Белоусов Валерий Иванович : другие произведения.

Полёт ночной бабочки

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.60*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ о простых людях...Продолжение от 28.02.10

  Полёт ночной бабочки.
  
  ('Потому что вся наша жизнь- словно краткий и бестолковый полёт ночной бабочки через ярко освещенную дачную веранду- из одной внешней тьмы в другую...')
  
  Фотография первая.
  Предутренние сумерки. Коммуна имени Дзержинского. Бывший Свято-Николаевский Угрешский монастырь, что в бывшем Люберецком уезде,в ныне районе, бывшей Московской губернии, а теперь- области. Лазарет. Февраль 1929 года.
  
  'И этот подох.'
  Ян с неимоверным трудом попытался раскрыть свинцовые веки...
  Лежавший рядом с ним на нарах бывший дефективный подросток, а теперь сознательный коммунар (впрочем, теперь тоже уже бывший) , по широко открытым глазам которого неторопливо ползла жирная тифозная вошь, действительно того... освободился!
  Два санитара, из социально-близких, лениво матерясь, подхватили тощее, невесомое тело с выпирающим частоколом рёбер и с размаху швырнули его на окованную цинковым листом каталку...
  'А может, и этого заодно уже, чтобы два разА не ездить?'
  'Христос с тобой, Гриня! Он же еще двошит...'
  'Да это не надолго! Не жилец...видишь, одеяло обирает.'
  'Не бери греха на душу. Отмается- тогда и приберем мальца...'
  Заскрипев колёсами, каталка поехала дальше...
  Как голова-то болит, Господи... помоги мне, добрый Боженька!
  И невесомо -прозрачный ангел, нарисованный на высоком, сводчатом потолке бывшей монастырской трапезной, неслышно слетел, и коснулся воспалённых век...
  И сразу стало легко и хорошо!
  И ярко сияло в бездонном голубом небе весёлое солнышко, и вторил ему радостным блеском начищенный до огневого жара весело шипящий самовар , на белоснежной кружевной скатерти, покрывшей огромный дубовый стол, за которым собралась вся большая и дружная семья...
  Ян- младший одиннадцатилетний, среди восьми старших братьев и сестёр.
  Остальные- все крепкие, работящие... что дед- бывший боцман дальнего плавания, приехавший в родное местечко в июльскую жару , в белоснежной меховой шубе, для форсу!
  Отец, с отличием окончивший хедер- и в Великую войну ставший из ратника второго разряда, нестроевого ездового - полным кавалером Знака Военного Ордена, кавалером Святого Станислава с мечами, кавалером Золотого Оружия 'За Храбрость', начальником пешей разведки полка, поручиком, православным ... отравленный немецкими газами, вернулся домой аккурат до начала Смуты- а потом всю гражданскую возглавлял местную самооборону, успешно отбиваясь поочередно от красных, белых, опять красных, зелёных, петлюровцев, махновцев, будённовцев ... и всех прочих, желающих устроить весёлую игру- 'Режь жида!'
  Мама, весёлая рыжая Ривка... ну шо Вам таки сказать? Обычная сумасшедшая жидовская мамаша...
  Братья, сестры- все здоровые, работящие...
  Всё вместе трудовой коллектив - производственный кооператив 'Интенсивник'...
  Мельница, построенная у запруды, своими собственными руками.
  Маленький магазинчик, в беленой халупе- в котором, однако есть все, от колёсной мази до гасу...
  Куркули такие, кровопийцы ...младшенький в десять лет сам, в одиночку, с возом муки на ярмарку ездил! Безменом от лихих людей отмахивался...
  А потом- пришли в уютный дом чужие люди, кто - местные, в домотканном, а городские- те в черной коже... стук грязных сапог по чистейшим крашенным полам, пух от распоротой перины.
  Теплушка, из окна которой дед выпихнул на волю самого младшего- ежели не дурак, выживешь...
  Вот с выживанием получалось как-то пока не очень...
  Скорее всего, совсем никак...
  Не получалась вольная жизнь.
  Не украсть, не на вассере постоять...
  Погорел на первом же скоке...
  И теперь тихо доходил...
  ... 'Это ты чего, малец, помирать вздумал? Отставить!'- чекист, в скрипящих ремнях, осторожно поднял Яна на руки.
  'Как зовут тебя, пролетарий?'
  Ян с трудом разлепил запекшиеся губы:'Иваном...'- так звали остывающего сейчас на леднике соседа по нарам.
  Нет, парнишка был явно не дурак...
  'Ничего , Ванька! Будешь жить!'
  И так в первый раз умер кулацкий выродок, и остался жить на этом прекрасном свете сын трудового народа Ваня...
  
  Фотография вторая.
  Предутренние сумерки. Москва, Большая Лубянка, дом два. Февраль 1941 года.
  
  'Сынок , ты комсомолец?'
  'Подследственный, какое отношение это имеет к Вашей вредительской деятельности?'
  'Вредительской деятельности я не вёл. А отношение к Вашей партийности такое- электропечь, в повреждении которой меня обвиняют, именуется 'Комсомольская, имени товарища Косарева'... хорошая печь! В мире таких мало. На ней варят сталь для орудийных стволов, для валов авиадвигателей...'
  'Как же Вы, подследственный, такую хорошую печь угробили?'
  'Тов... гражданин следователь, Вы имеете понятие, что такое режим эксплОатации?'
  'Я, гражданин подследственный, с отличием техникум электросвязи закончил...'
  'Ну вот... согласно регламенту фирмы - изготовителя, немецкой компании 'Демаг', загрузка печи - три тонны. А наши скорбные разумом комсомольцы решили, что на ней можно варить шесть с половиной тонн...
  Понятно, я возражал. Потому что с дуру можно и хрен сломать, извините за прямоту... Ну, меня, известное дело, за это где только не полоскали, и в газете 'Уралмаш', и в многотиражке 'За тяжёлое машиностроение', и даже в 'Техническом вестнике УЗТМ' статья была- 'Клеймим ретрограда Зубкова!'
  'Кто же Вас там, подследственный, клеймил?'
  'Да, нашлась одна- уборщица, член районной контрольной комиссии РКИ. Я даже не выдержал, и врезал ей на собрании- мол, Вам, женщина, сейчас как раз бы ребятишек рожать, а Вы занимаетесь бог знает чем!'
  'Это есть в Вашем следственном деле...предлагаю Вам на обозрение протокол профсоюзного собрания.'
  'Ага, он самый. Ну вот- а когда перегруженная печь всё-таки крахнулась, меня же и обвинили во вредительстве!'
  'Интересное дело! А кого же и обвинять? Не уборщицу же из РКИ... Вы ведь инженер! Надо было грудью лечь, а не давать внедрять сомнительных новшеств!'
  'Виноват, против общественности не сдюжил... да кто бы меня и послушал?'
  'А в НКВД написать?'
  'Я, милостивый государь, московский студент! И на товарищей своих доносить...'
  'Какие же они Вам, подследственный, товарищи? Вот, будьте любезны:'Презрительно отзывался об отечественных производительных силах!'
  И еще:'Низкопоклонствовал перед иностранной техникой!'
  И даже :'... несмотря на то, что получает 1750 руб. в месяц, вполне может подписаться на заем, но до сих пор не подписался. Сотрудники конторы клеймят т. Зубкова общественным позором.'
  'А кто это писал? Господи, и он... и он... ведь они же у меня... господи, может, их пытали? Угрожали им?'
  'Пытали. На даты заявлений обратите внимание...'
  'Подумать только! Это значит, он утречком в НКВД, а вечером ко мне на юбилей... ах,люди, люди, вам имя- крокодилы!'
  'Вы, ТОВАРИЩ Зубков, сейчас садитесь, и подробненько напишите всё, что считаете нужным по поводу аварии электропечи номер семь. С указанием, кто, когда, давал распоряжение превысить проектную загрузку. А мы- разберемся...'
  ... 'Ах, сволочь! Бериевский выкормыш! По протоколу выходит, что этому вредителю не вышка полагается, а талоны на усиленное питание! Ловко, а?'
  'Нет, камрад, этот протокол ни в коем случае не должен на стол Берии попасть... надо этого вредителя срочно опустить в подвал...'
  'И следака! Следака тоже!'
  'Конечно, камрад! Сейчас же займёмся...'
  ... Звеня подковками по истёртым ступеням , смертельно уставший сержант ГБ Иван Дворкин спускался в лубянский подвал. Глядь, а навстречу ему старший майор Эйтингтон, Наум Исакович, который от парторганизации к их комсомольской ячейке прикреплен, для кураторства :'Привет, комсомолия! Куда путь держишь?'
  'Здравия желаю! К коменданту НКВД.'
  'Зачем?'
  'Да вот, позвонил мне- говорит, зайди - сапоги новые тебе выдам, хромовые...'
  Старый, сорокадвухлетний, чекист на секунду задумался. Внимательно посмотрел Ивану в глаза, взвешивая и измеряя, а потом отрезал :'Знаешь что, милый... ты в подвал не ходи. Приказываю- сейчас иди к себе в общежитие, а утречком, часов в одиннадцать, приходи ко мне в НКГБ, знаешь, где это?'
  'Так точно, второй подъезд...'
  'Ну вот. Поговорим...'
  И добавил, непонятное :'Если в НКВД честные ребятки, хоть и дураки- не нужны, то отчего бы ...иди, короче!'
  ... Ранним утром, в одиннадцать часов утра (для справки, начинали работать в одиннадцать, обед в пять вечера, а потом- трудились, почитай, до четырех часов утра...) пришёл сержант Дворкин в Контору - а его не пускают!
  Позвонил в отдел, выписал разовый пропуск... идёт по коридору, а от него все встречные шарахаются...
  Спустя много лет он с интересом рассматривал Акт исполнения решения Коллегии НКВД, списком - с двумя отметками коменданта против своей тогдашней фамилии- первая, что прибыл, вторая- что решение Коллегии исполнено!
  Вот такие сапоги...
  Так второй раз умер на этой земле Ваня Дворкин, сержант НКВД, и родился Иван Дворецкий, сержант НКГБ...
  
  Фотография Третья.
  Предрассветные сумерки. Гарнизонная гаупвахта города Брест. Двадцать второе июня 1941 года. Три часа тридцать минут.
  
  Младший лейтенант пограничных войск НКВД БССР, переведенный в войска после многочисленных просьб из следственного аппарата НКГБ (ну не его это!) , Иван Дворецкий, с головой накрылся тоненьким одеялом...
  Ноги ужасно мерзли, зато над ухом перестал зудеть проклятый комар...
  Чёрт знает что!
  Только сошёл с московского поезда, как к нему подошёл патруль:'Ваши документы?'
  Иван с гордостью протянул новенькое, пахнущее картоном удостоверение личности, с сияющими металлом скрепками...
  И с изумлением увидал, как старший патруля переложил его 'корочки' в верхний карман кителя - пройдёмте...
  Начинать службу со скандала , с соседями (патрульные были в васильковых фуражках) - не стоило!
  Пришлось Ивану отправиться в местное управление НКВД, где пол-ночи писать объяснительные записки... впрочем, удостоверившись , что Иван именно тот, за кого себя выдаёт- дежурный , однако, его не отпустил, сказав загадочно :'Всё равно, с Вашим удостоверением- уйдёте только до первого патруля!'
  (Спустя много лет, в Музее Пограничных Войск, он узнал, что у немецких диверсантов, в изрядном количестве орудовавших в эту самую короткую ночь в районе Бреста и Кобрина- были на руках изумительно достоверно выполненные удостоверения личности. Вот только, скрепки на удостоверениях были сделаны из нержавеющей проволоки. А удостоверения настоящие- скреплялись проволокой простой, стальной... и от воды, пота проволока ржавела, оставляя на бумаге характерные следы. А новенькое удостоверение- прямо кричало - это враг!)
  Тяжкий удар, наполнивший старинное здание, построенное при Александре Миротворце из несокрушимого красного кирпича тучами красной пыли, швырнул Ивана с топчана на жесткий пол...
  За решетчатым окном выло, грохотало и скрежетало... отдельных разрывов было вообще не слышно, всё сливалось в единый , чудовищный гул, сотрясающий гаупвахту, как тоненькую осинку...
  Первая мысль Ивана была :'Опоздал!'
  Сейчас советские пограничники, преодолевая сопротивление врага, малой кровью, могучим ударом на чужой территории громят агрессора, посягнувшего на нерушимость советских границ!
  А он тут, на губе припухает!
  'Гады, сволочи, открывайте!!'
  Нет ответа.
  Иван в щепки разбил о окованную железом дверь табуретку - увы, бесцельно...
  После этого он сел на койку и охватил в горестном недоумении голову руками- ну почему ему так не везет? Ведь мог! Мог выехать на два дня раньше! Тогда бы он был сейчас на заставе, на границе...
  Дверь рывком распахнулась...
  'Дворецкий? Хватай мешки, вокзал отходит... слушай мой приказ.
  Следуй в Жабинку - знаешь,где это? Не важно! Спросишь, не маленький. По прибытии, найди на вокзале сборный пункт мотострелковой дивизии, организуй охрану сборного пункта от немецких парашютистов, и вообще... действуй там по фактической обстановке. Война, она тебе дело покажет...
  Давай, младшой... живи!'
  И невысокий, с усиками мушкой , лысоватый сержант ГБ Лернер, похожий на школьного учителя, грустно улыбнулся...
  ... Жабинка, последняя железнодорожная станция перед Брестом, поразила Ивана тишиной и безмятежностью... где-то на западе всё грохотало, будто там шла невиданной свирепости гроза.
   А здесь, в уютном привокзальном скверике, перед милым , наивным в своем намёке на стиль арт-нуово вокзальчиком, на лавочке с гнутой чугунной спинкой тихо сидел босой солдатик...
  Но когда Иван тронул его за плечо - солдатик поднял на него абсолютно мёртвые глаза, и Иван с ужасом увидел на стриженной голове восемнадцатилетнего парнишки следы седины...
  Вмиг поседевший солдат чудом вырвался из пылающей казармы, и верный долгу и Присяге- прибыл, согласно полученному ранее приказу, на сборный пункт своей части.
  Чтобы воевать дальше...
  ... Через два часа Жабинка пылала... горел вокзал, горели кусты сирени, горел сам воздух...
  Иван,вскрыв своей волей склад ВОХРа, вооружив всех, кого мог, винтовками Бердана и револьверами Смит-Вессон, яростно отбивался от немецких мотоциклистов, периодически пытавшихся заскочить на станцию то слева, то справа... встретив малейший отпор, мотоциклисты тут же исчезали. И тут же появлялись дико воющие пикирующие бомбардировщики...
  На привокзальную площадь, сокрушив останки сгоревшей лавочки, вполз двухбашенный Т-26, из которого выглянул танкист в синем комбинезоне, одетом прямо на голое тело...
  Когда он снял шлемофон, то Иван увидел,как из ушей танкиста стекают , чернея, тонкие кровяные струйки...
  'Эй, граница.... я командир батальона, капитан Басечка... кончай хернёй страдать! Слушай приказ. Двигайся на шоссе, становись на перекресток, и задерживай всех, кто отходит на Восток.
  Кто с оружием- формируй в взводы и клади в оборону. Кто без оружия... на что они нужны! Давай, ДАВАЙ... я без пехоты не могу!'
  Шел третий час войны... а Ивану она уже успела смертельно надоесть! Что это такое? Давай да давай. Он и так уже даёт, без всякой передышки...
  
  ... Уходя со станции, верный своей куркульской натуре Дворецкий захватил с собой: поливо-моечную машину из местного ЖКХ, в цистерну которой налили воды с чудом еще действующей водокачки; фельдшера и двух санитарок из железнодорожной амбулатории; продукты из ОРСовского магазинчика... почему-то, там оказалось ужасно много яблочного повидла в трехлитровых пыльных банках.
  Спустя недолгое время на перекрёстке начал свою работу первый, быть может, в этой войне заградительный отряд.
  Это вот что такое- каждый, кто шёл из пылающего Бреста, первым делом бросался к цистерне с водой. Хоть раннее утро- но солнце палило нещадно...
  Тем, кто был ранен- пытались оказывать первую помощь, в основном- перевязывая раны.
  Желающие получали - прямо в ладони- шмат повидла. Но таких было относительно мало, потому что людям было не до еды...
  Люди искали хоть какого-нибудь порядка! И встретив начатки организации- радостно становились в строй...
  Иван удивлялся- и всё вспоминал , как на уроке их любимый учитель-химик, из земских народных учителей, опускал в пересыщенный раствор ветку- и она мигом покрывалась кристаллами...
  Центр кристаллизации! Вот что это было такое...
  Мгновенно находились командиры (особенно буйствовал седой солдат, призванный на Большие Учебные Сборы из запаса - копайте скорей траншеи, сынки! Траншеи! И дайте мне максим, ящик патронов и бочку воды- и я здесь немца до морковкина заговения держать буду!), которым охотно подчинялись... К сожалению, многих, безоружных, приходилось отправлять в Кобрин- так же, как и всяческих специалистов... в общем и целом, люди были готовы драться...
  Хотя и не все... сами же красноармейцы привели интеллигентнейшего лейтенанта, тоже из запаса... который кричал, что Советам конец, что немцы - культурная нация, и надо немедленно им сдаваться в почётный плен... а лично он готов застрелиться, а в противной РККА служить не желает!
  Для разъяснения этого субъекта- пригодились члены Военного Трибунала, которые как раз пешком из Кобрина подошли...сняв сапоги, они как раз под дубом отдыхали. Посовещавшись на месте, не обуваясь, трибунал определил- просьбу не желающего служить в РККА удовлетворить... тут же, за кустами, сухо треснул одинокий выстрел.
  ... Прибывший лейтенант-пограничник, представившийся командиром Резервной заставы, деятельность Иванову одобрил, сообщил, что гады переправились через Буг и обходят Брест с обеих сторон, а в самом городе идут жаркие бои... больше ничего сказать лейтенант не успел, потому что на дороге появилось облако пыли...
  Встреченные дружным огнём, немцы откатились, недалеко... и тут же открыла огонь немецкая артиллерия. И прилетели самолёты... и лейтенанта убило, пришлось опять брать команду.
  Снова - немцы сунулись, тут же отошли, и снова- шквал огня, и снова- самолёты...
  Это было первое, что Ивана поразило... казалось, что немецкая армия- это многоголовый дракон, все проклятые головы которого действуют заедино!
  У нас же танкисты воевали отдельно, артиллеристы- отдельно, пехота- сама по себе... что касается нашей авиации, то Иван умом-то понимал, что она, верно, где -то летает и тоже воюет. Но сам её так и не видел...
  Через час немцы окончательно , не вступая в ближний бой, одной артиллерией смели со своей дороги наш хлипкий заслон, и покатились дальше...
  Раненый шрапнелью в обе руки (огнестрельный перелом обеих лучевых) , Иван наблюдал парадоксальную картину- как по шоссе движется на Восток стальная серая лавина, а с обеих сторон шоссе , тоже на Восток- по полям, идут и идут толпы людей в светло-зелёном...
  Периодически теряя сознание, Иван дотащился до разъезда, на железной дороге идущей от Бреста- где с изумлением увидел паровоз, к которому были прицеплены пара вагонов, в которые тётки в черных железнодорожных кителях грузили раненых...
  Когда его втаскивали в обгоревший, простреленный пульман, он крепко приложился белеющей костью, выпирающей из прорехи шевиотовой гимнастёрки , об поручень и провалился во тьму...
  
  Фотография Четвертая.
  Предутренние сумерки. Двадцать пятое ноября 1941 года. Московская область, Солнечногорский район. Какая-то деревушка, в несколько серых избёнок..
  
  Погода была изумительная! Просто замечательная погода ... потому что серые тучи , из которых валился мокрый снег, ползли, цепляясь распухшими брюхами, за верхушки вековых сосен, окаймлявших ослепительно белеющую ленту Ленинградского шоссе... значит, скорого визита немецких самолётов можно было не опасаться, немцы не дураки- в такую погоду летать...
  На сколько хватал глаз- шоссе было пустынным, так же, как и лежащая слева от него Октябрьская железная дорога...
  А между двумя магистралями, в кустарнике, усердно звякали лопатами о мерзлую землю слушатели четырехмесячных курсов усовершенствования командирского состава пограничных войск , которые были созданы при пехотном отделении Московского военно - технического училища НКВД имени В.Р. Менжинского ...
  Собраны на эти курсы были те, кто выжил в чудовищной мясорубке приграничных сражений, когда чекисты погибали не то что целыми заставами... бывало, из целых погранотрядов не выходил к своим никто...
  Потому, что , как сказал товарищ Берия- как львы, дрались советские пограничники!
  И без приказа не отступали... в результате, безвозвратные потери западных погранокругов достигали 82%...
  Из оставшихся в живых- генерал Богданов формировал войска по охране тыла Действующей Армии...
  Собранные из госпиталей, слушатели курсов должны были спешно закрыть чудовищную кадровую дыру - границу на Юге и Востоке надо было также, как и до войны , тщательно и надёжно охранять.
  Да только недолго пришлось им проучиться...
  Когда двести пограничников , в своих зелёных фуражках, выступали на фронт- то им была передана ПРОСЬБА - продержаться, сколько можно...
  Впрочем, вскоре спешно окапывающиеся командиры получили неожиданное подкрепление- лязгающий гусеницами 'Сталинец' притащил длинноствольную зенитную пушку, еще утром прикрывавшую мост в Химках, у платформы Левобережная...
  Зенитчики нежданной встречей тоже были изрядно обрадованы, потому что получили такую же просьбу - а бронебойных снарядов у них было целых два ящика, аж четыре штуки. Впрочем, ещё на шесть человек расчёта у них пришелся один мосинский карабин, с одной обоймой патронов...
  Ну, патронов-то им дали, а трактор тут же отправили назад, в расположение- с грозным приказом без снарядов не возвращаться...
  Место для засады было довольно удачным - протекающая под насыпью , в трубе не покрытая льдом речка, хоть и была глубиной всего по-колено, однако берега имела весьма топкие. Кроме того, перед мостиком шоссе делало плавный г-образный поворот, так, что около полусотни метров все, кто по шоссе ехали или шли, открывали для фронтального огня неприкрытый фланг.
  Справа позицию прикрывала довольно высокая насыпь, вдоль текущего обочь дороги ручья росли густые кусты, на которых стеклянно звенели последние жёлтые листья...
  Короче, бывает и хуже...грех Бога гневить.
  ... Выкатившихся из секущих лицо снежных струй мотоциклистов , в бабьих платках под нахлобученными касками, пограничники благоразумно пропустили...
  На мосточке немцы остановились, один из них приподнялся на седле, оглядел окружающую местность в бинокль, махнул рукой- и продолжил движение... до Москау было уже не столь и далеко, два часа езды...
  (Кстати, немецкие мотоциклисты , проехавшие по шоссе, каким-то образом проскочили аж до пересечения Ленинградского шоссе с Головинским, то есть оказались фактически в черте города Москвы, у Водного стадиона 'Динамо'. Где и налетели на следовавших на строительство оборонительных сооружений в Тушино зека из лагпункта Дмитровлага Московского отдела гидротехнических сооружений Канала Имени Москвы. Которые немедленно и забили немецких байкеров киркомотыгами).
  Спустя еще минут двадцать из серой мглы выползла длинная колонна - танки, грузовики...
  Зенитка сделала в упор пару выстрелов- а потом под ней вспух огненный шар, и её длинный ствол, замотанный бинтами, взлетел к серым тучам и шипя, упал на мокрый снег...
  Главное, что было сделано - немцы свернули с шоссе, и устало, увязая в снежной каше, стали давить отстреливающихся пограничников...
  Заняло это минут тридцать- сорок...
  А потом на насыпи вдруг появились камуфлированные грязно-белыми разводами угловатые коробки броневагонов, и бронепоезд 'Сталинец' , то вытягиваясь к мостику, то отходя назад, в течении часа не давал немцам сдвинутся с места, пока наконец бронепаровоз не окутался облаком белого пара, и немцы яростно стали утолять свой гнев, на этих тупых русских, которые не понимают, что уже проиграли войну - расстреливая пылающий состав в упор...
  А потом вдруг раздался рокот- и над соснами вдруг пролетел смешной, кургузый самолётик, который, подхватив пулеметную очередь, послушно рассыпался на свои фанерные листы. Но перед тем как упасть, сыпанул что-то на колонну из огромного мешка, подвешенного под фюзеляжем- и грузовики на шоссе запылали не менее весело и жарко, чем врезавшийся в опушку леса даже и не самолёт, а просто аэроплан...
  А потом сзади на шоссе выскочили несколько измазанных белилами танков сталинского любимца, генерала А. А. Власова , и застучали резкие, как щелчки кнута, выстрелы их башенных сорокопяток, и среди танков- гаснущим сознанием раненный в обе ноги Иван увидал давешний трактор , который тащил на позицию уже не нужный погибшим зенитчикам прицеп со снарядами...
  
  Фотография Пятая.
  Предутренние сумерки. Двадцать третье февраля 1942 года. Каюта второго класса, палуба 'Буки' теплохода Совторгфлота 'Сванетия'.
  
  'Нет, Ваня. Что-то мы не то с тобой делаем...'
  Омар, тонкокостный, худощавый, в свои четверть века похожий на подростка, откинулся на мягкую спинку дивана - которая, если её поднять, образовывала второе, верхнее спальное место. Что было весьма удобным, так как по судовой роли в этой одноместной каюте располагался только один пассажир, сидевший сейчас на удобном мягком кресле напротив Омара ...
  Сидеть так Ивану совсем не нравилось...
  Нет, Омар был парень, судя по - всему, что надо. Смелый, решительный, умный. И образованный- что Иван, всю жизнь тянувшийся к знаниям, весьма ценил...
  Только вот, с детства похлебавший казённой баланды в колонии, намерзнувший на ремонте телеграфных линий, когда голыми руками приходилось на трескучем морозе сплеснивать провода- дабы районные начальники вовремя получали ценные указания Сверху, понюхавший вдоволь дерьма и крови в лубянских подвалах - Иван хребтом чуял какой-то подвох...
  Страна тяжко воюет, мерзнет, голодает, а они с Омаром - как довоенные беспечные курортники, отдыхают в каюте роскошного лайнера...
  Ох, не зря ему говорил зарезанный потом своими же корешами Колька-Свист :'Не маленькая пайка убивает! А большая...'
  Зачем и почему им дают такую непомерно большую, совсем не по лейтенантскому чину, пайку?
  Иван стал, подошёл к прикрытому шёлковой занавеской иллюминатору, приоткрыл круглое толстое стекло, застопорил начищенной до нестерпимого блеска задвижкой...
  Пахнуло морской свежестью... над тихо плещущими у высокого , белоснежного борта лайнера волнами нежно дрожали далёкие огни анатолийского берега...
  'Ну, давай еще раз.
  Поехали.
  Время Ч-5 минут.
  Завожу мотор.
  Время Ч-4 минуты.
  Появляется Фигурант.
  Время Ч-3 минуты.
  Включаю сцепление, еду по бульвару.
  Время Ч-2 минуты.
  Ты начинаешь движение навстречу Фигуранту.
  Время Ч-1 минута.
  Ты сближаешься с Фигурантом, я догоняю его сзади, следуя по проезжей части.
  Время Ч.
  Ты наносишь удар . Я на траверзе Фигуранта, скрываю вас со стороны дороги, Если твой удар не получается, я давлю Фигуранта,ты садишься на заднее седло.
  Время Ч+4 секунды.
  Я даю газ, ты достаешь дымшашку, инициируешь её, бросаешь на тротуар...
  ВОТ!
  Что вот?
  Да ведь пока дымшашка разгорится, мы ведь будем как на ладони? И зачем нам она вообще нужна?
  Ну, я не знаю... наверное, чтобы под прикрытием дыма уйти?
  Пусть так. Тогда инициировать дымшашку надо заблаговременно! Перед ударом. Чтобы, когда мы рванём, она уже дымила!
  Слушай, Омар. Так делать не годится. Схема разработана и утверждена Инстанцией. Значит, надо строго ей следовать... добуквенно.
  Эх, Ваня, Ваня... какой же ты все-таки тупой...
  Был бы тупой, меня бы сюда не послали...
  Как знать, как знать.'
  Обиженный Иван , хлопнув в сердцах полированной дверью, шагнул через высокий комингс в коридор, покрытый кроваво-красной дорожкой...
  Безлюдной палубой спящего судна он прошёл к трапу, поднялся по сверкающим медью ступеням, не касаясь лакированных поручней благородного морёного дуба...
  Омар был абсолютно прав! Но сказать это ему - Иван не имел права...
  Во-первых, он ему не верил. После работы в аппарате НКВД он не верил никому... вдруг, это очередная проверка? Кроме того, у Ивана был приказ- в случае малейшего сомнения- валить Омара. Иван не сомневался, что у Омара в отношении его самого- был приказ аналогичный...
  Во-вторых... да что там! Идет война. И если его послали ... ну ведь правда? Зачем и кому здесь, в Стамбуле, он нужен со своим детским немецким , с крохотным оперативным опытом, с единственным умением- добуквенно исполнять приказы?
  Там, дома... Иван лежал (не в палате, а в одном бесконечном , наполненном страданиями коридоре переполненного госпиталя, бывшей горьковской школы) рядом с одним лейтенантом, который рассказал, как их батальон послали - в разведку боем. И пока немцы методично истребляли истекающие кровью роты, чистенькие штабные , с блокнотиками в руках, аккуратно вычерчивали схемы выявленных огневых позиций фашистов.
  Это- тоже война.
  Тяжело вздохнув, Иван вышел на покрытый благородным тиком променад-дек.
  Да, 'Сванетия'- это была белоснежная сказка, дрим-шип, корабль- мечта...
  Этот теплоход был спущен со стапеля "Helsingors J. & M. Helsingoer" (корпус 244) в 1936 году, полностью построен, передан заказчику - СССР и введен в эксплуатацию в 1937 году. Сразу же после ввода в эксплуатацию судно , постукивая двумя мощными дизелями 'Бургмейстер энд Вайн' по 5400 лошадиных сил каждый, с эксплуатационной скоростью 17 узлов взяло курс из Дании на Чёрное море в свой порт приписки - Одессу.
  Судно выглядело удивительно элегантно!
  Красивые и изящные очертания форм, рациональные и современные обводы корпуса, отсутствие нагромождений архаичных конструкций оснастки на открытых палубах делали "Сванетию" необычным судном, к такому уровню мировое пассажирское судостроение снова пришло лишь к концу 50-х годов.
  Оно было самым современным пассажирским судном СССР на Чёрном море до Войны , и одним из трёх самых новых пассажирских судов в предвоенном Советском Союзе.
  Сначала судно стало совершать рейсы по Крымско-Кавказской линии Одесса - Батум, а затем стало на Ближневосточную линию Одесса - Александрия.
  Теплоход "Сванетия" изначально и предназначался для работы на этой международной пассажирской линии, и стал основным пассажирским судном, обслуживавшим её в предвоенный период.
  Теплоход "Сванетия" был более комфортабельным судном, чем все остальные Советские пассажирские суда на Чёрном море в то время. Об этом говорит также и большое количество площади помещений, приходившихся на этом судне на каждого пассажира - такая низкая пассажировместимость была необычна для Советских пассажирских судов того времени .
  Начало войны застало теплоход 'Сванетия' в проливе Босфор, и турецкие власти сразу поспешили задержать его, дабы сразу дать почувствовать, что их 'нейтралитет' во Второй мировой войне весьма относительный.
  Это с их стороны было вопиющим нарушением международной конвенции Монтре 1936 года, и работники советского посольства в Стамбуле через дипломатические каналы под ухмылки нацистских и турецких спецслужб принялись за вызволение 'Сванетии' и всей команды из 'турецкого плена'.
  Получалось пока -что не очень...
  Впрочем, каюты лайнера не пустовали.
  Одно время на нём жили советские дипломаты и совграждане, которые были эвакуированы из Берлина, Рима , Будапешта, Братиславы и Бухареста - в обмен на немцев, итальянцев, венгров, румын и словаков, интернированных с началом Войны в Советском Союзе.
  Потом через Анкару их вывезли на Родину...
  А в уютных апартаментах нашли приют новые постояльцы - советские моряки торгового флота... однажды турецкой портовой жандармерией на борт были доставлены моряки с буксира 'Аккерман' вместе с пассажирами - военнослужащими Тендровского боевого участка.
  Их буксир застиг жестокий шторм, и его на вторые сутки прибило к берегам Турции.
  Интернированные матросы нашли на 'Сванетии' и стол, и кров.
  А потом 28 ноября под охраной лидера 'Ташкент' и двух эскадренных миноносцев 'Способный' и 'Сообразительный', в условиях плохой видимости и штормящей погоды к Босфору благополучно был проведен большой танкер 'Варлаам Аванесов', который проморгали торпедоносцы и бомбардировщики люфтваффе.
  Лидер и эсминцы вернулись в Севастополь, но радость успеха была недолгой. 19 декабря в нейтральных водах Эгейского моря танкер был атакован итальянской подводной лодкой и потоплен. Почти всем членам экипажа удалось спастись и достичь на шлюпках и плотах турецкого берега у мыса Баба-Кале, где они были интернированы и вскоре переданы на 'Сванетию', как и незадолго до этого люди с 'Аккермана'.
  Капитан Беляев всех спасшихся с танкера поставил на довольствие, и каждому было доверено рабочее место на теплоходе. Беляев заверил, что скоро все будут на Родине, и приказал 'не вешать носа'.
  Действительно, в середине февраля турецкие власти официально оповестили капитала Беляева, что причин для удержания теплохода в турецких территориальных водах более не существует и 'Сванетии' разрешено покинуть гавань Стамбула...
  Однако, кое- какие дела у некоторых пассажиров 'Сванетии' на турецком берегу еще оставались...
  'Что, Ваня, не спится?'- видный журналист-международник, Леонид Наумов, в миру- Эйтингон Наум Исакович, бывший старший майор бывшего НКГБ, появился за левым плечом, неслышно, как тень... будто мрак сгустился, и возникла невысокая мускулистая фигура.
  'Да вот, думаю... можно, вопрос?'
  'Валяй...'
  'А ... кто этот, Фигурант?'
  'Сволочь старая. Древнего аристократического рода, фон-барон... еще в Империалистическую занимался шпионажем.
  Принимал участие в подготовке и проведения аншлюса Австрии, с началом Войны- налаживает в Стамбуле контакты с британцами...'
  'Так ведь англичане- наши союзники?'
  'Эх, Ваня. У Англии нет вечных союзников и вечных врагов, у неё есть только вечные имперские интересы...представляешь, что будет, если империалистам удасться сговориться? За нашей спиной?'
  'Да это же нож в спину Красной Армии!'
  'Правильно понимаешь... так что- приказываю спать. Вечером у нас- премьера...'
  ... Швейцар, поклонившись, распахнул высокие, резные двери перед Фигурантом. Сухощавый , средних лет мужчина, с врожденной офицерской, цоссенской осанкой, вставил в левый глаз монокль и не торопясь отправился в свой ежедневный моцион, полезный для его почек, по бульвару Ататюрка...
  Когда сзади затарахтел мотоциклетный движок, Фигурант даже не повернул головы... ему, представителю Тысячелетнего Рейха, нечего было опасаться в дружественной Турции...
  Подъехавший поближе Иван увидел, как от толстого ствола старого платана отделилась быстрая тень и скользящим движением потекла к Фигуранту- и тут же краем глаза он заметил, как Омар выхватывает из кармана кубик дымшашки...
  'Зачем?!! Ведь нажать кнопку он должен в Ч+4!! Когда вскочит в мотоциклетное седло, ему за спину! Стой, дурак!'
  Но было поздно... Омар нажал кнопку... и вместо облачка серого дыма - в руках у него блеснула ослепительная вспышка...
  Что-то горячее больно ударило Ивана в щеку - это был комочек парного человеческого мяса. Судя по всему, кусочек так заботливо сберегаемой бароном почки!
  Потрясённый Иван дал газу и помчался, согласно плана, в порт... задание было выполнено!Фигурант - нейтрализован. Наши потери- минимальны.
  ... 'Сванетии' у причала не было. Она уже выходила из Золотого Рога.
  Дав полный газ, Иван промчался до оконечности мола, спрыгнул с мотоцикла, на ходу сбросил ботинки и пиджак и прыгнул в ледяные волны зимнего Мраморного моря.
   Он уже всё понял. И знал, что его подбирать- не будут. Потому что... Он- уже мертвый, согласно блистательной схеме операции, утвержденной Инстанцией ... но плыл, плыл и плыл...упрямо и безнадежно. Он был обязан вернуться на борт.
  Потому что приказы- нужно выполнять.
  Добуквенно!
  
  Фотография шестая.
  27 июня 1942 года. Предутренние сумерки. Севастополь, Исторический бульвар. Главная аллея.
  
  Оторвавшись от на миг прекратившей дрожать и болезненно вздрагивать земли, Иван выкашлял из ноющих лёгких - судя по -всему, добрый шмат черной копоти... во всяком случае, слюна была аспидно-черной...
  Вот только не хватало снова свалиться... ведь еле-еле оправился от воспаления лёгких, последовавшего за купанием в зимнем Босфоре.
  Спасибо Науму Эйтингтону! Не сумев даже своей немалой властью над жизнью и смертью добыть спасительный сульфидин официальным путём, от того отчаянно рассвирепев, он , крепко выругавшись, тоскливо сменял свои наградные золотые часы, врученные ему ещё председателем ОГПУ тов. Менжинским, на мятый бумажный пакетик с драгоценным белым порошком.
  На базаре в весеннем, щедро украшенном желтой мимозой Батуме было поистине всё!
  Вот уж действительно, кому война, кому мать родна... батумские героические усатые джыгыты отважно , втридорога, торговали на набережной шашлыком и местным вином (все инвалиды, как один!), милостиво разрешая умирать вместо себя глупым русским иванам...
  А если , нечеловеческими усилиями военкомов, их удавалось как-то собрать и отправить на фронт- национальные грузинские части при первом немецком выстреле просто-напросто разбегались! Недаром товарищ Мехлис на коленях умолял Ставку больше не присылать в Крым кавказцев...
  Нет, если грузины служили в составе войск, с преобладающим славянским составом- как ни странно, воевали они вовсе не хуже других! Но вот, предоставленные сами себе...
  Странные мысли приходят человеку в голову на пороге смерти... какой-то сульфидин, грузины... защитное свойство психики. До последнего не думать о том, что будет скоро... совсем скоро!
  Иван приподнялся на продранных локтях... город не горел.
  Потому что городом это чудовищное нагромождение развалин, откуда сочился едкий, слепящий воспалённые глаза дым, уже давно не было...
  Разбомбленный непрерывно пикирующими , надсадно воющими бомбардировщиками, расстрелянный в упор чудовищными калибрами осадных орудий, которые оставляли воронки величиной с деревенский дом, Севастополь держался. Несмотря ни на что!
  На то, что в обескровленных , погибших полках оставалось до сотни бойцов... на то, что снаряды кончались, и взять их было негде... на то, что благодаря прямой измене адмиралов советский Черноморский флот, равному которому на Черном море - не было, оказался заперт и стеснен собственными минами...(Примечание автора. Я знаю. Я просто привожу рассказ очевидца).
  Иван вспоминал, как кровавыми слезами плакал с огромным трудом выбравшийся из покрытого соляром и кровью моря старый боцман- с погибшей 'Сванетии', корабля -мечты, ушедшего на дно вместе с, почитай , всем экипажем... 'Сванетия', забитая доверху лежачими ранеными...лежачими? Да на ней носилки стояли стоя! Чтобы побольше народу вошло...и вот, на собственных минах! (Примечание автора. Я знаю , я читал официальную версию гибели санитарного транспорта 'Сванетия'. Но. Я просто привожу рассказ очевидца так, как его запомнил, когда-то...)
  Город умер... но продолжал, даже мертвый, сражаться!
  А сейчас, в эту минуту, перед глазами Ивана занималось ясным пламенем красивое, полукруглое здание с высоким куполом, увенчанным ротондой из белого инкерманского известняка...
  Наум Эйтингтон, руководитель Специальной Опергруппы, хрипло каркнул :'Вперед, сукины дети! Горит ведь...'
  И бойцы в изорванном, пропитанном пылью и покрытом коркой из запекшейся крови и пота обмундировании, рванули вперед...
  Вбежав сквозь классический , с колоннами портик в обитые понизу медными листами двери, с чернеющими дырами вместо стекла в частой обрешетке, они с топотом ворвались полуциркульный вестибюль с мраморными, усыпанными визжащим под ногой битым стеклом , покрытыми гарью полами... под высоким, лепным потолком клубился черный дым, впереди что-то трещало и светило кроваво-красным...
  Когда же они ворвались на огороженную металлическими цепями смотровую площадку- то будто вновь оказались на Малаховом Кургане, и снова- в день штурма... достоверности изображенного добавлял реальный треск огня и густой дым...
  Но по-прежнему бесстрашны были лица нахимовских моряков и гренадёров... все также грозно вздымали они свои штыки против иноземного врага!
  Да они бы снова бестрепетно умерли за свой любимый Севастополь- если бы у них была еще одна жизнь... и плавящаяся краска сползала с холста, будто скупые слёзы...
  'Срывайте полотно!'
  Тяжёлые холсты безжалостно кромсали и резали десантными ножами, скатывали в рулоны, вынося на бульвар, покрытый сгоревшими тополями и акациями...
  Память о подвиге отцов - должна была быть сохранена. Во что бы не стало...
  ... Когда последние тяжелые, пахнущие дымом тюки подняли на палубу боевого корабля, Наум Эйтингтон крепко пожал Ивану руку:'Смотри, брат, довези! Очень прошу...'
  'А Вы?'
  'У нас здесь еще дела... да ты не волнуйся. Мы еще встретимся. Здесь или там...'
  ...С моря Город выглядел просто чудовищно... там, на берегу , на узких тропках среди куч битого кирпича и обломков почерневшего камня, закрывавших обзор до двух ближайших шагов, которые ещё нужно было пройти- то, что с ним сделали фашисты, было сложно понять...
  Но с палубы серо-голубого корабля, с тактическим номером '27' на борту , который осторожно пробирался к открытому морю из глубин извилистой бухты, вдоль берегов которой торчали из воды обгоревшие мачты и настройки погибших судов - открывалась широкая панорама во всей её трагической , рвущей душу боли...
  Иван никогда раньше не бывал в Севастополе- не ходил по его прекрасным , чисто вымытым, как корабельные палубы, улицам- но любил читать великого романтика Александра Грина... Зурбаган, Гель-Гью... это ведь про довоенный Севастополь!
  Обратились в пыль и прах уютные домики Корабельной стороны, сгорели тяжёлые виноградные лозы, оплетавшие ограды, рухнули казённые, классического ампира флотские дома...
  И только колоннада Графской пристани и орел на вершине Памятника погибшим кораблям гордо и непреклонно, наперекор всем канонадам, ещё возвышались- истерзанные сыпью осколочных ударов...
  ... Когда солнце пробилось сквозь дымные тучи, и слева по борту засинели высокие кручи мыса Фиолент, появились они...
  Давненько, еще с Горького, с той проклятой ночи, когда жарко горели деревянные цеха сборочного конвейера автозавода, и в черных лужах льющегося с крыш расплавленного битума корчились обгоревшие тела подростков из заводского ФЗУ, не слышал Иван этого надсадного воя пикирующего прямо на тебя бомбардировщика...
  С палубы в немецкие самолёты стреляли все- кто мог... стреляла двухорудийная башня на корме (примечание автора. Я знаю! Но...), захлёбывались лаем зенитные пушки , стучали с крыльев мостика пулемёты... моряки, замотанные в окровавленные бинты, ожесточенно стреляли в немцев из винтовок и автоматов.
  А стальной корпус корабля корчили и сотрясали близкие разрывы, от которых , обдавая палубу, заваленную ранеными, потоками взбитой в невесомую пену воды, вставали выше мачт подсвеченные изнутри огненным вздыбленные грязно-белые колонны ... и палуба больно била распластанные на ней тела...
  Мало что запомнил Иван из этого бесконечного дня... грохот пулеметных очередей, хлеставших по беспомощным телам, выбивающих на них алые фонтанчики крови...
  вылезшего откуда-то с низов краснофлотца, покрытого скользкой слизью мазута и крови... желтенькая резиновая уточка, мерно качающаяся в проеме трапа, который вел в затопленный кубрик, где были сироты из эвакуированного детдома ...
  Никогда Иван не забудет этого немецким лётчикам... не забудет и не простит.
  ... К вечеру, когда впереди сквозь туман проступили кавказские горы- корабль, затопленный по заднюю башню , всё еще двигался... он был упорным, этот 'голубой крейсер'!
  И дошёл -таки до своей базы, довез, спас своих пассажиров...
  Немецкие самолёты убили корабль и его экипаж на следующее утро, уже в Новороссийске, у причала...(примечание автора. Полотна Рубо были спасены с риском для жизни из горящего здания советскими воинами- пишет демократический журналист. Ну да. Кто же назовет работников НКВД антисоветчиками?)
  
  Фотография седьмая. Октябрь 1942 года. Полуостров Рыбачий , хребет Муста -Тунтури...
  
  'Прощайте, скалистые горы,
  На подвиг Отчизна зовет...
  Мы вышли в открытое море,
  В суровый и дальний поход!
  А волны и стонут и плачут, и плещут о борт корабля-
  Растаял в далёком тумане Рыбачий - родимая наша земля...'
  Да. Да так оно всё и было...только грозным боевым кораблем оказался на этот раз пропахшей треской и норвежской селёдкой рыбацкий мотобот, над которым, по-привычке ожидая добычу, носились, исчезая в лохмах висящего над водой тумана, жадные чайки... и маслянистые, серые волны снова и снова, осыпая ледяными брызгами палубу, били и били в скулу баркаса...
  Качало весьма здорово.
  Иван в который раз поздравил себя, что не поддался в детстве на уговоры покойного деда- старого боцмана, 'Моряка Тихова Океану' и никогда поэтому не мечтал служить во флоте...(Дед, скорее всего, 1875 года рождения?-пишет Взыскательный читатель. Но ведь евреев во флот не брали. Отвечу- Правильно, дедушка главного героя Роман Михайлович служил боцманом на пароходе 'Херсон' Добровольческого Флота, был мобилизован со всей командой... тот самый боцман из романа Белоусова В.И. 'Раскинулось море ширОко'...- который за шесть кусков казённого мыла себе интересную болезнь приобрёл)
  Какой уж тут флот - когда Ивана укачивало теперь даже на берегу, при виде волн прибоя...что-то не везло ему в последнее время с плавсредствами.
  Сначала 'Сванетия' - догоняя которую вплавь , он чуть было не утоп (а после чудом не отправился с балластиной на шее обратно за борт - в другой уж раз пожалел его сердобольный Наум Эйтингтон ! Кровавосталинский палач, по либеральной классификации...), потом 'Ташкент' - голубой крейсер, в своём последнем огненном рейсе спасший самое ценное- детей, раненых, активы Госбанка и полотна Рубо, из севастопольской Панорамы ...
  Вот с этими-то промокшими в морской воде,которая, высохнув, оставила на них разводы белеющей соли,  испачканными коричневыми пятнами мазута и засохшей кровью, обгоревшими, обугленными  холстами Иван, выполняя (добуквенно!) полученный приказ, скандаля, хамя, грозя оружием, безбожно льстя и давая взятки конфискованным по дороге урюком, добрался до студии художников-баталистов Грекова, в суровую военную Москву, через всю страну- Новороссийск- Сухуми-Тбилиси-Баку-Красноводск-Ташкент-Оренбург-Казань...
  Через забитые людьми , потерявшими кров, вокзалы и узловые станции... через людское горе, боль и невыносимые страдания... через чванливое жлобство бойцов ташкентского фронта, собравших с собой в эвакуацию бонн, домработниц, мопсов и кошечек...через проверки, фильты, кордоны и заградительные отряды... через тиф, через банды урок, которые грабили и убивали, отрезая уши вместе с серёжками и пальцы вместе с колечками...
  Доехал. Довез. Сдал по акту.
  Что дальше?
  Спавший три недели вполглаза, толком ничего не евший, не мытый, заросший диким волосом, обовшивевший - он почти без памяти добрёл до Спартаковской- адреса, который дала ему на прощание в Горьковском ЗАГСе любимая жена Веруня...
  Открыл противно заскрипевшую дверь, гулко топая, поднялся по скрипучей деревянной наружной лестнице на второй этаж длинного ,темно-красного кирпича дома, донельзя казённого на внешний вид , отсчитал в полутьме синей пятнадцати -свечовой лампочки третью дверь от кухни с шипящими примусами на восемнадцати столах , постучал...
  Потом попинал дверь сапогом ... потом сел на пол, привалился к стене и блаженно уснул...
  Таким и нашла его Веруня, вернувшаяся из женской консультации (где её всё пытались направить в подростковый кабинет при детской поликлинике, что на Зацепе)... и долго мыла своего тощего и заморённого суженого в корыте, таская горячую воду из круглосуточно кипящего титана, скребя вархоткой по его выпирающим ребрам ...
  А он всё слабо отбивался и вскрикивал, во сне...
  .. Луч паровозного прожектора пробежал по потолку, лязгнули буфера вагонов, оконные стекла тоненько задрожали от хриплого,близкого гудка...
  Иван испуганно сел, огляделся в тревоге- где же доверенные ему холсты? Но вместо знакомой теплушки увидел тесную комнату, уставленную кое-какой , собранной видимо, с Тишинского да Малаховского рынка, домодельной мебелью... рядом с ним , сжавшись в комочек, растрепав коротко остриженные платиновые пряди, сопела носиком дорогая, милая, драгоценная Веруня...
  Вера почмокала во сне по-детски припухлыми губками, а потом зашлась в тяжёлом , надсадном кашле...
  Иван осторожно положил свою широкую руку на горячее нежное плечо, на котором оставила тоненький красный след бретелька почти девичьей комбинашки...
  'Верочка, что с тобою, ты больна?'
  'Спросите, спросите у этой дурищи, как она чуть не утопла?'- раздался за ситцевой занавеской, отгораживающей дальний угол, голос любимой тёщи - Ведь мало что себя, так дитя чуть не загубила...'
  Действительно, чуть не утопла...
  Двадцать третьего февраля, именно в тот день, когда Иван грёб среди серых волн, которые загораживали от него белеющий борт прекрасной, как мечта, 'Сванетии', Вера поехала спекулировать... да! Из песни и слова не выкинешь...
  Маленьких братцев и сестер кормить надо? Вот то-то.
  Набрав в железнодорожном орсовском магазине ниток, иголок и прочей галантереи, она отважно кинулась в дебри рыночных отношений, на привокзальном рыночке станции Загорск Северной железной дороги...
  Выменяв у загорских богомольных старушек ('Чертовы сквалыги!') мешок мерзлой картошки, она осторожно начала было пробираться к платформе- и вдруг налетела на , я чуть было не сказал, продотряд...
  Обыкновенные мальчишки из местного ФЗУ с красным повязками на рукавах тощеньких пальтишек и телогреек - они свистя и гикая, азартно гнались за ней, пока не выгнали на, как Вере впотьмах показалось, асфальтовое поле с черными лужицами...
  Городской наивный житель!
  Это был вовсе не асфальт, а размокшая глина, а лужицы- ямы закопушек, откуда глину летом брали для кирпичного завода...
  В эту-то заполненную водой яму она и сверзлась.
  Чуть-чуть не утопла... но чуть-чуть на станции Москва-товарная не считается? Мальчишки её из ямы и вытащили, и даже мешок не отобрали...просто им скучно было, вот и всё. Мальчишкам мучительно хотелось на фронт.
  'Мать, мать, мать! - выразил своё отношение к этому рассказу Иван- так я же вам свой денежный аттестат оставил! Неужели нельзя было в коммерческом магазине что-нибудь купить...'
  Вера покраснела- как это умеют только блондинки, сразу , до корней волос :'Ваня, ты на меня  ругаться не будешь? Мы тут подумали-подумали, и я решила твои деньги сдать в фонд обороны...'
  И она доверчиво захлопала своими наивными голубыми глазками...
  ... В кадрах Ивана приняли как родного...
  'Ну как там было, в Севастополе?'
  Иван на секунду смежил глаза...
  Трупы плавали в воде у берега, покачиваясь среди черных от мазута волн... трупы, усеянные жирными зелеными мухами, лежали вдоль обочин тропинок среди куч битого камня, в которые обратились дома.
  Во дворах бывших домов оставленные всеми раненые лежали на голой земле и молча ждали смерти.
  Ни одного крика, ни одного стона не вырывалось из их искусанных до черной крови губ. Кому было совсем невмоготу, закусывал край бескозырки или ворот бушлата...
  Живые - еще живые- они лежали так среди мертвых, которых уже некому было убирать. И терпеливо, стойко, напрасно ждали помощи, которая всё не приходила...
  Повсюду- была только белая известковая пыль, застывающая маской на измученных лицах.
  Только пыль, только жара, только мухи, только трупы, трупы и еще трупы.
  На улицах- бывших улицах убитого Севастополя- редкие прохожие, спешащие на фронт, чтобы убивать и снова убивать фашистских гадов- совершенно спокойно, привычно перешагивали через убитых товарищей ...
  И Иван сказал, спокойно :'В Севастополе- было нормально.'
  ... 'Да, ну что же... опергруппа ваша не вышла! И товарищ Эйтингтон пропал без вести, скорее всего- убит. (примечание автора. Как же, как же. Убьешь такого. Да таких людей пестом в ступе не размелешь. Вырвался в горы, к партизанам. И совершил потом еще на благо Страны Советов очень много славных дел, за что и многократно был удостоен орденами, и званием Героя... Расстрелян в 1953 Кукурузником по 'делу Берии', а скорее всего , просто подло убит без всякого суда, как и сам сталинский маршал с Лубянки. )
  Да, так как мы с Вами поступим- на Север поедете? Вот и славно. В Мурманске срочно требуется специалист Вашего профиля, знакомый с радиотехникой...'
  И поехал Иван на Север...
  ... 'Служба у тебя, братец, будет исключительно тыловая!'
  Собеседник, одетый в меховую безрукавку, Ивану сразу не понравился. Тихий , скромный, в железных учительских очечьках, под которыми голубели такие ласковые, ласковые глаза- что становилось заранее страшно.
  'Вот только тыл у нас с тобой будет - немецкий. Поэтому сообщаю сразу, один-единственный раз. Мы в плен никого не берем, и сами в плен не сдаемся... это , надеюсь, понятно?
  Ну, это я так, к слову... кстати , наших коллег, английских коммандос, фашисты тоже в плен не берут, а расстреливают на месте...
  Однако, мы не коммандос, мы народ простой, не обученный (примечание автора. Собеседник Ивана до Войны защитил диссертацию по классической немецкой философии, работал преподавателем в ВПШ при ЦК ВКП(б). Направлен в Органы по бериевскому партийному набору, замполит - он заменил в походе убитого командира, да так в командирах и остался. Страшный человек- на экзамене по диамату выставлял в студенческой группе по двадцать шесть двоек !), в академиях не обучались (примечание автора. Совершенно справедливо! Только в МИФЛИ им. Н.Г. Чернышевского) , поэтому спрошу тебя , мой дорогой - ты про Radargerät что-нибудь знаешь?'
  Иван был человеком любопытным, до всего , особенно до современной техники, жадным... Поэтому он неторопливо и подробно рассказал про то, что вычитал еще до Войны из журналов 'Техника-Молодёжи' и 'Радиолюбитель', например, про радиоулавливатели самолётов, про ночной бой у мыса Матапан, где британские линкоры в кромешной тьме расстреляли эскадру итальянских крейсеров, которые до последнего момента не подозревали о грозящей им гибели ...
  'Екарный бабай!- заметил внимательно выслушавший его знаток Гегеля и старика Канта, - да тебя нам сам бог послал! Мы тут, значитЬ, гадаем, как нам быть - а ты вонА, сам заявился...
  ЗначитЬ, слушай, милый, сюда...
  Вот, смотри. Видишь- мыс Цып-Наволок, вот Мотовский залив, вот- полуостров Рыбачий... и стали с недавних пор в этих местах твориться разные загадочные дела...'
  А дела и впрямь стали твориться поганые...
  Северный оборонительный район , он же 23-тий УР, был заблаговременно развернут на полуостровах Рыбачий и Средний- которые прикрывали подходы к Главной базе Северного Флота, Полярному... (примечание автора. Совсем не думал Сталин об обороне страны...)
  Главной ударной силой укрепрайона был 104-тый армейский пушечный артполк.
  Развернутые по побережью, его 122-мм пушки, с дальнобойностью до 21 километра, грозно смотрели в сторону моря!
  Впрочем, уже 27 июня 1941 года полк произвёл артиллерийский налёт на острова архипелага Хеиня - Саари, надёжно заблокировав движение вражеских судов на пути к фьорду Петсамо-Вуоно .
  Однако, беда пришла с сухопутья. Горные егеря , с эмблемами эдельвейса на камуфлированных двусторонних куртках (с одной стороны в зеленых, а если вывернуть на изнанку- в черно-белых пятнах) , сумели прорваться через Западную Лицу и Титовку , отрезав Рыбачий от Большой земли.
  Так полуостров стал островом- и снабжался теперь всем необходимым только по солёной воде, через Мотовский залив.
  В принципе, это не сильно (поначалу) осложнило жизнь островитян. Всё равно погода в этих водах благоприятствовала военному мореплаванию - то дождь (зимой) , то снег (летом), то туманы (это - круглый год). Шутки Гольфстрима.
  Наши юркие, как зуйки, мотоботы относительно свободно плавали через залив , перевозя всё- от сушеной картошки до солёной трески, а главное- снаряды, снаряды!
  Пока полк вёл интенсивный огонь, защитникам Рыбачьего опасаться было нечего, а вот финнам и немцам в Лиинахамари и Петсамо- совсем даже наоборот.
  Но вот в последнее время, несмотря на дожди, туманы и снеговые заряды (а темноты летом особой не было) - артиллерийский огонь врага стал вдруг исключительно точен! Что сразу изрядно сказалось на количестве поступающих грузов - погибших же моряков, как водится , в штабах не особо-то и считали... на то и война. Но...
  Командование Флота дало всё же команду- разобраться и наказать супостата.
  А главное , выяснить, откуда вдруг взялась у немцев такая способность выявлять невидимые ни в один оптический прибор цели?
  '... Ишь ты. Радар, значит... да. Вот что, значит, англичанка-то выдумала. А нам ничего и не сказали -с-с-с-союзнички, вперегиб их дохлым осьминогом в задний полуклюз...(примечание автора. Старший политрук Леонов не совсем прав - радиолокаторы РУС-1 и РУС-2 уже три года стояли на вооружении РККФ! Та же севастопольская спецгруппа НКВД в том числе занималась еще и тем, что в последние дни августа столкнула в море с высоких скал мыса Фиолент спецмашины с секретной радиотехникой, предприняв положенные меры, чтобы обслуживающие советские радары краснофлотцы- секретоносители не попали в плен к немцам. Однако- проклятый режим тотальной секретности...Сапиенс сат.)
  Ну ничего - узнаем и про радары... а ты, милАй, давай, готовься... входи в обстановку! Ты нам ТАМ будешь очень нужен, поскольку ты хотя бы слышал, как эта штуковина вообще может выглядеть.'
  Следующие десять дней слились для Ивана в один сплошной кошмар... приставленный к нему дядька, бывший боцман с потопленного пограничного катера, методично, до издевательства вежливо, выматывал из него последние оставшиеся силы...
  'Ничего - похлопывая Ивана, который блевал от усталости, по ноющему от ударов приклада плечу, говаривал старый, тридцатилетний боцман - ничего. Тяжело в учении- легко - где? Легко в походе. В бою- легко быть не может...'
  И вправду... мало - помалу Иван вдруг почувствовал, что запредельные нагрузки даются ему все меньшей кровью... стал привыкать, однако.
  Как тот старый сельский батюшка, который как разговеется на Велик День, так каждый раз с колокольни падает, и не разбивается :'Привычка, сыне- сие есть великая вещь!'
  ...В часы физподготовки помещение Отдельного разведывательного отряда напоминало спортивную школу.
  В одном месте бойцы колдуют с лыжной мазью, в другом - демонстрируют бой невооруженного с вооруженным, в третьем - занимаются самбо или боксом.
   Разведчики любили следить, как на импровизированный ринг выходят Семен и Павел .
   Роста они почти одинакового, а вес разный.
  Худенький, ловкий и быстрый Павел раньше учился в Ленинградском Институте физкультуры имени Лестгафта, был одно время чемпионом среди юношей в весе мухи. Второй- из крепких, с медвежьей грацией и медвежьей силищей, поморов.
  И вот, натягивая перчатки, навстречу ленинградцу идет медлительный в движениях, но упорный в бою и совсем не чувствительный к ударам противника бывший лесоруб Семен .
   Семен дразнит Павла: 'Эй, мухач, берегись! Я из тебя сейчас муху сделаю...' , тот злится, а виду не подает.
  Обрушивает на соперника целую серию стремительных ударов, а сам нырками ускользает от его лобовых атак и радуется, когда вокруг кричат: 'Силен, Пашка! Лупи медведя онежского! Кусай, муха!'.
   Все болеют за 'Студента', опасаясь, как бы тот не прозевал и не попал под тяжелый, как свинчатка, кулак 'Агафона'.
  Напрасно беспокоятся. Удар- рывок - удар на 'добивание'- победа! Друзья встают с пола, потирают красные пятна , следы от крепких ударов, слизывают кровь с разбитых кулаков, крепко обнимаются...
  Особенно шумно и весело во дворе вокруг качающейся доски, подвешенной на кожаных ремнях , которую в Отряде прозвали 'трапом морского разведчика'.
  Новичок Иван в полном боевом снаряжении должен был по такому ненадежному трапу пробежать с конца в конец.
  'Держись за воздух! Утонешь!' - кричат отчаянно балансирующему на таком трапе новичку.
  Когда он под общий хохот сваливался, то становился в строй "мокрых". Соревновались отделениями. У кого меньше "мокрых" - тот и победил. Новичкам говорили:' Морские разведчики ведут тяжелые бои. Полярный холод, штормы, арктические вьюги и метели, крутые скалы - ничто их не остановит! Хочешь быть в отряде - закаляйся: будь сильным и ловким!'
   Но вот- закончена программа по одиночной подготовке и начались занятия опергрупп по тактике...
  ... Прижимаясь животом к скользим от лишайника и мха камням, Иван змеей полз к огневому рубежу... а рядом с ним шел его 'дядька', и чтобы Ивану и остальным бойцам отделения не было скучно, строчил из ППШ... над тощей Ивановой задницей веером свистели раскалённые пули...
  ... Вернувшегося (чудом! просто чудом...) невредимым с полевых занятий Ивана в штабе Отряда ожидал сюрприз.
  Специально командированная в Мурманский Интерклуб радистка Катя сумела наконец замарьяжить английского флотского энсина- из службы связи.
  И сейчас сдавший кандидатский минимум командир успешно проводил с ним, со всей возможной вежливостью- только чуть-чуть стимулируя собеседника , для разговорчивости- весьма познавательную беседу. На тему, как выглядит радар, что в нём самое ценное и что надо красть из операторской кабины в первую очередь...
  Стимул- это такая острая палочка, которой древние римляне своих древнеримских быков , чтоб они побыстрее шли, того - стимулировали... все-таки классическое гуманитарное образование, великая вещь!
  Зверски надругавшись после допроса над несчастным лайми (а именно, напоив его до изумления) , командир дал указание отправить иностранца назад, туда, откуда его взяли...
  Англичанин уходить совсем не хотел, вяло, но упорно сопротивлялся, заливисто хохоча, держался обеими руками за косяк и что-то всё под нос себе неразборчиво бормотал :' Strange these Russki! I-ik... Why it would be simple to them not to address with the- i-ik... letter of inquiry to АВС? And what for they so have - i-ik... given to drink me? And the Russki girl - it that shaking... I marry it! Necessarily...I-ik!'
  Видимо, он воспринял своё похищение как национальные особенности через чур щедрого традиционного русского гостеприимства... красивый старинный обычай !
  Расставшись все же с англичанином, который на прощанье все-же успел одарить его парой слюнявых поцелуев, Леонов задумчиво произнёс :'Ну что же... говорит про радар один в одно, как и ты ... не думай! Я тебе верю- но, проверить следует...
  Да, как тебе у нас отдыхается?'
  'Хорошо, товарищ командир! Каждое утро - марш-бросок, поход на 30 километров, а иногда и на 50. В последнем случае после половины дистанции мы выпиваем по кружке шоколада на одной из баз разведуправления, отдыхаем минут 10 и бегом- обратно.
  После этого проводим боевую разминку, по Вашей системе , включая приемы джиу-джитсу и других видов борьбы.
  При отработке схватки вооруженного с невооруженным всегда используется боевая винтовка с настоящим, а не спортивным - эластичным - штыком.
  Тут проезжал мимо расположения Отряда Член военного совета, как-то это увидел и говорит: 'Прекратите, вы же убьете друг друга'. Испугался за нас...'
  'А ты- не испугался?'
  'Не из пугливых. Считаю- всё правильно. Полезно, для воспитания силы духа.'
  Леонов задумался :'Скажу тебе так...
  Много у нас на Руси было святых людей, чудо-богатырей. Я сам был воспитан на их примере и говорю всем своим бойцам : не забывайте эти традиции, берегите их и приумножайте!
  Мечта о подвиге, о том, чтобы отличиться, - это мечта каждого человека.
   Но для того чтобы ее осуществить, нужно прежде всего уметь управлять собой. Должна быть железная воля.
  Как ее воспитать? Для этого нет специальных упражнений...
  Основа всего - патриотизм.
  Тот, кто безразличен к судьбе Родины, ничего путного не совершит!
   Конечно, необходимы знания, умения.
  И вера в товарищей, которые также должны верить в тебя. Когда будут воспитаны эти качества, то и воля появится как бы сама по себе...
  А если есть воля - путь к славе, путь к подвигу - открыт...
  Совершить же подвиг- я тебе возможность представлю. Завтра и пойдёте...(примечание автора. Подлинные слова Дважды Героя Советского Союза, прославленного разведчика, капитана первого ранга ... кто из нас вздохнул печально, узнав о его смерти? Какая газета в 2003 году напечатала хоть пару строк, в каких новостях проскочило, что в Москве скончался самый удачливый, самый дерзкий, бесстрашный североморский разведчик-диверсант? И вправду... он же не актёр, отважно устроивший в баре мордобитие с милиционером... Геройски жил, безвестно умер. И книг о нем - например, 'Боцман с 'Тумана'- уже лет двадцать не издают. Скучны они! Секса- совсем нет...)
  ... Иван очнулся от нахлынувших воспоминаний, поёжился от плеснувшей в лицо морской пены...
  Мотобот упрямо карабкался на вершину волны, потом скатывался с неё, как на салазках- отчего желудок прилипал к горлу... Ивана давно уже тошнило только зелёной желчью... Стоявший у руля рыжебородый кормщик- помор только хмыкал, грызя коротенький чубук душегрейки... ему, как видно, любая качка была нипочём!
  Немцы не стреляли - потому что устье фиорда постоянно бороздили рыбацкие судёнышки норвежцев. Отважные мореплаватели гордо поставляли оккупантам пятнистую треску и белопузую камбалу. Правда, деньги за рыбу от немцев принимали с явным отвращением... герои норвежского сопротивления. Которые ужасно возмущались, что мерзкие русские топят их рыбацкие судёнышки. Подумаешь, что за дело, что они возят немцам продукты и топливо - бизнес есть бизнес, не так ли?
  Впрочем, англичане тоже были хороши... налетели, понимаешь, на Фарерские острова, потопили норвежский плавучий рыбзавод, который производил для Великогерманского Рейха Немецкой Нации всего-то 95% потребляемого в Германии рыбьего жира... ведь это же частная собственность! Пираты, просто пираты...
  Так что немецкие Artilleristen по отношению к мирным занятиям братского арийского норвежского народа относились терпимо и даже, я бы сказал, толерантно... пусть себе плавают! Вреда от них нет.
  Сулой, подхватив крохотный кораблик, завертел его, поставил лагом к волне... мерная качка океанской зыби сменилась хаотичными, резкими ударами в днище и борта... кормщик ожесточенно завертел штурвал, крикнув сквозь рыжую бородищу: 'Держись, паря!!'
  Кораблик скользнул в тень высокой прибрежной скалы - и тут же качку как ножом отрезало... только с пушечным грохотом колотили совсем рядом волны о угрюмые утёсы...
  'Ну што, паря... я вас высажу, а ждать не буду. Встану мористее, вот у той гряды... ежели немецкий Wärterkutter подгребёт, отбрешусь!
  А как надумаете возвращаться- шумните. Я вам тузик пошлю... вру. Тузик я сразу в прибрежных камнях заныкаю... грузитесь да и грибите. Ну, живите, что-ли чо...'
  ... Нет, с советским блиндажом эта история точно не прошла бы. Потому что если русский человек мерзнет, он пойдёт , найдёт себе бочку железную, смастерит печку, из любой дряни на коленке сладит трубу...
  А немец- напротив. Замерзнув, он отпишет в Hauptmilitärwohnung, те снесутся с Oberkommando, те сделают соответствующий Anfrage - и не далее как к уже следующей зиме на позицию пришлют standardmäßigenmetallischen Militärofen
  расписанную чудесными голубыми цветочками...
  Со стандартной, строго оговоренных размеров и диаметра, трубой.
  В какую и вошёл плотно, без единой щелочки, заранее приготовленный по трофейному образцу еще дома, на базе разведчиков, пыж...
  Сначала никаких шевелений не происходило... затем окованная металлом , с амбразурами для стрельбы дверь блиндажа приоткрылась - и туда тут же полетела - думаете, граната? Отнюдь. Немецкая же осветительная ракета.
  Осколков, могущих повредить хрупкую радиоаппаратуру, она не дает, а эффект в замкнутом помещении от её прыжков, шипения, огня, пожирающего кислород - изрядный!
   Немцы испуганным стадом ломанулись наружу...
  Первых сразили автоматными очередями- а потом хрупкий Паша-Студент плавно потёк брать мощного, высокого (роста меньше, чем 180 см, в егеря не брали!) супостата...
  Егерь вылез, но, увидев, что перед ним всего-навсего один, раза в полтора ниже его мальчишка, поднять руки не пожелал и бросился на Студента. А Павел подпрыгнул и ухитрился нанести ему такой крепкий удар в челюсть, что верзила-егерь растянулся на дороге во всю свою длину и потом долго стоял на четвереньках, с испугом глядя на маленького богатыря и опасаясь подняться на ноги.
  Пришлось помочь ему пинком... связав руки пленному, оказавшемуся , на радость, оператором радара, разведчики выломали из металлических решетчатых стоек указанные потёкшим немцем секретные блоки и рванули - к морю? Нет.
  К морю рванул Иван, подгонявший пленного... а разведчики кинулись в скалы и принялись отвлекать на себя ринувшихся со всех сторон немецких солдат, которые начали вылезать буквально из-под земли...
  ... Столкнув немца в тузик, погрузив туда же драгоценные блоки, Иван грёб рядом - потому что лодочка, продырявленная пулями, еле держалась на воде и двоих бы точно не выдержала ...
  Ледяная волна- куда там Босфору!- кипятком обжигала его тело, так, что останавливалось сердце... но Иван греб и греб. Плыл и плыл.
  Потому, что сзади еще трещали выстрелы - это , прикрывая его , умирали в покрытых лишайниками скалах его товарищи. Для того, чтобы он доплыл.
  Мог ли он их подвести?!
  'За образцовое выполнение приказа командования... к медали 'За боевые Заслуги'
  'Милый Ванечка, на коленях прошу- прости... не уберегла. Умерла наша девочка. Врач сказал, что у меня никогда не будет больше детей... забудь обо мне...'
  
  
  
Оценка: 8.60*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"