На краю высокой скалы, нависающей над морем, стояли двое. Юноша лет двадцати и молодая женщина, может чуть старше. И, если юноша выглядел вполне современно, в потертых, но не драных джинсах, футболке и стареньких кроссовках, то девушка смотрелась необычно. Она была высокая, выше юноши, тонкая, и какая-то светящаяся. Облегающее длинное платье желто-янтарного цвета подчеркивало хрупкость фигуры. За спиной трепетала на легком ветру такая же накидка, напоминавшая крылья. Глаза светились золотом, волосы, заплетенные в одну длинную косу, тоже золотистые. Парень же был черноволос и голубоглаз.
Берег был пустынен, до самого горизонта простиралась степь, покрытая зеленой травой. Кое-где ярко алели маки. Тишина, нарушаемая только мягким шелестом прибоя.
Девушка сказала, продолжая предыдущий разговор:
- Слишком много вопросов. Пророчество исполнено, тебе пора в дорогу.
Юноша выглядел взволнованным, он отворачивался, морщил лоб, кусал губы, словно, собираясь что-то сказать. Наконец, решившись, он повернулся к девушке и уже набрал в грудь воздуха, чтобы признаться в любви. Он никогда раньше никому не признавался, поэтому плохо представлял, как это получится. Но девушка властно положила ладонь на его губы.
Неожиданно она сильно толкнула его в грудь. Не успев понять, что произошло, парень полетел вниз с отвесной скалы. Но страха не было, была грусть. До поверхности воды он не долетел, мягкий белый туман принял его, окутал теплом и негой, поддерживая, покачивая, убаюкивая и утешая.
Последовал момент забытья, тишины и спокойствия. В следующее мгновение он обнаружил себя лежащим на кровати в незнакомой комнате. Кто-то теплый и большой обнимал его. Рядом стояли незнакомые люди в белых халатах. Они были огромны. Юноша открыл рот, собираясь спросить, что с ним произошло, но вместо связной речи изо рта его вырвался младенческий рев. А через секунду нахлынула короткая волна боли в висках, стирающая все воспоминания, и он стал жадно впитывать новые впечатления.
Россия. Приморский край. Город Дальнегорск
Город заметало снегом. Зима была вьюжной и снежной.
Снегопад только что прекратился, отдельные крупные, нереально красивые снежинки медленно опускались на землю. Они, как будто запоздавшие и уже отчаявшиеся догнать остальных пассажиры, добирались неспешно до места назначения.
Главный врач родильного дома, в отличие от снежинок, шел быстрым шагом, торопясь на работу. Его срочно вызвали по поводу сложного случая.
В родильном доме Дальнегорска было пустынно и необычно тихо. В конце декабря всех родивших мамочек с младенчиками постарались выписать домой. Чтобы праздники встретили дома, да и персоналу надо отдохнуть. Новых пока не поступило. Только в одной палате уже третьи сутки мучилась и никак не могла разродиться молоденькая женщина, наполовину кореянка, наполовину русская. Ее муж, капитан рыболовецкого судна, находился далеко в море, связь с судном была плохая, и он мог лишь присылать тревожные телеграммы.
Схватки то возобновлялись, то прекращались, и врач уже решился было на кесарево сечение. Он зашел в палату. Измученное, но удивительно прекрасное, одухотворенное лицо женщины, соединившей в себе азиатскую и русскую красоту, было спокойным и умиротворенным. Доктор еще ничего не успел сказать, как она села на кровати, свесив босые ноги, и умоляюще попросила:
- Не надо кесарево, пожалуйста. Скоро уже. Я знаю, мама так же рожала.
Доктор покачал головой и вышел, чтобы позвать акушерку и медсестру. Пока он ходил за ними в ординаторскую, пока его там угощали горячим чаем с домашней выпечкой, прошло минут тридцать.
Но только медики вышли из ординаторской, направляясь в палату к единственной роженице, как увидели, что навстречу им по коридору, заполошно размахивая руками, бежит нянечка-уборщица, как раз заступившая на вечернюю смену.
- Ну, где же вы все?! Там же уже - все! Ребеночек же родился только что! - затараторила она, задыхаясь.
Врач ускорил шаги и буквально влетел в палату, где с изумлением обнаружил мирно лежащую на кровати женщину, прижимающую к себе крошечного младенчика, который смотрел на вбегающих людей мутненькими пока еще глазками и кривил ротик.
- А как? А где? А кто пуповину перерезал? - только и спросил доктор. Остальной персонал сгрудился за ним, тоже недоумевая.
- Так я же ж, - призналась нянечка-уборщица. - Гляжу - нет никого, а она уже его достала, на руки взять пытается. Хорошо тут были ножнички. Я и чикнула. Уже это-то мы умеем. Да, маленький?
Она ласково заглянула в личико младенцу.
Медсестра охнула и метнулась в стерилизационную, акушерка захлопотала вокруг матери и ребенка. А младенец зажмурился, открыл ротик и заорал неожиданно громко и басовито. Нянечка радостно улыбнулась и довольно произнесла: