Тридцатилетняя Оля часто видела пустоту вокруг себя, и даже в яркий солнечный день ее тоска выглядывала через прорези глаз. Она грустила и этим раздражала всех вокруг, особенно своего мужа Вячеслава.
Они поженились семь лет назад, и их брак вполне можно было бы назвать удачным и плодотворным: росла чудесная дочка Сонечка, которой было уже пять лет, но настроение Оли истязало всех в доме.
Как-то незаметно нормой стали скандалы, ссоры, раздражительные окрики: Оля вспыхивала как спичка на пустом месте.
А что ей оставалось делать? Она не могла избавиться от чувства, что жизнь проходит мимо.
Наконец терпеливый и интеллигентный Вячеслав заявил, что не собирается больше терпеть такую жизнь; и начал постоянно задерживаться на работе.
Оля знала, что муж много времени проводит в институте, и утешала себя тем, что семья для него не пустой звук, и он очень любит дочь, но все же чувствовала и понимала, что, в конце концов, он и вправду уйдет.
И это было страшнее всего, потому что она сама выросла практически без отца и лишать свою дочь отцовства никак не могла.
Отчаянные попытки наладить отношения ни к чему не приводили - через несколько дней затишья она снова срывалась и впадала в очередную истерику. И все же она решилась сделать еще одну попытку изменить жизнь к лучшему и написала по Интернету письмо известному психоаналитику в их городе.
К ее удивлению, врач Алексей Синицын быстро ответил и пригласил в центр.
Две ночи перед визитом Оля мучилась сомнением, нужно ли ей идти, а мужу ничего не говорила.
Алексей Николаевич Синицын оказался человеком средних лет, активным, приятным, открытым внешне, обходительным.
Он взял в руки распечатку письма, и, пробежав глазами, спросил:
- Ольга Сергеевна?
Оля молча кивнула.
- Итак, Ольга Сергеевна, давайте договоримся с вами так: первую консультацию я проведу бесплатно, а потом мы решим, сколько раз еще нужно нам встречаться. Хорошо?
Оля снова кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке в этом просторном кабинете, увешанном многочисленными грамотами, дипломами и фотографиями с улыбающимися людьми.
- Ольга Сергеевна, пожалуйста, поподробнее расскажите мне сами о том, что вас беспокоит.
Врач занял в кресле более удобное положение, видно, приготовившись к длинному рассказу, а Оле совершенно не хотелось много говорить.
- Знаете, мне трудно объяснить, что со мной происходит, но я постоянно впадаю в истерики и депрессию, мне ничего не хочется делать дома, - начала свой рассказ Оля.
- Вы работаете или домохозяйка? - спокойным голосом произнес Синицын.
- Я сейчас домохозяйка и пишу диссертацию, правда, не слишком удачно. У меня не хватает на все сил, - ответила Оля.
- У Вас есть дети? - снова спросил врач.
- Да, девочка. Ей пять лет. Она ходит в садик, - Оля заерзала в кресле.
- Вы женаты семь лет, так вы написали в письме. За это время у вы предпринимали попытки развода?
- Нет, но сейчас все к этому идет. Вообще, мы с мужем люди не слишком конфликтные. Знаем друг друга давно. Познакомились, когда я училась в институте, - Оля замолчала, не зная, продолжать ли дальше.
Синицын, как будто угадав ее мысли, произнес:
- Продолжайте, продолжайте.
- Я училась на третьем курсе, а мой муж пришел к нам преподавать. Он был после аспирантуры. Мы целый год сближались, а летом поженились. По образованию я - юрист, - и Оля замолчала, как-будто не зная, что еще можно рассказать о себе.
- Вам трудно говорить о своей жизни? - спросил врач.
- Я не знаю, о чем нужно говорить. Давайте я лучше буду отвечать на вопросы, - не слишком уверенно предложила она.
Врач попросил рассказать о ее детстве, и она пустилась вплавь по затертым воспоминаниям.
Вот она видит себя маленькой, пухленькой девочкой, запыхавшейся, в ситцевом платьице, которая стоит на пороге квартиры с грязным котенком на руках, и кричит маме: "Смотри, кого я принесла!", а в ответ гневные глаза матери мечут молнии и громкие слова разбивают мечты о совершенной добродетели: "Господи! Ну, посмотри на себя! Грязь какую притащила! И платье все испортила! Никаких сил нет с тобой бороться!"
Оле больно и стыдно, а еще она не понимает, зачем с ней бороться? Ведь она и так стремится предугадать каждую мамину мысль, и так старается быть для нее самой лучшей!
Потом она видит полноватого отца, одетого в синие тренировочные штаны, заплатанные на коленях, человека в доме незаметного, и как-будто ненужного.
Он берет иногда Олю на руки и рассказывает ей о смелом Геракле, о путешествиях Аргонавтов, о всемогущем Зевсе. Оля, раскрыв рот, ловит каждое слово, пока фигура матери не появляется в комнате.
И мама снова жалуется на жизнь и в который раз обвиняет отца, что они не могут купить шведскую стенку, поменять обивку кресел или поехать, как все нормальные люди, на юг.
Оля постепенно срастается с мыслью, что она ненормальная.
Отец ушел из жизни тихо, оставив после себя старый потрескавшийся от времени стол и стопки книг, которые в итоге поселились на пыльных антресолях.
Вот Оле пятнадцать лет, и она много времени проводит перед большим маминым зеркалом, заставленным разными помадками, духами, кисточками. Иногда ей кажется, что она красавица и окрыленная этим чувством она выходит на улицу. Ненадолго хватает ее, после чего, сравнивая себя с окружающими яркими витринами и красивыми модными девушками, она теряется и возвращается домой, уже тихо ненавидя себя.
Наконец, она начинает худеть, она ставит перед собой задачи, которые будет достигать. И ей немало удается: она поступает в хороший институт, она больше не стесняется говорить громко, и никто не сравнивает ее со сдобной булочкой.
Но все равно что-то ломается в ней, когда с годами раздавшаяся мать говорит: "И, все-таки, ты очень похожа на отца! Поразительное сходство! Он, конечно, был хорошим человеком, но очень уж мягкотелым. Так нельзя!"
И сама Оля иногда тоже так думает: все ее успехи временны, и скоро все поймут, что она занимает чужое место, так как неспособна быть яркой, деловой, активной.
Вячеслав сразу не понравился маме.
"Слишком заносчив, и преподаватель, как твой отец, а им только и надо, как книжки нудные читать, а потом еще и писать начнет. И все: весь быт ляжет на твои плечи, а он, мучимый творчеством, будет приносить тебе крошечную зарплату и требовать комфорта. Уж поверь мне, я сама через это прошла!" - предрекала мать, а Ольга вспоминала отцовские очки, с заклеенной душкой и с сомнением думала, что такое комфорт для преподавателя.
А ей и в самом деле нравился мир книг, куда они уносились с Вячеславом.
Ей нравилась его честность и открытость, и она совсем не удивилась предложению жить отдельно, в его комнате, зная, что с ее мамой они не уживутся.
- Ольга Сергеевна, у Вас сейчас тесный контакт с матерью? Как часто вы встречаетесь? - прервал свою пациентку врач.
- Да, тесный. Мы созваниваемся почти каждый день, - ответила Ольга.
На следующую консультацию Оля привела себя насильно, потому что никак не могла смириться с мыслью, что ей нужна помощь психотерапевта.
Алексей Николаевич, напротив, всем своим видом показывал участие и радость, вызванную ее визитом.
- Олечка, давайте сразу начнем с ассоциаций. Договорились? - как-бы промяукал врач.
- Давайте, - ответила Оля, не совсем понимая, что от нее потребуется.
В ответ ей предложили закрыть глаза, расслабиться и представить себя идущей по темному, унизанному густыми зарослями лесу. Там холодно, по-осеннему неуютно, и в любой момент на нее может напасть опасный зверь. Кем она себя представляет?
Несколько месяцев Алексей Николаевич вытаскивал Олю из ее замкнутого мира, куда она привыкла прятаться, а дома воздух постепенно стал очищаться.
Однажды субботним утром Оля, проснувшаяся довольно рано и не обнаружившаяся рядом Вячеслава, потягиваясь, вышла на кухню и... О, Боже! Невероятная жалость и сожаление стиснули ее: она увидела сидящего за кухонным столом мужа, как две капли воды похожего на отца из ее детских воспоминаний! Он сидел ссутуленный над раскрытой книгой и пил крепко заваренный пустой чай из потрескавшейся чашки.
Едва сдерживая слезы, она подошла сзади к мужу, обняла его за плечи и прошептала:
- Прости, я люблю тебя... Не знаю, что со мной было...
Вячеслав, не поворачивая головы, как-будто боясь спугнуть видение, гладил ее руки и повторял:
Оле повезло: совсем скоро она стала ассоциировать себя с пушистом белым зайцем, бегущим по летнему, увенчанному яркими пестрыми цветами, просторному лугу:)