Она жевала капусту и вспоминала травку. Зеленую, пряную травку, которую хотелось бы понюхать. Наполнить ароматом все тело. Быть пресыщенно-счастливой. Базилик приводил ее маленькую экзальтированную натуру в полный восторг. От розмарина радостно кружилась голова и подергивались рожки. Орегано складывал ее хрустящее сознание в оригами. Все шло отменно, пока Мари не посадила Нэнси на мучную диету. На третий день пыток явилась Тася.
Таисия с порога поняла, что день не заладился. Мари пыталась отнять у нее сумку, пальто и зонт, но Тася не сдала позиций, обхватив себя и свое добро длинными руками. Она совершила посадку у стола, где находился аквариум с живностью, и поправила на голове чулок.
- Теперь я развожу улиток! - оживилась Мари, заметив Тасин взгляд. Хозяйка звякнула тарелками и бокалами. - Хорошо, Тесс, что ты выползла из своей берложки! Пусть и раз в год, но я так рада тебя видеть! Давай-ка отпразднуем нашу встречу! Сегодня в меню эти крохотные подружки! Вино, виноградные улитки!
Тася молча кивала и слушала Мари. Ее всерьез взволновала одна улитка - та пребывала в полуобморочном состоянии, постоянно вздыхала и едва слышно хлюпала тельцем. Стоило Тасе и Нэнси встретиться взглядами, как у них поспел виноградный план побега. Пока Мари готовила сковороду и собирала с подоконных плантаций сочные листики, Нэнси поплотнее забилась в раковину, а Тася сунула бедолажку в карман пальто и помчалась со всех каблуков к двери. За дверь. По лестнице. Спотыкаясь. Сломав каблук. Хромая. Добралась до дома.
Отдышавшись, пересадила гостью в пластиковый контейнер и предложила капусты.
- Вы наверное изголодались? Ваша худоба пугает.
Нэнси вежливо согласилась.
- Merci, - скромно выговорила она.
И вот три дня кряду Нэнси понемногу грызла капусту, находя в этом свои прелести, но не заполняя возникшую внутри пустоту. Намекать Тасе на более изощренные блюда было верхом неприличия. Однако Нэнси жаждала новых эмоций.
Она неторопливо взобралась на край контейнера и огляделась. С подоконника открывался замечательный вид на влажную позднемартовскую улицу. По эту сторону жилого Тасиного аквариума простирался дремучий лес. А на столе возвышался Эльбрус из сочных виноградин. Нэнси никогда не вкушала сего райского плода, но память предков яростно бурлила под ее уходящим в бесконечность панцирем: знойное солнце, ажурные листики и море соплеменников, мерно пережевывающих свой виноградный обед. Эти образы цветными пятнами наводнили крохотное сознание, заставляя Нэнси выставить ножку и шагнуть через край.
Она проползла несколько миллиметров и поражено застыла на месте. Ее пленило дикое чувство свободы. Через маленькую вечность Нэнси коснулась пола. Правда, он ничем не отличался от стен или потолка. Очередная горизонталь. Пробравшись через дебри засушенных макаронных мумий и рисовых личинок, Нэнси наткнулась на темно-синюю мягкую груду нейлона. Она примерила чулочек, и сверху, и снизу, и изнутри. Но синий был ей не к лицу, и модница склизко поползла дальше.
Она размышляла о вкусе и цвете. В желто-зеленой гамме находила гармонию. О вкусах принято не спорить, но Нэнси хотелось спорить. До помутнения, до пены, до экстатически-профилактического шока. И она спорила. Со всеми, кого встречала, будь то пронесшийся молнией кот с широченной улыбкой, или серая мышь, или червяк, что продырявил красно/черный томик.
Но в мучительной близости от цели Нэнси лишилась сил. Она - иссякла. И, устав от жизни, обмякла. Целиком и полностью. И даже панцирь ее, казалось бы, потускнел.
"Она жила ярко и умерла молодой", - мыслила эпитафиями Тася, найдя по-страдалицу возле фруктовой вазы.
- Ах, крошка, куда же тебя понесло, - вздохнула она и, уложив улитку среди круглых виноградных надгробий, задумчиво подняла с пола чулок. Потом стянула с волос второй и выкинула их в форточку. Те повисли на голом дереве, развеваясь на ветру синими гусеницами.
Эта встреча была знаковой, Тася даже не сомневалась. Роковой. Смерть Нэнси - как камушек, брошенный в воду, пустила рябь. Рябиновая настойка горчила. Таисия держалась мужественно, выпила две рюмки и собрала две сумки. Настало время перемен. Хотелось жить.
Она ушла в неизвестность. Счастливая.
Нэнси обнажилась, нисколько не смущаясь. Панцирь остался в прошлом. Теперь она была вкусной, сочной, ароматной. Виноградинкой.