Солнечный свет сильно бил в глаза. Надо же было сесть прямо у окна. Но сегодня, и это было странно, вагон набился под завязку. Обычный субботний день, середина июля, куда столько людей решило прокатиться? Куда направлялся Алексей он понимал, а вот куда отправлялись все эти пассажиры нет. Он по привычке всматривался в лица и удивлялся тому, как многие (да практически все) устало ждут начала отправления поезда. Как будто все уже не один день были в дороге, хотя сели пять минут назад.
Алексей любил смотреть на лица, особенно тех, с кем предстоял трехчасовой путь от небольшого городка до столицы Урала. Самое странное, что никогда не попадались знакомые лица или хотя бы отдаленно узнаваемые, то есть возможно тут и сидели те, с кем он пересекался в свои девятнадцать, но узнать никак не мог. Как будто он жил в многомиллионном Китае, ведь в тысячном городе не может быть столько разных и не повторяющихся людей. Кто-то да должен попасться знакомый, но нет, никогда.
Вот женщина с двумя детьми, еще маленькими чтобы понимать, что происходит, а значит через полчаса они начнут кричать и плакать. Женщина попытается их безуспешно унять, но до конца пути всем придется смериться с неизбежным шумом. Мужчина средних лет, в костюме, наверное, какой-то ответственный работник. Едет в большой город с надеждой, которая так и излучает его лицо, он ничего не слышит и не видит, этот путь он и не заметит. Повезло. Несколько молодых людей, школьников, которые едут поступать в как им кажется престижные вузы. Зачем им это, думал Алексей, все равно умнее не станут, да и что плохого в маленьких городах. Остальные - бабушки и дедушки, едущие видимо в свои любимые огороды. Алексей любил работать на даче, но только тогда, когда сам хотел, без обязательств и нравоучении.
Вагон 'пронулся' и это подходящее слово. Этот первый толчок напоминает прыжок. Когда в детстве маленький Леша попытался перепрыгнуть через канаву, его толкнул в спину друг и так сильно, что показалось будто внутренности вылетят наружу. Вот и первые движения вагона напоминают этот толчок в спину. Но потом усыпляющим качанием все приходит в норму. В окне уже перестали показываться дома и начались поля, потом деревья. Солнечный свет пока проезжали поля бил, не щадя, прямо в глаза, даже если их закрыть. Когда начались деревья стало даже хуже, потому как лучи появлялись неожиданно и невозможно предугадать, когда они появятся снова, чтобы закрыть глаза. А отворачиваться от окна не хотелось. Внутри вагона, как будто в желудке кита, люди начали свои ритуалы: у кого еда в фольге, кто-то начинает кашлять, дети начинают догадываться что поездка окончится не скоро и многое другое, все то за что мы любим поезда. Это было каждую поездку, каждый раз, некоторые нюансы изменялись, чего-то не было, а иногда было все сразу, но было каждый раз, в любую погоду и в любое время.
Чтобы всего этого не видеть, да и к тому же духота в вагоне уже грозит головной болью, Алексей решил выйти. Он всегда садился у окна, чтобы смотреть в окно, но видимо не сегодня. Он пошел в прохладный тамбур. Там хоть и курят, зато людей нет.
Единственное неудобство - это тяжелая сумка. Тащить ее приходится двумя руками и постоянно смотреть, чтобы не ударилась не обо что. Сумка в принципе не боится ударов, крепкая, ее сшила подруга Алексея на день рождение из какой-то старой куртки. Но содержимое было очень ценным, для большинства сидящих в вагоне так конечно не казалось, но для него и может еще пары десятков человек в городке это было очень дорогим хобби. А для самого Алексея еще и прибыльным. Виниловых пластинок в сумке было штук десять, еще множество переписанных с пластинок магнитофонных кассет и пару журналов на иностранном языке. Все это добро он вез в город, на 'тучу', чтобы продать или обменять, купить что-то новое и продолжить этот круг музыкального бизнеса.
Музыку, между прочим, Алексей тоже любил. У него был проигрыватель 'Вега' и отличные, по мнению многих друзей, колонки с чистым звуком. AC/DC, Metallica, Manowar, Kiss, Helloween и многие другие команды с далекого континента Америка. Музыку, которые играли эти ребята он не понимал (не знал нот, не умел играть на инструментах), о чем поют тоже было не понятным, но этот дух. Ни на что не похож, такого не было нигде, это было запрещено повсеместно. Купленные на рынке пластинки сами по себе были какими-то особенными и выбирались в основном по ярким картинкам на обложках, количеством разворотов этих обложек и качеством винила. Но за качество можно было не переживать, проигрыватель 'читал' любые волны и даже если пластинка была жутко гнутая, игла справлялась на ура. А вот цену можно было сбить приличную.
В тамбуре уже было накурено. Старик как раз выбрасывал бычок в щель между вагонами, когда Алексей завалился в помещение и даже немного задел его острым углом сумки.
- Ой, извините...
- Да ничего!
Поставив тяжелую сумку в угол тамбура, Алексей достал сигарету. Старик так и стоял возле открытой двери и смотрел на него. Алексей предложил сигарету, старик не отказался.
- Как думаешь, сколько человеку нужно никотина, чтобы наконец накуриться? - спросил старик, наконец прикурив от спички.
- Эмм... Сколько?
- Две остановки.
Помолчали.
- Еду на дачу, - продолжил старик, - она у меня в соседней деревне.
Он горько затянулся.
- Я болтун, ты уж прости, но тут нечем заняться, а поговорить мне не с кем.
- Да ничего, продолжайте, - Алексей и в правду хотел послушать, так как любил в детстве разглагольствования деда, да и действительно скучно.
- У меня там цветы. Много всяких разных, знаешь, желтые, белые, коричневые, темные, светлые. Они многолетние, да и уход им особенный не нужен, но я все-таки люблю к ним съездить, полить, подрезать лишние отростки, собрать сломанные и опавшие цветы. Когда жена была еще, сажали там картошку, морковку, помидоры, теперь уж я один, сил нет, да и не люблю это все, а вот цветы другое дело. Ничего им не нужно чтобы цвести, но и не дают конечно полезного взамен. Даже когда умру, цветы останутся и дальше будут радовать, но только тех, кто увидит их. Пытался внуков возить, да им скучно там. Это правильно что скучно, молодые еще.
Старик сходил в открывшийся наконец туалет. Проводница, быстро заглянув что происходит в ее владении, что-то ядовито прыснула, но ушла. За окном все также светило солнце, Алексей все также стоял в тамбуре, облокотившись о железную стенку вагона и ждал своего соседа.
- Так вот, еще у меня там три сосны, я их сам посадил еще давно. Как не странно, они все разные. У каждого свои характер, от этого они разных размеров выросли и по-разному реагируют на погоду. Они меня защищают, опасно, знаешь, ночами бывает. А они такие высокие, могучие, под ними не страшно. Хочу, чтобы меня возле них, ну понимаешь, оставили.
Старик еще что-то говорил, иногда переходя на шепот, как будто чего-то стесняясь, спрашивал, что в сумке. Узнав о пластинках, улыбнулся и попросил показать их. Разглядывал обложки, спрашивал названия и удивлялся как ребенок. Странно было, ему было действительно интересно и как будто даже радостно, что мир живет и придумывает новое. Ему как будто становилось спокойнее от мысли, что музыка жива хотя и в таких формах. Приближалась какая-то остановка, Алексей не помнил, как она называется. Посреди поля. Старик засуетился и побрел к выходу в соседний вагон, улыбнулся, а когда слез с лесенки помахал на прощание. Алексей еще раз закурил и уставился в окно. До города еще долго. На обратном пути надо будет купить маме цветов.
20 лет спустя
Алексей стоял у машины и медленно курил, пока его сын ходил узнавать сколько еще времени толпа будет забивать собою клуб. Алексей давно уже бросил музыку и пластинки. Вообще-то не бросил, молодая жена вынудила продать проигрыватель и все остальное, чтобы съездить на Черное море. Она была беременна сыном.
И вот, спустя много лет, он купил Алексею билет на концерт какой-то группы из Германии. А ведь Алексей никогда не был на таких мероприятиях, кроме может дней города, но там выступали в основном местные коллективы. Ничего общего, хотя сравнить пока сложно.
Алексей практически докурил, когда увидел, как сын машет ему возле уже пустых дверей клуба. Все зашли, и нам пора.