Гранитные горы, известные под именем Скандинавских, выходя из Норвегии, направляются к югу, тянутся до берегов Белого моря и уходят в его глубины у Кандалакшского залива. За ними начинается Лапландия, страна колдунов и волшебников, способных вызывать из земли мертвых, насылать моры и пожары, и предсказывать будущее. С Лапландией граничит древняя Гардарика - как ее называли норманны, отправляющиеся к этим берегам в набеги, на узких просмоленных драккарах.
Тут встречаются большие леса, сосновые и березовые, и частью ели. В летние месяцы тут бывает очень много ягод, особенно морошки, которая буквально устилает большие пространства красным ковром. Но чем дальше к северу, тем меньше и реже деревья. Потом они исчезают, сменяясь седым исландским мхом - пищей оленей. Многочисленные реки и озера несудоходны здесь, по причине множества порогов. В осенние месяцы огромные стаи птиц пролетает над этой землей, стремясь к югу. Когда-то, на восточном берегу Беломорья был развит соколиный промысел - соколиная охота как раз входила в моду. Все кончилось в правление Екатерины, а потом и соколы исчезли в этих местах.
Finn - древнегреческое слово, означающее: житель болотистых мест. Lappi или Loppi - народ, живущий на границе, или на конце земли. Лопари, как и столетия назад, живут охотой и рыбной ловлей, а русские рыбаки, потомки поморов, как и раньше ходят в море на баркасах и промысловых судах, едва растают ледяные оковы Белого моря. В западной части Поморья можно сеять хлеб.
А на Аникеевском островке, верстах в 50 от Колы, до сих пор показывают кучу камней - могилу разбойника Аники, убитого сказочным героем, защитником рыбаков.
В июне Белое море освобождается от льдов. Густой белый туман ложится на угрюмые, свинцовые волны моря. Солнце рассеивает туман. Начинается поветер- попутный ветер. Стихнет - море замрет, его воды сделаются прозрачными, что видно дно с его пестрыми камушками и разноцветными раковинами. На севере в начале лета нельзя ожидать постоянной погоды. За тихим ясным днем может последовать бурная ночь, и наоборот, может ударить сильный, хоть и непродолжительный ветер - торок, как его называют.
Громадные льдины ходят плавно, поодиночке, или сталкиваясь вместе. Масса льдин способна разрушить любое деревянное судно. Большим судам лед не страшен, а малые, несмотря на риск все равно выходят на рыбный промысел. Начинается рабочая пора, которая длится, едва не задуют осенние северные ветры. Ветер с севера - время возвращаться домой. Море становится свинцовым, злым. Через месяц начнется холодная снежная зима.
Два месяца в году здесь стоят белые ночи. В такую ночь светло как вечером, или рано утром. Розовая заря разливается по всей северной стороне неба, а по светлой серебристой поверхности моря бегут золотые лучи.
Поморами чаще всего называют русских жителей поморского берега, протянувшегося вдоль Белого моря от устья Онеги до устья Кеми. Тут живут еще старообрядцы, тут сохранилось много старины - русские слова и выражения, которые в других местах уже сменились нерусскими, русская старинная одежда с узорами, расшитая местным жемчугом хранится еще кое-где в сундуках у бабушек. Старинные песни поются в этих местах, а в домах, помнящих еще царское время, отслаиваются от стен потемневшие пестрые обои, дремлет древний норвежский фаянс и ржавеют часы английской работы с маятником и с медными позеленевшими гирями.
Там, где не растет трава, и нет своего хлеба за природным климатом, лошадей, коров и овец, нередко кормят не сеном, а мхом, как оленей, иногда мешая его с внутренностями и головами сельдей.
Мурманский - северный берег Кольского полуострова - главное место промыслов. Треска - все равно, что хлеб для жителей северных районах. Когда-то, когда Кольский полуостров населяли только дикие лопари, промысловики добирались до своих летних становищ, с которых уже в мае начинали ловить рыбу, по заснеженной пустыне, ночуя у костра под открытым небом, только чтобы успеть к началу лова. Ведь за те короткие месяцы, когда Белое море было чистым от льда, поморы запасали еду на весь оставшийся год, снежный и холодный.
С сентября с моря дуют зяблые ветры. Летят над городом, над островами, гуси, лебеди, гагары, утки. По островам и отмелям набегают туманы, которые здесь называют марой, и стоят с ночи до полудня. Ветер становится все сильнее, дождь переменяется на снег, к ноябрю дни коротки и мрачны, а в декабре идут крепкие морозы, и короткий день начинается в полдень яркой, пылающей розовым и золотым зарей, и кончается через два часа. Дома, заборы, деревья стоят в прозрачной синеве.
Великий Север до начала времен
Северные лабиринты появились в эпоху раннего металла. Поморы называют их "вавилонами". Расположенные почти у самой воды, на утоптанной площадке остатки стенок, с тупиками, боковыми ходами, ответвлениями, с давних пор удивляли ученых. Назначение их никак не могли понять, пока не нашли в центре некоторых "вавилонов" остатки костра и мелкие косточки животных и птиц, вероятно, приносимых в жертву. Это были культовые сооружения. До сих пор в поверьях саамов, или лопарей, лабиринты - убежище духов, злых и добрых. Множество подобных лабиринтов найдено в северной Европе. На Белом море их насчитывают больше сорока. Древние люди молились и приносили жертвы загадочным существам, которые двигали воду и управляли ветром, насылали холодные снежные бури, и баловали иногда теплом.
Кроме загадочных "вавилонов" в поморье есть не менее загадочные "сейды" - огромные многотонные валуны, поставленные на ножки из небольших камней. По древним легендам это окаменевшие люди, пытавшиеся завоевать северный край, но вызвавших Божий гнев. Но вернее всего - это языческие идолы лопарей, которым те приносили жертвы, отправляясь на охоту или рыбную ловлю.
Большой Заяцкий остров в пределах Соловецкой гряды - огромный могильник, где люди прошлых времен хоронили своих покойников, заваливая их камнями, пока не возникла большая гора, похожая на природную. Петр Великий, посетивший Архангельск и Соловецкий монастырь, долго стоял на этой горе, всматриваясь в море, а матросы его корабля построили на Большом Заяцком церковь, освященную во имя Андрея Первозванного.
У лопарей, или саамов, есть и европеидные, и монголоидные черты. Когда-то они населяли все Беломорье, но со временем другие народы - эстонцы, карелы, финны, вепсы и древние славяне - вятичи, оттеснили саамов на Кольский полуостров. Легендарная Калевала повествует о борьбе народов Похьелы (вероятнее всего саамов, охотников и рыболовов), и Калевалы (карелов, живущих скотоводством и землепашеством). Лопарей оттеснили в наиболее суровые места, где нельзя было собрать с земли урожай; охота и рыбная ловля остались главным занятием этого дикого народа.
В конце X века в Беломорье пришли люди в долгополых кафтанах и высоких шапках -новгородцы и ладожане. Великий Новгород присоединил к своим владениям северные земли.
Впоследствии восточный регион Беломорья взяло под свою руку богатое княжество Московское, а западное осталось за Новгородом. Восемь лет длились военные действия, ни к чему не приведшие, восемьдесят лет все оставалось как есть, пока Новгородская республика не пала.
Были и небыли о Северной земле.
Норвежцы часто заезжали в Ледовитый океан и Гандвик (Белое море), и знакомились с обитателями далекого севера. По их древним преданиям от Северной Двины до Уральских гор - простиралась Биармия или Пермь, к западу до нынешней Финляндии - Киреландия (Kireland), преобразовавшаяся потом в Карелию - Земля Раздора или Земля Войны по-норвежски. К северу - по западным берегам Белого моря Наяния (женская земля). Восточный берег Белого моря называли Одинзапуром, то есть, местом, выбранным очами Одина, и Глезисоволем - янтарным берегом (Glesum - янтарь у финнов, wall - берег). У гор Уральских, по их представлениям, располагалась страна Еттунгейм или Рисаландия (Jette и Rise - значит великан, исполин) - отчизна великанов, колдунов и ужасов.
Поверья скандинавов наложили на весь север России какую-то таинственность: сказки, разошедшиеся по всей Европе. Марко Поло рассказывал о собаках, величиной с ослов, на которых ездили местные жители (вероятно имея в виду безрогих оленей).
В России называли обитателей Севера чудью. Был этот край и для нас страной волшебной. Первый летописец Нестор, говоря о северных жителях, приводит рассказ новгородца Юлия Тароговича, посылавшего в начале XII века своего слугу в Печерскую землю. "До самого неба стоят там горы, - описывал путешественник, - и заперт горами неизвестный народ. Многие года долбит он скалы, и пробил уже маленькое окошечко. Выглядывая в него, люди просят топора или ножа, и щедро одаривают в ответ мехами пушных зверей".
Приведя рассказ новгородца, Нестор, основываясь на предании византийском, утверждал, что этот неизвестный народ, живший прежде на Востоке, в солнечной стране, загнан на север за свои беззакония Александром Македонским, и заперт там двумя сшедшимися горами, которые помазаны каким-то составом "асагнитом", для того, чтобы заключенные не вышли, потому что этот состав предохраняет гору от огня и меча. А когда этот народ вырвется из страшной темницы своей, то хлынет на всю Вселенную и возвестит последний ее час.
Это поверье так укрепилось в умах предков, что они думали, в страшную эпоху нашествия татар, что это и есть тот самый народ из-за скал, вырвавшийся из заточения.
Даже в XV столетии считали, что на севере живут люди, умирающие в начале зимы и оживающие весной; что есть и такие люди, у которых лицо на груди; покрытые шерстью, с короткими ногами, говорили о рыбах, похожих на людей; о том, что волшебство и чародейство были главным законом северных людей. Иван Грозный в 1584 году повелел собрать волшебников и гадателей из Лапландии и России, чтоб узнать от них, что предвещала появившаяся тогда комета (их собралось около 60, и они предсказали великому князь Иоанну Васильевичу быструю смерть). А москвичи во время Великой Смуты считали Лжедмитрия "чернокнижником, научившимся чародейству у лапландцев".
С осторожностью и опаской относились к северным просторам. Время там, казалось, шло по другим законам; столетиями ничего не менялось среди скудного пейзажа, в немногих и малолюдных селениях под низким и холодным небом. Никто не подозревал, что в жизни Руси грядут огромные перемены. И придут эти перемены именно с диких, заснеженных равнин Беломорья.
Печенгский монастырь
В начале XVI века четкой границы между Россией и Норвегией и Швецией не существовало, и сопредельная земля по реке Печенга находилась в общей собственности обеих государств.
Мало кто заходил в те дикие места, заселенные язычниками, кочующими со стадами оленей и живущими в чумах из оленьих шкур - лопарями. Разве что норвежские фогты, собиравшие дань, или новгородские охотники и звероловы.
В городе Торжке, в семье бедного священника родился сын Митрофан, в крещении названный Трифоном. Буйный и непокорный нрав сыграл с ним однажды в юности дурную шутку: он оказался атаманом разбойной банды, нападавшей на финские и карельские поселения, и часто проливающей чужую кровь. Страшного атамана Митрофана сопровождала во всех его набегах красивая молодая девушка в мужском платье - Елена. Только она могла утихомирить разгулявшегося атамана, и многих спасла от смерти. Как-то товарищи обвинили человека из банды Трифона в измене. Елена встала в защиту этого человека, и под влиянием винных паров Трифон в бешенстве схватил топор и убил ее.
После этого он впал в тоску, бросил свою ватагу, и стал бродить по глухим местам, ища уединения. Он шел и шел по безлюдным мрачным лесам и степям, питаясь травой и кореньями. Наконец, добрался до моря, накатывавшего на берег серый, холодный прибой. Дальше некуда было идти. Здесь был край древней Гардарики - как называли скандинавы нашу Северо-Западную Русь.
Поднявшись немного вверх по реке Печенге, Трифон вырыл себе землянку, а потом построил келью, в которой молился день и ночь. Ходил он в ветхом рубище, подпоясанном веревкой, и больше никогда не брал в рот хмельного, не ел мяса.
Сын священника, он ходил по лопарским селениям, обращая лопарей в христианство. Местные шаманы - кебуны, били его, таскали за волосы, сбрасывали в медвежью берлогу, подмешивали в питье отраву. Временами он бывал чуть жив, но выдержал все, и постепенно злоба и недоверие, уступили место уважению и любви. Он построил часовню, и сам нарисовал для нее иконы. Появились богомольцы, до которых дошел слух об отшельнике. Иногда в устье Печенги заходили суда русских промысловиков, которые рады были отдать часть улова отшельнику во славу Божию. Ведь за сотни верст вокруг не было ни одной церкви, ни одного священника.
В 1530 году от Рождества Христова, Трифон получил разрешение у новгородского митрополита Макария на постройку церкви. Соловецкий монах Феодорит освятил церковь во имя Живоначальной Троицы, и покрестил всех лопарей, обращенных Трифоном в православную веру, а самого Трифона (ведь он все это время оставался мирянином) - в монашеский сан.
Потихоньку вокруг церкви на Печенге и кельи Трифона стали собираться люди духовного и светского звания, и жить вместе, общежитийно. В игумены выбрали отца Гурия, пришедшего сюда также пешком, неизвестно из какой местности. Жили иноки в необычайной бедности, и однажды Трифон вместе с Феодоритом собрались в город Москву, к царю Ивану Грозному.
Царь, поговорив с монахами, долго думал о дикости Севера, о кораблях датчан и шведов, плавающих у русских берегов, и дал Печенгскому монастырю грамоту, дающую огромные привилегии во владении землей и морских промыслах.
К тому времени, к 1556 году о монастыре знали многие. Поморы и карелы заходили в его стены, лопари читали молитвы, переведенные для них отцом Феодоритом. Заходили в устье Печенги суда с иностранными товарами, шли подводы с товарами из Холмогор и Сердоболя в обмен на произведения лопарей. Но обитель переживала разные времена. Однажды страшный голод обрушился на этот край, и Трифон восемь лет собирал милостыню в окрестностях Новгорода, и все, что получал, отсылал бедствующей братии. Как-то обители понадобились ручные жернова, и Трифон, купив их в Коле, более ста верст нес жернова на себе, до самой обители. Однажды медведь зашел в его келью, и начал есть тесто из кадушки, но Трифон, именем Христа повелел зверю выйти вон, прогнал его в лес и наказал палкой. Больше шестидесяти лет, целую жизнь провел преподобный Трифон среди лопарей, и скончался в 1583 году, по одним сведениям восьмидесяти трех, по другим девяносто двух лет. А монастырь, возведенный им, продолжал стоять, и новые и новые послушники приходили сюда.
Феодор, сын богатых родителей, имевших поместье на берегу Ладожского озера, в молодости был в ратной службе - защищал Соловецкую обитель и Заонежье от набегов финнов. Как-то его отряд преследовал финнов в Наянской земле, и во время разгрома русскими казаками селения Куоланьеми Феодор подобрал семилетнюю девочку, родители которой были убиты, и привез ее домой. Девочку крестили под именем Анны. Когда она выросла, то Феодор влюбился в нее, и любовь его была взаимна. Но отец уже присмотрел Феодору богатую невесту. За значительный вклад, один из отдаленных монастырей согласился держать Анну в качестве послушницы сколь угодно долго. Придя домой и не найдя любимой, Феодор впал в тоску и отправился сначала в Соловецкий, а потом еще дальше в глушь, в Печенгский монастырь, где получил имя Амвросия.
Послушник Амвросий был сильным и дружелюбным человеком. Братия получила ему постройку судов, морской промысел и солеварение на полуострове Рыбачьем. Нередко Амвросий бродил в окрестностях монастыря, и нашел даже в одну из своих экспедиций золотой песок, который принес в обитель. А однажды наткнулся на финна, сломавшего ногу и приготовившегося уже замерзнуть в глуши. Амвросий донес его до обители, поставил на ногу лубки, выкормил и вылечил, за что финн, по имени Уннас, был благодарен ему всю оставшуюся жизнь, и ходил за ним постоянно, никогда не выпуская из виду.
За несколько лет до прихода Амвросия в Печенгский монастырь, в окрестностях появился разбойник Аника, что по гречески значит - "непобедимый". Он требовал со всех рыбаков и промышленников долю в свою пользу. Никто не знал, где он проводил зиму, но едва море освобождалось от льда, корабль Аники уже покачивался в гавани островка, названного впоследствии Аникеевским, верстах в 50 от Колы, маленького русского селения, появившегося еще в XIII веке. Разбойник предлагал помериться силою, и в случае, если будет побежден - обещал прекратить грабить рыбацкие суда. Но поскольку Аника был огромного роста и могуч в плечах, никто не рисковал сразиться с ним.
Амвросий с разрешения настоятеля Гурия, облачившись в рыбацкое платье, упросил рыбаков взять его с собой на промысел, и потом вышел с разбойником на поединок. Исход поединка долго был неясен, пока Аника не сбил шляпу с головы Амвросия, и не оторопел, поняв, что перед ним монах. Тогда Амвросий быстрым и сильным ударом убил Анику.
По Поморью до сих пор ходит легенда о светлом ангеле, превратившегося на время в рыбака, чтобы победить злого разбойника, притесняющего поморов, и исчезнувшего после поединка. На самом деле Амвросий никуда не исчез, а, сбросив с себя рыбацкую куртку, возвратился в монастырь, весь избитый и ужасно усталый.
Война с шведами, начавшаяся при Федоре Иоанновиче утихла, закончившись четырехлетним, с 1586 по 1590 годы, перемирием, однако отдельные стычки все равно происходили. Однажды большой отряд шведов, двигаясь на кораблях вдоль русского берега, сжег несколько часовен, принадлежащих монастырю, солеварню, разорил прибрежные селения, и вошел в устье Печенги.
В монастыре тогда шла всенощная в честь Рождества Христова. Амвросий, по обычаю, босой, в одной рубахе, принимал пострижение. Неожиданно в церковь ворвались монастырские слуги с криком: "Враг у ворот!" Все затихли, и стали отчетливо слышны удары топоров в ворота. Через мгновение шведы ворвались внутрь, быстро сломив сопротивление немногочисленных, плохо вооруженных защитников. Оставшиеся в живых заперлись в церкви, но нападавшие, выломав и эту дверь, принялись истреблять безоружных иноков. Амвросий, схватив меч, оборонялся от многочисленных шведских воинов, прислонившись спиной к алтарной преграде. Он видел как Гурия, вышедшего навстречу врагам с крестом в поднятых руках, ударили по голове и повалили на землю, как убивали одного за другим его товарищей. Неожиданно из алтаря появился Юсси, крещеный лопарь, живущий в монастыре; в руках у него была тяжелая палица. Разбив голову одному из шведов, близко подобравшемуся к Амвросию, он крикнул:
"Беги через потайной ход. Уннас ждет!" - и почти тут же он свалился, смертельно раненый. Амвросий бросился в алтарь, затворив за собой засов, и полез вслед за перепуганным Уннасом по потайному ходу. Выскочив наружу, они побежали через горящие монастырские постройки к задней калитке. На Амвросии загорелись волосы, пламенем ему обожгло лицо. Выбежав из пылающих стен, друзья бросились к реке Печенге. Амвросий начал падать, обессиленный и полуослепший, и Уннас, обвязав его вокруг пояса веревкой потащил за собой волоком. На середине реки было два островка с принадлежащими монастырю землянками, где в летнее время монахи ловили рыбу для братии. Там можно было переждать набег. Монастырь горел всю ночь, и пламя погасло только к утру. Потом стало известно, что шведский отряд двинулся к Кильскому острогу, но там его встретили отпором, и шведы удалились в свои пределы.
На островке оставался еще запас соленой рыбы и котелок, благодаря которому оставшиеся в живых продержались зиму. Уннас ухаживал за Амвросием как за ребенком, но тому все было безразлично. Он через силу ел, не отвечал на вопросы друга, глаза его совершенно ослепли и загноились. А богомольцы, ничего не знавшие о беде, приключившейся с монастырем, по-прежнему приходили сюда, но находили лишь пепелище.
А потом Амвросия нашла Анна.
Уже некому было держать ее в монастыре, потому что отец юноши скончался. Девушка сначала бросилась искать любимого на Соловках, потом - на развалинах Печенгской обители, и местные жители указали ей островок, где сохранилась монастырская землянка.
Еще одна легенда потом долго ходила среди поморского народа - о чудом спасшемся иноке, и ангеле, спустившемся с небес и вылечившем его раны. Известно, что Амвросий снова стал видеть. Выздоровев, он женился на девушке, и уехал с ней в родную сторону, на Ладожское озеро. Ведь обряд пострижения не был закончен, и по закону Амвросий оставался мирянином.
Такая история случилась на дальнем русском севере в 1590-й год от Рождества Христова. Дальнейшая судьба этих людей неизвестна, но поскольку документы взяты из архива, то понятно, что изложенные события описаны или самим Амвросием, или, со слов Амвросия, его родственниками или потомками.
А пятеро монахов, бывших по делам монастыря в отъезде, вернулись через несколько лет к груде черных углей, среди которых нетронутыми лежали только ручные жернова, принесенные сюда преподобным Трифоном. Сначала монахи жили в сохранившейся чудом бане, а потом перебрались в Колу, где был отстроен новый монастырь. Он, спустя время опять сгорел, отстроился, был закрыт. Потом, в конце XIX века Печенгскую обитель стали восстанавливать на старом месте, и нашли фундамент храма Живоначальной Троицы, оплавившиеся подсвечники, древние крюки, обугленные кости. Теперь в том краю стоит поселок Печенга, а неподалеку построили огромный промышленный комбинат, который в нынешнее смутное время простаивает из-за отсутствия заказов. Лопарей, или саамов, осталось всего около двух тысяч, все они придерживаются православной веры, и чтят 15 декабря - день памяти преподобного Трифона, просветителя лопарей, добрая память о котором сохранилась среди них до сих пор.
Здесь короткое лето и долгая, холодная зима. Вокруг горы, горные реки, болота и топи, мелколиственный лес, березняк, белый мох и кое-где невысокая зеленая трава. Неуютные, дикие места.
Открытие англичанами русского Севера
В 1553 году король Эдуард Английский отправил 3 корабля под командованием Ричарда Чэнслера и Гюго Вилльбуи в Ледовитый океан, на поиск новых торговых путей и неизвестных народов. Вилльбуи погиб, затертый во льдах с двумя кораблями, а капитан Ричард Чэнслер, которого русские назвали потом в летописях "Рыцертом, послом аглицких немцев", на потрепанном бурей корабле с полузамерзшим экипажем, был занесен в Двинскую губу, Белого моря, хорошо принят жителями тогдашних Новоколмогор (будущего Архангельска), и отправился - сначала на собаках, потом - на лошадях - к Ивану Грозному с грамотой своего короля, для заключения торговых и дружественных договоров. И вскоре иностранные корабли покрыли Белое море. Архангельск стал центром торговли с Европой. Едва открывалась навигация, англичане были тут как тут, и товары промышленные, начиная от иголок и жестяных коробок, обоев и дверных ручек, женских румян и изразцовой голландской плитки, стекла, посуды и отрезов дешевой ткани, до оружейных замков, навигационных приборов и предметов роскоши, менялись на русские меха, которыми щеголяли потом европейские дамы, пеньку, лен, поташ, медвежье сало, дерево, моржовую кость, кожи и мед.
Не было у русских кораблей, способных выйти далеко за пределы Белого моря. Да и не хотели иностранные купцы пускать русских к себе в страну, забирая у них в Архангельске все по самой бросовой цене. Русские же купцы, закупив в северном городе "аглицкого товару", шли вверх по реке Двине к Великому Устюгу, оттуда - в Вологду, и потихоньку добирались и до московских рынков.
Архангельскую судоверфь построили только при Петре Великом, который, мечтая о величии России, возмутился полным отсутствием у нее флота. Архангельск тогда был единственной доступной гаванью огромной страны. Первое русское судно "Святой Павел", с казенным товаром на борту, отправилось к чужим берегам по делам торговым под голландским флагом, потому что не было еще у русских своего торгового флага. На долю Архангельска пришелся и первый бой со шведами, которые пришли сюда, чтобы сжечь город, судоверфи и склады в самом начале Северной войны. Но хитрый помор Иван Седунов, прозванный Рябовым за изрытость лица, вызвавшись быть у шведом лоцманов, посадил на камни вражеский фрегат и следовавшую за ней яхту, а третье судно ушло, не выдержав длительной артиллерийской дуэлью с недостроенной Новодвинской цитаделью. Рябов каким-то чудом остался жив, и Петр подарил ему кафтан со своего плеча, денег, и освободил от всех податей на вечные времена.
С постройкой в 1710 году Санкт-Петербурга иностранные суда изменили свой маршрут. Уж слишком далеко находилось Беломорье. Да и Петр фактически закрыл там торговлю в пользу Санкт-Петербурга, запретив ввозить в Архангельскую губернию товаров больше, чем требовалось живущим там людям. Впоследствии Екатерина Великая немного оживила Архангельскую губернию, даровав ей множество льгот и выгод для тамошнего купечества. А вторая короткая эпоха расцвета пришлась на начало века XIX, когда "континентальная блокада" закрыла англичанам все гавани, и они под американским флагом стали посещать Архангельск. В Архангельске стоит памятник Ломоносову, сыну крестьянина из села Денисовка, близ Холмогор, великому русскому ученому и поэту. Памятник более чем странный, в античном стиле. Каменному Ломоносову должно быть холодно в одной римской тоге и с венком на голове, среди суровой северной природы.
А на месте закладки Архангельска, на древнем мысе Нур-Наволок, стоит бронзовый Петр Первый, изображенный ныне на пятисотрублевых купюрах.
Именно от этого мыса Георгий Седов уводил "Святого мученика Фоку" к Северному полюсу. Отсюда ушел ледокольный пароход "Малыгин" на поиски экспедиции итальянского ученого Нобиле в 1928 году, а в 1932 - пароход "Сибиряков", преодолевший за одну навигацию великий Северный морской путь. Английские и американские суда приставали сюда в Великую Отечественную войну, перебрасывая в Советскую Россию по ленд-лизу грузовики, разобранные самолеты, танки, продукты, в обмен на русское золото. Юнкерсы и Хейнкели с крестами на фюзеляжах пикировали на караваны судов, растянувшиеся на многие километры; горел Мурманск, уничтоженный немецкой бомбардировкой, а за сопками, покрытыми ржавой колючей проволокой, в часе езды от города, до сих пор находится место, известное как "Мурманская долина смерти", где тлеет в седых мхах техника, сквозь рассыпающиеся винтовки и истлевшую кожу ремней растет голубика и белеют вымытые дождями человеческие кости.
Беломорско-Балтийский канал и Заполярье
Раньше, на пути из Архангельска в Ленинград, корабли огибали материк и тратили по 17-20 суток, чтобы добраться до северной столицы России. На взгляд товарища Сталина это было недопустимо долго. И вот, в 1931 году началось строительство Беломорканала. Суэцкий канал, протяженностью 160 километров, строили 11 лет, Панамский, длиной 81 километр - 10 лет. Для прокладки 227 километров Беломорско-Балтийского канала понадобилось полтора года. Полтора года и тысячи жизней заключенных.
Судно поднимается вверх по Неве, от Охтинского до Володарского моста, проходит опасные Ивановские пороги, Шлиссельбург, пересекает Ладогу и входит в реку Свирь, а оттуда - в Онежское озеро. Если держаться западного берега, вскоре покажется Петрозаводск - столица Карельской АССР, возникшая когда-то как петровская слобода вокруг пушечного и снарядного завода. Рядом с Медвежьей горой начинается собственно Беломорско-Балтийский канал.
Сталин распорядился, чтобы при постройке канала заключенные обходились своими силами. Самодельные деревянные краны поднимали землю из раскопов, самодельными экранами - деревянными, с наполнителями из утрамбованной земли и торфа - укрепляли стены канала. От работавших требовали невозможных норм, и люди умирали каждый вечер. Подобным образом когда-то Петр Первый строил среди болот и топей новую столицу, "Северную Венецию", город Санкт-Петербург.
Река Повенчанка. Начало канала. Семь шлюзов так называемой Повенчаной лестницы, поднимают судно за 11 километров пути на 70 метров вверх. После восьмого шлюза начинается постепенный спуск к Белому морю по системе озер, соединенных между собой.
Узкие, Водло, Воло, Макозеро, а затем - Выгозеро - основной узел всего водного пути. Водохранилище 7,1 миллиардов кубометров, пополняется из водосбросов, где вода накапливается в весенние паводки.
11 шлюз опускает сразу на 11 метров, до реки Выг. А за 19 шлюзом, у селения Сорока, на северном конце канала, расположен большой океанский порт. В одном дне пути - Мурманск, единственный незамерзающий северный порт России.
По берегам канала тысячи могил. Но и Петербург стоит на костях: северные мужики, которых целыми деревнями сгонял Петр на великую стройку, в большинстве своем остались там навсегда.
Беломорканал, вошедший в эпос, в легенды, в название папирос. Спасший многих людей в блокадном Ленинграде, и облегчивший положение страны в годы Великой Отечественной. На каких весах отмеряется человеческая жизнь и судьбы государств и народов? Где кончается душегуб, проливший реки крови, и начинается святой, готовый положить "жизнь своя за други своя" и нести диким народам веру Христову, несмотря на побои, унижения и угрозу смерти?
Русский север
Русские завоевали и колонизировали Север начиная с XII века. Потомки древних новгородцев стали называться поморами. Время шло медленно, люди селились по рекам, где стремительный поток подмывал лес, пробивая себе дорогу. Карелы сеяли рожь, собирая скудный урожай с мертвой песчаной почвы, лопари кочевали, приручив дикого оленя. Никакие войны не посещали их мира, только зимой дул холодный ветер, а летом задумчивые белые ночи тихо трепетали над деревьями.
Бесконечные леса до сих пор тянутся на многие версты. Черный ельник сменяется белой березой и лиственницей, на высоких местах растут седые мачтовые сосны. Однажды, из этих лесов у селения Нехта вышел седой, всклокоченный старик в рубище. Тело его было изрыто следами цепей, которые он долгие годы носил на себе, глаза горели неистово.
Через 15 дней - говорил он - наступит конец света. Надо освободить душу от тела. Убивайте себя. Если кто имеет любовь к ближним - убивайте и их, их души будут вам за это благодарны. Так проповедовал он, проходя по многим деревням, и столько силы было в его голосе, что многие поверили, и следовали за ним, как за учителем.
За день до предсказанного срока, 20 июля, 1914 года, он собрал народ у озера, и велел: делайте как я, братья. С этими словами старик привязал веревку на сук большого старого дерева и повесился. Толпа замерла.
Тут на камень, с которого только что проповедовал старик, шатаясь, поднялся пьяный мужик. - Все кончено, - заметил он. - Он повесился. - И заключил: - Он был ловкий парень. Мужика столкнули с камня и побили, но покончить с собой после этого никому не хотелось, толпа тихо разошлась.
Но на следующий день, назначенный отшельником как конец света, люди снова собрались у озера. Вдруг началась гроза, переросшая в бурю, в лесу со страшным треском валились деревья, сверкали молнии, грохотал гром, по озеру пошли волны. Некоторые со страха бросились топиться, и семеро утонуло, а остальные, как ни старались, не смогли победить в себе желание жить.
Приехавшая по вызову старосты полиция только рукой махнула - зачинщики беспорядков самоустранились, осталось только их похоронить и сдать дело в архив.
Ровно через неделю Австро-Венгрия объявила войну Сербии, и началась Первая Мировая война, несущая России огромные испытания, и закончившаяся революцией 1917 года. От испытаний этих некуда было спрятаться.
Но веками, на неосвоенных просторах севера и в средней полосе России, на юге и на востоке, люди веками жили в ожидании трубного гласа, возвещающего начало Страшного Суда. И глядя на свою убогую избу и скудный надел, на пшеницу, которую отбирал барин, или топтали татарские кони, на тощую скотину, ревущую в хлеву, говорил крестьянин, что на тот свет богатства не возьмешь, и что будет день - будет и песня. И помор, отправляясь в плавание по бурным волнам, в надежде наловить достаточно рыбы, знал, что удача - она от Бога. И неудача - тоже от Бога, который посылает испытания, чтобы проверить на крепость. А посылает испытания - значит любит. И почти тысячелетняя история Русского севера - это история тяжелых, невозможных, нечеловеческих испытаний, через которые люди смогли пройти.
Строения города Архангельска представляют сейчас собой смесь разных эпох. Купеческие особняки перемежаются новостройками, а на окраинах по-прежнему стоят старые избы из потемневшего леса. Архангельский порт наполняют финские, шведские, норвежские суда. Небо кажется здесь ниже, чем где бы то ни было. Это широкое небо никогда не бывает чистым даже наполовину. На нем залегли причудливые маленькие облачка, окружающие горизонт. По ним, придавая им нежную малиновую или пурпурную окраску, бегут разноцветные солнечные лучи. Белая ночь мало чем отличается от дня, только народа на улицах становится меньше, и иногда вдруг от тишины начинает звенеть в ушах, и кажется, что город этот покинут.
Русский Север. Солнце как диск стоит острым краем на поверхности Белого моря не то еще закатное, не то уже предрассветное, а по очарованной реке, дрожа и колеблясь, ползут ярко-багровые полосы. Далеко на западе среди сосен, неясно и бледно, светлеет белая стена церкви, а в море ныряет меж волнами рыбачий карбас.