Имя мужа Полины в рассказе МП Пять лет спустя - Виктор.
Виктор, почти внесценический персонаж, появляется один раз: герой встречает свою студенческую возлюбленную в театре в обществе мужа, решает не подходить, но видя, что она его заметила, всё-таки подходит, и они втроём пьют шампанское "в баре", то есть в буфете театра. Про мужа сказано, что он "вопреки ожиданиям" красивый мужчина, хотя "впечатления идиота не производил".
Кроме ещё пары пошлостей - о Викторе это всё. Красивый, богатый, неглупый, в общем, "успешный" - стандартный типаж удачливого соперника, каким он видится в 20 лет. Плохо то, что Полина оценена так пошло: там могла бы быть нищая Жанна Эбютерн, не в театре, а на улице, голодная и на 9 месяце беременности, но тогда пришлось бы признать за ней гениального мужа, а на это автор, конечно, не пошёл бы. Затмить себя внешностью и деньгами - на это он ещё мог пойти, но не гениальностью! Это хорошо. Но портрет Полины, Жар-птицы, скучающей в золотой клетке - автору явно не удался. Хотя там же есть цель - воскресить её. Тогда всё сходится. Воскресить, правда, не собственной гениальностью, а кое-чем другим - по́шло, как Евгений Онегин. Но Пушкин же сделал из пошлого материала великое произведение! Значит, всё дело в гениальности.
Я ещё тогда обратила внимание, что имя её мужа в рассказе - Виктор. Виктор означает Победитель. Всё сходится. Даже имя, типа, было на его стороне. А дальше интересный момент. 20 лет спустя выясняется, что Виктор - это имя Франкенштейна. Не чудовища, а профессора, который создал чудовище - sight tremendous and abhorred.
А привиделся молоденькой невенчанной жене поэта Шелли сон в летнюю ночь 1816 года, вошедшего в историю своей дождливостью, как the year without summer, на вилле Диодати, где жил Байрон на Женевском озере - в ночь на 16 июня. На Bloomsday. 16.06.16 ровно за 200 лет до Bloomsday'я в год моего 40-летия. Bloomsday - день непорочного зачатия чудовища Франкенштейна.
Из Франкенштейна превращается сам в себя Джон Леннон в мультфильме Жёлтая подводная лодка. Когда Фред, в последний момент назначенный адмиралом погибающей под натиском Синих зловредов Пепперляндии, всплывает на Жёлтой субмарине в устье реки Мерсей в районе ливерпульских доков, то первый, кого он встречает там - это безнадёжно скучающий на Хоуп-стрит Ринго. "Liverpool can be a lonely place on a Saturday night", he mused, "and this is only Thursday morning. Nothing ever happens to me". Судя по тому, что ЖПЛ начинается в четверг, то это - Bloomsday. Хотя Bloomsday и премьера Yellow Submarine отстоят друг от друга ровно на один месяц и один день - 16.06 и 17.07.
Bloomsday, он же Blombstein. Это когда Битлы, как Всадники Апокалипсиса, мчатся спасать затонувшую Пепперляндию. Вчетвером, как на обложке фильма Tombstone. По Guilford Street от отеля "Президент".
Так вот. Встретив Ринго, Фред попадает в здание пирса, которое изнутри оказывается в разы больше, чем казалось снаружи. С огромной дворцовой лестницы с фонтанами и статуями, воскрешая в памяти погоню на Трокадеро из снятого много позже фильма Профессионал с Бельмондо и Робером Оссейном, к нему спускается прямо по ступенькам красный кадиллак с жёлтыми колесами, с Ринго за рулём, и вдвоём, адмирал и ударник, под девизом Nil admirari ударными темпами отправляются на поиски остальных трёх участников ансамбля.
Каждый из них появляется в соответствии со своим амплуа. В уходящем за горизонт или прямо в Порт-Санлайт коридоре, состоящем из одних дверей, Пол выходит из своей двери, как шоумен со сцены за кулисы. Сопровождаемый громом аплодисментов и тушируемый оркестром, Пол на ходу ловит букет цветов и поправляет модно завязанный артистический галстук. Джордж за своей дверью медитирует на облаке индийских благовоний высоко-высоко над бренным миром. А вот в комнате у Джона - настоящая детская-бесиловка какого-то чада миллионеров, типа, тоже из французского фильма, теперь Игрушка, с ростовыми куклами Мэрилин Монро, Капитана Марвела и прочих героев Голливуда и комиксов, расставленных по всему периметру, а посередине всего этого поп-арт-великолепия - анатомический стол с привязанным к нему широкими ремнями чудовищем-Франкенштейном. Ринго, как урожденный Lever-puller, дёргает ни у кого не спросясь за рычаг, монстр просыпается и начинает подниматься со своего ложа, разрывая многочисленные ремни могучим телосложением, its unearthly ugliness rendered almost too horrible for human eyes, - берёт с соседнего стола пробирку с дымящимся и булькающим дьявольским эликсиром, выпивает его и в лучших традициях Доктора Джекила и мистера Хайда превращается после серии красочных психоделических метаморфоз в четвёртого участника квартета Битлз - мистера Джона Леннона! My Jekyll doesn't Hyde, как поет Оззи Осборн в подаренном мне МП альбоме 1995 года. My Lennon doesn't hide either. He frankly Einsteins. Джон Леннон - самый "литературный" из битлов. К тому времени он уже издал две книги своих "умопомрачительных смешнулек", удостоивших его в юбилей Шекспира литературного завтрака с деятелями английского пера своего времени, на котором Джон, изрядно принявший для храбрости, на вопрос журналиста: "Намеренно ли вы используете в своих скетчах ономатопоэйю?" - ответил: "Автомато-чего? не пойму, о чём ты, сынок." А также удостоившихся сравнения со стилем Джеймса Джойса в Поминках по Финнегану. Джона это так заинтересовало, что он пошёл и купил себе экземплярчик, но по собственному признанию дальше первой главы не осилил, хотя собрата по перу в Джойсе признал. А уж высоколобой Йоко стало потом тем более приятно, что муж у неё был не какой-то там ливерпульский обалдуй без образования, а с самым сложным англо-ирландским классиком в стилистическом родстве состоял, так что в клипе на одну из последних песен, снятом по мотивам его фразы в каком-то из интервью, что в старости они будут с ней жить вдвоем где-нибудь на острове у берегов Ирландии и, сидя в креслах-качалках, перелистывать свой scrap-book of madness, - ...так вот, в том клипе на полке с книгами в их приземистом домике на открытом всем ветрам ирландском острове стоит экземпляр этих самых Поминок по Финнегану. Надо только внимательнее смотреть.
Короче говоря, Джон появляется в мультике ЖПЛ не как одинокий ливерпульский бездельник Ринго, не как красавец-шоумен Пол, не как адепт индийской философии Джордж, а как парень, который читает. Который читает и который обладает воображением. И он превращается обратно в Джона Леннона, как Франкенштейн Мэри Шелли и как Джекил-и-Хайд Стивенсона. Франкенштейна звали Виктор, как мужа Полины в рассказе МП Пять лет спустя, а Стивенсон - это тёзка настоящей Полины, которая стала известна как Miss Stephens.
И вот, 17 июля 2018 года в день 50-летия премьеры мультфильма Yellow Submarine иду я по заново открытой благодаря ЧМ18 Нижневолжской набережной, да ещё как открытой - такого прогулочного великолепия в нашем городе отродясь не было! - и иду я по этой набережной, потому что, как я уже написала года за два до этого: В центре Нижнего Новгорода Жёлтая подводная лодка всплыла.
Что бы это могло значить, мне неизвестно, но действительно, если в городе NN должно произойти чудо, то конечно это чудо будет связано с водной стихией. Слияние двух рек, Оки и Волги, это то, что определяет положение нашего города на карте мира. Какой-такой Нижний Новгород? А который на слиянии двух рек, Оки и Волги! Значит чудо должно случиться там - на Стрелке двух рек. И у нас в этом году на Стрелке двух рек отгрохали стадион, и Нижневолжскую набережную отремонтировали, и после 13 лет синего зловреда-забора - открыли, чтобы на этот стадион можно было любоваться.
Я сначала думала, изуродовали историческое место - Стрелку Оки и Волги. А теперь вижу, что в центре Нижнего Новгорода Жёлтая подводная лодка всплыла.
Ни с одного стадиона мира нет такого вида - у нас же ещё и деньги на остекление, якобы, украли, поэтому стадион прекрасно вентилируется, и вид с его балкона, огибающего периметр над входом А, открывается совершенно невероятный. Вблизи - собор старинной русской архитектуры, кстати, жёлтый, а вдали - высокий берег и ожерелье башен Кремля на нём. Вид на самый центр города. А если из Кремля спуститься на Нижневолжскую, то за рекой вид на собор и на стадион, который, как браслет, на самой оконечности Стрелки лежит. Ожерелье Кремля и браслет стадиона - прекрасные подарки ей приготовлены. Then she made her bracelets and her anklets and her armlets and a jetty amulet for necklace. Кому ей? Той, которая на Жёлтой подводной лодке к нам приплыла. Если чудо в НН должно состояться, то оно произойдёт на месте слияния двух рек - в "центре силы" нашего города - и состоит оно в том, что всплывает перед стадионом битловская субмарина, потому что НН, как в Англии Ливерпуль, - был всероссийский центр работорговли, а то, что рок-музыка от порабощённого Калибана произошла, это ещё в начале XYII века Шекспир предсказал. И вот в городе, отягощённом прошлым, всплывает под небесные гармонии нового искусства ХХ века Жёлтая подводная лодка, и на ней, как на раковине, стоит Она - Симонетта Веспуччи, Теофания Флоренции. Нижний Новгород - новая Флоренция, как я на юбилей Горького, нашего Данте и нашего Битлз, уже доказала, а она из семьи тех Веспуччи, один из которых даст своё имя Новому свету, откуда музыка небесных сфер дантовской Флоренции вернётся в старый мир музыкой чёрных рабов.
И вот лодка всплывает - место же великое, больше нигде в Европе такого слияния нет, а на лодке стоит она в психоделических цветах мультфильма ЖПЛ, как на акриловом полотне Энди Уорхола из каталога Botticelli Re-Imagined с выставки в Берлине и Лондоне. У Уорхола, кстати, тоже 50-летний юбилей: в 1968 году, году выхода ЖПЛ, в него стреляли, как раз, когда Джон и Йоко записывали Революцию 1, первую песню для Белого альбома, 50-летие которого я как раз всё лето 2018 года праздную. И всю осень ещё буду. Вплоть до дня рождения МП, который с Белым альбомом в один день. МП with the Beatles.
И вот 50 лет спустя по битловскому канону и 542 года после её смерти, мы же с ней как раз на 500 лет друг от друга отстоим, она - Симонетта Веспуччи, Теофания эпохи Возрождения, в образе Венеры Боттичелли, в центре города Горького, где впервые после Петрарки снова прозвучало Человек - это звучит гордо! - вместе с битлами на подводной лодке всплыла. Революционного значения событие. Планетарного масштаба. "Песня Леннона Революция" - анаграмма на моё ФИО. Глобус - театр Шекспира, в котором показывали, как Калибан рок-музыку забацал. И огне-алым днём 29 июня зашвырнул нашим Кулибанам из группы The Moonstone в нижегородский Спутник шекспировского Глобуса на краю парка, называемого Кулибинский. To circumnavigate merciless God - ударить Джойсом по Шекспиру лысой Мадонной-Мизерикордия - ещё одно водное приключение, которое мои, как у Данте, грёзоподобные состояния в мир выдают. Я же - Принцесса Грёза. Первомайская.
И ходила я 17 июля 2018 года, в год своего Высоколетия, на Нижневолжскую набережную Нижнего Новгорода Её встречать. Как уполномоченная NN Woman, водами Белиффи-стривер подмоченная, прикрываясь от немилосердного солнца или от жестокосердного АК красным битловским зонтиком "The Beatles. Love Me Do" . Плыла, как на перевёрнутой раковине и в образе Беатриче - зелёный плащ и в платье огне-алом, то есть, конечно же, наоборот: в зелёном платье и с красной лаковой сумочкой через локоток и в красных лаковых туфельках на шпилечке, - являла собою, если смотреть с реки - торжественной встречи делегацию в количестве одного человека. Человек - это звучит город! А я его невеста. Невеста Франкенштейна.
И стояла я с видом на Стрелку на Нижневолжской набережной, и смотрела на слияние двух рек и на стадион над ними, и слушала песню на своём мини-айподе, элегантно пристегнутом к американской пройме платья - заглавную песню с одноимённого альбома Битлз Yellow Submarine, а по окончании прослушивания - вдоль всего альбома по Нижневолжской набережной двумя реками, в одну слиянными, так и шла, на перевернутой раковине своего зонтика плыла. Мимо здания Речного вокзала со скульптурами доблестных капитанов Волжского речного пароходства, можно сказать, как Ринго по улице Надежды в Ливерпуле, потому что якорь - символ Надежды, а возле здания Речного их стоит целых два. И - would you believe me if I told you that I was being followed by a yellow submarine? No, I didn't think you would. Как и у Ринго в мультике, у меня, у Blombstein Beatrice, на день и месяц после Bloomsday'я, было отчётливое чувство, что Жёлтая подводная лодка рядом со мной вдоль всей набережной плыла. И я шла, слушала песни с альбома и даже боялась через плечо в своей американской пройме зелёного платья глазом косить. А то над Волгой косари ходят огромные. В зелёном платье я, якобы, пришла на свидание к Максиму после встречи в Драмтеатре, в рассказе МП Пять лет спустя, а назначил он мне свидание не где-нибудь, а безошибочно у памятника Горькому на площади Горького. И вот теперь у меня есть зелёное платье "Одилон Редон" , потому что, как выяснилось, оно похоже на сон Галатеи одновременно с картины Редона и с картины Гюстава Моро, - а в год моего 40-летия, когда я вернулась поздно вечером домой из ресторана Максимилиан с дискотеки группы Кар-мен, а было это 8 декабря, в ночь смерти Леннона, которая одновременно день рождения Моррисона, - и писала себе в книжечку заметки про Карла Великого и своё Каролингское Возрождение НН под впечатлением от Лемоха и его клипа Чао, бамбина, в котором он танцует как АК на России'91, - лежащий рядом в кровати телефон вдруг самопроизвольно включается и голосом Моррисона из песни, в моём телефоне записанной, мне поет: My eyes have seen you, my eyes have seen you!
Меня-Галатею увидел город-Циклоп на Кар-мен. Или, как Кармен. Ровно месяц спустя мне снится лаборатория Виктора Франкенштейна, где на анатомическом столе, привязанная ремнями, вращаюсь абсолютно лысая я, и я же, посетитель, зову эту безжизненную куклу: Кармен! - а голос невидимого профессора говорит: Не говорите с ней - она вас слышит! Не смотрите на неё - она ещё не готова.
И вот я под весь альбом Yellow Submarine следую курсом вдоль реки Оки-Волги до Чкаловской лестницы, и у подножья Чкалысой (sic!) лестницы битлы исполняют лысой мне последнюю песню со стороны А под названием All You Need Is Love. А Чкаловская лестница - это лестница на Сан-Миниато во Флоренции. И я туда поднималась с тем же зонтиком 9 июня прошлого года, на день смерти Беатриче. И вот я теперь 17 июля одета в цвета Беатриче и слушаю, глядя вверх на величественный подъем по восьмёркообразной лестнице, на которой удобно нижегородских женщин с 8 марта поздравлять, достаточно мужскими единицами слово МАРТА на откосе под кремлёвской стеной выстроить, вверх гляжу на восьмёркообразную, как Вертикальная бесконечность, лестницу. С Днём Вертикальной бесконечности поздравляли мы с девчонками друг друга на 8 марта в этом году, так что, когда Симонетта на Жёлтой подводной лодке сюда доплывает, её здесь уже торжественная делегация красивых юношей и девушек с цветами встречает. А чтобы это состоялось, как повествую, я должна свой маленький подвиг совершить и в туфельках на шпилечке под палящим солнцем на лестницу Сан-Миниато взойти. Ту самую, с которой Данте в XII Песне Чистилища сравнивает подъём во второй круг Горы. Гордецы бредут по ней, отягощённые тяжёлыми каменными глыбами, пригибающими их к земле и не дающими задрать нос кверху. Вместо тяжелой глыбы я несу на себе печать самой гордыни, от которой, по идее, освобождает Чистилище. Сумочка моя для дамской несколько тяжеловата, каблучки мои для скалолазанья несколько высоковаты, а зонтик мой, тоже красный, так привлекает внимание, что ни согнуться, ни сделать недовольное лицо никак нельзя. Нужен подвиг.
Под инструментальные пьесы Джорджа Мартина на второй стороне альбома Yellow Submarine я бодро устремляюсь на штурм, обгоняя редких паломников, отважившихся на подъём вместе со мной, окрылённая музыкальным пейзажем блаженной Пеперляндии до нападения на нее синих зловредов. Через Море времени, Море чудовищ и Море дыр я ещё плыву с высоко поднятой головой, но тут начинается мой sea of troubles - круги перед глазами поплыли, и кажется, что падение неизбежно, падение девушки с зонтиком, катящейся по всем ступеням Чкаловской лестницы до самого низа - это было бы картинно, Барон! - но не продуктивно, и, выстояв Марш зловредов, я слышу, как мне на помощь приходит следующая пьеса, мрачная Pepperland Laid Waste, и перед последним участком лестницы, смирив гордыню, опускаюсь на ступени возле каменного плеча, вытянув одну ногу и согнув в колене другую - если потеряю сознание, то буду лежать красиво, - и прикрывшись зонтиком, тихо сижу, переводя дыхание, в последнем месте лестницы, откуда ещё виден стадион, с виду присевшая не просто передохнуть, а полюбоваться, внутри такая же загнанная, как скрежещущая железом пьеса у меня в ушах. Я даже знаю, что остановку надо было сделать, даже если бы я была двужильная и движульная. Потому что вслед за Опустошённой Пепперляндией пойдет Явление Жёлтой субмарины на помощь, и под этот финал-апофеоз, а не раньше! - я и должна буду выйти на вершину лестницы и обернуться на финальных аккордах на реку. И после короткой паузы в наушниках я встаю и, не обращая внимания ни на какие круги перед глазами и дурноту, подкатывающую к горлу, гордо всхожу в гору, как на подлодке всплываю, и на бравурных финальных аккордах над сверкающей на солнце рекой являюсь под своим красным битловским зонтиком городу и миру.
Ничьи больше глаза не видят моего чуда. Ничьи глаза и не могут увидеть это чудо. Потому что ничьи больше ножки не пронзены острыми каблучками, и больше ни у кого не ноет боль в груди тупая - от копья.
Lance Percival - так, кстати, звали актёра кабаре, который озвучивал адмирала Фреда.
Ничьи больше, кроме моих, не пронзены.
Но это не значит, что чуда не было. Раз такой подвиг был, значит, было и чудо. Мои ученики потом напишут, что в момент её подъёма на Сан-Миниато Нижнего Новгорода затмилось солнце, а потом выглянуло снова в два раза ярче прежнего. И чайки над рекой стали насвистывать, как соловьи, и насвистывали из Битлз, и битловская музыка по глади волжских вод текла.
А над лестницей Валерий Чкалов сошёл со своего каменного постамента, сел в самолёт и полетел вместе с Нестеровым над Волгой восьмёрки выписывать. Предварительно уступив своё место тому, кому он изначально это место для памятника выбрал - Максиму Горькому с площади Горького. Его Вера Мухина для этого места так и ваяла - с распахнутым от волжских ветров пальто. И Горький спустится к нам по всей Свердловке собственным шествием - с поклонниками и делегатами - и поднимется на Чкаловский пьедестал и ему рукой оттуда помашет, а Чкалов в небе увидит и махнёт ему крылом. И оба их движения не останутся незамеченными молодой публикой, которая усилит в каждый из этих моментов свой восторг, выраженный в силе аплодисментов. И под благосклонной улыбкой моржовых усов нашего классика, нашей Теофании НН подадут открытое ландо и в нём, усыпая путь цветами, повезут одаряющую всех нас своей божественной улыбкой, от которой на душе радость и свет, прямо по середине площади Минина во Дворец Труда, и там она выйдет на балкон и воссядет на троне - и начнём мы ей делать the civic reception. Только не этими мерзскими мэрами и столпами общества, а силами молодёжи и студентов.
У нас на Верхневолжской набережной уже стоит в полной готовности кавалькада волхвов, составленная из автоколонны празднично украшенных колесниц-платформ, каждая из которых представляет собой тот или иной институт, учебный или научно-исследовательский, театр, завод или библиотеку. И каждая платформа - это Summary своего учреждения и квинтэссенция своего самопиара, чтобы приходили туда учиться или работать. И на каждой платформе - красивая девушка и красивый парень. Наверху - самые красивые и самые активисты и отличники, а по краям много просто красивых и умных. И всё это едет кавалькадой по площади Минина, каждая организация одна ярче другой, а вместе их как будто по цветам подбирали, так гармонично смотрятся, - на самом деле, конечно, подбирали, весь год готовились, но выглядит, как будто само, - и народ по обеим сторонам площади на них смотрит, и радуется, и своих узнаёт, и приехавшим в гости родственникам на них показывает, а они все машут по сторонам и кивают головой, когда родных и друзей увидят, - а подъезжая ко Дворцу Труда, смотрят на балкон, обращённый на площадь, а там Она - Теофания НН приветствует их сиянием своих лучистых глаз, а напротив неё на постаменте над Чкаловской лестницей Максим Горький лицом к площади повернулся и через всю площадь ей шляпой машет, а она ему через всю площадь улыбается, - а над всеми нами на площади, над башнями Кремля и всем-всем Чкалов и Нестеров на старинных самолётиках летают, делают бочку, и мёртвую петлю, и другие фигуры высшего пилотажа, так что сердце замирает, как это можно так летать на таких старинных самолётиках, - а вслед за ними с реки прилетает ко всеобщему изумлению и восхищению Жёлтая подводная лодка, она же это умеет, и под битловские саундтреки парит над площадью, сверкающие конфетти разбрызгивает, которые, не долетая до земли, превращаются над головами в прекрасных бабочек. Дождь идёт цветами, цветы сами на головах у юношей и девушек сплетаются венками, все зловреды и завистники в толпе начинают расцветать розами - Turn into a flower and bloom! - и вспоминают, что на самом деле они не Blue meanies, а вовсе даже Blue Birds of Paradise, только они забыли, потому что им так давно никто об этом не напоминал! А теперь все всё вспомнили, и никого не осталось не при деле, все оказались вовлечены, увлечены, влюблены и в ожидании чуда.
И всё это вместе, улыбки, радость, счастье, смех, цветы, бабочки, все влюблённые пары - всё это танцует под финал-апофеоз мультфильма Yellow Submarine - песню It's All Too Much, единственную песню из своего канона, которую битлы записали в мой день рождения, да ещё и в такой знаменательный год - в год альбома Sgt Pepper, от которого произошла психоделическая концепция ЖПЛ, и после выхода которого начался Summer of Love. И под песню It's All Too Much все танцуют и одновременно едят кусок торта, а потом оказывается, что все на Стрелке на стадионе сидят, и что это не стадион вовсе, а амфитеатр Райская роза, о котором писал Данте в последних песнях Рая, когда описывал Эмпирей. И Эмпирей сначала явился ему, как лучезарная река, - у нас две реки, если быть точными, - по берегам которой он видел, как росли цветы, а над ними сверкающими огоньками порхали бабочки: бабочки - ангелы, цветы - души блаженных. А потом река превратилась в озеро, ставшее центром амфитеатра и его сценой, а берега оказались трибунами огромного стадиона, уходящими под самое небо, и на них сидели зрители, а в центре круга на сцене в виде подводной лодки, у нас их и делают в НН, на заводе Красное Сормово, так что, как нефиг делать, такую же изваять, - стоят битлы с гитарами, Джон, Пол, Джордж и Ринго, и в хорошие микрофоны, современные, нам всем поют. А перед ними всё футбольное поле - где футбольное поле, на котором бегают и играют, а где - паркет, на котором в бальных платьях и во фраках кружатся. И в центре танцующих можно видеть Венеру Боттичелли, новую Еву, танцующую с пробудившимся Адамом. А когда его пробуждение произошло?
А вот когда я в цветах Беатриче шла от Стрелки Оки и Волги, слушала Yellow Submarine, и параллельно мне Жёлтая подводная лодка с Венерой Боттичелли вдоль Нижневолжской набережной плыла, то есть, когда я ходила на подвиг встречать Теофанию НН, на другой площадке города происходило параллельное событие: Сотворение Адама.
А сотворение Адама дело не только трудное, но и опасное, здесь одним подвигом на каблуках не обойтись, здесь можно и дороже поплатиться.
Remember I am thy creature; I ought to be thy Adam; but I am rather the fallen angel.
Каждый раз, когда пытались сотворить Адама, получался Франкенштейн. Римская империя, Соединенные американские штаты, Союз Советских Социалистических Республик, теперь Евросоюз.
Как же ты, невеста Франкенштейна, сотворишь что-то получше?
А мы знаем, что ты - невеста Франкенштейна. Один автор тебе уже приписал мужа по имени Виктор. А как звали невесту Виктора Франкентейна в романе Мэри Шелли? Элизабет!
Ты поняла - Элизабет! Кодовое слово, которое довлеет над тобой уже не первый год. Ты же написала: "Моя мечта обязательно сбудется, только вот не знаю, какая. А мечту мою зовут Элизабет".
Королева Елизавета.
Лиззи Беннет.
Элизабет Барретт-Браунинг.
Лайза из вестерна Кеома.
Лиз Тейлор в роли Клеопатры.
Не зря у нас на заставке к фильму Sgt Pepper's Magical Mystery II year Rock-n-Roll Circus на втором курсе ап сразу пять Лайзов Минеллев на Жёлтую подводную лодку с неба приземлились.
Лайзами я себя ещё в 2007 году, на 40-летие Пеппера станцевала. После этого идиллия закончилась, и с тех пор Pepperland Laid Waste. In thy hall the lamp of learning, my ПФ, no more is burning. Пала и эта Троя, и снова сыграла роковую роль некая поэтов жёгшая огнем Прекрасная Елена. Whose face has launched a thousand ships. И чьё лицо было предсказано ПФ, как Второе, Первым лицом ПФ ещё на Последнем звонке '97 года. Когда выпускался курс, на котором учился МП. А на Последнем звонке 2010 года, когда выпускались мои Лайзы, не состоялся номер Сотворение Адама, потому что не внял ПФ пророческому завещанию: Не потеряйте лицо! И второе, новое, женское лицо было утрачено - и не произошло Сотворение Адамов. Лайзы есть, Адамов нет. Или наоборот. Невстреча. Не с кем встречаться. И вот этот разрыв обета мне и предстояло после изгнания из Рая восстановить.