Аннотация: Каждый любитель истории имеет свое право на прочтение Восточного похода Александра Македонского. Автор предлагает свой взгляд на это грандиозное деяние,поскольку много интересного осталось за рамками классических версий.
АЛЕКСАНДР. ВЕЛИКИЙ ПОХОД - 1
Хроника Македонии.
Гегемон Эллады.
Пролог:
Задуманный македонским царем Филиппом великий поход против Персии во главе объединенных воинских сил эллинов был близок к воплощению. Его создатель был поистине великим человеком, ибо за короткий период сумел совершить подобно легендарным героям невозможное. Заменив погибшего на поле брани своего брата царя Пердикку, при помощи своих дипломатических навыков, Филипп смог отстоять целостность своей страны от посягательств соседей, не допустив растаскивания её по кускам.
Проявляя незаурядный ум и волю, младший сын Аминты III смог прекратить межклановые распри терзавшие Македонию со дня ее образования, создать мощную армию опираясь на которую значительно расширил границы царства. За короткое время Филипп смог превратить захолустную провинцию эллинского мира в молодого и агрессивного хищника, который смог подчинить своему влиянию Элладу. Некогда сильную и грозную страну, а теперь погрязшую в многочисленных противоречиях.
Ради воплощения своих планов царь жертвовал многим, в том числе и семьей, ибо большую часть своей жизни он провел в войнах, заговорах и интригах против своих врагов. Венцом своего творения Филипп, несомненно, считал поход в Ионию, для освобождения живущих там греков от персидского владычества. Подчинив себе Грецию, взяв под контроль проливы Геллеспонта и присоединив Ионию, он мечтал спокойно править до скончания своих веков. Но владевшие Ионией персы зорко следили за успехами Филиппа, и вовремя оценив его угрозу, начали контригру.
Именно персидское золото в свое время заставило отступить спартанского царя Агесилая, чье войско успешно сражалось с персами за свободу ионийских греков. Теперь же, золотые лучники персидского царя заставили Афины и Фивы выступить единым фронтом против македонского царя, временно забыв, обо всех прежних претензиях и обидах друг к другу.
С этого момента, будущее великого похода на Восток решалось на поле битвы, где македонский царь был вынужден сдавать жестокий экзамен на право реализации своих планов.
И так, Беотия, Херонея, август 338 г. до н. э.
Глава I. Крушение эллинских свобод.
Грозной черной тучей предвещающей мрачную гибель всего свободного мира Эллады, раскинулось македонское войско на полях Беотии. Против них в спешном порядке собрали свои силы двое из трех непримиримых врагов македонского царя Филиппа - Афины и Фивы. Третий враг - Спарта, не пожелал принимать участие в коалиции вместе с Фивами. Персы прислали в Лаконику недостаточное количество "дариков", которое позволило бы лакедемонянам позабыть давнюю вражду к родному городу Эпаминонда. Не сойдясь в цене с посланниками персидского царя, спартанцы решили занять позицию нейтрального наблюдателя, готовясь в случаи удачного исхода борьбы двух противников, взять выигрыш не обнажая меча.
Аттика и Беотия слишком поздно разглядели в энергичном Филиппе скрытую угрозу к своему доминирующего положению в Элладе. Ошибочно полагая, что смогут удержать под своим контролем молодого македонского воителя, два греческих гегемона совершили непростительный политический промах. Они позволили македонскому царю вести свою игру в общегреческой политике, намериваясь его руками обескровить конкурента, свято веря, что смогут контролировать молодого полководца.
Умело играя на разногласиях малых и больших городов Эллады, хитрый и дальновидный Филипп успешно извлекал для себя выгоду из их вечной грызни между собой. С каждым своим походом на соседние города и государства, он становился все сильнее и влиятельнее. Золотые рудники фракийской Пангеи позволили ему создать сильное войско, при помощи которого он не только раздвинул границы своего царства, но даже смог подчинить своему влиянию несколько малых греческих городов.
Подобная выходка, сильно встревожила столпы греческой демократии. Неблагодарный Филипп посмел показать им зубы, что было очень опасным прецедентом. Требовалось преподнести урок македонскому царю и персидское золото, пришедшее с той стороны Геллеспонта, оказалось как нельзя кстати. В Фивах и Афинах были объявлены военные приготовления и вскоре, объединенное греческое войско выступило в поход.
Грозное окрики фиванцев и афинян, и громкое бряцание оружия, не испугало правителя Пеллы. Войдя в Среднюю Грецию по приглашению местных греков для наказания Амфиссы, Филипп уже тогда был готов к войне с Афинами и Фивами, за право обладать верховной властью над всей Грецией.
К этой цели он шел всю свою сознательную жизнь, едва Судьба неожиданно очистила перед ним дорогу к престолу Аргидов. Лишенный от рождения права на верховную власть в Македонии, он с блеском сумел использовать выпавший ему шанс.
С малых лет познав горькую долю высокородного заложника, Филипп всегда умел извлекать выгоду из своего незавидного положения. Пробыв год заложником у иллирийцев, он познал силу и слабости этого грозного народа постоянно досаждавших македонцам своими набегами, а пребывание в Фивах познакомило царевича с эллинской культурой, привило вкус ко всему высокому и прекрасному, что в ней было.
Однако больше всего, юного македонца поразило знакомство с двумя героями легендарного города; полководцами Пелопидом и Эпаминондом. Победители грозных спартанцев благосклонно отнеслись к желанию знатного заложника познать основы их мастерства и многому обучили Филиппа за время пребывания в его Фивах.
Молодой, хваткий царевич оказался достойным учеником своих великих наставников. За короткий срок он в совершенстве постиг азбуку войны, чтобы потом применить свои познания для защиты Македонии. И как это часто бывает, Филипп не только сравнялся со своими учителями по уровню военного мастерства, но намеривался превзойти их. Не только стать новым гегемоном Греции, но и подчинить себе греческие города, расположенные на восточном берегу Эгейского моря.
С давних времен идея о всеобщем греческом гегемоне, витала по обе стороны моря. Эгина, Мегары, Эвбея, Крит, Микены, Аргос, Самос и Милет, были не прочь стать главным полисом Эллады, но из этого ничего не получалось. Едва только один из городов становился на голову выше остальных, как остальные делали все возможное, чтобы зазнавшийся полис, стал равным между равных.
Междоусобная драка среди греческих полисов продолжалась несколько веков, и только их столкновение с персидской державой помогло решить эту проблему. Лишь появление внешнего врага, заставило греков объединиться и создать благоприятные условия для появления общегреческого гегемона.
Покорение персидским царем Киром Лидийского царства было лишь знакомством свободной Европы, с новым азиатским деспотом. Главные проблемы начались, с царем Дарием, который не только покорил все прибрежные города Ионии, но переправившись через Геллеспонт, захватил Фракию и привел к покорности Македонию.
После скифского похода настал черед греков и тут из общей массы полисов выделились два города Спарта и Афины, отказавшиеся признать над собой власть Дария.
Победа при Марафоне, ожесточенное сопротивление армии персидского царя Ксеркса и блестящий разгромом его флота у Саламина, вывели в общегреческие лидеры Афины. Благодаря энергии и упорству своих вождей, они не только быстро залечили раны нанесенные городу персами, но и шагнули далеко вперед, создав Делосский союз греческих городов. Сделав главную ставку на флот в отличие от своего главного конкурента за лидерство Спарты, Афины объединили вокруг себя все приморские города Эллады. Свои претензии на звание гегемона Греции, афиняне успешно подтвердили, сначала приняв участие в изгнании персов из Греции, а затем руками Кимона, сына победителя при Марафоне Мильтиада окончательно разгромив флот персов у берегов Ионии, вблизи мыса Микале.
Напрасно спартанцы пытались оспорить первенство Афин в Греции, напоминая о своих победах при Фермопилах и Платеях. Бессмертные боги обратили свои взоры в сторону столицы Аттики. Её главенство в общегреческих делах было признано всеми областями и городами Эллады и как знак подтверждения этого факта, казна Делосского союза была перенесена в Афины.
Окончательно, Афинами укрепились в роли общегреческого гегемона после блистательной победы Кимона в двойном сражении у побережья острова Кипр. Разгром персов был столь сокрушителен, что новый царь Артаксеркс I был вынужден просить мира у Афин.
Согласно ему, Персия отказывалась от своих владений во Фракии и протектората над Македонией. Была готова разделить пополам Геллеспонт и даровать свободу прибрежным городам Ионии, которые немедленно перешли в сферу влияния Афин.
После такого военно-политического успеха уже никто не мог соперничать с Афинами за лидерство в Элладе. Начался период золотого расцвета города под управлением стратега Перикла, но ничто, не вечно под луной. Отдав малое, но сохранив главное, персы незаметно перешли в контрнаступление, причем сделали это чужими руками.
Хитрые азиаты оказали значительную денежную помощь обиженным спартанцам. Те охотно взяли деньгу у своего прежнего врага и начали знаменитую Пелопоннесскую войну за право стать новым греческим гегемоном.
Благодаря персидскому золоту, лакедемоняне заставили смотреть богиню Удачи в свою сторону. Они разгромили на суше и на море все вооруженные силы афинян и их союзников. При помощи осады добились сдачи Афин и распустили Делосский союз.
С этого момента, в Греции появился новый гегемон - Спарта. Ничто не могло противостоять её ударной силе в виде тяжеловооруженной фаланги. Никто из греков не рискнул спорить с Лаконикой, опасаясь её меча, но и этот гегемон не был долговечным.
Охваченные угаром от одержанной над Афинами победы, спартанцы потеряли голову и совершили серьезную ошибку. Став греческим гегемоном, они решили вмешаться во внутренние дела персидского государства, вступившего в привычный для себя период заговоров и мятежей.
Не желая признать право на престол своего брата Артаксеркса II, персидский царевич Кир младший решил свергнуть его при помощи греческих наемников. Набрав в Сардах десятитысячный корпус гоплитов, большей частью состоявший из выходцев Лаконики, Кир поднял мятеж и двинулся в поход на врага.
Пополняясь отрядами сторонниками Кира, армия царевича благополучно достигла берегов Евфрата, и приблизился к зимней столице персидских царей - Вавилону. На подступах к нему, Кир встретил персидское войско под командованием Тиссаферна. Полностью уверенный в своих силах, царевич дал сражение, которое плачевно закончилось для обеих сторон.
Противостоявшие грекам персидские отряды были на голову разбиты и позорно бежали с поля боя, однако сам Кир, возглавлявший персидскую часть войска, был царским оруженосцем, во время попытки прорваться к Артаксерксу. Его гибель вызвала панику в рядах его приверженцев, они трусливо разбежаться, чем обесценили успех греческих гоплитов.
Лишившись своего предводителя, греки оказались одни, в чужой стране, за многие стадии от моря. Используя это положение, коварный сатрап Тиссаферн заманил старших греческих командиров на переговоры и предательски перебил их. Обрадованные успехом персы атаковали воинов, но жестоко просчитались. Оставшиеся в лагере гоплиты успешно отбили нападение персов и после короткого совещания решили вернуться на родину.
С непрерывными стычками и боями, они совершили этот тяжелейший поход, пройдя через Армению и Малую Азию к Трапезунду, вырвавшись из лап неминуемой смерти. Разгневанный участием греков в мятеже Кира, Артаксеркс решил отомстить своим обидчикам и, собрав огромные силы сам напал на Ионию, нарушив тем самым условия мирный договор.
Не желая ронять престиж общегреческого гегемона, спартанский царь Агесилай высадился на малоазийском побережье и нанес персам серьезное поражение под стенами Сард. Ободренный успехами спартанец решил продвинуться вглубь полуострова, но золотые персидские "лучники" дарики остановили наступление прославленного полководца.
На посланное в Грецию царское золото, в ней вспыхнула новая война. На деньги персидского владыки, Афины построили новый флот, разгромили спартанцев, и стали совершать морские набеги на территорию Лаконики. Для защиты родины от вражеских ударов, Агесилай был вынужден оставить Ионию и вернуться в Грецию.
Началась ожесточенная междоусобная борьба между Спартой и Афинами, в которой главный выигрыш достался персидскому царю. Не вынимая меча из ножен, он вернул под власть Персии все приморскими городами Ионии и часть островов.
Изнуренная затяжной войной, Спарта была вынуждена признать власть персов над греческими городами восточного побережья, в обмен на прекращение денежной поддержки афинян. Мирный договор с Артаксерксом позволил спартанцам укрепить свое пошатнувшееся влияние в Греции, но ненадолго.
Фивы стали тем камнем, о который Спарта споткнулась и навсегда лишилась своих воинственных амбиций. Два фиванских стратега Пелопид и Эпаминонд разгромили доселе непобедимую спартанскую фалангу, применив против неё новый вид построения, косой клин. Создав на одном конце фаланги численное превосходство, они смогли за короткое время прорвать строй бившихся насмерть спартанцев и опрокинули их общий строй ударом во фланг.
В двух сражениях при Левктрах и Матинеи, фиванцы навсегда похоронили былую воинскую славу Спарты и поспешили занять освободившееся место греческого гегемона. Следуя примеру своих предшественников, Фивы приступили к созданию Беотийского союза, в котором стали играть главную роль.
В отличие от Афин и Спарты, фиванцы оставила малоазийских греков персам, сосредоточив свое внимание на внутригреческие проблемы. Причина заключалась в скорой гибели стратегов Эпаминонда и Пелопида, а равных им героев у фиванцев не появилось.
Все это очень устраивало Персию. Ловко стравливая греческие полисы между собой при помощи золота, персы ослабляли их и одновременно удерживали греков от вооруженного вмешательства в свои собственные проблемы. Заговоры и мятежи продолжали сотрясать их царство и любое вторжение извне, могло стать роковым для него.
Активно вмешиваясь в греческие дела, персы надеялись, что сумеют воплотить давнюю мечту Дария и Ксеркса о покорении Эллады, как вдруг на политической арене появился македонский царь Филипп.
Сначала его никто не принимал всерьез. Мало кто верил, что у представителя захудалой окраины эллинистического мира, вдруг появятся замашки гегемона. Выше хищника готового стянуть с господского стола все, что плохо лежит, он не поднимался в глазах "главных городов" Греции.
Лишь когда по приглашению амфиктионов, Филипп вторгся в Среднюю Грецию и разрушил Амфиссу и Элатею, столпы демократии озаботились не на шутку. Они начали собирать войска, но македонский царь не стал давать им фору. Совершив молниеносный бросок, он свободно прошел Фермопильский проход и вступил в Беотии, чем ещё больше заставил себя уважать и бояться.
Неистовый рупор афинской демократии Демосфен, своей новой "филиппикой" сумел поднять всех греков Беотии, Аттики и Пелопоннеса против коварного македонца, решившегося посягнуть на их свободу.
Встав у Херонеи, Филипп с нетерпением дождался подхода главных сил противника, будучи охваченным азартом предстоящего сражения. И пусть фиванцы выставят против него свой непобедимый "священный отряд", чей знаменитый клин всегда приносил им победу. У македонского царя есть свое грозное оружие в виде фаланги сариссофоров, при помощи которой он намеривался стать новым греческим гегемоном.
Фаланга, вооруженная длинными пиками сарисами была любимым детищем Филиппа. На её создание и обкатку, у него ушло много сил и времени, но доведенная до воинского совершенства, она была способна сокрушить любого противника. Что и предстояло сделать на поле боя под Херонеей. Именно здесь, в трех днях пути от Афин, предстояло решить очень важный вопрос; удержат ли Фивы за собой титул греческого гегемона или он достанется македонцам.
Внимательно рассматривая построение вражеского войска, Филипп сразу заметил, что у его противников не было единства. Извечная болезнь греческих полисов продолжала господствовать в их рядах даже перед лицом надвигающейся опасности.
Лазутчики уже донесли царю, что занявшими левый фланг общегреческого войска афинянами командует Лисикл, тогда как союзными силами эвбейцев, мегарцев и коринфян руководил стратег Харикл. Эти сборные отряды были поставлены в средину, тогда как правый фланг достался фиванцам со стратегом Феагеном. Именно там, со времен Пелопида и Эпаминонда, косой клин "священного отряда" прорывал вражеские ряды, принося победу всему войску.
В противовес греческому войску, Филипп решил разыграть свою комбинацию, также приносящую ему неизменный успех. Против афинян и отрядов Харикла, он поставил фалангу сариссофоров, отдав свой левый край греческим наемникам под командованием Антипатра. Это были опытные воины, и Филипп надеялся, что они смогут сдержать натиск фиванцев, пока он не разгромит фронт афинян.
Однако не только один Филипп размышлял и строил планы предстоящей битвы. Вместе с отцом, поле боя внимательно изучал восемнадцати летний царевич Александр. Наследник престола и горячий поклонник всех стратегических замыслов царя, он полностью расходился с ним в тактике. Если отец был ярым поклонником пехотного строя, то сын в противоположность ему, был влюблен в конницу.
Присутствуя на объявлении Филиппом стратегам своего решения по диспозиции войска, Александр с большим трудом упросил отца отдать под его начало всю македонскую кавалерию, желая сделать из нее один мощный кулак.
Услышав предложение сына, Филипп сначала только хмурил брови и недовольно хмыкал, но затем согласился с Александром. Его идея нисколько не противоречила главному замыслу македонского царя по разгрому афинян. Более того, она дополнительно усиливало опасное для Филиппа направление, появлением против фиванцев сильного конного соединения.
Филипп искренне любил своего сына, хотя на самом донышке сердца у него лежали сомнения в своем отцовстве.
Он хорошо помнил тот короткий период своего пребывания в Пелле, когда государственные заботы вернули его с полей войны под своды домашнего крова. Тогда, истосковавшийся по телесной любви, Филипп решил приобщить свою молодую жену ко всему тому, чему когда-то сам познал в Фивах, будучи заложником.
Желая угодить своему супругу, молодая Олимпиада была согласно ознакомиться со всеми формами любви, предложенными ей мужем. Она старательно изображала бурную страсть от близости с Филиппом, но были вещи, которые представительница царского рода никогда не смогла принять. Перед тем как сблизиться с женой, Филипп имел контакты с рабынями и служанками, которые происходили в спальне прямо на глазах Олимпиады.
Испуг и стеснения в широко раскрытых глазах жены только еще больше будоражило Филиппа. И вместо одного раза планируемого вначале, он стал с упоением втягивать Олимпиаду в эти порочные игры. Царица не смела, противиться воле мужа, но с каждой ночью, трещины разлада между супругами становилась все больше и больше.
Неизвестно чем бы это все кончилось, но вторжение иллирийцев с севера, положило конец мирному отрезку жизни царя, и он выступил в поход. Когда же Филипп вернулся домой, то Олимпиада встретила его с округлившимся животом, что вызвало у царя подозрение.
Имея богатый опыт общения с женским полом, он смутно подозревал, что от того образа соития, которыми заканчивались его последние близости с женой, детей не должно было быть. Однако юная царица, смело глядя в глаза мужа, уверяла, что это плод его любви. Гордо подняв свою красивую голову, в ответ на упреки в прелюбодеянии, она заявила, что сам Зевс громовержец подтвердит правоту её слов.
Возникший конфликт между супругами, очень быстро погасила мать царя, Эвридика. Мудрая женщина сумела развеять сомнения сына, поведав Филиппу о многочисленных курьезах в жизни женщин связанных с их беременностью. Слова матери, а так же отсутствие прямых улик подтверждающих измену жены заставили царя смирить гнев.
Кроме этого у Филиппа была своя, кровная заинтересованность в скором появлении у него наследника. Это было крайне важным для прочного удержания за собой права на македонский трон, при живых детях погибшего брата Пердикки.
Созерцая за планомерным увеличением живота супруги, не до конца поборовший сомнения Филипп хмурил брови, но молчал, ожидая окончания беременности.
Когда наступило время родов, Олимпиада громко рыдала, пребывая в полном одиночестве. Рядом с ней не было ни мужа, которого она несмотря не на что продолжала любить, ни того гадателя, что хитрым змеем вполз в покои эпиротки во время отсутствия мужа, соблазнив предсказанием великого будущего её ребенка. Глотая горькие слезы обид и разочарований, молодая царица шла навстречу тому моменту, который должен был либо погубить её, либо вознести к небывалым высотам могущества.
Роды начались точно в тот день и час, который был предсказан гадателем согласно гороскопу, составленному им царице. Без единой кровинки на лице, изнывая от страха и терзавших живот схваток, Олимпиада возлегла на родильный стол и уперевшись ногами исторгла из своего чрева на руки повитухам крепкого младенца, будущего покорителя Ойкумены и потрясателя Вселенной.
Когда Александр появился на свет, все вздохнули с облегчением. Олимпиада, от того, что своими чертами младенец был очень похож на неё и даже чем-то напоминал изображения легендарного Ахиллеса. Кроме того, цветом волос он походил на Филиппа и это, очищало царицу от подозрения в измене.
Сам царь, больше радовался не схожести цвета волос, а мужскому полу родившегося ребенка, что очень сильно усиливало его положение на престоле Аргидов. Но больше всего его поразил тот факт, что Александр, появился на свет в день, когда македонцами было одержано три важных победы, в разных точках македонского царства. Филипп, как и всякий просвещенный эллин, с почтением относился ко всему таинственному и непонятному, что подпадало под расплывчатое обозначение "воля богов". Тройная победа была воспринята македонским царем как знак Зевса, о котором говорила ему Олимпиада и вопрос об отцовстве, был закрыт раз и навсегда.
Царь принял мальчика и полностью воспитал по-своему желанию и пониманию, сделав из него отличного бойца, образованного человека и истинного наследника своего дела и царства. Глядя как быстро и великолепно, он владеет копьем, мечом и конем, царь полностью позабыл свои былые сомнения, ибо законная гордость за сына наполняла в этот момент его порядком огрубевшее от войны сердце. Александр получился именно таким, каким и желал видеть Филипп продолжателя своего дела, полностью отданного войне и нуждам государства.
Едва царевичу минуло шестнадцать, царь велел Аристотелю завершить его образование. С этого момента Александр начал активно участвовать в государственной жизни Македонии, как полноправный помощник отца. В этот год он совершил свой первый поход против восставших медов, решивших воспользоваться отсутствием царя Филиппа в столице. Как только гонцы принесли эту тревожную весть, Александр немедленно выступил в поход с оставленными для защиты Пеллы солдатами. Правда, в этом походе царевича сопровождал верный Антипатр, который негласно контролировал любой приказ юноши, но к чести Александра, опытному стратегу не пришлось употреблять свой опыт для исправления его ошибок.
Совершив быстрое передвижение, македонцы неожиданно напали на бунтовщиков и, взяв штурмом ворота города медов, подавили опасный мятеж. Александр, несмотря на протест Антипатра, находился в первых рядах штурмующих, надежно прикрытый большим щитом Черного Клита, своего молочного брата.
Провожая сына в поход, Олимпиада просила его присмотреть за Александром и Клит, с честью выполнил данное ей обещание. Ни одна стрела, ни одно копье не ударилось о доспех наследника престола, все они были отражены щитом его телохранителя.
В честь одержания своей первой победы, Александр приказал назвать занятый город Александрополем и, уходя, оставил в нем крепкий македонский гарнизон.
Ободренный столь удачным началом сына, Филипп на следующий год взял его в свой поход против приморских городов Перинфа и Византия, желая полностью перекрыть Афинам очень важные поставки черноморской пшеницы. Македонский царь был уверен в успехе этого похода, но на этот раз удача отвернулась от Филиппа.
Перинф был укреплен крепкими каменными стенами и располагался на высоком холме. По этой причине городские дома располагались в несколько рядов, один выше другого, подобно амфитеатру, что создавало дополнительные трудности при штурме города.
Сначала македонцы подтянули к городским стенам осадные башни и стали забрасывать защитников Перинфа стрелами и камнями. Одновременно, в дело были пущены мощные тараны, что принялись методично крошить в пыль наружную часть стен.
Находясь в передних порядках, Александр с нетерпением ожидал момента падения твердынь города. Молодой царевич рвался в бой, но когда тараны пробили пролом в стене, выяснилось, что к этому времени защитники успели возвести вторую стену, такой, же высоты, что и прежняя стена.
Рельеф местности не позволил Филиппу разрушить её при помощи тарана, и македонцам оставалась только метать с осадных башен стрелы и копья, в каждого кто только возникал у зубцов и бойниц крепостной стены.
Неудача не охладила Филиппа. Получив отпор, он немедленно разработал новый план взятия Перинфа, решив взять город при помощи обмана. С этой целью, он приказал перебросить осадные машины к другому участку стены, а сам, сосредоточил штурмовые отряды своего войска, в совершенном противоположном месте.
Когда осажденные жители города собрали все силы в месте предполагаемого штурма, македонцы атаковали в совершенно другом месте, взойдя на стены города с помощью штурмовых лестниц. Александр вместе с другими воинами уже праздновал успех, когда смертельный дождь из стрел и копий охладил их радостный победный пыл.
Не желая сдаваться на милость македонцам, горожане отступили внутрь крепости, завалив улицы камнями и бревнами, столами и кроватями, колесницами и телегами. Прячась за домами или на их крышах, перинфийцы обстреливали из луков, находившихся на открытом месте македонцев. Присланные персидским царем в помощь городу греческие наемники, значительно пополнили поредевшие ряды защитников Перинфа, одновременно вселив бодрость в их усталые души.
Опасаясь потерять своих лучших воинов в длительных уличных боях, Филипп приказал отвести воинов и начать полную блокаду города. Он надеялся, что голод сделает осажденных греков сговорчивее, но и здесь фортуна отвернулась от македонского царя. Афиняне послали в помощь Перинфу свой морской флот, который разбил корабли царя Филиппа, и разорвали организованную македонским царем блокаду. Проклиная все на свете, Филипп отступил, до этого проведя, неудачный ночной штурм Византия.
Желая поддержать свое положение, Филипп в это же год организовал поход против скифов к устью Истра. Вот здесь Александр смог в полной мере опробовать свои солдатские качества, когда в конном строю, он сначала отразил атаку легкой скифской кавалерии, а затем вместе с катафрактами опрокинул врага, успешно зайдя им в тыл.
Ещё раз блеснуть своим мастерством Александр смог на обратном пути, когда трибаллы из засады напали на растянувшуюся походную колонну македонского войска и попытались отбить их скифскую добычу. Тогда, в самом разгаре боя под Филиппом пал конь, и молодой царевич смог защитить от вражеских копий и мечей потерявшего от сильного удара по голове сознание отца.
Чем лучше и прочнее складывались отношения у отца с сыном, тем хуже они были с царицей. Филипп и Олимпиада стали отдаляться друг от друга, и даже рождение Клеопатры не смогло сблизить супругов.
Конечно, в возникшем процессе охлаждения были виноваты обе стороны. Родившая сына Олимпиада стремилась принять участие в управлении царством как полноправная властительницы, а не быть скромной хранительницей очага.
Свою роль в этом деле сыграли и друзья Филиппа стратеги Антипатр и Аттал, что постоянно нашептывали царю на его супругу, боясь потерять свое влияние на Филиппа. Не остался в стороне и бурные страсти царя, который не мог долго принадлежать только одной женщине и все чаще и чаще предпочитал ей других.
Все это ставило Александра в трудное положение. С одной стороны он преклонялся перед гением и могуществом своего отца, с другой стороны не мог простить унижения своей матери. По воле Филиппа, она согласилась на присутствие во дворце Эвридики. Дочери одной из любовниц Филиппа, скончавшейся вскоре после её рождения и по желанию царя привезенной в Пеллу.
Боль за мать постоянно терзала сердца Александра, но в день битвы у Херонеи, она ушла далеко на второй план. В этот момент, молодой царевич бушевала жажда победы. Это чувство было вскормлено в нем рассказами матери о подвигах её легендарного предка Ахиллеса и постоянными воинскими успехами отца.
Последнюю каплю в эту гремучую смесь внес Аристотель, что умными речами философа пояснил и обосновал причины стремления просвещенного греческого мира к мировому господству над дикими варварами. Независимо от того, кто к ним относится; скиф, перс, египтянин или халдей.
Слушая его речи с одной стороны и рассказы своей матери с другой, Александр все больше и больше приходил к выводу, что великие Мойры предначертали ему большое будущее. Возможно более блистательное и грандиозное, чем у его отца и первым шагом в это будущее, должна стать эта битва с объединенным греческим войском.
В ней, он собирался показать отцу, его стратегам и всем воинам, не только личную отвагу и мужество воина. Слушая обсуждение плана грядущего сражения, он увидел возможность иного решения по разгрому фаланги противника. Не как намеривался сделать его отец при помощи фаланги и с ним, были согласные его стратеги.
Царевич хотел разгромить врага при помощи конницы, которой греки обычно отводили в своих битвах второстепенную роль, по прикрытию флангов. Собрав разрозненные отряды в один кулак, Александр намеривался воплотить свою идею в жизнь, на деле доказать свою правоту. И делать это, ему предстояло на фиванцах, самых грозных и опасных экзаменаторов, собравшихся под Херонеей.
Из рассказов царя Филиппа, он знал, что ударную основу косого клина Эпаминонда составляет "священный отряд", чья численность варьировалась от трехсот до четырехсот человек. В него входили только профессиональные воины, имевшие богатый боевой опыт, который и позволил им попасть в это закрытое подразделение фиванского войска.
Каждый вступивший в отряд воин, проходил специальный религиозный обряд посвящения в братство "священного отряда". Прошедший посвящение, становился членом одной единой семьей, с правом ношения на руке особой голубой повязки. Кроме этого многие из воинов являлись половыми партнерами, посвящая свое оружие и подвиги близкому человеку.
Подобное явление было очень развито среди греческих воинов, поскольку каждый старший воин имел под своей опекой одного или нескольких молодых оруженосцев. Среди молодежи считалось за честь иметь своим патроном партнером прославленного в боях героя, обратившего на него свое внимание. Сражаться рядом со своим кумиром было для них высокой наградой, и разбить, этот сплав профессионализма и фанатизма было очень трудным делом.
Александр все это отлично понимал, но в сердце его не было, ни капли страха или тени боязни. Опираясь на помощь и преданность своих молодых друзей, составлявших костяк его тяжелой кавалерии, он намеривался решить эту трудную задачу.
Гефестион, Филота, Птоломей, Гарпал и Эригний, все они вместе с царевичем выросли под присмотром строгого воспитателя Лиссимаха. Долгими тренировками и занятиями он создал из детей знатных македонцев достойную подмогу и смену их отцам.
- Мои волчата - с гордостью говорил царю Филиппу Лиссимах и в словах воителя, не было и грана бахвальства. Молодые, азартные, жадные до воинской славы, собранные вместе они могли свалить любого противника, если тот не окажется проворнее и расторопнее их.
Обученные опытным наставником, они прошли жестокую проверку в стычках и походах, где сразу было видно, кто что стоит и к гордости воспитателя, никто из воспитанников его не подвел. Теперь молодым македонцам предстояло сдать свой не первый, но очень важный экзамен в жизни воина.
Заняв свое место в первых рядах агемы, Александр стал перебрасываться словами со своими товарищами и сдерживать рвущегося в бой коня. Букефал громко фыркал, рыл землю копытом, подобно наезднику настраивался на предстоящее сражение.
Подбадривая друзей, царевич не забывал поглядывать на стоящих рядом с ним гоплитов. Сумрачно с затаенным страхом, смотрели они на "священный отряд" фиванцев, развернувшийся в свое излюбленное построение. Они много были наслышаны о сокрушающей силе клина Эпаминонда и среди стоявших под началом Антипатра наемников, было мало желающих испытать правоту разговоров.
Сам стратег тоже сильно нервничал в душе, но старательно скрывал свои чувства за напускной строгостью и требовательностью к подчиненным. Проведя вместе с Филиппом многие годы жизни в войнах и походах, Антипатр был полностью согласен с планом своего царя на сражение и нисколько не сомневался в возможности македонской фаланги прорвать строй вражеских гоплитов. Но при этом ему очень хотелось дожить до этого сладостного мига победы, а не пасть на сухую землю Беотии под сокрушенным ударом это фиванского клина.
Первыми на врага двинулись афиняне в рядах, которых находился Демосфен и полном обличии гоплита. Под громкое пение и пронзительные звуки флейт, пошли в бой защитники демократии, увлекая за собой все остальные греческие отряды.
Стоящие впереди македонской фаланги изогнутой цепью критские стрелки первыми вступили в бой с противником. Дав по наступающим рядам фаланги несколько залпов, они проворно укрылись за спинами сарисофоров, чтобы оттуда продолжить свою губительную работу.
Критяне проворно опустошали свои колчаны, но их стрелы не могли остановить натиск греческой фаланги. С громкими криками гоплиты обрушились на македонцев, и закипела яростная схватка не на жизнь, а на смерть.
Зазвенело, загудело, загрохотало смертоносное железо в этом безжалостном рукопашном бою, где ставкой с одной стороны была свобода и права городов-полисов, а с другой звание греческого гегемона. Ради этого, били копьями и рубили мечами друг друга люди собранные со всех сторон и окрестностей Эллады.
Немного раньше гоплитов, в отчаянном бою схлестнулись македонская кавалерия с фиванской конницей, и сразу обозначилось преимущество катафрактов над дилмахами. Вооруженные тяжелыми копьями в шлемах и панцирях агема Александра обрушилась на конных меченосцев противника и потеснила их.
Фиванцы ничуть не меньше македонцев стремились к победе и мало в чем уступали им в умении и опыте. Они ловко отражали удары врага и смело бросались на него в атаку, стремясь во, чтобы то ни стало достать его своими мечами. По смелости и упорству в этом бою конные мало чем уступали гоплитам, но верх оказался за македонцами.
Трудно, очень трудно сражаться с врагом, который превосходит тебя в вооружении. С которым ты бьешься не единым, а расколотым напополам строем. Когда сражаешься не один на один, а отражаешь удары нескольких противников. Когда видишь, как падают на землю твои друзья и товарищи, а полностью уверенные в своих силах македонцы все атакуют и атакуют тебя, норовя либо выбить тебя из седла и затоптать копытами коней, либо пробить твой панцирь или легкий щит своим тяжелым копьем.
Яростно и настойчиво бились в этом бою молодые гетайры, и первым среди них был царевич Александр. Охваченный азартом боя, он без устали разил своим тяжелым копьем в горло, грудь или шею возникавших на его пути противников.
Не отставал от своего хозяина и Букефал. Своей широкой грудью он уверенно прокладывал себе путь в ожесточенной толчее людских и конских тел, яростно грызя своими мощными зубами всех до кого, только мог дотянуться.
Никто из фиванцев не собирался показывать врагу своих спин, но Александр сначала расколол могучим ударом конный отряд врага напополам, а затем принялся его уничтожать по частям. Быстро и неотвратимо, как казалось фиванцам и слишком медленно, как находил это Александр.
Не все удачно получилось в этом дебюте у гетайров Александра. Некоторые из них во время атаки были отброшены назад, другие не смогли удержаться в рвущемся сквозь боевые порядки врага строю. Однако основная масса гетайров выполнила свою задачу, враг был опрокинут и обращен в бегство.
Преследуя отступающих врагов, катафракты отдалились на значительное расстояние от сражающихся друг с другом гоплитов. Стороннему наблюдателю могло показаться, что царевич Александр собирался продолжить преследование фиванцев. Следуя канонам тактики боя того времени, роль кавалерии сводилась к надежному прикрытию флангов строя гоплитов и преследования отступающего противника. Никаких иных активных действий против войска противника, тактикой не предусматривалось, независимо от вооружения всадников.
Появление на поле боя сильного конного кулака, было довольно смелым и удачным шагом, но сделав его, Александр собирался сделать и другой. Молодой царевич решил в корне изменить пассивное положение любимой им кавалерии, уравняв всадников с гоплитами по задачам разгрома пехоты противника.
Атакуя фиванцев, он применил построение катафрактов в виде конного ромба, что заметно увеличило их ударную силу. Застав противника врасплох, кавалеристы Александра уверено пробили строй фиванской кавалерии и теперь, царевич намеривался испытать его силу на фаланге противника, которая к этому времени успешно теснила македонцев.
Гоплиты царя Филиппа спокойно встретили атаку афинян, быстро и дружно выставив вперед свои длинные копья сариссы. Прикрывшись щитами, македонцы пытались нанести ими максимальный ущерб противнику, неся при этом минимуме потерь.
Изобретение царя Филиппа было безупречным; но только против фракийцев, иллирийцев и трибалов, которые плохо держали строй и, как правило, имели легкое или среднее вооружение.
С греческими гоплитами справиться было гораздо труднее, в чем сарисофоры убедились в первые минуты битвы. Имея равную броню и уступая македонцам лишь в плотности рядов и длине копий, раззадоренные речами Демосфена о спасении родины, афиняне яростно атаковали врага, подобно легендарным львам.
Наткнувшись на плотный лес тяжелых копий противника, греки принялись метать в воинов Филиппа дротики и копья, стремясь создать брешь в их стройных рядах. Одновременно с этим передние ряды фаланги, принялись давить на солдат противника, прикрываясь большими прочными щитами.
- Вперед, вперед! - азартно подбадривал своих воинов стратег Лисикл, заметив как под их напором, македонская фаланга начала колебаться. - Еще немного и мы погоним их обратно в Македонию.
Афиняне, слышавшие призывы стратега, радостно выкрикивали свое согласие с ним и продолжали атаковать ряды противника, но наметившийся успех было очень трудно развить. Отваге и четкости действию македонцев в обороне, позавидовал бы любой стратег.
Невзирая на потери, гоплиты уверенно и неторопливо продолжали атаковать афинян своими длинными копьями. Выверенными и точными ударами, пробивали они греческие щиты и шлемы, нанося врагу урон и при этом удерживая единство своих рядов.
Стремясь как можно быстрее опрокинуть Лисикла, Филипп двинул на помощь сарисофорам пельтеков. Они принялись забрасывать афинских гоплитов своими дротиками, медленно, но верно прорежая ряды противника.
Яростная атака афинян серьезно осложнило положение македонского войска. Царь все чаще с волнением поглядывал на свой левый фланг, который медленно прогибался под фиванским клином, постоянно напоминая полководцу об угрозе прорыва.
Македонская фаланга тратила гораздо больше времени на прорыв афинского строя, чем было необходимо фиванцам для разгрома гоплитов Антипатра.
- Атакуйте, атакуйте! Заставьте их бежать!- яростно кричал Филипп своим солдатам, прекрасно понимая, что они меньше других виноваты в этой затяжке. Острый спор между македонской сариссной фалангой и фиванским клином подходил к неминуемому разрешению.
Прекрасно понимал это и Феаген. Он безудержно атаковал ряды наемников, энергично разваливая их благодаря численному превосходству. Бойцы "священного отряда" запели свой победный гимн, с которым на устах они гибли, но уверенно приближали миг своей общей победы. Будь у македонского царя чуть больше времени, победа осталось бы за ним, но судьба не желала дать этот шанс, обрекая Филиппа на поражение в этом очень важном для всех споре.
Он уже со страхом прикидывал свои возможные действия на случай разгрома своего левого фланга и не видел ничего кроме как быстрого бегства. Горечь и обида захлестнули сердце македонского царя. Филипп уже стал сетовать на несправедливость великих Мойр, как в ход сражения вмешалась новая сила.
Именно ей богини судьбы вручили лавровый венок победителя и этой силой, был царевич Александр. Отказавшись от преследования бежавшего противника, он приказал катафрактам вновь перестроиться в ударный клин, чье острие он обрушил на тыл и фланг "священного отряда" фиванцев, что уже мысленно праздновали свою победу.
Подобное развитие событий для фиванцев было подобно грому среди ясного неба. Их натиск на фалангу Антипатра моментально ослаб. Сломав свой строй, атакованные Александром гоплиты, пытались перестроиться, чтобы защитить свои жизни, но для этого у них не хватало времени. Македонские катафракты убивали, ранили или просто опрокидывали их, безудержно рассекая правый фланг греков.
Стратег Антипатр моментально уловил изменение рисунка боя и незамедлительно бросил все свои силы к месту атаки катафрактов. Теперь уже фиванцы оказались в крайне опасном положении зажатые меж двух огней. Их ряды заколебались, готовые в любой момент обратиться в бегство. Паника захлестнула всех, кроме воинов "священного отряда".
Связанные узами любви и верности, они оказался камнем преткновения на пути македонцев к победе. Члены "священного отряда" мужественно гибли под мечами и копьями македонцев, но не отступали, хотя их судьба была предрешена. Окруженные спереди и фланга, они все полегли на поле брани, обильно напоив своей кровью беотийскую землю.
Как только пал последний воин "священного отряда", правый фланг греческого войска рухнул. Под напором македонцев бежал Феаген, бежали отряды Харикла, едва стало известно о гибели "священного отряда".
Впервые за все время греческих войны, гоплиты фаланги бежали под ударами конницы и вновь, Александр вновь удержал своих воинов от соблазна преследования. Предоставив это дело Антипатру, он в третий раз построил порядком уставших товарищей в боевой порядок и ударил по афинянам.
Исход сражения к этому моменту был ясен, но юный потомок Ахиллеса и Геракла спешил атаковать афинян, желая лично продемонстрировать отцу силу своего конного кулака.
За время схваток и боев, молодые македонцы уже лишились части сил и боевого задора, что был у них в начале сражения. Однако для афинян оказалось достаточно вида атакующей кавалерии под знаменем македонского орла. Они сломали строй еще до столкновения с катафрактами, и битва при Херонеи была завершена.
Оратор Демосфен бежал с поля боя в числе первых. Бросив в кусты свои боевые доспехи, полностью полагаясь на быстроту своих ног, он направился в Афины с горькой вестью для своих сограждан.
Более шести тысяч греков, нашли свою смерть в этой битве, тогда как потери царя Филиппа едва превышали пятьсот человек. Празднуя победу, царь устроил пир на поле брани, пригласив на него пленных греков.
На радостях от достигнутого успеха, Филипп даровал им свободу. Ведь отныне он становился всегреческим гегемоном и должен был заботиться обо всей Элладе, что лежала у ног македонского владыки.
Глава II. На той стороне Геллеспонта.
Персидский царь Артаксеркс III Вахауха, был последним великим правителем огромного царства раскинувшегося от берегов Срединного моря на западе и берегов реки Инд на востоке.
С раннего детства он полностью впитал в себя все необходимые для лидера качества, наблюдая со стороны за слабовольным правлением своего отца Артаксеркса II. При нем дурные вести, одна за другой обрушивались на персидское царство и не спешили покидать малый тронный зал, в котором обычно происходило обсуждение положения в государстве.
Некогда гордая и могучая Персия с трудом отбила вторжение спартанцев в Лидию и не смогла предотвратить появления новой правящей династии в Египте. Ранее послушные данники шахиншаха Хорезм, саки и массагеты вышли из-под его властной руки, и стали союзниками, сохранив за собой вассальную обязанность, поставлять в ряды персидского войска свою кавалерию.
Дух мятежа постоянно перелетал одной сатрапии Малой Азии в другую, попутно смущая умы мидийцев, сирийцев и киприотов. Гордые горные племена кадусиев отказались платить дань великому царю, прислав Артаксерксу в полосатых курджумах головы царских сборщиков податей, приехавших к ним из Вавилона.
Ноздри благородного лица Вахауха раздулись от бешенства, когда он увидел этот кровавый ответ горцев. Напрасно он взывал к своему отцу с требованием покарать оскорбителей царского достоинства, Артаксеркс недовольно сдвинул брови и бросил своему нелюбимому младшему сыну:
- Это не твоего ума дело Вахауха, ступай к своей матери и не смей тревожить меня своими советами.
Принц навсегда запомнил смех двух своих старших братьев Дария и Ариаспа, оказавшихся вместе с ним в малом тронном зале дворца. Именно в это день, он решил стать полноправным владыкой, даже для этого переступив через жизни своих братьев. И кроме этого, Вахауха поклялся непременно отомстить кадусиям за их наглую выходку.
Отныне все стало раздражать принца в его отце, который, отрешившись от государственных дел, полностью погрузился в наслаждение женской любви от своих многочисленных наложниц гарема.
Имея официальную жену царицу Статиру, Артаксеркс с неудержимой силой пополнял свой гарем всеми красивыми женщинами, имевшими неосторожность понравиться ему. Не избежали этой участи даже его собственные дочери Атосса и Аместрида; сначала покоренный их красотой отец вступил с ними в связь, а затем женился на них, хотя это вызвало глухой ропот во дворце. Всего у царя было триста шестьдесят наложниц, но страсть по-прежнему не утихала в его сердце.
Сумев по воле богов удержать свой престол в борьбе с Киром младшим, Артаксеркс полностью забросил все дела, перепоручив их решение своим фаворитам и близким знатным персам, которые с переменным успехом управляли огромным государством.
Конечно, среди, несомненно, них были достойные люди, такие как Антаклид или Ариобарзан. Первый сумел вернуть персам Ионию с ее городами, а второй привести к покорности царя Кипра Эвагора и восставших сатрапов Каппадокии и Фригии Датама с Оронтом.
Вахауха прекрасно помнил тот день, когда оба предателя предстали перед персидским царем и были публично казнены, Сузы гуляли тогда три дня, славя царя и его верного полководца. Но ровно через год достойнейший Ариобарзан попал в опалу и его место занял хитрец Багамбухш, купивший эту должность сладкой лестью и прелестным телом своей пятнадцатилетней красавицы дочери Парасиды. Она, вместе с малоазийской рабыней Аспасией, сыграла роковую роль в судьбе наследного принца Дария.
Однако больше всего будущему царю было жалко смельчака Фарнабаза, который возглавил персидское войско во время похода на взбунтовавшийся в очередной раз Египет. Набрав греческих наемников и погрузив их на финикийские корабли, Фарнабаз умело обошел, крепкие укрепления Пелусия надежно прикрывавшие страну со стороны Синая, и высадился в дельте Нила.
Египетская стража проспала высадку персидского войска. Путь к Мемфису, был полностью открыт, чем Фарнабаз не преминул воспользоваться. Смяв малочисленные заслоны египтян, наемники вплотную приблизились к их столице, намериваясь взять её внезапным приступом.
И удача вновь улыбнулась талантливому военачальнику. Застав защитников Мемфиса врасплох, греки с помощью штурмовых лестниц взошли на стены города, перебили слуг фараона Нектанеба и открыли ворота для остального персидского войска.
Из всех важных построек в руках египтян осталась лишь хорошо укрепленная цитадель Белые стены, в которой успел укрыться гарнизон города во главе с фараоном Нектанебом. Казалось, победа близка, но все изменилось в один момент благодаря проискам Виштаспы, нового царского фаворита.
Позавидовав столь большим успехам полководца, он сумел пробудить в сердце царя подозрительность к этому герою. Фарнабаза срочно вызвали в Сузы, отдав командование войсками родственнику Виштаспы Артобану, который полностью провалил все дело.
Чехарда с заменой командующего армии персов оказалась роковой. Получив столь важную для себя передышку, Нектанеб проявил себя грамотным воином. В спешном порядке он оголил восточную границу царства, перебросив от Пелусия все находящиеся там войска. Одновременно к дельте Нила был, подтянут египетский флот. Умело маневрируя в узких и опасных рукавах реки, он сумел разгромить часть персидских кораблей, что привело к нарушению снабжения войск осаждавших цитадель Мемфиса.
Успехи египтян на море не позволили новому командующему персидского войска вступить в командование сухопутными силами. Опасаясь возможного нападения египетских кораблей в дельте Нила, Артобан курсировал вблизи морского побережья с остатками флота, передавал свои приказы солдатам через гонцов.
От подобного образа командования, надежды на победу у персов таяли с каждым днем и быстро возрастали у осажденных египтян. Собрав в единый кулак все свои силы, египетский фараон сам атаковал персидский десант с двух сторон, предварительно переправив в тыл персам часть своих сил.
Греческие наемники стали главными героями по отражению внезапного нападения египтян. Своим мужеством и стойкостью они не допустили полного развала персидского войска, дрогнувшего под натиском противника.
Теперь персы отошли в хорошо укрепленный лагерь, заняв вынужденную оборону. Добившись успеха на поле боя, Нектанеб показал себя и хорошим дипломатом. Он сумел вступить в тайные переговоры с греческими наемниками, пообещав заплатить им большую сумму денег, чем заплатили им персы.
В сложившихся условиях, греки недолго колебались. Видя полную неспособность персидского командующего серьезно повлиять на положение вещей, они под покровом ночи перешли на сторону фараона.
Сразу после этого, Нектанеб атаковал лагерь персов и быстро разгромил застигнутых врасплох воинов. Никто из них не смог вырваться к побережью моря, где продолжали бесцельно курсировать корабли Артобана.
Весть о разгроме войск, царю принесли десять человек, которых Нектанеб милостиво отпустил к Артаксерксу через синайскую границу. Персидский владыка грозно гневался на столь неудачное окончание похода сулившего покорение Египта, но вскоре Артаксеркс сменил гнев на милость. Хитрый Виштаспа подарил царю полтора десятка финикийских танцовщиц, умевших дивно исполнять зажигательные танцы и тем самым поднимать настроение правителя.
Так закаливал свой характер младший из принцев Персии, чтобы в тридцать лет захватить престол с помощью ловкой дворцовой интриги.
Чувствуя приближающуюся старость, владыка персов провозгласил своего старшего сына Дария соправителем и разрешил при его жизни носить прямую царскую тиару. Тогда Вахауха ловко стравил отца с братом умело, распалив его страсть к отцовой наложнице Аспасии. Не желая уступить просьбе сына отдать ему Аспасию, правитель сделал её главной жрицей в Экбатанах, обрекая на обет безбрачия.
Ослепленный отказом, ради прелестей своей возлюбленной, Дарий составил заговор против отца, о чем Артаксерксу стала известно благодаря шептунам Вахауха. Разгневанный царь, несмотря на просьбы царицы Статиры пощадить Дария, приказал его схватить и после скорого суда обезглавить.
После этого наследником короны стал второй сын царя Ариасп, которого Вахауха путем угроз, запугивания и шантажа сумел довести до самоубийства. Казалось, что теперь наследником должен стать третий царский сын, но не любивший Вахауху за его жестокий нрав, дряхлеющий Артаксеркс, назначил своим приемником Аршама - своего сына от наложницы.
От такого упрямства отца принц пришел в ярость, которую с трудом смог скрыть во время объявления в большом троном зале царского решения о назначении приемника. И здесь на помощь Вахауха пришла царица Статира оскорбленная таким решением своего мужа.
Под видом примирения с решением царя Артаксеркса, она пригласила выбранного им наследника к себе, угостила его спелыми яблоками, специально поданными к столу. Аршама сам выбрал себе яблоко из множества других лежащих на блюде, после чего в знак примирения, Статира разрезала его ножом. При этом одну половинку она съела сама, а другую попробовал наследник, который вечером того же дня скончался.
Весь секрет отравления заключался в том, что одна сторона ножа была чистой, а другая была покрыта сильным ядом. При умелом разрезании яблока яд проникал на одну его половину, совершенно не касаясь второй половины.
Таким образом, хитрая персиянка устранила ненавистного ей принца в присутствии множества людей и отвела от себя все подозрения в отравлении.
От подобного удара судьбы с владыкой персов случился удар, и он вскоре скончался. Неотлучно находившаяся у постели Артаксеркса царица Статира, объявила сановным персам, что свою корону царь завещал третьему сыну и с ней никто не посмел спорить.
Едва вступив на престол и короновавшись тиарой, Артаксеркс Ох решил обезопасить себя от возможных заговоров. На радость своей матери, он приказал полностью истребить всех своих близких родственников мужского пола, оставшихся после умершего царя.
За три дня были убиты сто пятьдесят четыре сына Артаксеркса II от всех его многочисленных жен и наложниц. Новый владыка не пощадил даже детей от танцовщиц, не имевших никаких шансов на верховную власть в стране. Твердой рукой он отдал все потомство своего сластолюбивого отца во власть палачей.
Также, по желанию Статиры, были умерщвлены все царские наложницы, что в той или иной форме, в то или иное время, посмевшие оскорбить величие и честь царской матери. Те, кого миновала петля палача, были отданы в храмы жрицами, так как вызывали стойкое раздражение у великого царя. Единственное исключение было сделано для сестры, двадцатипятилетней царевны Атоссе. Только её, Ох взял к себе в наложницы из огромного гарема отца.
Наведя порядок во дворце, новый монарх решил наказать своих старых врагов кадусиев. За время правления его отца они настолько обнаглели, что стали совершать набеги на равнины Мидии. Собрав войско и пригласив греческих наемников, Артаксеркс навалился всей этой мощью на горцев, привыкших к своей безнаказанности.
Огнем и мечом прошлись воины персидского владыки, с радостью исполняя приказ своего полководца, вымещая на кадусиях свои застаревшие обиды. В числе отличившихся в этом походе был, дальний царский родственник Дарий Кодоман, сумевший разгромить часть горцев в ожесточенной битве.
Этот удачный поход внес новую струю в затхлую атмосферу царских покоев, давно отвыкших от победных реляций над врагами. Ободренный хорошим началом, царь принялся за сатрапов царства, ставших за годы правления его отца маленькими царьками в своих землях. Сразу после завершения похода на кадусиев, Артаксеркс издал указ, в котором требовал от своих сатрапов немедленно распустить имевшиеся у них наемные армии.
На столь неприкрытый диктат немедленно ответили восстанием сатрапы Фригии и Миссии, Артабаз и Афтофрадат. Едва весть о мятеже достигла Вавилона, как царь незамедлительно выступил против мятежников со своей армией.
Три долгих года шла эта война. Не всегда все было гладко у молодого полководца. Однако именно в этом горниле трудностей он обрел те навыки полководца, что позволили ему восстановить державу персов в ее прежних границах.
В течение пяти лет воля царя становилась все крепче и жестче, приводя в трепет врагов и наполняя радостью сердца простых персов, видевших в нем возродившегося Кира или Камбиза. Целыми толпами выходили они к царской дороге, по которой Артаксеркс провел взятых им в плен мятежных сатрапов, и громкими криками славили его деяния и желали царю многих лет жизни.
Точно также кричали и радовались жители Суз и его окрестностей, когда сатрапы Артабаз и Афтофрадат были казнены при огромном стечении народа. Когда палач насадил отрубленные головы сатрапов на специальные колья перед помостом, где проходила казнь, град камней обрушился на них.
Добившись мира внутри страны, Артаксеркс стал готовиться к походу на Египет, но новый фараон Нектанеб II сумел опередить своего опасного соседа. При помощи денег и обещания помощи, он подбил на восстание против персов финикийские города во главе с Сидоном.
Момент для восстания был выбран очень удачно. Главные силы персидского войска находились в Бактрии и Согдиане, чьи правители пожелали подобно сакам и Хорезму сменить свой статус данников на союзников.
Две небольшие персидские армии отправленные царем в Финикию, были разгромлены восставшими, после чего мятеж стремительно перекинулся на Киликию, Кипр и Иудею.
Видя как быстро разрастается опасность нового раскола державы, царь постарался побыстрее закончить дела на востоке и вернуться к западным проблемам. Для ускорения дела Бактрии и Согдиане были даны некоторые поблажки в самоуправлении, после чего
Ох, двинулся на мятежные сатрапии, вбирая по пути все новые и новые силы. Когда войско под командованием царя приблизилось к ним, оно представляло собой серьезную силу.
Первой под сокрушающие жернова царской армии попала Киликия, чьи мятежные города персы разрушали до основания, не давая пощады никому из жителей. Тысячи людей были убиты по приказу царя, не желавшего брать их в плен и обращать в рабство.
Столь показательный пример жестокости отрезвляюще подействовал на Кипр. Он поспешил выразить персидскому владыке свою покорность, послав в помощь против Финикии двести кораблей.
Приведя к покорности Киликию, Ох подступил к Сидону и взял город в плотное кольцо осады. Видя то огромное число персидских воинов, что расположилось под городскими стенами и сильный морской флот, блокировавший гавань порта, царь города Теннес решил купить себе жизнь ценой предательства.
Заранее договорившись с Артаксерксом, он ночью открыл ворота города, благодаря чему персы взяли мятежный Сидон без боя. И вновь царь продемонстрировал всем свою безмерную жесткость. Он приказал казнить сорок тысяч мятежников, а сам город разрушить до основания.
Именно тогда судьба свела его с Багоем, или беглым египтянином Менкауром, поменявшего в угоду царю свое настоящее имя на персидское прозвище. Грамотный и умный человек, бритоголовый египтянин быстро сделал карьеру возле трона грозного владыки, беспрекословно выполняя любой отданный им приказ.
Вскоре о его жестокости и исполнительности среди персов стали ходить различные слухи и легенды. Слушая их, египтянин только снисходительно улыбался, чем ещё больше подогревал к себе интерес.
Его манеры держаться и образованность выдавало в нем благородное происхождение. Знающие люди говорили, что прежде, но наверняка был жрецом, но что-либо более конкретное сказать не могли.
Жестокий урок Сидона быстро вразумил остальные финикийские города, которые разом прекратили сопротивление и сдались на милость победителя. Даровав финикийцам свою милость и казнив наиболее одиозных лиц, Ох наконец-то смог исполнить свою давнюю мечту и зимой 344 г. выступил против Египта.
Нектанеб уже ждал своего противника у Пелусия, решив проучить зарвавшегося соседа при помощи греческих наемников. Он собрал стотысячную армию, состоявшую большей частью из египтян, остальными были ливийцы и греческие наемники. Фараон был уверен в неприступности своих укреплений и твердо верил в свой успех.
Однако Артаксеркс продемонстрировал свой воинский талант. Он не бросил на гибельный штурм свои лучшие части, приказав только имитировать его бурную подготовку. Сам же царь, повторил давний маневр Фарнабаза, высадившись с частью войска в дельте Нила, в тылу у египтян.
Прекрасно помня прежний неудачный поход, персидский владыка приказал не спускаться своим кораблям в дельту коварной реки, а лишь надежно блокировать морское побережье. После этого, не останавливаясь ни на один день, Артаксеркс вышел к Мемфису и осадил его, выдвинув вперед своих греческих наемников.
И здесь судьба сыграла с египтянами злую шутку, полностью переиначив былую историю во времена правления отца Оха. Находившиеся в рядах противоборствующих армий греки, вновь завязали переговоры между собой. И если предыдущий персидский монарх, пожалел денег для своей ударной части войск, то его сын превзошел своего отца щедростью.
Командовавший обороной города родосец Ментор, быстро согласился на уговоры своего землякам из числа греческих наемников Оха, едва ему была предложена двойная цена за смену хозяина. Так, новый монарх персов смыл прежний позор с их оружия, взяв Мемфис с помощью измены его защитников.
Это известие сильно поколебало решимость и желание других греческих наемников сражаться за египетского фараона под стенами Пелусии. Напрасно Нектанеб взывал к их чести и достоинству. Получив заверение в милости со стороны Артаксеркса в виде двойной платы, они спокойно перешли на сторону персов, оставив египтянина один на один со своим старым врагом.
Заняв Мемфис, Артаксеркс двинулся к Пелусии, где в кровавой схватке разгромил главные силы преданного греками фараона. В этой битве, Ох полностью утвердился в верности и преданности ему евнуха Багоя. Египтянин наравне со всеми сражался в этом бою, твердой рукою убивая своих соотечественников во славу персидского владыки.
Фараону Нектанебу удалось бежать с поля боя. Прихватив большую часть своих сокровищ, он отправился вглубь страны.
Вступив в мятежную страну, Артаксеркс вновь показал свою жестокость, начав карать египтян за все ими содеянное зло в отношении персидской державы. Многие города Египта были преданы разграблению, храмы опустошены, а укрепления вокруг городов были срыты.
И вновь Багой верой и правдой служил своему повелителю, лично возглавив гонения на непокорных царю египтян. Без колебания разрушал он их жилища, опустошал и разрушал храмы, предавал смерти всей тех, кто только не пожелал принести покорность новому владыке страны.
По приказу царя, Багой возглавил войско, отправившееся на юг для поимки беглеца Нектанеба. Разбитый фараон укрылся в Фивах, но едва стало известно о приближении персов, как он поспешил укрыться за нубийскими порогами не дожидаясь, погони.
Судьба изгнанника была печальной. Радушно приняв беглеца у себя во дворце, местный правитель поспешил избавиться от Нектанеба обычным для тех времен способом.
Во время очередного пира в честь дорогого гостя, черные стражники ловко накинули шелковую петлю на потерявшего осторожность беглеца, доверчиво развалившегося на мягких подушках, созерцая возбуждающие танцы нубийских девушек. Обмякшее тело было незамедлительно сброшено в один из потайных колодцев дворца нубийского правителя. В его глубине находились нильские аллигаторы, в чьих желудках нашел свое последнее пристанище фараон Нектанеб.
Вместе с ним тот же путь совершили его два сына и ближайшие слуги, которых для нубийского владыке не было никакого смысла оставлять в живых. На другой день было официально объявлено, что дорогой гость отбыл на юг, где его следы полностью затерялись.
Таким образом, все египетские сокровища достались нубийцам, за исключением той части, которую предусмотрительный Нектанеб, отправил вместе со своим побочным сыном Мефреном в Грецию, много лет назад. Молодой человек совершил длительное путешествие по городам Эллады, прежде чем осел в Амфиополе, дожидаясь вестей с далекой родины.
Узнав о покорении Египта, он с нетерпеньем стал ждать своего отца, но так и не дождался его. Мефрен вскоре погиб под мечами солдат Филиппа македонского взявшего штурмом этот богатый портовый город.
Узнав через шпионов о подлинной судьбе беглого правителя Египта, Багой с чистой совестью покинул Фивы, стремясь поскорее принести эту радостную весть Артаксерксу, но по прибытию в Мемфис его ожидал страшный удар.
Пока египтянин отсутствовал, гоняясь за фараоном, к которому у того были свои личные счеты, персидский владыка продолжал репрессии в отношении своих новых подданных и в своей жестокости перегнул палку. Стремясь унизить религиозные чувства египтян, он посягнул на их живого бога, быка Аписа.
Выехав из своего дворца, Ох столкнулся с процессией жрецов и людей, ведущих живого бога в его храм. Узрев оскорбление царского величия в том, что процессия перекрыла ему дорогу, Артаксеркс пришел в ярость и, схватив у оруженосца секиру, раскроил нечастному животному его правое бедро.
Ободренные столь смелым поступком своего царя в отношении чужого бога, телохранители из числа 'бессмертных', немедленно добили бьющегося от боли поверженного идола, вместе с сопровождавшими Аписа жрецами.
Негодующие крики участников процессии и сопровождавших их людей, Артаксеркс расценил как начало бунта и отдал приказ сопровождавшим его секироносцам и греческим гоплитам об истреблении мятежников. Пожелания царя было незамедлительно выполнено, благо большинство сопровождавших процессию людей были безоружны.
К пролитию крови своих единоверцев, Багой отнесся спокойно, но вот унижение и убийство живого бога, потомок блистательных фараонов простить царя не смог.
Сводный брат уничтоженного Нектанебом I претендента на египетский трон, Багой бежал из страны, поклявшись жестоко отомстить всем своим обидчикам и вернуть себе власть над страной. Единственной силой способной помочь ему исполнить свою клятву были персы, и он без долгого раздумья пошел в прислужники к Артаксерксу. Так начался его долги и непростой путь отмщения.
Пока интересы персидского царя полностью совпадали с интересами египтянина, он был его самым преданным слугой. Трудно было найти среди окружения царя человека, который выполнял волю царя также быстро и решительно, чем египтянин Багой. Благодаря этому, он быстро возвысился и стал близким царю человеком.
Оказавшись в Египте, Багой легко мирился с жестокостью Артаксеркса, умело извлекая из неё свою выгоду из обрушившегося на Египет несчастья.