Неделя началась с д/р Войнич, и, поскольку мне актуализировали сонеты Шекспира, я стала читать Прерванную дружбу.
Там Феликс и Маргарита читают сонеты Шекспира вместе. Про лилии гниющие.
В Прерванной дружбе Маргарита - Офелия.
Феликс дарит ей шаль в цветах душистого майорана.
Беспомощная калека Маргарита - Офелия. Shampoo and sponge, no flowers -
God, it makes me sick!
У Маргариты, как у Офелии, - есть цветы. Душистый майоран.
Это сразу напоминает мне Короля Лира. Give the word!
Sweet majoram.
Pass.
Эдгар догадался, какой пароль назвать Лиру, вернее, брякнул первое попавшееся.
Сцена открывается моей любимой ремаркой во всем Шекспире:
Enter LEAR, fantastically drest with wild flowers.
Где-то в анналах у меня уже написано, что король Лир - Офелия.
Эдгар реагирует на появление безумного Лира: The safer sense will ne'er accommodate
His master thus.
Начинается главная сцена пьесы. Прозревший безумием Лир рассказывает ослепшему под пыткой Глостеру, как он будет судить мир.
Позолоти порок - копье сломаешь об него. Plate sin with gold
And the strong lance of justice hurtless breaks;
Arm it in rags, a pigmy straw does pierce it.
Get thee glass eyes;
And, like a scurvy politician, seem
To see the things thou dost not.
Эдгар реагирует на приговор Лира миру: Reason in madness!
В этой сцене Эдгар по контрасту с безумным Лиром сам играет безумие. Подделывается под деревенского дурачка перед Освальдом, чтобы защитить Глостера: Chill not let go, zir, without vurther 'casion.
Они сражаются, и Эдгар побеждает Освальда: O, untimely death!
Это та самая сцена из IY.6, которая вошла в мировую рок-музыку в песне Леннона I Am The Walrus.
К 50-летию песни мной описанная.
Сцена суда над миром начинается с, казалось бы, незначительного:
Die for adultery! No:
В этом монологе усматривают реминисценцию из предыдущей пьесы Шекспира Мера за меру.
Оттуда же: ...never could the strumpet,
With all her double vigour, art and nature,
Once stir my temper; but this virtuous maid
Subdues me quite.
Cf. Love Is So Funny: I know that this is stupid
But I'm too subdued.
Последний рокер НН:
себя - на Анджело;
ее - на Изабеллу.
Анджело предал доверие герцога и морально пал. Lilies that fester smell far worse than weeds.
Про лилии гниющий Феликс выбрал сонет, когда читал Маргарите.
В пьесе Мера за меру есть отрывок в Y.1, который имеет richer associations with the sonnets than any other passage of similar length from the dramatic works: O, your desert speaks loud; and I should wrong it,
To lock it in the wards of covert bosom,
When it deserves, with characters of brass,
A forted residence 'gainst the tooth of time
And razure of oblivion.
The Duke is adopting the language of panegyric to praise Angelo, but there is a cutting edge to his praise.
The Duke knows that Angelo had monstrously abused his trust, but Angelo thinks that the Duke does not know this.
A dramatic audience is party to a multiplicity of circumstances and so can hear at once the speech as it sounds to Angelo and the speech as it reflects on what the Duke knows that Angelo has done.
В двух словах, главная характеристика сонетов Шекспира звучит как "strategic uncertainty".
A bewildering cycle of uncertainty.
I think I know I mean a yes, but it's all wrong.
Леннон - Шекспир, на более чем одном уровне.
Истинные гении - неуловимы. Потому что уловляют неуловимую человеческую натуру.
Poems in which praise and dispraise relentlessly mingle and fuse, and in which love and praise and obeisance will not be separated cleanly from hurt, and a desire to hurt back.
А это уже 120 сонет, который мне выпал на этот год, после тех 94/95, 25-летие которых я праздную. Чертополох нам слаще и милей
Растленных роз, отравленных лиле́й.
Но красоту в пороках не сберечь.
Ржавея, остроту теряет меч.
Оплакиваю МП и АК через Шекспира и Данте: Но тем диче́й земля и тем вредней,
Когда в ней плевел сеять понемногу,
Чем больше силы почвенной у ней.
Сначала: Он в новой жизни был таков когда-то,
Что мог свои дары, с теченьем дней,
Осуществить невиданно богато.
Потом: В каком великолепнейшем дворце
Соблазнам низким ты давал приют!
Теперь: Я все простил, что испытал когда-то,
И ты прости, - взаимная расплата!
But that your trespass now becomes a fee;
Mine ransom yours, and yours must ransom me.
Your trespass serves to redeem me from the burden of guilt which makes me bow.
Я оплакиваю МП и АК Шекспиром и Данте и воскрешаю Джойсом:
... till in an instant a flash rives their centres and with the reverberation of the thunder the cloudburst pours its torrent, so and not otherwise was the transformation, violent and instantaneous, upon the utterance of the word.
Мой дар, as I am possessed of the wealth of suffering which can "ransom" my wealthy beloveds, заключается в трех словах: Прошлое можно изменить.
Я - алхимическая печь.
The transforming furnace.
На слове "word" у Джойса в Oxen of the Sun - наступает рождение ребенка. Абзац читается сегодня.
Oxen of the Sun complete May 18, 1920 - 100 years ago practically today.
И вот какую интересную штуку я увидела в тексте про сонеты Шекспира, а конкретнее, на выпавший мне на этот год 120 сонет. Штуку, о которой я насчёт себя уже лет несколько как начала догадываться.
And it is to form a social scandal greater than the poet's love of a dark woman: a lowly poet, who begins sounding like a schoolmaster paid by a noble family to advise their son to marry, seems in the course of the sequence to have metamorphosed himself into a wounder and a victor, and to have turned himself almost into a version of a Petrarchan mistress who causes pain by insouciant misconduct.
Я неосознанно являлась петраркианской возлюбленной МП и просто что есть ног убегала от него, как Дафна от Аполлона, хотя от Аполлона в нём как раз ничего и не было. А на АК смотрела, как на свою петраркианскую возлюбленную, хотя тогда - не отдаю себе отчёт в этих терминах, а просто называю себя трубадурой.
Я осознанно становлюсь петраркианской возлюбленной. Вернее, превращаюсь, как того и требует любовь а ля Петрарка, в своего возлюбленного.
Работая в жанре сонета, Шекспир не может не находиться под влиянием Петрарки, законода́теля сонета. При этом влияние на Шекспира - is not the frequently imitated and more frequently parodied Petrarch of freezing fires and icy mistresses; it is the Petrarch who is preoccupied with fame and thoughtful solitude.
В рамках тезы "I Am Complete" я уже давно знаю, что я не только Лаура, я и Петрарка.
Но тут дело вот в чём.
Шекспир и Петрарка - два полюса исторического и культурологического явления, которое носит название Ренессанс.
Кризис ренессансного сознания, идеологическим основоположником которого является Петрарка, зафиксирован гением Шекспира в его вершинной пьесе Гамлет, в монологе "Какое чудо природы человек!".
Другими словами, идёт полное развенчание идеи "Человек - это звучит гордо!" которую наш Горький унаследовал от Петрарки.
В лучшей кинопостановке Гамлета, в советском фильме со Смоктуновским, дабы подчеркнуть, что Гамлет в своем самом embittered - горьком - монологе выворачивает наизнанку всю идеологию философии гуманизма, то есть опровергает Петрарку, высокообразованные советские художники по интерьеру помещают в кабинете за спиной принца гобелен с изображением картины Поллайоло Аполлон преследует Дафну.
На картине раннеренессансного художника Аполлон изображен в момент, когда он ловит нимфу Дафну, которая, дабы избежать его преследования, превращается в дерево.
Дерево П - это, как мы уже знаем, анаграмма на Перевод.
Tree/Stone - одна из основных тем Поминок по Финнегану Джойса.
Петрарка, как мы знаем, поэт и переводчик, имеет в имени корень "Петр", камень.
Переводчик-камень - шифрует Джойс.
Neatschknee Novgolosh.
Дерево, в которое превращается убегающая Дафна - это лавр. С него безутешно влюблённый Аполлон срежет ветку, чтобы увенчать голову венком в память о несостоявшейся любви.
С тех пор лавровый венок - атрибут бога искусств Аполлона и предмет мечтаний всех поэтов.
Петрарка - первый поэт нового времени, коронованный императором в Риме на Капитолийском холме.
Как во времена Древнего Рима.
Или он сам создал эту традицию, когда создал Древний Рим, выдав свой изысканный стиль письма за перевод из Цицерона.
История Петрарки и Лауры - парафраз картины Аполлон и Дафна, а за спиной принца Гамлета, когда он произносит "What a piece of work is man" - это полный круг: от Петрарки до Шекспира - философия гуманизма развенчана, идеология Ренессанса разбилась о реальность порочной человеческой природы.
Man delights not me, no, no woman neither.
Фотография картины Аполлон и Дафна из National Gallery вместе со скриншотом из фильма Григория Козинцева - лежат закладкой в тетради "Необыкновенные приключения армии Жук", романа, который мы писали с Баком с пятого по десятый класс.
Заложена страница с описанием мифа об Аполлоне и Дафне, ни малейшего понятия не имею, каким образом попавшего в главу, которая пародирует встречу классической литературы и классического боевика в ШКваЖе - Штаб-квартире армии Жук, - когда вследствие какого-то нарушения пространственно-временного континуума к нам туда завалились все Робокопы и Черепашки-ниндзя вперемешку с Воландом, Коровьевым и Бегемотом.
Именно в сцену с героями Булгакова, переписанную дословно из Мастера и Маргариты, неожиданно вклинивается пассаж про Аполлона и Дафну. Что свидетельствует о достаточно хорошей образованности двух советских десятиклассниц, о чём я и так знала, но пассаж все равно заставил меня сильно удивиться, когда 25 лет спустя тетради потребовали достать их из долгого ящика.
Так вот. Резюмируем.
15 мая - 150 лет Офелии Рембо.
Неделя началась с д/р Войнич, которая в этом году праздновалась романом Прерванная дружба, а там главная героиня - ОфеЛирия. Офелия Шекспира fantastically drest in sweet majoram.
Героиню Войнич зовут Маргарита, как героиню Булгакова.
15 мая - д/р Булгакова.
Булгаков через "Армию Жук" завязывается на Шекспира. В сцене, где Шекспир отрицает Петрарку.
А сам Шекспир, как мы уже показали, своими сонетами совершил трансформацию себя из Аполлона в Дафну. Из Петрарки, в Petrarchan icy mistress.
Лир говорит: When we are born, we cry that we are come
Utopium поёт: We're come, we're come, we've got to go
We're come, we're come, we've got to go
Oh, darling, please, why did you have
To paint this still-life of feelings?
Лир: To this great stage of fools.
Utopium: The bathroom makes a perfect stage
You have been walking on a razor's edge
And used it now to break the cage
Well, keep your age.
We are not in the Globe
We are on it.
P.S.
May 16, 2020
P.S.
Текст "Офелия плывёт" посылаю Мусе, ап 2010, лучшей подруге убитой на втором курсе Даши.
Посылаю, потому что только что разговаривали, только что она вещает мне про меня, что мне надо вещать. А кроме того, по ассоциации цветов, видимо. Текст получился очень зелёным, зелёный - цвет МП, а несколько месяцев назад у нас с ней состоялся диалог по переписке:
"А у меня такое впечатление, что я Вас в водолазке такого цвета со второго курса помню.
Она самая, со второго курса.
Муся в зелёном для меня - Ваш iconic image".
Она читает зелёный текст "Офелия плывёт" и пишет:
"У меня в голове читается как О́дин - тот, который на Слейпнире, а не 1. Так?"
Это она к фразе: "Один притормаживает и говорит: Девушка, вас подвезти?"
(Вышла на минутку из дома. Но вся из себя же: в коже и кружевах.)
Я порылась в поисковике, кто такой Слейпнир, оказалось, это конь верховного бога германской мифологии. (Одина я, правда, и сама знаю, но коней, кроме Буцефала и Росинанта, знать по имени больше не приходилось. Конёк-горбунок ещё!)
Так во́т. Муся пророчит мне Верховного Кентавра. Вот кто должен ко мне подъехать на улице Белинского. Кентавр, потому что над ним ещё поработать надо будет, а верховный - потому что только он сможет остановить варварское уничтожение зелени на моей улице и во всем городе. А больше ему никак ко мне не подъехать - оплакивать убитых и поруганных я не могу вдвоём, мне для этого спутник не нужен.
Верховный Кентавр и Полина-Паллада - прекрасная мысль!
И очень похоже на пророчество, Муся же не знает, что я уже давно об этом думаю.
Пророчество, особенно если учесть, что Down from the waist they are Centaurs -
это говорит Лир, там же в IY.6.
А, как известно, предвестник Одина притормозил, когда я Офелию фотографировать шла. А Офелия - она же король Лир. Fantastically drest. Как я в коже и кружеве.