить это славный праздник во дворе были накрыты столы, но и те, кому не хватило места даже за ними, не слишком грустили, располагаясь прямо на утоптанной земле, подстелив кто плащ, кто солому, или даже за оградой, просто на траве.

Обитатели местных земель да случайные путешественники, оказавшиеся рядом вот и все, кто в эти светлые дни являлся сюда почтить Водителя Заблудших. Но их хватало с лихвой, чтобы память продолжала жить.

Подобная картина была и во многих иных местах, отмеченных Тёмным Пастырем.

И не только в землях заблудших детей Его, но и там, где жили идущие следом, сменившие много несколько веков назад чистых, или же истинных людей, поминалось имя Водителя Заблудших и жертва его.

Ровно сто лет назад исторгла из себя Межреальность чудищ невиданный, не знающих ни жалости, ни поражения.

Дрогнул Лоскутный Мир перед угрозой небывалой.

Червь сомнений начал грызть даже души самый стойких.

В час тот тёмный, отбросил Тёмный Пастырь всю свою мощь свою и славу всю свою, выйдя в поле смертным воином, и одержал победу, показав тем самым, путь, открытый Сыном, есть Истина.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Да, это был бы прекрасный конец моей истории.

Я мог умереть героем, легендой уйти так, чтобы обо мне вспоминали с благодарностью

Но вот не получилось у меня вообще мало что получается

Мнемос. Год 1115 после Падения Небес.

Легион. Имя мне Легион, потому что нас много.

Ну, это так, официальная версия. А мою версию люди начала-и-конца, истинные люди, как сами они себя называют, считают еретическими измышлениями существа, отрёкшегося от пути Истинного.

- Легион, встать!

Удар палкой по прутьям клетки.

По прутьям. Год назад или около того взбрело смотрителю в голову меня тыкнуть. С тех пор хромает на левую ногу. Сломал я её тогда ему. Хорошо сломал. Жаль, что ногу надо было шею

Встаю.

Пусть полюбуются на кошмар из Писания.

- Объект класса Легион

- Он самый. Собственной персоной. - склоняюсь я перед аудиторией в поклоне.

Люди начала-и-конца с визгом отпрыгивают и начинают творить в воздухе символ веры, будто бы это он меня удерживает от того, чтобы я им головы не поотрывал, а не прутья клетки.

Правда, если подумать, то головы я им, даже не будь клетки, отрывать не стал. Добрый я. Правда, не всегда удачно шучу, но тут в качестве оправдания можно сослаться на плохие условия содержания, отсутствие нормального питания и выгула. Сослаться-то можно, только, если быть честным, то и раньше-то я шутил не лучше.

- богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Истинному

Нет, ну я, конечно, эгоист. Такой эгоист, каких на свете мало, а, скорее всего, и нет больше вовсе, но ничего я не мнил это вы что-то там напутали лучше бы вы меня Сатаной кликали - мы с ним хотя бы похожи...

- лишь благодаря вмешательству Высших Сил нам удалось пленить его

Ага, помню так прям всё и было чёрта лысого вы бы за хвост поймали, если бы тогда я не полез Безымянку вытаскивать надеюсь, она выжила после падения найти, правда, её будет проблематично, но да ладно что-нибудь да придумаю, а пока надо придумать, как сбежать отсюда.

Сколько там уже на моём счету?

Ах, да, три побега, бесчисленное количество трупов и ещё два разрушенных города.

Засиделся я что-то.

Пора обновить счёт, а то совсем расслабились: вон один семинарист так беспечно наклонился к клетке, чтобы во всех подробностях разглядеть меня.

Это он зря.

Мнемос. Год 1172 после Падения Небес.

Легион. Имя мне Легион, потому что нас много.

Это их много, а нас мало. Нас почти не осталось. Совсем.

- Легион, встать! На тебя дети хотят посмотреть.

За приказом тычок указкой в бок.

Встаю. Пусть посмотрят.

- Объект класса Легион

Знаю я это, уже много раз слышал и от тебя, уважаемый мой смотритель, и от того, что был до тебя и от того, что был

- богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Богу

Символ веры, висящий где-то в районе пупка смотрителя, немного раздражает. Странно, уже и привыкнуть должен был к нему сколько он лет экскурсии ко мне водит?

Настроения чего-то совсем нет.

Надоело всё уже.

Вечером опять пытки, казнь.

И как им ещё это не надоело?

Мне надоело.

Выход, конечно, есть, только не хочется будить тех я, которыми мне никогда не стать. Не хочется хотя бы из благодарности, что дали мне поспать, спрятав на Расте.

Буду ждать, может быть и повезёт

Мнемос. Год 1185 после Падения Небес.

Легион. Имя мне Легион, потому что нас много.

Было много. Когда-то. Давно. Но не легион, нас было меньше, гораздо меньше.

Давно было, а сегодня праздник. Сегодня большой праздник.

Такого, говорят, не было никогда.

Сегодня будет призван Бог Сотворённый очередной

Сегодня умрёт Легион.

- богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Истинному

Просунул руки между прутьями клетки.

Браслеты наручников защёлкнулись на моих запястьях.

Металл новый, блестящий. Лучше бы одежду новую дали.

Меня повесят на площади Шести Молчащих.

Виселица, значит

Праздник

Белые одежды, цветы.

Иду, сам. Я устал. Смертельно устал, но я иду.

Собирая ту шелуху, что осталась от меня, я заставляю тело двигаться. Шаг за шагом. Всё выше по ступеням помоста.

Праздник

Светловолосый мальчишка-палач, не скрывающий под маской лица своего, он счастлив.

- На закате поглядим, парень, у кого улыбка веселее будет. улыбнулся я своему палачу, когда он надел на меня петлю.

У них праздник у меня тоже как-никак со старыми товарищами встречусь.

И нас опять станет много, пусть и не легион.

- Давно уже пора нас было разбудить. - согласно кивает из толпы Семипечатник.

- Не делал бы ты это умер бы просто, не впервой ведь. просит Проповедник, понимая, что я задумал.

И мне, наверное, нужно было б его послушать, но я слишком устал и слишком давно для себя всё решил, чтобы сейчас останавливаться

Мнемос. Год 1185 после Падения Небес.

Сижу, жую какую-то безвкусную лепешку.

Те я, которыми мне никогда не стать, смотрят на меня.

По-разному смотрят.

В основном осуждающе.

Я с ними согласен.

Обратить пришествие Бога Сотворённого в рождение Пожирателя я ещё об это пожалею.

Но, как это обычно и бывает, ничего уже не исправить.

И закат этот скорее б всё погрузилось во тьму, чтоб не видеть счастливые улыбки тех, то не понял, что умер.

Вербург. За несколько десятилетий до Падения Небес.

Вербург мёртв.

Убиты все. Не только мужчины, женщины, старики и дети. Собаки, кошки, домашний скот и дикие животные. Мертвы даже растения, просто этого ещё незаметно.

- Тишина! лишь одной команды Великого Пустого хватило для этого.

Команда отзвучала давно, и тишина пришла. Пришла да так и осталась.

Мёртвая.

Мёртвая тишина на мёртвой планете.

Вне определений живой и мёртвый стоит изолятор класса Легион, место из которого нет возврата, облачённое в плоть и наделённое разумом.

У ног изолятора лежит нагой парень, скорчившийся в позе зародыша. Нагой и мёртвый, как и всё вокруг.

- Человек. так его определил Великий Пустой.

- Тот, кем я, возможно, никогда и не был. так сказал Великий Пустой.

- Ошибка, приведшая меня сюда. так подумал Великий Пустой.

- Я милосерднее тех, кто написал меня. так прекратил существование своего творения Великий Пустой.

- Жаль, не нашлось того, кто сделал бы для меня того же. так считал Великий Пустой, который научился жалости вопреки всему тому, что довелось ему пережить.

Мёртвое тело у ног изолятора для тех, кто отказался умирать.

Жалость

Именно её испытывала Легион, смотря на мёртвое тело у своих ног.

Запретное для изолятора чувство.

Жалось двух существ, не знавших до того, что способны её испытывать, она изменит саму Смерть, позволив жить не только Человеку, но и тому, поискам способов убийства которого он посвятит всё свое время до Падения Небес.

Вербург. Несколько десятилетий до Падения Небес.

Голоса.

Много.

Одни спорят с другими, другие спорят сами с собой. Кто-то смеётся. Кто-то изрыгает проклятия.

Не сразу и различишь, что три голоса ведут беседу, не оскорбляя собеседников, поминутно не грозят разорвать его или ещё что с ним сотворить.

- Я, конечно, как и все остальные здесь собравшиеся должен быть благодарен Легиону за существование, дарованное мне вопреки воле Великого Пустого, проговорил тот, кто для простоты назвался Вторым, так как Первый уже был, - но я не вижу смысла помогать ей с Человеком.

- Будем пытать, а потом убьём. предложил Третий.

Это уже было не первое подобное предложение Третьего, но раньше оно касалось представительниц и представителей как разумных, там и не совсем рас и видов, а никак не Легиона.

- Это-то мы всегда успеем, Третий. уклончиво ответил Второй. Но всё же стоит заметить, что разговор шёл не о том, что нам конкретно делать с ней, а о том, что нам делать со всем вокруг, с Легионом и её Человеком в частности.

- Будем пытать, а, если можно убить, потом ещё и убьём. казалось бы без особых раздумий предложил Третий. Или убьём, а потом будем пытать.

За наигранной лёгкостью предложений Третьего, как ореховое ядро за прочной скорлупой, скрывалась идея, которую Второму всё никак удавалось ухватить за хвост, но Второй не назвался бы Вторым, если бы не мог заставить себя признаться в том, что он чего-то недопонимает:

- Будем пытать и убьём, или наоборот, а что потом?

- Правильный вопрос это тот же ответ, только которому ещё предстоит родиться. подал голос Первый. Мы должны определиться не с тем, что делать с Легионом, Человеком или кем-то ещё что делать с самими собой.

Споры, кипевшие рядом, без перехода обратились резнёй. Кто-то хрипел. Кто-то орал. Что-то противно хлюпало. Слышались глухие удары, хруст и проклятия.

Пытать, убивать, уничтожать и разрушать, без смысла, без особой цели Великий Пустой слишком любил жизнь, свою, в первую очередь, поэтому воплощение получили лишь десять из его личностей. Лишь десять, остальные же уже начали пожирать друг друга и самих себя.

- Не вижу смысла бежать с планеты даже если нам удастся скрыться от погони, а нас будут гнать до последнего, в этом не приходится сомневаться, ведь уничтожение жизни на планете не могло не остаться незамеченным, даже в этом случае, наше существование под вопросом. Пока мы, в отличие от остальных, стабильны, но с увеличением срока нашего существования накаливаются и ошибки, внутренние конфликты, которые могут привести и, вне всякого сомнения, приведут к коллапсу личности. Второй прекрасно видел дороги, которые ведут в тупик, но ту, что ведёт к выходу, он не мог различить.

- Зачем бежать куда-то, когда у нас здесь уже всё есть? предложение Третьего, казалось, не отличается оригинальностью. А так, если не хочешь размениваться на мелочи, - в изоляторе класса Легион, уверен, найдётся много тех, кого можно пытать и убить.

- Легион?.. не вижу смысла - начал было Второй, но остановился.

Второй остановился перед выходом из сложившейся ситуации. Остановился, чтобы заглянуть за его порог, попытаться оценить вероятность благоприятного исхода.

Сотворить то, на что, казалось Второму, у Великого Пустого не хватило смелости: из обрывков историй, из недописанных или забракованных сюжетов, из персонажей, отказавшихся делать то, что им велела рука Исполнителя, сотворить себя-новых, сильнее и совершенней себя-нынешних.

- Не ты, Первый, не я, не ты, Третий, и не мы все вместе взятые не ровня Великому Пустому. И чтобы добраться до искомого, нам придётся попасть в изолятор, а оттуда нет возврата, нет возврата даже не смотря на то, что Великий Пустой вытащил оттуда всё, что ему нужно было, а Легион смогла даже вдохнуть существование в нас, обрезки, не нашедшие места в планах Великого Пустого. проговорил Второй. Но я всё равно туда отправлюсь.

- Вполне возможно, нам и не нужно будет возвращаться: действия Великого Пустого изменили свойства пространства-времени внутри изолятора, нарушили его структуру, по сути, сотворив новый Мир, который в данный момент пребывает в состоянии зарождения и ждёт своих Богов. успокаивающего произнёс Первый.

- Но не попробовать оставить с этой стороны якорь, было бы крайне глупо, ведь тут остаётся слишком много тех, кого, когда нам надоест содержимое изолятора, можно будет убивать и насиловать. заметил Третий.

- Два или даже три якоря это куда надёжней одного. уточнил Второй.

- Хоть десять, главное, не слишком задерживайтесь по эту сторону, а то к вашему приходу в изолятор, мысль стать Единым Богом может показаться мне не столь безумной. подвёл черту под разговором Первый. А мне бы этого не хотелось. Единый это тупик, выхода из которого нет.

Миллисиан. Год 2240 после Падения Небес.

Мне вновь повезло. Крупно.

Поздно поняв, что забрался слишком далеко на север, я был готов за крышу над головой и тепло очага под этой крышей на любую работу. И она нашлась. Работа, за которую никто не хотел браться. Слишком жизнью своей дорожили. А я взялся. Взялся потому, что тоже дорожил своей жизнью. Дорожил жизнью и умел оценивать ситуацию.

Холод убил бы меня не завтра, так через день-другой. На данный факт недвусмысленно намекал закоченевших труп случайного знакомца, который я обнаружил справа от прогоревшего за ночь очага. А ведь вчера это был не труп, а живой человек по имени Бертольд, с которым мы разделили найденный тут же, в сторожке, кусок солонины, который запили растопленным снегом.

Мой предшественник, на предложенном месте, повесился только через месяца три. Столько в этом городе я не намеревался оставаться. Весна придёт я ноги в руки только меня и видели. И подальше, подальше от этих холодов, а то этот непрекращающийся насморк меня скоро убьёт.

А что работа?

Работа, как работа. Даже лучше, чем рассчитывал.

Смотритель музея.

Музей, как музей. Два этажа да чердак. Барахла всякого, привезённого непонятно откуда, хватает: скелеты какие-то, книги, совсем немного оружия, доспехов, пара щитов, дюжина чучел каких-то мохнатых чудиков, мебель, предметы быта и два зала с картинами. Вот за залами этими, что располагались на втором этаже, и закрепилась дурная слава, а точнее не за самими залами, а за одной из картин.

Тихое место, но не слишком тёплое. Посетителей практически нет.

Фактически, работа моя сводится к уборке помещений. В свободное время беру книги из библиотеки, читаю.

За пределы академии выходить мне не разрешается. Это и понятно: боятся, как бы я не сбежал с добром-то из музея. Но, честно говоря, я и пределы-то музея покидаю лишь когда в библиотеку хожу.

Питание трёхразовое. Еду приносят прямо ко мне, в музей, если вдруг не хватит, можно сходить за добавкой в общую столовую. Обычно, хватает.

По глазам вижу, что считают меня покойником.

Недавно узнал, что ставки делают: через сколько я руки на себя наложу. Хорошо посмеялся.

Старик Лоренцо библиотекарь похоже единственный, кого беспокоит моя судьба: уже дважды предлагал мне бежать. Дважды предлагал и дважды услышал мой отказ.

Возможно, я чрезмерно подозрителен, но даже старику Лоренцо я не говорил о своём намерении с приходом весны покинуть это место.

Мысли о самоубийстве, которым окончили жизнь четверо моих предшественников?

Наверное, Миру было бы легче, будь это не просто мысли или будь способен я умереть

На связке ключей мой верный слушатель: Воронёнок, вырезанный из дерева. Практически всё свободное от сна время я разговариваю с ним, чем, видимо, убедил случайных свидетелей в том, что мне уже не так долго осталось.

Да, безумец - это моя лучшая роль, хотя от этого немного грустно. Но с другой-то стороны - не всем же принцами, переодетыми в бродягу, или героями, которые решили разобраться с проклятьем, не дающем покоя жителям города быть.

- Так ведь? - подмигнул я Воронёнку.

- Так. - молча согласился он.

Сегодня в городе какой-то праздник: толи день независимости от непонять-кого, толи ещё что в этом роде. Академия тоже празднует, поэтому обед могут и забыть принести, про завтрак-то забыли. Ну и пусть: в столовую за своей едой всё равно ходить не буду. Там люди, а там, где люди, всегда неприятности, для меня. Если бы не холод, чёрта б с два я в этот город заглянул ладно, пустое, всё равно у меня кое-что на такой случай лежало, так сказать неприкосновенный запас. А завтра, если опять еду не принесут, пойду узнавать: в чём же дело.

До обеда пару щитов отполирую (больше всё равно нет), а то их, видно, с тех самых времён, как на стену повесили, не чистили.

- Почищу щиты и пойду обедать. Почищу и пойду. Всё просто и понятно. Я люблю, когда просто. Я люблю, когда понятно. Но иногда мне кажется, что нет таких вещей в мире, как просто и понятно. Есть лишь наши иллюзии, в которых всё просто и понятно.

А нос уже лучше. Выдох почти нормально идёт, а вот со вдохом хуже. Ну да ладно, всё равно он у меня никогда нормально и не дышал.

- Не смотри на меня с укоризной, мой немой слушатель, - улыбнулся я Воронёнку.

- Ну что ж пора и перерыв сделать. - легоньки стукнув Воронёнка по клюву, сказал я.

Отложив в сторону щит, полез в карман. Там у меня где-то жменька изюма оставалась.

За изюм спасибо старику Лоренцо надо сказать.

В принципе, я это спасибо и сказал.

- В сказке должна быть трагедия. Девушка, которая не может признаться в любви парню. Рыцарь, который не в силах защитить своего короля. Лютнист, потерявший голос. Путник, ищущий спутницу, которой, может, уже и в живых нет. В сказке должна быть трагедия, иначе мало кому она будет интересна? - решая сколько изюма съесть сейчас, а сколько ставить на потом, проговорил я.

Решил всё съесть прямо сейчас.

У людей праздник, так почему бы и мне не побаловать себя?

- В сказке должна быть завязка, прослушав которую становится ясно: кто за что сражается и на какой стороне стоит. Должно быть развитие сюжета. Кровь, предательства, честь и опять кровь. Должна быть и развязка, ставящая всё на свои места, а чаще просто заколачивающая гвозди в крышки гробов, в которых лежат герои. Трагическая развязка предпочтительней и для сказочника, и для слушателя, а мнение героев по этому поводу никому не интересно.

Хороший изюм. Давно я уже такого не ел.

- Автор, заставляющий своего героя страдать ничем не лучше, палача, пытающего беспомощную жертву. И пусть это спорное выражение. Я не буду ни с кем спорить, доказывая свою правоту. Я сказал своё слово и если всем на него наплевать: это их проблемы, а не мои. Мне не нужны чужие проблемы. Да, не нужны мне вообще мало что нужно, но это мало почему-то иногда очень дорого стоит.

Пожалуй, немного изюма всё-таки оставлю, чтобы съесть его после обеда.

- Может показаться, что я люблю, когда у сказок счастливый конец. Нет, не люблю. Не люблю, потому что счастливый конец - это конец, пусть и счастливый.

Беру второй щит. До обеда надо и его отполировать.

- Какие сказки мне нравятся?

Почёсываю кончик носа. Нос - важная штука, почти такая же важная, как живот.

- Мне нравятся те сказки, которые я рассказываю, правда, если я не рассказываю сказку, это ещё не значит, что она мне не нравится.

Обед мне принесли, чем, честно говоря, несколько удивили. Хороший такой обед, праздничный. Приятно порадовали жаркое, добрый кусок сыра и картошка, запеченная вместе с какими-то овощами. Бутыль вина заставил кисло усмехнуться: любовью к спиртному я никогда не пылал. Любовью пылать я и не мог хотя бы потому, что пьяные чаще, чем трезвые, били меня.

Вот такой вот субъективный взгляд у меня на вещи.

- Нет, ну я признаю, что плохо думал о местных, - решив начать с картошки, сказал я Воронёнку, - но завтрак всё-таки могли и принести.

- Что ж ты опять ни крошки не съел? - с укором поглядел я на Воронёнка.

Он проигнорировал меня.

- Дурашка ты, дурашка. - почесал я ему клювик.

Хороший Воронёнок. Весна придёт - с собой возьму.

Нет, красть не буду. Не гоже товарища, как вещь какую-то, воровать. Выкуплю. Обязательно, а захотят просто так отдать - всё отплачу, оставив монеты лежать где-нибудь на территории академии.

- Знаешь, тяжело спасти героя, которого автор решил убить ну или покалечить там - проговорил я, направляясь в картинную галерею, - любого от его автора тяжело спасти, не только героя, но и второстепенных персонажей, которые и на людей иногда не похожи, так картонки, заполняющие вакуум. О фоне в лице живых и не живых существ, которые упоминаются, но не конкретизируется, я вообще не говорю. И выглядит это не лучшим образом: пришёл дурачок да и плачется, просит не мучить то, чего вроде бы и нет. И вообще какое право он, дурачок тот, имеет? Идея-то автора, мир его, со всем, что там есть. Это его собственность. Его. А тут дурачок.

Воронёнок молчит с одобрением.

- Что тот дурачок может? Попросит прекратить - плюнет ему в лицо автор и будет прав. Сам начнёт писать о том, что всё мол хорошо у героев- сотворит он новый мирок, а старый лучше не станет. Убьёт автора - умрёт следом за творцом своим и мир его. Но дурачок он-то на то и дурачок, что может позволить себе то, что иные позволить не могут.

Понимаю, конечно, что в галерее всё в порядке (на этой неделе уже убирался там), но всё же решил заглянуть. Так, на всякий случай.

Оно ведь так бывает. Идёшь, а пистолет в кобуре. И деваться ему вроде из той кобуры некуда, а всё равно нет-нет, да и коснёшься его рукой или глаза скосишь, проверишь. В кобуре он, как и предполагалось.

- Дурачок он на то и дурачок, чтобы всех своими поступками удивлять, поэтому становится он частью истории, что автор пишет. А там, глядишь, и пара-тройка героев к автору наведается да и объяснит, что к чему. Правда, про героев это я, так, к слову. Не в том дело, кто там к кому будет в гости ходить, а дело в том, что мирок-то авторский с дурачком схарчил и часть реальности, к которой и сам автор принадлежит, оттого и потерять свою власть автор может а может даже совсем наоборот это уж от дурачка зависит

Как и предполагалось, галерея радовала образцовым порядком. Даже пыли на рамах было чуть меньше, чем предполагалось. Так, местами едва заметный налёт: дунешь, и не станет его. Дуть не хотелось.

- Вот чьему бы автору я бы руки-то поломал да кисти в одно место запихал. Вместе с мольбертом.

Печально известная картина. Та самая, что дурной славой пользуется.

Каждый раз я у неё останавливаюсь. Каждый раз изгаляюсь, выдумывая: что бы с автором сделал, попадись он мне.

С автором непревзойдённой по детализации картины. Картины, смотря на которую, ты видишь реальности застывшее мгновение. Отчаяние в глазах поверженных воинов почти материально. Реальность оторванных конечностей и разорванных грудных клеток ужасает, побуждая найти хоть кого-то способного выжить, если время вновь обретёт власть над этим полотном. Безошибочно выбранный ракурс: ты стоишь перед картиной, а взгляды умирающих героев направлены на тебя, будто бы и ты часть реальности, сотворённой на полотне. Нет, не часть больше будто бы ты и есть то чудовище, что разверзло перед ними бездну абсолютного отчаяния.

Кстати, об абсолютном отчаянии. Картина так и называется: Абсолютное Отчаяние. Авторство приписывают Анатолю Винчи, который якобы за возможность сотворить этот шедевр продал Дьяволу душу и, как говорят, только свою. Вполне возможно, что оно так и было, ведь в документах, которые мне попадались, упоминалось, что Анатоль Винчи отравил больше полусотни гостей, приглашённых к нему на день рождение, а последние штрихи на картине он сделал на рассвете, прямо перед казнью.

- Я опять отошёл от темы - легко хлопнул я себя по лбу.

Мне нет никакого дела до того, кто эту картину рисовал. Меня вообще не волнует, кому и что он продал за возможность нарисовать эту картину. И уж тем более мне безразлично мнение других людей, видевших эту картину. Возможно дело в том, что я слишком много в жизни этой видел. А может, наоборот, всё дело в том, что я ещё ничего в этой жизни не видел. Может, но и это меня не очень-то заботит.

Просто я не люблю просто не люблю, когда вытаскивают на свет одни из самых отвратительных аспектов бытия и ставят его в рамку, называя произведением искусства. Не люблю, когда смертные восхищённо цокают языками, искренне наслаждаясь видом умирающих в агонии воинов. Почему-то сразу вспоминается круг арены, подобный адской сковороде. Песок, чёрный от пролитой крови. И горожане, орущие с трибун. Им хорошо. Они смотрят представленье. Посмотрят и пойдут домой. А ты маленький и жалкий стоишь на раскалённом песке. Стираешь пот тыльной стороной ладони со лба и прикидываешь: как бы так извернуться, чтобы вперёд ногами не тебя сегодня вынесли, а кого-то другого.

- Нет, я не беглый гладиатор, который решил скрыться в северных снегах. - поймав взгляд Воронёнка, решил немного прояснить ситуацию я. - Я просто бродяга, у которого волей случая в кармане оказалась история о песке арены и безразличном солнце, висящем высоко в небе. Но не о них речь.

- Говорят, что люди, которым нечего рассказать о себе, рассказываю о других. Наверное, так оно и есть.

Воронёнок молча согласился. Впрочем, не соглашался он со мной тоже молча.

- А ещё говорят, что нет в этом Мире такой вещи, как Случай. Наверное, так оно и есть.

С укоризной поглядел на меня Вороненок:

- К чему это ты клонишь?

- Задай тот же вопрос свежим всходам. - улыбнулся я.

Всходы золотые поля пшеницы дорога великих ветров голубая планета

- Спроси, а я потом добавлю: наверное, так оно и есть.

- Скучаешь? - входя в зал, поинтересовался Лоренцо.

О том, что у меня гости я понял секунд тридцать назад, когда стали слышны шаги. Недели две назад о приближении людей можно было узнать минуты за три: некоторые из ступеней лестницы, ведущей ко мне, на второй этаж, невозможно громко скрипели. Скрипели прошедшее время. Теперь не скрипят. Повозиться, правда, пришлось изрядно, ведь плотник из меня аховый.

- Наверное. - пожал я плечами.

Пузатый бутыль вина в руках библиотекаря говорил о том, что старик, видимо, тоже наверное скучавший, нашёл способ развеять скуку.

- Я так и думал, - кивнул старик, - ты ведь, скорее всего, даже не удосужился узнать, что сегодня за праздник такой. Так ведь?

- Так. - соглашаюсь я и откладываю в сторону книгу, которую незадолго до прихода Лоренцо, решил полистать.

- Откровения Паука?.. - бросив взгляд на обложку, улыбается старик. - Хорошая книга.

- Откровения Паука? - переспросил я, ведь заглавие у книги было совсем другое.

- Пауль Карта, - проводя свободной рукой по обложке книги, пояснил библиотекарь, - ПАУль Карта хотя даже зовись он не Карта, а Джофсон, всё равно был бы Пауком.

Паук хорошее прозвище. Как раз для человека, заметившего, что верёвка, цепь, либо же обыкновенная нить определённым образом сплетённая и наброшенная на представителя потустороннего мира, сковывает его движения не столько благодаря физическим своим свойствам, сколько из-за возникновения сложного комплекса связей, приводящих к формированию заклинания.

- Паук был гений,- продолжает Лоренцо, опускаясь на кресло, что стоит здесь именно для него,- книга, что ты сейчас читал, перевернула этот мир, дав всем людям, а не только избранным представителям знати, оружие с которым они могли противостоять чудовищам. Паук переломил ход истории и теперь чудовищ, которые когда-то уничтожали целые города, а иногда и страны, можно найти лишь в самых отдалённых частях этого мира.

- Это я знаю, поэтому и решил заглянуть в оригинальные Основы теории сетей. - улыбаюсь я.

- И что же ты там хотел найти? - тоже улыбается, хитро. - Современные справочники куда более простым языком написаны, да и узлы там намного проще.

Всегда он так: каждую мелочь пытается выяснить.

- Хотел поглядеть я на старые узлы и сети, которые с их помощью плелись. - честно ответил я.

- Интересно, значит, стало? - ещё хитрее улыбнулся Лоренцо, пододвигая к себе две кружки.

- Можно и так сказать, - кивнул я, - только, честно говоря, это так, баловство одно всё равно ни одного мало-мальски интересного узла не то что запомнить, просто сплести, по инструкции, не получается.

- Вот только зачем тебе это? Не на чудовищ же ты собрался в наших краях охотиться. Или всё же

Многозначительно так замолчал. Даже вино перестал наливать. Смотрит так, с подозрением.

- К картине это никакого отношения не имеет, - поспешил я успокоить старика, - просто действительно стало интересно. Оригинальное ведь решение этот Карта нашёл для старой доброй задачки, как не-магу победить мага. И я склонен считать, что высказанные им теории являются наиболее общими из тех, на которые я натыкался в своих странствиях.

- Теперь понятно почему ты взялся именно за труд самого Паука. - согласно кивает Лоренцо, возобновив наполнение кружки. - Паук смотрел на мир как раз под этим углом. Те, кто обладает магией, не важно люди это, нелюди или же чудовища какие-то, против тех, кто магией не обладает. Именно по этой причине в современных справочниках узлов поменьше и в основном мелочь всякая, но против чудовищ и этого с лихвой хватает.

Принимаю кружку с вином.

- Так почему же оригинал можно без проблем достать, раз такое дело? - удивился я.

- Кто сказал, что её просто достать? - хитро усмехнулся старик. - Эта книга у Охранки проходит по второму списку, для служебного пользования книга. Магам ведь тоже надо изучать методы, которые могут быть использованы против них.

Охранка?.. второй список?.. даже не зная, что конкретно под этими словами подразумевается в этих краях, было понятно, что дело серьёзное.

- А не сильно ли ты рисковал, доверяя эту книгу такому проходимцу, как я?

Лоренцо прежде чем ответить отставил в сторону бутыль с вином, и откинулся на спинку кресла:

- Да не очень, если учесть два факта. Во-первых, шанс, что кто-то обнаружит у тебя эту книгу ничтожно мал в виду того, что очереди из посетителей в этот музей не наблюдается.

Не спеша так ответил и пригубил вина.

Я последовал примеру старика.

Хорошее видно, грех не испить.

- А во-вторых?..

- А во-вторых, - вздохнул Лоренцо, - во-вторых, согласно данным Библиотеки следователь Охранки должен прибыть сюда только завтра утром.

Я аж хрюкнул от неожиданности.

Шутка такая что ли?

Ну для первой шутки, что я услышал от этого седого старичка, неплохая шутка.

- Лоренцо, если это была шутка, то ты забываешь: я не местный, я в ваших заморочках не разбираюсь. - ухмыльнулся я и сделал ещё глоток.

Лоренцо улыбнулся и кивнул, то ли мне, то ли какой-то из своих мыслей.

Кивнул, улыбнулся и, прильнув к кружке, одним залпом осушил её, чтобы уже пустой поставить на стол, рядом с полупустой бутылкой.

- Одиннадцать серебряных империалов, - произнёс Лоренцо, ставя на стол рядом с кружкой и бутылкой, башенку из монет, - выходить рекомендую через главные ворота, стража уже должна была распить ту бутыль, что я им принёс.

- Стой, стой, стой. Не с того ты начал. Давай с начала, а то я ещё подумаю, что у тебя разум на старости лет помутился.

Моя кружка присоединилась к своей товарке, заняв место на столе, рядом с монетами.

- Я Библиотекарь.

- А я бродяга. И я уже говорил, что не разбираюсь в ваших заморочках.

- Неужели ты никогда не слышал о Библиотеке?

Приятно было видеть искреннее удивление на лице Лоренцо.

- Много чего я слышал, ещё больше о чём рассказывал сам. Библиотека могу сходу припомнить пару историй о боевых библиотекарях, хотя бы о тех, что с острова Батнор, на котором собраны истории жизней всех великих людей вот только не тянешь ты на библиотекаря с Батноры ты вообще не тянешь ни на одного героя из тех, что я могу припомнить

- Не стану с тобой спорить, но, если я не тяну на героя историй, о которых только что упомянул, это ещё не значит, что я потяну роль героя в данной конкретной истории.

- Какой истории, Лоренцо? Это же не история это даже завязкой назвать можно лишь с большой натяжкой

- Ты прав, это ещё не история. История начнётся завтра с прибытием следователя Охранки.

- Всё-таки сообщили кому нужно о том, что тут происходит, а то я уже скоро начал бы думать, что это такое у местных развлечение: предлагать бродягам работать в музее, а затем делать ставки на то, когда же он покончит с собой.

- Начал бы думать нет, не начал бы, - покачал головой Лоренцо, - ты бы сегодня умер.

Странные дела творятся. Вроде бы и говорит Лоренцо вещи понятные, да только с реальностью они как-то не вяжутся. Списать бы это на пьяную болтовню, да трезв он. И я трезв. Оба трезвые, да только разговор какой-то странный выходит. Библиотека эта его опять же.

- Умер бы то есть теперь не умру?

- Если мне удастся тебя убедить бежать, то не умрёшь.

Серьёзно. Он действительно это серьёзно.

Впервые за время разговора скосил взгляд на Воронёнка.

Тот был полностью уверен в том, что Лоренцо пытается меня спасти от реальной угрозы для моей же жизни. Мне бы его уверенность.

- Давай будем считать, что уже убедил. Вот только какая тебе выгода от моего спасания? Одни растраты. - сказал я, показав пальцем на башенку из монет. - И немалые, мне столько и за несколько лет не скопить.

Воронёнку мои слова не понравились. Мне, впрочем, тоже. Вышло гораздо грубее, чем рассчитывал.

- Выгода моя, разумеется, немалая. - грустно улыбнулся в ответ старик. - Мир, в котором я теперь живу, не обеднеет на одного бродягу, у которого из друзей в это мире один Воронёнок, да и тот вырезан из дерева неизвестно когда.

Улыбаюсь.

Я всегда улыбаюсь. Из всех масок я оставил себе только эту. Оставил и не жалею: настоящему актеру не нужно сто масок для ста ролей, сгодится и одна.

- Я уеду, Лоренцо. - потирая кончик носа, произнёс я. - Прямо сейчас уеду, мне собраться только подпоясаться.

Наверное, тут и нужно было закончить, но я продолжил:

- Вот только серебро своё убери не опускай меня до жалкого бродяги, который готов продаться за одиннадцать серебрянников. Одиннадцать, это не тридцать, но вдруг и их хватит, чтобы свой окончится в петле? Убери.

Всё, что должно быть сказано, я уже сказал.

Чего сидеть? Пора подниматься. Подняться я не успел.

- Дурак ты. - бросил мне в лицо Лоренцо.

С сочувствием так бросил. Отчего это прозвучало ещё обидней.

И чего это я дурак-то? Сам говорит глупости, деньги суёт, ну может не слышал я о его Библиотеке, не слышал и об Охранке, ну так и что из этого?

- Дурак ты, раз решил, что тебя я покупаю. Я совесть свою заставляю замолчать.

- А совесть твоя тут при чём? Ты ж меня не только от смерти спасаешь, да к ещё и денег даёшь. - спросил я, вдруг передумав вставать.

Молчит Лоренцо. Глаза опустил. Не водилось этого ещё за ним. Всегда в лицо говорил, что думал.

- Да при том, что этот твой Лоренцо не сказал ещё об одном, что ждало тебя. - вмешался в наш разговор молодой мужчина, материализовавшийся прямо перед столом. - О люблю, о великой и трагичной люблю, читая о которой молодые девушки будут утирать слёзы.

Маг. Только мага тут и не хватало. Будто бы без него этот разговор не был достаточно безумен.

Нет, маги, конечно, всегда отличались экстравагантной внешностью, но этот оказался вообще уникумом. О стрелки его брюк, казалось, можно порезаться. Белая рубашка с накрахмаленным воротником. Галстук, жилетка и пиджак, из кармана которого выглядывает золотая цепочка часов. Руки скрещены на груди. Волосы зачёсаны назад. Уверен, привстань я из-за стола, и увидел бы туфли, на которой трудно было бы сыскать и пылинку.

Странный маг. В это мире так не одеваются.

- Уважаемый, вы что-то путаете. Если я сегодня должен был умереть, то как же я

Удара я не заметил, да и не почувствовал. Просто, так и не договорив, оказался лежащим на полу.

На счёт обуви мага я не ошибся.

- Как же вы нас уже достали со своей Библиотекой. - вновь заговорил маг. - Это мы Библиотека. Мы следим, чтобы Книги никто не переписывал, чтобы глупцы не коверкали замысел Авторов, поэтому мы и можем входить в Книги в моще и красе, а не прокрадываться между строк, годами ожидая нужного часа, как это делаете вы.

Подняться. Тихо и спокойно. Просто подняться и опереться на стол. До него всего пару метров. На столе нож. А нож - это шанс. Маг, конечно, это маг, но нож в сердце это нож в сердце. Шанс, ведь он же не убил меня, а просто выдернул из-за стола. Или телепортировал?.. нет, нет, лучше об это не думать, ведь тогда нет, не думать об этом

- Вы не Библиотека вы Хранилище. - парировал Лоренцо.

Твёрдо так ответил. Удивительно твёрдо для старика в подобной ситуации.

Маг сел на моё место, напротив Лоренцо, а я уже на четвереньках.

- Да, да. - захлопал в ладоши маг. - Именно это я каждый раз и слышу. Вы бы, дорогие мои фанатики, хоть пару-тройку новых фраз что ли выучили, а то честно слово такими темпами я буду сперва вам головы отворачивать, а потом зачитывать статьи и параграфы, которые были нарушены.

Вляпался статьи.. фанатики может Лоренцо и фанатик, может и нарушил что-то там, только это старик жизнь мне хотел спасти, а этому магу это не нравится. Ему нужен другой расклад, тот в котором я умру. И теперь я действительно верю во всё, что говорил Лоренцо, ведь маги не заходят на посиделки к обычным библиотекарю и бродяге.

- Да, может быть мы и фанатики, но, по-моему, лучше быть фанатиком и спасать людей, чем быть нормальным и позволять миллионам перечитывать строки о том, как страдали и погибали люди, единственная вина которых что они были написаны, а не рождены.

Это Лоренцо. Старик, что сидит напротив мага. Голос его непозволительно спокоен.

-Вот опять - всплеснул руками маг, - я же

Договорить он так и не успел Лоренцо щелчком пальцев отправил в полёт клубок ниток.

В первое мгновение ни я, ни маг не поняли, что произошло.

Но во второе мгновение, я уже понял, а он - так и не понял, ведь попытался сотворить заклинание, чем только усугубил своё положение: нити и узлы, созданные Пауком, сработали так, как и должны были, высосав из заклинания всю ману и использовав её для своего усиления.

И вот уже повалился на пол маг, пытаясь вырваться из кокона, нити которого что всё плотнее окутывали его.

- Мой наставник любил повторять, что с этими гадами, как с крысами если видел одну, значит где-то рядом их целый выводок. - вздохнул старик и вернул опрокинутой бутыли вертикальное положение.

Вино, что всё же вылилось на стол, теперь каплями срывалось на пол. На тот самый пол, с которого я так и не успел до конца встать и на котором уже практически и не дёргался кокон, с магом внутри.

- Ты бы не тянул и бежал отсюда поскорее, а то ведь на твой счёт у них один план твоё тело должны найти у картины. Мёртвое тело, я замечу. - принимаясь вновь выстраивать башенку из монет, проговорил Лоренцо. - В местах. Что не прописаны в Книге очень трудно ориентироваться, а сбежавшего персонажа так вообще практически невозможно найти, так что не тяни.

- Не стану Лоренцо. Прямо сейчас и покину это место. Плащ, сапоги и котомка у меня в каморке, а она у выхода.

Забрал со стола нож, подхватил Воронёнка. Нечего ему тут оставаться, со мной ему веселей будет.

Монеты? Башенка уже на половину достроена.

Заберу. Все. Имею право. Я до весны никуда не собирался, а тут такая история завертелась. Так что имею полное право.

- Считай, что за то, что я тебя всё это время твой трёп терпел, расплатился. - подхватив лишь три монеты, подмигнул я старику.

- Знаешь, вот смотрю я на тебя и не верю, что такому могло найтись место в одной из величайших историй о любви.- улыбнулся он мне в ответ.

- Бродягам и трусам в них нет места, а я, как это тебе должно быть уже известно, и то, и другое в одном флаконе.- бросил я уже у двери.

Распахнуть дверь, за ней ещё один зал. За ним ещё зал и лестница. За лестницей, у самого выхода, моя каморка.

Вот только дверь распахнул не я.

Её распахнул маг. Второй.

И вновь удар, который я ни заметил, ни ощутил.

И вновь я на полу.

- Господин Лоренцо, своими действиями вы только усугубляете свою вину. - произнёс маг, так и оставшись стоять в дверном проёме. - Теперь к списку ваших преступлений будут добавлены новые статьи, как то: оказание сопротивления представителю Библиотеки и убийство Библиотекаря. А я это, довожу до вашего сведения, очень скверные статьи, одна из которых предусматривает наказание вплоть до помещения в Переплёт.

Было бы гораздо проще, если бы маг сломал мне пару ребёр или от его удара я не мог подняться на ноги, тогда бы было у меня оправдание лежать на полу и не вмешиваться, ждать, чем всё закончиться, но нет же, отшвырнул меня, как котёнка, как и первый, будто бы не стою я того, чтобы ударить меня, как положено, чтобы кровь была, чтобы боль была и осознание того, что не может обычный человек противостоять магу.

- Не советую предпринимать опрометчивых действий. - предостерёг меня маг, увидев, что я перехватил нож поудобней. - Инструкции рекомендуют нам не причинять вред персонажам. Рекомендуют, но не запрещают. Улавливаешь разницу?

Персонаж.

Персонажи нужны, ведь должен же быть что-то на фоне. Кто-то должен ходить по улицам, по которым идёт герой. Кто-то должен выпивать в одном с ним трактире и подавать ему пиво или водку или кашу со шкварками.

Персонаж. Даже имени нет.

И лица нет.

Он будет таким, каким его представит читатель.

Зачем тратить строки Книги на то, что читатель сам может дорисовать?

Опять же сам герои, тоже персонаж, плюс его спутники, его враги. На них можно больше усилий потратить. Можно и имена, и характеры прописать. Внешность тоже можно дать: у того глаз косит, а тот слегка прихрамывал, ведь семь лет назад на дуэли, отстаивая честь трёх серых бродящих кошек и одного рыжего котёнка, был ранен он графом фон Блюх без Блох.

Вот только что за персонаж я?

Лоренцо сказал, что не верит, что мне могло найтись место в любовной истории.

Да и тот, первый маг тоже что-то говорил обо мне.

Обо мне?

Вот только почему не помню я своего лица и имени?

Улыбаюсь. Глупо как-то вышло. Было же у меня имя. Всегда было. А теперь нет его. Вон у Вороненка есть, у Лоренцо есть, даже у этого места есть, это академия Святого Лучиано. У них есть, а у меня нет. Нет, но было.

- Имя моё не напомните? - так и не решив, стоит ли мне подниматься, вопросил я.

- Что? - почти синхронно переспросили Лоренцо и маг.

- Имя, говорю, моё назовите.

Смешно вышло. Жил себе жил, а оказывается - имя потерял.

Бывает же такое.

Да и лица особо у меня нет, так тень одна, а не лицо.

И как же я раньше этого не замечал?

А вот теперь смотрю в начищённый мной же щит и вижу нет лица.

- Б-бертольд.- неуверенно как-то выдавил из себя Лоренцо.

Маг же сделал несколько шагов назад, в дверной проём:

- Нет, ты не Бертольд роль его, но персонаж другой

Вот, оно как вышло. Ходил, бродил да, видно, на одном из перекрёстков не ту дорогу выбрал. И себя позабыл, и место Бертольда занял. Его роль забрал. Вот он тем утром и не проснулся. А Книга теперь меня под себя переписывает.

- Ведь так уже было? - это Воронёнок.

- Нет, так ещё никогда не было. - улыбаюсь я. - Раньше было гораздо страшнее и безнадёжней.

Лицо всё также скрыто тенью, но на нём появилась улыбка я вижу этот оскал в щите.

- Как я погляжу, твой напарник звёзд с неба не хватал. Не заметил он то, что ты понял практически сразу. - отбрасываю в сторону бесполезный в данном раскладе нож. - Опять же трепаться начал. Убить себя позволил. Эй, Лучиано, он ведь мёртв или как?

Опять пол.

Телепортация. Да, с таким кадром обычному человеку не совладать. Первого Лучиано внезапной атакой достал, тот просто не ждал от старика такой прыти. Второго так не подловить. Плюс что там у этого второго, кроме телепортации? Много чего может быть. И есть, я в этом уверен. При желании этот маг может всю академию с землёй сровнять, а затем до утра по камешку отстроить. Видели мы ему подобных. Только вот Редактора умнее были сами в сюжет не лазили, поэтому достать их было куда как сложнее.

- Но ведь ты и до них добрался.

- Я до них добрался. - согласился я с Воронёнком. - Я до всех добрался. Добрался и убил.

- Всех убил и тебя убью. - это я уже магу.

Книга, это всего лишь Книга. Жалкое подобие Легенды.

Реальность этого мирка, лишь ложь, застывшая мёртвыми знаками на страницах.

Чужая ложь.

А будет моя.

- Эй, маг, давай ещё раз. - разминаю плечи, слыша хруст. - Давай, маг!

Ничего не происходит.

Хотя нет, происходит. На лице мага отражается удивление, через мгновение сменяющееся страхом. Этого времени мне хватило, что преодолеть треть расстояния, разделяющего нас. Страх сменяется ужасом. Нелепый взмах руками, меня не остановил. Налетаю на мага, валя его на спину. Ключ раз за разом вгоняю в левую сторону его горла. Маг храпит, булькая разорванным горлом. Он умирает, а на клюве Воронёнка блестит капля крови мага.

Вообще-то Воронёнок весь в крови, так что нет ничего удивительного, что на клюве есть кровь. И я в крови. Разорвать ключом горло не самый изящный способ избавиться от противника. Вот только именно это пришло мне в голову. Нож-то я выбросил. И чего я его выбросил? Ладно, и так вышло неплохо.

- Эй, Лучиано, так что там с твоим магом? Жив или как?

- Да, жив, он жив.

Это они зря. Оба. Лучиано потому что мага не убил, а маг потому что жив остался.

Поднимаю с пола нож. Подбросил раз, другой в руке. Маловат. Ничего, тут меч есть, недалеко.

- Т-т-ты чего это удумал? - вытаращил на меня глаза Лучиано, когда я с мечом подошёл к кокону, в котором заключён первый маг.

- Слушай, Лучиано, знаешь я бесконечно удивлён тем фактом, что такие наивные глупцы, как ты, вообще попадаются. - меч один ударом пробивает тело мага и входит в паркет. - Ой, да ладно, тебе кривиться. Что ты с ним хотел делать? Отшлёпал бы по попке и погнал домой? А он потом вогнал бы тебе в спину нож?.. хотя нет, маги ножи не используют Знаешь, такие как ты вызывают у меня два чувства: восхищение и неприятие, граничащее с ненавистью.

Лучиано приоткрывает рот, и мне кажется, что он хочет что-то сказать.

- Молчи, Лучиано, я же сказал, что бы ты слушал, а не говорил.- беру тряпку, которой обычно протираю пыль, и начинаю оттирать кровь с рук и одежды.- Понимаешь, нельзя не восхищаться глупцами, которые влезают в то, чего не понимают до конца, ставя на кон свою жизнь. Нельзя не восхищаться их наивным желанием изменить чью-либо жизнь к лучшему. Но в тоже время глупо было бы не задаться вопросом: а кто дал им право определять, что к лучшему, а что, наоборот, к худшему? Не обернётся ли спасённый от смерти бродяга насильником и грабителем или чем-то гораздо более мерзким и смертоносным? Монстром, что, утратив своё имя, будет мстить мирку, который забрал единственное, что всегда было с ним? Его имя. Ответь, мне Лучиано, как ты определяешь, что есть хорошо, а что плохо?

Губы старика дрожат. Страх я вижу в его глазах и непонимание. Зря он так на меня смотрит: не заслужил я того, чтобы Лучиано меня боялся.

- Ладно, тебе, Лучиано, сейчас поговорим, может и станет всё на свои места. - сажусь я за стол. - И нечего смотреть на меня так, лучше давай наливай вино, а то я руки ещё от крови не до конца оттёр.

Движения старика слегка замедлены и не совсем точны. Ну, в этом как раз ничего удивительного нет, ведь в данный момент, выкинутый мной фортель, ищет своё место в мироздании. В смысле, мироздание этой Книги пытается подстроить мои действия под свои законы, ну и законы тоже в большей или меньше степени подстраиваются под мои действия. Эти процессы и приводят к некоторым искажениям в восприятии. Но это по сути мелочи жизни, ведь ничего глобального я не нарушил, так что найдётся место и для моих действий.

- По тому, что я только что увидел, могу судить, что и твоя Библиотека, и Библиотека наших дорогих мертвецов, либо реально не ставят себе целью полное и окончательное истребление конкурента, либо просто не знают, как это провернуть. Ну а в виду того, что я не люблю, когда меня пытаются убить, то я позволю себе поделиться с тобой некоторой информацией. Конечно, информация эта изрядно устарела, но, как я надеюсь, позволит тебе и твоей Библиотеке пусть не уничтожить конкурента, так хоть сражаться на равных, а то ведь, судя по тому, что я только что увидел, шансов на победу у тебя, Лучиано, не было никаких. И если бы не я, тебя бы уже спеленали и выдернули из этой Книги.

- Но убивать их было не обязательно. - с укором произнёс Лучиано, пододвигая ко мне кружку с вином.

- Знаешь, если в твоей Библиотеке все такие же наивный люди, как ты, то я удивлён тем фактом, что вы ещё не истреблены под корень.

- Это не наивность: мы считаем, что бессмысленно спасать кому-то ни было жизнь, при этом отнимая чужие жизни. Спасать одних, при этом убивая других это лицемерие.

Расхохотаться что ли в ответ? Ладно, не буду. Нет тут ничего смешного. Да и Семипечатник говорит, считай тоже самое, только другими словами.

Говорить-то говорит, но убивать не перестаёт.

- Была бы шляпа снял бы в знак уважения к подобной философии. Но считаю свои долгом заметить, что подобный взгляд на вещи гораздо более эффективен при наличии у его обладателя козырей, способных перебить любую из карт, брошенных на стол. Вот о том, как раздобыть эти самые козыри мы с тобой сейчас и поговорим.

И я говорил. Много говорил, часто теряя нить повествования из-за того, что завязал в незначительных подробностях и бесполезных воспоминаниях. Говорил, объясняя, что при правильном внедрении в Книгу магов, с полной адаптацией их под законы этого мирка, у меня не было бы и шанса убить мага, ведь его магия была бы плоть от плоти этого мирка, а не иллюзией, обретающей реальность за счёт нашей веры в то, что это не иллюзия, а реальная магия. Говорил, как разыскать для себя значительную роль, как затесаться среди сильных этого или какого другого мирка. Говорил о связи имени, роли и самого персонажа и их взаимном влиянии.

Говорил, всё отчётливей ощущая полные страха и ненависти взгляды, которые бросали на меня из теней.

Плохо, что не помню я своего имени. Слишком плохо, ведь, похоже, Книга уже определилась с моей ролью. Простой и понятной ролью. Её ведь можно сыскать почти в любом мирке. Отступник, Уничтожитель, Пожиратель, Неназываемый, Безымянный да мало ли как в этом мирке называет эта роль? Монстр столь ужасный, что имя его и дела его было решено стереть из истории. Отличная роль. Под меня писана. Я ведь и не против был бы её отыграть, но не в этот раз. Уж как-нибудь без меня.

Похлопал старика на прощание по плечу и, оставив на столе три пустых бутыли (первую притащил Лучиано, ещё вторую принесли мне сегодня с едой, третья же уже давно пылилась у меня в каморке), пошагал я к картине. Не нравилась она мне. Всегда не нравилась, только раньше ничего поделать я не мог. Не мог ничего изменить в реальности воинов, искалеченных неведомым монстром, коего художник не стал изображать на полотне. Это и понятно так страшнее. Мы видим лишь воинов с оторванными конечностями или вообще разорванных на несколько кусков. В проломленных доспехах. Тщетно пытающихся зажать рану на разорванном горле. С открытыми в беззвучном крике ртами. У одного даже можно заметить слёзы текущие по щекам. У этого воина нет руки и не хватает левой части доспеха, чуть выше пояса, этого доспеха нет вместе с плотью, который тот должен был уберечь. Рядом с воином голова молодого паренька.

- Ты уж пригляди, что б эти чего не выкинули.- косясь на тени говорю я Воронёнку.

Без пригляда тут никак не факт, что сюжетная линия зачахнет и сойдёт на нет после моего ухода, а продолжения её никак нельзя допустить. Никак нельзя.

Карканье служит ответом мне.

Ворон, чьи крылья сотканы из самых тёмных ночей этого мирка, кружит где-то в небе над академией.

Он приглядит. Он умный малый, не зря же я ним столько времени общался.

- Ну что, дорогой Винчи, поглядим, что за монстра ты припас для меня

- Ну и кто-нибудь соизволит мне помочь? - почёсывая затылок, поинтересовался Семипечатник.

- Я ранеными занимаюсь, - развёл руками Проповедник, - так что на меня можешь и не смотреть.

Сатана тот вообще, игнорируя окружающую реальность, опустился на камни и готовился читать какую-то книжку.

- Похоже, как обычно лишь один я могу протянуть тебе руку помощи. - довольно ухмыльнулся Командующий, доставая из кобуры пистолет.

Заявление товарища особой радости у Семипечатника не вызвало. Оно, в принципе, и понятно было: из всей компании Командующий меньше всего походил на помощника.

- Рассчитываю на тебя. - без энтузиазма махнул рукой Семипечатник, поворачиваясь спиной к Командующему и лицом к монстру.

Первый выстрел не заставил себя долго ждать.

Керамическая пуля, пробив лёгкое и сердце, выпорхнула из груди Семипечатника.

- Премногоблагодарен. - не оборачиваясь, произнёс Семипечатник.

- Всегда можешь на меня рассчитывать. - ухмыльнулся Командующий, пряча пистолет обратно в кобуру.

На предохранитель не поставил, да и пуля в стволе осталась, так на всякий случай. Понимал, конечно, он, что у Семипечатника никакого всякого случая при подобном раскладе возникнуть не могло, но говорят ведь, что бережённого Бог бережёт.

Улыбался Семипечатник, сжимая руку на рукояти несуществующего клинка. Улыбался, вытаскивая за ту самую рукоять из кровавого пятна на груди своей, мяснический тесак с полуметровым лезвием. Когда убивал, он практически всегда улыбался.

Шаг. Семипечатник уменьшается в росте, но это только иллюзия, ведь он всего лишь сгибает ноги в коленях и сильно наклоняется вперёд; наклоняется так сильно, что от падения его спасает лишь второй шаг. Третий шаг и он уже несётся на встречу монстру.

- Пол-локтя выше солнечного сплетения критическая точка. - подал голос Сатана.

Уходя от удара когтистой лапы, проскальзывает Семипечатник между ног противника и, совершив разворот, метает своё оружие в спину чудовища.

- Ну я так и думал. - почесав кончик носа, ответил Семипечатник.

Монстр уже был убит тесаком, поразившим его критическую точку, когда от его тела начали отделяться рука и нога. Их Семипечатник отрубил ему между делом.

- Но всё равно спасибо. - чуть позже добавил Семипечатник.

Командующий извлёк из ствола патрон и поставил пистолет на предохранитель.

- Как там дела у потерпевших? - играясь с извлечённым патроном, поинтересовался он у Проповедника.

- Чувствуется сильный недостаток в запчастях. - был ответ. Кровит надо будет немерено, отсутствую конечности, не хватает трёх глаз, нет сердец, кишечник, разные отделы тоже не в наличии, селезёнка, печень две штуки, лёгкие, некоторые органы в столько плачевном состоянии, что, возможно, мне их не восстановить и к списку ещё что-то прибавится- подумав немного, Проповедник.

- Сатана, у тебя есть сердце? - оборвал своего товарища Командующий.

- А ты не ухмыляйся, - ответил ему Сатана, - вместе на запчасти пойдём.

- Надо будет и мне как-нибудь собрать свои запчасти. - извлекая из мёртвой туши тесак, проговорил Семипечатник.

- А может лучше Семипечатника? Вон он какой здоровый, не то что я? - с надеждой спросил Командующий.

- Буду собирать монстра какого, Семипечатник может и понадобится, - не отрываясь от дела, ответил Проповедник, - а пока тебя с Сатаной мне хватит.

- Нет, ну как это не может меня не порадовать? то ли в шутку, то ли всерьёз погрустнев, пробормотал Командующий.

Ранним утром у ворот академии остановились двое. Женщина средних лет, но ещё довольно симпатичная, если, конечно, не обращать внимания на то, что её левая рука висела безжизненной плетью вдоль тела. Следователь Охранки Миллисандра Мун. Рядом с ней была девушка, представившаяся Джейн Доу. Встреча этих двух особ была на столько случайной, что Миллисандра заподозрила вмешательство высших сил, в существования которых верила лишь тогда, когда верить особо было не во что, а очень хотелось.

- Как ты тогда, когда впервые услышала о моём задании, сказала, - обратилась к своей попутчице следователь, - если это паршивец где-то неподалёку, то уж точно будет крутиться рядом с картиной. Так?

- Так. Он каким-то непостижимым образом умудряется найти неприятности в любом месте, в которое попадает. - кивнула та.

- Хотела бы я поглядеть на того парня.

- И я бы хотела на него поглядеть. - неслышно пробормотала себе под нос представившаяся как Джейн Доу. - А то сдаётся мне с момента нашего расставания, поглупел он изрядно.

Межреальность. Служба Воздаяния. Белое крыло. Год 2340 после Падения Небес.

Сатана.

Чтение о старых временах, временах, когда Великий Пустой скованный путами Легенды, отрезал от своей сущности любой кусок, в принадлежности которого к самому себе возникала хоть толика сомнений, временах, когда Небеса прикладывали все свои усилия, чтобы через смерть Великого Пустого достигнуть рождения Бога Сотворённого да, чтение обо всём этом, как обычно, вызывало у меня головную боль.

И всё же о них иногда стоило читать хотя бы для того, чтобы убедиться Летописец не слишком много придумал или переврал.

Летописец Вёльва, теперь он Вёльва благодаря стараниям Всеотца Семипечатника в смысле ну а где Семипечатник, так и Командующий, правда, и он имя сменил Лодуром зовётся.

Новые времена новые имена, нечего тащить грязь из прошлого в будущее, светлое, надеюсь.

Мы с Проповедником ведь тоже отказались от старых, перестав немного быть теми, кем были когда-то, кем создал нас когда-то Великий Пустой, найдя наконец свою собственную цель в жизни, смысл

- Для этого понадобилось лишь пара тысячелетий. криво улыбнулся я, в очередной раз удивляясь, что столь очевидное решение, как Служба Воздаяния, такую прорву времени не могло сформироваться в наших головах.

Можно было бы попробовать оправдаться тем, что и Десница, и Шуйца создавались в всё же в большей степени для того, чтобы победить Бога Сотворённого, а не для того, чтобы потом жить, или сослаться на то, что наше активное вмешательство в судьбу Лоскутного Мира на стадии его формирования привело бы к созданию ещё одной искусственной структуры, в сути своей подобной Легенде, но подобные оправдания не к лицу мне, Белому Главе.

Лоскутный Мир сам определил свои законы. Точнее сказать Мир вернулся к тому состоянию, что было истребления человечества, до создания Легенды, в тот краткий период, о котором уже никто и не помнит, ведь даже о последовавших за ним эпохах мало что достоверно известно.

Обитатели Мира, да и мы в их числе, оказались не готовы к новой реальности, в котором информация умершего, его так называемая душа, притягивалась к одному из существующих полюсов. Пусть будут полюса, плоская картина она проще в объяснении и понимании, чем существующая реальность.

Тёмные души, отягощённые грехами, сложными выборами, страданиями разного рода, как своими, так и чужими, стремились в Пустоту, чтобы раствориться в ней, избавиться от груза боли, но не всем душам хватало сил достигнуть цели. Остальные просто накапливались в одном месте, формируя, искажая это место, обращая целые области Лоскутного Мира в обитель боли, страданий. Так возникли Кровавые миры, попадая куда души обретали плоть в существах, обитавших там, чтобы потом излиться злобой и насилием в окружающие пространства, а после гибели вернуться ещё более злобными тварями.

Светлые же души, растворяясь в Лоскутном Мире, сформировали миры Внутреннего Кольца.

Стоит ли говорить, что тёмных душ было куда больше, чем светлых?

Не без моего участия был создан Новый Дом, написаны доктрины и руководства, благодаря которым удалось остановить разрастание Кровавых миров и даже начать набирать армии сдерживания из носителей тёмных душ, ведь не все из них оказались такими по собственно воле или не имели желания раскаяться, очиститься.

Фронтир тоже регулярно даёт о себе знать.

Бездна с её застарелыми проблемами, решения которых пока нет, но которые в будущем обещают просто катастрофические последствия, что периодически выплёскивает в Межреальность невиданные доселе кошмары.

Не стоит забывать и о конфликтах между расами и видами, которые приводят к войнам, охватывающим страны, а иногда и группы миров.

О личностях, столь одержимых идеей, не всегда плохой между прочим, что их одержимость просто начинает разрывать реальность, тоже нужно помнить.

Да, за всем нужен пригляд.

Для этого и есть я, Белый Глава.

Тёмный Глава же действует там, где слов недостаточно.

На том и стоит Служба Воздаяния, называемая чаще Двукрылым Департаментом.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Фонарь Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.

- Заходил Пройдоха, заказал куриную грудку по-инерски, да, да ту самую с помидорами, сметанной, тёртым сыром и травами, гренки, на оливковом масле с дольками чеснока, и картофель на углях. Гоблину это на один зуб, да, видно, он и не брюхо набивать заходил, хотел убедиться в чём-то своём или предупредить не просто так же он о ноже в спину упомянул.

Окажись в склепе, что скрывался в сердце Фонаря Мертвеца, зритель, не понял бы кто и с кем говорит.

Кругом одни камни, а они, известно, не слишком разговорчивы.

Да и склепом считать сооружение можно было лишь с большой натяжкой, скорее уж пещера, в которую кто-то втащил статуи могучего гиганта и хрупкой девушки, совсем ещё девочки.

- Знаешь, а я его бренди угостил, ага из тех самых запасов слышала бы ты, как Мери-О-дас возмущался, что я на гоблина опять перевожу выпивку

Гигант и девочка окутаны тенями, теплыми, домашними тенями; с которыми спокойно и уютно.

Если иметь фантазию, можно представить: отец рассказывает дочери о том, как прошёл его день на работе.

Жаль, но нет рядом никого живого да ещё и с фантазией в придачу, но есть камень и та, рядом с которой лежал он почти три тысячелетия назад.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 3018 после Падения Небес.

За первые несколько столетий прошедшие после моего пробуждения на Расте, успел я сотворить столько, что даже спустя почти три тысячи лет последствия дел тех будут бесцеремонно стучаться в дверь моей коморки, требуя внимания и участия.

Произошедшее же на Крисале стоит особняков.

Видимо, это оттого, что дела мои, там сотворённые, даже спустя несколько тысяч лет не обернулись катастрофой.

На Крисале размещался автономный производственно-исследовательский комплекс Мудреца, проект Vita nova.

Комплекс был создан практически сразу после Падения Небес и являлся одним из первых проектов Мудреца.

Из-за отсутствия существенных подвижек, а также сложного положения Царствия Истины в те годы, проект пришлось свернуть, а наработки ушли в проект Somnium, посвященный созданию мира, в котором люди начала-и-конца могли бы укрыться от кровавой бури, что захлестнула Лоскутный Мир в первые века его существования.

В лабораториях того комплекса наткнулись мы с Безымянкой на девочку, одну из множества неудачных гибридов человека и Пустоты, которой, как мне показалось, всё ж ещё можно помочь.

Результатом той помощи будет Пётр, которому удастся прорваться к своей Спящей, прорваться к нам, в Лоскутный Мир.

Прорваться, чтобы вскоре, с частью своего тела, потерять и часть своих воспоминаний, став некромантом на службе у Червя, и лишь через много столетий вновь обретя утерянное вернуться к тому делу, ради которого явился он к нам спасению Спящей, богине, в снах которой и родился Пётр.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Фонарь Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.

Червь прибывал в отличном настроении, о чём свидетельствовал тот факт, что ужинал сегодня он в Фонаре.

В теле модификанта, прирезавшего его буквально несколько декад назад, Многоликий впервые посетил заведение, но сделанный им заказ дал понять Хозяину, кто в Фонарь заглянул сегодня.

- Вот что прикажешь мне делать, когда иссякнут запасы Мери-О-даса?

Червь успел осушить половину бутыли, когда лично Хозяин подал ему горшочек тортеллини с кроликом, отваренных в соусе на дюжине трав.

- Что вам делать, того я знать не могу, но за себя скажу, что, когда запасы те иссякнул, руки у меня окажутся развязаны и получит Мери-О-дас всё, что заслужил, а заслужил он своим гнусным характером, доложу я вам, немало.

- Верю, только ведь не наполнить мне бокал тем воздаянием.

- Господин мой, зачем марать бокалы воздаянием, если есть отличный бурбон, что удалось мне увести из-под носа у самого Лодура? Одно это уже делает тот бурбон в глазах знатока, коим вы вне сомнения являетесь, ценней того, что хранит скряга Мери-О-дас.

- О, я просто обязан услышать эту историю.

Если до этого настроение Червя было отличный, то теперь оно обещало стать превосходным, последствием чего будет непреодолимое желание Многоликого не дожидаться того момента, когда Девятисотая вновь выйдет на арену для участия в Болотных Боях, а организовать Чемпиону бой в самое ближайшее время.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица Волока Дубинщика. 3002 год после Падения Небес.

Виктор кивком поприветствовал двойку патрульных, той же В-серии, что и они с женой.

Одного взгляда на округлившийся живот Валентины хватило, чтобы понять: слухи о том, что Валентин с Валентиной, ради получения единоразового пособия в размере четырёхсот пятидесяти трёх лет, решились завести второго ребёнка, правдивы.

Им с Викторией такая прибавка к семейному бюджету тоже не помешала бы, но Вика была категорически против решения их финансовых проблем подобным образом, и даже восемьсот пятнадцать лет за третьего ребёнка, вполне способные обеспечить их собственным жильём, не способны были повлиять на её решение.

Свою позицию по данному вопросу Виктория аргументировала настолько успешно, что у Виктора навсегда пропало желание возвращаться к данному вопросу, да и сам он, без Виктории, в общем-то понимал, что времени, зарабатываемого ими, едва хватает на семью из трёх человек, если же их станет четверо, а то и пятеро, никакое собственное жильё не будет способно закрыть дыру, образовавшуюся в семейном бюджете.

И если к данному вопросу Виктор не возвращался, то к другим вопросам, идеям он возвращался постоянно.

Например, думал он о том, что умри Виктория одиннадцать лет назад, когда Белый Собор, в котором лежала она на сохранении, брали штурмом полчища обезумевших крыс, у него была бы лицензия полноправного Гражданина, а не Поражённого-в-правах, и не было бы дочери, обучение которой в школе обескровливало семейный бюджет, делая невозможным накопление хоть сколько-нибудь значительной суммы. А ведь Вита когда-то да и окончит школу, и скорее всего, вместо того, чтобы пойти и наконец уже начать зарабатывать, под ободряющие слова Вики, попробует поступить в университет, и тогда тогда станет ещё хуже

Но выход был.

И не один.

Много их было.

Манили выходы те, разорвать порочный круг обыденного существования.

Не так уж и трудно было завладеть лицензией жены и из двух лицензий Поражённых-в-правах получить одну Гражданина, для себя. Заклеймить и жену, и дочь, а потом продать двух Рабов, или одного, второго оставить при себе Гражданину Раб нужен, через него идёт взаимодействие с Городом, через него же обновляются лицензии, прописка, идёт оплата проживания и иных услуг.

Вступление в общину Сыновей Адама, обязательным условием которого является жертва женского рода, желательно кровного родственника, помимо статуса Гражданина наградит могуществом телесным и заступничеством общины.

Сумеречники, скорее всего, не заплатят много за жену и дочь, зато после продажи, он сможет горевать об утрате, и никто из друзей или знакомых не сможет ни в чём его упрекнуть - такое бывает, люди пропадают.

Ещё можно приобрести у тех же Сумеречников запрещённые модификации для Вики и Виты и пусть тогда жену и дочь ждёт участь во многом худшая, честь участь Раба пусть. времени, что будет ими заработано, должно хватить на переезд в другой район, хоть в тот же Нью Хилл.

И что с того, что это, как и Орочьи Болота, тоже район уровня Д? Там хотя бы Надзирающие есть, не то что в болоте этом

Грёзы манящие, подобно улыбке продажной эльфийки, и такие же фальшивые.

Виктор знал, что пойти дальше простых размышлений у него не хватит решимости.

Друзья шутили, что в их семье яйца достались Виктории.

Виктор всегда смеялся над той шуткой, без стыда делясь случаями из жизни, что её подтверждали.

Смеялся глагол прошедшего времени.

С недавних же пор Виктор стал бояться, что однажды это будет сказано не в шутку.

Он перестал убегать в тех ситуациях, в которых ранее они с Викой бежали без оглядки.

Он сам вёл переговоры даже тогда, когда было понятно, что жена справится лучше.

Он отказывался от возможности откупиться от проблем временем, даже когда-то на это требовались считанные месяцы.

Его били всё чаще

Забили бы уже меня на смерть. не подумал, а незаметно для самого себя прошептал почти год назад Виктор, когда его, сильно избитого, волокла домой Виктория.

После того случая Вика перестала убегать, оставляя мужа одного.

Это и было последней каплей.

Виктор начал курить гнилушку, от регулярного вдыхания дыма которой, вызывающего яркие и продолжительные галлюцинации, и даже у оркоидов, славных тем, что их ничто не берёт, заводились черви в голове.

Виктория знала об опасном пристрастии мужа, но делала вид, что ничего не замечает, и не потому что она тоже устала от того, что времени постоянно не хватает, от мужа, не способного обеспечить семью, от дочери, которая могла бы прикладывать к учёбе хоть немного больше усилий, раз уж природа умом её обделила, от самой себя, нашедшей простой и в какой-то степени приятный способ заработка времени в тех случаях, когда никто из знакомых не мог дать в долг.

Причиной была боязнь Виктории причинить мужу ещё больше боли, сделав нечто, кажущееся ей благом, но способное окончательно разрушить семью.

Одного взгляда на огромного орка, лицензия которого не обновлялась уже третий день, хватило, чтобы рёбра Виктора заныли, напоминая, что не прошло и декады, как по ним прилетело несколько ударов копытами от пьяных сатиров.

Рёбра Виктора ныли, а всякое желание останавливать зелёную гору из мышц отсутствовало, но долг патрульного это не то, что можно игнорировать безнаказанно.

- Гражданин! опережая мужа, окликивает Виктория орка.

Зелёная гора замирает.

Гора знает, что нарушила закон и готова понести заслуженное наказание.

Зелёную гору зовут Большой Тесак Ардонт.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Фонарь Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.

Если уметь слушать, то можно услышать и те истории, что рассказывает своим молчанием камень.

Вот год 1625 после Падения Небес, Мнемос, Петр в странствиях своих встречает вампира, увлечённо творящего Царство Ночи. Вот тот вампир крадёт у Петра ту часть тела его каменного, что хранит в себе память о Спящей.

Совсем рядом 2334 год, моё расставание с Сатаной и наша с Петром первая встреча.

Сатана, паршивец эдакий, сразу понимает, кто оказался перед нами, но мне ничего не говорит. И ладно бы только о природе Петра умолчал, так ещё и о людях начала-и-конца, что взяли меня в плен стоило Сатане уйти, сообщил, когда сбежать-то у меня шансов почти не было. А ведь знал, открытым ведь текстом тогда так мне и заявил, на пару секунд оторвавшись от своей книжонки:

- Когда в следующий раз мы с тобой свидимся, не забудь рассказать, что сталось с теми, кто следовал за нами от самого Моргота. Не забудь рассказать, а то я точно забуду спросить.

Но да не обо мне разговор, о Петре, что после беседы с Сатаной к 2632 году, ещё не помня, как пришёл за Спящей из Пустоты, но веря в слова Сатаны, что она смысл его существования, становится участником проекта Somnium.

Не трудно найти и 2791 год, когда Петр вошёл в бордель мадам Жоржет, неся на руках свою Спящую.

Кусок Петра, его воспоминаний, похищенный вампиром, так и не создавшим своё Царство Ночи, оставлен был мне Червём. Оставлен с намёком, мол, я пойму кому его отдать, когда увижу того, кому тот камень принадлежит.

Но я и без того, знал, чей это камень, и что за воспоминания в нём хранятся.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица Волока Дубинщика. 3002 год после Падения Небес.

Маршрут для патрулирования, что проходил ближе других от общежития, в котором обитал орк, оштрафованный ими вчера, Виктория выбрала сама, до последнего надеясь, что муж всё же остановит её.

Не остановил.

Не остановил, хотя и знал причину, по которой Вика выбрала этот маршрут.

Не остановил, ведь у него была та же, что и у неё, причина для выбора этого маршрута.

Не остановил, хотя и боялся, что жена всё поймёт.

Виктория всё поняла, но ничего не сказала: берегла мужа от унижения признаться в том, что он тоже жаждёт встречи с орком.

Межреальность. Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Просторный кабинет, скрывавшийся за дверными створками, что падали на пол, он показался Фригг смутно знакомым.

И в том не было ничего удивительного Милитэль специально воссоздала обстановку вплоть до мельчайших деталей, незаметных никому кроме неё самой, взяв за основу свой рабочий кабинет тот, что был у неё в Королевстве, в те славные времена, когда звалась она Королевой-Матерью, а Фригг изолятором класса Легион.

Тот самый кабинет, сорвав двери с петель в который вошла тысячу лет назад Безымянка, и потребовала выдать ей эту бродячую собаку, имея в виду грума, больше года назад умудрившегося не только удрать из Королевства, но и прихватившего с собой ещё и кобылиц самой Королевы-Матери.

Милитэль испытывала неописуемое удовольствие от того, что ситуация повторялась: вновь двери, сорванные с петель, вновь в них стоит Легион.

- Ну, давай, потребуй выдать тебе эту бродячую собаку.

Пропитанное ядом восклицание убедило Фригг в верности сделанных ранее выводов.

Что же до кабинета, простиравшегося перед женой властителя Асгарда, кабинет тот действительно был знаком ей лишь смутно, но не потому что Фригг что-то забыла, а потому, что Милитэль не так хорошо помнила свой кабинет, как той думалось.

- Я просила притащить мне того непутёвого грума, чтобы он всё-таки наконец перестал глупостями заниматься. не стала Фригг тратиться на указание несоответствий, предпочтя сделать вид, что вообще не поняла о чём говорит Милитэль. Гулльвейг, если бы я хотела послушать неуместные шутки, я бы заказала себе шута, а не пришла к тебе, умертвив всех, кому не хватило благоразумия убраться с моего пути.

- Ты же теперь богиня, по крайне мере теперь. к чести Милитэль стоит отметить, что отсутствие реакции со стороны Фригг на слова о бродячей собаке, если и огорчило её, то это осталось незамеченным.

- Кем я была, кем являюсь и кем стану меня никогда не волновало. Ты же, Гулльвейг, шлюха, и, даже став богиней, шлюхой ты и останешься, как твоя Лилит, что готова на всё ради того, чтобы и её голос звучал в Зове.

Эту оплеуху Милитэль также приняла с улыбкой: не важно, что говорит Легион, не важно, что делает да и никогда в общем-то и не было важно, ведь в запасе у Милитэль имелись десятки вспомогательных планов и сотни лет для их реализации Богоубийца придёт в Город и сделает то, что должен. Сделает, иначе Легион остаток вечности, отпущенной ему, проведёт во власти Тёмных Богов.

Межреальность. Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Наблюдая за тем, как Фригг врывает в кабинет, Червь, этим утром завладевший телом одного из Рабов Гулльвейг, с трудом сдержался, чтобы не захлопать в ладоши от восторга.

Фригг была прекрасна.

Шрамы от ожогов, морщины?.. сама мысль, что подобное несовершенство может осквернить тело богини, кажется кощунством.

Золотой водопад волос струится по морской волне платья, схваченного широким поясом. И ключи от многих дверей, неведомых не только смертным, но асам, на поясе том висят.

Фригг ворвалась в кабинет, как врывается морская вода в пролом корабельного борта, заполняя собой всё пространство, не оставляя никакого выбора перед Гулльвейг, и словесная перепалка, почти сразу достигнув наивысшей своей точки, когда в ход пошли откровенные оскорбления, без предупреждения обратилась в бой.

Как матрос, выброшенный в штормовое море, борется с волнами, так же отчаянно Гулльвейг не желала признавать своего поражения.

Но итог был предсказуем: силы иссякли, и голубая гладь сомкнулась над головой несчастной.

Наблюдая же за тем, как Фригг стоит над поверженной Гулльвейг, Червь всё же не смог сдержаться и зааплодировал:

- Божественна. Тысячелетия избегания встреч стоили того. выгорает плоть тела Раба, в котором находится Червь, высвобождая заклинание, приготовленное обитателями Канализации как раз этой встречи. И, поверь, мне даже немного грустно от того, что сегодня я сам лишил себя возможности впервые тебя встретить.

Заклинание дымным коконом окутывает Фригг, утаскивая ту к корням Города, в глубины Канализации, Червь же, перейдя в тело другого Раба, продолжает:

- Грусть и восторг они владеют мной, заставляя отбросить заготовленные речи. Слова ложь, мара, им не передать ни моего восхищение тем, что ты, Фригг, сотворила, ни моих надежд на то, что ещё будет сотворено Тёмным Повелителем.

Во взгляде Гулльвейг мелькнуло что-то странное, смесь торжества, которую не испытывают играя роль в чужой пьесе. Заметь это Многолики - он задумался бы, но Червь этого и не заметил:

- Я, Червь, уподобился мальчишке, что только что слопал вкуснейший пирожок и как бы он не хотел отведать ещё один, ему придётся ждать, пока мамашка его сжарит на сковороде ещё один. И как не плачь, не канючь, придётся ждать. Ждать. Впервые за больше чем три тысячи лет моей жизни, я не хочу ждать. Я хочу увидеть прямо сейчас, чем же всё закончится. Я хочу, и я не могу.

Гулльвейг ценой огромных усилий удаётся приподняться и перевернуться на спину.

Боль и отчаяние туманят её разум, не позволяя услышать монолог Червя и понять, почему она всё ещё здесь, в своём кабинете, а не возвращается к жизни в храме.

- А ещё я боюсь. Не поверишь боюсь. Что если финал этой истории окажется не таким, как я себе его представлял? Что если в конце меня ждёт какая-то протухшая банальность или невозможный в своей глупости поворот?.. нет, нет, их я переживу, хоть и буду огорчён их я переживу, но что если там, в конце, меня ждёт величайшее удовольствие? Восторг, который я никогда не смогу вновь испытать? Смогу ли я жить после такого? Да и будет ли смысл в такой жизни?

Не к Фригг, обращался Многоликий бог, к себе обращался он.

- И всё же всё же я сделаю всё от меня зависящее, чтобы финал истории вышел лучшим из возможных Трагедия. Великая. Величайшая. Та, что не просто затмит Падение Небес заставит позабыть о нём и миллионы, миллиарды мелких трагедий, которые потом можно будет смаковать на протяжении столетий, ожидая начала новой истории.

Межреальность. Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Гулльвейг пришла в себя достаточно, чтобы услышать и осознать последние слова Многоликого, но, к счастью, тот уже покинул разгромленный кабинет и не заметил или не захотел замечать этого.

В прошлый Червь за подобную же несущественную мелочь забил её насмерть. А потом ещё раз, уже после возрождения, на выходе из храма. И ещё раз, прямо на алтаре.

В позапрошлый Гулльвейг была изнасилована несчётное количество раз причиной оказалась попытка избавиться от младшего следователя отдела по борьбе с экономическими преступлениями Доби Ильменсен.

До того отравлена, сожжена, задушена, несколько раз сама накладывала на себя руки, под одобрительные комментарии Червя, опять задушена, утоплена то был период в жизни Гулльвейг, когда Многоликий чуть ли не каждую декаду заглядывал к ней.

Унижение Гулльвейг и не знала, что оно может принимать столь безжалостные формы, а ведь когда-то она сама, будучи Королевой-Матерью, без стеснения унижала многих не только в воспитательных целях, но и просто ради удовольствия, что и позволило ей заметить за действиями Многоликого скрывался не только и не столько гнев или желание насладиться чужой болью. Бог, меняющий тела чаще, чем меняет настроение избалованная принцесса, готовил её к роли в грядущем представлении.

Кто-то ведь должен оказаться в столь отчаянном положении, что примет помощь от кого угодно.

Кто-то растоптанный и униженный до той крайней степени, что собственная гибель покажется ему ничтожной платой за месть.

Что ж пока это всё устраивало Гулльвейг

Моргот. Год 2238 после Падения Небес.

Алтарь, хранящий тепло предыдущей жертвы.

Белобрысой Марго не хватило и на минуту.

Теперь пришла моя очередь.

Плохо, конечно, что люди начала-и-конца не дали мне поесть, но хорошо, что не узнали.

А не узнали они меня не только потому, что в их розыскных листах я выглядел куда лучше, чем в реальности, а ещё и потому как банда Белобрысой Марго, которая предпочитала, чтобы её звали Снежноволосая Марго, начали знакомство со мной того, что расквасили мне нос, после чего повёл я их тайной тропкой через Межреальность.

А как не повести, если тебе сразу кулаком в лицо, а затем с намёком так тычут в живот кривым ножичком?

Служка наносит на моё тело рисунок заклинания. Такой же красуется на всех телах, сваленных в кучу за переделами магической звезды.

Магия... не брезгуют, значит, услугами грязных... в когда-то брезговали и тысячи лет не прошло или прошло?..

Люди начала-и-конца. Опять они.

Они и их Пожиратель.

Их и немного мой, ведь если бы не я, то получилось бы у них призвать своего Бога Сотворённого, а так... а так получилось, что получилось, не без моего участия, конечно.

- Нет! - истошно орёт один из бандитов, Болт, кажется, которого укладывают на второй алтарь.

И чего орать-то так?

- Тебе-то, конечно, орать нечего. - соглашается откуда-то из тени Сатана. - Ты-то после смерти проснёшься, как ни в чём не бывало.

- Ты так говоришь, как будто то, что я не могу умереть, делает меня нечувствительным к боли. - не мог я не попытаться хоть немного оправдаться.

- А раз ты такой чувствительный, то чего ж полез прямо к алтарям? Проповедник же предупреждал, что тут творится.

- Да потому, что без меня вы бы чёрта с два вмешались.

- А мы и с тобой чёрта с два будем вмешиваться. - ответил Сатана. - Я, ведь тебе ещё на Мнемосе сказал, что зря ты в дела смертных начал вмешиваться. Вмешался - теперь расхлёбывай. Сам. Нечего нас опять вплетать.

- Я сделаю, а ты потом ещё лет десять будешь зудеть, что у тебя, мол, вышло бы куда красивее?

- А я что не прав? Сплоховал ты с Пожирателем. По-умному можно ж было там развернуть всё.

- Ты ещё припомни, что я, дурак эдакий, столько десятилетий не сбегал с Мнемоса, всё Безымянку ждал, которой, возможно, и в живых-то нет.

- А, скажешь, умный?

- Дурак. - честно согласился я. - Только это был мой выбор. Глупый, но мой. А ты-то что?

- А я что?

- Ничего.

Не понимает он или притворяется, что не понимает.

Никуда не вмешивается, книжку свою читает. Что есть Сатана, что его нет. Тень себя самого.

- Сам справлюсь. - закончил я. - А не справлюсь, Проповедник поможет, Командующий подстрахует.

Что ж уже совсем мало времени осталось.

Его уже почти совсем не осталось.

Сдохну ещё разок жаль, правда, что так и не покормили.

- Можно начинать. жестом скомандовал епископ.

Фраза-ключ и заклинания на телах жертв активированы.

Моргот. Год 2238 после Падения Небес.

Три часа спустя на лице одного из клириков мелькнула нервная улыбка: одна из жертв всё не умирала и не умирала. Это противоречило всему, что он знал, но всё же жертва продолжала жить, цепляясь за своё искалеченное существование.

- Скорлупа. выдохнул епископ и, не справившись с приливом эмоций, умер от разрыва сердца.

Умер, так и оставшись стоять, указывая свои перстом на скорлупу яйца, которая треснула.

Бог Сотворённый пришёл к тем, кто так жаждал его узреть.

- Я бы мог убить тебя прямо здесь и прямо сейчас. неслышно произносит Сатана, касаясь несуществующей рукой плеча Бога Сотворённого, левого плеча. Я бы мог, но это было бы слишком просто и для тебя, и для тех нелюдей, что считают себя твоими возлюбленными детьми.

- К тому же надо ж чтобы хоть кто-то наконец утихомирил этого треклятого Пожирателя. улыбается невидимый никем Проповедник, смотря на Бога Сотворённого, идущего к детям своим.

- Чёрта с два. - махнул рукой Сатана. - Надо утихомирить этого чёртового Человека. К гадалке не ходи - не сделай я, что требовалось, житья бы мне не дал.

Несколькими днями позднее странный недуг поразил тело Бога Сотворённого, обратив того в Скрюченного бога. Рука его утратила подвижность, левая рука Скрюченного бога, а потом и всё тело поддаваясь неколебимой воле Сатаны начало усыхать и перекручиваться, причиняющие нескончаемые страдания Скрюченному богу, чьего прихода так ждали.

Три столетия спустя Скрюченного бога был найден в петле, сделанной из собственного пояса.

Он мог прожить ещё очень долго, но Пожиратель был побеждён, и причин дальше страдать у него не осталось.

Орн. Год 2343 после Падения Небес.

Лорд-инквизитор сидит напротив меня и улыбается.

Не сам сидит, а его голограмма. Качественная голограмма, так с ходу и не отличишь. Я и не отличил, думал, череп ему стулом проломлю, а сам чуть не упал, когда ножки стула прошли сквозь голограмму.

Это они правильно сделали, что живых людей ко мне не посылают. Я бы тоже поостерёгся живых-то подпускать к тому, кто в архивах фигурирует как Забытый, он же Пятый Скрытый, он же Убийца Ста Миллионов, он же Богоубийца, он же Последний Грех, я то есть.

У этой ветви людей начала-и-конца, вообще всё правильно, всё по уму.

Наблюдали за мной со стороны сотню лет или около того, ждали, когда же представится возможность сделать ход. Думали, наверное, что никто не подозревает об их существовании, а о нём знали все, кроме меня, как выяснилось.

Сатана, когда уходил, прямым ведь текстом мне так и сказал:

- Когда в следующий раз мы с тобой свидимся, не забудь рассказать, что сталось с теми, кто следовал за нами от самого Моргота. Не забудь рассказать, а то я точно забуду спросить.

Сказал и, давая понять, что разговор окончен, вернулся к чтению книги.

Сатана был последним из тех я, которыми мне никогда не стать, тех, кого прозывают Четверо Скрытых, кто покинул меня, и вот где я теперь - сижу в камере и разговариваю с голограммой.

- Забытый, что вы можете сказать по поводу инцидента на Вербурге? - этот вопрос за последние дни был задан мне не один десяток раз.

- Ничего. - в который уже раз пожал я плечами. Население планеты я не уничтожал.

Лорд-инквизитор качает головой:

- Это не тот ответ, который я хотел от вас услышать.

- Знаю, но другого у меня нет.

Лорд-инквизитор вздохнул и отодвинул в сторону одну из бумаг, что лежали на столе перед ним:

- Вы совсем мне не помогаете. Всё мне приходится из вас вытаскивать, как клещами. Думаю, клещами это сделать было бы гораздо проще. Вы так не считаете?

- Ваши предки, дорогой мой лорд-инквизитор, пытали и казнили меня, на протяжении почти сотни лет, и мы оба знаем, чем это для них закончилось. Думаете, вы чем-то отличаетесь от них?

- Отличаюсь, дорогой мой Забытый. Отличаюсь.

- По меньшей мере, вы не ступали меня с Легионом. - съязвил я. - Уже достижение. Вы это имели ввиду?

Мои мелкие поддёвки не имели никакого эффекта, но отказаться от них я никак не мог себя заставить по одной простой причине: лорд-инквизитор меня раздражал. Не весь целиком, конечно, частями. Улыбкой, например. Улыбается снисходительно, мол, шути, шути - всё равно ты весь мой. И прав ведь, как ни крути. Прав. Это и раздражает.

- Не только.

- Что ещё? Не томите, лорд-инквизитор, мы ведь с вами уже довольно долго общаемся, так какие могут быть меж нами недомолвки?

Марций пододвинул к себе одну из множества бумаг и сделал вид, будто бы изучает на ней что-то. Что там изучать-то? Тем более в бумажном варианте.

- Не стоит так нервничать, Забытый. Это работа. Просто работа. У вас и у меня. Одна работа на двоих, и каждый должен сделать свою часть её. Вы ведь понимаете о чём я?

- Самое страшное, что понимаю, но и вы должны понимать меня: я вас, не конкретно вас лично, лорд-инквизитор, а вас, людей начала-и-конца, не люблю. И на это есть вполне объективные причины, о которых вы осведомлены не хуже моего.

- Вы, Забытый, лукавите. Вы ненавидите и нас, истинных людей, и меня конкретно. - проговорил Марций и после небольшой паузы добавил. - Не стоит забывать о том, что сотни датчиков считывают реакцию вашего организма, и мы с лёгкостью можем выявить любую ложь.

- Так зачем же вы задаёте одни и теже вопросы? Мои ответы ведь не меняются.

- Я задаю вопросы потому что ответы, которые я от вас слышу - это не те ответы, которые мне нужны.

- Проблема в том, что тех ответов, что вам нужны, у меня нет.

- Есть, есть, уважаемый Забытый. У вас есть ответы, а у нас есть время, чтобы дождаться того момента, когда вы будете готовы их дать.

- Поле? Что мы опять вернулись к Полю Последней Битвы? К Трону Истинного?

- Это вы к ним опять вернулись.

- Я вернулся потому что именно они вас и интересуют.

- Позвольте мне, уважаемый Забытый, самому определять, что меня интересует.

Хороший ответ. До обидного хороший. После таких вот ответов, становится, понятно, что перед тобой сидит профессионал.

- И что же вас интересует? - задал я вопрос, звучавший из моих уст несчётное число раз.

- Я уже говорил. Меня интересует то, что произошло на Орне.

- И не ждёт ли вас встреча с ещё одним Пожирателем? Так ведь?

Конечно, они хотят узнать, что же произошло на Орне. Всего два года назад это была стабильная планета с единственным очагом сопротивления власти людей начала-и-конца, а теперь - этот мир мёртв.

- Вот видите, уважаемый Забытый, когда хотите, вы можете говорить то, что от вас хотят услышать.

Орн. Год 2337 после Падения Небес.

Разочарование у разных людей выглядит по-разному.

Ведьма Чёрнозмейных Болот, требующая именовать её Царицей, но именуемая своими подчинёнными Хозяйкой, в тот момент, когда поняла, что её призыв выдернул из Межреальности не Принца Пустоты, а человека, который должен был умереть от его когтей, была крайне разочарована. В виду того, что Ведьма Чёрнозмейный Болот, всё же была ведьмой, разочарование её выразилось не в криках с битьём посуды или рыданиях, а в том, что причина её разочарования, которой не посчастливилось оказаться мне, была обращена в вервульфа-стража, одного из многих обитавших в те времена на Болотах.

По трезвому размышлению, должен признать, что тогда началась одна из счастливейших глав моей затянувшейся сверх всякой меры истории.

Орн. Год 2343 после Падения Небес.

- Лирика, это всё лирика, уважаемый Забытый. - перебил меня лорд-инквизитор.

- Потерпите ещё немного, дальше будет именно то, что вы и хотели услышать от меня.

Орн. Год 2342 после Падения Небес.

Разочарование - это та эмоция, которую в отношении меня Царица испытывала чаще всего. И помня это, я старался её не разочаровывать, в смысле, продолжать разочаровывать с постоянством достойным лучшего применения. Волки стаи, неверно истолковав причину моих выходок, не раз и два говорили, что единственный вариант мне оказаться в спальне Хозяйки - это виде прикроватного коврика. Волчицы же, памятуя о неприятностях, в которые я постоянно попадаю, старались держать дистанцию, разве что Хенья нет, нет, да и приглашала в свою палатку. Но Хенья - это отдельная история, для которой сейчас и не время, и не место.

- Хозяйка... - только и успел выдавить я из себя, как любимец Царицы - каменноголовый питон Амадо - сжал свои кольца плотнее.

Язык мой - враг мой.

Мог ведь смолчать, видел же, что Царица сегодня куда более сердита, чем обычно бывает, но да были у неё на то причины, три сотни причин, три сотни могучих воинов-китоврасов погибших в ущелье Львиный Зев.

Мог ведь смолчать, да уж больно хороша в тот момент показалась шутка. Пошла до безобразия, но хороша.

- Жидковат ты, блохастик, заменить сразу всех моих Всадников, - несколько раз стукнув пальцами по поверхности стола за которым сидела, проговорила Царица, - ты и одного малыша Пабло заменить не сможешь. Ни в бою ни тем более в постели.

Амадо, ловя настроение Хозяйки, немного ослабил хватку, давая мне возможность высказаться:

- Хозяйка, ты дай мне хоть один шанс, тогда и поглядим.

Тем более если уж и говорить о Паблито, так стоит упомянуть то, что когда этот парнокопытный красавчик позволил себе в отношении Хеньи несколько больше, чем должен себе позволять приличный китоврас, я ему за малым голову чуть не отгрыз. Он долго потом ещё ходил с шарфом обмотанным вокруг шеи, модник, я же вообще не ходил потом с неделю. Спасибо, Хенье, нашла меня, выходила, а то бы точно издох после той драки: получить удар копытами китовраса в грудь, это вам не фунт изюма слопать.

- Тристан, если ты не заметил, я немного не в том настроении, чтобы долго терпеть твои выходки, так что выметайся поскорее, пока я не приказала тебя вышвырнуть.

Питон, демонстративно утратив ко мне интерес, разжал свои объятия и вновь улёгся на пол.

- Хозяйка, это ты не хочешь замечать того, что дама твоих лет просто обязана была давно заметить.

- Тристан, выметайся. - вздохнула Царица. - У меня действительно сейчас не то настроение.

А у меня как раз то.

Взгляд Хеньи. Упрёк, который уже родился, но ещё не окреп, чтобы лечь меж нами. "Тристан ведь мог что-то изменить, если бы только не маялся дурью". - прочёл я в глазах волчицы, когда она, на мгновение оторвавшись от утешения Бланки, потерявшей в том ущелье своего жеребца, подняла на меня взгляд.

- Хозяйка, война проиграна. - произнёс я то, что уже давно нужно было.

- Не новость. - отмахнулась она в ответ. - Лучше бы предложил кем перекрыть Львиный Зев, больше Всадников у меня ведь нет.

Царица.

Ни добавить, ни прибавить.

Наверное, то был один из тех редких моментов, когда я пожалел, что за два года так и не удосужился разузнать о прошлом хозяйки больше, чем просто какие-то обрывки историй, услышанные у костра и банальные слухи, многие из которых скорее всего она сама и выдумывала. Я вот выдумывал, когда была возможность.

- Хозяйка, Львиный Зев я, как и сказал, удержу. Один.

- И как же?

- Не важно, Хозяйка.

- А что же тогда важно, Тристан? - безошибочно уловила недосказанное Царица.

Орн. Год 2343 после Падения Небес.

Я прервал рассказ, ведь мне хотелось, чтобы лорд-инквизитор, спросил:

- Что же важно, Забытый? Что?

Но Марций не доставил мне этого удовольствия. Он просто сидел напротив меня и ждал, не выказывая никаких эмоций, разве что кроме скуки, но скука явно была напускная. По-крайней мере, я пытался себя в этом убедить.

Орн. Год 2342 после Падения Небес.

Вопрос, который не мог быть не задан после того, что было сказано мной, прервал затянувшуюся паузу:

- Кто же ты такой, Тристан, если предлагаешь мне такое?

- Пандемоний, Хозяйка. - прозвучало имя моё, одно из многих.

Царица смотрела прямо на меня, и не было страха в её зелёных глазах:

- Пандемоний, почему ты продолжаешь звал меня Хозяйкой?

Царица. Ей нужны ответы.

- Хозяйка, а как бы ты хотела, чтобы я тебя называл? - склонил я свою голову.

- Царица. Зови меня Царицей, сколько я должна это повторять, Тристан?

- Будет исполнено, Царица.

Орн. Год 2343 после Падения Небес.

Лорд-инквизитор, наверное, был доволен.

Я рассказал ему всё, что он хотел знать о событиях на Орне, о том, как все обитатели Чёрнозмейных Болот оказались пожраны Большой Матерью, ушедшей потом в Межреальность, о том, как на третьи сутки сражения в Львином Зеве мной был призван Пожиратель, который уничтожил всех оставшихся обитателей Орна, людей начала-и-конца.

- Большая Матерь... так вот что вы, уважаемый Забытый, сотворили с Ведьмой Чёрнозмейных Болот. А мы понять не могли - кто же это пожрал всех грязных.

- Пожиратель был ошибкой. Я многое не учёл, а кое-чего просто не понимал, да и просто был зол на ваших. Большая Матерь - это другое.

- И чем же Большая Матерь, Забытый, отличается от Пожирателя, ну кроме того, что способная пожирать только грязных, в отличии от Пожирателя, который пожирает лишь истинных людей?

- Пожиратель не обещал вернуться за мной. - улыбнулся я.

- Никто вас, уважаемый Забытый, не спасёт. Мы всё предусмотрели, даже Пожирателю или Четверым Скрытым до нас не добраться.

По поводу Скрытых, конечно, лорд-инквизитор занимается самообманом, но да пусть его:

- Я и не говорил, что я жду спасения. Я сказал, что она обещала вернуться за мной. Но я не сказал, что попросил Царицу этого не делать.

- И почему же вы это, уважаемый Забытый, сказали?

- Не хотел больше её разочаровывать.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 2787 после Падения Небес.

Сегодня узнал, что Хенья обещала устроить знатную трёпку любой из обитательниц борделя, что вздумает стоить мне глазки.

Не помню, когда был так счастлив в последний раз.

Лирон-до. Год 2431 после Падения Небес.

Двое. Они шли ко мне.

Двое.

Ярко красные мундиры. Золотое шитьё. Тонкие клинки на поясе слева. Слева, значит, оба моих гостя правши, как и я. Впрочем, могу и ошибаться. Всякое бывает. Единственное, что точно могу сказать так это то, что прибыли эти двое явно откуда-то издалека.

Во-первых, нет в крае этом проклятом и забытом тех, кому положено ходить в мундирах. Нет здесь ни государств, ни банд, лишь разбросанные то тут то там небольшие поселения, а чаще вообще стоящие между нигде и нигде домишки, в которых, бывает, никто уже и не живёт.

Во-вторых, кожа гостей имела бледно-белый цвет. Такой кожи у людей в этих краях не водилось, как не водилось в этих краях вампиров, которым такая кожа могла бы принадлежать.

В-третьих, вооружены они шпагами или чем-то в этом роде, а их я в этом мире видел впервые. Тут предпочитали шашки, палаши да ятаганы ну и прочих их собратьев, ведь не-мёртвого не остановить, даже если дуршлаг из него сделать той шпагой. Голову рубить надо.

Чего это ориентироваться на не-мертвых при выборе оружия?

Да очень просто не-мертвым в этом краю становится любой умерший.

Мёртвый материк так в официальных бумагах именуются эти земли. То ещё названье, да народные Мертвятня или вообще Тухлятня звучат ещё хуже.

Но то материк, а я-то живу на острове. И остров тот не из этого мира факт.

И таких островов десятки, если не сотни.

Сперва я думал, что кто-то решил сделать из этого мирка свалку, а потом попал мне в руки дневник смотрителя того острова, на котором сейчас и живу.

Живу, кстати, уже третий год.

И неплохо живу.

Старый храм так и недостроенный, но то ли милостью богини, которой был посвящён, то ли благодаря профессионализму строителей, возводивших его, стоящий в относительной целостности и сохранности уже многие десятилетия, стал мои домом. Его здесь строили обитатели этого мира, думали это сможет остановить появление не-мертвых.

Они ошибались.

А храм этот дал мне не только крышу над головой, но и хоть какое-никакое интеллектуальное развлечение чтение сохранившихся книг. Правда, стоит отметить, что книги в основном своём религиозные, но как говорится безоружному и палка за меч сойдёт.

Отвлёкся я что-то. Начал ведь о гостях, а перескочил на храм.

Странные эти двое, и это раздражает.

Раздражение шевелится во мне, готовое вновь пробудить Гнев, который только начал успокаиваться после недавней бойни.

Не местные факт. И не искатели тоже факт, ведь, во-первых, вооружение у них не то, во-вторых, идут только вдвоём, в-третьих, доспехов нет, в-четвёртых, искатели на островах не промышляют.

Но почему гости так спокойны? От берега до храма километров двадцать-двадцать пять будет. Половину дня шагать надо. И на каждом шагу не скелет, так труп обезглавленный, да и валяющиеся то тут то там разбитые глайдеры, шагающие танки и прочий высокотехнологичный мусор, тоже должны были оказать определённое воздействие на гостей.

Тишина опять же. Мёртвая.

По поводу тишины, хотелось бы сказать, что именно после моего прихода на острове стало так тихо, но сказать так значит сорвать. Тут всегда было тихо. Не-мертвые они вообще не любители говорить. Рвать когтями, грызть это да. Но не говорить. Видимо, поэтому местные не-мертвых своих называют молчащими.

А птицы и прочая живность давно уже тут не водятся. Животные они ведь умнее людей нашли себе другие края.

Вот неплохо было бы, чтобы эти двое тоже себе нашли другие края, так нет же ко мне идут. Точно ко мне, теперь это ясно, ведь сижу я чуть подать от дороги, ведущей в храм, под дубом столь огромным, что трудно представить сколько же лет понадобилось ему, чтобы дорасти до таких размеров.

И чего их молчащие не съели?

Хотя чего это я? Какие молчащие? Тех, что были в округе, я, вроде, всех упокоил. Значит, дорога чиста, вот и дошли. Попросту не было молчащих, чтобы съесть этих двоих. А жаль были бы, не было бы проблем. С парой лишних молчащих как-нибудь управился бы. С ними вообще, как я заметил, проще, чем с людьми. Молчащие, они честнее чуют тебя и сразу же пытаются убить. От них всегда понятно, чего ожидать, а вот с людьми всё не так улыбается тебе, руку жмёт и не сразу поймёшь, чего на самом деле хочет. То ли денег твоих, то ли жизни твоей, то ли и денег, и жизни сразу. А чего мелочиться? Алчность и Зависть они ведь внутри у многих людей все остальные Смертные Грехи пожрали, разрослись, став соперниками Страху. И готов такой человек на что угодно ради того, чтобы заполучить чужое, и не боится он ни суда людского, а уж о суде Истинного и говорить не приходится его сейчас, как я убедился, не боятся даже проповедники.

- Ты только глянь, Глориндвей, похоже, наш Аз вооружён. - остановившись в шагах ста от меня, обратился один из гостей к своему товарищу. - Глядишь, потянет не на Аза, а на И. А это ж другой прибыток.

- Ну это если потянет. - с сомнением проговорил второй.

Услышав разговор гостей, я едва не расхохотался: они пришли меня убивать. Точно, убивать, а это всё упрощает.

Гневу тут делать нечего сам справиться должен.

- Ты это, Глориндвейн, мы ведь на Аза с тобой играли, а тут сам видишь неоднозначно

- Ну и алчен же ты. - почесал подбородок тот, кого звали Глориндвейн. - Ладно, если будет что сверху Зело на двоих поделим.

- Сверх Глаголь.

- Ну ладно, сверх Глаголь и смерть его за мной, как договаривались.

Аз, Глаголь, Зело и И эта слова вроде знакомые, но вот что они значат я припомнить не смог. Только это ничуть меня не расстроило, ведь правая рука уже сжимала рукоять гладиуса. Полметра превосходной стали, которая оказалась не по зубам ржавчине, и это не смотря на то, что, судя по всему, клинок провалялся под открытым небом не одно десятилетие. Левая же рука, прикрытая пластинчатой маникой, отложив в сторону книгу, опустилась на пилум, простой и надёжный, как и гладиус. Ещё два пилума лежали рядом, на своих местах, на перевязи, что я снял прежде чем сеть читать книгу. Они лежали, а я уже стоял.

Пилумом молчащего не успокоить, но бывает ведь и живых убивать приходится, поэтому и ношу.

- Глориндвейн, ты только глянь, это же копьё, похоже, этот Аз совсем дикий.

- Ну это и так было ясно. - обнажив свою шпагу, направился ко мне Глориндвейн.

На секунду возникла идея всё-таки попробовать заговорить с этой парочкой. Глупая идея не станут они с тобой говорить. Ты для них уже мёртв, прибыток с тебя уже поделён. полусне бормочет Гнев.

Между мной и Глориндвейном уже шагов пятьдесят. Напарник его стоит где стоял, даже клинок не обнажил.

Пора.

Выход.

Ускоряю шаг, переходя на бег.

Двадцать шагов между нами.

Звенит, ломаясь, о пилум шпага. Нужно отдать должное этому человеку он успел среагировать на пилум. Даже почти увернулся, пытаясь ударом шпаги компенсировать недостаток скорости. Только ведь бой насмерть это не то место, что почти идёт в зачет. Падает навзничь Глориндвейн, изо рта которого совсем скоро должна хлынуть кровь.

Плохо, что темп бега сбился из-за броска, но оставшегося расстояния мне должно хватить, чтобы набрать достаточную для атаки скорость: приму на манику удар шпагой и слёту ударю гладиусом в район шей гостя. Если повезёт, одним ударом снесу ему голову с плеч. А не повезёт всё равно этого удара ему не пережить. Он ведь не молчащий, которого можно упокоить, лишь отделив голову от тела.

- Вот же - вырвалось у меня, когда я увидел, что второй противник, бросился прочь.

Раздражение, вызванное тем, что мне теперь ещё нагнать его надо будет, улетучилось довольно быстро: дорога сюда гостя, видимо, утомила, поэтому нагнать его мне особого труда не составило.

Удар гладиуса пришёлся ему на правую скулу, разрубив голову на две неравные половинки. Вообще-то я целился в шею, как обычно, но в последний момент противник попытался пригнуться, уходя от удара. Не вышло.

- Чисто сработал, гори огнём. - ругнул я себя, переводя взгляд с трупа под ногами на Глориндвейна, который, захлёбываясь собственной кровью, уже был готов присоединиться к своему товарищу. - Вот только второго можно было и живым взять. Живые они ведь на вопросы отвечать могут, а вопросы у меня имеются.

Осмотр трупов дело, конечно, не самое приятное, но иного пути попытаться получить хотя бы хоть какую информацию о своих гостях, у меня не было.

Не некромант же я, право слово, чтобы заставлять мёртвых отвечать на мои вопросы.

Подтащил обезглавленного к Глориндвейну. Отрубленный кусок головы тоже принёс.

Выдернув из трупа пилум, голову отсёк не нужны мне тут новые молчащие, после чего тщательно почистил и пилус, и гладиус о штанину безымянного мертвеца.

Так, по пунктам.

Во-первых, оба в мундирах. Мундир означает принадлежность к организации, то есть этими двумя, скорее всего, дело не закончится, ведь мало какая организация любит, когда её членов убивают. Из чего следует, что нужно избавиться от трупов. Как говорится, нет тела нет дела.

Во-вторых, не ясно - эти двое пришли сюда по каким-то личным мотивам или же по делам организации, в которой состоят. Если верно второе, то можно не тратить силы на то, чтобы прятать трупы меня и так хотят убить.

В-третьих, скорее всего, либо у конкретно этих двоих, либо у их организации есть методы выслеживания людей на расстоянии. Наш аз так они меня назвали, а это недвусмысленно говорит о том, что ещё до нашей встречи эти двое знали о моём здесь наличии.

Вот в принципе и все.

Обыск, на который, честно говоря, я возлагал немалые надежды, вместо того, чтобы прояснить хоть что-то, добавил пищи для размышлений.

Во-первых, у гостей при себе нет провианта. А это как минимум странно, если они шли сюда от побережья. Конечно, день, что заняла бы у них дорога туда-обратно, без еды потерпеть можно только ведь вполне возможно, что им и не нужно было терпеть, если они шли не от побережья, а от лагеря или стоянки, разбитой где-то неподалёку, в часе или двух от храма. Но тогда почему они подошли ко мне к обеду, как раз за то время, что идти сюда от побережья, если выйти утром? Плюс, если лагерь имеет место быть, почему я не видел дыма? Или они еду без костра готовят?..

Ладно, пока хватит об этом. Всё равно наличие или отсутствие рядом лагеря врага особо ни на что не повлияет: разве что теперь надо иметь ввиду, что отсутствие убитых мной людей, будет замечено раньше.

Во-вторых, у гостей на лбах имеются металлические пластины, шириной два пальца. Идут они от одного виска до другого. Зазор, вздутие или какая-то иная неравномерность на границе метал-кожа отсутствуют, что наводит на мысль: пластины могли и не вживляться, их просто вырастили прямо в коже. Металлическая поверхность гладкая, без каких-либо символов или знаков.

Назначение пластин не ясно.

Точнее наоборот, в голове вертелось десятка три вариантов для чего их могли использовать, но подтвердить или опровергнуть хотя бы один из тех вариантов не было возможности, в связи с чем размышление и на эту тему пришлось завершить.

В-третьих, мне не удалось обнаружить в карманах гостей никаких личных вещей или денег. А вот это было действительно странно и могло говорить о строжайшей дисциплине в организации, к которой принадлежали покойники, либо же не говорить вообще ни о чём. Это под каким углом поглядеть, а с тем ворохом историй, в которых мне довелось побывать самому, о которых мне поведал кто-то, обрывки которых доносились до моих ушей, и которые бесстыдно были выдуманы мной же, получалось несчётное множество точек зрения, что запутывало ситуацию ещё больше.

- Ну надо же что-то решать. - напомнил я себе.

- Надо. - согласился я сам с собой.

Согласиться-то согласился, вот только что решать?

Не был я никогда стратегом, способным делать выводы исходя из незначительных деталей, строить сложные теории опирающиеся на полученные выводы и хладнокровно реализовывать монструозные планы, подтверждающие те теории. Как не был я никогда и мастером клинка, способным обратить банальное убийство в утончённое искусство, обращающее в бегство целые армии. Не был я ни тем, ни другим, ни третьим и уж тем более не четвертым или пятым-шестым.

- Может сбежать? усмехнулся я.

Прямо сейчас. Не буду ни в чём разбираться, не буду ни во что впутываться. Подорву один из генераторов Пустоты и уйду в Межреальность через образовавшийся разрыв, а там, даже если товарищи этих мертвяков и правда могут выслеживать цели на расстоянии, сам чёрт меня не сыщет.

- Или попробовать убить их всех, сколько бы там их ни было? - шепчет Гнев во мне.

- А это мысль. неожиданно легко я.

Я в последнее время почти всегда с ним соглашаюсь.

Вместо того, чтобы взрывать один из генераторов Пустоты, выведу их из спящего режима, оживив тем самым оборонные системы острова, а уж они-то сделают за меня всю работу. Не даром ведь люди не суются на эти острова, а искатели в основной массе своей стараются даже близко не подходить к ним на своих кораблях.

Больно дурная слава об этих островах.

И в этом нет ничего удивительного - на этих островах нашли свой последний приют сотни армий из множества миров. Я читал о них в дневнике смотрителя, я видел их останки среди холмов, в речушках и озёрах, на берегу и в прибрежных водах. И видел я не только ржавые доспехи и остовы деревянных кораблей, но и экзоскелеты, поражающие своим убийственным совершенством, соперничающим с бесполезностью использования человеком, не имеющим специальных имплантатов, и циклопические громады кораблей, пригодных, на мой скромный взгляд, не только для атмосферных полётов, но и для межзвёздных путешествий, теперь же лежащие на дне рядом со своими более примитивными, парусными, винтовым и ещё черт знает какими товарищами по несчастью.

Помню, однажды, поплыл я, как позднее выяснилось, по великой своей глупости, к одному кладбищу кораблей, что начиналось в десятке километров от берега моего острова. Думал, разживусь чем полезным, высокотехнологичным, ведь это тут, на острове, всё лежит покорёженное, с разряженными батареям, настроенное на генетических отпечаток давно покойного владельца, либо же непригодное для использования немодифицированным человеком, типа меня, а в каком-нибудь из кораблей, на складе, могло и уцелеть пару экземпляров оружия или доспехов того типа, с которым я успел познакомиться во время моих странствий, ну или хотя бы представлял, как разобраться.

Идея была слишком заманчивой, чтобы её взять и проигнорировать, ведь тому времени я уже успел свести близкое знакомство с молчащими, а также с некоторыми оборонными системами острова, так что мнил себя как минимум бессмертным. Да, и Королева Сильмариза, с которой меня ссадили на остров, проплыла через то кладбище без проблем.

От упоминания о Королеве Сильмариза Гнев недовольно рыкнул, вогнав в меня когти.

В ответ у рубанул воздух.

Но вообще-то, объективно, - повезло мне, что остров вовремя показался на горизонте могли ведь и повесить. Хотя, если вспомнить что я натворил, то думается мне петля слишком короткая и безболезненная дорожка в объятия Чужой Молодицы.

Но что-то я опять отошёл от темы

Нашёл я на берегу нечто похожее на лодку, когда-то парусную, теперь же приводимую в движение моими мускулами и веслом. К тому моменту, когда нос моего судёнышка наконец уткнулся в остов корабля, ладони у меня не то, чтобы были стёрты в кровь, но несколько разорванных, кровоточащих мозолей всё же имелось. Возможность разжиться чем-то действительно полезным, а также мысли, что я-то знаю истинную ценность этого кладбища кораблей, в отличии от прочих искателей, для которых оно выглядело не привлекательней рифов или скал, придавали мне сил.

Ах, да по поводу прочих искателей я вроде как был одним из них некоторое время. Года два или что-то около того, ну до тех пор, пока не вздумалось мне сделать глупость, результатом которой и явилась моя высадка на остров.

Упоминание о глупости вызвало просто волну недовольства Гнева.

Хотелось срочно кого-то зарубить, но ничего не было просто рубка воздуха не спасла.

Это злило.

Но вернёмся к кладбищу кораблей.

Наткнулся я в недрах звездолёта не на залежи полезных высокотехнологичных устройств, а на гнездо тех, кто был причиной гибели многих кораблей искателей.

Наткнулся я на гнездо тех, кого жители этого мира звали сиренами. Хотя раньше я никогда ничего подобного не видел, но что это и есть местные сирены понял сразу.

Странные, полупризрачные существа. Нечто вроде пятиметровой летающей кальмаро-медузы. Я сидел долго, наблюдая за полётами этих существ. Сидел не в силах решить для себя: боюсь ли я их или же восхищён их красотой. Сидел, пока от переборок не отразился пронзительный крик, и я увидел то, чего не замечал до этого

Да, можно было бы ломануться вперёд, попытавшись что-то изменить, и погибнуть, но мне было слишком рано встречаться с Чужой Молодицей, поэтому я медленно и осторожно начал отступать.

Жалел ли я о чём-то в тот момент?

Да, жалел, что не ушёл раньше.

Размышления мои, ушедшие довольно далеко от решения насущных проблем, вернулись к ним, в одно мгновение: столб света ударил из неба в землю, скрывая от меня тело Глориндвейна.

Я попятился назад, держа между собой и столбом света верный гладиус. За пилумом наклоняться не стал на короткой дистанции от него мне пользы мало, да и не был я никогда амбидекстером, чтобы брать в каждую руку по оружию. Хотя не скрою попытки приучить к бою и левую руку пока не забросил, хотя с теми результатами, что удалось достигнуть, давно уже пора было бросать это гиблое дело.

Медленно отступая, я прикидывал, чем же столб света мне грозит.

Наиболее вероятных причин появления этого столба было две. Одна хуже другой, как это всегда у меня водится. А по-другому тут и быть не могло: заклинания активируемые смертью владельца никогда ничего хорошо не светили тем, что и был причиной той самой смерти.

В худшем случае, мой дорогой Глориндвейн сейчас поднимется в виде какой-нибудь донельзя мерзотной твари, которую упокоить окончательно будет крайне сложно. Ну или, если мне повезёт, это столб просто рванёт, уничтожив в округе всё, что можно уничтожить.

- В принципе, в обоих раскладах, чем дальше я буду от столба, тем лучше. - додумывал это здравую мысль я уже убегая со всех ног под защиту стен храма.

- Неужели всё же придётся с не-мёртвым каким тягаться? - стоя за одной из колонн, спросил я сам у себя.

Уж слишком много времени прошло с того момента, как появился столб, - со взрывом, обычно, так не тянут. Взрывы они ведь просты, что та монета, оттого и времени для их активации требуется совсем немного. А тут секунды убегают, одна за другой.

Точно, не-мёртвый будет, но не молчащий, те без светоиллюминации поднимаются, да и головы-то отрублены.

Только бы не крылатый. Ненавижу летунов - всех. И гарпий в частности - к ним у меня особый счёт.

Ну ничего, у меня как раз для таких ситуаций игломёт припасен. Нашёл я тройку рабочих образцов. Обойм к ним не то чтобы много. Будем, считать, что хватает обойм у меня к игломётам, ведь не пользовался я ими: пользы никакой от этого оружия в бою с молчащими. Им ведь, чтобы упокоиться, надо голову с плеч снести. На это дело одна обойма уходит точно, да и то, если сумеешь с первого раза нормально прицелиться, а так я и две, и три обойм высаживал. С такими растратами никакие запасы не спасут, разве что повезёт мне найти когда-нибудь склад под завязку забитый боеприпасами. Но ничего похожего пока не попадалось.

- Иди сюда, мой хороший. - вытаскиваю из-под камней игломёт.

Три из четырёх запасных обойм аккуратно раскладываю рядом. Четвертую сую за пазуху.

Гладиус прячу в ножны: одной рукой мне с игломётом не справиться. Тяжеловата игрушка. На килограмм десять тянет, причём основной вес из-за того, что там обойма, сосредоточен у дула. Масса оружия, помноженная на полметра его длины, делают для меня невозможным вести с одной руки прицельных огонь. Хорошо, что хоть отдачи при стрельбе нет, а то ведь явно оружие не под мои физические возможности рассчитано, оттого и отдача при стрельбе могла быть такой, что о повторном выстреле можно было только мечтать. А без повторного выстрела часто ведь никак. И что с того, что одного выстрела, опустошающего обойму, хватает на то, чтобы через мгновение будь то дерево, метал, камень или плоть молчащего в любом из них образовалась дыра диаметром в сантиметров двадцать? Что с того? Нужно ведь ещё попасть в цель. Попасть не всегда выходит. Оттого бывало и по три обоймы менял, пока молчащий окончательно не упокаивался.

То, что столб света пропал я не сразу и сообразил просто тени стали чуть более размытыми, тусклыми. Пропустил момент. Зато теперь ясно, что не взрыв мне приготовили.

Вдох.

Медленный.

На выдохе поворачиваюсь на левой ноге, и вот я уже могу вести огонь, при этом половина тела всё так же прикрыта колонной.

Вот только стрелять не по кому.

Ни на земле, ни в небе.

Нет врага, как нет и тела Глориндвейна.

- Отделался лёгким испугом? не поверил я своей удаче.

Неужели всего лишь какое-то заклинание религиозного назначения? Вроде, переноса трупа в храм или в фамильный склеп? Или куда-то ещё, в менее материальные дали?

Повезло сказать тут нечего.

Повезло во всех смыслах не получил неприятностей на пустом месте да ещё и обеспечил себе скорейшее явление товарищей убиенных мной гостей. Столб света должен был быть виден ой как издалека, а что он означает они-то должны знать. Так что ждать с тем, чтобы послать сюда ещё кого, не станут.

Если повезёт, до вечера будут у меня ещё гости. А повезти должно до этого же везло.

Ну, а пока есть время надо сходить в храм, подготовиться к встрече гостей должным образом, а то ведь не хорошо как-то с этими двумя вышло, бестолково, но ничего в следующих раз возьму одного живым, потолкую с ним о жизни, а там решу что мне делать.

- Убивать что ещё с ними можно делать? в полудрёме шепчет Гнев.

Хоры, устроенные под одной из боковых неф (левой, если входить в храм), оказались просто идеальным место для обустройства спальни: лестницу, ведущую к ним пришлось частично обрушить, чтобы образовался пролёт в метра два, может немного больше. Для человека, конечно, это и препятствием назвать нельзя, но для молчащего, только и способного, что тупо переть вперед, оно непреодолимо, ведь не-мертвый не может сообразить перебросить через пустоту доски, лежащие рядом.

Тут опять я вынужден немного отойти в сторону.

Вообще-то ещё года три назад на острове было полно противников гораздо более опасных, чем молчащие, но после того как я смог заглушить генераторы Пустоты, поддерживавших жизнь в системах безопасности острова, тут стало безопаснее, да ночи появилось с кем коротать.

Ах, да о своей красавице я ведь ещё не упоминал. А стоило бы она ведь и её сёстры-гарпии устроили на меня настоящую охоту. Мне та охота стояла пяти декад страха, новых шрамов на плечах, голове и правой руке. Гарпии же поплатились жизнями. Две я забрал в честном бою, если, конечно, может быть честным бой отдавшегося в лапы Гнева безумца против специально спроектированных для боя созданий. Ещё трёх убил почти сразу после отключения генераторов Пустоты гарпии, утратив большую часть своих способностей, попытались пробиться к управляющему контуру и запустить генераторы вновь, при чём третья уже и двигаться не могла, когда я её на куски рубил закончился резервный запас энергии.

Последнюю, шестую, убивать не стал.

Вовремя успел со Гневом совладать.

Забрал себе.

Вот и стоит теперь статуей.

Надо ж с кем-то хоть изредка общаться, чтоб окончательно не озвереть.

Главное, не запустить вновь генераторы Пустоты.

А то ожить может как и остальные её товарки

Я ведь вообще-то нежный, ранимый и не склонен в бессмысленному насилию. Наоборот, ищу самый простой и безболезненных пусть решения проблемы. Простой и безболезненный в первую очередь для меня самого, поэтому после того как заглушил генераторы Пустоты, приступил к зачистке острова от молчащих, которые никак на выключение генераторов не отреагировали.

Избавляться от не-мертвых сперва решил посредством использования ловушек.

Волчьи ямы пришлось отмести сразу где бы я не копал, на глубине полутора-двух метров почва заканчивалась и начиналась металлическая плита. Ничего удивительного в этом, если подумать, не было, ведь остров-то рукотворный. Да и не остров-то в общем-то вовсе, а корабль для путешествий между мирами, уничтожения биологических форм жизни, миры те населяющих, и высадки на очищенной поверхности семян.

Видел я в подземных ангарах те семена в принципе, оригинальное решение для желающих создать человеческую колонию в новом мире, но не самое гуманное. Хотя о какой гуманности может быть речь, когда разговор касается людей, уничтожающих другой разумный вид, чтобы на его место поселить свой?

С капканами тоже мало хорошего вышло сам не попади, а молчащего заведи. Да потом ещё и упокой его, ведь от того, что молчащему ногу там отхватит или половину тела он ведь не успокоится. В общем, мороки больше чем пользы.

Сети также себя не оправдали. В них, наверное, я разочаровался больше всего. Прилично времени истратил, чтобы связать хорошую сеть. И сработала она хорошо молчащего опутала, как положено. Вот только чтобы упокоить его пришлось сеть ту изрядно попортить, так что без постоянного ремонта она очень скоро стала непригодна для дальнейшего использования.

Идея со сжиганием молчащих, казалась отличной. Тем более недостатка в топливе для её реализации не было весь остров завален техникой и, если знать что и где искать, то разжиться горючей жидкостью в потребном количестве не проблема. Правда, идея эта оказалась ещё большим провалом, чем все остальные, ведь как выяснилось молчащие, во-первых, горят плохо, а во-вторых, в виду того, что они не испытывают боли, продолжают своё движение даже целиком объятые пламенем, а в-третьих, вонь при этом всём стоит просто ужасная.

Но запас горючего я всё же в храме создал. Вдруг придётся отбиваться от тех, кто хорошо горит?

От людей, например.

Ну чего это я всё о грустном? Есть же чему порадоваться в этой жизни.

Вот, например, кровать шикарная ведь у меня кровать. Метра в два три длинной и столько же шириной. Собрал я её из досок, которых в изобилии было внутри храма. Подушку изготовил из кресла пилота шагающего танка, чьи останки валяются тут недалеко. Из изоляционного материала, которым был изнутри обшит кокпит всё того же танка, сделал покрывало. Некое подобие постельного белья сшил из кусков парусины, что срезал с мачт летучего корабля, нашедшего последнее пристанище в полудне пути от храма.

Но кровать это так, мелочь.

Посреди комнаты стоит та, кем действительно нужно гордиться - гарпия.

Ну как гарпия оборотень, в боевом состоянии представляющая собой смерть, парящую в небе на своих собственных крыльях. Когтистая тварь, специально спроектированный для охраны периметра острова, гибрид человека и демона, способный обрушивать на свою жертву ураганный ветер, творимый одним лишь взмахом крыла, визг, от которого, кажется, готова лопнуть голова, и сотворённые магией флешетты, пробивающие навылет не только палубу деревянную корабля, но и керамические пластины брони самоходных установок, среди которых однажды мне пришлось прятаться. Да и ещё ко всем вышеуказанным недостаткам, гарпии обладают отличной регенерацией, делающей их практически бессмертными, а всё потому, что черпают свои силы из генераторов Пустоты. Но стоит заглушить те генераторы, и всё песенка гарпий спета; не только гарпий, но и автоматических турелей, пушек разных мастей, а также сторожевых некро-псов, големов и много чего ещё, на что мне повезло не натолкнуться за время моего нахождения на острове.

Но хватит уже пора подумать о том, что же можно с собой прихватить.

Алхимических фонарь? Вещь крайне полезная, если хочешь почитать книгу, а солнечного света или ещё нет, или уже нет, или мало. Крюк для крепления на поясе тоже имеется, что превращает фонарь из крайне полезного в незаменимый молчащим-то разницы нет день или ночь, не глазами они видят, в отличии от меня, так что без надежного источника света при недостаточной освещённости мне никак. Уточняю без мощного, светящего ровным, слегка голубоватым светом источника в крепком металлическом корпусе, пользуясь которым можно не опасаться, что в один неприятный момент, в самый разгар боя, я вдруг окажусь в темноте без такого фонаря мне никак. Вообще никак. И я несказанно счастлив, что нашёл этот фонарь. Жаль, правда, что всего один хотя с другой стороны зачем мне два? И одного хватает.

Или вот отличный мушкет, которому когда-то принадлежал смотрителю этого острова. Помимо, уничтожения чужих видов, занимался этот смотритель ещё крайне одним интересным делом вёл дневник. И благодаря этому, узнал я и что это за остров, и где размещены генераторы Пустоты, в общем, много чего узнал, даже узнал, что звался смотритель Юлиус Антоний Кланг, но вот от последнего мне не тепло ни холодно.

- Поди ж ты, как смотрителя звали запомнил, а своё имя-то помнишь? поддел Гнев.

- Так ли оно важно? Имя это.

Так вот, мушкет. Исконное оружие этого острова. Приводится в действие короткой молитвой. Одна молитва один выстрел. При попадании в живой организм, пуля из мушкета, которая является призываемым существом-паразитом, начинает перестройку этого организма, результатом которого является рыдающий или кающимся, тут я не совсем уверен, что правильно понял термин но да чёрт с ним, с верным толкованием термина, важно, что мне нужно быть как можно дальше от рыдающего в тот момент, когда слезы побегут по щекам его, иначе ведь и извечная моя удача не спасёт.

Сначала слезы, а потом из глотки жертвы вместе с рыданиями начнут вырываться полчища насекомых, которые будут атаковать лишь представителей того вида, к которому принадлежит рыдающий. Насекомые эти будут заражать всё новых представителей вида, а те обращаться во всё новых рыдающих. И всё будет продолжаться это до тех пор, пока не останется больше тех, кого можно будет заразить.

Отличное оружие. Один выстрел и проблема с гостями решена была бы, будь они представителями другого вида, но они люди, так что мушкет останется здесь, а вот его огнестрельный собрат карабин несмотря на тот факт, что он оказался абсолютно бесполезен против молчащих, составит мне компанию. С ним две обоймы по пять патронов каждая и ещё дюжина патронов россыпью. Патронов было больше, но что-то потратил, пробуя приноровить огнестрельное оружие под убийство молчащих, а что-то на банальное освоение оружия.

Не забыть моё старое клеймо надеть на безымянный палец. Осталось оно ещё с тех славных времён когда в частной компании "Олафсон и Олафсон" я был начальником особого охотничьего участка, занимавшегося поставкой для армии разного рода монстров. Остальные участки тоже занимались отловом и клеймлением монстров, но только особый участок, которым руководил я, получал заказы на вампиров и их кровососущих собратьев, бывших основой для построения почти любой наступательной операции.

Хорошее клеймо, никогда меня не подводило, хоть и не использовал я его ни разу с тех пор, как скоропостижно самоустранился с должности, доставшейся мне, считай, случайно.

Шлем? Без него обойдусь, как и без кольчуги, поножей и прочего, хватит одной маники, привык я к ней, да и щит она неплохо заменяет. Лишнее таскать - только скорость терять. Хотя, конечно, иногда всё же бывает и кирасу надену, ну или щит прихвачу, но не так что бы всё сразу: и шлем, и кольчугу, и кирасу, и поножи, и щит ещё в придачу. Бывает, в общем, когда, например, взбредёт мне в голову полезть в место какое, в какое никому нормальному в голову полезть не взбредёт.

Рюкзак, конечно, рюкзак, без него никуда.

И еды надо обязательно прихватить. На неделю или лучше даже на декаду всё равно замазка много места не занимает, да и весит мало.

Ах, да замазка не молчащие, не гарпии и не автоматические оборонительные системы, как может показаться на первый взгляд, являются основной проблемой не только на острове, но и вообще во всей Мертвятне. Основная проблема отсутствие еды. Нет тут ни насекомых, ни животных, ни птиц, ни рыб. Нет вообще. В связи с чем довольно долго пришлось питаться орешками там, кореньями, ягодами, травками, отчего весу сбросил преизрядно, даже рёбра стали заметны, чего за мной вроде до того не водилось.

Голод и гарпии в небе.

Всегда две. В вышине. На земле. Всегда рядом.

Смотрели как стая некро-псов гнала меня, как уходил я от голема пусть и не быстрого, но безустанного, как поворачивал назад, выходя на уцелевшие периметры оборонительных турелей.

Спускались, смеялись, иногда нападали, а иногда и оружие подкидывали, дневник смотрителя опять же благодаря им попал ко мне.

И вот однажды после одного нападения я просто не смог подняться не осталось уже никаких сил. Так и лежал на спине, наблюдая за двумя гарпиями в небе. А потом за одной вторая улетела куда-то на восток.

Жалел лишь о том, что не удалось убить хотя бы одну из гарпий. Убей я хотя бы одну умирать было бы может быть не легче, но тогда хоть что-то грело бы меня.

Вторая гарпия вернулась быстрее, чем я успел задуматься куда же это она могла улететь, и рядом со мной приземлились пачка универсального питания.

Гарпии решили подкормить свою игрушку, чтобы с ней можно было поиграть ещё немного.

Я давился массой по вкусу больше всего напоминавшей землю, улыбаясь тому, что встреча с Чужой Молодицей вновь откладывается. Гнев же одобрительно рычал, будто бы зная, что шанс отомстить представится уже скоро.

Транспортник, на борту которого были контейнеры с универсальным питанием, мне удалось найти через два дня.

Ещё через два дня я убил тех двух гарпий, что в тот момент следили за мной.

Через декаду, скрывшись от преследования на подземных уровнях, я вышел к генераторам Пустоты.

Опять меня понесло так вот, замазка это универсальное питание. Ну а что? Нормальное название, всё равно настоящее название на упаковке я прочитать не смог.

Два пустых бурдюка также прихвачу потом наполню водой.

Верёвку тоже, как обычно беру. И пусть ни разу она мне не пригодилась пусть. Креплю её к правому боку рюкзака. К левому креплю алхимический фонарь. Скатанный в трубу плащ пристёгиваю сверху не на сырой же земле спать право-слово.

Маника на мне. Гладиус на поясе вместе с НЗ огнивом, двумя полосами ткани, успешно заменявшими бинты, и упаковкой замазки. Засапожник, как и следует из названия - в голенище правого сапога.

- Не шали без меня. улыбнулся я.

Карабин фантастическим котёнком приютился на коленях. Снаряженный рюкзак лежит рядом, у колонны,- одно движение и он уже у меня за спиной. Игломёт и обоймы к нему тоже рядом, но справа - за мной могут прислать и тех, кого свинцовыми пулями-то не взять. А могут и не прислать. Всякое бывает. Бывает даже то, чего не бывает.

- Бывает даже то, чего не бывает. - повторил я мысль, но уже вслух.

Вслух мысль прозвучала ещё глупее.

Пожал плечами.

Бывает.

Хочешь сказать что-то умное самому себе, а потом вдруг оказывается, что сказал глупость. Или банальщину какую. Банальщина хуже глупости. Глупость хоть улыбку вызовет, а я люблю улыбаться. Для себя улыбаюсь. Для себя и немного для Неё.

Для кого это, для Неё?

Ну тут надо вернуться не на год-другой - сразу на десяток лет, когда ещё я ни о каком острове Молчания знать ни знал и не клеймил вампиров. Жил себе, в небольшой городке, чему-то учился, чему-то учил сам. Жил, пока одним летом не попал к добрым дядькам-докторам. Добрые дядьки-доктора не долго думали, диагноз поставили и пошли по домам, а я остался в палате умирать.

Страшно умирать, лёжа в придорожной траве и тщетно пытаюсь зажать рану в разорванном горле.

Страшно умирать, задыхаясь в дыму костра, что под твоими ногами, понимая, что уже совсем скоро ненасытное пламя доберётся и до тебя.

Страшно умирать на алтаре, жертвой безумных фанатиков безумному богу.

Страшно умирать и в палате под присмотром врачей, когда вроде бы и капельницы тебе ставят и таблетки разные дают, уколы, а ты умираешь. Неспособный заснуть от боли, скрипя зубами выполняешь рекомендованный процедуры, но тем самым лишь множа свои страдания. "Мертвец". - читаешь в глазах медсестёр. Один из сотен, что видели глаза тех медсестёр. Один из тысяч, что увидят ещё те глаза.

Умираешь, ища хоть что-то, за что зацепиться. И находишь, то единственное, чему научил тебя этот проклятый мирок.

Гнев.

Стоишь обоими ногами в могиле, а Чужая Молодица стоит где-то рядом, в темноте.

- Тебе ведь всё равно с кем сегодня танцевать? - скалишься из могилы.

- Всё равно. - молчит Она.

- Тогда подожди, чтобы мне не было стыдно, пригласить такую даму на танец.

- Подожду. - молчит Она.

Выживаешь, питаемый Гневом.

Губы, привыкшие кривиться от боли, теперь кривятся в улыбке.

А чего тут такого? Можно жить и с такой улыбкой. Вон многие уже давно и не живут, а я как-то умудряюсь, да и ещё при это улыбаюсь. Улыбаюсь для себя и немного для Неё.

Потом была дорога. Длинная, наверное. Опасная, безусловно. Скучная, местами.

И надо же такому случиться - пришли гости.

Глупые гости.

Трудно ненавидеть тех, кому твоя жизнь безразличная, но кто по долгу службы должен хотя бы сделать вид, что спасает тебя. Трудно, но я смог. Чтобы ненавидеть тех, кто пришёл меня убить, мне даже причин находить не нужно. Они сами принесли причину на остриях своих клинков.

Безусловно, я постараюсь понять кто же такие эти мои названные гости. Чего они так обыденно пришли убивать незнакомого им человека, меня. Постараюсь, но потом, когда все они будут мертвы. Все они, сколько бы их там ни было, кем бы они там ни были, детьми, женщинами или стариками.

Я жесток?

Возможно.

Двое явились ко мне с целью лишить меня жизни, так почему я не имею права лишить жизни общество (народ, государство или откуда они там взялись), которое дало жизнь этим двоим?

На что я опираюсь, позволяя себе подобные заявления?

На вертихвостку Справедливость? Убийство многих в ответ на попытку убийства одного даже я с трудом смог бы подвести под термин "справедливость".

На волчицу в шкуре овцу - теорию меньшего зла? Так я бы мог процитировать одну ныне покойную девушку, которая говорила, что нет меньшего зла, есть... мог процитировать бы, но не буду хотя бы потому, что не хочу сегодня цитировать глупышку, не нашедшую в себе силы свернуть с дороги ведущей в объятия Чужой Молодицы... но вернёмся от девушек к меньше злу. Так вот, в своё время я уже выбирал меньшее зло и оно таковым в большинстве своём оказывалось только для меня и только некоторое время.

На бездушную логику? Да, она всегда придёт на помощь, даже если ищешь причину для убийства детей, женщин и стариков. Дети вырастут и могут прийти мстить за своих отцов, а к тому моменту может уже и не сыщется козырной карты в моём рукаве. Женщины всегда могут нарожать новых мстителей взамен тех, с которыми я разберусь. Старики всегда могут отравить мысли молодых идеей мести и тогда не только дети убитых мной, но и совершенно посторонние люди могут прийти за мной. Вот и выходит, что если подойти к вопросу убийства со стороны логики, то лучше сразу всех убить, чтобы не позволить проблемам сегодняшнего дня прорасти в день завтрашний.

На слепца-закона? Уверен, покопайся я в памяти, найду подходящий под этот случай закон. Как говорится, dura lex, sed lex. И нет уже кровавого убийцы - есть палач, приводящий в исполнение приговор. Вот только изменение названия не изменяет сути. Убийство остаётся убийством, а убийца - убийцей.

Так на что же я опираюсь? Раз и одно не для меня, и второе - не моё, и третье с четвёртым - дорогой мимо идут.

На себя, как не эгоистично это звучит. Я буду убивать до тех пор, пока врагов не останется или не пойму, что дальше убивать уже нет смысла, ведь есть поражения от которых и государства не оправляются, какими бы могучими они ни были до того.

Четверо пеших воинов. Они не заставили себя долго ждать, и это ещё сильнее испортило мне настроение. Наверное, и часа не прошло с тех пор, как я убил первых гостей. Такая оперативность не может не раздражать.

Идут. Спокойные, будто бы не убили тут только что их товарищей.

Стрелять пока рано, подпущу на шагов сто, может чуть меньше. Сто шагов - это секунд десять форы. Более чем достаточно для пяти выстрелов на четырёх целей.

- Рцы, не меньше! - донеслось до меня довольное восклицание. - Не соврал значит!

- Не соврал, значит, а я уж грешным делом подумал - обделался со страху наш Глориндвейн, вот и померещилось ему невесть что.

Глориндвейн? Выходит, со столбом света не на кладбище отправился покойничек, а на койку в лазарет. Или не на койку, а сразу в строй, и нет Глориндвейна тут просто потому, что у гостей не принято повторно посылать на задание того, кто его провалил?

Настроение, конечно, могло бы и окончательно испортиться от небезосновательного предположения, что довелось мне столкнуться с бессмертными, да только труп второго гостя всё также лежал на том месте, где я его оставил. Труп с ополовиненной головой. Так что примем пока за основу предположение, что для окончательного убийства гостю надо голову отсечь. Прямо как молчащему. Ну тут ничего удивительного нет - очень много кого можно упокоить путём отсечения головы от тела. Меня, например. Хотя меня ещё много как можно упокоить, кроме как отсечением головы.

Ну да хватит уже размышлений - пора стрелять.

Первая пуля - тому, что крайний справа, в живот.

Выстрел громыхнул, но никто из гостей так и не свалился с пулей в животе - пуля исчезла в неяркой вспышке, пролетев метров пять, может десять.

- Провалиться мне на месте - он ждал нас для того, чтобы убить! - едва не подпрыгивая от радости воскликнул тот, которому я хотел всадить пулю в живот.

Кинетический щит у них что ли? Или, может, защитное заклинание?

Опять не о том я, ведь мне в принципе, без разницы техногенная это штуковина или магическая, важно лишь она помешала решить проблему с гостями быстро и без лишних движений телом.

С целью проверки характеристик поля, остановившего пулю, произвёл выстрел вверх.

Результат тот же пуля исчезла в неяркой вспышке.

А это с высокой долей вероятности означает, что поле действует на площадь, а не прикрывает кого-то конкретного, то есть метров восемь-десять у меня всё же имеются.

- Маркусиус, Анатолиан, вы как дети. - подал голос шедший позади. - Не видите что ли - хотел он нас ружьём своим разделать, а как дойдёт до него, что бесполезно оно, так дёру даст, так что вперёд, а то нет никакого желания его по местным лесам гонять.

- Ага, уже даю дёру. - неслышно бурчу себе под нос, меняя обойму, и бочком, бочком отступаю внутрь храма - пусть думают, что я сбежать хочу, может реально повезёт и проблемы с гостями буду за два захода решать.

- Что я вам говорил, олухи, Рцы... Рцы... Иже, может Гервь... ну чего встали, давайте за ним, а то срежу вашу долю.

И двое действительно дали за мной.

Хорошо побежали. Молодые, полные сил да ещё, скорее всего, бессмертные. Конечно, куда мне до них?

Первый, не добежав до меня пять шагов, получает пулю в живот они ведь не сразу исчезают во вспышке мог бы и догадаться малец, что может получить эту пулю.

Второй успевает атаковать да я принимаю его клинок на карабин. Ещё удар, красиво рубит, да не ждал он удара ногой. Такой удар не раз и не два мне жизнь спасал, когда молчащий накидывался и челюсть его щёлкала перед самым моим лицом. Летит гость на землю, откуда уже подняться не успевает - я уже перезарядил карабин. Второй выстрел и второй раненый, тоже в живот.

- Эй, так может быть всё-таки рцы? - усмехаюсь я, обнажая гладиус.

Двое оставшихся гостей уже в метрах пятидесяти.

Немного неудобно, но беру в зубы гладиус.

Перезаряжаю карабин.

Иду к ним, а они начинают расходиться в стороны, стараясь одновременно и зайти сразу с двух сторон, и держаться на расстоянии, помня о карабине.

Они что думают, что я буду играть с ними в это?

Глупо.

Резкий рывок влево. Выстрел. Третий готов.

Бесполезный карабин летит в сторону правого противника, который не стал ждать второго приглашения атаковать меня в спину, заставляя того потратить на себя драгоценные мгновения, которых мне хватило, чтобы выхватить изо рта гладиус и рубануть один раз, вскрывая гостю грудную клетку, отсекая кисть левой руки, которой тот пытался прикрыться от удара, ведь его рука с клинком ушла слишком далеко вверх и в сторону отбивая мой карабин, а потом второй раз - отсекая голову.

Поглядим, как этот, безголовый себя вести будет - смирно лежать или всё же вместе со светом уйдёт. Хотя не должен, вон ведь с ополовиненной головой лежит себе, никуда не торопится.

Теперь можно и тем, что пулю в бедро схлопотал, заняться, а парни в соборе пусть подождут - пяток минут они должны ещё протянуть. А не протянут - тоже не беда. Пойдут как опытная группа - посмотрим все ли после смерти у гостей в свет уходят.

- Забытый да откуда ж тут ему было взяться - сипит раненый, пока я вытирал клинок о одежду обезглавленного, - и как проглядели Сервиус, мать его выговором не отделается Забытый

Закончив, чистку клинка, направился я к говорившему.

Герой... хотел порезать меня своей шпажкой, но хороший пинок ногой в одно мгновение напомнил гостю кто здесь хозяин. Как будто пули в ноге мало было решил ещё проверить, что крепче его рёбра или моя обувь. Согнулся теперь хрипит, больно ему. Ничего, сейчас полегчает.

Рывком перевернул гостя на живот. Коленом сверху прижал, для верности, чтобы ещё чего не вычудил. Ладонь с клеймом опустил ему на затылок, как того и велит инструкция, чтобы расстояние между клеймом и мозгом было минимальным, во избежание искажений сигнала.

- Пользователь номер 139, пароль 6278 запрашивает разрешение на перепрошивку матрицы поведения захваченного объекта.

- Подтверждаю - пользователь номер 139 зарегистрирован и имеет права на проведение процедуры. Произвожу проверку совместимости матрицы объекта и имеющихся прошивок. - последовал незамедлительный ответ клейма.

Голосовое управление с монохромной голографической визуализацией интерфейса - эта технология была изрядно устаревшей даже по меркам того мирка, в котором я работал на Олафсон и Олафсон, но зато надёжна и неприхотлива что тот гвоздь, за что и были заслужено любима не только мной, но и другими полевыми работниками.

- Прошивка не найдена: прошу выбрать вручную из предложенного списка наиболее подходящую.

- Да, никто и не сомневался, что там нет прошивки под человека. хмыкнул я и уже, обращаясь к клейму сказал. Вампир, высший.

- Прошу указать инструкции для загрузки.

- Набор по умолчанию, из группы Полное уничтожение. Цель полное уничтожение своего народа. Исключить использование всех видовых способностей, кроме Инфицирование живой силы противника. В инструкцию внести изменение, заменив биологический процесс клеймлением, использовав внутреннюю инструкцию по клеймлению. Клеймление производить согласно прошивки Адепт. Занести в память мои номер и пароль доступа, для обеспечения проведения процедуры. Создать правило передачи клейма любому объекту в случае возникновения опасности разоблачения на основе инструкции Перенос паразита в новое тело. Сформировать прошивку Хозяин на основе выбранной сборки и использовать её в этой инструкции. Проверить работоспособность сборки.

- Критические ошибки отсутствуют. Приступить к загрузке?

- Да.

Вряд ли бы я успел досчитать до десяти, если бы всё же решил до десяти считать, как прозвучало:

- Загрузка завершена.

- Завершить работу.

- Завершение работы подтверждаю. погас интерфейс.

Уже не дергается мой гость без сознания он. Обычное дело очнётся через час или два, или три, это не так и важно. Перевернул его на спину. Клеймо на палец надел на мизинец только и смог натащить. Перетянул ногу его же поясом не хватало мне, чтобы он кровью истёк.

Обезглавленный так и лежит. В принципе, это ещё ничего не значит, Глориндвейн вроде дольше лежал прежде чем в свет уйти. Плюс, не факт, что в данном деле не может иметь место некоторая разбежка временного параметра.

Ладно, пусть лежит у меня ещё двое в запасе осталось.

Дочистив гладиус, спрятал его в ножны. Карабин тоже поднял, брать его с собой теперь особого смысла нет, конечно, но и оставлять валяться на траве тоже глупо отнесу, положу на место, может, когда и пригодится, как сегодня, например.

- Парни, знаете я ведь даже немного расстроен, что вы оба до сих пор живы. вскинул я карабин. Теперь мне надо выбирать с кем же я буду беседовать, а я не очень люблю выбирать. Это меня раздражает, знаете.

Может они и не поняли к чему это я. Пуля в животе, думаю, не очень помогает понимать намёки.

Чтобы не утруждать себя лишними раздумьями, нажимаю на спусковой крючок, прекращая страдания того, кто был ближе всего.

- Вот и решили проблему. Теперь хотелось бы услышать, чего это вы, гости дорогие, решили меня убить.

Послышавшийся в ответ невнятный лепет, в котором я если и различил, так это всё того же Забытого.

Это ж надо такому случиться как убивать меня, так в компании и чуть ли не с песнями, а как подыхать, там вся рожа в слезах и сразу такие жалобные.

Вот поэтому я и ненавижу людей.

- Пришёл убивать, так убивай. Сражайся до самого конца, всего себя вложи в атаку. Вгрызись в горло своего врага. Сам сдохни, но врага утащи за собой, чтобы не стыдно в глаза было смотреть Чужой Молодице, чтобы с улыбкой пригласила она тебя на танец. говорит моим голосом Гнев.

- Зачем я вам?! вопрос и приклад карабина опускается на кисть левой руки гостя.

Скулёж.

- Зачем?! всё тот же вопрос и ещё один удар, на этот раз в голеностоп.

Всё тот же скулёж.

Это злит.

- Зачем?! вопрос и новый удар.

Ну что за глупое создание?

Я ведь задаю простой вопрос. Так почему я слышу этот скулёж, а не речь человека?

Вопрос-удар.

Ещё один и ещё один, а потом ещё и ещё.

Опять сижу на ступенях храма. Опять лежит карабин на коленях.

Карабин в крови. На мне тоже хватает брызг крови.

За спиной булькает парень, от которого я так ничего и не узнал.

Добивать пока не стал. Во-первых, потому что всё равно он уже не боец кисть левой руки раздроблена, обе голени сломаны, колени прострелены да и пуля из живота никуда не делась. А во-вторых, нужен он мне ещё.

Жду третью партию гостей.

Поглощаю замазку.

Вкус, конечно, тот ещё, но всё ж лучше, чем с голоду сдохнуть.

А сдохнуть всё же придётся. Не мне, правда.

Зря что ли года два назад я притащил в храм столько горючего? Ну не пригодилось оно мне для уничтожения молчащих, так пригодятся для уничтожения людей. Оно ведь мне особо разницы нет.

И тут я бы рад в оправдание своё сказать, что это жизнь на острове меня таким сделала, поискать причину в работе, которую исполнял в Олафсон и Олафсон. Ну или в крайнем случае, для любителей глубоких смыслов и травм молодости, сослаться на то, что когда-то давно едва не свёл близкое знакомство с Чужой Молодицей.

Я бы рад, да всё дело в том, что это мой выбор. Осмысленный выбор.

Убивать и ненавидеть.

Просто нет ничего в это мире другого, что могло бы меня поддерживать. Не осталось или не появилось уже и не разобрать.

Нет, я пытаюсь жить по-другому. Честно, пытаюсь.

Теже гарпии

Ага, а вот и столб света, как раз на том месте, где лежал обезглавленный.

Значит, не в отрубленной голове дело.

Будем считать, что первоначальная теория показала свою несостоятельность и придётся ещё немного подумать, но это потом, а пока вернёмся к гарпиям.

Я ведь молил их оставить меня в покое. Молил, а они смеялись.

Теперь они мертвы.

И гостей этих не хотел я убивать, но вон оно как повернулось: меньше чем за полдня убил четверых, одного клеймил, ещё один, искалеченный, если не помрёт до прихода подкрепления, так будет добит мной.

- А ведь это я ещё не разогрелся, как следует. - бросаю я искалеченному.

Опять никакой реакции на мои слова, но да ладно.

Вон и мои новые гости.

Двое? Странно, а должно было быть восемь. Сперва, двое, потом четверо... в принципе, логично, что следом восьмеро, а не опять двое. Или это всё из-за Забытого? А то клеймённый был явно расстроен тем, что я не рцы, а Забытый.

- Может, сначала перекинемся парой-тройкой слов, а то я ваших уже порядочно поубивал, а чего вам от меня надо, так и не узнал. - предложил я.

Поднялся, разумеется, карабин упёр в грудь искалеченному мной парню.

Разговоры они-то веселей идут, если собеседники видят, что ты шутить не намерен.

- И правда, Забытый - озадаченно бросил один из гостей, полностью проигнорировав мои слова.

- Нестабильный. Не видишь что ли? раздражённо отмахнулся второй. Из-за стресса перескочил на более высокие энергетические уровни в ближайшее время если не откатится к исходному состоянию, выгорит или вообще уйдёт в минуса, а рожа мало их было до этого этих Скрытых-Забытых?

Похоже, между мной и гостями явные проблемы в области коммуникации.

- Если это просто скачёк, то почему он убил не всех? И почему не нападает? не унимается первый.

- Вы меня слышите? Я вообще-то сейчас пристр - вклинился я и диалог.

- Нестабильные они потому и нестабильные. прервал меня ответ.

Не слышат, а возможно даже вообще не воспринимают мою речь.

- Придётся вас всех убить. - вздохнул я.

И начну с искалеченного, а то не ровен час попадёт в объятия Чужой Молодицы без моей помощи.

На спусковой крючок нажать не успеваю удар невидимой дубинки выбивает её из руки. Тут же контратакую гладиусом, но тот рассекает лишь воздух.

Покров невидимости? Расовая особенность? Банальный отвод глаз?

Вытянув перед собой левую руку, отвожу гладиус назад и отступаю в храм.

Поглядим, как мой невидимый гость запоёт, когда окажется объят огнём. Пламя с температурой под полторы тысячи градусов это не шутки.

Невидимка медлит. Глупо с его стороны нельзя давать мне время на передышку.

И вот уже под моими ногами хлюпает топливо. Будет оно хлюпать и под ногами невидимки, реши он ещё раз атаковать меня.

С рюкзаком, конечно, не очень вышло остался он лежать, где лежал не продумал этот момент. Слишком расслабился надо было его сразу отнести к черному выходу из храма, через который я собираюсь сбежать после того как подожду здесь всё. А теперь придётся возвращаться за ним.

Невидимка, похоже, решил не следовать за мной, ведь чужие следы всё не спешат появляться.

В принципе, возможен, ещё вариант, что карабин вырвало из руки заклинание, только не заметил я хоть каких-то внешний проявлений магии, творимой гостями, в связи с чем возможность, наличия фамилиара или чего-то подобного являющегося призраком, способным на фазовый переход, более вероятна, чем предположение, что хотя бы один из пришельцев маг, но да не будем плодить сущности сверх нужды рабочей версией пусть пока остаётся наличие физического существа, умеющего становиться невидимым.

Как и в прошлые разы, мои гости разделились: один остался ждать у храма, а второй проследовал за мной.

Это хорошо. Одного убивать проще, чем двоих.

Поджигать топливо пока не буду одного-то я убить должен, а второго, как сунется, сожгу.

Но это ещё бабка надвое сказала если невидимка опять вмешается, придётся поджигать и, оставив рюкзак, уносить ноги.

Ладно, посторонние мысли в сторону пора убивать.

Вдох. Выдох.

А гость-то пришёл веселее, чем предыдущие из вооружения у него шпага и кинжал.

Видимо, учли его начальники, что против моих маники и гладиуса выходить с одной шпагой форменное самоубийство.

Иду на сближение, всё также держа левую руки впереди.

Надо бы попробовать подрубить ему правую ногу.

Что ногу мне так просто не достать я понял после первого же выпада гость кинжалом ловко увёл удар гладиуса в сторону, при этом едва не достал меня шпагой. После второй и третьей атаки, которые были проведены не мной, стало понятно ещё одно рубить молчащим головы и скрещивать клинок с тем, кто знает с какой стороны за этот клинок держать совершенно разные вещи.

Не стал я доживаться когда гость подрежет мне что-нибудь ценное или сделает дырку там, где ей быть не положено, - увеличив дистанцию, оказавшись уже у самого края залитой топливом площадки, выхватил левой рукой из-за пояса огниво да ударил по нему гладиусом, высекая искры, ну и рванул прочь.

Не совсем успел, конечно, - ударной волной меня отбросило метров на пять, где я и принялся тушить ботинки.

В общем, как обычно, лёгким испугом отделался, а мог и на свой же гладиус напороться.

Не продумано вышло.

И рюкзак надо было оставлять с другой стороны храма, ведь идти за ним и встречаться со вторым гостем это пусть и не самоубийство, если прихватить с собой кирасу, шлем и клинок подлиннее, но глупость такой величины, которую я сейчас не могу себе позволить. И с поджиганием придумать можно было что-то не столь глупое.

Ладно, проехали жив остался, значит всё нормально.

Клинок в ножны, огниво на пояс и ходу надеяться на то, что второй будет стоять с той стороны, пока огонь погаснет, не приходится.

Оно может и лучше, что рюкзак я не забрал с ним бежать было бы не так весело. А так считай, оздоровительная пробежка. Только надо забыть, что, отстав на километр, за мной бежит второй гость. Кстати, хорошо бежит. Уверенно, точно зная в каком направлении двигаюсь я, подтверждая тем самым что у гостей есть средство для обнаружения целей на расстоянии.

Функционировал бы сейчас оборонный комплекс острова я бы уже давно избавился от своего преследователя, заманив его на автоматические турели или к некро-псам, а так нужно будет тащить его да самих генераторов Пустоты. Вот только придётся отыграть ещё с полкилометра или лучше километр, чтобы успеть всё провернуть. А там, в Межреальности, сам чёрт за мной не угонится. Да и не до погони вообще-то моим гостям будет прорывом Пустоты это не фунт изюма. Что ждать сказать трудно. Но несколько событий с высокой долей вероятности будут иметь место. Во-первых, поплывут значения многих физических констант, а некоторые вообще обратятся в переменные или случайные числа, сделав непригодными использование большинства приборов, устройств, химических составов и местных систем заклинаний. Во-вторых, появятся демоны. Милейшие создания, постигающие себя и реальность, в которой оказались. Постигающие в основном за счёт поглощения. И для этого дела у них есть всё необходимое, а именно мощные челюсти, клыки, когти и, конечно же, магия.

И если уже говорить о демонах, то стоит заметить, что как раз на их основе и были разработаны гарпии.

Что есть демон?

Даже не так это слишком общий вопрос, под ответ на который попадает слишком много обладателей рогов, клыков и хвостов.

Что есть демон с точки зрения упрощённой теории Пустоты? О самой упрощённой теории Пустоты позже.

Так вот, с точки зрения данной теории, демон есть ничто иное как Пустота преобразовавшая себя под законы реальности, в которой оказалась, а так как это Пустота, то основным стремлением её является поглощение информации. И так уж сложилось, что наибольшее количество информации содержится в живых существах обладающих высшей нервной деятельностью, в частном случае, в людях.

На ранних этапах развития демона, поглощение информации происходит вместе с самим носителем информации потому, что демон ещё не может отделить информацию от её материального носителя что-то не туда меня понесло, сказал же, что об упрощённой теории позже

Так вот демон является частью Пустоты, а из неё при наличии должной информации можно сконструировать что угодно, например, новые клыки, имеющие предельно возможную прочность для данной реальности, или перестроить окружающий воздух, сотворив из него огонь или камень, или его что как уже говорилось, всё упирается лишь в имеющуюся информацию, ну и окружающие условия, которые для демона всё та же информация.

Исходя из вышесказанного, напрашивается вывод, что демон является идеальной боевой единицей. Разумеется, многие захотели заиметь себе подобное существо. Сразу наметилось два направления в данном деле: призыв и контроль уже имеющихся, так сказать природных, демонов и создание демоноподобных существ, гарпий в частности. И про первых, и про вторых можно много чего рассказать, в основном об неудачах и следовавших за ними неприятностями, но это заняло было слишком много времени, поэтому перейдём сразу к гарпиям того вида, что были встречены мной на этом острове.

Генераторы Пустоты, не смотря на свою надёжность и относительную дешевизну, имеют один существенный недостаток, о котором мало кому известно в процессе изготовления в качестве основного узла используется живой человек, точнее сперва живой, а потом уже не очень. И вот однажды в одну светлую голову, голову Мудреца, пришла отличная мысль использовать в качестве детали не просто человека, а беременную женщину. При этом в процессе магических манипуляций информационная матрица ребёнка помещалась в генератор Пустоты и использовалась для преобразования Пустоты в энергию, а информационная матрица матери за счёт наличия связи Пустоты-дитя-мать становилась основой для создания искусственных демонов гарпий.

Разумеется, данный тип имел целую уйму недостатков, во-первых, сильно ограниченный магический потенциал, во-вторых, привязка к месту размещения генератора, в-третьих, переход в состояние близкое к смерти после отключения генератора. Но были и плюсы, главным из которых являлся тот факт, что из гарпий вышли непревзойдённые охранники генераторов Пустоты, ведь те для них были детьми, которым так и не суждено было родиться.

В связи с чем иногда крутится дурная мысль о том, что летуньи так упорно отказывались меня убить и даже дневник скинули, чтобы я знал, куда мне идти, потому как не способные сами прервать свои страдания и страдания своих детей, они прибегли к посторонней помощи.

- Глупость. отметает Гнев домыслы.

Но я вновь отклонился слишком далеко от темы. Вернёмся обратно.

В-третьих, время может как замедлить, так и ускорить своё движение или вообще расслоиться или прекратить существовать. Последний вариант самый неудачный, так как вместе со свёртыванием времени произойдёт также и схлопывание пространства, после которого я, как и большой кусок окружающей реальности, окажусь в состоянии квази-Пустоты, прийти в норму после пребывания в котором без специального лечения практически невозможно. Из положительных моментов данного события можно выделить лишь то, что при этом прорыв Пустоты устранится сам собой.

Вариант с расслоением времени тоже не сахар, ведь увидеть сразу нескольких себя то ещё удовольствие. Опять же, зная свою больную голову, стоит иметь в виду, что кому-то вдруг захочется избавиться от других, чтобы вновь стать единственным. Даже если миром разойтись всё равно могут быть последствия, ведь какой-то я может влипнуть в неприятности в городке А и быстро свалить из него, а потом я, не зная ничего, приду в город А и буду разгребать его проблемы.

Но так, вообще, если брать по-крупному, то мне ничего грозить не должно: сложных устройств у меня нет, демоны начнут появляться с этой стороны прорыва, а я-то в это время буду уже с той, в Межреальности, ну а реальные проблемы со временем бывают довольно редко да и тогда они проявляются не в полной мере, так что что-то да и придумаю вдруг что.

А пока бежать, придерживая одной рукой гладиус, чтобы не мешался, ну и костерить между делом гостя, который ранее вроде как говорил, что я нестабильный и по тону было понятно, что ценности представлять не должен, но тогда почему же он так упорно бежит за мной?

Плюнул бы уже на меня да своим товарищам тоже сделать посоветовал, и тогда бы без этой никому не нужной суеты я ушёл бы из этих краёв. Но нет же бежит.

Хотя чего не бежать?

Дорога под ногами ровная. Попадающиеся то тут, то там обломки боевых машин, менее технологичных их предшественников и непойми чего если и заставляют отклониться от маршрута, но не на столько, чтобы это начинало злить. Солнышко на небе светит, птички, правда, не поют, так как нет их тут. Это тебе не уходить в пургу от егерей, когда снега выше колена, а потом и вообще по пояс. Когда с ужасом понимаешь, что каждый новый метр даётся все с большим усилием, а собачий лай уже пробивается через вой ветра. И ползёшь ты вперёд, уже на четвереньках, постоянно проваливаясь в снег, и жарко тебе как в Аду, и одна мысль-предательница стучит в висках вместе с кровью: Быстрее бы уже меня догнали.

- Быстрее бы уже меня догнали, да кончилось это всё.

- Кончилось трупами преследователей и их шавок. согласно кивает Гнев.

Каждый из основных генераторов Пустоты установлен в своей небольшой ячейке, за бронированной дверью, толщиной в полметра или около того. В прошлый раз, когда я их глушил, мне прошлось изрядно побегать тут только основных генераторов шесть штук, да ещё десятка три вспомогательных. Но хорошо хоть, что на острове установлены генераторы известного мне типа, а то бы точно не успел до прилёта гарпий.

Несмотря на вес, дверь открывается легко. Умные люди проектировали.

Изнутри ячейка генератора походила больше на сложную паровую машину, чем на магическое устройство. И всё из-за переплетения труб разного диаметра, из которых то тут, то там торчат вентили, задвижки и стрелочные приборы, а также из-за полного отсутствия в ячейке каких-либо кружащихся в воздухе огромных кристаллов причудливой форму, столбов света и магических символов. Просто и надёжно, без мишуры, да и принципы тут использовались другие не нужны ни кристаллы и столбы света, а вот символы есть, только нанесены они на внутренние поверхности труб.

Как уже говорилось умные люди проектировали, поэтому систем защиты от взрыва генератора эти люди построили с запасом, вот только им в голову не могло прийти, что кто-то типа меня может в обход всех инструкций безопасности заглушить трубы аварийного сброса энергии с генератора, при этом ещё замкнуть контур генерации обратно на генератор же, исключив утечку энергии во вне. А потом ещё взять и открыть на полный проток канал Пустота-генератор.

Рад бы сказать, мол, едва успел убраться из ячейки до того как произошёл взрыв. Да только никуда я не убирался, да и взрыва никакого не было: просто через десяток другой секунд контур генератора поплыл, начав растворяться в черноте. Пустота начала быстро заполнять ячейку, свободно протекая через открытую дверь в остальное пространство генераторного отсека.

- Всё ведь не могло так просто окончиться? Это ж было бы не интересно, так? улыбаюсь я, видя идущую из Межреальности ко мне девушку.

Чужая Молодица.

Отбегал, отвоевал я своё, значит?

Пора, значит?

- Не пора! Ещё есть шанс убей её! клокочет Гнев.

Рука сама собой ложится на рукоять клинка.

Ненависть довольно скалится, обнажая клыки.

Да, я вижу свой Гнев.

Впервые с тех времён, как он присосался ко мне тогда, в Терминаторе.

Присосался, стал частью меня, заслонил воспоминания прошлого, обратив меня в крайне злобного парня.

Видимо, это всё прорыв Пустоты открыл мне глаза.

- Ну ты и уродство. отходя на шаг в сторону, чтобы лучше разглядеть, бросаю я Гневу.

Всякое удалось мне повидать за время странствий, но чтобы такое росту метров пять, столько же в ширину, а вот в длину метров десять будет, может больше. Клубок из пульсирующей плоти, копошащихся насекомых, змей и каких-то мерзостных облезлый крыс. Щупальца, клыки и когти. Зловоние яда и разлагающейся плоти. И лицо, у всего этого есть лицо. Моё лицо. Когда-то давно я часто видел его в зеркале, но, честно говоря, уж думал, что оно осталось в прошлом.

- Это не я уродство, а ты. Это ведь ты Грешник. Ты не я. Это ты убил их всех. Ты обрушил Небеса. Это всё ты, а я лишь то, чем ты жил.

Неприятно. Не то чтобы голова заболела, но лоб мой наморщился, а рука сама собой начала его тереть.

- Эй, Пандемоний, может, хватит играть в человека? Гнев не умолкает. Давай вернёмся и убьём их всех, как мы и хотели в самом начале. Или нет давай заставим их страдать. Давай сделаем это, как в старые добрые времена. Давай, Пандемоний

- А другого имени припомнить не мог? отхожу я ещё на пару шагов назад.

Чужая Молодица уже совсем рядом.

Вот оно как, значит.

Быть пожранным Гневом.

И как я до такого докатился-то?

- Конечно, Тёмный Повелитель, не буду больше. Так что, Тёмный Повелитель? Начнём новый проект по исправлению мира? В этот раз ограничений нет, и результаты, вне всякого сомнения, будут грандиозны. Только надо пешек побольше подобрать, чтобы не заскучать в процессе, хотя и в прошлый раз неплохо вышло Тёмный Повелитель, ты ведь помнишь?..

- Помню

Всё это люди, истинные.

Люди начала-и-конца.

Они, только они могли выпустить из Хранилища Книг Особого Назначения Смертных Грех Гнев.

В том, что и в этот раз я имею дело опять с этими паршивцами, нет никаких сомнений, причём сразу с двумя параллельными ветками эволюции, при это находясь во власти Гнева, подсаженного ко мне третьей веткой.

Дожили какой-то Грех мало того, что непонятно что сотворил с моей личностью, так ещё рассказывает мне же обо мне же.

Мне бы разозлиться, да лишь улыбка на губах появляется.

- Не можешь ты без проблем. тёплое дыхание приятно щекочет ухо, а заботливая рука вкладывает в ладонь рукоять плазмогана.

Чужая Молодица неплохо же мне этот треклятый Гнев мозги запудрил, если я Безымянку со Смертью спутал. Хотя, не могу не признать, оригинальный ход я-то от неё не первый год бегаю. Но Безымянка, вроде не в обиде, - вон опять встала за спиной, оружие дала.

- Один раз ты уже проиграл. Думаешь, во второй раз будет по-другому? подбирается Гнев, готовясь к атаке.

- Мозгов ты не нажила, хоть и ел меня столько лет. поднимаю я плазмоган. В прошлый раз я один был, а теперь

И всё же надо отдать должное Гневу, ведь кое-что важное он успел усвоить, а именно атаковать внезапно. Вся его огромная масса в мгновение начав распадаться на множество потоков, больше походивших на распахнувшуюся пасть, рванула ко мне, готовясь смять, разорвать и поглотить.

Только вот к сожалению, для Гнева, плазмоган это вещь, с наличием которой стоит считаться.

Полыхнуло так, что мне пришлось зажмурить глаза, дабы уберечь их. Когда же я открыл их вновь, то о Гневе если что и напоминало, так это не до конца развеявшееся облако раскалённого газа, да опалённые брови и ресницы. В принципе, последствия минимальные. Вот стреляй я в реальности, где воздух это воздух, вот там бы без защитного костюма, обратился я в такое же облачко, ну а в Межреальности можно себе позволить некоторые вольности.

- Рад тебя видеть. возвращаю я оружие.

- Знаешь, я замучалась за тобой бегать. ложится рука мне на плечо.

- У меня есть оправдание.

- У тебя всегда есть оправдание.

Это она верно подметила.

- Может мне обнять тебя и расцеловать, а то сдаётся, не слишком ты поверила мне, что я рад видеть тебя вновь? предложил я, раздумывая стоит ли повернуться к Безымянке лицом.

- Ты взрослый мальчик и по поводу поцелуев лез бы к своей девушке или ты ей так и не разжился за эти годы?..

Издевается.

- Я взрослый мальчик, как раз поэтому и не разжился поумнел потому что. не остаюсь я в долгу.

- Открою тебе страшную тайну: ты не такой уж незаменимый, если что я и без тебя отлично справляюсь. А вот ты, как я погляжу, не очень.

- Вот найду себе девушку, и ты до конца своих дней сама справляться будешь. пригрозил я пальцем.

- Если за десятки веков не нашёл то я сильно сомневаюсь, что найдёшь без чужой помощи, без моей помощи.

Грубо сыграла Безымянка, грубо, но надо признать оригинально.

И мне даже не нужно оборачиваться, чтобы увидеть торжественную улыбку на её лице и слегка приподнятую левую бровь, как бы говорящую:

- Ну что скажешь, мальчик мой, тебе нужна моя помощь?

Мне бы промолчать, да ответ сам собой вырвался:

- Вынужден признать твою правоту без тебя мне действительно жилось не очень.

И я не капли не лукавил.

С того момента, как мы были разделены, успел я натворить слишком много того за что мне стыдно, о чём вспоминать страшно или неприятно.

Но вспоминать нужно кому, как не ей можно рассказать о том, что пережил я за последние века.

Слушательница из Безымянки преотличная. Была раньше. Теперь же, слушая мой рассказ, она постоянно находила место, где можно вставить замечание или уточнение.

- Резюмирую. Ты, мальчик мой, благодаря своей неимоверной удаче, оказался в мире, заваленном островами, которые вне всякого сомнения создали последователи Святого Марка, как раз в период сбора урожая, организованного теми, кто пошёл за Святым Ботульфом.

- Где-то так. согласился я, доставая упаковку замазки.

Так и знал, что когда-то да и пригодится.

- Это ещё что за дрянь? тут же послышалось из-за спины.

- Энергетический батончик. Сильно просроченный, поэтому по вкусу и консистенции ближе к дорожной грязи, но ничего, вполне съедобный.

- Господи, а у меня попросить еды недосуг было?

- Да нормальная это еда. отмахнулся я, откусывая четверть батончика. По крайне мере не хуже тех чёрствых краюх, которые ты добываешь.

Грубова-то вышло. Те краюхи вообще-то мне жизнь спасали.

Опять глупость сказал, но ничего, сейчас Безымянка мне укажет на недопустимость подобного отношения:

- Чёрствых краюх?.. ожидаемо фыркнула она, после чего продолжила не так, как я рассчитывал, - ну как знаешь, а я, пожалуй, перекушу.

До меня не сразу даже дошла странность произнесённой Безымянкой фразы, а когда дошла, я от неожиданности даже обернулся:

- Ты ж вроде не нуждалась в еде.

Вид Безымянки, жующей бутерброд, говорил об обратном.

Вид Безымянки как же давно я её не видел да и что я тогда успел разглядеть: она ж вся в крови была

Карие глаза которые в угоду новой роли станут голубыми. Простые тёмные волосы негустые и не длинные от них тоже через полтысячелетия останется лишь воспоминание шрамы и морщины моя вина давно нашёлся б не было б многих шрамов и морщин

- Нечего тут мне ещё жить и жить. уловила мои мысли Безымянка.

- Нам всем

Межреальность, в районе миров Тартин и Лирон-до. Крепость Терминатор. Год 2417 после Падения Небес.

Во мне кипит Гнев.

- Ненавижу! низко рокочет он.

Сипит медсестра, слабеющими руками пытаясь оттолкнуть меня, но моя левая кисть надёжно сжимает её горло. Моя левая кисть также надёжна, как и правая, что вогнала скальпель в живот девушки.

Неужели медсестра окажется также слаба, как и доктор, которому я распорол горло секунду назад?

Движения рук, больше идущие девушке, притворяющейся, что ей не нравится грубость нового любовника - это и вся твоя воля к жизни?

- Ненавижу! стучит Гнев в моих висках.

Обмякает тело, безвольно повисли руки.

Отбрасываю в сторону труп - теперь путь свободен.

Бежать!

Бежать из этих стерильных комнат, от безразличных объективов камер и глухих к мольбам машин из стали и стекла.

Бежать, пока вновь не появилось электропитание.

Бежать, пока не угасла ненависть, позволяющая резать горла, колоть в живот и грудь, проламывать черепа тем, кто осмелился встать на моём пути к свободе, к жизни.

Бежать, убивая любого, вставшего на пути.

Бежать не куда-то, а откуда.

Бежать отсюда. Куда - не важно.

Ага!

А вот и причина пропажи электропитания, которая так мне помогла.

Лохматая тварь, что-то среднее между человеком и волком. Вервульфом, кажется, зовётся.

Опустила лапы вниз, думает, неопасен я ей.

Зря это она.

- Ненавижу!

Проскальзываю меж ног, попутно рубанув что было сил брюхо твари, а затем, ухватившись за шерсть, вскакиваю на спину, чтобы одним махом распороть шею чудовища.

Валится вервульф, заливая пол своей кровью и хрипит что-то невнятное.

Разбираться нет времени: из коридора выскакивает ещё одно лохматое чудовище, а за ним женщина и ещё кто-то.

Нет, с таким количеством противников мне не совладать.

- Ненавижу! рвётся Гнев из меня с каждым новым выдохом.

Бежать!

Не угнаться им за мной.

Сам чёрт за мной сейчас не угонится.

Разве что крики их всё никак не хотят отставать:

- Стой, Тристан! Стой!

Межреальность, в районе миров Тартин и Лирон-до. Крепость Терминатор. Год 2376 после Падения Небес.

Я, верно, самый профессиональный заключенный всего Лоскутного Мира, если, конечно, профессионализм зависит от годов проведённых в заключении. Если же он зависит, например, от тяжести совершённых преступлений, то мне тем более не о чём беспокоиться.

Всё-таки у людей по бумагам начала-и-конца я числюсь как Последний Грех, ответственный за Падение Небес.

Империя чтит меня же, но уже как Тёмного Повелителя, прибавляя к подвигам Последнего Греха ряд новых, поменьше.

Также называют меня Пандемонием, Пятым Скрытым, Забытым много кем ещё меня называют я же предпочитаю представляться Бродягой, ну или, если всё же прозвища не достаточно, то Номером, что звучит в некоторых местах как нормальное имя, если не знать, что правильней говорить не Номер, а номер сорок один.

Ещё есть имена, которыми меня звали когда год, а когда десять, после чего те стирались потоком прошедших лет.

Одно из тех мимолётных имён даже всё ещё живо во мне. Имя это Тристан.

Им меня звали совсем недавно и совсем недолго.

Потому я ещё его и помню, наверное.

Мне немного грустно от того, что когда-нибудь, через сотню через тысячу лет сотрётся из памяти и оно.

Я забуду, как был счастливым и глупым вервольфом на службе Ведьмы Чёрнозмейный Болот, требовавшей именовать себя Царицей. Забуду, что приносил ей одни лишь разочарования. Забуду лохматую Хенью, которая никогда не отличалась удачей. Забуду забуду и продолжу жизнь Бродягой и всеми теми, остальными, кем меня именуют, но кем я никогда не хотел быть. Не хотел, но так уже вышло, что был. И теперь ничего уже не поделать остаётся только жить дальше.

Вот я и живу.

Живу даже в тюрьме, что была построена ради одного единственного заключённого.

Ради меня, разумеется.

Целая тюрьма для одного лишь заключённого, если подумать, вполне разумный ход, конечно, только в том случае, когда речь идёт обо мне. И тут дело не в преступлениях, совершённых либо же приписанных мне, а в том, что за годы странствий я неплохо так научился сбегать из тюрем и иных мест заключения. Причём часто эти побеги сопровождалось разного рода разрушениями.

Два случая особо стоит отметить.

Первый имел место быть тысячу лет назад, или около того. Я потерял Безымянку и оказался в плену людей начала-и-конца, которые, руководствуясь инструкциями Мудреца, пытались вызвать сошествие Истинного в Мир, а по факту пытались призвать ещё одного Бога Сотворённого. И им бы это, надо признать, удалось, пусть не через десять или сто лет, но через тысячу точно. К сожалению, для людей начала-и-конца, им в плен попался я. Как следствие: мой побег и сотворение Пожирателя, недо-бога, сущности отчаянно желающей стать законченной, цельной и способной для этого лишь на одно пожирать людей начала-и-конца.

Второй побег, имевший для поймавших меня катастрофические последствия, произошёл лет полтысячи назад. Тогда длинноухие прихватили меня в довесок к Дюжине Льюсальвхейма, которым я, против логики и их же просьб, пытался помочь. Результатом моего пленения стали: разумеется, мой побег, а также побег многих крайне неприятных личностей, не испытывающих к эльфам ничего, кроме ненависти, сопровождавшиеся выжиганием всего живого в нескольких мирах. И если на Мнемосе, тысячу лет назад, я справился можно сказать что сам, то при побеге от остроухих без помощи тех я, которыми мне никогда не стать, мне бы может и удалось сбежать, только вот, во-первых, разрушения были бы не столь грандиозны, а во-вторых, Дюжина Льюсальвхейма так и осталась доживать свои бесчисленные года в условиях, мало отличавшихся от тех, что содержали меня все те год.

И что же я могу сказать в своё оправдание?

Только то, что прогресс не стоит на месте.

Но так и долго быть.

Не скажу, что именно ради этого мы сражались тогда на поле Последней Битвы, но свобода, наверное, такой и должна быть.

И пусть с каждым новым столетием жить мне становится всё сложнее. Пусть появляются документы, удостоверяющие личности, без которых в приличный город могут и не пустить. Пусть растут как грибы после дождя заставы и пропускные пункты разного калибра. Множатся границы, языки. Пусть события, виденные моими собственными глазами, обращаются в легенды и предания. Пусть возникают заклинания и технологии, чьи принципы работы я понимаю лишь в наиболее общих чертах. Пусть у меня же есть насущные проблемы, от которых напрямую зависит: проживу я ещё один день или нет.

Обычно, это холод или голод, бывает так что и оба сразу или, что случается реже, но от этого не становится приятней, стая каких тварей, голодных и злых на весь Мир. Остальные вопросы начинают меня беспокоить только тогда, когда уже решены насущные проблемы.

В конкретный данный момент в силу наличия хорошего питания и мягкой постели, а также отсутствия тварей, желающий откусить от меня кусок, мысли мои обратились к причине отсутствия насущных проблем, а именно к тому, что крайне осторожная и разумная ветвь людей начала-и-конца, удерживает меня заключении и пытается получить информацию о некоторых событиях и технологиях давно минувших дней.

Самое неприятное, что интересующая их информация у меня имеется, а желание делиться отсутствует.

Вот из-за отсутствия этого самого желания, люди начала-и-конца уже несколько лет неустанно предпринимают безуспешные попытки привить мне это желание. Первоначально были разговоры с лордом-инквизитором Марцием, крайне неприятным человеком, думавшим, что при выборе между моим секретами и чужими жизнями, я выберу второе. Он ошибся, и людям начала-и-конца пришлось перейти к пыткам, что дали результат ещё хуже, чем мои бесконечные разговоры лордом-инквизитором. Не потому что я такой крепкий, как раз наоборот, а потерять меня так ничего существенного и не получив слишком большой просчёт для тех, кто смог выследить, дождаться того момента, когда я станусь один, после чего уже и изловить меня. Меня, не как Бродягу, а как Последнего Греха.

После провала этапа с пытками, ко мне в камеру был помещён сосед. Вполне разумный ход, замечу я, основанный на внешних проявлениях моей логики, следов которых в Лоскутном Мире осталось больше, чем хотелось бы.

Сосед был задушен практически сразу.

Потом была девушка.

Перед смертью она успела исцарапать мне лицо.

Датчики, которыми усеяна камера, считали всё, что могли считать, а аналитики сделали вывод из полученных данных: убийство собственными руками мне доставляет удовольствия ещё меньше, чем наблюдение за ним со стороны, но этого явно не достаточно, чтобы я начал делиться тем, что имею.

Вновь начались разговоры. На этот раз почти каждый раз у меня был новый собеседник. Этот этап с разговорами тянулся довольно долго до тех пор, пока по возвращению с очередного допроса я обнаружил у себя в камере маленькую девочку, совсем ребёнка.

- Вы крупно ошибаетесь, если считаете, что я не смогу убить ребёнка. думал я, опуская на пол мёртвое тело.

Ошибался я.

Смерть ребёнка как раз и была планом людей начала-и-конца.

Уточняю смерть ребёнка-демона.

Согласно упрощённой теории Пустоты, демон получив критическое повреждение своего тела, откатывается назад по временной шкале до момента получения этого повреждения, при этом происходит поглощение из окружающего пространства информации, которая используется для создания иммунитета к повреждениям того типа, что привели к инициации отката. В общем случае, данное явление выражается в том, что демон, которого достаточно долго пытались умертвить методами, рассчитанными на уничтожение физической оболочки, обращается в нечто столь смертоносное, что сама мысль выйти против него кажется безумной. Только вот всё равно находились те, кто выходили.

Выходили и побеждали.

В частном случае, в моём случае, стоит обратить пристальное внимание не на то, что происходит с демоном, а за счёт чего это происходит, стоит обратить внимание на поглощение информации демоном из окружающей среды, частью которой являюсь и я. Умирая раз за разом в непосредственной близости от меня, демон будет поглощать всё большие объёмы моих воспоминаний. Потом в один момент, когда люди начала-и-конца решат, что поглощено достаточно, они произведут извлечение информации. В случае отсутствия нужных данных, процедура повторяется до получения требуемого результата.

Если смотреть на всё именно под этим углом, то понятно становится, почему был выбран именно демон в форме ребёнка подобный ход позволил значительно уменьшит искажения информации, а также облегчит её извлечение в будущем.

Всё логично, в духе моих пленителей.

И казалось бы, партия проиграна нужно срочно в обмен на знания попробовать хоть что-то для себя выторговать, иначе совсем скоро они и без моего содействия окажутся у людей начала-и-конца.

Следует признать, что предательские мысли подобного толка сразу же бесцеремонно наводнили мою голову, но, когда через несколько часов паника отхлынула, оставив на берегу моего создания множество возможностей, которых там совсем недавно отсутствовали, я позволил себе улыбнуться: мне, как обычно, нужно было ждать, когда представится шанс.

Время на моей стороне, так что в этом не было ничего сложного. Сложности начались бы, умри я. Умерев, я бы очнулся может через минуту, а может и через век, может на том самом месте, где умер, а может и совсем другом, и хоть, вполне возможно, оказался бы я в тот момент свободен, мои нынешние пленители имели бы у себя в запасе всё то время, что я был мёртв, которым они бы расплатились за разработку новых технологий против меня. Технологий, которым, может так получиться, мне нечего будет противопоставить, и тогда-то люди начала-и-конца получат так необходимые им знания.

- Стоят ли моих страданий и чужих смертей те знания? один и тот же вопрос раз за разом возникает в моей голове, когда я вынужден класть на одну чашу весов то, что от меня хотят услышать, а на другую чьи-то жизни.

Старый, старее самого Лоскутного Мира, выбор между большим и малым злом, рассуждения на тему которого могут сколь угодно убедительно доказывать, что выбирать нужно именно малое, вот только даже малое зло не перестаёт быть злом. Те кто хитрее прочих, конечно, врут, что когда подобный выбор встанет перед ними, то они предпочтут не выбирать вовсе, но отсутствие выбора, тоже выбор, причём, исходя из моего печального опыта, выбор этот оборачивается злом ещё большим, чем просто большое.

Я же выбираю то зло, выбрав которое я буду ненавидеть себя меньше. Это очень сложная и крайне важная задача, ведь мне не хочется однажды проснуться и понять, что я не хочу дальше жить.

А этого допустить нельзя, ведь долг Безымянке за ту краюху так и не отдан.

Да и тогда на поле Последней Битвы выжил я не для того, чтобы спустя какие-то пару тысяч лет начать искать способы умереть окончательно.

Для чего конкретно я выжил тогда, вообще-то до сих пор, не совсем ясно, но, думается мне, не для того, чтобы умереть, оставив после себя лишь череду недоразумений и ошибок.

Мой путь к свободе и тот редкий случай, когда я почти не испытываю угрызений совести за то, что собираюсь сотворить, влитые в демонёнка сидят в углу.

- Возможно, даже почти наверняка, я и всё прожитое мной худший из имеющихся в Лоскутному Мире источников для формирования личности демона, но так уж вышло, что мне нужно бежать из плена, ну а тебе тебе нужно научиться выживать в этом Мире. молча улыбаюсь я демонёнку. Но ты не бойся: всё я и не отдам. Не к чему оно тебе. Оно и мне не к чему и чаще мешается, чем помогает.

Имя. Начинать нужно именно с него.

Эйн, иначе же Вечная, - так ты будешь зваться.

Я хотел бы дать тебе острый ум, стремление к познанию и силы преодолеть любые невзгоды, но могу лишь поделиться опытом. Не всем, иначе не будет нужды тебе отправляться к демонам Нового Дома и просить во исполнение их древней клятвы спасти меня. Не всем, иначе ты сама сможешь разрушить камеру, в которой мы с тобой заточены, после чего убьёшь наших пленителей. Не всем, иначе это будешь уже не ты, это буду уже я

Не всем, но лучшим из того, что скопил я за два тысячелетия, ведь пусть ты, Эйн, пришла в этот Мир не по своей воле, в моих силах сделать так, чтобы твоя жизнь в Мире этом была чуть лучше, чем была моя.

Межреальность. Год 2431 после Падения Небес.

- И как ты с такой удачей сумел дожить до своих лет? глядя на приближающуюся стаю гарпий, произнесла Безымянка.

Прорыв Пустоты, организованный мной недавно, вернул к жизни гарпий и это вполне логично, но в голову мне не пришло ни на секунду раньше, чем я заметил преследователей.

Я немного зол. В основном на себя.

Всё ведь лежало на поверхности.

Это ж как два и два сложить.

С одной стороны мы имеем гарпий, которые как бы умерли после того как приток Пустоты к ним прекратился, а с другой стороны мы имеем организованный мной прорыв Пустоты. И тут уж без разницы: порубил я гарпий или так и оставил бы их тогда без нанесения гарантированно смертельных ран, ведь при наличии достаточной подпитки гарпии, как и прочие создания несущие в себе частицы Пустоты, в какой-то степени выпадают из непрерывного потока времени реальности, приближаясь по своим характеристикам к демонам, тем самым получая способность восстановить себя практически после любого повреждения, не за счёт банальной регенерации, а за счёт возвращения себя в то состояние, которое предшествовало повреждению или ещё более раннем, если будет такое желание.

Вот и получается, что не нужно быть гением, чтобы при сложении двух и двух получить четыре.

Я не получил четыре.

Но не потому, что дурак, а потому что не складывал два и два.

Хотя, наверное, неспособность прогнозировать результаты своих действий - это тоже одна из способностей дурака

Шесть женщин, чей боевой потенциал опасно близок к демонам, считающих что я, заглушив те генераторы, убил их детей.

А ведь совсем недавно у них не было цели, кроме как прервать наконец-то своё существование.

И я ведь помог им в этом заглушив те генераторы

- Знаешь, мальчик мой, как бы я не хотела поглядеть на то, что эти гарпии с тобой сотворят, но всё же тебе придётся прямо сейчас от них всех избавиться. упирается рукоять пистолета мне в ладонь.

Невзрачный чёрный кусок метала. Рукоять изрядно меньше той, которую можно охарактеризовать, как в принципе удобную. Небольшой, продолговатый прямоугольник затвора, без каких-либо выступающих деталей, имеет с одной стороны отверстие дула, а с другой, на том месте, где должен быть курок, слабо светящееся крест из пяти элементов: четырёх палочек вокруг жирной точки. Одна из палочек светится ярче других. Спасибо, конечно, но я и так знал, что остался только последний выстрел.

Электронно-лучевой эмиттер. Редкое оружие. Я бы даже сказал легендарное, если, конечно, вспомнить хотя бы половину историй об одном парне, который носил такой же пистолет. Или этот же?

- Давай мы позже будем выяснять чей это пистолет. предложила Безымянка. У нас пока хватает более насущных проблем.

- Ты о гарпиях что ли? легкомысленно повернул я дуло в сторону приближающейся стаи. Да сделаю я им новых детей, и отстанут они от нас. Подождать, конечно, придётся. Их ведь вон сколько, а я один.

Ну или сторгуюсь с демонами, чтобы они вернули детей. В любом случае, сперва хотя бы попробовать поговорить надо.

- Слушай, шутник, я понимаю, что тебе-то в общем без разницы убьют они тебя или нет, ведь как я поняла, ты уже за время странствий пообвыкся умирать, но мне вот очень не нравится умирать. скрестив руки на груди, проговорила Безымянка.

- Но не убивать же их. промямлил я, прекрасно понимая как глупо это звучит.

- Точно, пусть они лучше сначала тебя убьют, а потом меня. Я-то всю жизнь мечтала быть растерзанной твоими любовницами. И не надо говорить, мы в отличие от них после смерти вновь встанем: я не собираюсь умирать. Точка.

Слова полностью соотносятся с тем, что я вижу, а я смотрю на Безымянку и понимаю: не собирается она умирать и если надо, то и меня, и гарпий этих убьёт.

Странно, тогда у обрыва она была так беспомощна, даже мила, а теперь

- Мила - хмыкнула Безымянка. Похоже у нас разные воспоминания о том обрыве. Я вот помню, что если и могла ходить без посторонней помощи, то только под себя. Да и кровь, которой я была измазана, прибавляла моей горелой мордашке прелести.

Да, вид тогда у неё был ещё тот. Я ведь даже грешным делом подумал: не будет ли милосерднее добить её, чтобы не мучилась.

Но всё же она была мила, безуспешно пытаясь скрыть своё плачевное состояние.

- Господи, и это Убийца Ста Миллионов, обрушивший Небеса? взялась за голову Безымянка.

Я же вместо ответа поглядел в сторону гарпий.

Минуты полторы, может две, и мы окажемся в зоне поражения их заклинаний.

- Не сможешь договориться миром вали их. скорее приказала, чем посоветовала Безымянка. И считай это актом милосердия: я не умею убивать быстро и безболезненно.

- Ты главное не лезь в драку до тех пор пока я жив. попросил я, направляясь на встречу стае.

Далеко я, конечно, не успею отойти от Безымянки, но хватить должно и ста метров.

По дороге выбрасываю эмиттер.

- Ну и дурак. сказанное Безымянкой, заставляет широко улыбнуться.

- Моё право.

Отстёгиваю пояс, на котором висит гладиус, и отбрасываю его в сторону.

Засапожник, я не забыл о нём, тоже прочь.

Вроде теперь всё.

Опускаюсь на колени. Руки подняты вверх.

Если не завалят с первого же удара должен договориться.

А валить не должны я бы на их месте решил такого гада, как я, изрядно помучить перед смертью, особенно, на месте той гарпии, которая стояла у меня в храме.

Флешетты пробили мою грудную клетку.

Я даже первые секунды боли не почувствовал, просто не смог вздохнуть. Руки сами собой рухнули вниз, и я завалился на бок.

Захлёбываться собственной кровью не самая приятная из возможных смертей. Но хотя бы не самая долгая.

Жаль, конечно, гарпий, могли же договориться

- Куда? вздёргнула меня на ноги одна из гарпий. Кто тебе сказал, что ты можешь просто так умереть? Ты будешь страдать.

Голубое свечение исцеляющего заклинания не успевает угаснуть, как я получаю удар в бок.

Рёбра сломаны.

Ещё один удар.

Кто-то упоением вгрызается острыми зубами мне в плечо.

Боль.

Опять голубое свечение.

Нечеловеческий визг и хлопанье крыльев.

Вновь ломаются кости, вновь рвётся плоть, вновь голубое свечение.

Боль.

Темнота.

Уютная, тёплая.

Не хочу открывать глаза.

Не хочу видеть, что Безымянка сделала с гарпиями.

Жалко их. Себя жалко столько боли, чтобы ничего так и не добиться.

- Ну почему же ничего добился? слышен голос Безымянки. Меня, например, ты сильно разозлил.

- Так себе достижение.

- Конечно, заделать гарпиям детей вот это дело достойное Падшего. хмыкнула она в ответ.

- Теперь-то что это обсуждать

Не привык я, чтобы ради меня убивали. Странное чувство, новое, непривычное.

- Мальчик мой, ты мало того, что куда более дик, чем я это представляла, так ещё и очень дурного мнения обо мне, а я ведь на всё готова ради тебя.

- Нормального я мнения о тебе, Безымянка. не согласился я с ней. Просто в следующий раз напомни мне о том, что убивать это моя работа.

Открываю глаза.

Чего дальше уж ломать комедию и продолжать жалеть себя?

Оказывается, я лежу на спине, а Безымянка с недовольным лицом поглядывает на меня с высоту своего роста.

Руки её в крови. Одежда тоже перепачкана кровью.

- Ты хоть понимаешь, что если бы не я, то ты бы сдох в очередной раз? слегка склонившись вниз, вопрошает она.

Ещё бы я не понимал. Не такой я и дурак, каким кажусь.

- А понимаешь ли ты, мальчик мой, что своими беспочвенными выдумками расстраиваешь меня?

Какими выдумками?..

- Не убивала я твоих гарпий. толкает носком сапога меня в щёку Безымянка, чтобы я повернул голову вправо.

Гарпии действительно живы.

По крайней мере, одна из них.

Она сидела поджав ноги в шагах десяти от меня. Одежда её была пропитана моей кровью, волосы слиплись, а на лице застыла жуткая маска из подсыхающей крови, и в этом всём не было ничего неожиданного. Неожиданность заключалось в том, что нос гарпии был свёрнут на бок, а левый глаз практически заплыл.

- Некоторые девушки никак не могут прекратить истерику, пока не получат пару пощечин. пояснила моя спутница.

Неплохие такие пощечины, повреждения от которых гарпия не смогла устранить даже несмотря на то, что находится в Межреальности.

- Нет, конечно, как ты их на куски порубил, так это нормально, а как я с риском для своей жизни, замечу, спеленала этих куриц ощипанных, так трагедия.

- Я редкий гад это и без твоих комментариев ясно. поднимаю я корпус, продолжая сидеть на земле. Но мне бы всё же хотелось узнать: к чему был тот спектакль с эмиттером, и чем ты таким приложила гарпию, что она не может регенерировать повреждения.

Вид остальной стаи вызвал у меня некоторое недоумение: тела были свалены чуть поодаль, в метрах пятидесяти, одно на другое, все изрублены, изломаны. Но недоумение пропало буквально через несколько мгновений, ведь благодаря увиденному мне стало понятно, каким образом Безымянка справилась со стаей:

- Нашла, значит, способ овладеть магией? Говорила ведь, что нет у людей начала-и-конца способности к магии, а тут явно магией Пустоты дело пахнет, причём довольно-таки высокого уровня, ведь обрубить, находясь в Межреальности, все каналы связи с Пустотой на определённой площади, это крайне сложное дело.

- Мальчик мой, знаешь, я бы была беспредельно рада, если бы всё оказалось так просто. вспыхивают огненные символы на шрамах Безымянки.

Незнакомая мне языковая система образовывала смутно узнаваемый узор заклинания, сияние которого пробивалось даже сквозь одежду моей спутницы.

- Тогда, на Расте, я ведь сказала, что Легион это и всё, что у меня есть. символы начинают угасать.

богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Богу - всплыло в памяти.

- Но тогда как? не понял я.

- Я выпустила частицу Легиона. Мага Асмордуса Багряный Сапог. Это его работа.

- О подобной способности ты не упоминала. встаю я. Приобретённая в странствиях или просто умолчала?

- Мальчик мой, вот ты о способности себе руку отрубить тоже не упоминал ни разу, но, думаю, если прижмёт отрубишь без лишних вопросов.

Руку, значит, отрубить не так весело Безымянке далось это дело, как мне показалось. Потому и хотела она, чтобы я по-быстрому всё закончил.

- Извини. Не подумал я, что оно так обернётся.

- Забыли. отмахнулась Безымянка, давая понять, что вопрос закрыт.

Забыли так забыли, но надо будет как-то получше извиниться. Но это потом, а сейчас надо попробовать разобраться, что у меня осталось из одежды. Из всего, что на мне было, уцелели только сапоги, теперь багряные, так что я тоже могу прибавлять к имени Багряный Сапог, в смысле Багряные Сапоги, так как уцелели они оба. Всё остальное не стоит и упоминания, так лохмотья, манику и ту умудрились превратить в металлолом, который я тут же принялся стаскивать с руки.

- Так что там с обещанием сделать каждой гарпии по ребёнку? с намёком кивнула в сторону изрубленных останков Безымянка.

- Предпочёл бы начать с той, что одним куском. рука наконец освободилась от маники.

- Не будь таким ханжой, мальчик мой, я ведь даже могу помочь тебе выбрать самые нужные куски. по тону ясно, что Безымянке доставляет явно удовольствие обсуждение данной темы. И знаешь, мне как мне рассказывали, что грум, приглядывавший за лошадками самой Королевы, был куда более раскован и смотрел на Мир куда шире.

Конечно, и в Королевстве она побывала, раз шла по моему следу.

Не самая славная страница в моём прошлом.

Скорее даже так страница в моём прошлом, о которой с каждым прожитым столетием вспоминать всё более стыдно.

- Прекращай уже дурака валять и лучше расскажи мне и моей новой подружке Аэлло, как ты собираешься с демонами торговать. прошагав к гарпии, Безымянка опустила руку её на плечо. Она бы и сама тебя об этом попросила, да челюсть ещё не срослась.

По выражению лица гарпии видно, что не очень-то она рада подруге в лице Безымянки.

- Аэлло, к сожалению, ты вряд ли знакома с упрощённой теорией Пустоты, поэтому, опуская подробности, сообщаю

- То, что ты собираешься выкупать детей у демонов, я ей уже объяснила. прервала меня Безымянка. Так что рассказывай лучше, где ты намерен взять достаточное для проведения сделки количество жизней?

- В общем-то ничьи жизни особо-то и не нужны. Передумал я с демонами связываться. раз требовалось сразу перейти к сути, то я и перешёл. Повозиться, конечно, придётся, но информационные матрицы детей я добуду и без помощи демонов, а затем помещу их в питательную среду. При должном уходе и внимании со стороны матери через год-другой-третий-пятый ну край лет через десять-двадцать родится ребёнок.

- Можешь удивить. Я думала, что ты где-то припрятал мыслишку о нападении на флот Ботульфа.

- Я уже в одиночку сражался против армии. Мне не понравилось.

- Не ставь в один ряд, пожалуйста, этот флот и Небесное Воинство.

Конечно, не буду: людей-то я пока ещё не ел.

Безымянка недовольно скривилась.

В принципе, именно на такую реакцию я и рассчитывал.

- Ты кивни, Аэлло, если тебя всё устраивает. почему-то решив не развивать тему с поеданием мной ангелов, слегка тряхнула моя спутница гарпию. А то ведь, как я и говорила, можешь ещё смерть выбрать. И себе, и сёстрам своим, и детям вашим. Всем.

Возможность отпустить гарпий живыми в том случае, если моё предложение их не устроит, Безымянка, похоже даже, не рассматривала.

- А возможность того, что эти курицы, оставь я их в живых, выведут на наш след флот Ботульфа, ты не рассматривал?

Сгущает, конечно, краски Безымянка, но крыть нечем: о подобном развитии ситуации я не подумал.

- Мальчик мой, ты не расстраивайся: теперь мы вновь вместе, и я уж постараюсь удержать тебя от необдуманных поступков. опускается на колени перед гарпией Безымянка.

- Был бы признателен.

- Предпочла бы услышать это не от бродяги в лохмотьях. Безымянка обхватила ладонями голову Аэлло.

- Какой есть. виновато развёл я руками.

А с Аэлло похоже что-то не так.

- Выпала наша пернатая из реальности, видимо, решила вывернуться и уйти назад по временной шкале, да опыта не хватило. констатировала Безымянка. Но ничего, очнётся. Рано или поздно.

- Теперь что у них будем спрашивать? показываю я на груду порубленных гарпий.

- Да нет, будем считать, что Аэлло кивнула. ответила моя спутница и наклонила голову гарпии вперед, а затем вернула в исходное состояние. Тем более, фактически, она кивнула.

- С твоим чувством юмора надо что-то делать.

- Как и с твоим, но вначале всё же верни детей.

Это она верно сказала.

Пора приниматься за работу.

Информационные матрицы сами себя не извлекут.

Первый, самый длинный, из вычерченных гладиусом лучей указывает на Старый Маяк, выстроенный ещё Блуждающим во Тьме. Второй, немногим уступающий первому, направлен на Дом-Всех-Дорог, древнейшую из существующих крепостей демонов, место, где Перводемон, отделившись от Пустоты, осознал себя.

Дабы напитать звезду энергией, начертил ещё семь братьев-лучей, что гораздо меньше первых двух. Обращены те семь на ближайшие обнаруженные мной прорывы Пустоты, один из которых организован мной совсем недавно.

Базовая звезда для накопления энергии практически готова. Осталось только вычертить символы, описывающие её структуру, а потом подождать некоторое время пока будет идти наполнение.

- Бутерброд будешь? запустила руку в свою сумку Безымянка.

Как будто от еды я когда-то отказывался?

- Спасибо. принял я бутерброд.

Вовремя она мне перекусить предложила: как раз закончил со звездой.

Есть всё-таки несомненные плюсы в том, что Безымянка мои мысли читает.

- Продаться за бутерброд - достала она второй бутерброд из своей сумки.

Вот тут она не права: я продался уже давно и не за бутерброд, а за краюху хлеба, что Безымянка протянула мне больше двух тысяч лет назад на забытом всеми Расте.

- То есть старый уговор в силе?

Киваю, размышляя над тем, когда же в последний раз мне доводилось есть хлеб не говоря уже о ветчине и сыре, прилагавшихся к этому самому хлебу давно и не упомнишь

Безымянка тоже медлит, не ест свой бутерброд. На меня смотрит.

- Второй будешь? протягивает она мне его.

- Сама предложила. беру я второй бутерброд. За язык тебя никто не тянул.

- Как будто я последний тебе отдала.

Третий бутерброд появляется из сумки, и мне становится понятно, что без магии тут не обошлось.

- Разумеется, мальчик мой, без магии тут не обошлось. Я, знаешь ли, уж очень привыкла к готовке сестричек Анатиэль и Лютиэль. сообщает Безымянка и откусывает кусок.

Я тоже принимаюсь за первый из своих бутербродов, приготовленный загадочными сестричками.

Блаженство.

Господи как же давно я не ел нормальной еды

Жую как можно медленнее, стараюсь растянуть неописуемое удовольствие.

- Да, удовольствие их специализация. Суккубы, как-никак. как бы невзначай сообщает Безымянка.

- Суккубы?.. запихиваю я обратно в рот кусок, который уже готов был вывалиться.

- А ты что-то имеешь против суккубов? воззрилась на меня Безымянка с таким видом будто бы и правду подумала, что у меня могут быть какие-то претензии к суккубам.

Против суккубов я ничего не имел. Даже как раз наоборот: с великим удовольствием свёл бы знакомство с представительницей их вида или, если повезёт, сразу с двумя.

- Они-то, может, будут и не против, только, боюсь, не потянешь ты сразу двух. критически покачала головой Безымянка, от которой разумеется не укрылись мои мысли. С ними-то управиться не смог взвод охотников на нечисть, присланный прекратить бесчинства в монастыре Грегориат, а там ребята были куда крепче тебя.

Специально ведь сказала, про взвод и про бесчинства, чтобы дать пищу для размышлений.

- Думаю, у грума, который отвечал за кобылиц самой Королевы-Матери сыщется пару-тройку трюков, которые могут удивить даже суккубов. не мог не похвалиться я.

- Да в курсе я всё про твои подвиги в том Королевстве. отмахнулась Безымянка. И знаешь, не советую хвалиться перед Анатиэль или Лютиэль чем-то подобным, если, конечно, не хочешь сдохнуть.

Умирать я не хочу.

- И знаешь ведь, что глупость говоришь, а всё равно рот не закрываешь. - вздыхает Безымянка.

- Есть такое дело. возвращаюсь я к еде.

- Господи, ты всё тот же века оставил за спиной, а как был дураком, так дураком и остался

- Угу. не прекращая жевать, соглашаюсь я.

- Вообще-то это была не похвала.

А по мне, так ничего плохого в том, чтобы оставаться самим собой, нет. Тем более какой-никакой опыт я всё же за это время успел усвоить. В частности, точно знаю, что от живых одни проблемы.

- Совсем одичал без меня, но не беспокойся: я человека из тебя сделаю. обещает мне Безымянка.

Звучит, заманчиво, тем более мне давно уже стало понятно, что самостоятельно я могу только находить неприятности. Ну и, разумеется, потом из них выкручиваться.

- Я бы не сказала, что умирать это выкручиваться. извлекает Безымянка из своей чудесной сумки кружку, в которой веселее плещется напиток до боли похожий на виноградное вино.

И сумка, и парочка суккуб, которые вряд ли лишь одной едой ублажают Безымянку, это ж как-никак суккубы а у меня что? Лохмотья, засапожник да гладиус?

Грусть, готовая была посетить меня, замерла в ожидании. Засапожник, гладиус да ещё и Безымянка в придачу это гораздо больше, чем бывает у меня обычно. А что от одежды лохмотья, так мне стесняться нечего пусть любуется моя спутница, мне ведь не жалко.

- А я смотрю, ты всё такой же оптимист. сделав большой глоток из кружки, улыбается мне Безымянка. И кстати, чтобы ты знал, у Бетоны мускулы куда больше твоих, да и Асфаэль ты тоже проигрываешь под чистую.

Ещё имена. Я столько новых имён не слышал за последние несколько лет вместе взятые.

- Я, конечно, извиняюсь, но кто вообще эти двое?

- Бетона минотавр, а Асфаэль ангел.

- Суккубы, минотавр, ангел ты что путешествуешь с цирковой труппой?

- Нет, с борделем. хмыкнула та в ответ.

- Ага. усмехнулся я.

- Прекращай улыбаться, как блажённый, я не шучу.

Умеет удивить Безымянка, умеет: ни за что бы не подумал, что она обитает в столь специфическом заведении. Нет, ничего против борделей, как и против суккубов, я не имею, даже совсем наоборот, но Безымянка и бордель мне как бы казалось, что у неё немного иной склад характера но так вообще-то весело.

Поглядеть бы на Безымянку за работой. Явно не в походной одежде она гостей принимает, хотя и в ней она очень даже ничего, да и шрамы, покрывающие её тело, вне всякого сомнения, имеют немало почитателей.

- Вынуждена тебя разочаровать: мадам Жоржет предоставляет гостям товар высшего сорта, которым я, увы, не являюсь, так что не было и нет никаких почитателей моих шрамов.

- Тогда какого ж ты чёрта забыла в борделе? не понял я.

- А вот это, мальчик мой, отдельная история, которую я бы хотела с тобой обсудить сразу, как ты решишь проблему с гарпиями. поглядела она на меня поверх кружки.

Определённо, не так хорошо знает меня Безымянка, как думает, если считает, что подобный ответ меня удовлетворит:

- Звезда ещё часа три точно будет наполняться, так что ты либо выкладывай всё, что хотела сказать, либо пой мне колыбельную, а то устал я за этот день: вздремнуть хочу немного.

Межреальность. Пределы Внутреннего Кольца. Год 2775 после Падения Небес.

Голоса в темноте?

Нет, скорее какой-то гул.

Зов на грани осознания.

Зов Бездны.

Лилит вслушивалась в него.

Вторжение, на подготовку к которому ушло столько времени, провалилось она это знала.

Знала до того, как был разрушен Трон Истины, и армии Тёмных Богов оказались поглощены, сомкнувшейся вокруг них, в них самих Пустотой.

Знала с того самого момента, когда у неё на глазах был убит Торгин Знающий, отвернувший орков от Богов Хаоса, открывший перед зеленокожими прелести Зова Бездны и служения Тёмным Богам.

Торвин был разорван, растоптан Тринитасом, уже принявшемся за реализацию своего плана по сотворению того Мира, что был Им запечатлён на страницах записок о грядущем.

Она же, Лилит, некогда встретившаяся с самым Великим Пустым и милостью его ставшая родительница рода суккубов, осталась жива Тринитас не убивал тех, чьи действия не способны были повлиять на будущее, в которое вёл Он Караван, тем самым подтвердив догадку своего господина - Ожидающего-во-Тьме, тут же начавшего корректировать плетение паутины своих заговоров под новые обстоятельства.

Пределы воздействий на Лоскутный Мир, вызывающие ответное действие Тринитаса, будут уточнены, а после пусть это займёт век или два не важно незаметно для всех, строка за строкой, песчинка за песчинкой - Первый из Тёмных Богов сделает так, что час величайшего триумфа Его обратится в час величайшей печали и сотворено то о чём никто и помыслить не мог - будет рожден ещё один Бог Тьмы.

Разлом, открывающий дорогу Бездне в Лоскутный Мир, - лишь следствие, не цель, чтобы там остальные не думали.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 2788 после Падения Небес.

Счастливей, наверное, мне уже не быть никогда.

Хенья отказалась кормить меня ужином по причине того, что я перекусил в борделе стряпнёй суккубар.

Эйн, наблюдавшая за тем, как я убеждаю вервольфа, что подобное вопиюще аморальное действие больше никогда не будет повторено мной, подмигнула:

- Дрессировка начата.

Начата. И я не имею ничего против.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 2812 год после Падения Небес.

То, что я хочу сейчас рассказать, лучше бы рассказывать у костра в компании случайных попутчиков, когда из темноты приходят страхи и рассаживаются рядом с кругом живого света, сотворённого огнём.

В сырую дождливую пору, под стук капель и журчание бесчисленных струек воды, среди незнакомцев, которым посчастливилось наткнуться на заброшенную усадьбу до того, как началось ненастье, рассказ мой также звучал бы весомо.

Увы.

Есть моя коморка, я и сон, который я должен рассказать, хоть и мало что из него помню и больше буду врать, чем пересказывать то, что мне приснилось.

А снилась мне Пустота, во всей своей черной безграничности.

В той черноте сидела девочка-девушка-женщина, не разобрать, не понять, не вспомнить.

Одна в черноте.

Из грусти её, из одиночества, из самой сути её, рождаются огоньки-цветы-Миры.

Рождаются и умирают.

Рождаются и умирают.

Рождаются и умирают.

Раз за разом.

Раз за разом.

Раз за разом.

Девочка плачет, ей жалко огоньки. Они обжигают глупой своей защитнице руки, которыми та пытается закрыть их от невидимых в черноте ветров, но девочка раз за разом тянет к ним свои маленькие ладошки.

Спасти, защитить. Хотя бы огоньки. Хоть их. Девочку ведь некому спасать.

Из вечности в вечность. Одна.

Девушка с мечтательно улыбкой ухаживает за робким росточком, нашедшем в себе силы пробиться сквозь черноту небытия.

Глупая, она верит, что из это чахлого заморыша вырастит дерево. Могучее, зелёное, со множеством листочков.

И она уже не будет одна. У неё будет хоть кто-то, кому она могла бы отдать свою любовь, отдать саму себя.

Девушка верит, что в этот раз у неё всё получится, а бесконечность неудач, за её спиной, - лишь миг, которого может и не было вовсе.

Бесконечность неудач, что её ждёт впереди, - может и не наступит вовсе, если в этот раз ей удастся сохранить росток.

Не удастся. Ни этот, ни какой-либо иной.

С лёгким интересом наблюдает женщина за россыпью Миров у её ног. Глупость, конечно, но, думает она, может в этот раз будет иначе?

Может быть в этот раз её услышат?

Не поймут, хотя бы услышат

И за гранью девочки-девушки-женщины старуха.

Вот её я запомнил хорошо.

Морщится она, как от зубной боли, смотря, как вспыхивает очередной огонёк, пробивается новый росток или рождается Мир.

Вначале морщится, а потом топчет их она, вырывает с корнем, губит утратившая способность сострадать, понявшая тщетность всего, что было сделано раньше несчастное создание, никого не спасшее и никем не спасённое в самом конце бесконечности, обращается она в ничто, становится Пустотой

Вот такие глупости стали иногда сниться мне.

Раньше всё больше кошмары, простые и понятные, снились еда, конечно, тоже снилась постель, чтобы с бельём и без клопов чтобы дождём не мочило, чтобы не мёрз в зимнюю стужу разное в общем-то снилось, но всё больше о насущном а теперь пришли они: сны, которых раньше не было, страхи, о которых раньше и не догадывался

Безымянка она покинула меня покинула ради меня же, чтобы мог идти я своей дорогой, не оглядываясь на советы её, на обещание данное ей и исполненное мной

- Люби себя, Трисс - сказала она уходя.

- Люблю я себя. улыбнулся я в ответ. Всегда любил, потому и жив до сих пор.

- Люби

Та, что была рядом со мной почти тысячу лет, ушла.

Та, что искал я больше тысячи лет, ушла.

Ушла, давшая мне столько же сколько дал Великий Пустой, без которого меня не было бы.

Ушла, став богиней по имени Фригг.

Ушла не ради себя, ради меня.

Не слышать больше мне голос её, её советы, упрёки

Рядом Хенья говорит, что всё верно сделала Безымянка

Эйн та предложила смотаться в Асгард и набить морду Хрофту, чтобы, видела, значит, Фригг, что у нас тут дела идут отлично.

И смоталась ведь не в Асгард, правда, да и не Хрофту она там морду била да и не била, и не морду но да ладно

Помочь пыталась мне, дураку

А может не помочь мне уже?

В прошлом и сейчас жив я только благодаря им всем, тем кто был рядом все эти столетия, перетёкшие в тысячелетия.

Но что там, впереди?

Что там, где я остался один?

Не покажется ли ужас, в которых хотят ввергнуть Лоскутный Мир Темные Боги, детской шуткой?

Не сожжёт ли огонёк девочку, не отравит ли аромат цветка девушку?

Не будет ли в страхе бежать женщина, безнадежно пытаясь скрыться в Пустоте и забыть то, что явилось ей?

Не заплачет ли старуха, поняв, ничего не изменить, не исправить?

Может быть они уже все мертвы? И девочка, и девушка, и женщина?

Я просто этого ещё не знаю

А когда буду знать не будет ли поздно?

У Хеньи жар, кашель от такого не умирают, но страху этого не докажешь, не объяснишь и вот вижу я Мир, в котором люди раз за разом перерождаются, кто-то вспоминает прошлые жизни, кто-то нет бегут годы, проходят века душит мать своё дитя, узнав своего убийцу из прошлого рождения одни и теже правители, сменяя тела, стоят во главе государств и дел поменьше жизнь стоит меньше плевка кто будет дорожить ей, если после смерти новый круг рождения

Эйн опять куда-то запропастилась зная дочурку, проблемы скорее у тех кому она попалась, чем у неё, но вдруг в этот раз попался ей орешек, о который обломала она свои донельзя острые зубки убить или пытать виновников я, как тот кому довелось быть и под пытками, и убитым говорю: Это было бы слишком просто, слишком мягко. И вновь тот Мир у меня перед глазами. Минули тысячелетия в извечной круговерти смертей и рождений, из которой нет выхода. Крики, мольбы о смерти, последней и единственной только нет никого, кто ответил бы на те мольбы или пришёл на помощь, услышав крики

Безымянка я так давно не видел её может она давно уже не она вовсе может, переписал её Летописец так, что в ней её же не осталось ищущие смерти и не понимающие сути Пустоты создания, находят дороги ведущие прочь из Мира сталкиваются с самими собой, которыми они были только что или будут вот немного погодя, с теми, кем были давно или будут когда-то нет выхода и нет спасения

Межреальность. Окрестности монастыря Грегориат. Деревня Нижние Лобухи. 2354 год после Падения Небес.

- Благодать, коей не было многие лета. говорил давеча Гнату отец-настоятель Агазон. Из самого Грегориата монастыря люди учёные приезжают, истолковать Писание просят, советов просят. Люд простой лечат. Зимой этой отвары их много кого спасли. Животину всякую опять же лечит а ты заладил тут: срам да срам. Темнота вот прочтёшь десять раз Славься Истина, отобьёшь сотню поклонов, да не поясных, а земных, в голове и просветлеет.

Сказанное отцом-настоятелем Агазоном Гнат помнил, только от этого было не легче наблюдать за тем, как Мочальниковская свояченица оправляет пропитанную потом ткань, что так льнёт к её груди.

Гнат Коотенко в очередной раз обругал себя, дав зарок после воскресной службы покаяться за греховные помыслы перед отцом-настоятелем Агазоном и в этот раз честно отчитать десять Славься Истина, отбив полную сотню поклонов, земных.

Только, что проку от слов отца-настоятеля и зарока того, когда шея парня упрямо отказывается отворачивать голову в сторону, дабы не видели глаза срама того?

Слыхом Гнат слыхивал, мол, бобыля Тихона Мочальника на старости лет Истинный благодатью одарил, но то слыхом слыхивать, а то каждодневно видеть.

А попробуй не видеть, когда дворы-то рядом, плетнём невысоким отделённые.

Соседи.

Хороша собой жена у Тихона Мочальника, Люта.

С неё прямо писаны суккуберы, коими стращал его детстве отец-настоятель Акакайос.

И будто бы мало жены Тихону Мочальнику, так ещё и сестра её, Ана, с ними в хате живёт. За животиной да огородом присматривает. Зятя, кормит, лелеет, пока жена законная делами занята, а нужда когда имеется и сестре подмочь может.

Куда там жене его, Гнатовой, законной, Маришке, тощей рыбине, что только исподлобья зыркать-то и умеет. Хлеб чёрствый печёт, скотины боится. Спит на лавке, приобнять и то не даёт не говоря уже о строит из себя невесть что. Будто это ему одному, Гнату, надо?

Вот спросит в положенный срок отец-настоятель Агазон:

- А пошто ты, Гнатушка, не приносишь детёночка своего на воспитание в храм? Может, ошибся в тебе отец-настоятель Акакайос, что позволил сочетаться узами брака с Марией из монастыря Трофимова? Может зря отдали тебе хозяйство почившего Миро Гнузко, позволив исполнить веление не Истинного, но пророка Его Мудрецом наречённого, множиться во славу Его?

И не ответишь ведь ничего а с бабы спрос какой?

Да никакого она ж баба.

Пойти что ли к отцу-настоятелю Агазону, попросить о милости, избавить его, Гната, от жены?

Ну и что с того, что доживать бобылём тогда придётся?..

Вон Тихону как благодати привалило-то на старости лет.

Если бы Гнат нашёл в себе силы отвести взгляд от Мочальниковской свояченицы, занятой прополкой грядок с чесноком и луком, он скорее всего заметил свою законную жену, что упрямо тащила коромысло с вёдрами, заполненными водой от силы до половины.

- Женщина есть великий источник греха, а наша первостепенная задача иссушение источника того. гласила доктрина монастыря Трофимова, отец-настоятель Аристодемос которого придерживался фундаменталистского течения отринувших реформы Мудреца.

Мария являла собой обычный продукт работы монастыря: нарушения в работе внутренних система организма приобретшие хронический характер, подрезанные сухожилия, переломы, которые специально сращивали с небольшим смещением, и поверх всего плитой могильной лежали пятнадцать лет ежеминутного вбивания в голову мысли о порочности и испорченности всего женского племени, и её, Марии, в частности.

И всё равно всё равно девушке было обидно видеть, что законный муж её, Гнатушка, заглядывается на другую по Люте и сестре её Ане сразу-то видно, что кормили их вдосталь: на монастырской баланде столько мяса не наешь да и кожа гладкая, что яичко, и светится будто бы изнутри, не ходят, а над землёй плывут.

И сами складные да ладные, и живут складно и ладно.

Анна вон не сорняк ровно дёргает: сам Мудрец грешников из плена грехов смертных на свет достаёт. А тут коромысло это с вёдрами этими да корова эта проклятущая с хвостом.

Страшилище роганое, ведь и лягнуться может. Не соберёт потом она, Мария, костей, а ведь только подумалось, что жизнь налаживается, только хлеба вдосталь есть стала.

Тихон Мочальник по обыкновению своему занятый плетением корзин наблюдал за супругами, въехавшими в дом, отправившегося к Истинному, Миро.

Что к Истинному в том не было никаких сомнений.

Миро до последнего плевался при виде Люты и Аны. И никакие грамоты и заверения отцей-настоятелей его переубедить не смогли, так и помер от лёгочной горячки, но отвара из трав целебных, что выходил многих этой зимой, пить не стал.

Так-то здоровье опять позволяло Тихону работать в поле, со всеми, а не корзины эти плести, но жена просила его этого не делать.

Со своей Лютой Тихон предпочитал не спорить, знал: что бы та не предлагала и не делала всё будет для его, Тихонова, блага.

А ещё Тихон знал, что надо делать добро, если ты его можешь делать.

С добра всё и началось больше десяти лет назад, когда предложил он двум сёстрам в потрёпанных дорожных одеждах сесть к нему на телегу да не поскупился, угостил путниц всем, что было, а были у него каравай, знатный кусок сыра и кувшин с квасом.

Лютиэль, шедшая со своей дочерью, Анатиэль, громить Грегориат, отчего-то, услышав от незнакомого старика, предложение подвести сестричек, решила, что монастырь может и подождать лет двадцать-тридцать.

- Грехи мои тяжкие - вздохнул Тихон и, отложив работу, направился к плетню.

Его молодецкий окрик Соседушка и заговорческий вид успокоили Гната, который уж подумал, что заметил старик, как парень заглядывался на его свояченицу.

- Ты, соседушка, вечером, как стемнеет, приходи по мне, выпьем сливовицы, той, что отец-настоятель Агазон, пить не велит. Да и жену свою, Маришку, взять не забудь может, поможет ей чем моя Люточка.

- Ей?

- Люточка ей. разъяснил он огорошенному предложением Гнату. А я тебе, раз сам до сих пор не пришёл помощи просить.

Межреальность. У Рассветных ворот Золотого Города. 2409 год после Падения Небес.

Поток зеленокожих, покидавших Золотой Город иссяк столь стремительно, что Медная Глотка Торнбоу надулся от чувства гордости за своих подчинённых так, что казалось вот-вот лопнет.

Построившись в каре, орки и их ближайшие сородичи ожидали, когда Великий Шаман окончит отдавать указания Пройдохе, которому во главе небольшого отряда предстояло сопровождать повозки с добычей.

Готовые отражать атаку от всего Мира, зеленокожие, что этим вечером в большинстве своём были мертвецки пьяны или отсыпались после очередной попойки, вновь обернулись Мародёрами.

Стоит навытяжку Скалящийся Золго, некогда, за бегство с поля боя, отмеченный клеймом труса, и снявший с лица своего клеймо вместе с кожей, после того, как сумел свернуть шею некроту Туско Белинни, посчитавшему, что Трусливый Золго уже готов подохнуть, потому неплохо было бы его вздёрнуть рядом с Серым Листом.

Улыбается Палица Дори, даже во время всеобщего празднества по поводу взятия города, находивший причину проломить своей любимой палицей чей-то череп.

Семипалый Тотто подбрасывает в воздух и ловит свою счастливую монету. Раз за разом у него выпадает одно и тоже. Неизбежность. соглашается он с монетой.

Спокоен Богач ДиДи, доспех которого украшен преступным для орка количеством драгоценных камней.

Бормочет себе под нос что-то невнятное, но явно злобное и в отношении стоящего рядом Вонючки Рью, Сухой Лист, меньше двух лет назад выкопанный Великим Шаманом из-под тела повешенного Серого Листа. Лучший лазутчик и шпион, которого я когда-либо видел, - даже Пройдоха признал его талант, - иного я сказать и не могу, зеркал-то у нас нет.

Имена и прозвища.

И за каждым - истории великих побед и не менее великих поражений.

Мародёры во всей своей славе.

Стоят и ждут они, а поодаль топчутся люди и не-люди, выгадывают, стоит ли попробовать захватить повозки с добычей, на защиту которых отрядили не больше полусотни бойцов во главе с гоблином.

Поглядывают со стен эльфы, из тех, чьё предательство помогло взять город гораздо быстрее, чем это можно было себе вообразить. Прикидывают изменение в расстановке сил.

Таскают друг друга за бороды Ведающие гномов, которым камни опять стали кричать о близкой крови.

Сидит в тронном зале Славный Безбородый Ульрих, размышляет: не обидеться ли ему на наглость орков, завалившихся вчера к нему и потребовавших немедленно оплатить их работу.

Даже у воронья, кружащего в небе, у крыс, бегающих по земле, у них у всех свои планы, свои резоны, своя логика.

- Братья! проводив за горизонт обоз, обратился к Мародёрам Великий Шаман. Месть наша свершена. Клятва наша исполнена. Вкушать плоды победы имеем право мы. Наше право право сильного. И правом тем, и золотом нашим, можем мы заткнуть глотки тех, кто на родине прозывал нас еретиками и наёмниками мёртвых богов. А можем мы сотворить себе новую родину, краше той, что отказалась от нас.

Гул одобрения: Великий Шаман говорит о том, о чём говорили все зеленокожие.

Говорит он о том, о чём все хотели услышать из уст его.

- Но знайте, братья мои, поступить так, так или иначе пойти на поводу богов, прозываемых Тёмными, и оказаться навсегда скованными невидимыми цепями логики и выгоды.

Гул.

Гул.

Гул.

Одобрения ли?

Сомнения ли?

И громче звучит голос Великого Шамана, перекрывая гул тот:

- Я Большой Тесак Ардонт говорю вам, братья мои, к снорку логику! Я Великий Шаман говорю вам, братья мои, в задницу лягухи выгоду!

Не каре, зелёный океан во время шторма.

- Я говорю вам, братья мои, СМОРХВА!

- СМОРХВА! отзываются рёвом сотни глоток.

Океан выплёскивается за границы квадрата, очерченного каре, затапливая Золотой Город.

Орки берут его, как должно: без предательств и тайных договоров.

Вне логики и выгоды, как и творили дела свои их боги: славные Морхва и Сурхва.

Как должно творить дела оркам.

Город. Южный Порт. Отдельный досмотровый пункт. Год 2864 после Падения Небес.

В Город Лютиэль проникала почти каждый год, задерживаясь, когда на несколько месяцев, когда на несколько лет.

Роли, которые отыгрывала суккубара там, не отличались особым разнообразием: проститутки, готовые на всё ради одной тяги дыма гнилушек, нищенки, умирающие от голода в Канализации, воровки-неудачницы, судьба которых складывалась одинакового незавидно вне зависимости от того, ловили ли их за руку Граждане и Надзирающие или представители различных шаек и банд Сумеречников.

В этот раз Лютиэль собиралась сполна насладиться ролью недалёкой селянки, которую, как и дюжину её товарок, впереди ждали самые дешёвые бордели Орочьих Болот и Ямы, Канализация и смерть, а не обещанные Митро Мелитенко работа в горничной и скорое получение статуса Гражданина.

Лютиэль облизывала губы, предвкушая начало своей новой жизни, даже подумывала, когда им объявят, чем теперь девушки будут заниматься, побунтовать, для вида, чтобы быть наказанной в назидание другим.

И было бы всё, как задумала суккубара, если бы не проходил мимо Истофан Далждо, не так давно занявший пост начальника отдельного досмотрового пункта.

- Господин, прошу остановиться!

Приказ, громкий и чёткий заставил остановиться всех, даже тех, к кому он не относился.

- Истофан Долждо, начальник отдельного досмотрового пункта, на территории которого вы имеете честь находиться. Прошу предъявить документ удостоверяющий личность, визу и таможенную декларацию.

Невнятно бормотание Митро по поводу неправомерности проверки, произвола и общей неустроенности бытия в Лоскутном Мире грозившее затянуться надолго, Истофан пресёк мгновенно:

- Пункт 3.7 Таможенного Кодекса отказ от выполнения требований представителя таможенной службы подпункт 11 в особо циничной форме в отношении старшего офицерского состава.

А потом, уже едва слышно, наклонившись к Митро, который ростом едва доходил до середины груди Истофана:

- Статус Раба я вам его лично гарантирую.

Сказанное произвело должны эффект, и все затребованный бумаги, тут же оказавшись найдены, перекочевали в руки начальника досмотрового пункта.

- Ноги Орлову поотрываю и спичку вставлю пусть гуляет. едва сдержался, чтобы не прошипеть Истофан, когда убедился в том, что его подчинённый действительно допустил промах.

Проворонил парень демона, хотя картина со сканера явно намекала, что с девушкой что-то не так.

Выплыви это наверх, и Михаил Орлов тут же будет исключён из всех программ поддержки перспективных госслужащих, понижен в должности и, куда уж без этого, депремирован.

- А ведь дурак этот ребёнка собирался заводить ему, не себе, на статус Гражданина и офицерку время копил - всё также молча закипал Истофан.

Пальцы начальника досмотрового пункта, порхая над устаревшим ещё лет семьдесят назад планшетом, искали зацепки, варианта решения возникшей проблемы.

Митро Мелитенко посещал Город каждый два-три месяца, привозил с собой четырёх-пятерых девушек. Себе покупал визу, временно дающую статус Поражённого-в-правах, девушкам же оформлял статус Незарегистрированных, после сего сбывал их в бордели Орочьих Болот, а в последнее время, и Кобольтовых шахт. Три года назад приобрёл недвижимость в Нью Хилл, тогда же подал документы на получение постоянного статуса Гражданина.

Желания и стремления Митро были просты и понятны умирать в Мире этом мало кому хочется, а когда вдруг узнаёшь, что есть где-то Город, в котором можно жить вечно, лишь бы времени на счету хватало а тут, как назло, ходят вокруг люди, которые так быстро становятся тем временем, что тебе нужно

- Господин Мелитенко, статус Гражданина вы получите, если всё пойдёт, как идёт, лет через семь вы должны быть в курсе, десятилетнее ожидание у нас - это более чем стандартная процедура, а можете, если мне понравится ваш ответ, получить уже сегодня. Мне задавать вопрос или вы будете надеяться не умереть в ближайшие годы?

Истофан Далджо умел задавать вопросы так, чтобы получать именно тот ответ, на которых он и рассчитывал: за эту черту его ненавидели многие, но много было и тех, кто ценил это в своём начальнике.

Не прошло и пяти минут, как Митро Мелитенко, сияя, побежал оформлять долгожданный статус Гражданина, а Истофан Далджо обзавёлся пятью Незарегистрированными и одним демонов в девичьем обличье.

В этот раз приключение обещает стать просто незабываемым это Лютиэль почувствовала в тот самым момент, когда её новый владелец, избавившись от остальных девушек, подошёл к ней вплотную и спросил:

- Приличный облик в запасе есть?

У Лютиэль в запасе имелось много чего, даже для самого требовательного зрителя, а Истофан ей именно таким и показался.

Суккубара сразу заметно прибавила в росте, став лишь немного ниже, стоящего рядом начальника досмотрового пункта. Груди и бёдра её заметно округлились, а талия наоборот сузилась. Кожа лишилась дефектов, которые Лютиэль с таким тщанием придумывала.

Из-за изменений платье суккубары и до этого не являвшееся шедевром портняцкого дела, стала вообще смотреться убогой тряпкой, в которую завернули дорогую вазу.

- Грудь немного уменьши и иди за мной.

Суккубара любила властных мужчин, которые знали, что им нужно.

Тринитас был именно таким.

Следовать за Истофаном оказалось делом приятным.

Приятным хотя бы потому, что Лютиэль постоянно ловила на себе восхищённые, а то и откровенно завистливые взгляды, и слышала от начальника досмотрового пункта одно и тоже на десяток разных ладов:

- А ты думал, что я шутил, когда говорил, что меньше века за девицу никогда не платил? То-то. Я никогда не шучу, даже когда кажется, что я шучу.

- Могу себе позволить.

- Увидел славный кусок мяса купил. Я, знаешь, привык хорошо питаться.

- Сколько отдал? Даже не смотрел.

Чувство угрозы, исходившее от Истофана, шутки и фразы, которыми тот перебрасывался со всеми встречными, тоже играли свою роль, предвещая нечто незабываемое.

Вернувшись в свой кабинет, Истофан обнаружил там Орлова, вызванного сразу после заключения сделки с Мелитенко.

- Михаил, ты прокосячил. В этот раз крупно. с порога заявил начальник.

Послышавшиеся следом, невнятные: Ну вот я, человека, непонимающего, что случилось, но чётко знающего: если он вызван к начальнику, значит, дело серьёзное, Истофан оборвал сразу, как сел в кресло, а в кресло он не сел, рухнул, так быстро это произошло:

- Давай, гляди на эту девку, а потом отвечай: меня что теперь ступенчатая смерть до обнуления счёта ждёт за то, что я держу у себя людей, которые и сканером пользоваться не умеют?

Сказанное, окончательно ввело беднягу в ступор.

И если бы Истофан, действительно ждал ответа на свой вопрос, то ждать его пришлось бы долго.

Только начальник не ждал ответа подчинённого и тут же продолжил:

- Это ж надо было демона проморгать. Ты хоть понимаешь, что тебя ждало бы, не окажись я рядом?

Статья уволят с понижением статуса - похолодев, понял Михаил во что вляпался.

- На кой я тебе разряд повышал? Корочки за счёт Города выправлял? Чтобы ты демонов пропускал?

Начальник хотел было запустить в своего подчинённого планшетом.

Передумал.

Стукнул кулаком по столу.

Стол, свыкшийся с вспыльчивым характером владельца кабинета, снёс насилие молча.

Выпустив пар, который копился у него с момента обнаружения демона, Истофан взял было чистый лист. Хотел что-то написать, но забыв, что именно, смял его и выбросил в урну.

- Нет, ну ты мне ответь что там с планами на сына? Имя, говоришь, уже ему подбирал с женой? Ну что, подобрали?

- Что?

- Имя. Говорю. Для сына. Выбрали. чётко проговаривая каждое слово произнёс начальник.

- Нет.

- Зашибись. И имя не выбрал, и демона проворонил. Уникальный сотрудник.

- Виноват

- Что виноват я и без тебя знаю. Не был бы не вызывал я тебя. Или, думаешь, мне в радость всё это?

- Простите

- Истинный простит.

- Виноват

- Уже слышал. Что ещё скажешь?

- Может быть

- Что может быть?

- Может быть что-то можно сделать? А, начальник?

- Ты это намекаешь на то, что я должен прикрыть твой косяк, чтобы потом, если что, мне точно от ступенчатой казни не уйти? Я так тебя понял, Миха?

- Да я никогда я

- Это понятно ты-то никогда, а виноват-то во всём я. Я, а не ты. Начальник, гад такой, демона поймал, которого ты, Миха, проворонил а ну давай, вспоминай, скольких ты ещё вот так вот в Город запустил? Или ты с безопасниками работаешь? Решили, значит, проверить меня доложу ли я о выявленном нарушении или нет? А ну давай на кого работаешь?!

- На вас

- Что на вас?

- На вас я работаю.

- В том и дело, что на меня в том и дело

Истофан знал, что идёт против всех инструкций, кодексов, против самой логики идёт он, но бросить своего подчинённого, как бросили когда-то его

- Слушай, как мы, значит, сделаем оштрафовать я тебя оштрафую тут уж никуда не деться, да и тебе уроком будет долго ещё меня, гада, вспоминать будешь, что время твоё украл так вот оштрафую я тебя, будто бы ты неверно оценил стоимость Незарегистрированных по факту, так-то оно и есть так что смену эту ты отработал в пользу нашего родного отдельного досмотрового пункта это тебе понятно?

- Понятно, начальник

- И всем чтобы рассказывал, что из-за мелочи я тебя оштрафовал: остальные, может, чуть внимательней станут.

- Начальник, спасибо

- Вот народ пошёл: я его оштрафовал, а он спасибо ты бы шёл, уже, я ведь и передумать могу

Последнее Истофан сказал так, для грозного вида.

Решения свои он не привык менять, и учиться этому не был намерен.

- Истофаном назову. уже в дверях уверенно так сказал, Орлов, которому казалось это очень важным.

- Кого?

- Сына. Истофаном.

- Истофаном не нужно. Дурное имя, в монастыре данное. Оно мне никогда не нравилось. Назови лучше Виктором. Победитель пусть будет победитель, раз отец дурак. в своей привычной манере отшутился начальник досмотрового пункта.

Дверь закрылась, отсекая ненужных свидетелей разговора с демоном, которая оказалась гораздо благоразумней, чем рассчитывал Истофан, приготовившийся, что называется валить наглухо демона в том случае, если он вздумает выкинуть что-то.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Счастливый Хозяин. 3002 год после Падения Небес.

Сказать, что Пустозвон Илейка был расстроен новостью, о том, что он пропустил приход в магазин Великого Шамана, нагло соврать.

Орк был просто раздавлен этой новостью.

Сколько лет Пустозвон ждал этого визита, готовил речи, жесты, взгляды, надеясь удивить и обрадовать старого командира.

Столько лет, и его не оказалось на месте в тот момент, когда он был нужен.

Ему не было прощения.

Пройдёт день, может два, и Великий Шаман, конечно, зайдёт ещё раз. А, если это потребуется, ещё, и ещё.

Но это ничего не меняет Пустозвон Илейка не был на месте, когда он был так нужен.

Он подвёл старого командира. Почти предал.

Чай, в котором плескалось преизрядно коньяка, щедрой рукой известного скряги Мери-О-дас подаренного единственному своему настоящему другу, с большим трудом, но возвращал зеленокожему его обычное приподнятое настроение.

И вот уже новая встреча, что обязательно наступит после той, что не состоялась, становится ещё ценней, ещё желанней.

И Рабыня, которую, казалось, невозможно найти, уже будет доставлена в магазин из При-Города, а что драконы за право срочного проезда по своей территории возьмут прилично времени пустяки, расходы будут за счёт Счастливого Хозяина во имя Богов Хаоса, неделимы они будут, Пустозвон Илейка заплатил бы из своего кармана, лишь бы к следующему приходу Великого Шамана чай им подавала Рабыня, что уже пятый год тихо жила в Ванахейме, на одной из ферм, принадлежавших Счастливому Хозяину.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Бар Старая Штольня. 3002 год после Падения Небес.

Жизнь-то удалась - думал Джовани, заказывая и себе, и друзьям ещё пива, да не кислятины неизвестного производства, как обычно, а гномьего, тёмного, темнее ночи.

У постового третьего разряда Джовани Касторизи были все основания для подобной мысли.

Ну посудите сами, раз не верите.

Во-первых, совсем недавно Джовани получил заветных третий разряд, позволивший ему выходить на дежурство в одиночку, а уже одно то, что процент с различных пошлин за проход между районами, как и небольшие, но регулярные взятки, теперь не нужно было делить с напарником одно это если не ставило его на одну ступеньку с заправилами Орочьих Болот, то приближало на столько, на сколько это вообще было возможно.

Если бы Юли Минис понимала эту простую истину и пореже отказывала, так вообще было бы зашибись, но гордячка так-то предпочитала оркоидов, о чём однозначно свидетельствовали зелёные морды её деток.

Но да мы ж тут не о эльфийке из бухгалтерии говорим.

Говорим мы о достойнейшем постовом третьего разряда, у которого имелось не одно, а целых два основания думать, что жизнь у него удалась.

Второе основание прилетело ему на днях в виде торбы. Джовани так-то вначале думал подать Надзирающим заявление о нападении совершённом на него зелёнкой, но ознакомившись с содержимым, сбившей его с ног торбой, решил, что содержимое то будет достаточным извинением за причинённые неудобства.

Недавняя история с орком могла сложиться ещё лучше, да минотавр-модификант оказался вялым каким-то, и Отпущенница, которой и полагалось отдать торбу, целёхонькой покинула загон, а ведь рассчитывал Джовани разжиться пикантным роликом с участием человеческой девушки и неистового бычары.

Чувство сожаления по этому поводу было смыто сорока одним годом, заплаченными Вилки-Билки за копьё с обломанным древком, мятую металлическую посуду, юбку, на вроде той, в которой пришёл зелёнка, и дюжину скляниц с мерзко пахнущими помоями, оказавшихся в торбе.

Жизнь-то удалась - думали лучшие друзья Джовани, хлебая халявную выпивку.

И в первую очередь, удалась она именно у них: для того, чтобы так думать, были все основания.

Ну как все?.. одно уж точно было эта самая халявная выпивка, которую в доставке заказывал Джовани.

Хозяин заведения Окорок Вилон будучи гномом, мыслями по поводу удавшейся жизни никогда себя не баловавший, сейчас же был уверен, что в это самой жизни, его жизни, появились непредвиденные проблемы в виде компании постовых, хлещущих пиво как не в себя.

Окорок и рад был бы списать услышанную пьяную похвальбу о том, как кобольт-метис проучил зелёнку в клетчатой юбке, на обычные пьяные бредни.

- Не следят так строго, как раньше, Мародёры за тем, чтобы никто не носил их клетчатые килты. успокаивал себя гном.

- Да мало ли в Болотах оркоидов? успокоение не приходило.

- Мародёры хоть последние лет сто больше под чужими знамёнами ходят, оттого сейчас почти никому из обывателей и не известны, такого отношения не потерпели бы, а раз эти ещё живы не Мародёр то был, значит не Мародёр

И всё же и всё же Окорок час как отправил сообщение Тухлому Йенни о странных россказнях, звучащих за столом.

Пусть у Тухлого голова теперь болит, просто так что ли он каждую декаду приходит за долей для Багра Томили?

Когда-то надо отрабатывать оказанное доверие.

Тухлый и отрабатывал: уже шагая к бару во главе небольшого отряда.

Джовани Касторизи, встреться он с Тухлым и его дуболомами, тут же бы позабыл о том, что жизнь-то у него удалась, только не суждено было этой встрече состояться: кобольт, захлёбываясь собственной кровью, корчился на полу, обхватив живот, который с каждым мгновением раздувался всё сильнее.

Сухой Лист представитель редкого, славного своим капризным характером рода мандрагор попав в организм Джовани с выпивкой меньше часа назад, поглотив телесные жидкости и часть внутренних органов своей жертвы, с визгом вырвался из мёртвой оболочки.

- Сидите, сидите, чего вы так? Трупов не видели что ли? фраза сказанная вышедшим из портала Дори, возымела прямо противоположный эффект.

Все, кто мог бежать, побежали.

Всё, кто не мог бежать, побежали тоже.

Товарищи ныне покойного Джовани тоже бы побежали, но их крепко держал за плечи Трёхногий Билли.

- Эй, хозяин, тащи сюда пару бочонков пива, тёмного, а то у меня в горле пересохло. резанул по ушам голос Листа, который уже взобрался на стол и принялся совать свои лапки в кружки.

- Да вы садитесь, садитесь, ничего с вами не будет, виновный наказан, а с вами мы просто поговорим. Дори, как обычно, был сама вежливость.

Раньше, когда Поллица Дори был не Поллица, а Палица, слово вежливость значило для него тоже своем, что и слово трусость, но потеряв при взятии Золотого Города половину черепа и половиной же мозга, орк вдруг понял, что нет трусости в том, чтобы быть вежливым быть вежливым даже с врагами, особенно с врагами.

- Обождите, будьте так добры, немного, и мы наконец начнём наш разговор. в улыбке Дори обнажил свои, подпиленные по последней моде, клыки.

Если у кобольтов и были какие возражения, лапищи Билли, усадившего их на стулья, задавили их в зачатке.

- Вы уж простите нас за это маленькое представление. Дори обратился к Окороку, который каким-то явно магическим образом уже стоял у их столика с двумя бочонками тёмного. Мы готовы за всё заплатить. Во сколько вы оцениваете причинённые неудобства?

- Не нужно!.. подстать Листу взвизгнул гном, не знавший, что способен брать столь высокие ноты, но тут же взял себя в руки. Ничего не нужно, мой дом ваш дом, мой стол ваш стол

- Твой враг наш враг. закончил за гнома ритуальную формулу Дори.

- Правильный ответ, как говорит Пройдоха, он, что верный друг: и жизнь спасти может, и время сэкономить поможет. кивнул Билли. Правильный ответ, он нынче дорого стоит. Ты кому положенную долю отдаёшь? Багру?

- Ему. кивает гном.

- Отныне платишь ты лишь половину сбора так и передай его мытарям. Да будет так, пока жив я, Трёхногий Билли, и есть у меня кулаки, чтобы слово моё было живо вместе со мной.

- Ну и теперь мы хотели бы пять минут тишины, не больше. Разговор касается чести, а вопросы чести не любят лишнего шума. вновь заговорил Дори. Пять минут, и мы больше не будем стеснять вас своим присутствием.

Гном всё верно понял, и не прошло и минуты, как двери бара были закрыты, а на входе образовался сам Окорок, одним своим видом отбивавший всякие вопросы на тему, чего это сперва из заведения выбежали посетители, а теперь и сам хозяин стоит на его пороге.

- Да вы не нервничайте так, а то ещё кондратий хватит. успокаивающего взмахнул Дори, убирая со стола бочонок, который Лист уже успел осушить, увеличившись при этом уже до размеров среднего такого гоблина. Времени-то у вас, как и у вашего товарища, на воскрешение точно нет, так что вы уж поберегите себя. Вы ж теперь нам как братья даже ближе чем братья ваш дом наш дом, ваш стол наш стол

- Наш враг ваш враг?.. надежда, непонимание и страх мешались в вопросе кобольта.

- Ваша семья наша семья. закончил Дори. Вы не умрёте, как я и говорил вы будете жить нам же заплатят ваши жёны, дети, внуки все они заплатят за нанесённое Великому Шаману оскорбление они заплатят, а вы будете жить, если сможете

Дом ста дверей. Год 2820 после Падения Небес.

Рассказывая только что вызнанную у дочерей мадам тайну, Эйн смеялась громко и искренне:

- Трис, ну ты представляешь? К Первенцам решили податься. Так мне и говорит.

Я представлял.

Первенцы, ложно именуемые Первыми Сынами, вышли на Мировую арену где-то около пятисот лет назад и сказать, что сейчас играли они хоть сколько-нибудь значительную на ней роль, - значило сильно польстить этим фанатикам.

Точкой отсчёта начала их существования принято условно считать публикацию Н. Умпером работы Боги Равновесия или Неизбежная вершина эволюции божественного в Мире, в которой излагалось предположение о том, что в некоторый момент времени сам Лоскутный Мир породит богов, невиданной до того мощи, задачей которых будет на банальные дрязги с такими же богами, а противостояние Пустоте, которая, как известно любому существу, считающему себя просвещённым, рано или поздно прорвётся в Мир, уничтожив его.

Смелое предположение, в то время мало чем подкреплённое, нашло своих приверженцов и вскоре обратилось в предсказание, а там и в первый догмат, только что образованного ордена Первенцев.

Наивные глупцы, грезящие о службе не во имя каких-то мелочей, вроде положения, признания или уж совсем банальных денег, а во имя существования самого Мира, образовали первоначальный костяк ордена, которому, не вмешайся в дело эмир Касан ибн Алла, суждено было бы раствориться среди сонм похожих групп, образованных людьми увлечёнными великой идеей, но слабо представляющих, либо вообще не представляющих, как развивать и распространять среди масс эту самую идею.

Эмир Касан мудрость которого спорила с мудростью иных джинов, а хитростью было впору делиться с ифритами, подарил молодому ордену крепость, что ютилась в горах Дейлема, и дал учителей, дабы помогали молодежи готовиться к великому делу защиты Мира.

Не знали Первенцы проблем и с деньгами щедрость эмира не имела границ, кроме, похоже, тех, что Истинный воздвиг, отделяя этот Мир от Пустоты.

А лет через десять или около того орден привёл в исполнение свой первый смертный приговор за связи с Пустотой.

По странному стечению обстоятельств казнённым оказался брат эмира, замышлявший государственный переворот.

Ещё через почти век, внук прозорливого эмира Касана ибн Алла, в свои сорок с небольшим уже несколько лет гордо носившим титул Старца Горы, продавал услуги наёмных убийц всем, кто мог их оплатить, а песни бардов о Первых Сынах, гибнущих ради спасения всего Мира, находили отклик во многих юных сердцах, обеспечивая ордену постоянный приток новых членов.

И так уж сложилось, что в этот раз те юные сердца принадлежали наивным дочерям мадам Жоржет.

- Мадам в курсе этого? голос Хеньи был необычайно тих.

- Была бы мы б сейчас не ужинали, а могилы в саду копали. чувство юмора Эйн часто даже меня раздражало. Или я что-то пропустила, и мадам теперь за подготовку к побегу пирожными угощает, а не производит выбраковку?

- Ещё кому-то успела об этом растрепать?

- Ага, чтобы мы сейчас вместо того, чтобы посмеяться над этими дурочками, могилы им копали, а там дождь, если кто не заметил. Льёт как из ведра.

Копали б, даже если бы с неба лился огонь, а не вода.

Свои обязанности, тем более те, за возможность исполнять которые пришлось заплатить высокую цену, следует выполнять должным образом.

Бордель мадам Жоржет заведение широко известное в мирах Внутреннего Кольца, правда, большинство обитателей тех миров считает его не более чем красивой байкой, и лишь единицы, обладающие достаточным количеством денег и связей или власти, что часто важнее и денег, и связей вместе взятых и помноженных на десять, знают: после падения Королевства, такого уровня обслуживания, как у мадам Жоржет, в этом Мире уже нигде не получить.

Бордель мадам Жоржет заведение с почти тысячелетней историей и корнями, уходящими в легендарное Королевство, основанное Самим Тринитасом для воспитанниц, решивших покинуть Караван, и уже это вызывает уважение в Лоскутном Мире иные государства существуют меньше, да фактически иметь Его в своих основателях редчайшая, невиданная честь.

Бордель мадам Жоржет заведение, полностью подчиненное одной лишь цели исполнение любых прихотей клиентов оборотной стороной которой являются жесткие правила, установленные мадам для своих дочерей, а также остального обслуживающего персонала. Любое отхождение от тех правил немедленная выбраковки, после которой нарушитель отправляется в подвал, к Сёстрам, получающих одинаковое наслаждение, как от собственных страданий, так и чужих.

Подвал особая зона для особых клиентов, большинство из которых я классифицирую как монстров, даже не смотря на наличие у них человеческого облика.

Соблюдение правил гарантирует долгую жизнь лишь для обслуживающего персонала, вроде меня, предел же жизни дочерей мадам положен двадцатью восьмью годами, билеты на празднование которого обычно распроданы задолго до рождения девушки.

Бордель мадам Жоржет заведение, находящееся под покровительством Червя, именуемого Многоликим Богом, который просто и доходчиво объяснил, что мне не стоит вмешиваться в то, как мадам ведёт дела.

Просто и доходчиво.

Пол, залитый кровью.

Первая могила в саду.

За право копать могилы для девушек и дальше пришлось заплатить немало.

- Тебе надо к ним сходить. обращается ко мне Хенья.

И я благодарен ей за эти слова выполнять чью-то просьбу проще, чем заставлять самого себя делать пусть и нужное, но крайне сложное и опасное дело.

- Поговори. продолжает она. - Тебя они послушают.

- Этого я и боюсь

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 2958 после Падения Небес.

Эйн много врала, когда рассказывала о своих приключениях.

Я тоже врал, когда рассказывал о своих, но в отличии от меня, Эйн прекрасно помнила, кому и что именно она врала, поэтому-то никогда и не попадалась на вранье.

Единственная, кто действительно мог подловить врушку, Хенья то ли не слишком вслушивалась в истории дочурки, то ли из-за каких-то своих соображений пока не делала этого, ограничиваясь охами, вздохами, взглядами, когда, сочувствующими, когда, осуждающими, и, разумеется, замечаниями, что приличной девочке не следовало бы себя так вести.

Эйн всегда тут же соглашалась, утверждая, что всё поняла, осознала и в будущем, попади она в подобную ситуацию, обязательно поступит, как приличная девочка.

Врала, разумеется.

Ничего она не осознала и не поняла, о чём говорили истории, из изрядной части которых мне приходилось помогать ей выпутываться да так, чтобы ещё и Хенья ничего не прознала.

Хенья, конечно же, прознавала не всё и часто уже по прошествии многих лет.

Тут стоит упомянуть, что происходило это в основном, благодаря моему длинному языку. Имей Хенья целью взять под тотальный контроль и мои действия, и действия нашей непутёвой Эйн, мы бы не то что чихнуть не могли так, чтобы она о том не узнала, каждая мысль в наших головах оказалась пронумерована и появлялась бы в тот момент, когда это угодно было Хенье.

К счастью и для меня, и для Эйн, у моей ненаглядной всегда находились куда более важные дела: готовка бисквитных тортов, коктейлей, мороженого, всевозможных супов, салатов, пирогов и пирожков с самыми экзотическими начинками. Дом, сад и огород тоже требовали внимания, которые при всём моём вполне искреннем желании быть хорошим хозяином всё же нуждались в женской заботе. Не стоит забывать и о том, что основным источником пополнения семейного бюджета была работа Хеньи на мадам Жоржет в качестве бухгалтера, также требовавшая изрядно времени.

Не меньше времени потребовалось и мне, чтобы выбросить в мусор груду листов, исписанных, как оказалось после прочтения, всё больше признаниями в любви Хенье, чем тому, о чём я собственно и хотел поведать, то есть об Эйн и её рассказах.

И о вранье.

Куда же без него?

И если уж говорить о вранье, то считаю я, что способно оно поведать о своём авторе куда больше, чем тому хотелось бы.

Эренго. Пограничный город 480 Северов. Год 2433 после Падения Небес.

То были времена, когда Эйн занималась тем, что позднее сама она прозовёт охотой за наследием Мудреца.

Враньё.

Если что она и искала в те годы, так только саму себя, совершая теже ошибки, что совершал и я когда-то, а также те, которые я не способен был совершить просто потому, что был слишком слаб, чтобы их совершать. Эйн всё-таки демон, в которую я вложил лучшее, что было во мне. Уверенность, а не сомнения дал я ей. Знания, не тот ворох, в котором я сам порой путаюсь, лишь те крупицы, что окупили десятилетия, столетия, наполненные бесцельными странствиями, получала Эйн от меня. Улыбки, лучшие из тех, что имел, отдал я.

Этого хватило, чтобы малышка-Эйн, явившаяся в Новый Дом за помощью, устроила там столь знатное побоище, что сама Великая Мать пришла унимать возникшее из ниоткуда чудовище, конфликт с которым грозил разрушить не так давно установленный порядок в Кровавом Мире. Безымянка тоже справилась бы не хуже, просто не успела она, поэтому вызволяли меня из Терминатора Великая Мать, Хенья и Эйн они вызволяли, а нашла на Лорин-до и спасла от Гнева, что жрала меня, всё же Безымянка

- Двоедушники, да не простые, как обычно бывает это меж людей и не-людей всяких. Настоящие, с двумя душами то есть в теле одном. начало истории, которую Эйн рассказывала каждому новому поколению дочерей мадам Жоржет, было неизменным, а вот последующие детали обычно зависели от того, кто помимо наивных девчонок слушает её.

Произошедшее на Эренго могло быть поучительной притчей о том, что видимость не есть суть, а выбор сделанный в условиях реального отсутствия такого, всё равно остаётся выбором, - если рядом оказывалась Хенья или мадам. Набором пошленьких историй вроде тех, которыми обычно хвалятся друг перед другом в тавернах наёмники разных мастей, обращалась недавняя притча, - если слушали Эйн проверенные из дочерей мадам. Для меня же для меня моя непутёвая дочь распахивала окно в мир, в котором мне уже никогда не побывать, ведь нет больше Бродяги, сменившего имён и прозвищ за столетия странствий не меньше, чем пар обуви.

Двоедушники с Эренго один из немногих проектов Мудреца не только переживших своего создателя, но и оказавшегося способных противостоять Пожирателю.

Истинные люди, чистые, которых привычней мне именовать людьми начала-и-конца, хоть именование это хуже иных подходит, сейчас и на заре эпохи после Падения за малым исключением разные виды, которых разделяет даже больше, чем разделяло истинных и грязных времён Легенды.

Сотворение Лоскутного Мира, соединившего воедино множество мирков, обернулось трагедией для множества рас. Эльфы сходили с ума, осознав, что рядом есть такая ужасная, иррациональная вещь, как смерть. Орки из расы поэтов, художников и философов обратились в расу воинов, с рождения, благодаря связи с Пустотой, уже способных потрошить врагов или же изготавливать пусть и простое, но от этого не менее смертоносное оружие или механизмы, приводимые в движение не столько законами физики, сколько верой зеленокожих в то, что те должны двигаться. Фейри ну они хотя бы выжили, чего нельзя сказать об иных малых народах фей, истреблённых или же деградировавших до уровня крайне дорогих и стильных светильников

Люди начала-и-конца не были исключением.

Не способные творить магию, кроме той, что даровали им ангелы, за эоны жизни в Царствии Истины утратившие возможность естественного воспроизводства, с иммунной системой, разучившейся давать отпор даже самым безобидным вирусам и бактериям не будь Мудреца сейчас люди начала-и-конца были бы не более, чем ещё одной некогда могучей, но нынче либо вымершей, либо стоящей в шаге от этого, расой.

Двоедушники один из вариантов выхода из кризиса, давший начало одной из старейших ветвей людей начала-и-конца, развивавшейся и совершенствовавшейся на протяжении более двух тысячелетий.

Мудрец черпал своё вдохновение в своём собрате по Щуйце Черве в его способности переходить из тела в тело, при получая полный контроль над самим телом. Реализовать способность Червя поглощать воспоминания и навыки своего носителя, а также покидать тело в любой момент, к счастью не удалось, но и без того двоедушники представляли в тот момент, когда я впервые с ними столкнулся, серьёзную угрозу для Мира.

Во многом именно благодаря способности двоедушников завладевать телами грязных, Царствию удалось пережить кризис, последовавший сразу после Падения Небес.

Играли они свою роль и в войне с Империей, которая Первая, она же Старая, создавая мне уйму проблем, и даже вынудили меня на создание специализированного заклинания-нюхача, которое выявляло наличие в теле более чем одной души.

Много позже далекий потомок того нюхача позволил выявить наличие у меня Безымянки, прозываемой также Легионом потом были плен, наше разделение и многие сотни лет моих странствий с теми, кого зовут Скрытыми

Но я опять ушёл в сторону.

От Эренго, каким я его помнил, ничего не осталось.

Не выращиваются на фермах грязные, чтобы стать новыми вместилищами для людей начала-и-конца.

Нет тех ферм.

Не возносятся в храмах молитвы Истинному.

Нет и храмов.

Доказательства и разумные сомнения пришли на смену вере.

Электромагнитные пушки, бластеры, фазеры, расщепители, эмиттеры всех родов и типов вместо огненных шаров и молний, бьющих из ладоней.

Машины, самолеты и корабли из причудливых сплавов на основе пластика, металла и иных материалов, названия которых стираются из моей памяти стоит Эйн их произнести.

Наука, даже на мой взгляд мало отличимая от магии, но, конечно же, не являющаяся таковой, проникшая во все сферы жизни общества, ставшая самой его основой.

И над всем этим, во всём, неотделимой частью, основой и целью Лайт, Свет.

Эйн, вторя обитателям Эренго, называет его планом бытия, иным измерением нашего Мира, которое не всем суждено понять и принять. Я согласно киваю, иное, так иное, план, так план мало ли в Мире странных вещей?

Отдав пять лет своей жизни на службу государству, житель Эренго получает право на гражданство, а вместе с ним возможность прикоснуться к Свету, частично слиться с ним разумом, оставив позади тревоги и сомнения, злость и много чего ещё, от чего даже я бы с большим удовольствием отказался. Люди начала-и-конца, те старый, что когда-то жили там и звались двоедушниками, как раз и образуют тот самый Свет, позволяя и обществу, и индивидам в нём развиваться наиболее эффективным образом.

Идеальное государство, подобных которому я не встречал, но даже в нём Эйн нашла для себя приключение. Для себя приключение для обитателей Эренго проблемы.

И мне стыдно за то, что она натворила в одном из пограничных городов.

А вот за что мне ни капли не стыдно, так за то, что Эйн сотворила в Лунинск-Буга.

Не стыдно, хотя я должен признать мне жаль, что всё произошло именно так, ка произошло.

Лунинск-Буга. Вилле-де-Ньют. Уровень 3. Микрорайон 96. Год 2447 после Падения Небес.

- Легенда? Сильнейший? Эйн, до этого с недоверием слушавшая рассказ бармена о прошедшем в зал для VIP-клиентов мужичине по кличке Выжигатель, не смогла сдержать смешка. Он-то что ли?

Бармен красивая в общем-то девушка в потёртой куртке из синткожи с логотипом какой-то то ли банды, то ли ещё чего, по мне так, немного крупновата и нарочито грубовата, но всё равно красивая, и даже вездесущие кибернетические импланты не слишком портят её облик проигнорировав мою дочь, поставила передо мной джин.

Джин у них тут, как это не странно, был просто отменный. Мягкий, с легкими можжевеловыми нотками. Самое то для окончания тяжелого трудового дня.

- Трис, с каких это пор ты пьёшь? внимание Эйн мгновенно сместилось с заинтересовавшего меня Выжигателя на стакан со спиртным.

- С тех, как ты записалась в монашки, родная.

- Трис, сам знаешь, фигня всё это. Ты ж столько раз пытался завязать. Не выйдет, только время зря потратишь.

Вот оно зачем Эйн явилась, а я уж подумал, размечтался, мол, по мне соскучилась дочурка.

- Нечего сказать поддержала, спасибо, родная, спасибо.

- Трис, не начинай тебе поддержка, что торгашу совесть.

- Обижусь ведь и Хенью на тебя натравлю.

- Пугали некроманта свежим трупом. - сказала и бутыль на стойку поставила.

Бармен хотела было предупредить Эйн, что тут приличное заведение и со своим нельзя, но увидев мой извиняющийся взгляд, промолчала. Клэ, она девушка умная, понимающая, не то что моя дочь.

- Это ей. От меня. Передай. пояснила Эйн то, что не нуждалось в пояснении.

Сома не думал я, что где-то целую бутыль её отыскать удастся.

- В Бездну за ней лазила?

- Много чести. Нашла. Случайно. и не поймешь ведь, врёт или правду говорит, демон же, не человек. Не пропадать же добру.

Да оно и не важно, в общем-то, врёт или нет, главное, что отдать хочет.

- Чего сама не отдашь?

- За тебя боюсь, увидит она меня всю такую красивую да решит тебя бросить. Что тогда?

Пожимаю плечами в ответ и делаю ещё один глоток джина.

Что тогда? - этот вопрос я задаю себе день за днём по любому поводу.

Бросит меня Хенья. Что тогда?

Вновь позовёт меня дорога. И что тогда?

Настигнут меня былые грехи. А тогда-то что?

И ворох ответов, среди которых нет того, что мне бы нравился.

- Трис, не твоё ж это. Ты ж сам это понимаешь. Да и было б на кого работать на мадам работаешь. Давай хоть к демонам, в Новый Дом? Они ж рады будут.

- Что б через век вернуть Империю, а через тысячу править всем Лоскутным Миром? Спасибо, я там уже был. Мне не понравилось.

- А мотаться ручной собачкой по делам мадам, значит, нравится?

- Нет. И платить мадам Жоржет, если честно, не так чтобы платит

- Ради неё, значит.

- Ради неё. Ради тебя. Ради себя. Ради всех нас.

- В семью решил поиграть?

- Нет, пытаюсь вновь стать человеком.

- Трис, какое вновь? То, чем ты был тогда, на поле Последней Битвы, человеком назвать можно только с большой натяжкой.

- Но ведь можно было?..

- Ладно, вернёмся к этому вопросу лет через двадцать-тридцать. Тебя никогда на дольше не хватало.

- Нет, не ладно. Не ладно. Ты так говоришь, будто я не понимаю, что делаю.

- А ты правда, понимаешь, вот реально? Разлом растёт из Бездны пока ещё никто серьёзный вылезти не может, но это только пока. О проекте Город, тоже понятное дело, в курсе? Говорить о том, что Семипечатник окончательно с катушек слетел и готовит Гибель Богов, смысла нет, ты ж сам его видел он невменяем. А Семипечатник не один, с ним Командующий и Летописец. Мудрец этот, мертвец недобитый, оставил

- Прекращай, без тебя знаю я всё.

- И всё ж лучшего времени поиграть в семью ты придумать не мог.

- Всегда были тяжёлые времена, Эйн, всегда.

- А ты, Трис, всегда был Бродягой. Всегда, чтобы там тебе не казалось, чтобы там про себя не думал. Мне оно, знаешь, виднее, у меня ведь в голове твоих комплексов нет.

- Это ты верно сказала, в самую точку. Ты лучше меня, сильнее, умнее, но так, дорогая моя Эйн, и должно быть дитя должно превосходить своего родителя, быть умнее, сильнее, жить лучше, дольше.

- Трис, мы не обо мне говорим, а о тебе, так что давай ты не будешь вот это всё своё начинать тошно слушать.

- Как будто мне не тошно подобные банальности говорить? Думаешь, первая пришла ко мне с таким вот разговором?.. Да и глаза ещё есть сам ведь вижу, что происходит, а что не вижу, о том слышу хватает добрых людей, вести принесут, да и у слухов легка нога

- Пусть не тридцать лет, пусть сто, двести ты-то должен понимать, что когда-то вы с ней расстанетесь и ты вновь станешь тем, кем был, кем всегда был и всегда будешь? Этого не изменить. Только я могу быть с тобой рядом вечно. Я от крови твоей и плоти твоей, от мыслей твоих и желаний твоих. Только я. Я не она.

- Да знаю я, всё давай лучше расскажи, как там у тебя дела и не собираешься ли ты наконец вернуться к нам?

- Это ты или она спрашивает?

- Я. Хенья просила при встрече передать тебе это.

На стол, рядом с амритой, ближе к Эйн, чем ко мне, ложится небольшой мешочек.

Содержимое звякает, выдавая в себе монеты.

Эйн не спешит брать мешочек, и я успевая сделать несколько глотков джина.

- Золотые Старой Империи - оценив содержимое, с некоторым удивлением произнесла моя дочурка, - и как же она столько заработать смогла? Уж не с помощью ли мадам Жоржет?

- Не без помощи.

- И тебя это устраивает?

- Нет, но иного пути я пока не вижу. Мне нужна передышка время подумать понять, где моё место в этом Мире

- И что она в тебе нашла? Вот я бы поняла, если бы вы встретились, когда ты строил Империю, или когда воевал на Кровавом мире

- Ей просто не повезло.

- Не повезло это ещё слабо сказано. Так что ты б поскорее передал амриту, а то с её удачей как бы поздно уже не было.

- Передам, только пить она не будет.

Не нужно оно ей.

Безымянка вон оставила пустую книгу из Хранилища Запрещённых Книг прикоснись, кровью имя напиши, и бессмертие твоё, чтобы не случилось вернешься, пока цела книга та.

Большая Мать тоже в стороне не стала стоять даровала толику своего могущества, которой с лихвой хватило бы на то, чтобы стать богиней.

А Сатана-шутник, как прознал о Хенье, так кровь народа теней прислал, три бочки искупайся и забудешь о смерти.

Я тоже кое-что разыскал только без толку всё это.

Не нужно оно Хенье.

Ей и так хорошо.

Гори оно!

Может, не будь я тогда пьян, не будь так сосредоточен на себе, вспомнил бы как Клэ рассказывала о команде новичков, которая взялась за крупное дело, да то ли что-то не учла, то ли силы свои переоценила, то ли вообще карта не так легла, в общем, сгинула та команда, но не вся, один только боец выжил, ну как выжил за его голову корпораты солидную награду назначили. Правильные наёмники, за такое дело, конечно, не возьмутся, потом ведь руки никто из своих не подаст, но ведь отморозков и беспредельщиков хватает, да и охотники за головами не дремлют, частные военный корпорации, псы корпоративные, опять же всегда готовы свой хлеб отработать.

Не вспомнил бы это, так хотя бы поинтересовался у Эйн, как ей, демону, живётся здесь, в Вилле-де-Ньют, ведь магии тут почитай и нет, а значит, нет и тех сил, на которые моя дочурка привыкла полагаться.

Оно ведь потому меня сюда и отправила мадам стабильный проход в бордель её штатные специалисты третий месяц открыть не могут, пришлось мне огород городить.

Вроде работает.

Сейчас вон тестируют.

Они там, на верхних уровнях, тестируют, а я тут, на нижних, коротаю время, слушая чужие сказки, улыбаясь тому, как многие за истину часто выдают, да и никак не реже принимают, давно забытые мной глупости.

Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 2997 год после Падения Небес.

Ты можешь миллионы раз прокрутить в голове разговор, уткнувшись во множество тупиков, логических противоречий, или же придя к концовкам столь глупым и нереалистичным, что сама мысль, что ты мог к ним прийти, ничего, кроме смеха, у тебя и не вызовет.

Тебе под силу представить встречу в тысячах разных мест, с бесконечным множеством вводных, на основе которых ты разыграешь у себя в голове все те разговоры.

Ты всё это можешь, если у тебя, конечно есть достаточно времени, да и разговор действительно серьёзный, тот на который не жаль потратить всю эту пропасть мысленных усилий.

Ты можешь всё это, и всё равно окажешься не готов.

Так устроен этот Мир.

Или, может быть, я так устроен.

Глупый Бродяга, которому когда-то довелось убить Бога Сотворённого, и которого тот предупредил:

- Лучше нам больше не встречаться. Никогда.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2998 год после Падения Небес.

Я уже ходил этой дорогой.

Дорогой к собственной неминуемой гибели.

Понимал, куда иду, чем всё закончится, но всё равно шёл.

Были ведь нормальные возможности поговорить, у Бездны, потом в борделе.

Так нет же

И обвинить бы во всём Его, так и я хорош.

Теперь вот иду.

Поговорить нам надо.

Очень надо.

С Ним я не слажу.

Надо договариваться.

Идти на любые условия, любые уступки лишь бы Он позволил мне осуществить задуманное.

Надо было раньше поговорить было ведь столько возможностей да, затянул я с этим разговором

Но ничего, иду уже.

Тут вроде не далеко до дома, в котором Он с Караваном обитает.

Быстрей бы тот дом показался, а то тошно думать, понимать, что в очередной раз я сам виноват во всех своих проблемах.

Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 3009 год после Падения Небес.

Не сам пойду, по собственной воле, - Он вызвал.

Письмом.

Вон оно лежит.

Два слова на листе Он ждёт.

Даже не удосужился сам написать, бросил, походя кому-то из Каравана, они эти слова и записали, доставили.

Он ждёт, и я явлюсь к Нему.

Давно уже нужно было нам встретиться, переговорить.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 3012 год после Падения Небес.

Тринитас стоял в каких-то десяти-двенадцати шагах от меня.

Выше на самую малость, старше на капельку, в костюме на столько дорогом, что я даже в мыслях никогда не представлял, что на мне когда-нибудь такой будет.

Идеал мужчины, сама мысль о достижении которого кажется даже не безумием кощунством.

- Вот и свиделись вновь, Богоубийца. спокойно улыбнулся мне Он. Давай хоть в этот раз для начала попробуем поговорить - Он замялся, подыскивая слова, а потом произнёс, - поговорить, как люди.

Моё давай прозвучало глупо, вторично и не нужно.

- Здесь недалеко есть одно прекрасное заведение. Хозяина его ты должен помнить

- Тут поговорим. скорее извиняясь, чем высказывая своё мнение произнёс я.

Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 3014 год после Падения Небес.

- В общем-то неплохо. в который раз я повторил свою мысль.

Вроде бы удалось утроить всё наилучшим образом все получают пусть не то, что прям хотели, но всё же лучше, чем ничего.

И самое главное самое главное Он согласен.

Жду - одно слово на листе, что мне доставили утром.

Ждёт.

Это хорошо.

Это значит, всё было сделано правильно.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 3016 год после Падения Небес.

- Тебе этого никогда не простят. смотря на творение рук моих, шипит одна из Каравана.

Хотелось что-то ответить, огрызнуться, угрожать или хотя бы соврать что-то хотелось ответить хоть что-то, но сил на это уже не было.

Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 3018 год после Падения Небес.

Наверное, и хорошо, что в этот раз я никуда лезть не стал лучшего будущего, чем написал Тринитас в своих Записках о грядущем, Лоскутному Миру никто бы дать не смог.

Дом ста дверей. Год 3012 после Падения Небес.

Я умею и люблю готовить.

Первое просто за почти три тысячелетия прошедших с моего пробуждения на Расте, я научился вещам куда более сложным и куда менее приятным.

Второе куда сложнее прожитые годы без жалости стирают из памяти былые привычки и чувства, обращают некогда любимое дело в рутину.

Я часто питался отбросами, голодал, даже умирал от голода, но я также наслаждался и блюдами, которые не то что величайшие правители Мира сего позволить себе не могли, богам те яства не всегда были доступны в тех количествах, что довелось отведать мне.

Первое просто бродячий образ жизни, что вёл я до недавних пор, меняет представление о съедобном, заставляя считать таковым всё, что можно запихать себе в рот и после этого не умереть.

Второе куда сложнее но это лишь на первый взгляд. Странствуя, попадаешь в места, где щепотка травы, которой в ином мире лишь нищие приправляют свою баланду, стоит доброго коня. В чащах попадаются ключи, вода из которых лечит любые раны, пьянит сильнее иного хмельного, подаётся та вода лишь на коронации нового правителя или продаётся по каплям на аукционах, куда лишь магов пускают. Прибрежные отмели, непролазные горы, выжженные пустыни и пронизанные ветрами степи всё они дарили мне нечто, что для них было ничего не стоящей безделицей, и сокровищем для других. Я просто путешествовал достаточно долго, вот и заметил это.

Мне доводилось ночевать под открытым небом, давясь собственным кашлём шагать под дождём, который мог лить неделями, но и опочивальни сильных Мира сего не раз были моим пристанищем.

Первое просто Дорога редко балует своих многочисленных пасынков хорошей погодой и крышей над головой.

Второе куда сложнее если, конечно, не брать те случаи, когда в опочивальни благородных господ бродяги, вроде меня, попадали в роли живых игрушек, истерзанные тела которых утром выкидывались прислугой на городской свалке. Сложнее, но если в запасе есть время и знания, которых нет у других, то может так случится, что вчерашний бродяга может оказаться лицом куда более влиятельным и могущественным, чем даже сам император.

Я убивал и был убит множество раз.

Первое, как и второе просто, ведь и для первого, и для второго, бывает так, и делать-то ничего не нужно. Нужно просто ни во что не вмешиваться.

Первое, как и второе сложнее, чем может подуматься, и дело тут не в чисто материальных проблемах, вроде, убийства молодого голодного вампира бродягой, которому тот заступил дорогу, или поисков в тихой глубинке того, кто согласится задаром прирезать человека. Дело тут в том, что и после первого, и после второго нужно ещё суметь остаться самим собой.

В последнее время я всё чаще оглядываюсь на себя-прошлого, листаю рукопись, которой не хватает ещё много глав для завершения, задаюсь вопросами, что задавался когда-то и, отвечая на них, пытаюсь убедить себя в том, что я не перестал быть собой, я просто повзрослел.

- Пошёл бы куда, хоть в бордель свой, к дурам этим смешливым, а то от твоей кислой рожи тесто опадёт. вырвало меня из размышлений гневное восклицание Хеньи.

Тесто дело святое. Размышления ещё неизвестно куда выведут и выведут ли вообще, а вот подзатыльник другой, недовольный взгляд и обвинения во всех смертных грехах, если хлеб не поднимается, мне точно гарантированы.

- Пошёл бы, если бы одна лохматая и подозрительная сверх всякой меры особа не обещала откусить задницу любой из обитательниц борделя, вздумайся им вертеть этой самой задницей я меня перед носом.

- Но ведь вертят?.. моя подруга даже не обернулась, чтобы проследить за моей реакцией.

С её слухом и нюхом в визуальном наблюдении смысла не было.

- Вертят. простой ответ год за годом вызывал у меня один и тот же прилив гордости. Ох, вертят.

- Я бы тоже вертела. Мытый, бритый, сытый да прилично одетый посмотрели бы они на тебя лет двести-триста назад, когда ты бродяжил по дорогам Мира - Хенья никогда и не скрывала, что считает мою популярность среди представительниц слабого пола, своей, а не моей заслугой.

Хотел в ответ напомнить, мол, помнится мне, некая вервольф хвостом вертела и перед лохматым мной, да смолчал, вспомнив, что тут же услышу, как любила она в детстве всяким убогим тварям помогать, то оленёнка домой притащит, то ёжика-ужика какого, то наглого вервольфа, который если, что и умел делать лучше иных, так выводить из себя Царицу.

Указывать на то, что лет двести-триста назад не было тех, кто нынче задом-то передо мной вертит, тоже не стал. Не живут они столько. Двадцать девять лет вот и весь срок жизни дочерей мадам Жоржет. Больше, чем иным выпадает. Меньше, чем многим из них хотелось бы.

- Что-то ты надолго замолчал гадость какую хотел сказать да передумал? безошибочно определила ход размышлений моя подруга.

Мысли Хенья точно не умела читать, соответствующими артефактами и заклинаниями не владела, а всё ж местами, казалось мне, владеет телепатией она не хуже Безымянки.

- Если кто о ком и говорит гадости, так это некая необразованная и невоспитанная вервольф по какой-то невыявленной до сих пор причине, считающая меня-любимого своей собственностью, о которой только и можно, что гадости всякие говорить.

- Твоё счастье, что я от плиты отойти не могу, и Эйн рядом нет, а то б получил ты заслуженный тычок в живот.

Тычок, значит? А ведь недавно, вроде за это же полагался мне подзатыльник. Что хочет, то и творит. И ничего ведь не возразишь: сделает вид, что обиделась, а Эйн увидев это, опять начнёт слухи разные в борделе распускать, и тоже вид делать, что обиделась, причем и на меня, и на Хенью одновременно.

- Вот видишь, а ты говорила, что зря я позволил нашей Эйн остаться в борделе и поучаствовать во встрече гостей. Не позволил бы получил бы тычок. А ты ж знаешь, я насилие не люблю.

Добавлять, что при таком вот отношении ко мне, пусть не удивляется, когда я сбегу от неё, не стал.

- Тебе, значит, собственный живот дороже дочки, которую может быть прямо сейчас щупает своими потными пальцами какой-нибудь прыщавый принчёнок или того хуже - жирный царёк со свинячими глазками? Хенья от возмущения даже перестала перемешивать содержимое нескольких сковород, находившихся на плите.

Можно было, конечно, напомнить, что для того чтобы заставить нашу Эйн сделать то, что она не хочет делать нужно быть по меньшей мере кем-то вроде бога планетарного масштаба. Сослаться на то, что мадам Жоржет обещала мне ставить Эйн можно только к тем дочерям, на которых можно смотреть, но нельзя трогать, тоже можно было.

Или вообще прозрачно намекнуть, что Эйн уже давно позволяет себя не только щупать и отнюдь не принцам или царям.

Можно было, вот только решил я ограничиться классическим:

- Я раньше говорил и теперь скажу. Не вижу ничего страшного в том, что меня будут звать дедом.

- Посмотрю я, как ты завоешь, когда принесёт наша умница в подоле дюжину щенков. вернувшись в готовке, усмехнулась моя подруга. - И хорошо, если щенков, и всего дюжину.

Упоминать о том, что Эйн, всякий раз стоило мне коснуться этой темы, клятвенно заверяла в преждевременности опасений получения мной статуса дед, не стал, иначе пришлось бы рассказать и о том, что наша Эйн не без оснований боялась взбучки за то, что превратит Хенью из девицы в самом расцвете сил в почтенную бабушку.

- Пусть уж так. успокаивающе сказал я. Могла ведь, как Брунхильда, уйти в Асгард, к Хрофту. Или вернуться в Кровавый мир, к демонам Нового Дома, или в Первый Дом. Ты ведь помнишь послов, приходили, предлагали.

- Не могла она никуда уйти, ты же её знаешь: лучшие стороны Эйн проявляются лишь когда она либо ест, либо спит выперли б они нашу малютку через неделю-другую, может быть даже нам приплатили, чтобы мы её обратно забрали

То, что Эйн редкостная зануда давно уже не было ни для кого секретом. И в этом я даже завидовал ей, ведь меня не смотря на все мои способности, никто и никогда не звал занудой, а вот дочурку мою звали, кто Занудой, кто вообще Занозой. Оба прозвища мне нравились. Они доказывали то, что я вложил ей в голову тогда, в Терминаторе, почти то, что и хотел вложить.

- Отличный план. Мы с ним озолотимся. в шутку поддержал я идею с вознаграждением за то, что мы будем обратно забирать к себе Эйн. Только вернусь из Города сразу же отправим непоседу в гости к Отцу Дружин.

- Вернёшься ли?..

- Вернусь. Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.

- Знаю, и всё равно не хочу тебя отпускать.

Сказать бы, что и мне не хочется уходить, так говорено это уже сотню раз.

Сказать бы, что иного пути нет, так знает она и это.

Знала, наверное, раньше, чем я знал. В тот самый момент, когда узнал я, что Безымянка сгинула в Городе, - Хенья уже знала, только мне не сказала.

- В крайнем случае найдешь себе кого-то помоложе, поумнее да покрасивее, чем я. на всякий случай уточнил я.

- Найду.

- Обещаешь? хотел спросить я.

Не спросил.

- Обещаю. кивнул я, ещё не зная, что лучше бы мне было не возвращаться.

- Что бы та ни было ты всё равно возвращайся.

- Вернусь.

Вернусь.

Я возвращался даже тогда, когда лучше было бы этого не делать, теперь же, когда меня ждут, я просто обязан вернуться.

Я обязан, и я вернусь.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 3011 после Падения Небес.

Страшно ли мне?

Боюсь ли я, что в дверь постучат ошибки прошлого?

Да, боюсь.

Иногда страх, обида на самого себя за свои слабость, трусость, глупость столь сильны, что даже дышать трудно. Хочется умереть здесь и сейчас, чтобы не осознавать себя трусом и ничтожеством, чтобы не бояться того, что может быть за дверью.

Слишком много прожитых лет за спиной.

Слишком много ошибок, которые не исправить.

Но я живу.

Живу дальше.

День за днём, год за годом.

Живу, помня о той двери, и надеясь к моменту, когда в неё постучат, успеть если не исправить ошибки прошлого, так хотя бы сделать хоть что-то, за что мне не будет стыдно, что по прошествии веков не обратится в противоположность самой себя.

Межреальность. Орочьи Болота. 2409 год после Падения Небес.

Немногим меньше декады назад Мародёры под предводительством Великого Шамана покинули Золотой Город, и теперь от павшей эльфийской твердыни их отделяла немыслимая для любой армии тысяча километров.

Кони пали на вторые сутки пути, и весь остальной путь обоз тащили сами орки.

Три дюжины повозок, заваленных гниющими трупами сильнейших защитников города и трупами товарищей, участвовавших в штурме, на пятый день пути смердели так, что мертвецы, попадавшиеся по пути и погребённые без должного обряда, из земли полезли, сотворив тем самым преграду для тех безумцев, которым пришла бы в голову идеи попробовать преследовать орков, бежавших из разорённого ими города.

Обоз под руководством Пройдохи, с эльфийками-горничными, прислуживавшие самой принцессе Мирианду, купленными на все причитавшиеся Мародёрам за службу Славному Безбородому Ульриху деньги, свою долю боевой славы тоже урвал, о чём на всём пути следования до места встречи красноречиво говорили свежие трупы глупых врагов, решивших, что малый отряд везущих эльфиек станет лёгкой добычей.

Не стал

Отряд погиб, но доверенную товарищами добычу, залог будущего процветания, сохранил.

Отряд погиб, вон только Пройдоха и остался.

Левого уха почитай нет. Морда, и без того безобразная, попорчена ударами кулака в латной рукавице. Посечён так, что вздумай кто содрать с него кожу на барабан, не нашёл бы куска нужного размера. Обломанные древки трёх стрел торчат из левой ноги.

Сидит гоблин на краю одной из опустевших повозок, не дотащили б, не усадили б его выпущенные им перед решающим боем эльфийки, так и остался бы лежать под телами убитых.

- Ловкий у них оказался магик, Великий. с трудом держа голову, чтобы смотреть Ардонту в глаза, произносит гоблин. Тщеславный, правда но ловкий, этого не отнять но ведь то и славно, а, Великий?.. Землю удобрить следует, если урожай хороший собрался получить.

- От помощи остроухих чего отказался, тоже решил удобрением стать? извлекая из карманов своей жилетки корешки и пихая их в бутыль с бодягой, спросил орк.

Оно и правда, такое поведение гоблина со стороны глупостью несусветной выглядело или попыткой самоубийства: эльфийки раны его залечить могли ещё к этому утру и Великого Шамана Пройдоха встречал бы красивее прежнего. Если, конечно, в отношении к гоблину можно применять слово красивее.

- Я ж гоблин, Великий. Гавно из меня выйдет, а не удобрение. По крайней мере воняю я уже соответствующе. Мухи врать не станут.

- Хлебни немного.

Дважды просить Пройдоху залить себе в глотку что-то способное гореть никогда не приходилось, а тут отвёл в сторону друг руку друга:

- Это ведь случайность, что жив остался именно я. Просто случайность.

- Конечно, случайность. Наша жизнь из них и состоит, если ты не заметил. Ну ещё из глупостей, горы всякий глупостей, сам ведь это постоянно повторяешь, так что открывай рот и хлебай: у тебя жар, заражение крови уже началось. подносит ко рту гоблина горлышко бутылки орк и добавляет неслышно, одними губами. И если бы только оно одно

- Глупость и Случайность хорошо-то как звучит

- Хлебай уже.

И гоблин, с улыбкой существа, постигшего смысл бытия, хлебнул, почти мгновенно погрузившись в сон.

Орк хотел было окликнуть эльфийку, которая и сообщила, что отряд погиб не весь, чтобы та подошла и помогла, но остроухая уже была рядом с двумя помощницами.

- Благословение, Великое, песнь Терновник, дуб и ясень, заговор на берёзу для извлечения стрел, наконечники достанете во время чистки ран, чистить Светлой Росой. По окончанию напоите слезами и доложитесь мне. чётко и быстро скомандовала эльфийка своим помощницам, а после чего обратилась к орку, голос её при этом стал гораздо мягче и приятней. Великий Шаман, если у Вас найдётся время, я бы хотела с Вами обговорить нашу дальнейшую судьбу.

Говорить что-то о том, что жизни Пройдохи ничего не угрожает, смысла не было: об искусстве целительства личной прислуги особ королевской крови перворожденных ходили легенды, которые обычно сильно не дотягивали до реального состояния дел.

- Время?.. да у нас вся жизнь впереди, остроухая. пожал плечами орк и подошёл к эльфийке.

Теперь их разделяло меньше метра.

Утёс, иссечённый ветрами тысяч битв, навис над гибкой ивой.

- Разреши остаться с Вами, Великий Шаман. Нам открыты многие секреты жизни, мы будем полезны Вам. Полезны во всех отношениях, которые Вам будут угодны.

Кто другой, услышь он от остроухой полезны во всех отношениях, которые Вам будут угодны да ещё сказанное тоном, отметающим любые сомнения в том каких именно отношениях идёт речь, кивнул бы так быстро и решительно, что скорее всего сломал себе шейные позвонки.

Орк же нахмурился: эльфийки эти нужны были ему только с одной целью, но после случившегося приносить их в жертву было бы не честно.

Вопросы чести и справедливости орка беспокоили сильно, но в том не было ничего удивительного, ведь Сурхва был справедлив и честен, Морхва же был честен и справедлив, поэтому здраво рассудив, что земля уже удобрена кровью воинов, позарившихся на обоз, их болью, жаждой жизни для себя и смерти для врагов. Напитали её и соки тел зеленокожих, принесших и себя, и своих убийц в жертву Богам Хаоса. А привезённые из Золотого Города трупы уже выгружаются из телег.

Рассудив здраво, как лишь Богов Хаоса умеют рассуждать последователи, орк решил, что нет нужды в ещё больших жертвах.

Скоро, совсем скоро все трупы будут втоптаны в землю, и сама земля обратится в жидкую вонючую жижу, пострашнее иных болот.

Мародёрам нужно пополнение. Они его получат.

Старым, запрещённым с приходом Тёмных Богов, способом.

Старым, честным способом, каким пришёл в это Мир сам Великий Шаман.

Здесь будут Орочьи Болота.

- Остроухая, подойди ты и твои подружки с тем же предложением к любому из моих орков, и вы бы получили то, о чём сейчас просишь у меня ты. Но ты, остроухая, подошла с этим предложением ко мне, к последнему Шаману Богов Хаоса, которые слишком часто шептали мне в ухо, что логичные и, казалось бы, верные пути ведут либо в тупик, либо к гибели. скрипит камнями утёс, готовится смять и погрести под собой хрупкую иву.

- Сделай мы всё тихо, не вмешивая Вас, Великий Шаман, это и был бы тот самый логичный, верный путь. Какое Вам было бы дело до рабынь-любовниц-наложниц своих орков? Мало их таких на Вашем веку было?

Не мало когда-то Ардонт и сам с гордостью похвалялся перед товарищами караванами из чьих-то жен-матерей-дочерей, волочившимися за ним после того, как лишь вдохнули феромоны, испускаемые его телом.

- Хочешь выторговать лучшую участь, остроухая? трутся друг о друга камни, скрипят, одно дуновение ветра и нет ивы. Себе одной или всем вам, остроухим?

- О какой участи Вы, Великий Шаман, говорите? Золотой Город пал, и теперь за пределами этого залитого кровью поля мы лишь товар, на которого рано или поздно найдётся покупатель. И, видя куда катится этот Мир, - я бы не хотела узнать, что со мной за сотню лет могут сделать те покупатели, а за две сотни лет?.. Вы же, орки, честны и справедливы, в своём понимании. Так что любая участь здесь лучше той, что нас ждёт там.

Вздрогнул утёс.

Логика столь простая и понятная, что сомнений в верности принятого решения, и возникнуть не могло.

Наглость и открытость отмеренные и смешанные искусной рукой, которая могла принадлежать лишь эльфийке, обитавшей во дворце многие столетия.

- Любая участь? утёс, заслонив собой небо, сам став небом, громыхает. Вы будете в самом сердце Мира, что мы хотим сотворить, будете его частью. И, пока жив хоть один из Мародёров, не падёт на Вас взгляд чужака. Принцессы?! Королевы?! Да они будут локти себе грызть в бессильно злобе и зависти к Вам.

И пусть осторожность намекала на опасности, которые сулило принятое орком решение.

Логика планомерно приводила довод за доводом, однозначно указывавшие на то, что нельзя оставлять в болотах эльфов, родные и близкие которых были убиты зеленокожими во время штурма города.

Пусть.

Боги Хаоса благоволят тем, кто плюёт на всё, кроме собственных желаний.

А ещё они любят, чтобы всё было справедливо.

Родичи этих остроухих убили многих орков, там пусть они в обмен вырастят ещё больше орков, чем было убито.

Это будет справедливо.

Межреальность. Город. 2411 год после Падения Небес.

Уже через несколько столетий после основания Города основание это окружило такое количество легенд, слухов, домыслов и откровенной лжи, что каждый мог найти версию удобною именно для него или придумать свою.

Через полтысячелетия, прошедших с основания Города, лишь безумцу могла прийти в голову мысль докопаться до того, что же тогда, в 2411 году после Падения Небес, произошло, ведь по прошествии такой уймы времени Город, обретя извращённое подобие сознания, исказил, перемешал или просто без затей стёр воспоминания тех, кто принимал участие в его создании.

Разве что можно было спросить у Червя спросить можно было, но отвечать бы он не стал. Или что хуже подсунул бы вопрошающему выгодную именно ему, Червю, легенду.

Корни Льюсальвхейма, после того как ценой величайшего позора и будущего всей расы эльфов купили себе жизнь, дабы хоть немного продлить своё существование закрыли почти все проходы в свой мир, а для тех, кто всё же будет искать встреч с остроухими, создали обманку Золотой Город. К ним, к Корням, и пришёл Червь, в союзниках у которого уже были сам Император и Смертный Грех Обжорство, главы ветвей Святого Ботульфа и Святого Марка, а также менеджеры фирмы Олафсон и Олафон. Было в его руках и Королевство со всему сокровищами того.

И Золотой Город пал, чтобы Корни в обмен на смерть или обращение своих сородичей, обитавших в Золотом Городе, в Бесправных и в Рабов, обрели почти божественное могущество, а также возможность возрождаться после смерти на алтаре.

И Золотой Город пал, чтобы Обжорство, выйдя за пределы своего тела, стал жить частицей каждого демона Города, вкушая всё, что вкушали они, и наслаждаясь всем, чем наслаждались они.

И Золотой Город пал, чтобы чистые смогли продолжить исследования, прекратившиеся после гибели Мудреца.

И Золотой Город пал, как пал город Чёрного Столпа, чтобы Император смог сделать ещё один шаг к своей цели. Единственной цели, которая могла быть достойна того, чтобы быть целью Императора становлению богом.

И Золотой Город пал, чтобы Тёмные Боги обрели наконец место, откуда их скверна могла бы распространяться по Лоскутному Миру.

И Золотой Город пал, чтобы многие и многие иные обрели то, чего так желали, расплатившись за то сущей безделицей болью, страданиями, смертью своих близких, родных, друзей и знакомых.

Межреальность. Орочьи Болота. 2414 год после Падения Небес.

- Нет, ну ты слышал, слышал? А?!

- Да брехня это всё.

- Ага, это сам Пройдоха слухи и распространяет. Поржать ему захотелось, над нами. В походы-то его Великий не пускает, вот и шутит, как может. Ты что Пройдоху первый год знаешь?

- Нет, ну и если правда, если он правда по ночам такое с эльфийками вытворяет?

- Да не может быть такого, Пройдоха гоблин правильный, ему все эти эти

- Нет, ну а вдруг, вот ты представь, ну представь наш Пройдоха и эльфийки ночью да при свечах

- Какие свечи?.. у них там ведь свет-цветы

- Да зачем ему это? Вот ты мне ответь. Зачем? А?

- А я-то тут при чём? Ты у него сам и спроси.

- Да неудобно как-то обидеть ведь можно

- Пройдоху? Обидеть? Ты забыл, как он неделю в нужнике прятался, чтобы того принца прирезать? Как же ш его там звали?

- Руперт, и не принц он был, бастард.

- Не, не, Руперт Три Пальца это ж командир бастиона под Золотым Городом, его ж вроде Торнбоу располовинил, а в нужнике

- Да ты что несёшь? Три Пальца я самолично упокоил. Череп проломил и вся недолга. При чём тут Медная Глотка?

- Что-то в горле пересохло от болтовни, наливай уже.

- Нет, ты мне ответь, при чем тут Медная Глотка, если я его завалил?

- Доси, Доси его звали, и принцем он был, а не бастардом.

Шум, гам.

Отмечают орки своё возвращение в родные места, в Орочьи Болота.

Без драк пока, но за этим дело не встанет: оно часто до мозгов лучше доходит, если кулаком в морду приложить.

Совсем рядом, в каких-то нескольких сотнях метров, гоблин по прозвищу Пройхода, который с недавних пор настоятельно просил звать себя по имени, Алая, был занят с эльфийками тем, что вызывало столь бурное обсуждение у его товарищей.

Гоблин учился грамоте, учился он и арифметике с геометрией, астрономии с географией, а также ещё десятку других, не менее важных дисциплин.

- Со Случайностью ничего поделать я не могу, я ж гоблин, а не бог, но вот от Глупости, хотя бы от своей собственной, обязан попытаться избавиться. серьёзно отвечал Алая, когда его спрашивали, зачем ему это.

Спрашивали редко, да и, получив ответ, не верили в его правдивость.

Межреальность. При-Город. Ванахейм. Ферма Счастливого Хозяина, 35. 3002 год после Падения Небес.

Пиллигримм Гриз, за любовь к желудям прозываемый друзьями Пиги, Свин то есть, одним глазом поглядывал на только что доставленную накладную, а вторым на экран визора, по которому шёл очередной повтор довольно популярного лет двести назад шоу, Воинов Зодиака. Седьмой сезон, в котором в роли Крысы впервые появилась Мимиха, также известная, как Мелкая.

Петух, этот перворожденный хлыщ, дворянин из Чарующего Леса, разодетый в столь пёстрое и вычурное одеяние, что не то что настоящий петух, павлин облез бы от зависти, доведись им встретиться, мастерски петлял по переулкам Города, выводя Крысу в безумную круговерть Карнавала.

Убийство на сцене, среди празднующей толпы, изящное, тонкое, кажущееся на первый взгляд частью представления это была визитная карточка Петуха ещё до того, как он стал участником шоу, и многие убитые в Вилле-де-Ньют тогда ещё не виконтом Ля Мэ, а директором одного из подразделений корпорации Арима, это бы подтвердили, ну в том случае, если бы мёртвые умели говорить.

- А знаешь, я ведь потом читал об этой Мимихе, оказалось, что эти самые мимы они актёрами были, уличными, не убийцами, да и девушки мимы никогда мимихами не назывались. наблюдая за тем, как чёрно-белая Крыса вливается в толпу танцующих и радующихся существ, Пиги решил поделиться своими знаниями с подчинённым доставившим ему накладную на вывоз одной из обитавших на ферме эльфиек.

- Что, мистер Гриз? Энзо дураком, конечно, не был, но всё же предпочитал всякой ретро-мути, вроде Воинов Зодиака, вещи куда более современные, те же Болотные Бои, которые умудрялись уже третье десятилетие входить в пятёрку самых популярных программа боевого толка.

- Говорю, мутная история с этой вот Крысой вышла. Десяток сезонов отыграла, а потом пропала, как не было её. Расследования даже организовывали только оно ещё сильнее всё запутало. Вроде как оказалось, что Крыса эта в Вилле-де-Ньют известной личностью была, революционером или что-то вроде. Правда, все утверждали, что умерла она. Давно. Такая вот история.

- Вилле-де-Ньют? Слышал, это даже я слышал. Его поглощение едва не убило Город. Так?

- Так. кивает Пиги, наблюдая за тем, как Мимиха, сжимая в руки несуществующий клинок идёт за Петухом. Канализация, если не врут, из руин того города чуть ли не на четверть состоит. Даже программы были о тех, кто туда ходил, исследовал что-то. Но это давно было, до того, как у тосийцев начала крыша ехать.

- А что по накладной?

- Понятия не имею, кому эта старушка могла понадобиться, но наше дело маленькое сказано отгрузить мы и отгружаем. Только смотри там, чтобы бокс поприличней был, да и ушастую приведи в порядок, а то этот Пустозвон опять на нас жалобу накатает.

- Как же он достал уже с этими жалобами.

- Достал, поэтому и говорю приличный бокс и ушастую почистить, а не то с тобой сделаю тоже самое. на визоре Крыса как раз принялась потрошить Петуха своим несуществующим клинком.

Межреальность. Весёлая Клюка. Верхняя палуба. 3002 год после Падения Небес.

Капитан Весёлой Клюки Васко Калони по обыкновению своему был зол, но небывалое дело никоим образом не показывал ни злость, ни раздражение своему собеседнику. Подобное давно не случалось с просоленным ветераном, сапоги которого забыли, когда они в последний раз топтали не доски палубы, а землю.

- Ни один пират отсюда и до Крови не отважится напасть на Весёлую Клюку, прошу вас поверить старику на слово.

- И всё же - Многоликий Бог отвлёкся от поглощения устриц, - всё же, капитан возможно, это будут не просто пираты возможно, это будут скажем, асы

- С волками Одина трудно совладать, это верно, но доводилось нам топить и их драккары.

- Надеюсь, завтра на закате я смогу увидеть славное представление, уважаемый Круэ. Многоликий без стеснений обратился к капитану по его прозвищу, которое и за спиной старались лишний раз не поминать.

- Приложу все усилия. капитан с благодарностью склонил голову в поклоне.

И ничего в общем-то не произошло: не хрустнула предательски шея, выдавая неоспоримый факт, Васко Калони не склоняет головы ни перед кем, не проломились доски палубы, отказываясь держать поступившегося своей гордостью ради жизни подчинённых.

- Что ж не смею вас больше задерживать.

- Всего вам наилучшего.

Оставшись один, Многоликий ощутил, что немного разочарован, отчего у устриц появилась лёгкая горчинка.

Злюка оказался не таким уж и несгибаемым капитаном, стояло намекнуть, кто перед ним, - сразу стал мягок и обходителен.

Не то чтобы Многоликий многого ждал от него, но всё же всё же грустно осознавать, что слухи о несгибаемом Васко Калони, пошедшем против приказа Илисиана Вечного оказались сильным преувеличением

Такое случается и, к великому разочарованию, в последние столетия всё чаще.

И если уж говорить о разочарованиях, то отчего-то вспомнился Многоликому случай, имевший место быть лет сто тридцать-сто сорок назад.

То было камерное представление.

Никаких зрителей. Минимум участников.

Фехтовальщик не без оснований считавшийся лучшим бретёром Новой Вероны.

Жена фехтовальщика, красота которой спорила с низостью её происхождения, что послужило причиной бесчисленного множества дуэлей.

Дюжина душегубов из портового кабака.

Было больше но Иохим Санчес де Карркандза знал с какой стороны держать шпагу.

И, разумеется, сам Многоликий, который, как и в случае с Васко Калони, позволил своему собеседнику понять, кто же перед ним, - не сразу, чтобы успеть насладиться фехтовальным искусством мужа, который намерен ценой своей жизни защитить свою женщину.

То был столько же скучный ужин, как и тот, что состоялся только что.

Жена визжала, звала на помощь.

Душегубы смеялись и пыхтели.

Фехтовальщик же с невозмутимым лицом беседовал с Многоликим, лишь один раз пожаловавшись, что шум и крики мешают насладиться вкусом вина Sangre de una diosa. А оно ведь стоит по больше полусотни песет за бутылку.

Межреальность. Город. Южный порт. 3002 год после Падения Небес.

Лицо Андроса Гигантуса, представлявшее собой один сплошной синяк, сияло такой радостью, какой не позволяло себе уже много лет с тех самых пор, как при Белом Соборе погибла его жена, оставив их с малюткой Энни сиротами.

Три дня назад, ещё будучи мелким чинушей, обычным мальчиком на побегушках, Андрос не только не смог задержать отплытие Весёлой Клюки, но и был уличён во вранье.

Два дня назад, уже будучи безработным, да ещё и волчьим билетом на руках, который закрыл ему дорогу в любую приличную организацию, работающую на Город, Андрос на предложение лейтенанта Орлова, ответил, что готов иди хоть на Тёмных работать, лишь бы дочь его смогла продолжить обучение и получить статус Гражданина.

Сегодня же утром, сильно жалея о сказанном вчера, Андрос вошёл в кабинет к начальнику отдельного досмотрового пункта Истофану Далждо, о котором в Южном порту поговаривали разное, но неизменно страшное.

Чернильная душа, который за лишнюю минуту в премии подчинённого может сам и не удавится, но удавит любого. Насильник и извращенец, тратящий в декаду на развлечения больше, чем иные за год могут заработать. Психопат и самодур, количество жалоб и докладных на которого было легендой Южного порта, ведь под них выделили отдельных шкаф, а это многое значило для людей хоть что-то понимающих в делопроизводстве.

В реальности Истофан Далждо оказался даже ещё более резок и груб, чем представлялось перепуганному Андросу, тем больше оказалось его удивление, когда, будучи чуть ли не за шиворот выкинутым из кабинета, бедняга обнаружил, что принят на стажировку в отдельный досмотровый пункт, а также что должен бежать и получать полагающуюся по инструкциям форму, проходить курсы гипно-обучения, и бегом, просто бегом получать причитающиеся его подъёмные, какие-то ведомственные, и только после всего это приступать к работе, оклад на которой оказался лишь немного меньше, чем весь его доход на прошлой должности. И это только оклад была ж ещё премия, а её обещали платить исправно.

Межреальность. Координаты неустановлены. Весёлая Клюка. Каюта императорского люкса. 3002 год после Падения Небес.

Гражданин Створовски, телом которого Многоликий Бог воспользовался, чтобы попасть на борт Весёлой Клюки, тщетно пытался собраться с мыслями и понять, где же он находится и как он вообще сюда попал.

Обычная реакция любого, чьё тело Многоликий покидал не в связи с его гибелью, а по иным причинам.

По-хорошему, Створовски ещё повезло бог использовал его не слишком долго, поэтому личность Створовски уцелела.

Мог ведь стать Отверженным не помнящей себя-прежнего оболочкой, оставшейся после того, как Многоликий, выел из неё всё, что ему было интересно.

Для Мира оно, может быть, было бы и лучше, если бы один из мытарей Багра Томили, сгинул оставив после себя чистую от прежних грехов оболочку, но то для Мира, не для самого Створовски, прозываемого Рыбой из-за того, что в любом деле двигался он только вперёд, даже если и следовало бы повернуть.

Не умел он поворачивать назад.

Разучился.

Давно.

- Хлебни, может, полегчает. сунулась в ладонь Рыбе кружка.

Содержимое обожгло нутро, вышибая слёзы из глаз, а из горла надсадный кашель.

- Крысобойка - утерев рукавом рот, из уголков которого обильно потекла слюна, выдохнул Рыба.

- Приятно встретить ценителя. ухмыльнулся капитан и, морщась, сделал глоток из своей кружки.

Тосийская настойка на крысиных когтях, трёх видах грибов, дюжине видов мха и стольких же видах плесени, прозываемая за поистине омерзительный вкус, если пить её в тёплом виде, крысобойкой, входившая в обязательный рацион элитных частей и, разумеется, флота, Империи, ведущий военный действия в зимнее время года, а также в регионах с пониженным температурным режимом, обладала целым букетом положительных качеств, уже начавшим раскрываться перед Рыбой.

- Флотский мундир гражданский но на поясе кобура с револьвером дорогое оружие, редкое что там на погонах капитан, должно быть капитан небольшая качка, значит, плывём - заработал мозг Рыбы, входя в привычный для него режим.

Орочье сердце застучало чаще, следом активизировались железы, за имплантацию которых дорого было заплачено.

Рыба готовился к бою.

Жизнь приучила его к тому, что в любой непонятной ситуации лучше готовиться к бою, да и мистер Ильменсен как-то сказал что-то подобное, похвалив предусмотрительность Рыбы.

- Сбавь обороты, малец, а то проделаю в черепе дырку чтобы пар быстрее вышел. не отрывая взгляд от содержимого своей кружки предупредил капитан.

- Зачем же так грубо, Капитан? Вы только начали мне нравиться.

- Я не портовая шлюха, чтобы тебе, малец, нравиться.

- Что не портовая шлюха, это я и сам живу, а вот чего я не вижу причины по которой я тут с вами очутился.

- Смотрю не все мозги тебе Многоликий выел. Жаль только не повезло тебе, малец, оказаться именно на этом рейсе.

Многоликий вот оно что провал в памяти, неизвестное место, в котором Рыба оказался всему этому нашлось простое и логичное объяснение, хотя если уж говорить о простоте и логике куда проще и логичней для Створовски было бы оказаться похищенным с той или иной целью одной из группировок Сумеречников.

- А что с этим рейсом не так, Капитан?

- Всё так, если ты, малец, мечтал оказаться на корабле, идущем во Фронтир. сказанное можно было бы счесть шуткой, если бы на лице капитана дрогнул хоть мускул. Многоликому, например, это так не понравилось, что он аж из тебя выпрыгнул. Да и пассажирам новость о том, что мы идём во Фронтир, вряд ли понравится.

- Боюсь даже представить: что вам, Капитан, пообещали за это дело.

С каждым новым словом, с каждой законченной фразой Васко Калони, Рыба проникался к своему собеседнику всё большим уважением.

- Многоликий обещал, что я сильно пожалею о своём решении. Как и многие до него, впрочем.

Попрошайка, грязный, злобный, отличающийся от тосийца, разве что отсутствием хвоста и веры в Тёмных, смотрит на Рыбу глазами старого капитана.

Беспризорник, сумевших добыть себе кусок хлеба под жестоким небом Города, против своего старшего собрата с улиц Новой Вероны.

Мытарь, душегуб, никогда и не считавший себя человеком, чьё имя после его смерти вряд ли хоть кто-то сможет вспомнить, против капитана, вписавшего себя в историю, как одного из лучших флотоводцев своей эпохи, - он улыбался. Впервые в его никчёмной жизни он участвовал в чём-то столь грандиозном и нужном, как убийство бога.

- Capitano, sono al vostro servizio. совершенно искренне улыбнулся Рыба.

- Выпейте со мной, пока это всё ещё вы и это всё ещё я.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3016 год после Падения Небес.

И вот опять я вынужден писать то, чему не нашлось места в основном повествовании, но чем мне всё равно хотелось бы поделиться.

Вообще, по-хорошему, надо было попытаться вставить эти небольшие измышления в какую-нибудь из глав, но ничего поделать с собой не могу хочу отвести им отдельную главу главку главёнку

Встретился мне декаду или около назад один донельзя забавный тип.

Миссионер из грязных. Пришёл он значит, к главному входу в бордель и давай выть стихи разные, от которых у дочерей мадам Жоржет, причём у всех сразу, приключились несварение желудка и сыпь в самых неподходящих местах, а у посетителей полный упадок сил, сделавший нахождение их в борделе бессмысленным.

Анатиэль найти не удалось. Как выяснилось позже она только к вечеру, когда миссионер уже давно заткнулся, смогла выбраться из туалета, после чего суккубара напрочь отказалась рассказывать о том, какие страдания она пережила.

Сёстры же мадам, по обыкновению своему дремавшие в саду, отмахнулись от просьбы унять миссионера, заявив, что дочерям иногда полезно пострадать, чтобы начать больше ценить окружающих рай.

Асфаэль успокаивать человека не стала - по религиозным соображениям - и винить её за это нельзя.

Как обычно надменные и безразличные ко всему и всем, кроме своих непосредственных обязанностей, Гадюки никакого интереса к происходящему не проявили, а сами обращаться к ним за помощью дочери мадам не стали, поэтому пришлось идти мне.

Если опустить ненужные подробности, то миссионер этот, назвавшийся Матэусом, решил во славу Истинного, число имён которого десять, привести сию обитель порока к свету.

Желание более чем благородное, о чём я ему, конечно, сразу и сообщил, чем вынудил начать со мной диалог и прекратить наконец свой монотонный вой.

В процессе разговора выяснилось, что все существующие люди и не-люди молятся не тому и не так, а всё потому что неверно истолковали события трёхтысячелетней давности, известные как Падение Небес. А он-то всё понял и теперь вот ходит, делится, по мере возможности. Не спрашивая, правда, есть ли нужда в таких вот подарочках.

Ну вот я ему и порекомендовал записать умные мысли в книжку, так сказать для лучшего усвоения массами, да пообещал продолжить приведение к свету обители порока всеми доступными мне силами, на чём мы и расстались.

Мы расстались, а идеи им изложенные остались при мне.

Интересно выходило.

Оказалось, что не было никакого сражения на поле Последней Битвы.

Не было Небесного Воинства с Богом Сотворённым и Десницы, что вышла супротив них, а был Сын Истинного.

Не Бог Сотворённый, скорчившись от моих ударов, принял смерть под печатью Семипечатника, а Сын принял смерть за грехи всего Мира.

Грехи Мира есть, а Последнего Греха и в помине нет.

Да и десять имён Бога не дают покоя Десница и Шуйца как раз десять нас наберётся.

И самое смешное после смерти, воскрес, значит, Сын да стал направлять детей возлюбленных своих на путь к свету и направлял до тех пор, пока не призвал Его обратно Истинный.

Но обещал Сын вернуться, в третий раз, значит

Вот оно как всё повернулось.

Может, если идея приживётся, лет через пятьсот никто и не вспомнит, как оно было.

Оно, может, и хорошо, что никто не вспомнит, как оно было?

И мне спокойней, и вообще

Асгард. Год 3018 после Падения Небес.

Заставы горят.

Эйнхерии, поднявшись в атаку на заре, гибнут, чтобы вечером, расплёскивая мёд из чаш, похваляться удалью и грезить о новых боях, что будут завтра. Ваны один из отравленных плодов Города умирают на поле боя, разменивая десяток, а то и несколько десятков своих за одно аса, но и для них эта смерти мало что значат, ведь умерев, встают они с алтарей Города и вновь идут в бой.

В общем, заварушка с ванами у асов вышла что надо.

Не без моего вмешательства, а также Двукрылого департамента но всё ж это ничего не стоило, не будь желания у Отца Дружин устроить нечто подобное.

Но не о них разговор, а о том, что я всё же проник в Асгард.

Правда, здесь я не Бродяга, что ютится в комнатушке под крышей борделя мадам Жоржет и выполняет любую работу, которую ему велят выполнить, я здесь эйнхерий Будли, славный воин, умерший с оружием в руках, как раз в тот момент, когда рядом пролетала валькирия.

По крайне мере, так оно значилось в записях, что ради меня подделала Скульд.

Конечно, второй раз мне так в Асгард не проникнуть, да ничего, в запасе у меня ещё осталась пара-тройка способов попасть в Асгард?

На всякий случай, так сказать подготовил, хотя и уверен, что этот самый случай вряд ли представится. Из Фронтира пока ещё никто не возвращался. И я не собираюсь быть первым, кто это сделает. Собираюсь же я свершить промолчу, не стоит раньше времени об этом упоминать не стоит хотя бы потому, что это история о том, что было, а не что будет.

- Эй, Летописец! проходя мимо уходящих под потолок книжных полок, ору я что есть мочи. Где ты есть?

Орать что-то в общем случае смысла никакого не было, ведь тот я, которым мне никогда не стать, вряд ли бы отвлёкся от своей писанины даже если бы в библиотеке начался пожар, но я, ведь мне хотелось это делась, а ещё потом, что в крови моей тёк огнём выпитый мёд, который давал лживую уверенность, что я и есть Будли, равно любящий жаркие объятия дев, незнающее пощады северное море и рёв десяток глоток бойцов идущих в бой.

Шагать по каменному полу библиотеки было приятно. Эхо подкованных сапог разносилось в стороны, создавая иллюзию, что моя шаги и есть мерило времени в этом месте. Топ-топ-топ-топ

- Летописец! вновь ору я и к моим размеренным топ-топ, добавляется спешащий шорох шагов.

На пожар он внимания мог и не обратить, но вот имя. Да, на это имя нельзя было не обратить внимание. Мало кто его и раньше-то знал, а теперь, спустя больше трёх тысяч лет после Падения Небес, думается мне, тех знающих стало ещё меньше.

- Забудь это имя. Впредь зови меня Вёльва или Вала, или Спакуна, или - шипит мне злобного вида старикан.

- Да знаю я, как тебя нынче зовут. Но без этого крика, как ты бы понял, что я из своих?

- По запаху. морщится Вёльва. От тебя за версту несёт протухшим сюжетом.

Это да. Всего одна страница ушла на Будли да ещё и история его не то чтобы оригинальная, даже как раз наоборот. Но сработало ведь, так чего теперь грустить-то?

- Наверное, надо было заявиться сюда в платье мне вот недавно заявили, что я в юбке смотрелся бы лучше, чем в штанах - поправляю я ремень, на котором за спиной висит щит.

- Зачем пришёл?

Наверное, грубое отношение Летописца несколько задело меня, ведь я заметил, что неосознанно расправил плечи и весь подтянулся, стараясь выглядеть как можно более устрашающе, потому и ремень стал жать.

- Слышал ты пишешь историю Великого Пустого.

- У тебя есть уши, так что ничего удивительно в том, что ты что-то слышал, не вижу. наш разговор явно раздражал его.

- Могу помочь.

- Тем, что уберёшься прямо сейчас?

- У меня есть несколько фраз, точно произнесённых им, а также место, время и обстоятельства их произнесения.

- Легион?..

- Она записала всё в дневник.

Разумеется, единственная достоверная информация о Великом Пустом могла быть только от Безымянки. И Летописец за ней уже приходил, только ушёл ни с чем, а у меня через несколько дней появился небольшой дневник, в котором Безымянка изложила всё, что нужно было Летописцу.

Сказала, что такому бедовому парню как я позарез нужно иметь козырную карту.

Мне, Богоубийце, незнающему смерти, такая карта нужна, а ей нет.

- Что хочешь?

Летописец, как это ни странно, не стал проверять правдивость моих слов относительно дневника, так что, как это часто и бывает, выяснилось, что я зря к этому готовился и запоминал четыре фразы из тех несколько дюжин, что Великий Пустой произнёс на Вербурге.

- Мне нужно, чтобы ты написал счастливый конец для одной истории. сообщил я то, зачем пришёл.

- Конкретней.

- Я отправляюсь во Фронтир, со мной будут попутчики так вот мне нужно, чтобы вне зависимости от того, что там случится, у этой истории был счастливый конец.

- Если бы я был одной из шлюх, с которыми ты привык общаться в своём борделе, то я бы, конечно, был удовлетворён таким ответом. Но ты что видишь на мне кружевное бельё или моя библиотека напоминает тебе будуар?

Летописец даже не старался скрыть раздражение от моего присутствия, хотя и мог бы, я ведь вроде бы как предлагал товар, который ему после пропажи Безымянки нигде не достать.

С другой стороны, и у него был товар, который мне нигде больше не достать.

И пусть Легенды давно уже нет, и пусть у Летописца также давно нет былых сил: никто, из известных мне обитателей Лоскутного Мира, как бы это странно не звучало, не способен написать реальность. Правда, для этого теперь требовалось куда больше, чем раньше. Чего конкретно и в каких количествах требовалось, я не совсем уверен, но в наличии одной вещи сомнений у меня нет - Летописцу нужна достоверная информация о предмете, о котором он будет писать. И чем глобальней то, о чём он будет писать, тем больше требовалось информации.

Эта библиотека, в частности, на сколько мне известно, посвящена всего одному пророчеству Летописца-Вёльвы задуманной Отцом Дружин, Гибели Богов. Уничтожению Лоскутного Мира с целью рождения из его пепла более совершенного Мира. Только вот нервничать по такому, казалось бы, серьёзному поводу пока ещё слишком рано: полки-то по большей части пусты и пройдёт ещё не одно тысячелетие пока они будут заполнены.

Но то Гибель Богов, а то история о компании отправившейся во Фронтир для такого хватить и моей писанины.

- Конкретика будет. Отец Дружин скоро явится сюда и потребует найти меня и то, что я украл у него, а ты попросишь принести все бумаги из моей коморки. Там будут листы, на которых я записал свою истории, и оплата за работу дневник Безымянки. отвечаю я. И ещё писанина Тринитаса её там много.

- Тексты Безымянки и Тринитаса это хорошо, а вот объективность изложенного в твоей истории под сомнением.

- Там будет одна глава, о нашей встрече и немного о том, как Великим Пустым были сотворены и Десница, и Шуйца. На основе различий между тем, что было на самом деле, и тем, что я записал, ты сможешь скорректировать и всё остальное.

Хотел ещё добавить, мол, из нас двоих Летописец ты, а не я, да не стал. Зачем грубить почём зря? Тем более взаимовыгодная договорённость всё же достигнута.

- Будут пожелания?

- Пусть все будут счастливы сможешь ведь?..

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 3015 год после Падения Небес.

Лучше бы я тогда умер тогда бы не пришлось терпеть эту боль.

Невыносимо жить, зная, что их со мной больше нет.

Невыносимо жить, зная, что и это тоже моя ошибка.

Фронтир. Спасательный шлюп Весёлой Клюки. 3002 год после Падения Небес.

То, что Многоликий Бог, обречённый дрейфовать через Фронтир в Пустоту, где его вне всяких сомнений ждала гибель, полагал роковым стечением обстоятельств, таковым было, но лишь отчасти.

Нет, это не был чей-то замысловатый план, ведь встреча с Васко Калони действительно была чистой случайностью.

Не было случайностью то, что в Мире существовали люди, готовые умереть ради того, чтобы прервать существования Многоликого.

И их было много, и пути они выбрали разные.

Кто-то, исследуя принцип уничтожения Пожирателя, разработал способ превратить тело человека в темницу, из которой Многоликому не сбежать.

Другие достигли похожей цели, но основываясь на системе Пауля Карты, - и они могли сковать тело, в котором уже находился Многоликий.

Особо пытливые умы, из людей начала-и-конца, обратились к наработкам по Легиону, готовясь упрятать Многоликого в глубинах, из которых нет возврата.

Иные нашли способы сделать невозможным подчинение своего разума Червём и передали эту чудесную способность своим потомкам.

Не стоит и говорить о магах разных мастей и калибров, жаждущих поработить Многоликого или даже занять его место их тоже хватало, как хватало у них оригинальных идей для достижения поставленной цели.

Червь был обречён с того самого момента, когда впервые от созерцания чужих страданий на его лице появилась улыбка и если так уж сложилось, что именно Злюка оборвал его никчёмное существование, то это было случайность только лишь отчасти.

Орн. Харчевня Маг и Русалка. Год 2799 после Падения Небес.

- Кругом одно вранье. не обнаружив в харчевне ни мага, ни русалки сплюнул Долго Рыбина.

- История это тебе ж, дурень, только что объяснили. отвлёкший от кормления спасённых детей, сказал Пройдоха.

- Нету русалки. расстроенный орк начала пытаться забраться на стену харчевни явно вознамерившись оторвать табличку с названием заведения, обманувшим его ожидания. И мага нету

Остальные орки их небольшого отряда к происходящему относились сдержанно-одобрительно нечего обманывать посетителей так бы и написали харчевня Старый мужик, а то Маг и Русалка.

И былые времена Пройдоха скорее всего придумал что-то куда более веселое, что просто оторвать таблицу.

Он в былые времена и придумывал вещи куда более веселые.

Долго, который Рыбина стал благодаря гоблину, не даст сорвать а как не стать, когда на спор Пройдоха предложил Долго осчастливить одну из девиц, что плескались в речушке, протекавшей рядом с их походным лагерем. Орк, конечно, согласился, - кто ж орку-то откажет, тем более, когда у него за спиной лагерь стоит, а армии, способной их перебить, не видно?

- Рыбина! удивлению Долго не было предела, когда он извлёк из воды пойманную девицу, оказавшуюся русалкой.

С тех пор и повелось Долго Рыбина.

- Прекращай людей пугать и нас позорить. окликом остановил товарища Поллица Дори, а потом обратился к хозяину харчевни. Вы уж прости те нас, - за доставленные неприятности я сверху накину сколько скажите.

Убедившись, что ситуация разрешилась без его, Пройдохиного, участия, гоблин поделился и детьми простой истиной:

- Если кто-то иной может работу сделать, то тебе её делать совсем не обязательно.

А потом, подумав, добавил:

- Работа она дураков любит.

Одна из близняшек вновь открыла рот.

И гоблин поднёс к её губам очередную ложку с молочной кашей.

Этот же гоблин много веков спустя выменяет у дракона Ёрмунда этих же близняшек, которые всё же смогли вернуть Лоскутному Миру Богов Хаоса славных братьев-богов Сурхву и Морхву.

Межреальность. Город. Кобольтовы Шахты. Типография Доу. 2901 год после Падения Небес.

Последние годы к имени Доу всё чаще прибавляли Толстый.

На то была вполне объективная причина живот Доу, который год от года рос, однозначно свидетельствуя о том, что у его хозяина дела идут отлично.

И в том не было ничего удивительного Администрация на регулярной основе размещала заказы в его типографии. Не самые престижные заказы в основном учебники, для школ в бедных районах. Но всё окупалось объёмами этих заказов и тем, что они поступали на регулярной основе.

А в уплату за столь щедрую помощь некоего доброжелателя из Администрации, нет не время Доу должен был отдавать, как то обычно бывало, устроить на работу корректором тех, кого укажут.

Доу и устроил.

А там в учебниках и книгах, что печатала типография, незаметно один рисунок заменился на другой, почти такой же, пара слов поменяла свои места в предложении, пропала ссылки на год происходящего или исчезло из текстов упоминание о каком-то второстепенном существе, событии.

Мелочи, на которые никто и внимания не обратит.

Мелочи один из любимых инструментов Ожидающего-во-Тьме, Первого из Богов Тьмы, готовившего почву для обращения Лилит в четвёртого Бога Тьмы и к открытию Разлома.

Яниссия через век, попавшая в путы лжи тех текстов и решившая во благо Тринитаса, а на самом деле - во славу Тёмных Богов и на погибель тому, кого жаждала спасти, отыскать Безымянку, не будет первой, - она будет самой перспективной пташкой, попавшей в те путы.

Новая Верона. Год 2943 после Падения Небеc.

Новая Верона оказалась совсем не тем местом, ради которого стоило оставлять родной край, но у Лоппе де Олигре не было выбора у детей, как и у домашних животных, обычно выбор не велик либо делаешь то, что велят, и терпишь всё, что захотят сделать с тобой другие люди, взрослые, либо сбегаешь, чтобы умереть на свободе.

С кожей слишком смуглой, чтобы сойти за уроженца земель, находящихся под рукой Бертучио Ламбардоцы, сиятельного господина славной Новой Вероны, малыш Лоппе отличался от местных беспризорников ещё и силой, - не в пользу городский мальчишек, незнакомых с настоящим трудом. Силой и поистине звериной злостью, которая передалась ему от его отца, став причиной гибели того, как стала она причиной гибели и многих других, кому не посчастливилось пересечь свои дорожки и его.

Если к кому Лоппе де Олигре, слишком рано распробовавший вкус чужой крови, и испытывал благодарность в этой жизни, так это к Иохиму Санчесу де Карркандза, который вместо того, чтобы прирезать напавшего на него дерзкого юнца, устроил того в морскую академию под управлением своего старого товарища контр-адмирала Арчибальда Калони, где старшие товарищи и учителя научили его если не сдерживать свою злость, то хотя бы направлять в нужное русло.

На флоте, тем более на войне нужное русло легко найти, и приёмный сын Арчибальда Калони, один из многих, сделает себе карьеру, венцом которой станет не гибель Многоликого и не обращение в текстах людей начала-и-конца бравого рубаки и сквернослова, находившего миллион причин для злости, в Святого Баско Избавителя, а тихие слова старого дяди Иохима:

- Я уже знаю спасибо тебе спасибо

Асгард. Год 2974 после Падения Небес.

Сказанное только что на столько не подходило устам Всеотца, что Урд даже заподозрила Лодура в том, что тот принял обличие Странника и сейчас дурачил её с сёстрами.

- Проникнуть в Город, как воры, Хозяин Дружин? - решившись на неслыханную дерзость уточнила Урд.

Гери, лежавший у трона Хрофта, угрожающе повернул голову в сторону старшей из троицы сестёр.

Фреки повторил его движение столь синхронно, что могло подумать это один волк, что лежит напротив зеркала.

- Проникнуть и, если в том вы, славные мои норны, увидите нужду прервать творящееся там. подтвердил свои слова Вотан.

Урд, Верд и Скульд с почтением склонили головы ещё ниже сказанное Иггом будет исполнено.

Ответом было хлопанье чёрных крыльев Мунина он сохранил в безднах своей памяти всё, что было сказано, и, когда в том будет нужда, отдаст то знанием Трору.

Нужда в том так и не возникла через полвека Город заключил сам себя в непроницаемый барьер, став неопасен для Лоскутного Мира, а ни одна из норн так и не явилась к Ганграду, чтобы доложить о выполнении поручения.

Межреальность. Город. 3016 год после Падения Небес, первый год правления Королевы Боли.

Илисиан Вечный корчился от боли, что пронзала его искалеченное тело.

Он сражался до последнего.

Даже, когда волна тосийцев захлестнула его с головой, делая невозможным нанесение удара, Илисиан сумел извернуться и перегрызть несколько глоток.

Испытывает ли что-то Ёрмунд было трудно понять у дракона отсутствовала значительная часть черепа, а вместе с ней и мозга, обратив того в слюнявое создание с пустым взглядом.

Глава Администрации и несколько особо отличившихся глав Комитетов тоже тут сплетены, сшиты, срощены вместе безумными хирургами, из тосийцев, в одно гротестное уродливое создание с их же Крысиными Королями.

Над генеральным директором фирмы Олафсон с Олафсон, погружённым в сон, ещё возятся, но ему не долго осталось пребывать в счастливом забытье для него у Милитэль тоже было наказание, и оно уже приводилось в действие скрюченными руками тосийских хирургов.

Несколько мест пустует.

Одно для Многоликого Бога, но он так и не вернулся до того, как Город был закрыт.

Одно для Тринитаса что с ним случилось понять так и не удалось.

Одно, рядом с троном, по правую руку, напротив того место, что было приготовлено для Многоликого, - для Лилит, но и ей удалось ускользнуть.

Предводители последователей Святых Ботульфа и Марка тоже не все ещё выловлены. Но это как раз мелочи - скоро и они займут своё место в коллекции.

Милитэль, восседавшая на троне, была в общем-то довольна тем, как всё закончилось.

Тосийцы, когда, после разрушения одного из якорей, замолк Зов Бездны, оказались куда более разумными и полезными союзниками, чем кто-то иной мог представить, а после получения доступа к технологиям истинных людей, как со стороны фирмы Олафсон и Олафсон, так последователей Святых, буквально за десятилетие обратились в силу, что смела с доски все остальные фигуры.

Тринитас и Пандемоний тоже хорошо сыграли свои роли и в смысле отвлечения внимания от истинных замыслов Милитэль, и в смысле нанесения Городу урона столь значительного, что тот был вынужден оградиться от окружающего Мира и начать залечивать не ещё Разлом, но чудовищную рану в самой ткани реальности Лоскутного Мира, которой не суждено уже было никогда зарасти.

Милитэль, наслаждаясь криками и стонами боли, была довольна она, а не Лилит, станет четвертым Тёмным Богом.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2988 год после Падения Небес.

- Быть умным это не тоже самое, что быть сильным. Чтобы быть сильным достаточно хвастаться этим перед всеми крича на каждом перекрёстке, что стиль мой Лягушки-Прыгушки само совершенство, а с каким изящество я провожу удар Старая Квака, утомившаяся за день, ловит мошку. Противник падают сражённые ударом, а глупцы рукоплещут, враги тоже рукоплещут. Да, враги тоже рукоплещут, рукоплещут и изучают стиль Стальной Цапли, не оставляя глупцу и шанса на победу. учил своих внуков старый гоблин Алая.

Межреальность. Миры Внутреннего Кольца. Корабль фанатиков Изменчивого. Верхняя палуба. 3002 год после Падения Небес.

Боцман поглядывал на своего капитана с недоверием.

Со Злюкой было что-то не так это понимали все, кто был давно знаком с капитаном. Даже те, кто был знаком с ним недавно, просто видели его несколько раз до этого даже они не могли понять, что случилось с лицом старого рубаки.

Верно, в бою сильно приложили, вот и скалится.

- Capitano, кружек найти не удалось. протянул Злюке початую бутыль подошедший Рыба.

Боцман наблюдал, как капитан принимает эту бутыль от модификанта, как прикладывается к горлышку.

Странное зрелище.

Рядом кто-то застонал.

Одного взгляда Ревуна хвалило, чтобы раненный матрос умолк.

Не много их было тех, кто пережил безумие, начавшееся с сообщения капитана о том, что Клюка направляется во Фронтир, рули заклинены, курс не изменить, и закончившееся побегом Многоликого вместе с ещё дюжиной счастливцев на спасательном шлюпе. Сухопутные глупцы течение уже подхватило их и несло во Фронтир, движителя шлюпа не хватит чтобы вырваться из него. Они лишь отсрочили свою гибель, но не избежали её.

Появление неизвестно откуда взявшегося корабля, забитого безумными фанатики Изменчивого бога, славящихся тем, что пожирали они и своих павших, и павших врагов своих, если и разозлило капитана, то боцман этого понять не смог, уже тогда заподозрив, что со Злюкой случилось что-то неладное.

Теперь же, когда на горизонте вместе с каннибалами догорает Веселая Клюка, а свиномордый, оказавшийся, судя по тому, что дышал он огнём, в родстве с дракона, поставил жирную точку в бою, который был почти проигран, методично оттирает кровь с гроба, который всё время, даже в бою, таскал у себя за спиной теперь же боцман окончательно уверился с капитаном плохо.

- Capitano, клянусь матерью, лица которой не помню, это был славный бой. Рыба принял бутыль, что вернул ему Злюка и вопросительно посмотрел в сторону Ревуна.

- Да, мальчик мой, это действительно был славный бой. кивнул капитан, и боцман с трудом узнал голос своего капитана.

Рядом вновь застонали.

Тосиец, один из подчинённых Доркота Миклош, кажется и как выжил только крысиная его морда?

Выживших ведь по пальцам перечесть.

Повезло.

Рассказывать теперь будет, как с самим Злюкой, Многоликого бога одолел, фанатиков Изменчивого перебил, плечом к плечу с самой Девятисотой стоял.

- Удача подобна хитрозадой девице с Булькающего Причала только подумал, что тебе повезло, ты отхватил самую смазливую, а тебя уже тащат на дно, чтобы сделать кормом для мальков. Доби, оторвавшись от созерцания безбрежного океана Межреальности, сама не заметила, как процитировала своего деда.

Дымяга Тони одобрительно кивнул Босс даже устами своей внучки говорил чётко и понятно.

- Когда вновь встретите деда своего передавайте ему мои величайшие извинения за неприятности доставленный Вам, внучке его. Он должен понять, старый долг я обязан был его вернуть. на секунду боцману показалось, что с капитаном вновь всё в порядке.

- Старые долги, что гнилые фрукты если не выкинуть, то воняют, атмосферу портят, а если выкидать так точно лапы в гнили измажешь, а всё равно где кусочек да и останется, вонять продолжит. Доби была слишком вымотана, чтобы думать, поэтому говорила то, что знала лучше всего то, что говорил ей дед.

- Будете у нас, в Новой Вероне, обязательно загляните ко мне в гости я покажу Вам, что иная гниль может дать рождение чудесным сортам сыра и винам. И дедушку своего, почтенного Алаю Ильменсона, обязательно возьмите с собой, - я просто обязан отплатить за доставленные неприятности.

Боцман, которого жизнь научила соображать быстро, а реагировать ещё быстрее, только и успел сказать:

- Капитан

- Списаны на берег. Едем ко мне домой. Все.

- Capitano, все? в голосе Рыбы чувствовалась надежда.

- Все. кивнул капитан. Должен же я показать дядюшке Иохиму, что даже с моим характером всё равно я смог найти себе друзей, к тому же должен же кто-то мне помочь промотать заработанное за годы службы.

Улыбка, это улыбка. наконец понял Ревун Токи, что же случилось с лицом Злюки.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2988 год после Падения Небес.

- Быть умным это не тоже самое, что быть чистым, - ум он внутри, а не снаружи. учил своих внуков старый гоблин Алая.

Межреальность. При-Город. Ванахейм. Ферма Счастливого Хозяина, 35. 3002 год после Падения Небес.

Пиги, памятуя о том, что Пустозвон обладал крайне раздражающей особенностью, - находить миллион причин для написания жалобы, при этом всё под видом вот не он бы, Пустозвон, это мелочь заметил, а клиент, дорогой-расчудесный клиент, вот что бы тогда этот клиент подумал? Вот тот-то, что ничего хорошего, и ушёл бы ко конкурентам из НСП или обратился к этим зазнайкам из М.Раб, и друзей своих отвадил от Счастливого Хозяина. Памятуя об это всём, а также о том, что каждая жалоба была его по премии и грозила внеочередной проверкой, Пиги тщательнейшим образом проверить все бумаги, а также работу, проведённую Энзо.

Рабыня действительно была подготовлена к продаже по высшему разряду. Не только вымыта и приодета, но и пострижена, причёсана, и, судя по блеску в глазах, которого не бывает у Рабынь со столь долгим сроком использования. Как пить дать, Энзо ей дал чего-то из перечня пусть и не запрещённых препаратов, но препаратов, применение которых не входило в обязательный регламент подготовки Рыбыни к продаже, но позволявших на некоторое время создать видимость, что у Рабыни ещё остался ресурс.

Эльфы, конечно, крепкие, но почти сто лет, дюжина перепродаж, приведшие Рабыню на ферму оставили свои следы на ней.

Но всё же Пиги признавал раньше умели делать Рабов.

Настоящих.

Этой уже сто лет, а ещё не стала безмозглым автоматом.

Сейчас такого уже не встретишь.

Рабы из тех, кто раньше был свободным, слишком дороги да и не хватит их на всех.

Вот уже которое десятилетие Рабы производятся даже не на таких вот Фермах, а на заводах, в промышленных, значит, масштабах.

Идеальные, удобные, но выходящие из моды уже в следующем сезоне, ведь появилась новая модель, такая же, но лучше.

Правда, если не сменять старую модель Раба на новую, та всё равно через год другой превратится в автомата, который без команды не способен даже себя обслужить.

А эта, даже спустя столько десятилетий, наверное, помнит, кем была до клеймления Пиги в этом был почти уверен.

Но стоит отметить, что Пиги, как и большинство фермеров, испытывал к своим подопечным чувство приязни, поэтому мог и ошибаться.

И он ошибался.

Чаще всего.

Не в этот раз, правда.

Рабыня действительно помнила, кем была.

Помнила, как Многоликий бог, ради наслаждения только что выдуманным сюжетом, подчинив в её разум, нанёс Большому Тесаку несколько смертельных ранений, после которых упрямый орк всё же выжил.

Помнила, как потом, всё ещё находясь под контролем Червя, отдала Орочьи Болота, Городу на съедение.

Спаслись тогда не многие.

Спаслись и пообещали отомстить за предательство.

И даже явились в Город, искали предательницу среди сильный и богатых, не зная, что Многоликий позволил заклеймить эльфийку обычной Рабыней.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2988 год после Падения Небес.

- Быть умным это не тоже самое, что быть богатым ум нельзя украсть или отдать детям-внукам. учил своих внуков старый гоблин Алая.

Межреальность. При-Город. Старая пустынь. 3002 год после Падения Небес.

Фанатики Изменчивого были в Городе чуть ли не с его основания, упорно отказывавшись почти от всех благ, что сулил Город, даже При-Город покидали исключительно ради выполнения заказов Сумеречников или иных клиентов, предпочитая брать в уплату не столько деньги, почти не имевшие хода в Городе, сколько плоть.

Дар плоти так они говорили.

Когда-то давно, во времена почти забытые, обитатели Миллисиана получили дар, ценность которого они не поняли они получили дар плоти Скрытых, тем самым переняв часть могущества тех.

Изменчивый вкусил тот дар вместе с плотью его носителей, получил и объединил в теле своём все частицы, оставленные Скрытыми, став богом.

Но щедр и добр был Изменчивый - роздал плоть он свою последователям своим, - открыв истину лишь поглощая сильных, делая их плоть частью своей, можно обрести истинное могущество, стать богом.

Митро Мелитенко, благодаря получения статуса Гражданина, на несколько десятилетий переживший не только своих ровесников, но даже детей своих и не только из тех, что были зачаты вне Города, но и тех, кто был зачат уже в Городе, ведь Митро не брезговал продажей своих детей в Рабство, и готовившийся пережить внуков-правнуков, орал и извивался так, как будто от этого зависела его жизнь.

Глупый.

Его жизнь уже от него не зависела.

Он сам подписал себе приговор в тот самый момент, когда продал первого из своих детей Городу.

Благодаря этому выяснилось, что в Митро есть капля крови какого-то божества, а значит в нужный момент несколькими движениями Милитэль обратит его из Гражданина в средство оплаты для фанатиков Изменчивого.

Этот момент настал.

Нужно было потопить Весёлую Клюку, чтобы Доби Ильменсен не помешала Яниссии добраться до Легион.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2988 год после Падения Небес.

- Быть умным это почти тоже самое, что быть хитрым если тебя таким считают, значит, хитрец из тебя никакой. учил своих внуков старый гоблин Алая.

Межреальность. Город. Кобольтовы Шахты. Храм Ящера. 3002 год после Падения Небес.

Гнилоглазый Реда только недавно считавший, что избавился от пут, которыми был скован с рождения, пусть ценой того, что за жизнь его назначена награда, от соблазна получить которую мало кто бы отказался, теперь же ощущал, что завязает в сточной жиже.

Герой тосийской нации, вырвавший Канализацию из лап Тёмных Богов.

Он стал практически святым и, если бы не крепкие стены храма Ящера, скрывавшие Рёду от взглядов посторонних, его бы давно уже разорвала на части толпа, жаждущие прикоснуться к нему.

Крысиные Короли, разумеется, отменив награду за его голову, сыпали предложениями одно заманчивее другого.

Гулвейг, одна из глав ванов, до этого регулярно нанимавших тосийчев для своих войн с асами, готовилась открыть в Канализации тренировочные лагеря, чтобы увеличить присутствие крысолюдов в армии ванов и она не скупилась на обещания Рёде, если тот согласится стать лицом этого нового дела, тем самым обеспечив ему успех.

Явились и представители Изменчивого бога в обмен на плоть Рёды, кусок хвоста там, палец, предлагавшие столько золота, что реши тосиец принять их предложение, не истратил бы и половины до конца своей жизни.

Администрация тоже не осталась в стороне. Она всегда старалась заполучить известных личностей, чтобы поднять свой престиж.

Во всём этом не было ничего удивительного, ведь все знали, что ему, Гнилогразому Рёде, удалось разрушить якорь, и Зов Бездны умолк, вернув его соплеменникам разум.

И один лишь Рёда знал, что ему просто удалось чудом выжить тогда, а якорь был разрушен кем-то другим.

Один лишь Рёда, да ещё те, кто, прикрываясь им, совершили то, к чему готовы были очень давно.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2988 год после Падения Небес.

- Быть умным это как научиться видеть ушами, а слушать глазами. учил своих внуков старый гоблин Алая.

Межреальность. Город. Дымные Тропы. 3002 год после Падения Небес.

Фигурки двигались без видимого вмешательства со стороны Ёрмунда некоторые из них, возможно, даже верили в то, что сами определяют свою судьбу.

Так и должно казаться. Со стороны.

Дракона всё устраивало.

Ёрмунда устраивало даже то, что пришлось заключить союз с Лилит, которая вела какую-то свою игру со своими нанимателями в лице Тёмных Богов, - в деле убийства бога таким союзникам опасно пренебрегать.

Если что-то в этот раз пойдёт не так будет достаточно избавиться от Лилит, и Ёрмунд окажется вне подозрений.

Тогда настанет черёд фанатиков Изменчивого бога, которые оказались в Городе не без вмешательства дракона, стоит им показать Тринитаса, так эти безумцы начнут поедать друг друга и последний выживший, собравший в себе все частицы богов, будет иметь неплохие шансы убить сильнейшего бога Лоскутного Мира.

Несколько возрожденных проектов Мудреца, сейчас показывающих крайне скромные результаты, в будущем обещали дать технологии, уровень которых был достаточен для устранения Тринитаса.

Много фигур, много вариантов.

Дракона это устраивало гибель Тринитаса неизбежна, необходимо просто подождать.

Дракон умел ждать.

А пока он ждал, можно было повеселиться, раздавая, например, задания, лишь кажущиеся случайным набором действий, чтобы потом наблюдать за удивлением на роже этого несносного гоблина, который совершенно безосновательно считает себя умнее всех.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2988 год после Падения Небес.

- Быть умным это с вечера, зная, что ночью с друзьями прогуляешь все, припрятать в сапоге медяк на опохмелку. учил своих внуков старый гоблин Алая.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. 3016 год после Падения Небес.

Город жадно и недоумённо хлюпает, пытаясь, понять, что же произошло.

Тринитас умер? Но это невозможно

Обжорство погиб?.. но если это так, то почему жив он, Город, и демоны, населяющие его, и люди, и не-люди?

Куда пропал Пандемоний?

Лилит обратилась Богом Тьмы? Если нет, то что с ней сдалось, куда она пропала?..

Или, может, вся энергия ушла в Разлом, который так и не раскрылся до конца? Или раскроется, нужно только время дать?

Всё случившееся результат действий Ёрмунда? Если да, то где же он сам?..

Норны выполнили задачу, поставленную перед ними Харбардом? Тогда почему не слышно о пире в Асгарде?

А может это результат одного из проектов Мудреца? Сколько их ещё осталось, тех, о которых никто не слышал?

Или

А может

Задаваясь этими вопросами, ослепший и почти оглохший Город ещё не знал, что умер он сам.

Не знали это и его обитатели.

Они, как и сам Город, проживут ещё столетия, так и не поняв, - они тоже мертвы, просто ещё много веков не найдётся никого, кто им это скажет.

Но это через много веков, а сейчас в ушах стоит скрип гусиных перьев, тихий шёпот шариковых ручек, стрекот пишущих машинок и клавиатур, голоса надиктовывающие что-то на диктофоны это учёные, писатели, хронисты, биографы настоящего и будущего пытаются дознаться до того, что же здесь произошло на самом деле.

Может, кому-то из них и повезёт дознаться до сути.

Может, кому-то наоборот очень не повезёт дознаться до сути.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 3018 после Падения Небес.

Комната под самой крышей. Небольшое окно на скошенном потолке. Из мебели кровать да столик со стулом.

Под потолком могли бы водить хороводы беззаботные пикси, наполняя каморку радостным смехом, тёплым светом и золотистой пыльцой своих крыльев, позволяя посетителям борделя на недели, а то и месяцы, если, конечно, состояние финансов позволяло, забыть об усталости и сне.

Мог ли бы, но вместо этих обитателей давно погибшего Королевства комнату освещал видавший виды алхимический фонарь подарок Петра. Подарок за путь к пробуждению Спящей, который нам всем вместе ещё предстоит пройти.

Кровать, стол и стул, в отличии от алхимического фонаря, не были гостями в этих стенах. Их сюда перенесли по приказу самой мадам Жоржет, когда та разрешила мне остаться. Многие столетия назад стояла эта троица в комнате одного глупого грума.

Скромных размеров стол, исключая край, на котором стоял фонарь, был завален бумагами среди которых имелся дневник, оставленный мне Безымянкой, и записки о грядущем Тринитаса, и даже что-то из писанины Летописца всучил мне он её, мол, почитай, может, пригодится.

Всё это должно было когда-то стать книгой.

Не стало.

Я много раз бросал эту рукопись.

Брошу и в этот раз.

Не пришло, видно время, быть ей дописанной.

Но хватит о том, что остаётся позади, пора уже уходить.

Уходить, как водится, надо с рассветом, чтобы частичка величия нарождающегося дня перепадали и тебе, чтобы лучи солнца освещали твой путь. Уходить с рассветом правильно и красиво. С рассветом уходит почтенный муж, оставив на смятых простынях жену свою. С рассветом отправляется и юнец в свой путь, на войну ли, учёбу или в город. С рассветом уходит и мать на работу ли, рынок, перед этим нежно поцеловав детей своих.

Я же ухожу в ночь, будто вор.

Я вор и есть. Вон сколько добра с собой прихватил.

Дорожный костюм из кожи дракона и меха короткошорстой серебристой тушанки, сшитый сестрами Анатиэль и Лютиэль, которые никакими сёстрами никогда не были.

Нож, выкованный могучей Бетоной и подаренный мне в благодарность, за спасение её учениц Гурандо и Шогот, которые изрядно преувеличили мою роль в своих судьбах. Бородовидный топор, созданный Гурандо, чьё древко, как и рукоять ножа, покрывает изящная резьба, выполненная Шогот.

Пара простых на первый взгляд кастетов подарок мне одной из дочерей мадам Жоржет, думавшей, что я не узнаю, как она с сёстрами просила Тринитаса сотворить оружие для меня.

Два амулета один от белокрылой Асфаэль, у которой три тысячи лет назад я убил бога, а второй от самой мадам Жоржет, за верную службу, видимо.

Прикрепить к невеликой торбе с мелочами фонарь да музыку не забыть напоминание о том, что Хенья и Эйн всё же не были плодом моей фантазии

- Разоделся, как на собственные похороны. не без самодовольства оценил я свой вид.

Лестницы и проходы, о которых обычным посетителям борделя знать не положено, сменялись одни другим. Грубый, едва обработанный камень, сменялся древесиной, металлом, которые в свою очередь уступали место голубому мрамору, бережно отшлифованному лучшими мастерами-гномами если не знать дорогу, блуждать по Дому-на-Перекрёстке можно до скончания времён.

Дорогу я не то чтобы знал скажем так, я знал того, кто из обломка дворца Королевы-Матери этот самый дом построил, и этого мне вполне хватило бы, чтобы вынырнуть из Межреальности где-нибудь на окраине Лоскутного Мира, а там и до границы недалеко.

Да, я шёл во Фронтир.

Шёл туда, откуда не возвращаются.

Но я и не собирался возвращаться.

Не осталось тех, ради кого стоило возвращаться.

На выходе из тоннеля, сложенного из крупных гранитных блоков, меня ждали.

И тех, кто ждал, если честно говорить, было куда больше, чем я рассчитывал.

Вон, у поваленной колонны, дочери гарпии Аэлло - тройняшки Аэллопа, Окипета и Келайно.

Троица была безоружна и одета в традиционные для Ётунхейма серые, домотканные рубахи и штаны, подпоясанные верёвками, так что выглядели они сущими нищенками, но в среде ледяных великанов, где и выросли девушки, вообще редко уделяют большое внимание своему облику в конкретный момент.

Стайка дочерей мадам Жоржет тоже явилась, их много. И судя по тому, что на каждой одет мундир Королевства, мадам и правда в курсе куда направляются её непутёвые дочери.

Стоят как на параде, если в парадах, конечно, когда-нибудь участвовали столь милые создания.

Ладо-Лидо-Лей стоят поодаль на балконе, который по какой-то странной причине рос прямо из скалы.

Сёстры, по обыкновению своему одеты так, что, смотря на них, думалось, - будь они абсолютно наги выглядели бы не так вызывающе.

Перетекая из одного образа в другой, они о чём-то негромко спорят о чём-то между собой.

Скульд, из-под балахона которой виднеется доспех, оторвавшись то ли чистки, то ли заточки острия копья, приветственно машет мне.

Конечно, она тут.

После того, как она помогла мне попасть в Асгард и украсть Нагльфар, ей особо некуда больше и податься.

И раз последняя из норн тут, то рядом с ней Реда, просто Реда уже не Гнилоглазый.

Тосиец поприветствовал меня кивком и вернулся к занятию, которое ему раньше было недоступно к чтению книги.

Были тут и похороненные мной дочери мадам.

Кто-то полупрозрачный подобно дымке, готовой развеяться от первого же дуновения ветра, кто-то чуть более материальный, многие так вообще вполне себе материальные. Сидят на реях, весело беседуют о чём-то своём.

Тони и Петра не видно, не вышли, значит, встречать меня, своего капитана, ну и ладно, на борту работы хватает судну нужна команда, даже такому, как Нагльфар.

Доби и Спящая в каютах это понятно.

- Просто шикарно, для начала. улыбаюсь я, надеясь на Вёльву, что, быть может, напишет этой истории счастливый конец, а если нет как-нибудь выкручусь, не первую тысячу лет ведь топчу тропы Лоскутного мира.