"Между тем солнце не стояло. Всё время перемещалось, оно обошло за эти часы восточный угол библиотеки. Теперь оно светило в окна южной стены, ослепляя наиболее близко сидевших и мешая им читать..."
Б.Л. Пастернак роман "Доктор Живаго"
"Зри в корень..."
А.К. Толстой и братья Жемчужниковы "Стихи Козьмы Пруткова"
1.
Солнце золотым, светящимся поплавком всплывало вверх от линии горизонта, поднимаясь всё выше в хрустально-ультрамариновую даль. Словно Кто-то Невидимый и Величайший ловил загадочную таинственную рыбу, используя светило в качестве рыболовной снасти. Казалось, каждый день это загадочное рыбоподобное существо хватало своим ртом невидимую приманку на невидимой леске и тянуло её на себя, пытаясь проглотить и испытывая вечный не утоляемый голод. Когда солнечный поплавок погружался за линию горизонта, наступала ночь, когда же рыба отпускала леску, Невидимый и Величайший поднимал его вверх, наступало утро очередного нового дня.
Так можно было представить...
Доплыв до определённой черты, обозначенной Невидимым и Величайшим, солнце останавливалось и по Его воле превращалось в гигантскую дневную лампу, согревающую Землю: все её микрочастицы, атомы, молекулы, микроорганизмы, растения и деревья, животных и людей; даже все неодушевлённые, как казалось людям, предметы; все деяния и поступки; все мысли и чувства - ВСЁ. С другой же, не видимой стороны неба, солнце являлось невидимым плазменным монитором Невидимого и Величайшего; на нём Он мог видеть всех и всё вышеперечисленное. Иногда, касаясь пальцами своих могущественных рук сакральной небесной клавиатуры, Он выделял курсивом тех, кто был ему интересен.
Так можно было представить...
Где-то в районе десяти утра Невидимый и Величайший усиливал мощь солнечных лучей и они устремлялись к земной поверхности, озаряя обозначенных им адресатов, чтобы с их помощью лучше рассмотреть человеческое общество и дать попытку, избранным Им, насколько позволят социальные и естественные законы Мира на отдельной для каждого из них территории, явить всем окружающим хоть крупицу Его Величайшей и Абсолютной Благодати.
При этом НиВ никого и ничего не делил, не назначал любимчиков, уважая индивидуальность, как отдельно взятых субъектов, так и целых народов и этнических групп, будучи Отцом для ВСЕХ; хотя все из них давали ему имена, исходя из своих географических, климатических и духовных особенностей. НиВ на это не обижался.
Так можно было представить...
2.
В этот обычный летний день порция солнечных лучей, отправленных НиВом на Землю, морской ультрамариновой волной, ударившись в одно из стёкол жёлтого, похожего на баклажан старого советского автобуса, расплескалось по его пыльной поверхности, омывая её и впитываясь во все поры и частицы. Затем, после секундной паузы, всё пространство стекла осветилось ярким неземным светом и сквозь это свечение проступили яркие ультрамариновые буквы русского алфавита: С. Т. Е. К. Л. Я. Р. У. С., после они как бы впечатались в поверхность и на ней проявилось улыбающееся лицо, излучающее Доброту, Мудрость и огромную жажду и желание Познания, словно это было отражение Кого-То Невидимого и Величайшего, Абсолютного и Чистого, готового всегда прийти на помощь и спасти из любой беды. Это чудо продолжалось ничтожно малую долю секунды для человеческого восприятия, поэтому водитель, рассматривающий путевой лист, не заметил его и не осознал.
Так можно было представить...
3.
- Я Стеклярус, - сказало стекло, пробудившись ото сна, - я видел чудный сон, - слышать его, как уже известно никто не мог: ни водитель, ни соседи-стёкла, ни кресла, ни потолок, ни двигатель:.
- Мне приснилось, моё собственное рождение, - продолжал Стеклярус. Оно было прекрасно... даже не само оно, а то, что создало меня... Как странно, - размышляло стекло, - я ведь знаю, что живу уже очень давно и видел несколько эпох, но я чувствую, что мой автобусный путь подходит к концу, и я уверен: вот-вот, очень-очень скоро начнётся другой и я этому рад, хотя мне, немножечко грустно, - он зевнул, ощущая приближающуюся бодрость после пробуждения.
Стеклярус стал смотреть по сторонам, насколько это позволяло ограниченное обзор пространство. Для начала он всмотрелся в самого себя и вниз и верх оконной рамы, увидев надпись: "аварийный выход - выдернуть шнур - выдавить стекло". После он посмотрел в противоположные стёкла за которыми росли огромные пирамидальные тополя. Их стволы, были выкрашены белой водоэмульсионной краской с известью, напоминая этим ноги футболистов-гулливеров в белых гетрах. Тополя были посажены по прямой перспективной линии, создавая естественную границу между привокзальной площадью и тенистым старым парком, густо усаженным клёнами и вязами. У ступеней здания вокзала стояло несколько белых такси-"Волг", блестевших белой эмалью под солнечными летними лучами, как сливочное мороженое в общем матово-чёрном стаканчике тающего асфальта.
Через привокзальную площадь проходили люди. Казалось, все они идут в одном общем заданном направлении, но на самом деле у каждого был свой путь, и каждый думал о своём... Вот что увидел Стеклярус. И как ему казалось, видел примерно похожую, но в то же время меняющуюся картину уже очень давно - начиная с конца эры императора Иосифа (так Стеклярус определял генсека Сталина). Именно тогда появились общие очертания этой площади, с почти достроенным зданием вокзала с монументальными колоннами и с советско-романскими портиками между ними. Люди же вдохновлённые победой в страшной смертоносной войне и после военным восстановлением великой Империи, ещё более окрепшей, шли как им казалось, действительно в одном направлении. Они были веселы и жизнерадостны, храня в своих сердцах затаённую боль о всех военных и довоенных утратах и не произнося вслух мыслей о том, что шло вразрез с генеральной линией партии и великого кормчего. А повсюду преобладал красный цвет. Из радиорубки звучали голоса и мелодии Бернеса, Шостаковича и Прокофьева. И это музыкальное оформление жизненного созидания и великого строительства не было "для фона", а было жизненным сопутствием. А потом через несколько десятилетий вдруг зазвучали "Перемены" и всё "Пошло по плану" вместе с "белыми розами", "комбинациями" и "не стреляющей друг в друга братвой", а вместо общей идеи "коммунистического далеко" стала преобладать идея "рыночного близко" "как там" с добавившимися агрессивно звучащими "ё-махАтами и ё-масОвами" с подмешанными к ним вновь актуализированными Кобзонами, Лещенками, Пугачёвыми и ряжеными "любо" и "Любэ", у которых всегда всё гладко, хорошо и весело. А рядом со строящимися и снова открывающимися церквами и храмами, Стеклярус часто замечал и слышал бушующий гул рынков и базаров. "Это очень странно", недоумевал по-этому поводу Стеклярус.
Что касается цветов, то как замечал Стеклярус, к всё ещё существующему красному добавились: белый, синий, зелёный, чёрный, голубой, жёлтый, оранжевый, печально-чёрно-бело-розовый и горько-чёрно-шоколадный-коричневый, казалось, навсегда забытый, но последнее время стремительно набирающий силу вместе с розово-голубым и шести-цветно-радужным. При этом само небо и радуга опошлялись сладкопевческой слюной поэтов-патриотов-оптимистов, выпущенных в виртуальные цветущие поля на общем электронном поводке; и ни до неба, ни до радуги у большинства не было никакого дела. И каждый шёл в своём направлении, как им казалось. Но когда и куда они дойдут, знал лишь Невидимый и Величайший, а на счёт отдельно взятых субъектов и групп субъектов знал бывший сотрудник НиВа - "пасмурный-цветастый", и теперь трепетавший перед Ним, но выбравший тёмную и пасмурную тропу. Все же устремившиеся за ним, могли в любой момент быть спасены Сыном НиВа, полностью состоящим из Его Благодатного Света. Нужно было только открыть свои сердца и оставить пасмурно-цветастый свой маршрут.
Так можно было представить...
4.
Оставив свои размышления и созерцания, Стеклярус немного отвлёкся и посмотрел на фронтон ж/д дворца. Там, вдоль маленьких слепых окошек в форме горизонтальных полусфер сидели городские фиолетово-сизые голуби. На крыльце стоял улыбающийся человек, похожий на Петра Мамонова и смотревший на блестящий под солнечными лучами летнего дня купол православной церкви, возвышавшейся сразу за привокзальным парком, и на восьмиконечный позолоченный православный крест, спокойно и умиротворённо крестясь, продолжая улыбаться. Стекляруса вдохновляла физически ощущаемая духовная гармония пульсирующая в этом милом человеке словно происходил какой-то диалог между ним и Кем-То Невидимым и Величайшим.
Так можно было представить...
Затем Стеклярус опять перевёл свой взгляд на голубей. В их птичьем городском коллективе что-то происходило. В центре размещался жирный, нахохлившийся и очень важный голубь. Стеклярусу даже показалось, что эта голубка-начальник. Она что-то громко ворковала , словно пытаясь перекричать гудящие двигатели проезжающих мимо автомобилей, и это почти у неё получалось. По бокам от главголубки сидели две другие немного поменьше размерами и солидностью: "Наверное, замы", - заметил Стеклярус. Они, тактично и толерантно поглядывая на начальницу, произносили какие-то назидательные булькающие речи в адрес остального коллектива, используя возникающие паузы в долгом монологе всё более и более нахохливающегося руководства. У большинства членов птичьего коллектива было серьёзное и одновременно толерантно улыбающееся выражение клювиков. По углам сидели немногочисленные молодые самцы и многочисленные молодые самочки (многие с ярко выраженными чертами ворон и галок). Некоторые тихо, но весело передразнивали начальство, в ответ на что начальство толерантно улыбалось. На других же, которых было мало, и у которых был уставший и скучающий вид, начальство бросало резкие субординированные взгляды. Третьи, которых было совсем ничего: два-три, а может, вообще, один, сосредоточенно смотрели сквозь густую зелень деревьев на церковный купол, вокруг которого летали, почему-то белые и пёстрые голуби и голубки. Стеклярусу стало ясно, что эта наблюдательная, уставшая от бесполезной субординации и бесконечного бульканья, рано или поздно покинет этот тёпленький, насиженный, но тесный и пыльный насест:
- Да никак у них планёрка, - внимательный Стеклярус. И в этот момент неожиданно и противно заскрипев, открылись автобусные двери-гармошки, напоминающие мехи аккордеона и в автобус вошла дама в сиреневом переднике и с малиновыми волосами. Это была кондуктор. Она резко опустилась в похожее на трон кресло, поприветствовав водителя, буркнув:
- Время: запускаем, - Речь, наверное шла о пассажирах и двери-аккордеонные меха остались открытыми.
5.
Но время шло, а пассажиров почему-то не было. Внезапно, плывущие откуда-то с запада, на небе появились пёристые облака, похожие на сильно потрёпанные денежные купюры. Их становилось всё больше и больше и ясная до этого синева неба всё более и более затягивалась серой простынёй туч. Оно стало напоминать безграничный лист грязно-серого металла, похожего на платину - ценного, но холодного и безразличного. Солнце можно было заметить только по бледно-лимонному блику за облачным средневековым панцирем туч. Но солнце тем не менее по-прежнему оставалось в небе вместе с его ультрамариновой синевой.
Прождав почти час, но так никого и не дождавшись, водитель с кондуктором решили отправляться в путь по давно обозначенному муниципальными властями маршрутом. Путь до конечной остановки, возле огромного озера, где на противоположном берегу которого рос реликтовый сосновый бор и располагался старинный православный белокаменный монастырь, был не близок - час езды...
На первой же остановке стояли первые потенциальные и столь желанные водителем и кондуктором, пассажиры. За полу-пластиковым-полу-деревянным каркасом остановки, на фронтоне которой тускло блестело слово "лукоморье", Стеклярус увидел мощный дуб с тёмно-коричневой сталактитовой корой и с буйно-зелёной кроной. На дубе том; то тут то там сидели, свесив ножки; лежали, обкусывая гусиные перья; ходили, как попугаи по жёрдочке, думу думая; и висели вниз головой по-обезьяньи, таинственные создания полу-кошачьего-полу-человеческого вида, не переставая что-то записывать в свои записные книжки, скрежеща своими перьями, как крымские цикады в фруктовых садах. В низу, вокруг аномального древесного ствола в десять человеческих обхватов, целеустремлённо ходил кругами чёрный кот по толстому стекло-волокнистому интернет-кабелю, брошенному в землю под самый дуб и тянущийся к нему не известно откуда. Кот был огромных размеров, с мощной мускулатурой и с густыми барашковыми бакенбардами. С дуба время от времени летели исписанные листочки, кот ловко ловил их и внимательно прочитав, начинал что-то ритмично мурлыкать; или наоборот, если текст был неудовлетворителен, импульсивно рычал и щетинил шесть на могучей спине. Вся крона дерева в ответ начинала трепетать. "О", - обрадовался Стеклярус, прошептав, - "Древне народное поэтико-прозаическое братство самписАта: больше двадцати лет их не было видно - к чему бы это". Мгновенно все существа и котофей-редактор с бакенбардами пристально, но ласково посмотрели в стеклянное пространство Стекляруса; на что Стеклярус смущённо улыбнулся, а поэтический кот приветливо и дружелюбно помахал Стеклярусу лапкой, держа в когтистых пальцах павлинье перо. Люди входившие в автобус, естественно, не видели не только таинственных писателей, но и их котоОбразного вдохновителя, и дуба не видели, и видеть не могли.
Они вошли в автобус, повысив настроение, как кондуктора, так и водителя, заплатив по 12 р. за проезд.
Описывать подробно пассажиров и пейзажи за окном на каждой остановке по пути к конечной мы не станем. А посмотрим газами главного героя на то, что происходило в салоне.
В том, что происходило в автобусе-баклажане, огромную роль играла метафизика, которая всюду и везде, хотим мы этого или нет, всегда играет эту роль.
Было по-прежнему пасмурно. Причём можно было с уверенностью сказать, что так было везде и всюду: в каждом поле и лесу, мегаполисе и деревеньке, пляже и тропиках нашей планеты. Холодные платиновые тучи полностью затемнили всё мироздание, все его объекты и субъекты: одухотворённые и не одухотворённые; всякое сознание и подсознание. Такова была сущность и деятельность "пасмурного-цветастого".
Своим появлением в своём новом пасмурном качестве он вносил необходимый баланс и возникновением в результате этого возможности истинного выбора между им и НиВом - между ясностью и облачностью. Но не смотря ни на что "пасмурный-цветастый" оставался частью НиВа.
Вдруг нежданно-негаданно запиликал придушенной пластмассовой мелодией лебединого озера Петра Ильича Чайковского мобильный телефон кондуктора. Звонило гаражно-автобусное начальство и хриповато-низким сочным пельменным голосом сообщало о каком-то невиданном, но неожиданном финансовом крахе, в результате которого во всём Мире стало происходить что-то неслыханное и необъяснимое: обвал курсов всех валют ( а особенно рубля; в связи с этим Стеклярус задумался: почему это: "особенно рубля", и стал размышлять: "наверное из-за белых голубей? или из-за котофея с бакенбардами? а, наверное из-за тополей!" - сделал вывод Стеклярус); падение цен на нефть, повышение цен на сникерсы; забастовки, митинги и демонстрации; погромы и цветастые революции. Между тем, гаражно-автобусное руководство продолжало вещать, захлёбываясь собственной слюной, о том, что и стоимость проезда в общественном транспорте растёт, как на пивных дрожжах; а после добавило, что будет слать эсэмэски с изменяющейся ценой, а теперь красная цена: 15 р. и отключившись выпало из телефонной сети, как мелкий карасик из рыбачьего бредня с крупными ячейками. Стеклярус после услышанного насторожился и посмотрел на внезапно опустевший проспект, неожиданно вспомнив свой сон и пережитое в связи с ним чувство грядущего обновления, просветления и перерождения.
А автобус уже наполнился пассажирами, как пляж отдыхающими. Цена росла, составляя уже 503 р. Люди спорили с кондуктором, скандалили между собой, наступая друг другу на ноги. Кто-то высказываясь по поводу происходящего, обвинял во всём Грецию с её демонстрациями и забастовками, Панатинаикосами и Олимпиакосами, Платонами и Аристотелями. Кто-то уверял, что вина в деятельности жидо-массонов и Пана Ги Муна - первого представителя античной мифологии южно-корейского происхождения в Организации Объединённых Наций. Молодая девушка дребезжащим пчелиным голоском сообщила об упрямстве Муаммара Каддафи, но тут же добавила, что всё-таки он настоящий мужик, не то, что все наши банкетные алкаши и прайдовые "либе-рылы". Другая молодая дама с японской внешностью сообщила о вине исламистов и китайцев. Глядя на всё это и слушая всех автобусных аналитиков, Стеклярус сказал:
- В каждом человеческом сердце есть живой благодатный и чистый свет: смягчите сердца, остудите головы и очистите разум от всякого мысленного сора, пока серость и сумрак не овладели полностью вами... Но его никто не слышал и слышать никто не мог.
Время шло...
6.
Время шло... и жёлтый автобус уже подъезжал к конечной. Город беднел количеством строений. Уже можно было разглядеть щетинистые куски смешанного леса с ядовито-бледно-зелёной корой на кронах осин и травяные пустыри, напоминавшие степь. Дорога становилась ухабистой, бегущей то вверх, то вниз. Ровные обочины превратились в овраги. Навстречу неслись агрессивно-рычащие моторами фуры: "мерседесы", "вольвы", "мазы" и "камазы". Уже можно было различить белокаменный силуэт монастыря и тёмно-изумрудного цвета массу огромного соснового бора с терракотовым частоколом стволов. Казалось, что это огромные головы каких-то сказочных чудовищ, или львов, с шевелящимися от ветра, которые насажены на толстые и высокие копья для устрашения Кого-То НЕВИДИМОГО и ВЕЛИЧАЙШЕГО, но СВЕТЛОГО и ДОБРОГО.
Так можно было представить...
Всматриваясь в этот зловещий сосновый пейзаж над тускло мерцающим озером, Стеклярус вымолвил:
- Пасмурность шутит... И не успев договорить, как в этот момент очередная встречная фура, несущаяся на всех порах с рёвом вылетела на встречную в направлении лобового стекла баклажанного автобуса, водитель которого чудом успел вывернуть руль вправо, съехав в кювет. Растущий плотным частоколом камыш сыграл роль растительной подушки безопасности. А фура понеслась дальше...
Пассажиры ссорившиеся и спорившие друг с другом, только громко и дружно вскрикнули и начали падать в направлении водительского кресла. Через мгновения водитель ободряюще и громко выкрикнул:
- Спокойно!...
Чудом никто не пострадал, только некоторые получили лёгкие ушибы. С кондуктором тоже было всё в порядке, хотя она сидела на полу возле своего кресла-трона, а вокруг неё валялись высыпавшиеся из сумки бумажные деньги, рулоны билетов, мелочь и новый роман современной и популярной писательницы: "Шарпея страстный поцелуй"
- Все живы?! - громко спросила кондуктор у испуганных и притихших пассажиров, поднимаясь с резинового пола. В ответ прозвучало коллективное:
- Да - а - ать...!
- Открывай, открывай воротА, приказала она водителю, - вылазим!
- Щас, щас, - ответил тот, нажимая на кнопки автоматического открытия дверей, - вот... ть. Заело, - испуганно, но негромко ответил шофёр, обливаясь пОтом.
В салоне началась молниеносно усиливающаяся паника. Шофёр выпрыгнул в салон с монтировкой в руках. Подбежав к переднему выходу, он стал пытаться его открыть, но ничего не вышло. Затем протиснувшись между пассажирами, он подошёл к заднему, но результат был тем же.
- И что делать? Спрашивал кто-то взволнованно, а кто-то неуместно произнёс:
- Кавказ грёбанный!!!
В этот момент под водительской панелью приборов что-то задымило. Дым стал стал проникать в салон из-под капота:
- Твою ...ть!!! - Произнёс водитель и как-то странно застыл на месте. Салон очень быстро стал наполняться смогом. Пассажиры почему-то стали срывать имеющиеся на некоторых окнах пыльные занавески. Кто-то пытался открыть форточки, но они почему-то не открывались, заклинило и дверь со стороны водителя.
Девушка с японской внешностью предложила парню в футболке с изображением лица Джона Леннона, открыть верхние люки, но водитель на это парировал:
- Да, там баллоны газовые!
- А на втором?
- И на втором
- Да, вы чё!? Щас же ё.....
Заметил высокий худой мужчина в строгом сером костюме, с кожаным бордово-коричневым портфелем из какого-то пресмыкающегося в руках.
- Вот ё... автосервис, продолжал серый господин, - Суки, не смогли вчера достать, - Сообщал он, видимо сам себе и можно было догадаться о том, что вчера его авто сломалось и было отправлено в автосервис, а там его вовремя не починили, и господин решил, по его словам, ехать в офис на общественном транспорте, как он выразился "времян тоталитаризма", чтобы по-лучше рассмотреть "наш народ". И завершив почти театральный монолог, таинственный "владелец народа", уступил место всё это время стоявшей пожилой женщине с журналом в руках, на котором горела серо-алым цветом цветасто-пасмурная надпись "Всё о звёздах". Она глубоко вздыхая присела, поблагодарив серого-долговязого джентльмена. Между тем, кто-то из девушек уже начинал плакать, а в салоне начинала царить какая-то пассивная паника. Люди не знали что предпринимать, не утруждая себя борьбой за своё физическое выживание: кто-то становился спокойным, кто-о вежливым и галантным, но большая часть просто перемещалась по салону и тихо спрашивал: "Что делать?" Создавалось впечатление, что все присутствующие находятся под каким-то мощным гипнозом или будто на всех набросили некую магическую ткань и они утратили способность не только видеть, слышать, но и мыслить. Будто всем на головы вылили некий цветасто-пасмурный кисель, парализующий волю. Кашляло уже большинство. Но выход был.
7.
Всё это время Стеклярус продолжал долго и упорно кричать:
- Возьмите молоток и разбейте меня, быстро!..., - Но никто его не слышал, только сидящая у него красивая девушка с рыжими, как красно-огненные осенние листья клёна, волосами, вдруг пристально стала пристально всматриваться в поверхность Стекляруса, что-то чувствуя. Она прищуривала глаза, будто пытаясь что-то прочесть, но страдая близорукостью, но не могла, забыв очки дома. На всех же остальных, как было сказано выше, нашло какое-то оцепенение. Тогда Стеклярус начал кричать, обращаясь конкретно к кленововолосой:
- Разбей, меня, хватай молоток, дура, скорей, сейчас всем... все задохнуться. Затем он стал обращаться к парню в футболке с классиком-Ленноном:
- Леннон, эй, Леннон, но ни парень ни Леннон его не слышали: они беседовали с японовидной красавицей, слегка покашливая. Она же приятно улыбалась им в ответ, кокетливо протирая пальчиками слезящиеся от дыма глазки.
- Да, что же с вами, люди..., - не унимался Стеклярус. Он посмотрел на пожилую женщину держащую журнал "Всё о звёздах" и печально приговаривающую:
- Сегодня же "Кармелита" - последняя серия: о-ох, э-х!, а после глубоко она глубоко вздохнула и закашлялась:
- Тьфу... т., не выдержал Стеклярус, не отступая: Да, разбейте же меня, ну, кто-нибудь, - продолжал Стеклярус и увидел, что снаружи потемнело ещё сильнее, хотя ещё был день. Трава рва, в который влетел автобус-"баклажан" на глазах меняла свой цвет из ярко-зелёного в тёмно-багровый:
- Господи!!!, - крикнул Стеклярус и посмотрел вверх, где было только закрытое холодными серыми облаками небо; словно холст плотно загрунтованный широкой кистью пропитанной серой стальной платиновой краской, художником не любящего ярких солнечных цветов. Стеклярус до конца не осознавал смысла своего обращения, но в этот момент неожиданно сквозь плотную стену облаков его поверхность осветил луч солнечного света, словно Кто-То протянул тонкую золотистую нить. Стеклярус ощутил тепло, которое стало проникать в каждую его частицу, вдыхая в них жизнь. В эту секунду он заметил, как серый холст неба разошёлся в стороны, будто Кто-То Невидимый и Величайший разорвал его пальцами двух могущественных рук, освободив синюю небесную гладь, сквозь которую яркие солнечные лучи цунамической океанической волной окатили весь автобус. Стеклярус вдруг понял, а скорее почувствовал, что происходит и крикнул в очередной раз, обращаясь к рыжеволосой девушке:
- Хватай молоток под потолком, расколоти меня и спаси людей... Живо!
Пристально всматривающаяся в стекло, девушка вдруг услышала его слова. Более того, ей показалось своё отражение с широко раскрытым ртом, а из её васильковых глаз хлынули слёзы, но она молчала, не собираясь плакать. Всмотревшись, она заметила, что отражение в стекле не совсем её, хотя с её чертами. Что-то было в нём высокое, светящиеся и спасительное; а умоляющий её голос слышался всё отчётливей. Она даже увидела вибрацию всей стеклянной поверхности, вызванную этим приятным мужским голосом, каким-то небесным, но в то же время стеклянным. Ей показалось, что его услышали и другие пассажиры. Ни секунды не медля, она схватила острый молоток с чёрной резиновой ручкой и не задумываясь ударила в центр Стекляруса. Он только успел выкрикнуть от радости:
- Красота спасла..., - и раскололся на семь больших кусков, которые со звоном упали на травяной склон, образовав пустой оконный проём. Всё произошло настолько удачно, что даже не осталось торчащих по краям острых осколков. Все пассажиры обрадовались и находившиеся в салоне мужчины, выпрыгнув на траву, стали принимать детей и женщин через освободившееся пространство. Один из них поинтересовался у рыжеволосой девушки, как её имя - она назвалась Викторией:
- Да, действительно, - пошутил он с долей лёгкого цинизма, - победа над всеобщей и неизбежной асфиксией. Остальные аккуратно освобождали представителей женско-детского населения автобусного салона, бережно опуская его на траву, а Вика, стоя у окна, страховала их, поддерживая за руки.
8.
Вскоре все были спасены и освобождены. Серьёзных повреждений ни у кого не было. Многие уселись на траву и постепенно успокаивались после пережитого потрясения. Кто-то уже начинал звонить по телефону и сообщать о случившемся родным и муниципальным службам. Автобус уже не дымил, но водитель держа в руках огнетушитель, то ли, чтобы подстраховаться, то ли ещё полностью не оправившись от пережитого шока, направлял раструб в открытый капот и нажимая на рычаг, заполнял жёлто-белой пеной поверхность двигателя в открытом капоте.
Всем без исключения пассажирам не давала покоя одна навязчивая мысль о том, что они отчётливо слышали громкий совсем не земной голос, требующий, чтобы его разбили, доносившийся от стеклянной поверхности аварийного выхода. Но все они посчитали это слуховой галлюцинацией на почве стресса. Все - кроме Вики. Посмотрев на окружающих васильковыми глазами, она спросила:
- Вы слышали?! Как будто стекло закричало, желая спасти всех нас... И отражение... Оно даже давало инструкции по спасению, - и Вика искренно улыбалась. Бывшие пассажиры настороженно смотрели на неё и коллективно отвечали ей, что ей всё это показалось: "Страх - не более того". А один мужчина средних лет, плотного коренастого телосложения и невысокого роста, с рыжими усами и колючим едким взглядом с бледно-голубыми кокаиновыми зрачками, владельцу которых всё всегда и везде ясно и известно, посоветовал Вики, чтобы она "выбросила свои подозрения из головы и напоследок спросил, не наркоманка ли она, хотя в её внешнем виде ничего об этом не говорило. Бабуля не расстающаяся с журналом "Всё о звёздах", торопливо перекрестилась после услышанного, повернувшись корпусом в сторону монастыря. После, будто, что-то вспомнив, подошла к Виктории и протянула ей, держа в руках синюю корочку-документ, на котором бронзовыми буквами было написано: "студенческий билет":
- На, милая, чай выронила, - Вика, взяв документ, поблагодарила добрую старушку и машинально раскрыв его прочитала много раз прочитанное: "Светлячкова Виктория Георгиевна". Ниже графы "фио" шрифт был мельче, но можно было прочесть, что она являлась студенткой четвёртого курса одного из художественных вузов столицы. Закрыв студенческий, Виктория положила его в свою сумочку. Вскоре все пассажиры, водитель и кондуктор разошлись восвояси, урегулировав вопросы, связанные с дтп; покинули место происшествия и представители гибдд, а после них уехала и карета скорой помощи к счастью пустая, работники которой перед этим проверили состояние здоровья бывших пассажиров, убедившись, что их здоровью ничего не угрожает.
9.
Отказавшись от предложения себя подвести, мотивируя это тем, что живёт в дачном посёлке за сосновым бором; Вика Светлячкова дожидалась отца, который должен был вот-вот подъехать за ней. Она обдумывала произошедшее, глядя на осколки автобусного стекла. И была по-прежнему уверена в том, что отчётливо слышала необычный голос, просивший разбить его ради спасения людей; и в отличие от них, Вика не связывала это с паникой и страхом. Она верила, что неодушевлённый предмет, действительно, заговорил. Продолжая рассуждать, не опираясь на общепринятую логику, Виктория пришла к выводу, что это Кто-то Невидимый и Величайший озарил её разум затемнённый всеобщими тучами, действуя через обыкновенное аварийное стекло. И её посетила мысль о том, лучше своими соображениями ни с кем не делиться и никому о них не рассказывать. Ну, разве что родителям, да, и то с добавлением фразы: "показалось, наверное, от страха".
Так Виктория Светлячкова, после этого счастливо завершившегося случая стала верить, в то, во что, наверное, мало кто верил, или, вообще никто не верил. Вера заключалась в том, что даже неживые предметы, наполнены какой-то Неизъяснимой, Живой энергией Какой-То Невидимой и Величайшей Силы. И если, об этой вере говорить вслух, от она непременно вступит в противоречие с ограниченными, но принятыми на веру, законами психиатрии, не желающими объяснять Невидимое, но Неизъяснимое; но руководствующимися подкожным психоанализом животных сообществ, проецируя это на всё на так называемое цивилизованное человечество миллиарда банковского золота.
10.
А какова же судьба Стекляруса, или того, что от него осталось? Неужели, его осколки такт и остались лежать в кювете, или их банально отнесли и выбросили на ближайшую помойку? Спросит неленивый читатель или читательница. Нет, конечно! Ничего подобного не произошло, и останки нашего необычного аномального героя не стали частью гигантских городских помоек, прогрессивного и всегда стремящего вперёд цивилизационного человечества одного золотого банковского миллиарда. Нет!
Буквально на следующий же день Вика приехала на машине с отцом к месту дтп; они аккуратно сложили все семь стеклянных осколков в плотную ткань, перевязав её бечёвкой и сложив в плотный джинсовый чехол для картин, увезли в Викину мастерскую.
Как уже было сказано, она собиралась стать художницей. И сразу же после случившегося у неё возникла идея использовать части Стекляруса в качестве материала для цветной витражной композиции по одному из спец предметов.
Приехав в свою мастерскую - маленький садовый павильон на дачном участке, в котором были мольберты, планшеты, большие реставрационные столы; полки с различными красками и кистями; многие подручные художественно-декоративные материалы, Вика достала осколки и обработав их, принялась за творчество. В помощники ей напросился её младший брат. Следуя её указаниям, он мелко разрезал стеклорезом то, что когда-то было Стеклярусом, на полоски прямоугольной формы. Художница покрывала их масляной краской, добавляя в неё прозрачный художественный лак. Для центральной композиции был вырезан большой стеклянный круг.
Частицы Стекляруса уже ничего не чувствовали и жизненная сила покинула их.
А Виктория продолжала трудиться...
11.
Да, Вика продолжала трудиться и уже через месяц её композиция была завершена. После получения оценки "отлично" на экзаменационном просмотре Виктории было предложено представить работу в одном из городских экспозиционных центров на выставке молодых художников, дизайнеров и декораторов. Она согласилась.
Вскоре на одной из стен выставочного комплекса, посетители увидели витражную художественную композицию в багетной раме бронзового цвета и с оттисками маленьких бронзовых солнц со всех четырёх сторон.
Работа представляла собой Земной шар - большой стеклянный круг, с изображёнными на нём детально выполненными континентами. Со стороны Южного полюса Землю пыталась поглотить облачная масса различных оттенков серого, а со стороны Северного на Землю светили солнечные лучи различных оттенков жёлтого, золотого, оранжевого и бронзового цветов, озаряя всю планету. Земля была представлена художницей своеобразным полем битвы между символическим солнечным светом и серой облачностью: светящиеся лучи врезались в серую массу, превращая её в свет. Виктория выбрала соответствующее название: "Торжество Света". Неоновые лампы, освещавшие её метафизическую абстракцию, давали яркий световой эффект, отчего Солнечная часть, действительно, начинала светиться, словно Невидимая и Величайшая Сила управляла этим физическим процессом, а пасмурные стёкла витража, наоборот, тускнели и словно отступали, не исчезая полностью. Ещё можно было наблюдать распростёртую властную ладонь на Северной Солнечной стороне, а на Пасмурной Южной стороне, слабеющую, как бы отступающую кисть руки.
Метафизическая, философская абстракция Виктории Светлячковой вызвала огромный, возможно, не меньший чем к полотнам Пикассо, висевшим в соседнем зале, интерес у посетителей. Но никто не мог из зрителей слышать спокойный, ясный голос, звучащий в пространстве, наполненном произведениями искусства.
Это был голос изменившегося Стекляруса:
- Красота спасла мир и превратила меня в красоту, - воспроизводил он свою фразу, прерванную ударом молотка в кювете, продолжая дальше:
- Я спас её, он спасла многих и изменила меня и теперь я радую людей став её шедевром. И уже они смотрят на меня, как я смотрел на них, будучи автобусным стеклом окна в окружающий их мир. Сегодня же я стеклянная картина, освещённая Невидимым и Величайшим Светом: да здравствует добро, творчество и женская красота, да здравствует Торжество Света, пел искренние дифирамбы Стеклярус.
А Вика в это время стояла у большого окна, напротив своей работы, наблюдая за подходившими к ней зрителями. На ней было длинное оранжевое платье. Вся её высокая, тонкая, изящная фигура; волосы, как червлёное золото; белая кожа светились в солнечных лучах летнего дня. Молодые парни и девушки, мужчины и женщины, старики и дети подходили к ней, держа в руках выставочные буклеты и благодаря её за творчество от чистого сердца, на время забыв все житейские и мирские хлопоты, открыв сердца красоте. Виктория искренно улыбалась им, кивая головой и благодаря в ответ.
И в это же время она слушала чистосердечный монолог Стекляруса о добре, женской красоте и о ТОРЖЕСТВЕ НЕВИДИМОГО и ВЕЛИЧАЙШЕГО БЛАГОДАТНОГО СВЕТА.