Аннотация: Родной дом, чужие стены писалось увы, без участия муза.
Факелы - щуриться нельзя! - освещали узкий - не шире полмерки - коридор. Он тянулся по всей задней стене дома, примыкая к покоям отца и матери, к комнатам наследника и к детской. Тир знал, что сначала тайный ход включал проходы только к покоям хозяина дома и к сокровищнице, но еще Ласло Соброн, дед Тира, все перестроил. Потеряв при тогдашней междоусобице жену и младших детей, дед счел, что семья дороже фамильных сокровищ... Самому Тиру, как наследнику, показали этот ход, едва ему исполнилось десять. А последний раз он был здесь четыре года тому... когда удирал из дома на дружескую пирушку с такими же знатскими отпрысками... перед отъездом на границу.
Потолок... потолок стал ниже.
Это была последняя посторонняя мысль. Навстречу качнулось пламя факелов, блеснули красным кирасы, льдисто-белым - шлемы, и посторонние мысли разом вымело из головы. Потом. Все потом. Медленно разворачивается к незваным гостям странная двухголовая фигура, разевается для вскрика рот... а зря. Кричать нельзя. Метательный нож, и двухголового швыряет на стену, а потом на пол. С жалким писком отделяется вторая голова... голова с длинными волосами, прикрывающими довольно пышную грудь. Солдаты соскучились на посту и привели девицу? Спасибо, Злиш, за ниспослание солдатам нечестивых помыслов и продажных девиц. Только если твоя подопечная не заткнется, то придется ее обидеть. Здесь пока должно быть тихо. Любой ценой.
Шансов у чужаков нет.
Они слишком долго просидели в этом доме, слишком привыкли к бесплодному ожиданию, к тому, что ничего не происходит. Как часовые в конце смены (сколько раз проверял посты, подбираясь вплотную к самым, казалось бы, внимательным). Когда долго ничего не происходит, часовые, бывает, расслабляются. И эти тоже... слишком расслабились. Они не успели.
- Ни с места!
Почти одновременно поднимается с обеих сторон оружие. Арбалеты. Десять на десять. Почти равны. "Когда сталкиваются поровну - тут уж кто первым успеет", - учил когда-то сержанто-наставник. Только эти не успеют. Он не даст.
- Стоять.
- Не двигаться. Шевельнешься - стреляем, - предупредил один из серых. - Фимио, за подмогой давай. И...
- Ни с места, - не дать ему договорить, сбить, быстро! - Мы пришли за герцогом. Сложите оружие - и останетесь живы. Выстрелите - сгорите заживо. Ясно?
И, пока не опомнились, - потянуться к огню. Ближайший факел еле слышно протрещал, качнулись тени, сбивая прицел... и золотая змея, сорвавшись с деревянной опоры, стремительно скользнула по камню пола, надвигаясь на хватов... рассыпая искры, вырастая на глазах. Потянуло дымом. По пути живой огонь как бы ненароком зацепил опрокинутый кем-то табурет (хваты дежурили с удобствами), и через пушинку тот вспыхнул, быстро и дымно, как порох для кулеврин. Змея довольно качнулась, придвинулась ближе... заплясали огненные языки.
Тоненько взвыла девица, отползая в угол. Две стрелы выбили крошку из каменной плиты - у кого-то сдали нервы. Живой огонь, казалось, не обратил на это никакого внимания - но в следующую пушинку золотое метнулось вверх, и один из хватов бросил горящий арбалет, прижимая к себе обожженные руки...
- Дикий маг!
- Порченый! Божья пара! Порченый!
- А вам не объяснили, чью семью вы караулите? Сложите оружие, - повторил Тир, запуская второй огонь. - Сложите. Или...
- Будь ты проклят!
- Мне повторить? Бросить оружие!
Они еще могли бы сцепиться. Сопротивляться, нападать, позвать на подмогу своих, не всех же из дома выдернули... Но Тир цепляет взгляд того, кто командовал "Стоять" и не отпускает. Тот крупнее и старше, и магов он презирает, видно сразу. И ведь их все еще поровну. Но Тир продолжает смотреть в глаза хвата, и тот молчит, не пробуя отдать команды. Молчит.
- Бросай, кому сказал!
Голос хлещет так, что первый арбалет валится на пол как есть, неразряженным. И сорвавшийся механизм едва не спускает стрелу прямо в ногу командира хватов. Тот сдавленно поминает злишевых тварей... и все. Рядом с арбалетом на пол падает его собственный меч, потом два ножа...
Они даже не сопротивляются, когда им связывают руки. Сержанто не во всем прав. Выигрывает часто не тот, кто успел первым, а просто кто сильнее.
- Теперь поговорим. Где герцог Соброн?
Кажется, хват только сейчас сообразил, что плен - это не просто временное неудобство. Взгляд по-северному светлых глаз заметался по сторонам, точно из стены вот-вот должна была выскочить ожидаемая подмога. Или, наоборот, куча диких магов с обнимку с драконами.
- В доме сорок человек!
- Благодарю за любезность, с которой вы избавляете нас от бремени неизвестности. Продолжайте. Если вы поведаете еще и то, где именно этих сорока человек нет, то я найду, как выразить благодарность столь достойному ратнику Ордена.
"Достойный ратник" дернул подбородком, стараясь выглядеть оскорбленным, но особо не преуспел. Желаемая благодарность для хвата явно измерялась в "орлах", а точнее, в сотнях оных, но такие иногда любят выглядеть достойными и неподкупными. Будь у Тира побольше времени, а главное желания возиться, он бы и сведения из орденца вытащил, и оставил о себе хорошую память вместе с готовностью помочь любезному представителю знати в каких-либо будущих затруднениях... Учился, было. Но времени не было, и возиться с этим типом, когда все висит на волоске... когда отец и мать заложники в собственном доме...
- Ты все равно не сможешь вырваться отсюда!
- Не будем отклоняться от этикета, любезный. Я не давал права называть себя на ты, - Тир снял со стены факел и присел рядом с собеседником - пока не касаясь, пока не трогая огонь. Просто присел. Но охранцам хватило и этого.
- Наследник Соброн, вы отдаете себе отчет...
- Короче.
- Вы не можете...
- Еще короче. Избавим друг друга от взаимного непонимания, доблестный... м-м... воин. Наследника Собронов здесь нет. А дикий маг Тир, в отличие от него, не скован рыцарскими законами по отношению к побежденным, - пламя факела полыхнуло, по стенам и лицам снова заплясали багрово-золотые блики. - Я выразился достаточно ясно или мне прямо сказать, что именно я буду делать с вами, пока не узнаю, куда вы дели моего отца?!
- В подвале... Он в подвале...
- Где?!
Пламя подскочило почти на ладонь, заметалось, ярко осветило пленных, длинный коридор и пальцы Тира, вцепившиеся в ворот командиру хват-команды.
И лоб "доблестного воина" заблестел от проступившего вдруг пота.
- Это не я... то есть я не распоряжался герцога... я его вообще не трогал, клянусь! Мы только охраняли!
- От-ве-чай.
- Он в подвале. В том, боковом, для дорогих...э-э... для... На посту четверо, еще восемь рядом, в комнате ключаря. А с ним неотлучно двое собратьев... они... это все они! Не надо-о!
- Идти пришлось через комнаты младших. Покои Собронов и наследника оказались нашпигованы даже не хват-группами, а просто ловушками. Из одной такой они вывернулись чудом, едва не потеряв одного из своих. Точней, потеряв, но иглы, хлестнувшие из двери, разумеется, были смазаны сонным зельем, а не ядом. Орден не переставал надеяться на поимку магов? Похоже на то.
- Бела, останься с раненым. Заодно и подкрепление встретишь.
- Есть, госпо... постойте, куда же вы? А как же?..
- Покажешь им дорогу...
И Тир нырнул в темноту и холод нежилых теперь комнат брата, отсекая возражения.
К этому времени "пьяная компания солдат", выламывавшая двери, уже должна была "убраться", чтобы не встревожить раньше времени соседей. Но убраться не дальше постов на перекрестках - чтобы перехватывать возможные донесения и просьбы о помощи. Если, конечно, в обезумевшем городе сейчас кому-то было дело до ломившейся пьяной компании. Крики с улиц доносились и сюда, крики и запах дыма - Орден и королевская армия наконец сцепились в самозабвенной драке и, рыча, вовсю проверяли, чья глотка крепче. Удачи вам обоим, сражайтесь доблестно... победы желать не буду, не сочтите за отсутствие учтивости...
Комнаты братьев остались позади - почти пустые, как после похорон, когда вещи покойного раздаривают друзьям. Корабли Марека разломаны и растоптаны, книги Става - отец отовсюду привозил ему книги - исчезли. Что бы там не обещал Орден насчет прощения роду Собронов, все вранье. Никто не будет громить дом человека, если не уверен, что мстить будет некому. Те, кто топтал шкуны и галеры малыша-Марека, кто превратил их покои в подобие выгребной ямы, знали, что с них никто не спросит...
Но мы спросим, господа в рясах. Спросим. Чувствуя, как перехватывает горло от ненависти, Тир сжал рукоять метательного ножа.
- За поворотом лестница на второй этаж. Там гербовый зал, оружейная, кабинет отца и гостиные покои. И молитвенная. Если верить пленным, основная часть орденских крыс там, уцелевшие слуги тоже. А нам направо, к лестнице для слуг. Она не ведет прямо к подвалу, но там близко...
Точней - один переход и сквозной спуск.
- И тише пока.
"Тише" удалось сохранить почти до подвала. И то благодаря тому, что слуг орденцы на ночь запирали. Надо полагать, для дополнительного душеспасения.
Сам Тир чувствовал себя очень далеким от спасения души. От спокойствия тоже. Отрешиться от чувств не получалось, это был дом, его дом, неузнаваемо изменившийся, ставший ловушкой для хозяев, и с каждым свидетельством разорения сердце словно обдавало горячей волной. Как они могли? Как посмели?
Коридор. Переход в мамин зимний сад. Почти иссохшие растения, опавшее листья на полу. Никто не поливает. Ордену не до того. Для них дом "мажьих прихвостней" просто обиталище грешников. Грешникам никто не поверит, грешникам не стоит искать справедливости... а значит, "душеспасителям" можно вести себя, как... как захватчикам на завоеванной территории.
"Ты можешь родиться в семье короля или нищего - Ордену все равно", - всплыли в голове давние слова Стимия.
Лестница с десятком пустых бутылок, лужа на полу. Не вино... и смазанный отпечаток ладони на неровном камне.
Переход. Мамина вышивка, почти законченная, она любила вышивать их замок на фоне рассвета... а сейчас кусок ткани и два клубка ниток лежат на полу, и разломанные пяльцы рядом... мама...
"Маги в глазах всех - не люди... так что если ты лелеешь мысль придти к королевскому двору и потребовать справедливости и мести, лучше брось.
Ты - маг, парень. Для магов справедливости нет"
Для магов... Тир шел мимо запертых дверей, мимо сорванных занавесей, мимо разбитой статуи, которую ваятель лепил с молодой матери, и чувствовал, как леденеет внутри. Для магов справедливости нет. Для моих родичей, похоже, тоже. И для всех, кто не в Ордене? Только бы Дану братьев вытащить, только б у нас все получилось.
Потом... потом вы вспомните, что это такое - справедливость.
У сквозного спуска маленький отряд останавливается. Подвалы - знаменитые винные подвалы Собронов, дедово наследство - устроены так, что попасть в них сложно. Коридор перегораживают запертые решетки, а двери дубовые, тяжелые. Не потому, что хозяева опасаются воров, нынешние Соброны к вину равнодушны. Но прадед, женившись некогда на урожденной Катарине Иллари, получил в приданое за женой великолепные виноградники и винодельни и стал очень рьяным виноделом. Он и возвел эти подвалы и завещал беречь в них постоянную прохладу - тогда, мол, род разбогатеет. При деде старые вина и правда стали приносить деньги... но к этим деньгам прилагались назойливые гости, бесконечные визиты и навязчивые грабители, так что отца можно понять...
- Куда? Это же не лестница.
- Это сквозной спуск. Замаскирован под колодец. Если надо быстро попасть в подвал или нужно поднять бочку, то используют этот спуск. Здесь есть ступеньки, по краю, но обычно спускаются по веревке...
Те, кто спускаются в "колодец" впервые, обязательно попадают в воду - обширную каменную чашу глубиной в две ладони, устроенную давным-давно, вместе с подвалом. Чаша изображала дно колодца, причем изображала успешно - маленьким Тир даже кидал сюда камушки, определяя глубину.
Ноги мягко касаются пола. Отцепить веревку с пояса, дернуть два раза, сигнализируя, что спуск закончен - и в сторону. От воды тянуло гнилью... а когда глаза чуть привыкли к полутьме, стало заметно, что чаша полна какого-то мусора.
И здесь напакостили, рясники.
Еле слышный шорох - сверху кто-то спускается. Тир осторожно, за пояс, тянет человека к себе, чтобы тот не ступил в воду.
- Ш-ш-ш...
Два рывка, веревка уползает, и снова ждать.
- Я отойду... разведаю, что там. Помогите спуститься остальным, следите, чтобы они приземлялись на сухое.
Они сидели шагах в пятнадцати, двое, в долгополых серых куртках орденской хват-команды... один как раз начал открывать рот, одновременно поднимаясь с низкой скамьи... и метательный нож срывается с пальцев, затыкая неродившийся крик. Второй был умней - замер с поднятыми руками, обшаривая взглядом лица нападавших...
- Ваша вышность... не надо... я... я помогу вам... вашего отца...
- Где он?
- Так... я покажу... я... - и вдруг, не опуская рук, метнулся к стене, всем телом ударяя в окованную железом дверь. По ней и сполз, хрипя и корчась.
Кажется, времени не осталось.
Несколько пушинок Тир ждал, с колотящимся сердцем, не сводя глаз с двери. Она была открыта, из щелки сочился мягкий желтый свет, и стоит только кому-то выглянуть, тревоги не миновать.
Все-таки стоит подождать остальных, слишком опасно...
- А вы не находите, что нетерпение в божьих наставлениях не зря именуется грехом? - очень кстати послышалось из-за двери, и Тир прикипел к месту. Говорил отец. - По крайней мере, меня так уверял отче Дисок...К сожалению, про жадность он ничего не говорил, но вы не откажетесь меня просветить на этот счет? Считать ли это естественное человеческое качество пороком?
Глухой непонятный звук, короткий стон, лязг железа... несколько жутких пушинок тишины. И снова голос отца, более тихий... прерывистый...
- Наглядная... иллюстрация... к пословице о плодах... терпения... Не боитесь остаться... без добычи, если я... умру?..
- Герцогиня останется!
Дальше Тир ждать не стал. Дверь отлетела, стукнувшись о камень.
Его жизненный путь и особенности характера можно было проследить по цепочке сменяющихся прозвищ. Колючка, Плющевец (ядовитый плющ из земель саюри), Голова, Гадюка, и, наконец, Антобордо (крупная, смертоносная змея с Золотого архипелага). А прозвища не имена, даром не даются. Поименованный Антобордо был отчасти даже польщен такой своей репутацией, особенно после того как повидал оригинал... Это не помешало ему сжить со света неосторожного собрата, имевшего наглость разбрасываться прозвищами, глупого купца, подарившего ему эту самую змеюку, да и сам оригинал - репутацию надо подтверждать, знаете ли...
Но тем не менее сравнение не с кем-нибудь, а с этой хищно-ядовитой красавицей было ему по нраву - настолько, что он даже соизволил слегка поменять кое-что в своих манерах для пущего сходства.
Поэтому отче Дисок славился (среди прочих своих отличий) вкрадчивостью движений и мягким скользящим шагом, почти неслышным. А еще негромким голосом с едва выраженными шипящими нотами... голосом, который он никогда (никогда!) не повышал. И далеко не все понимали, что мягких и доброжелательных речей благостного отче стоит бояться куда больше, чем того же Мустафира (между своими - Бесноватого или Злишанутого). Даже те, кого сначала рядовой отче, а потом Проводник Дисок устранял со своего пути, до последнего не подозревали, что к их бедам приложил руку именно этот скромный собрат... а кое-кто и сейчас не поверит... то есть не поверил бы, даже если воскресить и раскрыть правду. И Дисока это устраивало как нельзя лучше. Михел, к примеру, когда умирал... какое удивленное у него было лицо! А ведь последние лет двадцать этот маг-перевертыш всерьез опасался за свою жизнь - дурные идеи о том, что все должны быть благодарны за новый мир и светлое будущее, уже повыветрились. Старик даже из дворца выбираться перестал. И, когда изредка все же решился принимать кого-то у себя, то состав охраны превышал все разумные пределы, порой в зале дышать было нечем...
И все же, при своей подозрительности, Дисока он сам назначил Проводником... сам же потом и к себе подпустил, отозвавшись на просьбу поговорить наедине. По старой памяти, видимо. Помнит еще советы своего "друга, который всегда его понимает". Не знал, какое у его "понимающего друга" прозвище... или не догадывался, что змея предпочитает жалить наверняка?
Да, он немало сил вложил в то, чтобы его власть казалась основанной не на страхе, а на разумности и уважении... почти любви, можно сказать. Например, он никогда не карал пришедших с дурными вестями. Сразу не карал. Те, кто являлся к нему с докладами и сообщениями, уходили в целости и сохранности. Проводник, а позже и Провозвестник внимательно выслушивал своих "чад" и порой даже ободрял их кратким: "В том нет твоей вины, божий слуга". И ободренные, те часто выкладывали и то, чего не собирались - как не отозваться на ласковое слово? Кое-кому перепадали даже награды... например, рядовик Михай Птица, один из бесславно штурмовавших драконье убежище, был немало удивлен, получив на руки увесистый мешочек с серебром. Как же так, он ведь струсил, струсил оттого и в живых остался. А тут не только за трусость не казнят, а еще и платят! В благодарность он выложил не только, что знал и о чем догадывался, но и пересказал мельчайшие детали ночного боя, существенно обогатив пищу для размышлений. И почему бы не наградить такое старательное чадо? Все равно спустя недели три... или четыре... в крайнем случае, через луну мешочек с серебром вернется в казну, тихо и незаметно. А если на нем вдруг окажется пара пятен крови, так в орденской прачечной хорошо умеют выводить кровь...
Внешняя благопристойность имеет немалое значение, да...
Но сейчас Дисок смотрел на преклонившего перед ним "тишака" (жаргонное слово, обозначающее орденцев, занятых в круге поддержания покоя и благонамеренности, то есть в службе безопасности, прим. автора) и ему как никогда хотелось сшибить эту скотину наземь и лупить, бить ногами, что угодно... лишь бы избавиться от удушающей злобы. Пока она не сожгла его изнутри...
- Повтори, - смиряя бешенство, проговорил он. - Кажется, я плохо расслышал, чадо.