Bekket
Сильнее смерти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всем, кто потерял своего ангела, посвящается

Сильнее смерти

     
     

Задыхаюсь в этом ветре без тебя,

Принимая смерть за смысл жизни,

Ты услышь мой голос, уходя,

На пороге нашей общей тризны.

Пусть нахлынут тучи как стена,

Пусть исчезнут в пламени рассветы.

Только верь мне и люби меня,

Оставляя в сердце каплю света...

     
      Почему я так возненавидел ее? Сложно сразу сказать.
      Во-первых, она была блондинкой. Ярко-белые волосы, чуть ниже плеч, почти в половину короче, чем у меня. Не люблю беловолосых дамочек. Не перевариваю.
      Во-вторых, гламурный "прикид". Коротенькая джинсовая юбка-разлетайка с огромным ремнем аля-армия и бляха в виде знаменитого "Веселого Роджера" со вставками-стразиками. Открытый топ противно-розового цвета с какой-то замысловатой надписью на всю спину, тонюсенькая золотая цепочка с распятием (тьфу, тьфу, и еще раз тьфу!!!) и, в довершение ко всему, бледно-черные очки в половину лица.
      Ужас с ножками. Хотя, если на чистоту, фигурка у нее была очень даже... Высокая соблазнительная грудь, длинные прямые ноги, невероятно узкая талия. Только этим она смогла мне понравиться. Нет, я не какой-нибудь ярый гот, ненавидящий всех и вся, особенно свое отражение в зеркале, и мечтающий уничтожить все живое на планете, а после сжечь себя на костре из руин цивилизации. Это не про меня. Совершенно.
      Я всего-навсего довольно-таки пожилой оборотень. Улыбчивый, пикантно-брутальный и почти добрый. Мне было абсолютно наплевать на эту беззаботную попсушку до того момента, пока она бесцельно рассматривала не менее гламурные курточки. Но когда она приблизилась ко мне (из всех консультантов я стоял ближе всех) и начала говорить:
      - Ой, а скажите, пожалуйста, у вас есть курточка на меня, осенняя с волчьим мехом?
      Вот сука!
      Как бы в задумчивости я пожевал губу, скрывая истинные намерения перекусить ей шею и, скорчив милую рожу, ласково проговорил:
      - Пройдемте в ту часть зала, посмотрите и, если понравится, примерите.
      Проворно навиливая задом, она пошла следом за мной, не переставая злить меня своими фразами:
      - А я так люблю волчий мех, весь город оббегала, нигде найти не могла такую курточку, может быть, здесь повезет. Хи-хи-хи!
      Меня передернуло, якобы от сквозняка, а она все никак не хотела затыкаться.
      - Волки такие злые хищники, аж жуть берет. Встретишь в лесу, убьет и съест, а тут шейку греть будет. Хи-хи-хи-хи-хи-хи!
      Пробормотав что-то нечленораздельное, я призвал на помощь всю свою доброту, и начал показывать ей вещи. Раньше, когда я прикасался к мягким выделанным шкурам волков, тоска и боль захлестывали мое сознание, а сейчас я просто бесился от ярости.
      Стерва...
      Тварь...
      Тупой человечишка...
      Следующие полчаса, пока она крутилась перед зеркалом, морщила рыльце, которое мне до зуда в руках хотелось поломать к такой-то матери, были сущим адом. Я едва не сошел с ума от переизбытка "добрых" чувств к этой особе. Наконец-то она выбрала безумно красную, ненормально короткую курточку с огромным меховым воротником. Спешно, сквозь зубы, я одобрил ее выбор и направил к кассе, а сам метнулся, сыпя проклятиями, покурить на крыльцо.
      Яростно затягиваясь, я перебрал все самые прекрасные матерные выражения, какие только мог вспомнить из великого русского языка, послал их в ее адрес и начал успокаивать себя только почувствовав ломоту в спине и полезшую чересчур радостно щетину.
      Нельзя.
      Охотники никогда не дремлют, и если я поддамся желанию и, перекинувшись, устрою здесь бойню, они не замедлят появиться из ниоткуда со своими гребаными серебряными стрелами и всякой прочей хуйней. Только этого мне не хватало. Бля. Плечи зябко дернуло, по спине пробежал холодок.
      Ненавижу охотников. НЕ-НА-ВИ-ЖУ!
      - Огромное спасибо, молодой человек, вы помогли мне сделать правильный выбор. Я так рада, так рада...
      А-а-а-аставь меня в покое, дура!!!
      - Я очень рад, что вы нашли то, что хотели. Благодарим за покупку.
      Призаткнулась. Начал считать про себя секунды, затягивался все сильнее, только бы поскорее смыться от этой белобрысой стервы. А она все стоит и тянет улыбку, достойную разве что больного синдромом Дауна. Сейчас ее язык вывалится, и она мычать начнет.
      - Сегодня такая погода классная, надеюсь, вечером дождя не будет!
      Да что же, пытаешься намекнуть мне, что бы я еще и пригласил тебя куда-нибудь? Да пошла ты!!!
      - Дмитрий, - прочитала она мое имя на бейджике, хотела что-то еще сказать, но то ли не решилась, то ли поняла, что достала меня до костей мозга. Или мозга костей? Тьфу ты, довела, блин!
      - Дима, - наглеет, зараза! - а можно вашу визитную карточку... так, на всякий случай?
      Нет, нет, нет!!! Только не это!!! Отвали!!!
      - Пожалуйста, - протягиваю визитку, с трудом удерживая за безобразно растянутыми в тупой улыбке губами, уже заметно выросшие клыки.
      - Ну, если что, я позвоню. Пока!
      Ур-р-р-ра!!! Умчалась, сгорела, СЪЕБАЛАСЬ!!!
      Я самый счастливый оборотень в мире!!!
      Ура!!! Ура!!! Ура!!!
     
     
      Милая...
      Дорогая...
      Неповторимая...
      Нежная...
      Любимая...
      Прости меня...
      Прости...
      Я виноват...
      Забери меня с собой...
      К чему это все?..
      Зачем?..
      Милая...
      Прости...
      В чем смысл без тебя?..
      Его нет, его попросту нет. Так же, как нет и тебя. Так же, как нет и меня. Есть лишь тело, рыдающее на твоей могиле, сплошь покрытое кровью, разорвавшей старые шрамы, и, кладбищенской грязью, медленно смываемой едким осенним дождем...
      Лучшая моя...
      Славная...
      Моя...
      Моя...
      Только моя...
      Прости...
      Прости...
      Это моя вина...
      Как я мог?..
      Я не должен был отпускать тебя, я не должен был бросать тебя ни на мгновенье, ни на миг, а теперь тебя нет вообще. Тебя нет уже целую вечность, и вечность я буду одинок. Мне не нужны другие, мне нужна только ты.
      Желанная...
      Необыкновенная...
      Единственная...
      Та, которую я больше никогда не увижу и не смогу забыть...
      Милая...
      Я так люблю тебя...
      Люблю тебя...
      Люблю...
     
     
      Я родился в 1864 году, 13 сентября по новому стилю, в глухой сибирской деревне с говорящим названием Шилово. Деревня ссыльных и отправленных царем на поселение. Мои родители, Родион Петрович и Людмила Ивановна, были из Петербурга и имели в своем роде дворянскую кровь, но после имевшей место оказии при аудиенции у царя, были сосланы и лишены титула.
      Я был вполне обычным для того времени ребенком, никаких патологий и отклонений не наблюдалось. Потом я стал оборотнем. Никаких красивых и захватывающих историй об укусах волка или отсутствии позвоночника при рождении. Просто в возрасте двенадцати лет я почувствовал зов предков и не стал ему противиться, а ушел в лес и первый раз принял облик хищника. Со временем, скрываясь ото всех, научился контролировать свое тело и обращался в зверя только тогда, когда разрешал себе сам.
      Первый раз убить человека мне пришлось в возрасте восемнадцати лет, когда, напившись ядреного самогона, сосед Филигон, огромный мужик с волосатыми руками, попытался навалять мне за то, что я отказался идти за порвавшей путу лошаденкой. Убил случайно, пытаясь закрыть лицо от его ударов, но не рассчитал движения и вырвал ему горло появившимися от боли на пальцах когтями. Тело закопал под берегом речи, но подозрения все равно пали на меня, и, спасаясь от проклятий набожных старух и кольев злых мужиков, я бежал из Шилово.
      Несколько лет я провел в скитаниях по городам и весям Руси. Мне понравилось убивать, но после каждой новой жертвы я всегда убеждал себя, что сделал это из крайней необходимости, чтобы хвост не открутили. А потом, в августе 1892 года, я впервые повстречался с охотниками. Мне тогда здорово досталось, проломили обухом тяжелого топора с ненормально-широким лезвием голову, сломали обе передние лапы и ухо, разорвали бок арбалетным болтом. Синяки не считал. Чисел таких не знаю. Еще и столько шерсти повыдергивали, что еще месяц походил на плешивого пса. Сволочи. Но я тогда ушел. Угробил к едрене-фене двоих, покалечил одного и задворками скрылся. Хотел напоследок попу показать, но побоялся арбалетчика-снайпера... С тех пор стал намного спокойнее и уравновешеннее, не лохматился по поводу и без, наконец-то постиг великую истину, что лучший бой - это бой, которого удалось избежать.
      Я зажил тихой, спокойной жизнью и только в ноябре 1942, когда мною заинтересовалась некая инстанция милиции из-за неточной даты моего рождения в паспорте, спешно напросился на фронт. В начале мая сорок пятого имитировал свою смерть, украдкой вернулся в Питер и зажил снова. Менты и особисты опять начали требовать от меня чего-то мне непонятного. Снова пришлось бежать. Жил, где придется, скитался по России, от безвыходности прикинулся воспитанником Пермского детдома, предварительно сперев оттуда личное дело какого-то Свиридова Дениса и напросился в самую гущу развязавшейся афганской компании. Почуяв, что приходит ее завершение, вновь "самоубился".
      И вдруг мне необычайно повезло. Я познакомился с братом по "шерсти". Очень старый, но еще неплохо сохранившийся оборотень, порождение эпохи Иоанна Третьего, возник в моей жизни и помог решить много проблем. Теперь у меня нормальные, почти взаправдашние документы, полученные почти легальным путем. Продажные люди, сидящие у власти - наше спасение.
      Сейчас мне 144 года, жены нет, детей тоже, маленькая двухкомнатная квартира в центре Петербурга, доверху забитая оружием и нудная работа продавца-консультанта в дешевом магазинчике второсортной кожаной одежды "Экстра". Чего я жду от жизни? Не знаю. Я не могу жениться, ведь оборотни-долгожители не стареют. Они всегда молоды и умирают, внешне похожие на двадцати-двадцати двух летних людей. А жить со старухой захочет разве что какой-нибудь извращенец... Топор мне в задницу. Оборотни не любят. Никогда. Никого. Ведь мы не люди, а люди не мы. Человек - часть стада. Оборотень - одиночка. Навсегда.
     
     
      Ненавижу начальство! Учеты, переучеты, хуечеты...
      Да уж... Славный был денек, всего-то два полусонных покупателя, так и не выбравших ничего, но потрепавших всем нервы, сумасшедшие +42 за окном и отказавшие разом вентиляторы, поломка кассового аппарата и приход налоговой, заявившийся в жопу пьяный хозяин, потребовавший немедленного учета. Я эту суку обожранную порвать готов был. Не хозяин, а скотина! Но все, кажется, закончилось, и вот, на четыре часа позже обычного, то есть в 01:30 я, наконец-то, иду домой.
      Расплавившийся за день асфальт противно цепляется за подошвы туфель, а сил совсем уже не остается. Хочется лечь прямо посреди дороги и уснуть. И похер. Кому не нравится - не смотрите. А мне насрать... Я просто хочу спать. Медленно перехожу пустую в такое время улицу и блаженным полушепотом повторял это сладкое слово... выходной...
      Слева взвизгнуло так громко и неожиданно, что я, не успев даже повернуть головы и рассмотреть, что это такое горластое, яростно оттолкнулся и подпрыгнул. Красная иномарка, скользя на заблокированных колесах, пронеслась подо мной и зигзагом пошла в сторону.
      Долбанулись мы вместе и одинаково больно: я отбил плечо и расцарапал щеку о расчерченный резиной асфальт, она вонзилась острым носом под задний бампер стоящего бесхозно около обочины грузовичка. Пока я отдирал рожу от дороги и придумывал, что бы такого интересного наговорить, над гребаным стритрейсером из "бесхозного" грузовичка, как десантники из самолета, выскочили три тела. Бритые под ноль, в спортивных трико и белых обтягивающих майках. Злорадно хохотнув про себя, я заковылял в том же направлении, что и они - к дверце со стороны водителя. Они успели быстрее, один рванул дверцу, не меняя туповатого выражения лица, запустил непомерно накачанную лапу в салон и, вытащив наружу нечто маленькое, тут же, без разговоров, бросил под ноги. Ни слова, ни вопроса. Качки сазу же, как по команде, начали размеренно, со знанием дела, бить ногами.
      Я не пацифист. Далеко не пацифист, но поговорить стоило. Хотя бы попытаться. Что-то во мне насторожилось, сжало сердце.
      Я чуть ускорил шаг, не обращая внимания на текущую по лицу кровь. После очередного удара из-за машины послышался стон. Чересчур тонкий для мужчины. Чересчур.
      - Эй... - я еще ускорил шаг.
      Качки, не поднимая голов, продолжали бить водителя. Стон повторился. И страшная истина ударила мне в голову - били женщину, молодую... слабую... ногами...
      Я убивал женщин. В 1901 году я разорвал женщину - охотника, вонзившую мне под ребра широкий метательный нож. В Афганистане в упор застрелил женщину-снайпера, "снявшую" за год сорок двух ребят. А в первую чеченскую свернул голову шахидке, несшей пояс смертника в кафе мирного района. Но я никогда не убивал женщин из-за их слабости. И не позволял делать этого.
      Приятная боль разлилась по телу. Одежда вросла в кожу, превращаясь в толстый доспех, на спине проклюнулись шипастые наросты, лицо удлинилось и преобразовалось в морду. Полутрансформация. С качков хватит и этого. И так гачи обгадят - неделю вонять будут. Из груди вырвался рык. Злой, нечеловеческий, а если приплюсовать ужасную вонь из пасти - выбивающий из колеи. Трое подняли головы и...
      Мне жутко интересно, где, вернее, в каком месте, люди в обтягивающей одежде могут прятать дробовики? Вот об этом я и подумал... Холодок прошелся уверенными шагами по спине, посыпал снежком на плечи и немного остудил голову. Мать вашу! Блин! Да чтоб вас черти в аду трахали! Охотники! Совпал...
      Я замер. Охотники тоже не шевелились, но в их глазах я прочел удивление. Я довольно-таки крупная особь, по сравнению с нынешней мелкотней, которая в своих соплях утонуть может, но они же еще старика Парамона не видели... Под их ногами что-то зашевелилось. Из-за стоящей между нами злосчастной иномарки я не мог ничего увидеть.
      И вдруг женщина закричала. Громко и пронзительно. Трое вздрогнули, всего на мгновение опустили глаза вниз, совершив самую большую ошибку в своей, теперь уже, наверняка, заканчивающейся, жизни. Доли секунды хватило мне, чтобы прыгнуть и обрушиться на их бритые головы. Под каменными костяшками лапы одна из них с противным хрустом тут же превратилось в кровавое месиво с торчащими обломками переломанных костей и висящими на тоненьких канатиках нервов слепыми глазами. Второго охотника шипастый хвост перерубил в районе живота и перепачканные дерьмом кишки и прочие внутренности не дали двум половинкам некогда одного тела рассоединиться полностью, разрисовали асфальт красно-коричневым узором.
      Под моим ухом люто грянул выстрел. Левую сторону груди обожгло. Оставшийся охотник оказался чуть шустрее остальных и вновь судорожно дернул затвор. Стрелянная гильза вылетела, крутясь из патронника, и я резко выкинул ладонь вперед, вбивая ее в лоб стрелка. Человек упал без звука и в неожиданно наступившей мертвой тишине я ясно услышал, как шипит, остывая, в его голове нагретая выстрелом гильза.
      Тихий стон заставил меня вздрогнуть. Я опустил глаза. Под моими ногами лежала, испуганно вытаращив глаза... блондинка в окровавленной курточке с волчьим мехом...
     
     
      Боль...
      Боль...
      Боль...
      Только ты моя вечная спутница...
      Боль...
      Боль...
      Боль...
      Ты осталась со мной, когда ушла та единственная, что заставляла меня улыбаться...
      Что дальше?..
      Пустота...
      Одиночество...
      Без тебя...
      Я не хочу...
      Не хочу снова быть одиночкой...
      Милая...
      Единственная...
      Любимая...
      Я отдам свою жизнь, только живи ты...
      Живи и дыши...
      Встань, молю тебя...
      Отряхни свое свадебное платье, в котором ты была предана земле...
      Улыбнись мне...
      Улыбнись и верни мне смысл жизни...
      Дорогая...
      Что мне этот мир без тебя?..
      Зачем мне этот свет без тебя?..
      Милая...
      Проснись...
      Я так хочу вновь видеть твои глаза и гладить твои волосы...
      Прикоснись к моему лицу...
      Вытри мои слезы...
      Поцелуй меня...
      Пожалуйста...
      Как же наши мечты?..
      Ведь мы о многом мечтали...
      Наш дом на опушке леса...
      Березка под окном...
      Первые слова нашего ребенка...
      Ты же обещала быть со мной всегда!!!
      Всегда!!!
      Почему, любимая, почему?..
      Нет!!!
      Нет...
     
     
     
      - Дмитрий, - отец строго взглянул на меня из-под пенсне и я сжался от этого строгого взгляда, - Дмитрий, запомни, настоящий мужчина никогда, слышишь, никогда не ударит и, тем более, не позволит ударить женщину. Это худший из позоров, которым может покрыть себя мужчина.
      - Я понял, отец... - робко кивнул я. Еще секунду отец буравил меня своим взглядом, потом глаза его смягчились, и он улыбнулся. Так, как умел только он. Мой дорогой, незабываемый, любимый Родион Петрович... Его сильные, но мягкие и всегда теплые руки подтянули толстое одеяло к моему подбородку, заботливо подтолкнули со всех сторон.
      - И никогда не оставляй женщину в опасности, - почти прошептал его бархатистый голос над моим ухом. Он чмокнул меня в щеку, и я вяло, борясь с закрывающимися глазами и наваливающимся блаженством приходящего сна, пробормотал одними губами:
      - Обещаю...
      Отец улыбнулся, нежно коснулся пальцами кончика моего носа.
      - Спокойной ночи, сынок...
      - Спокойной ночи, папочка...
     
     
      Мало ты моей кровушки попила, зараза, мало... Добил бы, чтоб не мучилась, и все. Да жалко. Обезьяна... Нет, ну какой талантище надо иметь, чтобы на моих глазах в тачку охотников въехать!
      Идиотка!
      Кретинка!
      Дурилка картонная!!!
      Меня передернуло от злости так, что позвоночник предостерегающе хрустнул. Твою мать. Надо было вообще подняться, отряхнуться и топать дальше. Джентльмен хренов! Рыцарь недотыканный! Защитник косорылый! Так нет же, вступился, отстоял, а потом еще и домой приволок... Ар-р-р-р... Ненавижу!
      Девушка лежала на диване, молчаливая и перепуганная, еще не отошедшая от увиденного, но явно уже перебиравшая в голове планы, как сбежать из дома монстряка. Я же, уже в личине продавца-консультанта, сидел рядом в кресле и сосредоточенно рассматривал огонек медленно тлеющей сигареты.
      Блондинка прижимала к разбитому, чудом не сломанному носу, мокрое полотенце. Медленно, морщась от боли, в пересчитанных качками-болванами ребрах, села, смешно задрав голову, спросила чуть дрожащим голосом:
      - Ты оборотень или из высших вампиров?
      Я поперхнулся дымом сигареты, яростно закашлялся.
      - Чего?
      - Боевой полутрансформацией обладают либо оборотни, либо высшие вампиры. Остальным это не под силу, - терпеливо объясняла она мне, словно ребенку, - Я бы узнала, но все произошло так быстро, что я не заметила ни структуры пластин защиты, ни узора спинного гребня, ни, тем более, завязи канатиков вокруг зрачка. Так кто ты?
      Теперь шок наступил у меня. Охуеть, ни встать.
      Сигарета прижгла пальцы, от неожиданности я бросил ее, опомнился, растоптал тлеющий фильтр прямо на ковре. Потянулся за второй, нечаянно сшиб стоящую на столике коробку из-под обуви, и на пол из нее с тихим звоном посыпались патроны. В довершение сверху на них тяжело бухнулся мой любимый ТТ.
      - Оборотень, - спокойно констатировала девушка, - У всех представителей этого класса на подсознательном уровне сильно развит инстинкт хищника, что само по себе естественно и приводит к любви к оружию...
      Теплый ствол ТТ уперся ей в лоб, предохранитель злобно щелкнул.
      - Кто ты? - прошипел я, уже не пряча клыки.
      - Волки не убивают в логове...- холодно сказала она.
      - Кто ты? - уже не голос, а полурык.
      Девушка хладнокровно улыбнулась, убрала полотенце с распухшего лица.
      - Ангел. Бывший ангел, а ныне просто человек.
      Памятный удар обухом между ушей был ничем по сравнению с ее словами. Ангел...
     
     
      Твоя могила...
      Могила, в которой сокрыто от глаз людей самое прекрасное создание в мире...
      Я был слеп...
      Почему я не понимал, насколько я люблю тебя...
      Теперь же...
      Ты та, кого я ждал...
      Ты та, кто была мне нужна...
      Ты та, без которой нет ничего...
      Прости меня...
      Прости...
      Прости...
     
     
      Парамон сидел на краю окопа, подобравшись, как старый воробей, нежно обнимал Калашников. "Прима", от которой он ни за какие деньги не отказался бы, как всегда торчала из плотно сжатых бескровных губ. "Афганка" покоилась под погоном, словно разрешая яркому солнцу греть коротко стриженный затылок. Безмятежность дня не нарушало ничто. Боев не было уже почти две недели, и мы тихо наслаждались миром.
      - Они есть, хотя многие и не верят в это, но много ли людей верят в нас?
      Я чуть наклонил голову, пряча глаза от полуденного солнца. Парамон любил рассказывать о Них.
      - Не знаю, что происходит у Них там, наверху, но случается так, что Они спускаются на землю, и живут среди людей. Крылья Они оставляют в облаках, и поэтому Их почти невозможно отличить от простых смертных.
      Я слегка прищурился, чтобы дым не щипал глаза. Голос у Парамона был успокаивающий, иногда даже убаюкивающий.
      - Я встречал на своем пути одну из Них. Она была самой прекрасной на земле, самой доброй и нежной, но Она вернулась на небеса. Это было почти двести тридцать семь лет назад, но я до сих пор помню ее поцелуи. С тех пор я никого не любил, и уже не полюблю никогда...
      Я криво усмехнулся, глядя в его мечтательные глаза. Врет, как обычно, выдумывает, чтобы доказать самому себе на закате лет, что жил не зря. А тогда, наверное, было много водки и проститутка, получившая наутро плату, и отправившаяся на поиски новых клиентов...
      Пронзительный свист в небе прервал мои мысли, слева люто ухнуло. Я бросился в сторону, упал за бруствер, нащупывая затвор. Где-то далеко впереди затрещали короткие очереди. От падающих вокруг пуль вверх взлетали маленькие фонтанчики песка, а с нашей заставы уже зло зарокотал крупнокалиберный пулемет. Парамон медленно нехотя поднялся, безразлично отряхнул задницу и с той же безмятежной улыбкой посмотрел на меня сверху вниз.
      - Ангелы все же есть...
      Я даже не успел обложить его матом, как он повернулся, и спокойно подняв автомат убитого первой миной солдата, пошел, лениво постреливая с двух рук навстречу наступающим.
     
     
      Ангел... Живой... В моей квартире...С пистолетом у лба...
      - Что тебе от меня нужно? - голос мой слегка подрагивал от напряжения.
      - Ничего. Прости за неудобства.
      Она встала. Я вскочил тоже, но пистолет опустил. Девушка смотрела в мои глаза чуть извиняющимся и в то же время глубоко безразличным взглядом.
      - Я не знала, что ты оборотень и не планировала тебя сбивать. Извини.
      - Да ладно, пустяки... - Я немного пришел в себя и скорчил неопределенную рожу, с сарказмом дополнил, - Ты обращайся, если что, ангел...
      Слегка прихрамывая, она направилась к двери. Удачи, девочка, удачи... Будь счастлива, ставшая человеком... В глазах поплыло. Я ухватился за подлокотник кресла, оказавшийся мокрым. Что происходит? Опасаясь самого веселого, я задрал край свитера, одетого по приходу домой. Попал-таки, скотина... Попал... По коленям ударил пол, и я, теряя сознание, начал заваливаться вперед. Уже сквозь густой и очень липкий туман почувствовал, как за плечи ухватились маленькие тонкие ручки.
     
     
      Мне снился Филигон, который все пытался сказать что-то, но лишь хлопал разорванным горлом. Его поддерживал Парамон, заволакивая и без того мутную атмосферу сразу тремя сигаретами, а сверху на меня смотрели мама и папа, спокойно улыбались. Кругом на четвереньках носились друг за другом трое братков-охотников, а дальше толпой стояли люди, чьи лица я смутно помнил. Но кто они, и где я их встречал? Память подсказать категорически отказывалась. Свет забрезжил, рождаясь из ниоткуда, прямо передо мною, а внутри...
      - Ну, здравствуй, ангел...
      Я открыл глаза. Теперь уже я лежал на диване без свитера и даже без футболки, но с тугим бинтом, перетягивающим грудь. Все-таки как хорошо, подумал я, что оборотни почти не чувствуют боль... Девушка сидела рядом, заботливо склонившись надо мной. В глаза мне бросился значительно разросшийся кровоподтек на ее скуле. Хотелось по привычке сказать что-нибудь едкое и насмешливое, но язык не повернулся.
      - Оборотни выносливы, но не настолько. Ты мог погибнуть.
      Забота? Ну и дура. Дурочка. Дуреха...
      - Я просто не заметил.
      Она улыбнулась, и мне тоже почему-то захотелось улыбнуться. Что это со мной? Да уж, серьезно меня зацепило...
      - Я испугалась за тебя...
      Приподнявшись на локте, попытался сесть, но она мягко положила мне руку на грудь и отрицательно покачала головой. Я застыл, а рука ее, горячая и миниатюрная, замерла поверх бинта.
      Что-то не так, как должно было быть. Абсолютно не так!
      Почему ее веки дрожат, а личико медленно, очень медленно опускается к моему лицу?
      Почему я поднимаю подбородок и подставляю свои губы?
      Как?
      Зачем?
      Наши губы встречаются, а в моей груди растет что-то бескомпромиссное и неведанное. Я хочу, чтобы этот поцелуй никогда не прекращался, я не хочу, чтобы она уходила от меня. Черт возьми, что происходит?!! Оборотни не чувствуют боли, оборотни не чувствуют страха, оборотни не умеют любить... Не умеют!
      Наверное...
     
     
      Ночь видит меня здесь...
      День видит меня здесь...
      Я не уйду с твоей могилы, как верный пес...
      Я буду охранять тебя...
      Милая...
      Дорогая...
      Нежная...
      Для меня нет этого мира...
      Он ушел следом за тобой...
      Он не вернется...
      Я не хочу этого...
      Без тебя все - просто могила...
      Да, я плачу...
      Мне больно...
      Прости...
      Прости...
      У меня не было души...
      Ты создала ее...
      Благодаря тебе я научился любить и понял, каково это - быть любимым и нужным...
      Я жил...
      Я любил...
      Рядом с тобой...
      Незабываемая...
      Единственная...
      Оставившая меня...
      Забери меня...
      Забери!!!
      Любимая...
     
     
      Лучина почти догорела, бросала на потолок причудливо изогнутые отблески. За окном избы тихо поскуливала собака, чуя вышедшего из леса медведя. Через второе, открытое окно, видно было печальное лицо подглядывающей Луны, а я по-детски наивными глазами следил за мамой.
      Она танцевала. Без музыки. Без слов. Белоснежное бальное платье с тихим шуршанием ловило прыгающие тени. Плавные движения самой красивой в мире женщины не могли не восхищать. Она плыла по воздуху, почти не касаясь босыми ногами пола, а в глазах ее горел призрачный свет прошлого. Маленькие губы дарили миру самую добрую на свете улыбку.
      Я боялся сдвинуться с места, чтобы вдруг, ненароком, не сбить маму с ритма, не разбудить ее ото сна дивных грез, что делали из ее тонких рук крылья. Зачарованный танцем, я прирос к широкой скамье и все смотрел, смотрел, смотрел... Она была так прекрасна, единственная в мире женщина, которую я боготворил...
     
     
      Солнце исхитрилось и забросило несколько лучиков в мою комнату. Они деловито пробрались по заваленному всякой ерундой столу, протопали по смятой постели и замели, не зная, прыгнуть ли на еще спящих людей.
      Да-да, именно на людей. Как ни странно, после этой ночи рядом с ангелом, я понял, как я хочу быть человеком. Простым, рядовым человеком, пусть и лишенным пьянящей свободы зверя, но сладостно загруженным тяжестью простых человеческих чувств. Счастье не в острых клыках и чудовищной личине, оно в умении любить и быть любимым. Она подарила мне это благо, и я бездумно согласился утонуть в глубине ее глаз. Огромных, чистых, апрельских...
      Она проснулась, едва свет нежно коснулся ее ресниц, сразу же открыла глаза и крепче прижалась ко мне.
      - Доброе утро, любимая...
      Она взглянула на меня чуть удивленно и благодарно, но промолчала, лишь счастливо улыбнулась. Еще немого мы нежились в теплой постели, потом она поднялась на локте и спросила:
      - Кофе хочешь?
      Тихо, просто и по-семейному...
      Я кивнул. Быстро чмокнув меня в губы, она поднялась и, медленно плавно покачивая бедрами, пошла на кухню. Она так прекрасна... Я залюбовался ею. Она не человек... И не ангел...Она - богиня...
      Крепкий горячий кофе приятно ожег горло, а я снова заворожено не отрывал взгляда от нее. Такая хрупкая, миниатюрная и теперь уже жутко дорогая, в небрежно накинутой на плечи моей рубашке.
      - А что с тобой могут сделать за тех охотников?
      - Кастрировать...
      - Ну, уж нет!
      Мы беззаботно рассмеялись, но что-то внутри у меня противно заскреблось. Охотники никогда и ни перед чем не останавливались...
      Громкий хлопок в прихожей оборвал наше веселье. Я услышал, как сорванная взрывом с петель входная дверь разбилась о противоположную стену. Мгновенно вскочив на ноги, я толкнул богиню к окну.
      - Этаж второй. Если что, прыгай и беги, я потом найду тебя.
      На ее милом личике застыло выражение ужаса.
      - Я найду тебя, ты станешь моей навсегда.
      Быстро, словно ударив, я сорвал с ее губ яркий поцелуй и метнулся из комнаты.
     
      Я старательно отбрасывал прочь дурное предчувствие, нам было хорошо, и я ни в коем случае не хотел прерывать это. Незаметно наш разговор перешел на мечты и желания. Деревянный рубленный домик вдали от цивилизации и веселое "ага" из тихо покачивающейся у печи зыбки. Мы смеялись и смеялись, но я все отчетливее понимал, что сделаю все, чтобы не расставаться с ней и исполнить все чего она захочет.
      - Ты выйдешь за меня замуж? - без предисловий.
      - Да, - без раздумий.
      Я долго целовал ее мягкие губы, и она отвечала мне. Потом из старого, стоящего неприметно в углу сундука на свет появилось свадебное платье моей мамы, с которым я никогда не расставался, храня его для той, которая окажется самой любимой и желанной. Навсегда. Она долго крутилась перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Она была так похожа на маму...
     
      В прихожей сквозь облако дыма и пыли мне навстречу шагнул неясный силуэт. Не рассматривая, я ударил его в грудь плечом, свалил на заваленный щепками пол и с удовольствием сломал привычным движением горло.
      Раздолбали мою квартиру - будьте довольны, а это вам на пряники. Я вскочил и с каким-то мазохистским наслаждением почувствовал предшествующую трансформации боль.
      Кто-то сильный очень быстрый ударил меня в переносицу. Я отшатнулся, понял, что нос мне, в который уж раз, сломали, а нападающий, теперь более-менее видимый, приближался осторожно, помахивая кистенем. Я перехватил цепь, когда он попытался нанести новый удар, дернул на себя и, поймав руками, сдавил в объятиях изо всех сил. Что-то хрустнуло, противник дико закричал, а я впился в его горло зубами. Бросил захлебываться кровью и двинулся дальше к выходу.
      От удара в голову в момент перевоплощения перед глазами все у меня плыло. Ненавижу это ощущение невесомости.
      На вешалке, чудом уцелевшей после взрыва, в одном из пальто была завернута американская винтовка М-16. Но сам я схлопотал пулю раньше, чем смог дотянуться до оружия. Мне пробили правое плечо, одиночным выстрелом. И выстрел был словно условным знаком. На лестнице было, как минимум пять охотников с полуавтоматическим оружием.
      Я успел снова отскочить за развороченный косяк. Они стреляли, не разбирая куда и не разбирая как. Град пуль рикошетил от стен, потолка, пола, превращая все пространство коридора в мясорубку. Еще секунда, и я стану зверем, но секунды нет. Если я умру, умрет и она - моя богиня.
      С оглушающим рыком загнанного зверя я подхватил из-под тумбы старинный, с узким лезвием на длинной рукояти, топор и одним прыжком выскочил на площадку и, закрыв глаза, бросился на охотников...
     
      Я люблю тебя, богиня...
      Очень...
      Мы будем вместе...
      Все равно будем...
      Я больше никогда не оставлю тебя...
      Обещаю...
      Вместе...
      Мы всегда будем вместе...
      И даже жизнь не разлучит нас...
     
     
      - Есть одно мудрое высказывание, Дмитрий, - если гора не идет к Магомеду, значит, Магомед сам идет к горе...
      - А если путь сложен?
      - Мужчина не должен бояться сложностей, сынок.
      - Так же, как и боли?
      - Да, ведь если ты не боишься боли и готов любым путем добиться своего - ты самый сильный человек в мире...
     
     
      Я вполз в комнату, оставляя за собой широкую полосу, нарисованную на грязном паркете моей кровью. Я хотел встать, подтянувшись на спинке кресла, но вспомнил, горько усмехнувшись, об отстреленной по локоть лапе и превращенном в муку позвоночнике. Жаль... Очень жаль... Глаза почти ничего не видели, один, быстро теряя зрение, неуклонно вытекал из глазницы. Ничего, заживет... Зарастет как на собаке...
      Моя богиня лежала на полу, раскинув руки и уперев взгляд в потолок. Подол свадебного платья лежал на ее ногах смятым узором, а фату так и сжимала маленькая ручка. Врывающийся в разбитую форточку ветер перебирал волосы моей богини, целовал тонкую шейку.
      Я лежал рядом и, медленно засыпая, смотрел в ее лицо. Прекрасное, светлое, любимое, мертвое. Мне так хотелось услышать биение ее простреленного снайпером сердца, но оно молчало... Мне так хотелось, чтобы она погладила мои спутанные от крови волосы, но она не шевелилась... Мне так хотелось, чтобы она была жива, но... Я заснул...
     
     
      P.S.
     
      Парамон наступил на мину в двадцати шагах от блокпоста. Я был на дежурстве на внешнем периметре и видел, куда он пошел, поэтому сразу же помчался к вздымающемуся облаку пыли. Старый оборотень сидел в образовавшейся воронке и плакал. Я упал рядом на колени, обхватил его плечи и прижал к себе.
      - Парамон! Парамонушка!! Ты как? Живой? Целый?!
      Он вздрагивал от рыданий, и я сам едва сдерживал слезы. Он всегда был самым удачливым в роте.
      - Парамон, не плачь, ты же живой! Живой!! Все хорошо!
      Он поднял на меня глаза, и я отшатнулся. Столько в них было боли и тоски.
      - Нет, - прошептал он. - Я уже давным-давно убит... Только вот... Моя любовь к ангелу... Я мертв, но я не могу уйти... Не могу... Любовь вечна...
     

21.02.2008 г.

Всем, кто потерял своего ангела, посвящается.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"